Текст книги "Сумерки (СИ)"

Автор книги: Корсар_2

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 67 страниц)

– Печально, мистер Арчер, что вы занимаетесь на уроке посторонними делами, – с упреком сказала мне миссис Чедвик. – Боюсь, вам нельзя себе позволить невнимательность – вы не самый успевающий ученик в классе, а на следующем занятии у нас первый тест из трех, который будет определять вашу семестровую оценку. И я бы советовала вам…

Тут она опустила глаза на листок, который держала в руках, и неожиданно замолчала. Через минуту подняла взгляд на меня.

– Я правильно понимаю, что это вы написали?

Я почувствовал, как щеки заливает краска.

А она уже декламировала хорошо поставленным голосом, с выражением:

– Есть время, что собака делит с волком,

Когда вот-вот падет ночная мгла.

Все распадается на части, на осколки,

Сгорает в темном пламени дотла.

Извечные враги – волк и собака –

Никак не могут время поделить.

И сумасшедший мир летит в клоаку;

С волками жить – да по-собачьи выть.

Собака отступает. Волк подходит.

Мир в сумерках. Адье, мон шер ами.

И всюду пляшут оборотни – вроде,

Совсем недавно бывшие людьми.

Клыки сверкают. Ненависть сочится.

Напасть и защищаться будь готов,

Когда во мгле тебе менять случится

Собачье время с временем волков.

Я никак не ожидал, что она может так поступить.

Собственно, я вообще забыл, где нахожусь. Сам дурак. Но единственное, чего сейчас хотелось – вырвать у нее листок и провалиться сквозь землю вместе с ним.

В классе царила напряженная тишина. Все уставились на меня. Абсолютно. И Дик тоже. А я сгорбился над партой.

– Неплохо написано, мистер Арчер, – негромко сказала миссис Чедвик. – По-моему, очень даже неплохо… Я не буду ставить вам отрицательный балл, хотя вы и использовали время урока иностранного языка не по назначению. Но положительный тоже не могу. Давайте покажем это мистеру Драму? Он как специалист скажет что-то более конкретное. Да и оценку тоже сможет поставить.

– Не надо, – хрипло выдавил я, не поднимая головы. – Никому этого не надо показывать. Я нечаянно.

– Что ж, для нечаянного стихотворения это тем более хорошо, – улыбнулась она.

Я всегда относился к ней с симпатией, но в данный момент меня терзало желание ее прибить. Или себя.

Слава богу, тут прозвенел звонок, который позволил мне схватить сумку и сбежать из класса.

Классный час ожидаемо не принес ничего приятного. Перемену-то я благополучно проторчал в рекреации у малышни, но вот от куратора мне деваться было некуда, поэтому пришлось идти в компанию любимых одноклассничков.

В кабинет я просочился прямо перед Смитфул и проскочил на свое место, ни на кого не глядя. Но это меня, разумеется, не спасло. Потому что Смитфул прямо с порога обратилась ко мне. Ну то есть не в буквальном смысле. Сначала она начала об общей успеваемости, о том, что грядут первые семестровые тесты, а мы болваны и никчемные тупицы, из-за чьих итоговых баллов у нее снова будут неприятности. А вот потом уже накинулась на меня:

– Вот Арчер, к примеру. Дэнил, о чем ты думаешь? На этой неделе ты витаешь в каких-то совершенно посторонних облаках. Не я одна это заметила. Весь преподавательский состав тобой недоволен.

– А он стишки пишет. Ему некогда земными делами заниматься, – лениво подал голос Спайк. – Он у нас, оказывается, поэт. Не только чужую любовную лирику уважает, но и сам балуется рифмоплетством.

И вот теперь класс дружно заржал. Так, что у меня мурашки по спине побежали. Я передернулся, закусил губу и снова уставился в стол.

– Тихо! Тихо! Соблюдайте порядок! – немедленно закричала Смитфул. Потом опять обернулась ко мне. – Арчер, останетесь после классного часа на отработку. Будете думать о земном, пока моете пробирки!

И отошла от моей парты под подобострастные смешки.

До конца урока я еле досидел, уже не слушая, за что она там кого распекает и что говорит. И в действительности только рад был, что не придется ехать домой в школьном автобусе. А мыть посуду мне, собственно, не привыкать.

