Текст книги "Сумерки (СИ)"

Автор книги: Корсар_2

сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 67 страниц)

Когда я закончил, некоторое время мы молчали, занимаясь делом. Я успел подумать, что отец Патрик либо потерял к нашей беседе интерес, устав меня слушать, либо молчит из-за неодобрения, когда он вдруг заговорил.

– Я учился в закрытой школе для мальчиков при монастыре. Не здесь, а недалеко от Мессалины. Меня отдали туда родители, поскольку отец твердо решил, что я должен стать священником. Хотя не могу сказать, будто в детстве с каким-то особым трепетом относился к религии. Мне кажется, в действительности папа просто больше любил моего младшего брата и хотел, чтобы не слишком обширное состояние нашей семьи целиком досталось ему. Но Бог ему судья. По каким бы мотивам он так ни поступил – я на него не обижен, мне нравится моя жизнь и мое служение.

Отец Патрик словно разговаривал сам с собой, продолжая копать. Руки в темных перчатках крепко и уверенно обхватывали черенок, словно давно привыкли к такой работе.

– На последних курсах мы уже назывались послушниками и наставники потихоньку готовили нас к постригу, хотя окончательно в сан посвящали лишь спустя два года после школы – считалось, юношам необходимо дать время для принятия окончательного решения. И именно тогда, на последнем курсе, я влюбился.

Отец Патрик приостановился, стряхнул с лопаты налипшую грязь. Бросив взгляд на меня, снова вернулся к работе.

– Его перевели в нашу школу из соседней, которую закрыли на время ремонта – там чуть не обвалилась крыша, настолько все обветшало. И он понравился мне сразу, едва появился на пороге нашей спальни. Но то, что я испытываю к нему не дружеские, а несколько иные чувства, я понял только тогда, когда он впервые меня поцеловал.

– Поцеловал? – невольно переспросил я.

– Об этом стараются не говорить, Дэн. Но мальчики в закрытых школах – такие же подростки, как и остальные. И половое созревание происходит и у них. При этом, как ты понимаешь, в отличие от обычных детей, у них нет возможности получить даже минимальный сексуальный опыт на стороне. Все – только внутри заведения. И не так уж редки случаи, когда в этой подростковой среде происходят гомосексуальные контакты. За них, конечно, карают, если сведения просочатся к наставникам, но не так строго, как могли бы. Впрочем, разумеется, степень наказания зависит от руководства школы.

– Везде одинаково, – хмыкнул я.

– Однажды нас застали за рукоблудием. Взаимным. И не думай, будто мне легко об этом говорить, – отец Патрик снова глянул на меня.

Я задумался: стоит ему сказать, что я не маленький и не только знаю про секс, но даже им занимаюсь, или это будет избыточной информацией для святого отца. Но окончательно решить не успел – отец Патрик уже продолжил.

– Само собой, нас наказали. И разлучили, велев в молитвах искать прощение. А мой наставник… знаешь, он поступил очень правильно, на мой взгляд. Он призвал меня и долго беседовал. А потом предложил: «Если ты захочешь стать спутником этого человека – я помогу тебе выйти из монастыря в мир. Потому что нельзя любить кого-то больше Бога. Если ты испытываешь к этому мальчику серьезные чувства – лучше тебя отпустить, иначе ты всю оставшуюся жизнь не сможешь себе простить». И дал сутки на размышление.

Он снова сделал паузу.

– Все эти сутки я молился и думал. Искал какую-то подсказку, какой-то знак, но провидение молчало. Я думаю, это тоже правильно: выбор ты делаешь сам, и сам за него должен отвечать… К утру я решил, что Бога люблю все-таки больше.

– А тот парень? – спросил я. – Он тоже выбрал Бога?

– Нет, Дэн. Он выбрал мир, – отец Патрик остановился и стал смотреть куда-то в сторону прятавшегося за облаками тусклого солнца.

Я какое-то время копал молча, а потом не выдержал:

– И вы еще говорите, будто влюбились? А потом просто его отпустили? Ведь он же, получается, в действительности выбрал вас. И вы, зная это, – отпустили?

