Текст книги "Сумерки (СИ)"

Автор книги: Корсар_2

сообщить о нарушении

Текущая страница: 49 (всего у книги 67 страниц)

В отличие от школьного, домашний кабинет директора выглядел гораздо шикарнее: тут Морт не постеснялся поставить кожаные кресла, огромный диван, при взгляде на который мне снова сделалось нехорошо, а на столе пристроить мраморный письменный прибор. На стене же оказались прикреплены не свидетельства профессиональных достижений, а большой и очень тонкий телевизор одной из последних моделей и пара колонок. Ниже на полке торчал видеоплеер.

Похоже, господин директор, если не успевал просмотреть записи школьных видеокамер на работе, вполне мог продолжать это занятие дома, чтобы быть в курсе всего происходящего во вверенном ему учебном заведении. Да и коллекция порно, наверное, у Морта имелась. С мальчиками.

Подумав об этом, я передернулся, сделав вид, что внезапно озяб, и хотя директор сделал приглашающий жест в сторону кресел и чайного столика между ними, прошел вперед и опустился на жесткий стул у письменного стола. Морту ничего не оставалось, как обойти стол и устроиться напротив меня.

– Сейчас принесут чай, – любезно сказал он.

– Господин директор, меня ждут дома, – твердо проговорил я. – Я не могу задерживаться надолго.

Он слегка нахмурился.

– Дэнил, мне не нравится ваш настрой. Вы ведете себя так, словно я вам враг. Ваше поведение последнее время вообще стало вызывать у меня опасения. Я не помню, чтобы в прошлом году у меня возникали к вам какие-то претензии, и если я требовал, чтобы вы остались – вы оставались, прекрасно понимая, что зря я не стал бы тратить ни ваше, ни, тем более, свое время. А я ведь уже поставил вас в известность, что собираюсь с вами серьезно поговорить.

Я промолчал, глядя в пол. Переходил бы уже к делу, что ли, чего кружить вокруг да около. Прошлый год вспомнил – можно подумать, он хоть раз меня в прошлом году к себе вызывал. Самое большое – назначал отработку. О которой говорил в классе, как и всем остальным.

– Я надеюсь, вы меня внимательно слушаете? – зачем-то поинтересовался Морт.

Я кивнул, не поднимая головы. Еще бы! Чем быстрее я услышу, зачем директор меня сюда притащил – тем быстрее пойму, как действовать дальше.

– Так вот. Ваш пятничный демарш – явление того же порядка, Дэнил. Того самого, который мне совершенно не нравится и который заведет вас не туда, куда следует… Я собирался еще в последнюю нашу встречу на уроке сообщить вам, как я рад, что вы одумались и прекратили свою связь с мистером Лернером – человеком, не заслуживающим добрых слов.

Я затосковал. Кажется, к делу мы перейдем еще не скоро. Но ляпнуть, что моя личная жизнь никак не входит в компетенцию директора школы, было бы стратегически неправильно. Так что пришлось слушать дальше.

– Я ведь хочу вам добра, Дэнил, – директор внезапно перегнулся через стол и погладил меня по голове. От неожиданности я отшатнулся и едва не упал со стула. – Не шарахайтесь, это действительно так. Уберечь своих учеников от ошибок – моя святая обязанность. Вы теперь видите, насколько я был прав? Ни к чему хорошему лернеровский образ жизни не привел. Вы вовремя сошли с тропы греха, и, смею надеяться, в этом есть и моя заслуга. Кто, как не я, предупреждал вас о порочности, испорченности мистера Лернера? И даже если вы мне не поверили тогда – теперь уже убедились, что я оказался прав? Газеты и телевидение, я думаю, достаточно открыли вам глаза?

Морт помолчал, по-видимому, ожидая от меня какой-то реакции. Не дождался и продолжил.

– Самое опасное, как я уже тоже говорил, Дэнил, – это привлекательность порока. Он рядится в неотразимые одежды и заманивает таких, как вы – неопытных и наивных. И в одиночку справиться с ним бывает очень трудно. Вы ведь почувствовали это на себе, правда? Недаром же в пятницу отказались перед мисс Смитфул признать свои ошибки?.. О-о, можете не отвечать, я вижу вас насквозь. Вы боитесь, Дэнил. Боитесь не только мести со стороны Лернера. Вы боитесь лишиться его покровительства. Ведь вы уже ощутили, как приятно находиться под чьим-то благожелательным и влиятельным крылом. А еще вы боитесь себя. Не отрицайте, я знаю. Я проходил через это. Цените мою откровенность, я раньше никому этого не говорил. Вы боитесь себя, потому что вам понравилось, верно?

