Текст книги "Сумерки (СИ)"

Автор книги: Корсар_2

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 67 страниц)

Дик схватил меня за руку, и пока его друзья с одобрительными возгласами лапали пузатый сосуд с похожей на фуражку крышкой, он уже тащил меня прочь, к знакомой лестнице на второй этаж.

Около лестницы было немногим темнее, чем в остальном клубе, зато музыка тут звучала тише, и отлично различались характерные звуки – кто-то кого-то там явно трахал. Судя по всему, места под лестничным пролетом всем не хватало, и две группы устроились прямо на виду. В углу копошились четверо. Насколько мне удалось различить, один, полуголый, стоял раком и сосал член лохматого парня в блестящей куртке, в то время как другой, едва спустивший штаны, жарил его в задницу. Четвертый, в белом свитере, беззастенчиво дрочил поблизости, явно ожидая своей очереди. Еще двое трахались прямо у ступенек. Причем тот, что поменьше – кажется, это все-таки была девчонка, хотя я не уверен, – держался за перила, и как раз когда мы подошли, его вырвало практически нам под ноги. Глаза у нее были совершенно невменяемые, на лицо свисали мелированные сальные прядки. А пристроившийся к ней сзади парень с крупной серьгой в ухе даже не приостановился, продолжая резкие движения бедрами.

– С ума сойти, – выдохнул я, когда мы обошли эту вакханалию и поднимались наверх – перила ритмично покачивались под всхлипы и постанывания, несущиеся нам вслед. – Ей же плохо! А он…

– Ему. Это транс. Под винтом похрену на все. А кончить можно от одного прикосновения. Ну, по первости. Потом сложнее. Но ебаться хочется невыносимо, – поделился Дик как само собой разумеющимся. – Все равно где, все равно с кем и в каком количестве.

– Что, и ты?.. – повернулся я к нему.

– Было дело, – согласился Дик.

Я даже остановился, но Дик за руку уволок меня дальше.

И пока он возился, открывая комнату, мне стоило большого труда отогнать от себя картинку, в которой несколько безликих парней по-всякому вертели и трахали обдолбанного Дика. Я даже зажмурился, сжимая кулаки. Вот так вот он и живет? Это для него – норма?

Дверь распахнулась, и Дик втянул меня внутрь.

– Наконец-то, – выдохнул он и щелкнул замком. – Ты же подготовился, правда? – повернулся он ко мне.

Мне пришлось покачать головой. Из-за всех треволнений с матерью у меня совершенно вылетело это из головы.

– Черт! – с досадой сказал Дик. – Я уже больше не могу, – он принялся стаскивать с себя куртку, потом рубашку. – Давай тогда сначала ты меня, а потом уже в ванну, ладно?

Под кожаными брюками на нем ничего не было. Снова. И меня резануло – это, выходит, у него такая рабочая форма одежды для клуба, что ли? Чтобы быстрее и удобнее было дать очередному любовнику?

– Дэн, ну ты чего застыл? Не разделся даже, – Дик удивленно обернулся – совершенно обнаженный, ничуть не стесняясь.

Я закрыл глаза и спросил:

– Как ты так живешь? Как ты так можешь?!

А когда открыл – меня встретила злая издевательская ухмылка:

– Никак противно стало, Арчер? Не одобряешь развлечения золотой молодежи? Чистоплюй, значит? А мне вот, ты знаешь, иногда не противно в грязи изваляться. Наоборот – даже хочется. И если ты меня сейчас не выебешь – я спущусь вниз и найду себе пару на вечер. А то и тройку. Без проблем.

Каждое слово гвоздем пробивало мне сердце. Я почти физически ощущал, как они, эти гвозди, входят в мягкие и податливые стенки, и кровь толчками выплескивается куда-то внутрь.

Надо было развернуться и уйти, бросив его здесь, посреди освещенной одной лампой убогой комнаты с широкой кроватью и покосившейся тумбочкой. Надо было. Но я шагнул вперед и сжал его плечи – горячая кожа почти обожгла пальцы.

– Обещай мне, – сказал я, – обещай – никогда такого больше не будет. Ну, как там, рядом с лестницей. Под винтом или чем еще. Обещай! Я не могу, я… Обещай!

