Текст книги "Сумерки (СИ)"

Автор книги: Корсар_2

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 67 страниц)

– Вот еще не хватало! – испугался я. – Мало того, что свидание, так еще при наблюдателях.

– Ничего-ничего, – Мари снисходительно похлопала меня по руке. – Моральная поддержка в лице меня тебе не повредит.

– Да и не пойдет он, – отпирался я. – И вообще…

– Вообще там или не вообще, а ты пригласи, – наставительно сказала Мари. – Будь решительнее, в конце концов! Парень ты или где?

– Остановку свою проедешь, – буркнул я.

Что-то меня уже снова начала напрягать ее бесцеремонная манера лезть в мою личную жизнь.

Мари ойкнула, подхватила сумку, вскочила, задев меня полой пальто, и пошла к открывшимся дверям. Уже на последней ступеньке приказала, наставив на меня палец:

– Дэн! Не майся дурью, пригласи! – и вышла.

В кафе сегодня было довольно тихо, или мне так казалось по сравнению с выходными днями. Магда вполне справлялась в зале одна, а я по локоть в мыльной воде привычно возился с грязной посудой и все никак не мог решить – последовать совету Мари или не стоит.

С одной стороны, посещение концерта никак не походило на привычные наши встречи – сексом там явно будет заняться негде. С другой – Дик сделал мне дорогой подарок, и это был способ хоть косвенно его отблагодарить.

Но вспомнив про браслет, я тут же вспомнил и другое: что Ричард, оказывается, выкупил меня у хозяина в прошлые выходные. Наверное, это было глупо, но меня передергивало от одной мысли, что меня покупали, а я продавался. И Дик считал это совершенно нормальным – покупать все, что ему нравилось. То есть мозгами я понимал: Лернер не знает другого способа, да, возможно, его и вовсе не существует в природе, этого самого другого способа. К тому же Дик стремился меня порадовать, и тот уик-энд действительно стал чудесным праздником. И хотя я сам говорил в пансионате: в этом мире за деньги можно получить все, надо только знать цену, – все-таки мне категорически не нравилось быть товаром и чьей-то игрушкой.

Но сердце в груди, тем не менее, продолжало биться неровно, стоило подумать о Дике. Ведь он по-настоящему за меня волновался после директорской экзекуции, и помчался за машиной, и позвонил потом, и приехал меня лечить… Я не помнил в своей жизни никого больше, кто обращал бы на меня столько внимания. Вот разве что Мари теперь. И Сильвер.

Глянув на висящие на стене часы, я посчитал, что занятия с репетиторами у Дика уже закончились, вытер мокрые руки и отправился к телефону, который располагался за стойкой. Бросив взгляд на болтающего с одним из клиентов мистера Балларета, набрал номер.

– Дом Лернеров, – ответили мне на том конце.

– Здравствуйте, Тэд, – я откашлялся. – Это Дэн Арчер. Скажите, пожалуйста, Дик дома? Он уже освободился?

– Здравствуйте, Дэн. Дома. Сейчас я его приглашу.

Долгое время в трубке царила тишина, точно меня совсем отключили, а потом послышался мягкий щелчок и голос Дика сказал:

– Алло?

– Дик, это я, – на всякий случай я отвернулся в сторону от хозяина. – Ты по-прежнему сердишься?

– Да, блядь, и еще как, – подтвердил Ричард. – Ты звонишь только для этого? Или ты уже дома?

– Нет, я на работе, – я вздохнул. Мне очень-очень захотелось все изменить, чтобы между нами не было никакого непонимания. И никаких преград. И чтобы его голос звучал совсем не так зло и обиженно, как сейчас. – А ты долго еще будешь сердиться?

– Дэн, какого хуя? Ты серьезно только за этим позвонил?

– Нет, – снова сказал я. Почему-то слушать его, даже такого взвинченного, было приятно и совершенно не хотелось заорать в ответ – наоборот, возникало желание прижать его к себе и целовать куда придется. Долго, чтобы он успел успокоиться и забыть, что мы разругались. – Я звоню спросить, какие у тебя планы на вечер пятницы.