Как ни старался я выпихнуть Мари на автобус вместе с остальными, мне этого, разумеется, сделать не удалось. Плохо, что Смитфул никогда не оставалась приглядывать за отрабатывающими – тогда бы Мари, может быть, и ушла: никто из моих однокашников не любил мозолить нашему куратору глаза. А так выпроводить настырную девчонку оказалось безнадежным делом.

– Я останусь, – непреклонно твердила Мари. – Можешь даже не пытаться.

– Да зачем? – упрямился я.

– Затем, что у того же Спайка своя машина. И он вполне способен тебя поджидать – помнишь, как в прошлый раз?

– Да плевать мне на Спайка, – вполне искренне сказал я. – После сегодняшнего позора мне уже никто не страшен. А надают по башке – так еще лучше. Может, всамделишным идиотом стану. Со справкой. А то без справки как-то обидно быть недоумком.

– Типун тебе на язык, Дэн! – яростно замахала руками Мари. – Ты хоть думай немного, что говоришь!

– Я думаю, – буркнул я и включил воду. Чего было время-то терять? Явно эту настойчивую девицу не переубедить.

– Ну и все равно же мы договорились после школы ко мне ехать, ты забыл?

Забыл, точно.

С первого урока уже столько всего случилось, что ни про какую астрономию не упомнишь. Да и делать ничего не захочешь.

Но я не стал говорить об этом Мари: все-таки сам попросил, и она обещала поискать для меня материалы. Хотя могла просто отказать, поскольку, судя по всему, сама никакой реферат готовить не собиралась.

К раковине я ее не пустил, и все оставшееся время моей отработки Мари болтала. Пересказывала какой-то фильм из ныне популярных. Не знаю уж, где она сподобилась его посмотреть, потому что кинопремьеры стоили у нас не меньше, чем представления в театре. Но там я понимал: там живые актеры, режиссер, осветители, звукорежиссер, суфлеры, в конце концов, и работники сцены – им зарплату платить нужно. А тут-то чего цены задирать? Все же уже снято.

В общем, просветился я про модное зрелище по самое не могу, хотя так и не понял, что интересного – смотреть про всякую кровососущую нежить. Про людей мне нравилось больше.

И только когда мы уже вышли на школьный двор, Мари не выдержала:

– Дэн, а ты давно стихи пишешь?

– Недавно, – ответил я, тут же съеживаясь. – И, можешь не сомневаться, немедленно закончу.

– Зря. Потому что здорово получилось.

– Ага. Особенно то, что миссис Чедвик его вслух зачитала – ужасно здорово!

– Ну это она не подумавши, конечно, – согласилась Мари. – А только мне все равно понравилось.

– Меня теперь из-за этого совсем сгнобят, – тоскливо сказал я. – Вот только поэтической славы мне и не хватало, ага.

– А я тебе говорила: у тебя больше не получается быть незаметным.

– Дурацкое стечение обстоятельств – и все. Больше в жизни ничего рифмовать не стану. И стихов учить – тоже.

– А мне понравилось! – еще раз заявила Мари. – И сейчас, и как ты тогда читал.

– Глупости это все. Стихи, в смысле. Проза как-то мудрее. И солиднее, – мы вышли за ворота и направились к автобусной остановке.

– Не знаю, – пожала плечами Мари и собралась добавить еще что-то, но где-то сбоку знакомо взревел мотор и нам наперерез вырулил Дик.

«Джарга» взвизгнула тормозами, разворачиваясь прямо перед нами и загораживая проход.

– Я же предупреждал, что мы не договорили, Арчер. Думал сбежать?

78.

Бешенство, смешанное с отчаянием – вот что я испытывал весь этот гнусный день. От меня никто никогда не отказывался. Все попытки заставить себя не обращать внимания на Арчера и не пытаться его вернуть летели к чертям, стоило его увидеть. А он вел себя так, словно ему даже смотреть на меня было противно, не то что целоваться. И ни хрена не возбуждался, даже когда я его трогал. Это было очень обидно и ужасно унизительно.