Зелено-карие глаза оказались прямо передо мной – я не видел больше ничего, кроме них и длинных черных ресниц – почти девчачьих.

– Я сдохну, если ты не пообещаешь… Дик!

Он, наверное, хотел промолчать. Или пожать плечами – не знаю. Но потом почему-то отвернулся и хрипло буркнул:

– Ладно.

– Обещай, Дик. Пожалуйста! Я не могу, не хочу так, – я потряс головой. – Никогда. Только не ты! Не надо!

– Хорошо, обещаю, – он повернул лицо ко мне. – Если это для тебя так важно… Мы трахаться сегодня будем?

– Да, – ответил я, – да, сейчас, – отпустил его и принялся торопливо стаскивать одежду.

Изнутри меня по-прежнему колотило. И ни черта не стояло.

Но когда мы оказались в постели, и я увидел этот его шрам… В общем, дальше все пошло почти как полагается. Почти – потому что, кажется, в этот раз я брал его с еще большим отчаянием, чем обычно. И целовал – взахлеб, не успевая переглотнуть воздуха. Губами и языком дотрагивался везде, где можно и нельзя, гладил пальцами, терся лбом и носом, но мне было мало – хотелось еще две руки, два рта, два языка, чтобы ласкать его во всех местах одновременно. Я словно старался стереть с него чужие прикосновения, взгляды, чужую похоть, чтобы он понял: это не то, что ему нужно. Совсем не то.

Говорить мне было некогда. И только однажды, когда Дик потянулся выключить лампу, я его остановил:

– Не надо.

– Желаешь видеть меня во всей красе? – хрипло, возбужденно рассмеялся он, послушно роняя руку обратно.

– Да, – кивнул я, – желаю.

Я не мог объяснить, что мне страшно оставаться в темноте – пусть и рядом с ним.

И когда его сфинктер сжался вокруг моего члена, а Дик наклонился ко мне, упираясь руками в плечи – я вскрикнул от острого наслаждения и дернулся вверх, стараясь войти как можно глубже. И выгибался, и бился под ним все время, что он восседал на моих бедрах, приподнимаясь и опускаясь – то медленно, дразня, а то отдаваясь с удвоенным пылом. И пусть это мой член был в нем, а не наоборот – именно Дик вел сегодня, именно он выбирал. А я мог только просить. И ничего – требовать.

Обратно нас тоже отвозил Тэд. Но я почему-то так устал, что не сопротивляясь устроился у Дика на плече и всю дорогу сопел ему в шею, почти засыпая. И попрощался довольно вяло, даже помня, что мы расстаемся на все выходные.

А дома упал на диван и заснул почти мгновенно, хотя думал, что буду долго ворочаться и размышлять.

68.

Вечер оказался каким-то неправильным. Дэн вообще временами вел себя странно, не только сегодня. Сидя в машине, мягко летевшей по шоссе, я вдруг подумал, что совсем Арчера не знаю – чем он живет, что ему интересно. Секс – понятно, а во всем остальном? И главное – а хочу ли я о нем все это знать? О его привычках, что Дэну нравится, а что нет.

Никогда меня не интересовал внутренний мир моих любовников – ни постоянных, ни разовых. Какая мне разница, что делает Люк в свободное от меня время? Да никакой. То есть я знал, что он работает в оранжерее и в саду, спит с маминой горничной и любит заглядывать в свободные дни на ипподром. Про см-игры он сам мне как-то в постели ляпнул, по личной инициативе, я не спрашивал.

Подумав, я решил, что о Дэне все же хочу знать больше. В досье Тэда, которое я, само собой, прочитал, не было ничего интересного. Я за время наших отношений с Арчером выяснил больше. Но в общем и целом он все равно оставался для меня загадкой. И вот такие взбрыки, как сегодня, меня просто повергали в легкий ступор.

– Самолет в два часа ночи, – сказал Тэд, глядя на меня в зеркало заднего вида. – У тебя будет время поесть, вымыться и переодеться. Постарайся сделать все быстро, чтобы не заставлять мать нервничать.

– Как будто можно опоздать на собственный самолет, – я достал пачку сигарет, приоткрыл окно и закурил. – Ты не в курсе, там что-то интересное, кроме приемов, прогулок на лошадях и бала планируется?