– Ну, у меня два варианта: либо запереться в комнате и дрочить, либо поехать в клуб и с кем-нибудь потрахаться, потому что ты, как я понял, отрабатываешь сорок марок и симпатию официантки.

– А как насчет того, чтобы сходить на концерт? – спросил я, не обращая внимания на его тон и слова. – У меня есть два билета.

– Какой еще концерт? – опешил Дик.

– Ну такой… музыкальный. «Голдениз Роллиз» будет выступать в «Магнификат». Слышал про такую группу? Очень популярная.

– Ебанутый, честное слово. На панков я еще не ходил. Мне там что делать – повизжать в компании их чокнутых поклонниц?

– Можно еще послушать музыку, – предложил я.

– А как же твоя работа? – недовольно поинтересовался Дик.

– Если ты согласишься – я все улажу, – пообещал я. – Так что скажешь?

Дик помолчал некоторое время, потом буркнул:

– Я подумаю, – и положил трубку.

Вообще-то вовремя, поскольку мистер Балларет уже закончил с клиентом и, недовольно нахмурившись, направился в мою сторону. Так что я быстро ретировался в моечную.

До конца дня я все размышлял – вышло у меня помириться или нет. Поскольку на друзей и уж тем более на любовников я никогда богат не был, то и опыта в примирениях у меня не имелось никакого.

Дома, перед тем как лечь спать, я пристально поразглядывал Дика на портрете, но так ничего и не решил. В конце концов, утро вечера мудренее. Во вторник будет ясно.

А вторник начался с того, что Дик за мной не приехал.

Я ждал до последнего. И мчался сломя голову на остановку школьного автобуса, мучительно понимая, что, по-видимому, помириться я вчера не сумел. А всю дорогу потом, уже сидя в хвосте салона, с грустью думал, как хрупко все то, что возникает между людьми, и привыкать к хорошему никогда не стоит – слишком больно, когда оно разбивается.

72.

Честно говоря, из «Маллет-Рей» я уехал до такой степени злой, что на одном из поворотов на Сан-Корико едва не вылетел с трассы и вышел из заноса каким-то чудом уже на гравии. Остановил «Джаргу», слез, отдышался и достал сигареты.

У меня в голове не укладывалось, какого черта Дэн так легко пожертвовал нашими вечерами. Ради какой-то официантки? Ради денег? Понятно, хозяину его клоповника было проще договориться со своим, чем нанимать кого-то временно со стороны. Но я подозревал, что Дэн сам напросился – это было вполне в его характере. Альтруист, еб его мать, не смог оставить товарища в одиночестве. Учитывая, что у нас не так много времени оставалось на встречи – в прямом смысле слова: через пару месяцев я с муниципальной школой должен был распрощаться навсегда, – подобная выходка выглядела самым натуральным вредительством.

Я курил сигарету за сигаретой, вспоминая все сегодняшние обиды, и в душе у меня расползалась какая-то гнилая мерзкая муть. Может, нужно было дать Дэну денег, если его так заботят эти проклятые марки? Только вот выглядело бы это совсем уж отвратительно, словно я плачу за секс. А Дэн не был блядью, чтобы я покупал его член. Его и так корежило, что все наши свиданки оплачивал я.

Я вообще не понимал, что происходит: то Арчер от моего подарка отказывался, то сбегал сегодня от меня на переменах. Решил закончить наши отношения? Думает, буду плакать и хвостом за ним ходить?

Во рту от подобного предположения стало горько. Я сплюнул, затоптал окурок и уселся на «Джаргу». Не дождется, блядь. Ричард Лернер ни за кем не бегал и бегать не собирается. Пусть трахается со своим тощим официантом.

Дома меня уже ждал мистер Дейнерс. От вида его брезгливо оттопыренной губы и пухлых пальцев, похожих на жирных гусениц, меня передернуло. А когда он решил на меня прикрикнуть, я окончательно слетел с катушек. Шваркнул об стенку учебник – только страницы в стороны полетели – и очень внятно объяснил, что если мистер Дейнерс еще хоть раз позволит себе повысить на меня голос, то репетиторствовать он будет у ближайшего мусорного бака крысам. Причем всю оставшуюся жизнь. И что сегодня, вот прямо сейчас, он может проваливать на хуй из моего дома. Потому что я ни одной высоколобой гниде не позволю называть меня пешкой с глазами и олигофреном.