Я собирался дождаться Дэна после отработки, чтобы окончательно выяснить отношения. И тут ко мне подвалил Спайк. Я стоял, прислонившись задницей к «Джарге», вспоминал стихотворение, которое написал Дэн, и пытался понять, что он хотел сказать. Это он про себя или про меня? Почему он вообще никогда не упоминал, что пишет стихи? Меня никогда поэзия не интересовала – это было что-то бесконечно далекое от моих интересов. Как звезды. И среди моих знакомых никто стихов не писал. Да и кому их было писать? Вечно обдолбанному Вику? Или Майклу, озабоченному единственной проблемой: кому бы присунуть?

Вот в разгар таких моих размышлений рядом и объявился Спайк:

– Ждешь кого-то?

– Нет, – буркнул я. – Воздухом дышу просто так.

Спайк угодливо захихикал. Гнусно у него вышло, и я отвернулся, чтобы не видеть его крупных кривоватых зубов.

– Как тебе наш Арчер, а? – Спайк перестал хихикать и сплюнул. – Стихоплет, бля. Рвань, а туда же. Я смотрю, он тебе тоже чем-то напакостил? Хочешь, мы его вместе нагнем? Урок будет, чтобы знал свое...

Закончить Спайк не успел. Мой кулак сбил его с ног, и Фергюссон спиной грохнулся на остатки грязной пожухлой травы. Я нагнулся, ухватил его за ворот куртки, приподнял и врезал еще раз, уже не так сильно. А потом бросил на землю. И пока он, скуля и хныкая, пытался подняться, сказал:

– Увижу тебя рядом с Арчером или узнаю, что ты его достаешь, – яйца оторву. Понял, мудозвон? И запомни на будущее: я отношения выясняю один на один, а не скопом. Мне помощники не нужны. Таких помощников я раком ставлю, ясно? А теперь вали отсюда на хуй. Чтобы я тебя не видел и не слышал.

Я и сам не понял, почему меня настолько вывело из себя предложение Фергюссона. Но почему-то затрясло, стоило только представить, что эта сволочь вздумает прикоснуться к Дэну и тем более – попытаться его к чему-нибудь принудить. Может быть, потому, что Фергюссон был наглый амбициозный трусливый дурак, всегда готовый вылизать задницу тому, кто сильнее. Сначала это был Кид, а теперь Спайк явно собирался лечь под меня. Да он и реально бы лег, если бы мне захотелось, – за покровительство и возможность гордо говорить окружающим: «А вот мы с Лернером…». Только мне нахрен не нужны были ни его задница, ни его преданность. Чего стоит «дружба» Фергюссона и ему подобных, я прекрасно видел на примере того же Ларсена. По-моему, он до сих пор Спайку время от времени отсасывал – за молчание.

Последняя мысль навела на размышления: не сам ли я подал Фергюссону идею? Если можно нагнуть Кида – значит, можно сделать то же самое с Дэном...

Меня снова передернуло.

Дэн появился из школы спустя сорок минут и не один. Сквозь кусты я видел, что рядом с ним тащится эта длинная нескладная замарашка Льеж. Они вообще в последние дни постоянно ходили вместе. То ли мне назло, то ли Арчер и правда решил заняться экстремальным сексом. Хотя я что-то очень в этом сомневался.

Выбросив окурок, я сел на «Джаргу», завел ее и нажал на газ. Ни Дэн, ни Льеж не ожидали меня увидеть – я перегородил им дорогу, и они остановились, одинаково настороженно глядя на меня. А я ведь предупреждал, что мы не договорили.

– Нам не о чем разговаривать, – спокойно возразил Дэн, и от этого спокойствия меня затрясло еще больше.

Я очень многое хотел ему сказать. У меня была в запасе целая речь не хуже отцовских – тех, что он произносил с трибуны Парламента. Но все слова вылетели из головы и получилось только одно, жалкое и недоуменное:

– Почему?

– Потому что, – Дэн еле заметно пожал плечами. – Не хочу. Этого мало?

Я смотрел на него и отчетливо понимал: да, не хочет. Вот просто не хочет – и все. По каким-то своим, совершенно неясным мне мотивам. И нужно ставить точку и жить дальше с осознанием того, что меня бросили. Во всяком случае, если я хотел сохранить хотя бы каплю самоуважения.

– Хорошо, – сказал я, снял с руля шлем и расстегнул ремешок. – Нет так нет. Живи как хочешь, Арчер. Нравится тебе гулять с такими вот неумытыми – твое дело.