– Я не знал, – пожал он плечами, не глядя на меня. – Нас держали отдельно, пока мы не озвучили свое решение. А затем позволили встретиться всего на несколько минут – перед тем, как он навсегда покинул монастырь. И знаешь… он смотрел на меня, а я смотрел в пол. Не потому, что стыдился своего выбора – тут мне не о чем было жалеть. Но я стыдился, что предал его. И нам мучительно нечего было сказать друг другу. А потом он просто подошел и обнял меня. Сказал: «Ты за меня не волнуйся, Пат, я не пропаду». И ушел.

– И все?

– И все, Дэн, – отец Патрик по-прежнему не поворачивался, и лица его я не видел.

– А если бы вы знали… Если бы вам заранее сказали, что он решил уйти, вы бы… что выбрали?

– Не знаю, Дэн. До сих пор не знаю, – отец Патрик наконец-то повернулся ко мне, лицо его было как-то удивительно спокойно. – И тем более не знаю, что бы получилось, если бы я ушел с ним. Поэтому правильно, что каждый выбирал сам и один. Винить в выборе некого.

– И вы не жалеете?

– Нет, – он помотал головой. – Понимаешь, у меня не было и нет уверенности, что я именно полюбил, а не влюбился в того юношу. А вот в своей любви к Богу я не сомневался тогда, не сомневаюсь и теперь.

– А не могло случиться, что вы… ну, просто струсили? – спросил я и почти тут же подумал, что не стоило.

– Почему же не могло? Могло, – кивнул он. – Но, знаешь, эта история стала отличным мерилом моей жизни. Сколько лет я стараюсь нести свет и добро Спасителя людям через свои дела и поступки – столько и думаю: а прав ли я был? Есть ли от меня польза как от священника? И если однажды я пожалею, что между любовью к Богу и любовью к человеку выбрал Бога – я сниму рясу и откажусь от служения.

Мы снова взялись за лопаты и работали, не разгибая спин, пока отец Патрик не выпрямился и не сказал:

– Ну, я думаю, на сегодня достаточно.

Я тоже разогнулся и огляделся – позади нас тянулась прилично длинная полоса вскопанной земли.

– Пожалуй, – согласился я. – Хотя ни одной назначенной молитвы я за это время не прочитал.

– Дома прочитаешь, – отец Патрик стягивал перчатки.

– Обязательно, – согласился я, делая то же самое. – А вам не попадет?

– За что? – удивился он. – И от кого?

– От начальства. За то, что помогли наказанному.

– Глупости, – он улыбнулся. – Я давно считал, что сад надо вскопать, а раз садовник уволился – кому же трудиться, как не нам самим? Ну а то, что тут в это же время оказался грешник, отрабатывающий епитимью, – так это просто совпадение.

– Хорошее совпадение.

Я снял с дерева куртку, надел. Мы подняли лопаты на плечи и потопали к каморке привратника.

– Так все-таки, отец Патрик, – не смог промолчать я, – как вы думаете, я… поступил совсем неправильно?

– Это не мне решать. В любом случае, за все свои поступки будешь отвечать именно ты. И тебе, опять же, не раз и не два за твою жизнь снова предстоит выбирать: как поступить теперь. Каждый день тебя будет сопровождать выбор. Когда-то более простой, когда-то более сложный. И новые ответы на твой выбор – от окружающих тебя людей, от обстоятельств, даже от провидения. Единственное, что я хочу и могу тебе сказать: Бог не может осуждать любовь, потому что он сам – любовь. И, откровенно говоря, не думаю, что пол партнеров играет какое-то значение, хотя церковные догмы со мной и не согласны. Но учти одно: у тебя, к сожалению, нет оправдания перед собой. В отличие от меня, ты не настолько любишь Всевышнего, чтобы отказаться от всего земного.

Уставший до невозможности, я минут десять мерз на остановке, пока какая-то сердобольная старушка, проходящая мимо, не просветила меня, что ближайший автобус будет только через час – оказывается, у водителей маршрута перерыв. Прикинув, что за час я здесь просто околею, учитывая мокрый под курткой свитер, я зашагал в сторону Сан-Нориджа – церковь Святого Причастия, к которой относилась наша школа, находилась неподалеку от этого района. Бодрым шагом я добрался туда минут за пятнадцать-двадцать, и хотя не сильно согрелся, но, во всяком случае, зубами стучать перестал.