Кажется, его проняло. Или он сообразил, что я не нищий студент, готовый ради стипендии наизнанку вывернуться и так ходить. Потому что побледнел, затрясся всем телом и, вставая, едва не опрокинул кресло.

Я захлопнул за ним дверь, два раза повернул ключ в замке и еще минут пять с наслаждением пинал учебник по комнате, пока от него не остался один корешок. А потом в мою дверь забарабанили.

Оказалось, это мать с Тэдом в качестве тяжелой артиллерии. Но я им ртов раскрыть не дал – сразу начал орать. И орал, пока Тэд не отвесил мне пощечину. В голове у меня загудело, а слова сразу кончились. Я схватился за щеку и до крови закусил губу.

– Успокоился? – Тэд помог матери сесть в кресло, мельком взглянул на мою раскрытую тетрадь и тоже сел. – Ричард, прекрати вести себя, как дикарь. Что это за выходки?

– А какого он хрена? – снова завелся я, но Тэд выразительно постучал пальцами по столу. – Мам, он меня каждый раз обзывает. То дебилом, то болваном, то еще как-нибудь. Ну вот Тони… мистер Бат, он нормально объясняет, без оскорблений. И мисс Ланкастер, хотя и брызгает на меня слюной от злости, но тоже не обзывается. А этот сразу начинает, с порога. Пусть или нормально преподает, или проваливает нафиг.

– Дик, – страдающим голосом начала мать, и я скривился. Всегда терпеть не мог, когда разговор начинался с ее нытья. – Мистер Дейнерс – один из лучших профессоров университета Римона. Отец его два часа уговаривал с тобой заниматься. А ты позволяешь себе так ужасно ему грубить. Что он о нас подумает?

– А что я о нем думаю тебя не волнует? – я снова пнул остатки многострадального учебника. – Пусть обращается ко мне нормально, я хоть и двоечник, но не умственно отсталый.

– Да? – изумился Тэд. – А послушать тебя – так совсем другое впечатление складывается. Нормальный человек не станет играть учебником по физике в футбол. Только умственно отсталый. Завтра на занятия без учебника пойдешь? И что скажешь?

– Скажу, что потерял, – я сжал зубы. Эти двое не собирались меня поддерживать, а значит, мне придется терпеть сраного профессора и дальше. – Украли, крысы сожрали – что угодно скажу.

Мать немедленно достала из рукава платочек и прижала к глазам. Она всегда так делала, перекладывая воспитание на Тэда. Или на отца, если тот оказывался дома.

– Для начала ты спустишься в гостиную и извинишься перед мистером Дейнерсом, – спокойно сообщил мне Тэд. – Потом я кого-нибудь отправлю в город за учебником, а ты за это время отзанимаешься свои два часа. В угол тебя ставить бессмысленно, большой уже мальчик. Но если мистера Дейнерса не устроят твои извинения, мне придется доложить о ситуации твоему отцу.

В общем, мне действительно пришлось спускаться вниз и бормотать всякую извинительную чушь проклятому физику, который отпаивался от шока то ли чаем с ликером, то ли ликером с чаем – не знаю, чего там было больше. Поломавшись, Дейнерс меня простил, и мы снова поднялись наверх. В учебнике он не нуждался, и мне снова два часа выносили мозги всякими законами сохранения механической энергии. Так что у меня реально никакой энергии в итоге не осталось: ни кинетической, ни потенциальной.

Наверное, от ликера мистер Дайнерс подобрел, или на него и правда моя истерика подействовала. Но он больше не обзывался, говорил достаточно тихо и в конце занятий, проверив несколько решенных мной примеров, довольно кивнул. А потом, откинувшись в кресле, вдруг сказал:

– Ричард, вы напрасно на меня разозлились. У меня просто такая манера, студенты давно уже никакого внимания не обращают, даже первокурсники. Поверьте, я не со зла и совершенно не считаю вас… м-м-м… умственно неполноценным. Вы лентяй, безусловно, но голова у вас работает неплохо.