– Понятия не имею, – Тэд нахмурился. – Твои интересы с интересами родителей несколько расходятся. Надеюсь, мне не придется тебя вытаскивать из очередного притона.

Я хмыкнул, но промолчал. В отличие от Римона, ночные клубы Мессалины мне были не слишком известны. Тем более такие, где можно потрахаться с парнями. Наверняка они имелись, но вот отыскать их в городе, где располагалась резиденция Императора, было проблематично. Это у нас полиция закрывала глаза на подобные забавы, а в Мессалине имелось особое подразделение нравственности, занимающееся отловом не только проституток, но и геев, причем охотились они вместе с церковными дружинами. Попадать в лапы блюстителей веры и морали мне не хотелось.

В аэропорт мы успели вовремя. Отцовский шестиместный «Фалькон» уже прогревал моторы у выхода для частных самолетов. Мы поднялись по трапу – мать, я, Тэд и Конрад. Взлет нам разрешили почти сразу, и я вжался в спинку сиденья, стараясь подавить подступающую к горлу тошноту. Вот насколько я любил байки – настолько ненавидел самолеты. Не то чтобы боялся высоты, но ощущать себя кусочком плоти в железной скорлупке на высоте в несколько тысяч футов было невыносимо. И хотя полет в Мессалину вместе со взлетом и посадкой продолжался чуть больше часа, каждый раз он выматывал меня так, словно я летел сутки. Если бы не мать, я потребовал бы у стюарда виски или водку. А так приходилось терпеть и надеяться не выблевать в бумажный пакет поздний ужин.

Из окон нашего особняка были видны огни императорского дворца. Его строили как крепость, и он так и выглядел снаружи – неприступной крепостью с высоченной каменной стеной, рвом и подвесными мостами на цепях. От этой громадины у меня всегда дух захватывало, такая она была мощная, мрачная и величественная. Я был на приеме во дворце один раз и до сих пор не мог забыть огромных залов с каминами в два человеческих роста, роскошными драпировками на стенах, канделябрами, портретами, сияющими люстрами и витражными окнами. Понятно, что никто мне не позволил бродить там, как по музею, я увидел только крохотную часть дворцового комплекса: зал для приемов, бальный и столовый залы. Тогда мне в голову не приходило сравнивать эту роскошь с чем-то еще. Сейчас же я сидел на подоконнике своей спальни в нашем особняке – бывшем баронском замке со сторожевой башней в правом крыле, персональной часовней и парком вокруг – и не мог отделаться от мысли о домике Дэна, где было всего три маленьких комнаты и тесная кухня. А в спальне помещались только скрипучий старый диван, одежный шкаф, книжная полка и стол с лампочкой. И на стенке висел мой портрет.

Хотелось туда, под бок к Дэну. Я выкинул окурок в окно, соскочил с подоконника и залез под одеяло.

Когда я открыл глаза, стрелки часов переползли за полдень. В комнате было тихо и как-то удивительно светло. Я встал, закутался в одеяло и подошел к окну.

В парке лежал снег – первый в этом году. Неправдоподобно крупные хлопья медленно летели по воздуху, прилипали к стеклу и таяли, скатываясь вниз прозрачными каплями.

Я подумал, что в Римоне никогда не бывает зимой снега – только отвратительный холодный дождь. Да и в Мессалине снег дольше двух-трех часов не держался, расплываясь мокрой грязной жижей. И еще подумал, как было бы здорово на Рождество взять Дэна и укатить на недельку в Сорто, на горнолыжный курорт.

Подумал – и вздохнул. Не будет у нас с ним никакого курорта на Рождество. А если я туда и поеду, то с невестой и целым штатом охраны и прислуги. И будут за нами там бдеть не хуже, чем за золотым запасом Бернии. Мать весь полет рассказывала мне, как я теперь себя должен вести, с кем общаться и как выглядеть. А после Нового года отец обещал перевести меня из «Маллет-Рей»…

Я еще раз вздохнул и отправился умываться. В ванной почему-то вспомнилось странное поведение Дэна в клубе. Я никак не мог понять, с чего его вдруг так перекорежило. Конечно, далеко не всегда я использовал в клубе резинки, особенно если был сильно пьяным или накурившимся. Но до сих пор, слава Богу, никакой заразы не подхватил. Даже триппера. Собственно, я вообще не видел никакого особенного криминала в веселом клубном трахе. А под кайфом так и вообще все было классно. Наверное, нужно было напомнить Дэну, как он сам тащился, когда его Вик под той же лестницей за яйца держал.