Возле замечательного мотеля «Радужный приют» я невольно прибавил ходу, иррационально опасаясь, как бы Льюис, от нечего делать выглянув в окно, меня не узнал. А потом притормозил, слабо представляя, где в жилых кварталах остановка. Раньше этот вопрос меня абсолютно не волновал, поскольку Марк доставлял нас к мотелю на своей машине, и вот теперь я об этом пожалел.

Растерянно потоптавшись на ближайшем перекрестке и не дождавшись никого, у кого можно было бы спросить дорогу, я поплелся наугад. Но скоро выбрел на улицу, памятную мне с лета – ту самую, где встретил Барбару. Опознав место по смутным воспоминаниям – все-таки почти полгода прошло, – я несколько приободрился, хотя ранние сумерки уже давали о себе знать. Или, может быть, просто снова сгустились тучи, и поэтому сделалось темнее. Но фонари еще не зажигали, хотя пара-тройка ночных клубов вовсю сияла неоновыми вывесками. Впрочем, привлекать посетителей им это не помогало – возле входов маячили только охранники, желающих попасть внутрь не наблюдалось.

Время между собакой и волком, – подумал я. – Самая пора для оборотней, – и хмыкнул.

Чуть погодя начал моросить дождь, и я втянул голову в плечи, словно это могло чем-то помочь.

Я как раз проходил мимо очередного переулка, когда уловил шум драки. Мельком глянув туда, я заметил кучку парней в темно-серой одежде, сгрудившихся над кем-то, валяющимся на земле. Слышались отборный мат, вопли «пидор проклятый», удары и тихий скулеж.

Я собирался быстренько миновать опасное место, когда избиваемому парню кое-как удалось подняться и вырваться из круга. Он помчался вперед, не разбирая дороги, толпа немедленно бросилась за ним, мешая друг другу. Я не успел спрятаться за угол, и парень прямиком налетел на меня, ухватил за куртку, завопив: «Помогите!», и в ту же секунду я его узнал, несмотря на кровоподтеки на лице.

– Спайк?! – пораженно выдавил я.

– Держи его, держи! – во все горло кричали преследователи. – Держи пидора!

Спайк тоже моментально меня узнал, хотя один глаз у него не открывался. Он тут же отшатнулся, направил на меня палец и заорал:

– Я не пидор! Это вот он – пидор! Он сам признался! Во всеуслышание! Нам зачитывали его заявление!

Нас окружили очень быстро. Спайк упал в грязь на колени, закрыл руками лицо и рыдал, повторяя:

– Я не пидор, не пидор! Это вот он – пидор!

– Так, – сказал один, который стоял ближе всех – крупный парень в серой куртке и надвинутой на глаза шапке. – Кажется, нам привалила удача. Вместо одного забьем двоих.

Я даже не подозревал, что умею настолько быстро бегать.

По-моему, парни опомниться не успели, как я, толкнув этого крупного так, что тот уселся на задницу, уже был футах в десяти от них. Но в погоню кинулись азартно, дружно и решительно. По-видимому, вид Спайка, утирающего кровавые сопли, еще не удовлетворил их жажду насилия.

Бежать обратно, к охранникам, было совершенно бесполезно: ни один из них не шевельнулся на своем посту, и я точно знал, что и не пошевелится – все, происходящее за стенами клубов, их не касалось, пусть хоть в двух шагах убивать будут. Поэтому я быстро свернул с центральной улицы, надеясь уйти боковыми улочками и дворами.

Не рассчитал только одного: Сан-Норидж – не Сан-Патч, тут частных домов с их запутанными проходами не имелось, а вокруг стояли сплошь многоэтажки с кодовыми замками на дверях, поэтому спрятаться было негде. К тому же парни явно знали район лучше меня и несколько раз выскакивали навстречу из-за угла, отчего мне приходилось резко вилять в сторону и срочно мчаться в другом направлении.

В мозгах бились обрывки глупых мыслей, что оборотни они или не оборотни, но вот ненависти в них – хоть отбавляй, тут и клыков не надо – зубами разорвут. Хотя думать следовало совершенно не об этом, а о том, долго ли я выдержу такой странный марафон.