На самом деле Морту вовсе не требовалось мое одобрение – он упивался своей речью, и звучный его голос интонировал от обвиняющего к вкрадчивому, проходя через доверительные оттенки и временами цепляя снисходительную отеческую окраску.

От всего этого меня блевать тянуло. Прямо на его шикарный цветной ковер.

– Но не волнуйтесь, выход есть. Я его знаю и готов вам помочь… Вы слышите меня, Дэнил?

Я просто кивнул, потому что расцепить зубы и выдавить что-то оказалось выше моих сил.

– Отлично. Я предлагаю вам свое покровительство, Дэнил, взамен покровительства Лернера. Поверьте – у этого мальчишки нет будущего. А вы, если поведете себя правильно, вместе со мной пойдете далеко. Как вам уже, без сомнения, известно, после Рождества состоится мое назначение вторым заместителем министра образования. И не сомневайтесь – это не последний мой шаг по карьерной лестнице. Как только вы закончите школу – я возьму вас в Римон на должность своего младшего помощника. Да, доходы поначалу будут не слишком впечатляющими, но это в любом случае не жалованье посудомойки, на которое вы живете сейчас. И я обещаю не обижать вас в отношении премий.

Это было весьма неожиданно. Ничего подобного в своем будущем я никогда не предполагал. Вместо изнуряющей работы на заводе – предела моих мечтаний, – мне предлагали чистенький кабинет, бумажки, чай-кофе, распределение телефонных звонков и зарплату раза в два, как минимум, превышающую зарплату чернорабочего.

– Ну а если нам с вами удастся попасть в колледж на вечернее отделение, то через год-два мы сможем сделать в вашей трудовой книжке уже более впечатляющую запись. Скажем, личный помощник. Или секретарь-референт. Ну а там, разумеется, будет видно… Вы же не дурак, Дэнил. Вы должны понимать, что самое главное – зацепиться и начать путь вверх. Мальчик вы сообразительный и добросовестный, я не сомневаюсь, что при желании многого добьетесь.

Я по-прежнему смотрел вниз. И не собирался переводить взгляд на директора до тех пор, пока он не озвучит свою цену. Потому что, само собой, открывать такие перспективы даром он бы никому не стал. Сколь бы сообразительным и добросовестным ни был ученик заурядной муниципальной школы.

– Что же касается желаний тела… о, не смущайтесь, Дэн, я тоже был молод, я прекрасно помню, как много места они занимают в жизни подростка...

Из-за чего, интересно, Морт решил, будто я смущен? Из-за того, что я по-прежнему разглядывал осточертевший до последней нитки ковер его кабинета?

– …то и тут я знаю, как вам помочь, – директор понизил голос и заговорил доверительно, судя по всему, склонившись ко мне. – Конечно, в связи с законом, который будет вот-вот принят, вашу ориентацию опасно будет афишировать. Но вы же не одиноки, Дэн. И я знаю места, где собираются люди, которые имеют нетрадиционные сексуальные пристрастия. Не сомневайтесь – там все происходит только по взаимному желанию и анонимно. Вам не придется стесняться своей сущности. Я бывал там, видел и знаю. Да-да, даже в этом я могу быть вам наставником. Вы понимаете меня?

Я продолжал тупо смотреть в пол.

– Я вам больше скажу. Поскольку мне, как заместителю министра, полагается коттедж в правительственном районе, я предоставлю вам приличную отдельную комнату и полный пансион, чтобы вам не пришлось тратить жалование на питание и съем жилья. Вы сможете экономить и откладывать деньги на все свои нужды. Развлечения, хорошую одежду, может быть, даже на собственную машину. Понимаете?

Я снова кивнул, боясь скрипнуть зубами. Чего тут было не понять – меня покупали и обещали не только предоставить материальные блага, но даже трахать для полного моего удовольствия. Причем подавалось это под таким соусом, точно я должен по гроб жизни быть благодарен, что господин директор соизволит удовлетворить мои низменные потребности.