Завтракать – или обедать уже? – мы отправились в ресторан «Валентино». Соответственно, пришлось надевать приличный костюм и идиотское длинное модное пальто. Хорошо хоть волосы за два месяца отросли до почти пристойной длины, а то бы я дико выглядел в костюме от «Моран-Моран» и с уголовным «ежиком» на башке.

Мать, как обычно, заказала какую-то экзотику, жидко размазанную по огромной тарелке. Ну не размазанную, конечно, но все равно: ломтик справа, кусочек слева, прозрачная гренка, кучка травы и ложка какого-то желе. Причем стоило это раз в пять дороже моего стейка. Никогда не мог понять, какое в такой еде можно находить удовольствие. Ну разве что от осознания запредельной цены. Лично я предпочитал мясо в любом виде. Хоть в бифштексе, хоть в гамбургере, без разницы.

До вечера мать таскала меня по бутикам, так что к пяти часам я уже готов был взвыть от тоски. Отец собирался приехать прямо во дворец – дела-дела, – но я подозревал, что ему просто неохота вылезать из постели своей любовницы и сопровождать законную супругу в ее метаниях по модным магазинам. Так что эта честь опять выпала мне.

Нет худа без добра – пока мать в ювелирном бутике перебирала колье и подвески, я выбрал для Дэна классный браслет. Достаточно неброский, чтобы не выглядеть вызывающе, и достаточно элегантный, чтобы не казаться дешевкой. С черными вставками какого-то камня и пластиной для гравировки. В общем, я и сам бы такой носил с удовольствием, но у меня дома по коробкам уже несколько валялось. Мать с отцом чуть ли не каждое Рождество в последние несколько лет дарили всякую вычурную супердорогую хрень. Только я редко такое надевал, разве что по требованию предков. А обычно таскал на запястьях всякие дешевые феньки и простенькие электронные часы, подаренные мне на десятилетие Тэдом. Мои первые собственные часы.

С Хэчбенксами мы встретились у ворот крепости. Понятно, что с ними об этом договорились мои предки – чтобы мы с Саломеей рука об руку вошли в зал. Сегодня она была в темно-бордовом бархатном платье с низким декольте. На длинной шее остро поблескивало гранями рубиновое колье. Волосы были забраны в высокую прическу, открывая аккуратные ушки с длинными серьгами.

– Красивый гарнитур, – негромко сказал я ей, холодно глядя на засуетившихся папарацци. – И тебе очень идет этот цвет.

Она повернулась ко мне, растянув в улыбке перламутрово блестевшие губы.

– Надеюсь, ты не собираешься признаваться мне в любви, Лернер? Это было бы самым большим разочарованием сегодняшнего вечера.

– Даже не собираюсь, – ухмыльнулся я, предлагая ей руку. – Но я бы с удовольствием задрал тебе юбку и трахнул в каком-нибудь темном месте. Правда, боюсь, ты не оценишь прелести подобной экзотики.

Она неожиданно глубоко задышала, словно представила нас вдвоем за тяжелой, скрывающей от посторонних глаз портьерой. Да я и сам почувствовал приятную ломоту в яйцах от подобной картины: бал, смех, звон бокалов – и Саломея, которую я поставил раком, отгородившись от всех пыльной тканью.

– Не мечтай, – процедила она. – Только после свадьбы. Я не настолько глупа, чтобы раздвигать перед тобой ноги сразу после помолвки.

– Собираешься в соответствии со старинными обычаями вывесить в окно после первой брачной ночи окровавленную простыню? – хмыкнул я.

Она порозовела, но тут церемониймейстер прокричал наши имена, и мы с Саломеей под вспышки фотокамер вошли в бальный зал следом за родителями.