Чего я не ожидал – так это что Льеж зашипит как кошка и кинется в бой. Она меня едва не опрокинула с байка, изо всех сил попытавшись стукнуть своей дурацкой драной сумкой. Я перехватил сумку за ремешок, выдернул у Льеж из руки и отшвырнул в сторону. Она угодила в лужу, расплескав грязную воду по сторонам.

– Будем считать – помылась, – сказал я и надел шлем. – Пока, Арчер. Передавай привет грязным тарелкам.

Льеж, причитая, бросилась за своим имуществом, а Дэн стоял и смотрел на меня, и пальцы у него были сжаты в кулаки. Словно он очень хотел мне врезать. Но сдержался и просто отвернулся, пошел следом за своей подружкой – помогать ей складывать рассыпавшиеся ручки, карандаши и тетради. Я с минуту смотрел на них, а потом нажал на газ, мысленно послав всех к чертям.

Домой я не поехал, хотя меня ждала мисс Ланкастер. Но я забил на занятия и свернул в сторону центра. Купил у Бойда несколько косяков и пару пакетов с травкой, остановился у телефона, чтобы сообщить Тэду, что математика у меня сегодня идет на хуй. Он пытался что-то возразить, но я кинул трубку, вытащил карточку и поехал в «Подвал».

Хотелось забыть обо всем, надраться до зеленых чертей в глазах и хотя бы на какое-то время перестать ломать себе голову, пытаясь понять, что произошло с Дэном. Я никак не мог поверить, что вся ерунда только из-за того, что я напился на концерте и уехал с Манфредом. Я ведь не собирался этого делать, все произошло совершенно случайно. Но Арчер никак не хотел понимать. Меня дико злила его идиотская принципиальность. Ну в самом-то деле, нам ведь было хорошо вместе. Зачем же вот так брать и все ломать?

Тэд в этот раз среагировал как-то очень быстро. Я даже не успел ни с кем перепихнуться – только выкурил пару косяков и выпил несколько убойных коктейлей с водкой.

На мое несчастье, и вышибала, и бармен в «Подвале» (и в «БиБи», и в «Мимироне») Тэда хорошо знали. И были в курсе, зачем, а точнее – за кем он туда приезжает. Поэтому даже не дернулись, когда он выводил меня из зала. А остальным клиентам, которых в пять вечера в «Подвале» собралось совсем еще немного, дела не было ни до меня, ни до моего персонального цербера.

Мисс Ланкастер уже ушла, да я и не собирался сегодня забивать мозги учебой. Провались оно все на хрен: «Маллет-Рей», Морт, математика и весь Большой Римон заодно.

Удивительно, насколько у Тэда на меня хватало терпения. Я думал об этом, пока он стаскивал с меня одежду, укладывал в постель и вообще возился, как нянька. Другое дело, что никакой благодарности я к нему сейчас не испытывал – наоборот, одно только раздражение.

Потому что в «Подвале» можно было забыть, как смотрел на меня сегодня Арчер, а в одиночку дома под одеялом – нет. И когда Тэд ушел, задернув шторы и погасив свет, я уткнулся носом в подушку и немного повыл с тоски. Потому что я был лучше замызганной Льеж с ее странными пристрастиями. И лучше безногого Мэйсона с его подружкой. И вообще я был лучше, я был Ричард Лернер!

Только Дэну на это было насрать – он меня не хотел, совсем не хотел. А я понятия не имел, где мне найти еще одного такого же, как он.

79.

Почти всю дорогу я молчал.

Было стыдно. До ужаса. И за Ричарда, и за себя, и за Мари. И еще – муторно. Я злился на Дика за его злой язык и за то, что он никак не мог остановиться, на Мари – за то, что она едва не ударила Дика, на себя – за то, что не вступился за нее.

Если уж Ричард всерьез решил поговорить, а не зажать в углу, то почему нельзя было сделать это наедине? Нормально подойти или прислать записку – я бы, наверное, согласился…

А еще меня преследовало чувство, что мы оба что-то сделали не так. Но я не мог понять – что. Ускользало нечто важное, которое обязательно следовало поймать, иначе все и навсегда пойдет неправильно.

Мари тихо сидела рядом, сосредоточенно оттирая какую-то штуку от грязи. Потом прекратила, отвернулась к окну. И я внезапно услышал, как она всхлипнула.