И мне неожиданно стало очень стыдно. Если вдуматься, Дейнерс ведь и правда очень толково объяснял. И был раза в три меня старше. А я вел себя с ним, как… в общем, действительно как идиот.

– Простите, – пробормотал я, чувствуя, что у меня даже шея покраснела. – День сегодня какой-то дурацкий. В школе с другом поругался, по дороге домой чуть в аварию не попал…

– Ай-яй-яй, – мистер Дейнерс покачал головой и грузно поднялся. – Вы осторожнее, Ричард. Можно очень сильно искалечиться. У моей кузины в Гош сын на машине разбился – уже полгода по разным клиникам лечится. Молодой совсем парень остался без ноги, да еще и травма головы – не разговаривает. Вы, молодые, о родителях-то не вспоминаете. Педаль газа в пол – и вперед. А нам расхлебывать… Ну, отдыхайте.

Он вышел, а я еще какое-то время сидел, глядя в исписанную формулами тетрадь и чувствуя себя мелким поганцем вроде Ларсена.

Звонок от Дэна немного улучшил мое настроение. Но я все еще был на него сердит, поэтому решил Арчера наказать. Пусть не думает, что меня можно поманить пальцем – и я побегу на зов, как комнатная собачка. Поэтому утром я за ним не заехал. Ничего, прекрасно на автобусе доберется.

Правда, долго злиться я не умел. А злиться на Дэна у меня вообще не получалось, хотя я и старался. Поэтому выдержал только до большой перемены.

Когда Дэн вышел из класса, я ухватил его за рукав и утащил в туалет, не обращая внимания на любопытствующие взгляды одноклассников. Выставил вон какого-то мелкого, дымившего вонючей сигаретой в форточку, заклинил дверь шваброй, прижал изумленно молчавшего Арчера к стене и потребовал:

– Не смей обращаться со мной, как с игрушкой! Сегодня я тебе нужен, а завтра у тебя дела – и ты задвигаешь меня на дальний угол полки до лучших времен.

– Я не задвигаю, – Дэн отвел взгляд и улыбнулся так виновато, что мне немедленно захотелось плюнуть на все обиды и начать его целовать. – Магде действительно тяжело одной. И мне самому деньги нужны. Я не могу позволить, чтобы ты всегда за меня везде платил.

– Дурак. Хорошо, если тебя так напрягает, что я снимаю за свои деньги комнаты и кормлю тебя в ресторанах, будем трахаться бесплатно в подворотнях и жрать грошовые гамбургеры из паршивых забегаловок. Только яйца себе не отморозь, а то я тебя брошу. Нахер ты мне без них будешь нужен? – ответил я и все-таки его поцеловал.

Отдышавшись, Дэн потерся о мою щеку своей и тихо спросил:

– Ты правда отдал за меня хозяину сто марок? Купил?

– Не пори чушь, – сказал я. – Он ныл, что ты ужасно ценный работник, старательный и незаменимый. И что он просто ума не приложит, кого вместо тебя поставить на выходные. А он сам весь из себя такой бедный и не в состоянии оплатить временному работнику двойную ставку. Ну я и кинул ему сто марок, чтобы он заткнулся и отпустил тебя. Могу поспорить, что никого он вместо тебя не взял и посуду мыли официанты по очереди.

– Наверное, – Дэн вздохнул. – Мистер Балларет очень жадный.

– Да я понял, – я опять его поцеловал и усмехнулся. – Откуда у тебя билеты на этих припадочных? Я слышал, там галерка чуть ли не по двести марок стоила.

– Келли отдала, – признался Дэн. – Эдит купила для Мэйсона, думала, он успеет до операции. А там очередь передвинулась. Келли без него не захотела идти и подарила билеты мне.

– Понятно, – я прислушался. Шум за дверью стихал, перемена заканчивалась. – Ладно, послушаем твоих панков. Заодно я от поездки в субботу к барону Солю отверчусь. Мать собирается в Адасу ехать уже вечером в пятницу, так что у меня будет причина отказаться. Не каждый день к нам «Голдены» приезжают.