Честно говоря, сегодня было все еще скучнее, чем в прошлый раз. Государь милостиво ущипнул за щеку довольную Саломею и назвал ее «племянницей», меня же снисходительно похлопал по плечу, велев стать образцовым мужем. Затем перекинулся парой слов со своим братом и принялся обсуждать что-то с моим отцом. Баронесса Сурдок и моя мать тоже удостоились монаршего кивка и, счастливые, присоединились к сплетничающим дамам.

В соседнем зале играла музыка, и я предложил своей невесте тур вальса. После чего отвел к диванчику у стены, где она, разумеется, пробыла ровно пять секунд, тут же умчавшись танцевать с очередным кавалером. Кажется, это был тот самый кузен, который отказался на ней жениться. Я подавил зевок и направился искать курительную комнату или хотя бы открытый балкончик.

Просто удивительно – сегодня был праздник, день основания Мессалины, а прием во дворце оказался нудным, как урок биологии. Никаких костюмов, масок, веселья – ничего. С балкона я видел фейерверки в городе, горевшие тут и там костры. Крепостная стена мешала, но все равно даже сюда порывы ветра доносили взрывы смеха и обрывки музыки. Так что я, прикуривая сигарету от сигареты, отчаянно завидовал людям, имевшим возможность просто от души веселиться. Если бы я остался в Римоне – вытащил бы Дэна из его кабака, и мы сейчас отжигали где-нибудь в центре.

– Скучаешь?

Я повернул голову.

Рядом со мной стоял высокий, великолепно одетый мужчина лет тридцати-тридцати пяти. Судя по геральдической звезде на лацкане, один из членов императорской семьи. Впрочем, у Государя имелось до черта всяких ненаследных кузенов и кузин, в свою очередь нарожавших монарху уйму таких же ненаследных племянников и племянниц. Титулы у них были мелкие – всякие там баронеты, денег, как правило, тоже не водилось. Зато они обожали цеплять вот такие пурпурно-золотые звездочки с профилем Императора, свидетельствующие о родстве – иногда настолько дальнем, что о нем знали одни герольды.

– Тоска, – честно ответил я. – Куда ни ткнись – говорят или о политике, или о финансах, или просто сплетничают.

Он рассмеялся – негромко и как-то бархатно, словно в горле перекатывались мягкие шарики.

– Так шел бы танцевать.

Я пожал плечами.

– Не люблю официальные танцы. И не очень умею.

Он снова рассмеялся.

– А что ты любишь и умеешь?

Я развернулся, опираясь локтями на каменную ограду балкона. Окинул собеседника взглядом с головы до ног. Он выглядел породисто – как жеребец хороших кровей. Высокий, поджарый, с длинными, не по моде, светлыми волосами до плеч. Цвет глаз я рассмотреть не мог – лицо мужчины скрывалось в тени, но улыбку видел.

Не то чтобы я много выпил за вечер – так, перехватил с подносов лакеев пару бокалов с вином. Но алкоголь наложился на раздражение, от невыносимой скуки хотелось сделать что-нибудь этакое, и я процедил сквозь зубы:

– Люблю гоняться на байке, курить траву и трахаться.

– Ого! – весело удивился мужчина. – Смелое признание. Ну найди себе тут какую-нибудь дамочку из фрейлин, заведи в темный уголок и получай удовольствие. Не сомневайся, не откажут. Здесь редко отказывают молодым сексуальным паренькам.

То ли я все-таки выпил много, то ли на меня подействовало, что он такой веселый и совсем не сноб. Я фыркнул и повернулся к нему спиной. Сказал в темноту, расцвеченную взлетающими фейерверками:

– Предпочитаю фрейлинам конюхов. Или грумов.

На мгновение стало тихо. Я почти пожалел о своей выходке – ляпать о своих предпочтениях первому встречному, да еще во дворце, уж точно не было хорошей идеей. Но тут ко мне несильно прижались сзади, и мягкий голос прошептал над ухом:

– Только конюхов и грумов? Не мелковато ли для сына одного из самых богатых людей Бернии? Может быть, тебя устроит один из ненаследных принцев? Меня зовут Саймон.

И не успел я прийти в себя от изумления, как меня довольно резко развернули и поцеловали – жестко, так, что тут же треснула нижняя губа.