Но я все еще ждал цену. Поскольку сильно сомневался, что моя задница стоит таких хлопот.

– Ну, если мы друг друга поняли, – кажется, Морт выпрямился в своем кресле, – то осталась единственная формальность. Сейчас мы с вами исправим вашу пятничную ошибку. Пусть ваши одноклассники вас поддержали, но вы же понимаете, что они это сделали под влиянием момента. Как и вы, впрочем. Но у вас было время подумать. Мало того – теперь у вас есть выбор. Мистер Лернер – не единственный, кто может оказать вам поддержку в этом суровом мире. Даже напротив – не думаю, чтобы этот зарвавшийся мальчишка мог вам что-то обещать. Он чересчур озабочен собственными удовольствиями. А мы слегка их ему пообломаем…

Морт, судя по звукам, полез в какую-то папку, что-то достал и положил передо мной – краем глаза я увидел белый лист.

– Сейчас вы письменно расскажете, как Ричард Лернер склонял вас к противоестественным сексуальным отношениям. Я думаю, комиссару Вернеру будет очень любопытно получить такой документ. И хотя Ричард еще несовершеннолетний, тем не менее последствия для него, я надеюсь, окажутся не самыми приятными. Совращение молодых умов – это не то, что приветствуется в нашем государстве, и разбирательство по данному делу аукнется Лернеру весьма чувствительно.

Я почувствовал, будто меня оглушило. Или контузило. Ричард. Все, что интересовало директора, – окончательно добить Лернера. Видимо, кого-то сильно не устраивало, что Роберта выпустили из тюрьмы, и теперь этот «кто-то» решил зайти с другой стороны – ударить по сыну.

– Ричард меня не совращал, – прохрипел я, внезапно снова остро ощутив боль в заднем проходе, которая уже значительно поутихла, чему очень помогли остатки чудодейственной мази.

– Полно, Дэнил, – голос Морта снова стал медовым, а ладонь еще раз потрепала меня по голове. – Не смущайтесь говорить правду. Тем более перед законом. Если вы напишете добровольное признание – вас не накажут. Вы потерпевший, а не преступник. И данный эпизод никак не отразится на вашей дальнейшей карьере, я вам обещаю. Но в ваших силах несколько прищучить негодяя. Никого не интересуют его связи с проститутками и хастлерами – это отдельный контингент. Но сбивание с пути истинного нашей молодежи – надежды государства – не позволено никому. Вы приличный молодой человек, Дэнил, и связь с Лернером не могла пойти вам на пользу.

– Но он меня не совращал! – снова сказал я. Сердце колотилось, как ненормальное.

– Вы просто боитесь мести с его стороны, – ласково проговорил директор. – Я ведь уже объяснил вам – бояться нечего. Теперь у вас будет другой покровитель – я. Так что пишите, Дэнил. На имя комиссара Вернера. О том, как Ричард Лернер склонял вас к извращенным сексуальным отношениям.

Я наконец-то поднял голову.

– Вы же только что сказали, что это не извращение, и вы лично знаете, где собираются люди…

– Да, – согласился Морт. – Но закон считает иначе. И мы накажем Лернера по закону. Поверьте – Ричард сам накликал неприятности на свою голову. Не будь его поведение столь вызывающим, а пристрастия столь откровенны – никто бы не стал его наказывать. Но если он открыто не уважает государственный порядок в семнадцать лет – что его ждет в дальнейшем? Прислушайтесь ко мне: данная история научит его лучше, чем что-либо другое. Так что пишите, Дэнил. И не сомневайтесь: это пойдет во благо Ричарду Лернеру.

Без сомнения, я мог прислушаться к директору, если бы не знал, что у каждого свои понятия о благе. И вряд ли мнение Дика в этом вопросе совпадало с мнением мистера Морта.

– Ну а если я не напишу?

Директор перегнулся ко мне через стол. Я близко-близко увидел его водянисто-голубые глаза в красных прожилках лопнувших сосудов, подумал, что, судя по всему, вчера он здорово оторвался в том клубе с мальчиком, внешне похожим на меня, и опять ощутил тошноту.