Про квартиру, которую я поручил снять Тэду, я решил пока ничего не говорить. К тому же кто знает, сделает ли это Тэд после моей вчерашней безобразной выходки. Вот когда он вручит мне ключи – тогда можно будет устроить Дэну сюрприз. Правда, придется что-нибудь врать, чтобы Арчеру не пришло в голову снова кинуться зарабатывать деньги для оплаты расходов.

Я надеялся, сегодня он не пойдет в свой кабак, но Дэн упрямо сказал, что не может взять и все бросить. И сегодня должен отработать вечернюю смену, а потом уже по новой договориться с хозяином, что до выходных больше не придет. Пришлось соглашаться, потому что в противном случае я рисковал не увидеть Дэна до пятницы. А я рассчитывал на неделе еще и до клуба с ним успеть добраться.

К сожалению, из моих планов ничего не вышло – и не по вине Дэна. Этим же вечером в Сан-Корико вернулся мой отец, и на вечерних гулянках пришлось поставить большой жирный крест.

Обычно отец ограничивался одной-двумя нудными беседами на тему моего поведения. Но на этот раз он вернулся каким-то перевозбужденным, долго разговаривал с матерью в спальне и потом категорически запретил мне болтаться по всяким злачным местам. Я почему-то подумал, что он решил развестись и теперь не хочет давать ей повод заявить на суде, будто бы он плохо занимается моим воспитанием. Я даже к Тэду сбегал, но тот только плечами пожал в ответ на мои вопросы и сказал, чтобы я не выдумывал ерунды. Просто статус нашей семьи после помолвки изменился, и я должен сто раз подумать, прежде чем отправляться на гулянки по притонам со всякими извращенцами. Я хмыкнул, напомнил Тэду, что я сам извращенец и его сын тоже извращенец не лучше, увернулся от затрещины и смотался в гараж.

Возня с «Джаргой» всегда меня успокаивала и отвлекала от неприятных мыслей. Я обрызгал байк полиролем и взялся за замшевую тряпку. Конечно, было кому содержать «Джаргу» в чистоте – я нередко бросал ее, серую от налипшей грязи, у входа в гараж, прекрасно зная, что утром она снова будет сиять. Но если выдавалась возможность – я мыл ее сам, получая почти такое же удовольствие, как от секса. Сейчас заводы Гарта выпускали уже более мощные байки класса «Суперспорт», чем два года назад, но я все равно ни за что бы не променял «Джаргу» на что-то другое. Она была для меня чем-то средним между сестрой и ребенком. Когда прошлой весной, возвращаясь с гонок, я сдуру задел бетонное ограждение шоссе и помял байку бок, то сидел на обочине, гладил вмятины и едва не ревел. Не от боли в разодранной при падении ноге, а от жалости к безвинно покалеченной «Джарге». В общем, жизни без нее я себе просто не представлял.

Ничего особо выдающегося до пятницы не произошло, если не считать того, что к нам в дом зачастили гости. Обычно отец все свои деловые встречи проводил в Мессалине, в Сан-Корико его партнеры по бизнесу приезжали редко. А тут я возвращался из школы и два дня подряд обнаруживал чужие машины, расположившиеся на крытой стоянке у гаража. Но мне как-то в голову не приходило задумываться, что они тут все делают.

От приема у барона Соля я, хоть и со скандалом, но отбился. Мать побежала за помощью к отцу, но тот отнесся на удивление равнодушно: махнул рукой и сказал, что мне там действительно нечего делать. Саломеи у барона не будет, молодежи, в общем-то, тоже. И вообще я недостаточно взрослый для такой компании. К тому же будут обсуждаться военные заказы на будущий год – тема, малоинтересная для юных оболтусов, озабоченных гулянками.

Меня подобная лояльность изумила – учитывая, что как раз к моим гулянкам отец относился с большим предубеждениeм. Я осторожно поинтересовался, позволено ли мне будет провести выходные по своему усмотрению, и получил милостивое разрешение. Похоже, в данный момент мысли отца оказались заняты чем-то более серьезным, чем мои пьянки. Он только предупредил, что охрану Тэд удвоил и чтобы я не смел от нее бегать.