Почему я считал, что в императорском замке сплошь огромные залы? Оказалось, здесь имеются и крохотные комнаты. Или не комнаты – скорее, ниши, отгороженные от каменных коридоров тяжелыми гобеленами. Достаточно вместительные, чтобы там могли встать или даже лечь два человека.

Хотя, конечно, ложиться на ледяной пол мы не собирались. Саймон просто ткнул меня носом в стену и бесцеремонно дернул за пояс. Чисто для вида я толкнул его локтем в бок, но не слишком агрессивно. А он в ответ укусил меня в шею – тоже исключительно для того, чтобы обозначить намерения.

В нише было темно, очень тихо и очень душно. Мы больше чувствовали друг друга, чем видели, и это дико возбуждало, причем не только меня. Саймон даже не пытался быть нежным, все его действия кардинально противоречили утонченной внешности, но меня удивительным образом заводила эта грубость. Упираясь в стену ладонями, я только глухо постанывал и едва ли не сам насаживался на длинный тонкий член ненаследного принца. Честно говоря, слишком уж длинный. Временами мне казалось, что он достает чуть ли не до печени, и я шипел, невольно вжимаясь в холодный камень лбом. Саймон жестко тискал меня между ног, сжимал в пальцах головку, ставшую болезненно-чувствительной, и глухо порыкивал мне в затылок при каждом движении.

Время не остановилось, но стало томительно-замедленным, тягучим, словно кленовый сироп. В висках и в горле колотилась кровь, сердце то останавливалось, то начинало прыгать между ключицами и животом. А потом свалилось вниз и там лопнуло.

Я замычал и прижался щекой к стенке. Саймон задвигался размашистее, распластывая меня по камню, и неожиданно хрипло и тихо закричал, прижимаясь грудью к моей спине.

Отдышавшись, я вывернулся из его рук, нагнулся, натягивая трусы и брюки. Думать о том, в каком виде мы выползем из чертовой ниши, не хотелось. Саймон неожиданно обнял меня, нащупал влажными пальцами губы, погладил нижнюю.

– Твоей невесте не повезло.

– Твое какое дело? – буркнул я, пытаясь высвободиться. – Деловой союз секса не подразумевает.

Он опять засмеялся – сыто, как обожравшийся кот. И поцеловал меня куда-то в висок. Я отпихнул его и выбрался из-за гобелена. Осмотрел одежду при свете и направился в мужскую комнату – приводить себя в порядок.

Зеркала отразили мою недовольную физиономию с красной полосой на щеке – там, где я прижимался к неровному камню. Смокинг на первый взгляд выглядел терпимо. Я оттер с брючины носовым платком потек спермы, пригладил мокрыми ладонями волосы и умылся. А потом только сообразил, что Саймон утащил меня подальше от набитых гостями залов, иначе я бы точно на кого-нибудь наткнулся. И очень удачно выбрал нишу практически рядом с туалетом.

Похоже, не первый раз он так развлекался.

Оставшееся до отъезда время я провел в одиночестве. Выходил курить, глазел в окно и на танцующие пары, таскал с подносов то бокалы с вином, то тарталетки, снова выходил курить – в общем, изводился от скуки. Пару раз видел в толпе Саймона – он вальсировал с какой-то девицей, закатывающей глаза в ответ на каждую его фразу. При свете он, пожалуй, выглядел еще лучше, чем в полумраке балкона и темноте ниши, но секса мне уже не хотелось. Внутри немного побаливало, и чувствовал я себя некомфортно.

Так что при одной мысли о завтрашней прогулке на лошадях с невестой меня передергивало. То есть я любил ездить и на лошадях тоже, но не с растраханной задницей.

Саломеи, кстати, нигде не было видно. И я мрачно ухмыльнулся, представив ее в каком-нибудь темном углу с кузеном. Гордыми заявлениями «только после свадьбы» я не обольщался. Это со мной после свадьбы, потому что мне насрать. А за кузеном она полетела, как ласточка.