Впрочем, долго выдерживать ничего не пришлось. Оказывается, меня гнали не просто так, и в конце концов я на всех парах через арку влетел в закрытый двор-колодец, вокруг которого нависали дома. Поняв, что отсюда нет никакого выхода, кроме входа, я затормозил посередине и развернулся. Дыхание сбивалось, в боку кололо, но страх почему-то толком не ощущался.

Они подходили медленно, не торопясь. Чувствуя свое превосходство. Их было человек девять, наверное, – все запыхались, как и я, потому сразу же бросаться в бой никто не планировал.

– Ну? Набегался, пидор? – неприятно ухмыльнулся тот самый, крупный.

– А ты, – с трудом переводя дух, спросил я, – так сразу и поверил, что я пидор?

Сердце птицей билось в ребра. Но в голове пока еще не укладывалось, что вот сейчас все кончится. Что через несколько минут меня забьют в этом чужом дворе, в чужом районе, и труп опознают только через несколько дней. И то если повезет и Сильвер озаботится моими поисками.

– Поверил, – сказал парень. – Тому слизню незачем врать.

– От страха, – возразил я.

– Так ты тоже побежал из-за страха, – усмехнулся он. – Потому что он сказал правду. Это же очевидно. Не был бы пидором – не побежал.

– Ну конечно, стали бы вы разбираться, – возразил я, прикладывая руку к боку, в котором по-прежнему кололо. – Вы и сейчас не собираетесь.

– Он прав, – насмешливо сказал кто-то из остальных. – Пусть-ка докажет, что не пидорас. Тогда не тронем.

– И как? – поинтересовался я, выпрямляясь.

– А вот я сейчас тебе вставлю – и станет понятно, – ухмыляясь, сообщил заводила. – Если зад растраханный – значит, пидор.

– А если не растраханный – мы сделаем так, чтобы стал растраханным, – заржал еще кто-то.

Я сжал зубы, оглядывая их оскаленные лица.

– А другого способа нет? – наконец удалось выдавить мне.

– Можешь нам всем по очереди отсосать, – предложил вожак и вжикнул молнией на куртке, под которой стал виден такой же серый свитер. – Мы не обидимся, правда, ребята?

– Нисколько, – поддержали его.

Они все были какие-то одинаково серые, одинаково невзрачные, даже зубы блестели одинаковым звериным блеском.

– А если я сейчас заору? – спросил я.

– Тот пидор уже орал. Много это ему помогло?

Они были правы, разумеется. К тому же я не был уверен, что смогу просто так взять и завопить благим матом. Говорят, в таких случаях лучше всего помогает кричать не «Помогите», а «Пожар! Горим!», иначе вообще никто из своего дома не высунется.

Но заводила уже быстро шагнул вперед, я дернулся, но он успел одной рукой вцепиться в мое плечо, а другой закрыть рот.

– Не слишком-то ты поорешь с хуем в глотке.

Позади меня тут же оказался кто-то еще, схватил за локти:

– Если бы ты не рыпался, мы бы тебя просто избили, – зло сказал он. – Но ты, падла, нас по половине района помотал. Теперь так просто не отделаешься.

Я смотрел на них широко открытыми глазами, а мне уже расстегивали куртку, продолжая зажимать рот. Остальные топтались поблизости, образуя плотный круг.

– Не ссы, парниша. Если ты все-таки пидор, так тебе даже понравится, – обнадежил тот, что был со спины.

– Битый, давай, пока он будет тебе отсасывать, я его буду пялить в зад, а? – нетерпеливо спросил кто-то.

– Что, яйца горят? – слегка обернулся Битый.

– Горят, – признался тот. – Я после драки всегда возбужденный, ты же знаешь.

– Ладно, возьмешь его сзади первым, так и быть. Пригните-ка пидора.

Чьи-то руки потянулись к моим брюкам, нашаривая застежку, кто-то навалился на плечи, принуждая согнуться. И не успел я осознать, что все, пропал окончательно, и предпринять безнадежную попытку к сопротивлению, как со стороны входа во двор раздался очень спокойный и очень знакомый голос:

– А ну, блядь, отпустили его быстро, суки!