– Вы напишете, Дэнил. Иначе вместо должности младшего помощника при втором заместителе министра после Рождества получите повестку в армию и отправитесь служить Отечеству. Нашей Родине, если вы не в курсе, жизненно необходимы солдаты. Я ведь не ошибаюсь – восемнадцать вам исполняется в декабре? А учитесь вы не настолько блестяще, чтобы без проблем сдать полугодовые аттестационные экзамены. Вы покинете школу, потеряете возможность поступить куда-либо еще и, самое главное, лишитесь отсрочки от военной службы. Знаете, в армии очень не любят геев. Или, напротив, любят, но весьма своеобразно. А я позабочусь о том, чтобы в военкомате стало известно о вашей ориентации.

Меня моментально прошиб холодный пот и, наверное, во взгляде тоже что-то отразилось, поскольку Морт удовлетворенно кивнул, откинулся назад на спинку кресла, слегка улыбнулся и предложил еще раз:

– Пишите, Дэнил.

Я немного помедлил, потому что не мог сразу вот так вот взять – и предать Ричарда. Несмотря ни на какие угрозы. Еще раз взглянул на директора – он подбадривающе кивнул.

А потом я взял лежащую рядом ручку, пододвинул к себе бумагу и начал выводить под диктовку Морта в правом верхнем углу: «Начальнику полицейского управления Римона комиссару Лесли Вернеру от Дэнила Арчера, ученика муниципальной школы «Маллет-Рей», проживающего по адресу…»

94.

В драку со Сваном я кинулся, едва только он вышел из машины. Понятно, что шансы у меня были нулевые – как и с Конрадом, и с Уильямом, и вообще с любым из мордоворотов, охранявших наш особняк и нас с мамой. Но я плохо соображал в тот момент. От одной мысли, что Морт куда-то увез Дэна и вот в эту минуту, может быть, лезет куда-нибудь своим членом, у меня мутилось в мозгах, и я терял способность рассуждать здраво. Так что я очухался только когда Тэд вылил мне на макушку графин с водой. И для верности несильно хлопнул по щеке, приводя в чувство.

– Ричард, ты совсем с ума сошел?

Я действительно сошел с ума, только не мог же я объяснить Тэду, что все дело в Дэне, а не в Сване. Я не хотел смиряться с тем, что любой козел – хоть Морт, хоть тот незнакомый парень, с которым Дэн болтал вчера после уроков – имеет на него больше прав, чем я.

Сквозь муть в голове я с трудом разобрал слова Тэда.

– …ждет тебя в гостиной.

– Кто ждет? – переспросил я, пытаясь понять, о чем речь. – Не хочу я никаких репетиторов, отцепитесь от меня.

– Мистер Маршал, – недовольно повторил Тэд. – Или ты действительно думал, что тебе сойдет с рук нападение на журналиста?

– Не помню я никакого нападения! – от тоски хотелось выть. – Что им всем от меня надо?

– Пошли, – Тэд взял меня за плечо. – Переоденешься и спускайся в гостиную, к Сэнди.

Иск мне вчинили будь здоров: пять тысяч марок за разбитую вдребезги камеру и еще пятьдесят тысяч за моральный ущерб. Именно в такую сумму папарацци оценил синяк на подбородке и еще один – на заднице, куда я, по его словам, ударил ботинком.

– Не было этого, – мрачно сказал я, но Сэнди покачал головой.

– Он там был не один. Остальные, правда, держались поодаль, но снимать не забывали.

Я зло уставился на фотографию в газетенке с претенциозным названием «Утренняя звезда». Действительно, на асфальте лежал какой-то человек, рядом с которым стоял я. За моей спиной сидел на земле еще кто-то, и я ткнул в фотографию пальцем.

– А это кто? Тоже журналюга?

– Не знаю, – Маршал пожал плечами. – Второго иска на тебя не подавали, слава богу. Думаю, кто-то тебе под руку подвернулся.

– Угу, – пробормотал я. – Подвернулся.

События воскресного вечера проявлялись в памяти неохотно, но все же проявлялись. Я совершенно точно ехал домой не один. Кто-то был со мной в машине на заднем сиденье. Но вот кто? И куда этот кто-то делся? И почему мне Тэд ничего не сказал?