– Ты чего? – обалдело спросил я, тронув ее за плечо. – Из-за Лернера, что ли? Брось, не стоит.

– Плевать я хотела на твоего Лернера, – сказала она немного гнусаво, не оборачиваясь. – Еще я из-за мужиков не плакала.

– А чего тогда? Что случилось?

– Вот, для сестренки купила, – она разжала кулак – на ладони лежал гипсовый амулет. – Кусочек отбился. И от грязи не оттирается.

Я взял фигурку в руки. Это оказался очень симпатичный дракончик. В литую голову, где топорщились шипы и чешуя, набилась грязь, а один из гребней действительно обломился.

– Почти такой же, – сказал я, оглаживая фигурку.

– Какой «такой же»? – поинтересовалась Мари.

Я чуть было не ляпнул «Как тату у Дика», но вовремя прикусил язык – не время снова напоминать о Лернере.

– Неважно. Ты где такого добыла?

– Парень один у нас в школе всякие такие штуки делает, – Мари шмыгнула носом и провела тыльной стороной ладони по глазам. – Из одиннадцатого класса. Я с Келли договорилась, она для меня купила.

– С Келли? – приподнял я брови. – Ты с ней общаешься?

– Ну да, болтаем иногда. Она мне показала свою фигурку – у нее какая-то такая хитрая завитушка с крыльями. Я спросила: а дракончика он сможет? Она ответила «да». Я и заказала для сестренки. Сесилия любит очень всяких драконов, а у нее день рождения скоро. И вот как теперь такого дарить?

– Другого закажем, – сказал я.

– Да? А деньги?

– У меня есть, не переживай.

– Мне твоих не надо, – тут же насупилась она.

– А я тебе их и не дам, – пожал я плечами. – Я амулет закажу. Через Келли. Еще лучше будет. К тому же он не для тебя.

– Но для моей сестренки. А ты с ней даже не знаком.

– Ну так сейчас и познакомимся, – улыбнулся я. – Мы ведь к тебе едем.

– Ох! – спохватилась Мари. – Нам же выходить!

– У меня только условие, – сказал я, когда мы уже шагали по Сан-Марено.

Искупавшуюся в луже сумку Мари нес я, стараясь не испачкаться в не до конца высохшей грязи.

– Ну? – тут же насторожилась Мари.

– Не бросайся больше на людей, которые тебе ничего не сделали.

– Как это не сделали? – опешила Мари. – Ты же про Лернера своего, да? Он меня оскорбил!

– А ты в ответ рванула драться. По-твоему, это нормально, да?

– Да, по-моему это вполне нормально. Нечего рот разевать. Я только испугалась, что с дракончиком что-то случилось. Если бы не это – плевать я хотела на сумку, я бы его обросшую башку снова лысой сделала! – воинственно заявила Мари.

– Очень, очень мудро, – закивал я. – И, главное, очень по-женски.

– А, значит, сносить все и молчать – это по-мужски? – тут же прищурилась Мари.

Я не обиделся, поскольку всегда знал, что… ну, не совсем нормальный. И даже не стал признаваться, что первым моим порывом было все-таки кинуться на Ричарда – как тогда, когда он толкнул Мэйсона. Когда-то так давно, что в это почти не верилось.

– Мы сейчас говорим не обо мне, – наставительно изрек я и примолк, потому что прямо навстречу нам из-за угла вывернула компания из пяти парней.

Они шли, как ходила вся гопота в округе – вразвалочку, по-хозяйски. Двое на ходу курили, третий вертел в пальцах какую-то массивную цепочку. Несмотря на достаточно холодный день, куртки у всех были расстегнуты, зато один был в вязаной шапке, надвинутой на самые глаза. Тот, что в центре, – крупный, на вид лет двадцати, – держал руки в карманах, небрежно перекидывал зубочистку из одного угла рта в другой и периодически встряхивал головой, откидывая с глаз золотистую челку. Он был бы даже привлекательным, если бы не уродливый шрам, от уголка глаза тянущийся через всю левую щеку.

Увидев нас, парни заухмылялись.

Ну все, – понял я, обмирая. – Кажется, приехали.