Пришлось сказать про концерт. Мать про «Голдов» вообще не слышала, отец слышал краем уха и только плохое. Тогда я объяснил подробнее, что «Голдениз Роллиз» – это суперпопулярная молодежная панк-группа, несколько лет занимающая первые строчки хит-парадов, очень модная. И что сейчас у них Хэллоуинский тур по всем крупным городам Бернии. В Римоне у них единственный концерт в «Магнификат», причем билеты с рук стоят пять номиналов. Отец тут же завелся на тему необходимости борьбы с порочной системой спекуляции, потом переключился на ложные ценности современной молодежи, забыл, с чего начал, и в итоге отправил меня в свою комнату, сообщив, что ему нужно еще работать. Я, естественно, ретировался с огромным удовольствием.

Не знаю, почему Морт на этой неделе оставил нас в покое. Мне хотелось бы думать, что он остерегается сейчас со мной связываться, а заодно и с Дэном. Но отсутствию внимания со стороны директора я был только рад. К тому же по школе поползли упорные слухи, что Морта скоро переведут куда-то выше, в городской отдел образования. Так что он, вероятно, озаботился карьерой и забыл о нашем существовании. Меня это теперь мало касалось – оставшиеся пару месяцев я уж как-нибудь переживу, – но обнадеживало, что Морт перестал зацикливаться на Дэне.

Так что за всю неделю я только пару раз схлопотал указкой по пальцам за какую-то ерунду, которая любому другому сошла бы с рук.

Мы договорились с Дэном, что я заеду за ним в пятницу около семи вечера. Концерт начинался в половине девятого, и времени оставалось предостаточно – «Магнификат» находился в Гош-Мари. Конечно, до Сан-Корико ему было далеко, но все же район считался довольно зажиточным. Три года назад там построили новый оперный театр. То есть он назывался оперным, но чего там только не устраивали – от вечеров классической музыки до цирковых представлений.

Я в «Магнификат» ни разу не был, но Курт рассказывал, что там охрененная акустика: на сцене вздыхают – на галерке слышно. При всем своем разгильдяйстве оперу он любил и не пропускал ни одной премьеры. А «Корину» мог чуть ли не целиком спеть. Наверное, все дело было в его деде, известном дирижере. Курт половину детства провел на репетициях Римонского императорского оркестра.

Театр действительно выглядел замечательно. Я в Гош-Мари бывал редко и только днем, когда он смотрелся просто стеклобетонной громадиной. А сейчас, вечером, ребристый купол крыши подсвечивался изнутри, и казалось, что под ней полыхает мрачное темное пламя. Сквозь высокие стеклянные двери входов виднелись тяжелые люстры на цепях, горевшие тысячами крохотных огней, а подсветка стен придавала театру вид готического собора, устремленного к небу.

– Ого, – только и сказал мне Дэн, когда мы подошли ближе, оставив «Джаргу» на стоянке. – Ничего себе.

Перед входами гудела и волновалась огромная толпа. Девчонок тут и правда было раза в два больше, чем парней. Многие с раскрашенными лицами и волосами. Я посмотрел на пять тоненьких человеческих ручейков, вливавшихся во входы театра, прикинул количество оставшихся и повернулся к Дэну.

– В общем, у нас с тобой два варианта. Можем пообжиматься вон в том парке, там три фонаря на все аллеи и много скамеек. Думаю, минут сорок у нас есть. Или попытаться прорваться сквозь толпу, чтобы не мерзнуть на улице, пока тут все рассосется.

Дэн еле заметно поморщился. Похоже, его оба варианта не устраивали.

Наши отношения в эти дни вообще стали какими-то иными – не такими, как до ссоры. Меня преследовало смутное чувство, словно что-то сломалось и идет неправильно, хотя я никак не мог понять, что именно. Дэн отдалился за эти три дня так, будто бы не было ни объятий на крыше, ни «Голубой долины». Я пытался вызвать его на разговор, но Арчер отмалчивался. И только один раз в ответ на мои совсем уж настойчивые вопросы пробормотал что-то вроде «нельзя привыкать к хорошему слишком сильно».

– Ладно, – сказал я, достал из пачки приготовленный косяк и сунул его в зубы. – Перекурю и будем прорываться внутрь. Не хочу тут задницу морозить, не май месяц.