– Дик, – Сэнди пощелкал пальцами, привлекая внимание. – Оторвись от газеты. Мы можем предложить им мировое соглашение: оплачиваем стоимость разбитой камеры, возмещаем моральный ущерб в размере десяти тысяч и позволяем взять эксклюзивное интервью. Понятно, что с заранее присланными вопросами. Я считаю, это наилучший вариант. Не хватало еще в суд по такому пустяку тащиться. Тэд тоже согласен, нужна твоя подпись.

Я не глядя расписался на отпечатанном листе, даже не пытаясь вникнуть в суть предложения. Меня сейчас намного больше занимало, осталась ли в видеомагнитофоне кассета с той записью, которую мне показывал Люк.

Естественно, она торчала в кассетоприемнике, где ее забыли. Я включил телевизор, нажал кнопку на пульте видеомагнитофона и уселся в кресло. Я помнил, с чего начиналась кассета, и не рассчитывал, что дальше будет что-то пристойное. Как бы хуже не стало. Но меня интересовал не я сам, выделывавшийся почище любого клоуна, а окружавшие люди. Лучше всего было видно Тэда, Уильяма, затем прибежали Конрад и Люк. И хотя под винтом мне сам черт был не брат, втроем меня скрутили без особого напряжения.

Кто-то еще мелькал в кадре, но слишком стремительно и размыто, чтобы я сходу мог опознать. Запись закончилась довольно быстро – минут семь я куролесил, не больше. Я перемотал кассету на начало и снова пустил запись, делая стоп каждый раз, когда в поле зрения камеры попадал кто-то, кроме меня и охраны. На пятом или шестом я уже понял, кого привез с собой, но мозги отказывались в это поверить. Неоткуда было Дэну взяться ни в клубе, ни в моей машине. А память упорно отказывала, хотя какие-то проблески и мелькали.

Они были разрозненными и не связанными между собой по времени. То я вспоминал музыку, грохочущую в клубе. То где-то на грани сна и яви мелькали обитые мягкой кожей сиденья «Штрайха», жужжание привода, поднимающего стекло между салоном и водителем. Потом, как на проявляющейся фотографии, в памяти всплыла боль: я втискивался в чужое тело насухую, всей смазки было – тонкий слой геля на латексе презерватива. И почти сразу – оглушающий, острый оргазм, окончательно выбивший меня из подобия сознания.

Я зажал рот рукой и зажмурился от отчаяния. Дэн, конечно же, это был Дэн – я встретил его в клубе и пытался утащить в комнату наверху, где спал тот парень. А потом мы зачем-то пошли на улицу, и там ко мне прицепился папарацци. И драка была, да, точно – я даже вспомнил ощущение от удара. А в понедельник Дэн сидел за партой боком и старался лишний раз не шевелиться… Это из-за меня, это я ему там все повредил.

Воспоминания о кошмарном воскресном вечере как-то мгновенно перескочили на сегодняшний день. Я сглотнул пересохшим горлом, бросил пульт и кинулся к телефону. Мне нужно было срочно что-то сделать: вымолить у Дэна прощение, узнать, где он, почему уехал с директором. Предупредить, наконец, что Морт не просто так к нему вяжется!

Но в трубке ныли длинные гудки, никто не подходил к телефону. Я ждал минуту, две, пять, пока автомат не щелкнул, разъединяя связь. Я еще послушал торопливый писк отбоя, а потом осторожно положил трубку на рычаг.

Во время обыска я лишился не только запасов травки – Тэд, воспользовавшись случаем, изъял все мои алкогольные заначки. Не так их много и было, но они меня спасали во время стрессовых ситуаций. Пусть топорно, просто отключая на время мозги, но спасали. А сейчас у меня даже этого под руками не имелось. Я добрел до постели, упал на нее ничком, лицом в подушку, и изо всех сил закусил ткань наволочки. Мне еще никогда в жизни не было так хреново и так одиноко. А главное – я сам был во всем виноват.