– Ма-а-ари! – протянул тот, что в центре, – по-видимому, главарь. – Давно не виделись! Как жизнь молодая? – в голосе звучала хрипотца.

– Привет, Майлз. Привет, ребята. Ничего жизнь, – спокойно ответила Мари и сжала мою руку – мол, не вмешивайся. Как будто я собирался. – А у вас?

– Тоже ничего, – ответил Майлз. – А это кто с тобой?

– Одноклассник.

– По делу или так?

– Конечно, по делу, Майлз.

– А-а, ну отлично, – Майлз тоже достал сигарету, щелкнул зажигалкой. – Ты когда нас навестишь-то, Мари? Совсем старых знакомых забыла.

– Вскоре обязательно зайду, – кивнула ему Мари. – Пошли, Дэн.

И мы пошли. И, как ни странно, даже благополучно разминулись. Только Майлз выпустил мне в лицо струю дыма, а я наклонил голову и сделал вид, что не заметил.

Когда мы отдалились от них на достаточное расстояние, я намекающе поинтересовался:

– «Старые знакомые»? И насколько старые?

– Майлз – мой первый парень, – ответила она.

– Кто?

– Ну первый парень, с которым я стала встречаться. Мой первый мужчина, если тебе так проще понять.

– С ума сойти. Ну у тебя и друзья.

– А что? – пожала плечами Мари. – Могу и тебя познакомить. Только учти – он исключительно по девочкам.

– И зачем мне это знать?

– Как – зачем? Такие ведь в твоем вкусе.

– Что?! – вытаращился я на нее. – С чего ты взяла? Откуда ты вообще про мои вкусы знаешь?

– Так Лернер же из таких. Из наглых.

– Нет, – тут же замотал головой я. – Вовсе нет.

– Да, вовсе да, – передразнила меня Мари. – И надо быть полным дураком, чтобы отрицать очевидное. Они с Майлзом – одного поля ягода. Разве что Майлз никогда не был миллионером. И не будет, скорее всего. Вот помести твоего Лернера в наши условия – и из него вырос бы такой же бандит. У него, знаешь, все качества есть для этого. И харизма имеется. Держал бы весь район, как Майлз.

Я потряс головой.

– Даже если и так, – уступил я, – то я, пожалуй, подобного уже наелся. Больше не хочу.

– Ну-ну, – усмехнулась Мари. – Посмотрим.

– А ты-то как с ним связалась? – решил я перевести тему.

– Это было проще, чем тебе кажется. Самое сложное не вступить в такие отношения, а без потерь потом из них выскочить, – поделилась она. – Вот мой дом, заходи.

Из прихожей коридор вел напрямую в кухню, и оттуда на звуки открывшейся двери выглянула изможденная женщина лет примерно сорока в фартуке, повязанном поверх домашней одежды.

– Привет, ма, – сказала Мари. – Это Дэн, мой одноклассник. Я обещала ему конспекты, мы ненадолго.

Я поздоровался, женщина глянула на меня совершенно равнодушно и предупредила:

– Не забудь, нам сегодня еще отца мыть.

– Да, помню, – ответила Мари.

Женщина кивнула и снова скрылась в кухне.

– Это комната отца, – показала Мари на закрытую дверь, – а мы с тобой пойдем ко мне.

Мари жила в домике, очень похожем на наш, только комнат побольше. У Мари была своя – хоть маленькая, но отдельная. И первое, что я заметил: в доме оказалось почти так же холодно, как на улице. Сначала-то я вслед за Мари снял куртку и повесил на вешалке в прихожей, а потом начал замерзать, пока она копалась в тумбочке своего заваленного бумагами стола, отыскивая для меня обещанные материалы.

Кроме того, у них оказалось очень громко. Самому младшему из детей было примерно года три, а всего их в доме находилось, по-моему, с дюжину, судя по количеству воплей и производимого шума. Хотя, если память меня не подводила, Мари упоминала, что детей в семье семеро, включая ее саму. Плюс ко всеобщему гаму время от времени присоединялся веселый собачий лай.

Вся возня большей частью происходила в гостиной, но периодически кто-нибудь заскакивал и к нам – из любопытства. Так я познакомился с самым младшим братом Мари – Тимом, а он за собой приволок щенка, чтобы я на него тоже посмотрел. Щенка звали Дружок, у него имелись мокрый нос, мощные лапы, большие висящие уши и яростно виляющий хвост.