К концу бала я довольно сильно захмелел и мечтал уже только о горячей ванне и постели. Так что когда меня нашел лакей и предложил спуститься в холл, очень обрадовался. Мать посмотрела недовольно, отец осуждающе покачал головой, а я в ответ сделал морду кирпичом. Они прекрасно знали о моей нелюбви к светским приемам, так что нечего корчить удивление и укоризну.

В машине я уснул, и Тэд еле-еле растолкал меня, когда мы, наконец, добрались до особняка. Он же проводил меня в спальню, помог раздеться, повздыхал над испачканным бельем и обтер влажным полотенцем. Все это я чувствовал сквозь тяжелую дремоту, но все же нашел в себе силы ухватить его за руку и пробормотать «спасибо» прежде, чем окончательно отключился.

69.

Мне всегда нравилось, что по выходным «Сан-Патч плейс» открывался поздно. Если в будни Марта и Джоуи обязаны были находиться на рабочем месте с девяти, чтобы в половине десятого распахнуть двери кафе для посетителей, то в субботу и воскресенье открываться раньше двенадцати никакого смысла не было – клиенты все равно не шли.

Поэтому я прекрасно выспался, встал, позавтракал, поздоровался с сонной матерью, выяснил, что сегодня после похода в муниципалитет они собираются заночевать у Сильвера, чтобы заодно собрать его вещи и перевезти со съемной квартиры к нам, и не торопясь отправился на работу.

И все было как всегда, за исключением того, что время от времени я ловил на себе любопытные взгляды хозяина, а сам испытывал мучительное чувство дискомфорта и ненастоящести. Как будто в действительности должен быть не тут. Как будто здесь все нарисованное, временное, как декорации в театре. Наверное, слишком свежи были воспоминания о прошлой субботе, которую я провел с Диком в пансионе, а не здесь.

Но, сгребая в мусор чужие объедки и смывая жир с тарелок, я не сомневался, что это скоро пройдет. Ведь как раз здесь и была моя реальная жизнь. А вовсе не в мире Ричарда Лернера.

На следующее утро я проснулся поздно. В кухне меня уже ждали, чтобы начать маленькое семейное торжество. Я ни секунды не сомневался, что дождаться моего пробуждения потребовал именно Сильвер – мать бы нисколько не постеснялась про меня забыть. Но в результате мы совсем неплохо посидели втроем, чаем и тортом отмечая создание четы Дугласов.

– Жаль, моя мама не дожила, – вздохнул Сильвер и погладил мать по плечу. – Ты бы ей обязательно понравилась, Раби.

Мать совсем по-девчоночьи зарделась.

Я поражался, насколько она менялась рядом с Сильвестром. Или я просто не помнил те времена, когда у них с отцом все было хорошо? А, может, с отцом она никогда и не была такой.

Интересно, а я тоже рядом с Джоуи был одним, а с Диком – другим? Или это чисто женское качество?

Мысль о Джоуи плавно привела меня к сегодняшнему рабочему дню. Кажется, я по-прежнему не был готов с ним встретиться. Не представлял, как себя вести, о чем говорить. Оставалось надеяться, может, он сам, как в прошлый раз, подскажет манеру поведения. Хотя я сильно сомневался, что она мне понравится, учитывая наше последнее расставание.

– Сильвестр, – спросил я, пытаясь отвлечься, – а кем была твоя мама?

– Учительницей, – охотно откликнулся он. – Всю жизнь преподавала историю. Даже когда вышла на пенсию, у нее постоянно толпились ученики. Я достаточно получал, ей не надо было работать, но она не могла просто так расстаться с детьми, поэтому репетиторствовала бесплатно. Я ее очень любил. И совсем уж по-черному запил именно когда мамы не стало… – он примолк, а моя мать ласково положила руку ему на предплечье. Сильвер повернулся к ней. – Раби, съездишь со мной на кладбище?

– Хорошо, Сильва. Обязательно.

Удивительно. Мать, по-моему, давно забыла, как выглядят могилы ее собственных родителей, но сразу же согласилась отправиться к совершенно посторонней женщине. Все-таки любовь действительно сильно влияет на человека.

Когда я добрался до своей комнаты, то невольно взглянул на портрет Дика. Хотя с какой стати – непонятно. В его случае никак нельзя было рассчитывать на такие чувства ко мне. Взаимная симпатия – и не больше, которая вряд ли продлится долго.