Вечером позвонил отец. Я слушал в трубке его голос, довольно рокочущий, с привычными «трибунными» интонациями, и не мог понять: неужели он не осознает, насколько все изменилось? Или все так же считает меня ребенком, c которым необязательно делиться «взрослыми» проблемами? Когда приветствия и обязательные вопросы типа «как у тебя дела в школе, Ричард?» сменились наставлениями, густо замешанными на пафосе, я понял: нет, он по-прежнему не воспринимает меня всерьез.

– Враги Отечества, Ричард, оклеветали меня перед Государем. Они воспользовались поводом для дискредитации нашей семьи в глазах общества. Поэтому сейчас ты должен как никогда быть бдительным, вести себя достойно и осмотрительно. Я не сомневаюсь, что правда восторжествует, и я буду официально реабилитирован. Надеюсь, ты понимаешь, что это только вопрос времени. И меня очень огорчает, Ричард, что ты продолжаешь совершать оплошности. Эта вызывающая поездка к той девушке в больницу, драка с журналистом у какого-то притона… Ты не должен позволять себе совершать неосторожные поступки! Ты обязан вести скромный и целомудренный образ жизни – особенно сейчас, когда речь идет о восстановлении доверия и уважения к нашей семье…

Я положил трубку рядом с телефоном и сел на кровать. Подобные монологи отец мог произносить часами, парламентская выучка, блядь. Он нуждался не в собеседнике, а в слушателе. Причем этим слушателем был, наверное, даже не я, а те, кто сейчас сидел на открытой линии нашего телефона. Само собой, была еще и закрытая, которую контролировал Тэд и его спецы, а для особо серьезных разговоров он вообще вместе с адвокатами к отцу летал.

Но со мной говорить о чем-то серьезно отец не собирался. Так что я сидел, смотрел в окно и слушал, как его голос бормочет что-то в отложенной трубке. Потом мне надоело, и я просто кинул ее на рычаг.

95.

Мистер Морт любезно подвез меня до самого дома.

И всю дорогу, когда не требовалось хвататься за рычаг переключения скоростей, держал руку на моем колене, иногда его поглаживая. Говорил при этом про совершенно посторонние вещи – о том, какая сегодня прекрасная погода, как он любит позднюю осень, как тяжела работа директора… И только под конец стал разливаться соловьем, какое нас впереди ждет прекрасное будущее.

Он так и говорил уже – «нас», словно я принадлежал ему с потрохами. Да я, собственно, почти и принадлежал. После того, что я написал в заявлении комиссару, и перед угрозой пойти служить я оставался совершенно беззащитен.

Я еще не забыл, как Тэд ненавязчиво интересовался, не применить ли ему ко мне какие-нибудь стимулирующие меры. А противопоставить что-либо человеку, который много лет занимался деликатными делами работодателей и имел в распоряжении целый штат обученных людей, я точно ничего не мог.

Так что куда ни кинь – всюду выходила полная задница.

Не знаю, как я выдержал дорогу.

А когда Морт на прощание зачем-то ко мне потянулся, я испугался, что он собирается меня поцеловать и попытался выскочить из машины, забыв расстегнуть ремень безопасности. В результат чего, само собой, упал обратно на сиденье.

– Не торопитесь, Дэнил, – рассмеялся директор. – Вот всегда вы так, юные, – бежите сломя голову, а сами даже и не смотрите, куда. Поэтому и попадаете в истории…

Он сам отстегнул мой ремень, не забыв потрепать меня по щеке, и я наконец-то оказался на воле. Буркнул что-то, надеюсь, сошедшее за благодарность, и рванул к крыльцу.

Дверь оказалась заперта, но синий «Бикап» к этому времени, слава богу, уже развернулся и выезжал с нашей улицы обратно к шоссе, поэтому мне не пришлось на глазах у директора лезть за ключом под коврик. Еще не хватало, чтобы он знал, что мать и Сильвер отсутствуют.

Дома я немедленно забрался в кладовку и после недолгих поисков выудил оттуда лопату. Вышел на улицу и прямо на нашей маленькой лужайке начал копать яму. Неглубокую – так, дюймов в двадцать пять – тридцать. Мне должно было хватить.

Не знаю, сколько на это ушло времени. Земля после вчерашнего дождя была влажной, налипала на лопату, делая ее неподъемной, а крепкие корни сорняков упрямо цеплялись за жизнь. Я стряхивал грязь, обрубал надоедливые корни и снова погружал штык в почву, думая о том, как солдаты роют окопы. Ведь во всякую погоду же – в зной, в мороз, в слякоть или град – вгрызаются в любой грунт.