– Нам только собаки и не хватало, – проворчала Мари. – Но младшие ужасно хотели.

– Он классный, – я, улыбаясь, почесал щенка за ухом, а тот радостно лизнул мою ладонь.

Пару раз я пытался приволочь в дом бродячих животных, но мать неизменно их куда-то уносила – так, что я больше никогда их не видел. И в конце концов, испугавшись, а не на живодерню ли она их сдает, перестал даже пытаться завести питомца.

В этом же доме, судя по всему, лишний рот никого не пугал. И щенок в компании детворы чувствовал себя совсем неплохо.

Не найдя ничего в столе, Мари перешла к старому комоду, поочередно выдвигая ящики и с грохотом задвигая их назад. Пока я с любопытством оглядывался, она перерыла все вещи, и я заметил, что многие из них были недешевые и даже с бирками.

– Слушай, а почему ты это не носишь? – спросил я. – Вон сколько у тебя всяких шмоток.

– Это не мое, – неожиданно сухо ответила Мари. – Ребята Майлза иногда приносят и просят продать на барахолке. Ну и дают мне немного с выручки за труды. Потому и в гости ждут – слышал же?

Я проглотил едва не слетевший с языка вопрос. Потом осторожно поднял упавшую женскую сорочку. Она была тоненькая, почти невесомая, из какого-то очень красивого материала нежно-сиреневого цвета. На кружевной лямке болтался ярлык «Данари» – известного и дорогого магазина нижнего белья.

– Слушай, но это же… ну, опасно. А если поймают?

– Кто? – Мари развернулась ко мне и выдернула сорочку из моих пальцев. – У нас тут полрайона этим зарабатывает, всех не переловят. Да и не пытаются. Понимают же, что людям надо как-то жить.

На мой взгляд, полиции было начхать, как и на что живут обитатели Сан-Марено, но развивать мысль я не стал. Заметил в ящике рукоятку хлыста и решил перейти на тему клуба – она казалась мне менее опасной, чем разговор о краденых вещах.

– А это твои орудия?

– Ага, – Мари захлопнула ящик. – Часть. Я дома их не держу, в клубе храню, в своем шкафчике. Но у этого хлыста у рукоятки оплетка порвалась.

– А откуда он у тебя? – не удержался я от вопроса. – Дорогая штука, наверное. Да и все прочее тоже.

– Майлз подарил, – Мари влезла на стул и дернула с антресолей какую-то коробку. – Майлз же меня туда и привел. И все шмотки купил. Ему нравилось, как я выгляжу с хлыстом, в коже и на шпильках. Только сейчас бюстье надо новое покупать, старое жмет уже, а мне не на что…

– Майлз, значит, тоже любитель… ну…

– Ага. Помнишь, я говорила? Бывают такие: с виду крутые, а в клубе с удовольствием под кнут ложатся. Ну вот… Только потом мы расстались, и он Госпожу поменял.

– Ну а ты-то зачем там осталась? – с любопытством спросил я.

Она обернулась ко мне.

– Да потому что это круто, Дэн! Тебе не понять, наверное. Здесь каждый парень тебя едва ли не подстилкой считает, а там – в ногах ползает, колени обнимает. Здесь мне приходится обрабатывать пролежни у больного отца, а там здоровые мужики плачут под моим кнутом и умоляют их не жалеть… Знаешь, как заводит?

Я не знал. Мне почему-то не казалось это возбуждающим. Но, разумеется, у каждого могли быть свои пристрастия.

– Ага, вот этот реферат! – Мари слезла со стула, сунула мне в руки растрепанную пачку листов. – Держи. Извини, обедать не приглашаю.

Я фыркнул.

– Да я и не рвался. Спасибо за реферат.

– Не за что, – Мари беззаботно махнула рукой. – Все равно я на эту ерунду время тратить не буду.

В прихожей, одеваясь, я все-таки не удержался.

– Слушай, но все же с этими вещами…

– Переживаешь? – Мари вдруг широко улыбнулась. – Да не дергайся, никто меня не поймает. Кому я нужна? И потом, я на барахолку больше одной шмотки не таскаю. Так что всегда могу отмазаться: мол, подарили, а вещь не подошла, вот и продаю. А ребята меня не выдадут. Их знаешь, сколько раз в участок таскали? И никто ни разу не проговорился. А у незнакомых я ничего не беру.