– Хорошо, – разлепил губы Дэн, прислонился к дереву, зябко поежился и сунул руки в карманы. – Ты прав, холодно здесь.

Я обнял его, ткнулся носом в ухо.

– Может, ну его на хер? Поедем в клуб, снимем комнату наверху, а? Мы уже неделю не трахались. Я никогда так долго самодрочкой не занимался.

– Дик, – Дэн осторожно выбрался из моих объятий. – Ну тебе что, совсем неинтересно посмотреть на них живьем? Ты хоть раз куда-то выбирался вместо своих клубов?

– А как же, – я затянулся несколько раз сладковатым дымом, выкинул окурок и достал из кармана куртки фляжку, открутил крышку, сделал несколько глотков. – Мать меня раньше постоянно в оперу таскала. И на балет. Только это все хуйня полная. Зато в феврале будет Кубок Мессалины по мотогонкам – вот туда мы с тобой обязательно съездим, обещаю. Хочешь?

Я протянул Дэну фляжку, он взял, принюхался и сморщился, а затем торопливо сунул ее мне в руки.

– Это ты что за гадость пьешь?

– Сам ты гадость, – оскорбился я. – Виски и немного энергетика. Во-первых, холодно. А во-вторых, кто на концерты без разогрева ходит? Вот увидишь – в зале половина пьяных будет. Или обкуренных.

– Ты же за рулем, – ужаснулся Дэн. – Как можно?

– Ну и что? – я пожал плечами. – Не бойся, не в первый раз. В крайнем случае позвоню Тэду – он за нами приедет. Ладно, не хочешь в клуб – пошли в зал, достало тут торчать. Готовь билеты свои.

Я сунул фляжку назад в карман, ухватил Дэна за запястье и потащил к ближайшему входу в театр.

73.

Я не успел отследить, когда Дик набрался.

Вот только что сидел рядом вроде бы вполне нормальный, хотя периодически и прикладывался к своей фляжке, и вдруг уже раз – и сделался невменяемым. Я и понял-то это не сразу. Потому что мне неожиданно концерт понравился, и я увлекся происходящим на сцене.

«Роллиз» сделали настоящее шоу – привезли в огромный «Магнификат» сцену специальной конфигурации, оформили задник, повесили туда большой экран, то крупным планом отражающий все происходящее на сцене, то демонстрирующий специальное видео, понастроили декораций, выставили свет и заложили пиротехнику. Да и работали на совесть – видно было, насколько выкладываются. Звук, разумеется, был живой – вокалист безжалостно драл глотку, гитарист выдавал заводные риффы, басист то и дело бросал медиатор и принимался играть слэпом, барабанщик от всей души лупил по банкам, и все вместе создавало ощущение, что «роллизы» сами откровенно тащатся от происходящего. От своей музыки, от выступления, от беснующейся публики. Я даже стал понимать, почему у них так много поклонников. Видимо, потому что они любили дело, которым занимались. Неважно даже, о чем они пели – пусть и о том, что жизнь – дерьмо, в котором предстоит искупаться каждому (в конце концов, разве это такая уж неправда?), но то, сколько энергии они выплескивали в зал, так что тот моментально откликался и ходил на ушах до самых финальных аккордов, то, какими они становились мокрыми и выжатыми под конец – делало каждое их выступление событием. Ну, мне так показалось, по крайней мере.

Места нам достались даже сидячие – не в ВИП-ложе, конечно, но все-таки на небольшом балкончике, прямо у бортика, поэтому сцену видно было отлично. Когда мы с Диком сюда только добрались, я подумал, что Эдит правильно выбрала не самые дешевые места – в фан-зоне Мэйсона просто бы затоптали. Основная фанатская группа любителей слэма и моша на концерте располагалась ниже, так что если бы не несущиеся оттуда крики – они бы даже не мешали. Прыгали себе и прыгали, размахивая то хайрами, то зажатыми в ладонях горящими зажигалками, то снятыми с себя вещами, да подвывали едва ли не каждой композиции. Собственно, вокруг вообще было шумновато, конечно, но другого и ожидать не приходилось: рок-концерт – это однозначно гремящая в колонках музыка и орущий зал. Даже за нашими спинами время от времени начинали свистеть и топать ногами. Хотя, конечно, вскакивать, мотать головой и горланить песни никто не пытался – любители подобного просто спускались вниз.