Руки быстро устали, но я продолжал копать, тем более что внутри земля достаточно промерзла, и вода на дне не скапливалась. Так что яма моя получилась сухой и вполне пригодной для задуманного.

Тогда, захватив попутно на кухне спички, я притащил все мои исписанные ночами тетрадки, аккуратно сложил и поджег. Сразу в нескольких местах. Слежавшаяся бумага горела неохотно. Но я был упрям. Нашел палку и ворошил странички, давая огню возможность добраться в самую глубь. Знакомые корявые буквы, съеживающиеся под пламенем, рвали мне сердце, а то и дело взметывающийся дым до слез ел глаза.

– Это ты что делаешь!? – услышал я крик и обернулся.

Ко мне, прихрамывая, спешила старая Маргарет, грозя своей сучковатой палкой.

– Ты же пожар сейчас устроишь!

– Не устрою, миссис Стрейд. Когда закончит гореть, я все закопаю, – уверил ее я.

– Точно? – она подошла ближе, остановилась.

– Точно-точно, не волнуйтесь. Видите – у меня и лопата рядом, – я кивком указал на валяющийся инструмент.

Она постояла чуть-чуть, глядя, как я палкой тыкаю в самое сердце костерка.

– Давно не видела открытого огня, – задумчиво сказала вдруг. – С тех пор, как печку поменяли. А в детстве очень любила сидеть и смотреть, открыв заслонку, как прогорают дрова… Все-таки есть в огне какая-то магия.

– Магия уничтожения, – согласился я.

– Нет, – покачала она головой, – другая. Очищения, может быть?.. А вон и твои едут, – Маргарет указала палкой на дорогу. – Ладно, пойду… Но ты обещал, что пожара не будет!

– Не будет, – еще раз заверил я, глядя на приближающийся «Янычар».

Видимо, мать с Сильвером и уехали сегодня на нем, раз Маргарет уже была в курсе, что это наша машина.

Мать выглядела как-то необычно. Покосилась на меня, потом, оглянувшись на вылезающего следом Сильвестра, молча кивнула, вопреки ожиданиям не став ругать за устроенный перед домом костер, и направилась к дому.

А Сильвер подошел и встал рядом со мной. Заглянул в яму, покачал головой.

– Что, Дэн, не вышло из тебя писателя?

– Не вышло, увы, – согласился я, отворачивая лицо, потому что из ямы снова в мою сторону повалил дым. – Зря ты мать из моей комнаты прогонял, чтобы мне не мешала. Все равно ничего не получилось.

– Жаль…

Но занимало его явно другое. Он мялся поблизости и очень хотел что-то сказать. Но не решался.

– Вы куда ездили? – спросил я. Может, это ему поможет начать?

– В город, – ответил Сильвер и снова замолчал.

– За покупками?

– Нет. К врачу.

– Что-то случилось? – я развернулся к нему. – Кто заболел?

– Никто. Дэн… как ты отнесешься к появлению брата или сестры?

Я непонимающе хлопал глазами, не в силах сразу переключиться со своих проблем.

– В смысле? Вы решили кого-то усыновить?

– Нет, все проще. И в то же время сложнее… Понимаешь ли, твоя мать беременна. И я бы очень хотел этого ребенка. Да и она тоже. Но если ты против…

– С чего бы мне-то быть против? – удивленно перебил я. – Это же не я рожать собираюсь.

– Просто ты уже взрослый. И можешь подумать, что тебя станут любить меньше, когда в доме появится маленький, и…

– Сильвер, – устало сказал я, – ну что ты все стараешься не замечать очевидного? Мать не может любить меня еще меньше, потому что вовсе никогда не любила. Ну вот просто так у нее вышло. Чем-то я не удался. А ты… ну, к тебе у меня никаких особых требований нет. Ты и так меня здорово выручил и выручаешь. Даже не знаю, что бы я делал, если бы моя ориентация стала известна матери с полгода назад. Осталось бы, наверное, только из дома сбежать. И с Мортом тогда ты очень мне помог. И вообще – относишься по-человечески, за что тебе большое спасибо. И за мать, кстати, тоже. Не ожидал, что она пить бросит. А дети… ну, в тебе я нисколько не сомневаюсь – ты будешь отличным отцом. Теперь бы только мать не подкачала.