Я отвернулся и принялся собираться на работу.

Вопреки моим опасениям, воскресенье прошло спокойно. Оказалось, Джо приболел, поэтому снова работала Магда. Что мне было очень даже на руку. А вот Магда выглядела измученной.

– Устала, – сказала она, – пятый день одна. Хорошо хоть ты на выходных тут – все полегче.

– Давай, я и на неделе буду приходить? После школы? – жалея ее, предложил я. – Ты тогда и сбегать сможешь пораньше, сразу как Сэм свернется. После закрытия кухни и посетителей ведь кот наплакал… Только хозяину об этом не рассказывай. Я про остальное я с ним сам сейчас договорюсь.

Магда обрадовалась.

Я предложил мистеру Балларету свою помощь во второй половине дня, и за дополнительные сорок марок мы сговорились на всю неделю.

Конечно, это напрочь лишало меня возможности видеться с Диком по вечерам, но бросить Магду одну я тоже не мог.

Поздно вечером в воскресенье мне неожиданно позвонил Мэй. Откровенно говоря, когда мать позвала меня к телефону, я думал, это Дик – приехал и решил выяснить, как у меня дела. Поэтому радостно утащил телефон к себе и сначала растерялся, услышав чужой голос в трубке – не так уж часто мы с Мэйсоном разговаривали.

– Дэн, это я. Звоню попрощаться.

– Что случилось? – слегка испугался я.

– Вчера пришел вызов из клиники в Римоне. Мы едем завтра.

– Операция? – сориентировался я. – Так быстро?

– Ну, сначала они еще будут всякие анализы брать, готовить меня… Но, в принципе, да – ложусь на операцию. Пожелаешь удачи?

– Естественно, Мэй, – горячо сказал я. – Удачи тебе непременно!.. Келли знает?

– Да. Мы c ней как раз вернулись из кино, когда отец сообщил, что в понедельник мы уезжаем. Ты был прав тогда – если бы я ей не рассказал, она бы вчера очень обиделась.

– Ну, я рад, что этого не произошло… Как ты сам?

– Не знаю, честно. С одной стороны – жду. С другой – боюсь, что ничего не выйдет.

– Надо надеяться, Мэй.

– Говорят, даже если все пройдет удачно, еще как минимум полгода будет длиться восстановительный период. И придется много трудиться самому. Тренироваться, накачивать мышцы, заново учиться ходить…

– Если у тебя есть цель – встать на ноги, то ты сумеешь, Мэй. Несмотря на все трудности.

– Я постараюсь, – вздохнул Мэйсон. – Пока, Дэн.

– Если будет возможность – звони, – сказал я. – Держи в курсе, как у тебя дела.

– Ладно, – Мэйсон повесил трубку.

Я поставил аппарат на место, вернулся в комнату, улегся и долго смотрел в потолок. Школа без Мэя внезапно представилась мне совсем пустой. Но тут взгляд упал на висевший на стене портрет, и я улыбнулся – у меня ведь оставался Дик.

– Спокойной ночи, – сказал я ему, хотя он и не мог услышать, устроился поудобнее и быстро задремал.

70.

Как я и думал, никакого кайфа от прогулки на лошадях вдоль берега Селы я не получил. Пока Камелия Хэчбенкс и моя мать наслаждались теплом и сплетнями в ресторане, мы с Саломеей бок о бок ездили по дорожкам парка. В отличие от вчера, сегодня было солнечно и холодно. Ну и моя невеста тоже оставалась холодна и молчалива, как могильный камень. Думаю, вспоминала вчерашний бал – она-то провела его весело.

Я, правда, тоже не особо стремился к общению. С утра я все же спустился в библиотеку и отыскал там справочник по генеалогии – выяснить, с кем же вчера трахался.

Саймон Кордо действительно оказался ненаследным принцем. Нынешнему Императору он приходился двоюродным внучатым племянником. Я долго пытался сообразить, в какой степени родства мы с ним окажемся после моего брака. По идее, моему будущему тестю он тоже был двоюродным внучатым племянником, тогда Саломея приходилась Саймону двоюродной тетей, хотя и была на двенадцать лет младше. Или уже троюродной?