Компания еще только разворачивалась, как я непонятным мне самому образом сначала со всей силы укусил Битого за ладонь – он шарахнулся в сторону; потом резко мотнул головой назад, попав стоящему за спиной по носу – он взвыл и выпустил меня; затем пнул кого-то ногой и бросился бежать на голос, по пути пару раз наудачу махнув руками и попав ребром ладони еще кому-то по шее.

Он стоял возле арки, засунув руки в карманы – без шапки, в отличие от этих, которые прятали под ними глаза, – и короткие волосы шевелил ветер.

Я на ходу дернул его за собой, успев выдохнуть:

– Бежим, Дик! Их слишком много!

Я очень, очень надеялся, что он последует моей просьбе. Потому что точно знал: вдвоем нам с отморозками не справиться.

Но, само собой, надеялся зря.

Дик, слегка покачнувшись от моего рывка, и не подумал сдвинуться с места. Впрочем, иначе ведь это был бы не Дик.

И я, по инерции проскочив еще пару шагов, обреченно остановился, посмотрел на него и развернулся. Только пробормотал:

– Вот навешают нам сейчас...

106.

Успели мы вовремя – серые окружили Дэна так плотно, что я не видел ничего, кроме его макушки. Я сунул руки в карманы и сжал в кулаке ключи – они были достаточно тяжелые, чтобы усилить возможный удар.

Время словно замедлилось. Ко мне разворачивались лица, одинаково бледные, одинаково растерянные. Очевидно, серые не ожидали, что кто-то вмешается в их расправу. Я уже видел, как они вцепились в Дэна, и изнутри поднималось знакомое холодное бешенство.

Он каким-то чудом все же смог вырваться. Бросился ко мне, дернул за рукав.

Но я только крепче стиснул ключи. Я достаточно хорошо знал эту породу: во-первых, они были смелые только против одиночек, а во-вторых, от них нельзя было бегать. Вид чужой спины возбуждал в них шакальи инстинкты – догнать и изуродовать. К тому же за мной встал подоспевший Сван, габариты которого могли навести благоговейный ужас на любого отморозка.

Не вынимая рук из карманов я сделал шаг вперед, и от серой массы, сбившейся в кучу посередине двора, тут же отделились две тени. Скользнули к решетке между домами, и там затрещали кусты – отморозки лезли через забор, ломая ветки. Я хотел сделать еще шаг, но тут меня справа мягко обошел Сван, и серые не выдержали. Бросились врассыпную, кто куда, даже не попытавшись дернуться в нашу сторону. Кто-то штурмовал забор, пытаясь уйти по уже проторенной предыдущими дезертирами дорожке, кто-то жался вдоль стены, подбираясь к подворотне и надеясь проскочить мимо, кто-то с перепугу рванул к подъезду и теперь дергал запертую дверь.

Через несколько минут во дворе, кроме нас троих, никого не осталось, и тогда я повернулся к Дэну:

– Как тебя сюда занесло? И что ты с ними не поделил?

– Шел пешком и наткнулся, – негромко ответил он и зябко обхватил себя за плечи.

У Дэна была расстегнута куртка, свитер задран, рубашка наполовину вылезла из брюк, а шарф болтался на шее перекрученной толстой веревкой. У меня руки сами потянулись все это поправить-застегнуть, и когда я коснулся Дэна, то понял, что его трясет.

– Замерз, да?

Он помотал головой, не глядя на меня, и тут я понял, в чем дело. Схватил его, обнял, прижал к себе.

– Ну ты что, что? Все уже закончилось, ты же видишь. Испугался?

Дэн трясся как в лихорадке, у него даже зубы стучали, а я гладил его по голове, прижимал и не знал, как успокоить. Если бы мне сейчас попался хоть один из этих серых скотов – я пришиб бы его и ни секунды не раскаивался.

А потом я вдруг вспомнил, как мы развлекались с Куртом и Майклом, гоняя по улицам цветных, и стало совсем худо. Я притиснул Дэна к себе так, что тот ойкнул, прижался щекой к виску и замер, не в состоянии отпустить его даже на мгновение. Мы бы так и стояли, если бы не Сван. Он кашлянул за моей спиной, пытаясь выглядеть тактичным.

– Ричард, если я ничего не путаю, мы направлялись в пиццерию. Нет смысла торчать здесь под дождем.