80.

Я проснулся от ударившего по глазам света и громких голосов. Сел в кровати, не понимая, откуда в моей спальне взялось столько народа и при чем тут полиция. Первая мысль была: что-то с отцом. Потому что в дверях стояли мама, которую Тэд поддерживал под локоть, наш адвокат мистер Дормер и комиссар Вернер.

Но тут мне под нос сунули бумагу с крупными фиолетовыми печатями и предложили подписать. Я увидел крупную надпись «Постановление об обыске» и окончательно перестал что-либо соображать. Сидел на кровати и хлопал глазами, как дурак.

Копы расползлись по спальне, захлопали дверцами шкафов, загрохотали ящиками. Я переводил взгляд с заплаканной мамы на невозмутимого Вернера, попытался понять что-то по лицу Тэда, а потом меня шуганули с кровати и я перебрался на подоконник. Но сидеть там с голым задом оказалось некомфортно. Я встал и двинулся было к джинсам, валявшимся на кресле, но меня тут же очень жестко блокировал ближайший полицейский, больно вывернув запястье.

– Куда? Сидеть на месте.

Мама вскрикнула, а я зашипел от боли.

– Штаны надеть, блядь! Холодно же!

– Дайте ему одеться, – велел комиссар.

Хватка на моей руке резко ослабла. Я покрутил кистью, затем натянул джинсы, рубашку, носки и вернулся к окну. Стычка с копом вернула мне способность соображать, и я принялся прикидывать, что случилось.

У входа в дом мигали сине-красными огнями штук пять полицейских машин. Еще столько же стояло за воротами. Полицейские швыряли вещи на пол, перетряхивали и кидали в общую кучу журналы, учебники, тетради и вообще все, что попадало им под руку.

Однозначно, такой шухер затеяли не из-за меня.

Копы нашли в столе пакетик с травкой и еще две сигареты в пачке в сумке, но вряд ли к нам вломились среди ночи ради унции каннабиса. Это в Сан-Норидже, Маллет-Рей или каком-нибудь Сан-Сраче могли за такую находку на месяц упечь в камеру, а Сан-Корико жил по своим законам. Здесь дома не было, где не баловались бы наркотой – от спайсов и травки до кокса и амфетамина. Значит, я тут был ни при чем.

Мать? Ее интересовали только деньги и то, что к ним прилагалось: положение в обществе, эксклюзивные шмотки, драгоценности и возможность смотреть сверху вниз на всех, у кого не было Диамант-карты в «Империал-банке».

Оставался отец. Но я просто не мог представить себе ситуацию, в которой он совершил бы что-то, последствием чего оказался ночной обыск.

Копы рвали задницы почти до полудня субботы, перевернув в итоге весь дом. Из кабинета отца изъяли все бумаги, сам кабинет опечатали. Приобщили к делу найденный у меня пакетик с травой и два косяка. Заставили нас с матерью расписаться в протоколе обыска и на постановлении о запрещении свободного передвижения по стране вне пределов Большого Римона. Я к тому времени окончательно перестал соображать от недосыпа и голода. Шок сменился апатией.

Когда дом наконец-то опустел, я сел прямо на пол у кресла, в котором полулежала мать, сжимавшая в руке носовой платок, и спросил:

– Ма, что происходит?

– Не знаю, – она всхлипнула, но тут же справилась с собой. – Думаю, мистер Дормер очень скоро это выяснит и сообщит нам. Мне кажется, здесь какое-то дикое недоразумение.

К тому времени, когда Алану Дормеру стало известно, что случилось, все подходы к нашему дому оккупировали папарацци, а банковские счета оказались заблокированы.

Новости мистер Дормер привез не просто сногсшибательные – катастрофические. Но мы и сами уже кое-что знали: по всем каналам крутили специальные репортажи. Если верить корреспондентам, спецслужбы раскрыли грандиозный заговор против монархии и Императора: принц Георг собирался свергнуть своего сюзерена и занять престол. В руководство заговором входило несколько высокопоставленных военных чинов, включая барона Соля. Ну а финансовую поддержку обеспечивал, понятное дело, мой отец.