– Дэн, ты несправедлив. Ты не видел лица Раби, когда она узнала. Она была счастлива. Что бы ты ни думал – она любит детей.

– Хорошо, – не стал спорить я. – Будем надеяться, у вашего будущего малыша больше шансов на нормальную жизнь, чем было у меня.

Сильвестр внезапно обнял меня за плечи. И мне совсем не хотелось высвободиться, как недавно от подобного же объятия Морта.

– Дэн, ты с матерью только помягче теперь, ладно? У нее сейчас проблемы начнутся – токсикоз, постоянные смены настроения, меня врач обо всем предупредил. И вообще сложности могут возникнуть – она ведь не девочка уже, к тому же таблетки, которыми она лечилась… Вот никак не ожидал, что на старости лет стану настоящим отцом. По крови.

– Тебе пойдет, – сказал я, смаргивая слезы, выдавленные из глаз едким дымом, и нагибаясь, чтобы снова потыкать в угасающий костер палкой.

– А ты не очень с плеча-то? – вдруг поинтересовался Сильвестр. – Вот сразу р-раз – и в огонь? А вдруг все было не так уж плохо? Не пожалеешь?

– Не пожалею, – помотал я головой. – Нельзя писать сладкие сказочки, в которые уже не веришь. Потому что если не веришь сам – никто не поверит.

– Ну, сказки тоже необходимы, – возразил он. – Без них очень сложно жить на свете.

– Сказок не бывает, – сказал я. – В них верят только дети. Вот родится у тебя мальчик или девочка – будешь им на ночь читать. Радовать. А я, кажется, из сказок вырос.

96.

Спал я плохо, наверное, из-за того, что выспался вечером. Вертелся с боку на бок, вставал, пил воду, снова ложился и бессмысленно таращился в потолок. В голове крутилась чертова туча мыслей – и все глупые, никчемные, пустые. Часов в пять утра я все же отключился и еле-еле продрал глаза на звонок селектора.

Сидя в салоне «Штрайха», я хмуро думал о том, что первым уроком у нас сегодня математика, а машина ползет в безнадежно длинной пробке, и я не успеваю к началу урока.

С одной стороны – это был отличный повод потребовать назад байк. С другой – я совсем не хотел, чтобы меня с утра пораньше отправляли под розги. То есть я надеялся, что лупить меня Гюнтер и Оливер не станут – они ведь отказались просто так уродовать мою задницу, только за дело. Но напрягал сам факт. Ну и смешки одноклассничков в последнее время как-то выводили из себя.

Опоздал я на три минуты. Постучал, дождался разрешения и вошел. Морт уставился на меня с каким-то веселым и злым любопытством.

– В чем дело, Лернер? Почему опаздываем на занятия?

– Пробка на шоссе, – хмуро ответил я.

– А встать на полчаса раньше вы не в состоянии, – Морт покивал. – Разумеется, если полночи проводить в притонах, очень тяжело утром подниматься и ехать в школу. Не так ли, Лернер? Может быть, имеет смысл вести приличный образ жизни? Или непристойные развлечения вам дороже образования? Впрочем, это риторический вопрос. Вы же уверены, что деньги могут заменить знания.

Я отмолчался.

– Хочу вас разочаровать, Лернер: недоросли не в состоянии заниматься хоть сколько-нибудь прибыльным бизнесом, – тем временем продолжал разоряться Морт. – Они вообще не в состоянии им заниматься, предпочитая прожигать жизнь в удовольствиях самого сомнительного толка. Так что я с огромной долей вероятности могу предсказать ваше будущее. Вы растратите свое состояние на наркотики, любовников и любовниц, дорогие машины и никчемные побрякушки. Будете влипать в публичные скандалы, платить сногсшибательные компенсации пострадавшим от вас людям и проигрывать суды журналистам, вскрывающим всю грязь вашей жизни. И в конечном счете остатки ваших семейных капиталов попадут под опеку государства, когда вы окажетесь в какой-нибудь закрытой клинике в невменяемом состоянии.