Я каким-то сверхъестественным усилием отлепился от Дэна, приподнял его голову за подбородок.

– Пойдем? Поедим горячего, ты согреешься и успокоишься.

– Мне нужно домой, – пробормотал он, старательно отворачивая лицо.

– Я тебя сам потом отвезу, – сказал я, пытаясь выглядеть искренним. – Пойдем.

Он все равно начал протестовать и даже попробовал вырваться, но я снова обхватил его и зашептал на ухо, что никуда его не пущу, пусть не рассчитывает. И что я невыносимо, ужасно соскучился. И что я его прошу – пожалуйста, ну пожалуйста! – не выпендриваться и пойти со мной, потому что я умираю от голода.

И, наверное, я оказался убедительным, поскольку Дэн посмотрел на меня несчастными глазами и кивнул, соглашаясь.

В пиццерии все столики были заняты, но даже если бы там оказались только мы трое, я все равно не стал бы есть на грязных деревянных стойках вдоль окон. Впрочем, я не остался бы даже в роскошном ресторане, потому что очень хотел затащить Дэна в свою квартиру.

За стеклом витрины на деревянных кругах красовались пиццы – целые и уже разрезанные на ломти.

– Ты с чем будешь?

– Я вообще не буду, – буркнул Дэн

Я ткнул пальцем в стекло и кивнул продавцу:

– Семейную макси со всеми добавками, которые на нее поместятся. И два пива.

Продавец вопросительно поднял бровь, но я кинул на прилавок пятьдесят марок.

– Пива четыре и без сдачи.

Я еще ни разу не видел, чтобы кто-то отказался от десяти-пятнадцати подаренных марок. Продавец не стал исключением: смахнул с прилавка банкноту, щедро сыпанул на тесто бекон, томаты, грибы, зелень и сыр, залил все сверху каким-то соусом и отправил на лопатке в печь. А затем выставил на прилавок пиво – картонную упаковку на четыре банки.

– Я же сказал, что не буду, – сердито повторил Дэн за моей спиной. – Тем более пиво.

– Не будешь, – согласился я. – Но чаю-то попьешь? Горячего?

Я понятия не имел, есть ли в моей квартире чай, но это не играло никакой роли. Мне просто нужно было остаться с Дэном наедине.

Мы почти не разговаривали, пока шли в пиццерию. И я держал его за руку – боялся, что сбежит. Смешно. Конечно, я никуда не потащил бы Дэна силой, но так было спокойнее.

На обратном пути, сделав вид, будто мне неудобно нести коробку с горячей пиццей и еще упаковку с банками, я вручил пиво ему. Объяснил, что Сван – охрана, поэтому не имеет права занимать руки посторонними предметами. Дэн поворчал что-то, но взял. Внешне он уже успокоился и отошел от пережитого стресса, однако я понятия не имел, о чем он там себе в голове думает.

Наверное, ничего хорошего: когда мы проходили мимо подворотни в тот двор-колодец, он непроизвольно ускорил шаг и как-то весь съежился. Я покосился на него, оглянулся на Свана, и тот сразу все понял – в два шага догнал нас и пошел так, что Дэн оказался посередине. Он, конечно, сообразил, сердито тряхнул головой.

– Я не боюсь!

– И правильно, – подал голос Сван. – Нечего этих отморозков бояться.

Тут я с ним был абсолютно согласен. Хотя, к своему стыду, сам раньше нередко бывал таким же отморозком. Но сейчас мне казалось, что это происходило очень-очень давно. И не со мной.

В подъезде Дэн снова заартачился. Виноват оказался консьерж. Он проводил нас злыми глазами и довольно громко сказал, на первый взгляд разговаривая не с нами, а с собой:

– Ишь, ходит туда-сюда. Утром с одним, вечером с другим…

Дэну этого хватило. Около лифта он попытался всучить мне упаковку с пивом.

– Все, доберешься дальше сам. А мне домой надо.

Я не стал его ни хрена слушать. Втолкнул в открывший двери лифт, нажал свободной рукой нужную кнопку и, не дожидаясь, пока створки за спиной сомкнутся, прижал Дэна к зеркальной стенке, стараясь не выронить коробку с пиццей.

– Ты обещал чаю со мной попить.