В общем, пока я во все глаза наблюдал за происходящим, включая различные световые и пироэффекты на сцене, Дик успел нахлебаться. Когда он потянул меня к себе, явно намереваясь поцеловать, я, с трудом оторвавшись от зрелища, на автомате уперся ему в грудь руками:

– С ума сошел?! Не в зале же! Тут море народу!

– Плевать, – упрямо пробормотал он, подтаскивая меня к себе. – Им нет никого дела до нас. Я хочу тебя, Дэн. Слышишь? Пошли отсюда, а? – и опять попытался меня поцеловать.

По моей спине прошла возбуждающая дрожь – от его настойчивых рук, от близости губ, от его запаха, но я снова отстранился. То, что нас услышат, я не боялся – за общим шумом невозможно разобрать, о чем мы говорим практически в уши друг другу. Но видеть нас мог кто угодно. К тому же хотелось досмотреть концерт. Может быть, Дик привык к подобным представлениям, а мне такое буйство было в новинку. И мне нравилось, очень нравилось! Голос у вокалиста действительно имелся, а общая энергетика заводила, и сердце в груди бухало буквально в такт музыке, заставляя пристукивать ногой по полу.

– Дик, – сказал я, – давай попозже, ладно? Потом. Скоро уже закончится.

А он вдруг прошипел, больно ухватив за плечо:

– Со мной так нельзя, Дэн. Я тебе не игрушка, – и поднялся, пошатываясь.

– Ты куда? – испугался я, ухватив его за рукав.

– Отлить, – сквозь зубы процедил он. – И покурить.

Потом стряхнул мои пальцы и направился к выходу, расталкивая чужие ноги. Я посмотрел ему вслед, но решил, что он большой мальчик и обратно прекрасно доберется сам. И повернулся обратно к сцене.

На какое-то время я вообще, к стыду своему, о Дике забыл: «роллизы» как раз приступили к финальной, наиболее эффектной части выступления, и она захватила меня целиком. Кажется, знал бы я слова – тоже начал подпевать и подпрыгивать, хотя бы и на кресле.

А потом объявили финал, и на очередных «качающих» аккордах на сцену из-за кулис выехали огромные двигающиеся куклы. Вокалист запел о грязной тайне, которая есть у каждого, и дергая за которую, можно превратить человека в марионетку. Задник внезапно сделался совсем белым, и за ним появилась громадная тень, как бы нависающая над всем залом. Наш балкончик дружно ахнул, внизу восторженно взревели, перекрывая восхищенный гул за моей спиной, я перевел взгляд на фан-зону под перилами – и обомлел.

Врезавшийся в толпу Дик дал ближайшему к нему парню по морде. Тот не остался в долгу. Мгновенно в драку ввязался кто-то еще, и там быстро образовалось месиво, в котором было совершенно не разобрать, кто где и что происходит. На секунду я снова увидел Дика – уже с бутылкой в руках. Он собирался стукнуть ею кого-то, но бутылка вырвалась из пальцев и полетела в сторону сцены, ударилась о колонку и разлетелась осколками, посыпавшимися на неудачно оказавшегося в этот момент рядом вокалиста. Я забыл, как дышать.

Драку происшествие не остановило – там, кажется, вообще ничего не заметили, упоенно мутузя друг друга. Зато, разумеется, все заметила охрана. Через минуту несколько охранников, растолкав продолжавших безумно скакать поблизости фанатов, добрались до дерущихся и растащили их. Двое поволокли Дика куда-то в сторону, остальные принялись раздавать тумаки окружающим, пытаясь угомонить. Дальше я уже не смотрел – бросился к выходу с балкончика, чтобы перехватить охрану и Дика у дверей. К сожалению, последняя песня подняла на ноги и наших более-менее спокойных соседей, и они тоже прыгали вокруг меня, восторженно махали руками и ужасно мешали продвигаться.