Ничего он мне не обещал, но кого волновала такая ерунда? Намного важнее были мягкие и теплые губы Дэна. И что он не оттолкнул меня, когда я полез целоваться. Жаль, лифт до нужного этажа доехал слишком быстро, но мы стояли в нем еще несколько минут, пока где-то внизу не забарабанили по двери.

Коробку я бросил прямо в прихожей на тумбочку, забрал у Дэна пиво, поставил на пол и снова прижался к его губам, захлопнув входную дверь ногой. Он все-таки попытался меня отпихнуть, но я, не успев удивиться своему порыву, опустился на колени, обнял Дэна за пояс и уткнулся лицом ему в живот.

– Не уходи! Не уходи, пожалуйста! Я без тебя не могу, понимаешь? Совсем не могу.

Плевать мне было на его донос Вернеру. И на того мальчишку тоже. Я хотел быть с Дэном – всегда, каждый день, всю жизнь. Видеть его рядом, иметь возможность в любую минуту прикоснуться, обнять, уронить в постель. Открывать глаза утром и любоваться его сонной улыбкой. И чтобы ни одна тварь в мире не смела сделать ему больно!

– Я тебя люблю, – сказал я в колючий свитер и почувствовал, что Дэн перестал дышать. – С ума сойти можно, как я тебя люблю. А ты даже смотреть на меня не хочешь.

– Я? – Дэн как-то съехал вниз, расстегнутая куртка смешно задралась, зато мы оказались лицом к лицу. – Я не хочу? Ты что?! Я же тоже!

Наверное, надо было подняться и добраться до комнаты. Но мы никак не могли этого сделать – стояли на коленях в прихожей и целовались как ненормальные, пока ноги не заболели.

Потом мы все-таки очутились у дивана, но я совершенно не помнил, каким образом. И когда мы успели стянуть одежду. Ладно Дэн, но я умудрился снять гоночный комбинезон, при этом оставшись в ботинках. Скорее всего, со стороны мы выглядели как два идиота – возбужденные, полураздетые, боящиеся отлепиться друг от друга даже на короткое время. Но, к счастью, смотреть на нас со стороны было некому.

Я закрывал глаза, чтобы можно было просто чувствовать, но потом открывал снова, опасаясь, не снится ли мне. Наталкивался на сияющий взгляд Дэна – и опять проваливался в непонятное горячее забытье, в котором сбывалось то, чего я так долго ждал.

Остатки одежды мы свалили в кучу прямо рядом с диваном. Я упал спиной на мягкий велюр обивки, ухватил Дэна за запястье, потянул к себе.

– Иди сюда, мой хороший.

А он повел носом и уперся мне в грудь ладонью.

– Кто здесь у тебя был? Утром.

– Ерунда, – я помотал головой. – Забудь!

Все, что случилось со мной до этой минуты, и все, что могло произойти в будущем, не имело никакого значения по сравнению с губами Дэна, руками Дэна, его тихим шепотом, осторожными прикосновениями, от которых горела кожа и в паху скапливался тяжелый невыносимый жар. Я закинул одну ногу на валик дивана, предоставляя Дэну свободу действий, и вцепился руками в спинку.

– Давай, ну. А то я с ума сейчас сойду.

Дэн счастливо засмеялся, провел носом по моему бедру, потом легонько прихватил зубами, и меня просто дугой выгнуло от возбуждения.

– Дэн!

– Смазка где? – он наклонился надо мной, поцеловал в подбородок.

– В ванной. И резинки там же, – я облизал сухие губы. – Давай быстрее!

Дэн вернулся меньше чем через минуту. Пристроился у меня между ног, зашуршал упаковкой презерватива, затем щелкнула крышка банки с любрикантом. Я приподнялся, разглядывая, как он торопливо дрожащими руками размазывает прозрачный гель по резинке. Когда моего зада коснулись влажные горячие пальцы, я откинул голову и застонал от желания. Ничего в своей жизни я так, наверное, не хотел.

Понятно, что терпения на подготовку у Дэна не хватило, да и нафиг оно было нужно, терпение. Я стиснул зубы и подался вниз, едва почувствовал, как в анус ткнулась головка члена. Дэн ахнул и вцепился в мои ноги под коленями. А потом резко двинулся вперед, входя сразу на всю длину. Меня словно шилом проткнули от зада до макушки – так это было остро, невыносимо хорошо и до боли возбуждающе.

– Да! – выдохнул я, глядя в его глазищи, ставшие темными и притягательно опасными. – Давай, Дэн! Еще! Давай!

И он дал – так, что у меня перед глазами заплясали огненные круги. Я цеплялся руками за скрипевший от наших движений диван, кусал губы, чтобы не орать, и слушал сквозь шум крови в ушах, как плоть звонко шлепается о плоть. Сердце сумасшедше лупилось в ребра, воздуха не хватало, по вискам и шее скатывались щекотные капельки пота. А потом Дэн сжал липкими от смазки пальцами мой член, и меня с размаха швырнуло в темную жаркую темноту, где не было ничего, кроме непередаваемого чистого кайфа, волнами расходящегося откуда-то из глубины моего тела.

107.

А потом мы ели пиццу и все-таки запивали ее пивом, потому что чая у Дика не нашлось. Сидели в одних трусах на диване и кормили друг друга чуть теплыми кусками теста, хихикали и целовались в промежутках. Как в самый первый раз у меня дома. Точно между тем далеким днем и этим ничего не происходило.

Когда первый голод был утолен и первые две банки опустошены – Дик допил мою, которую я не осилил, – мы на какое-то время увлеклись поцелуями.

А потом Дик, оторвавшись, спросил:

– Ты останешься?

И я кивнул, не раздумывая. Разумеется, я останусь. Разве мог я сейчас уехать?

– Только надо домой позвонить, – с трудом вспомнил я. – Сильвер будет волноваться.

– В коридоре, кажется, был телефон.

– Кажется?.. Слушай, а что это вообще за место? – я наконец-то толком огляделся. – Ты взломал чью-то квартиру? Или тебя выгнали из дома?

– Ни то и ни другое. Тэд для меня снял. Я в нее впервые попал сегодня утром. Ты иди звони, а потом пошли в спальню, а? Там кровать поудобнее.

Я кивнул и отправился искать телефон. Отыскал.

– Алло? – прогудело в трубку.

– Это я, Сильвестр, – обрадовавшись, что ответил именно он, сказал я. – Ты не волнуйся, со мной все в порядке. Был небольшой уличный конфликт, но все обошлось. И я… ну, в общем, ночевать сегодня не приду.

– Вот как? – спросил он. – Это связано с конфликтом?

– В некотором роде.

– Тебя что, избили, Дэн? Ты там цел вообще? – в его голосе прозвучала тревога.

– Вполне. Хотя это и не моя заслуга, а Дика. Он успел вовремя.

– Так… – Сильвестр немного помолчал. – То есть вы помирились? Ты сейчас у него?

– Эм… ну да, – пришлось ответить мне.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Дэн, – спокойно проговорил Сильвестр. – Я полагаюсь на твое благоразумие. А то можно попасть в такую историю, из которой звездные рейнджеры потом не вытащат. Не забывай, что это жизнь, а не книжки. И если хотя бы половина из того, о чем недавно писали газеты и болтали с экрана телевизора, правда…

– Дик не такой, Сильвер, – горячо возразил я. – Поверь мне.

– Я-то верю, – хмыкнул он. – Главное, чтобы ты сам себе верил. И твой Дик верил тоже… Ладно, я понял – до завтра тебя можно не ждать. Матери пока ничего говорить не буду.

– Не пока, а вообще не говори, – буркнул я. – Пожалуйста.

– Посмотрим, – не обрадовал он меня. – Но волновать ее я не намерен. А с тобой мне надо будет побеседовать… Нет, с вами обоими!

Я положил трубку и какое-то время стоял возле аппарата в задумчивости.

Все произошло как-то слишком быстро. Слишком много всего за один день: беседа с отцом Патриком, окровавленный Спайк, отморозки в подворотне, мое спасение, неприятный консьерж, наши поцелуи с Диком… Я не успевал как следует прочувствовать и осмыслить происходящее, меня мотало туда-сюда, как на качелях. А после признания Дика мозги отключились вовсе, и я просто утонул в эмоциях и зашкаливающем желании.

Только теперь пузырящееся в крови счастье стало возможно хотя бы слегка обуздать.