Текст книги "Сумерки (СИ)"

Автор книги: Корсар_2

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 67 страниц)

Часов в одиннадцать я сдался окончательно и лег спать. Глядя на горящую над головой лампу, вспоминал, что с Диком мне хватало и всполохов светового шоу за окном. Во всяком случае, благодаря им мне не пришлось позориться и просить оставить на ночь включенным светильник. А, может быть, дело было в том, что я засыпал и просыпался не один – не знаю.

Тогда я прикрыл глаза, представил сладко сопящего Лернера рядом и разулыбался. В результате так и заснул – с улыбкой и воображаемым Диком.

Утром я не услышал будильник и в результате не успел на школьный автобус. Пришлось добираться на рейсовом.

Когда вошел в класс, там творилось нечто невообразимое. Зои рыдала за своим столом, закрыв ладонями лицо, остальные девчонки, отчаянно жестикулируя, что-то бурно обсуждали, парни столпились у первой парты, разглядывая какую-то бумагу, и только Дик одиноко сидел в конце класса как изваяние – злой, сцепив зубы, – и с неприязнью глядел на творящееся безобразие со своего места. Ясно было, что весь переполох опять из-за него.

– Что случилось? – не выдержав, поинтересовался я у оказавшегося поблизости Сеймура.

– Ой, Дэн, такая новость, такая новость! – тут же защебетала Энн, бесцеремонно не дав Зонгу рта раскрыть. – Ричард женится, представляешь?

Сеймур молча подвинулся, давая мне проход к развернутой на парте газете. Воскресная «Светская жизнь» на первой полосе поместила фотографии Ричарда и его родителей в вечерних туалетах, затем – принца Георга с дочерью, и последней – Дика под руку с этой самой дочерью. Оба черноволосые (хотя ежик на голове Ричарда и смотрелся несколько диковато), высокие, стройные. Дик в темном смокинге, девушка – в великолепном нежном платье, рука в перчатке уверенно лежит на локте спутника, и оба холодно улыбаются в объектив. Заметка ниже гласила: «Сегодня наконец-то состоялось официальное объявление о помолвке Саломеи Хэчбенкс и Ричарда Лернера. Уже несколько недель светское общество Римона будоражили слухи о возможном браке, однако…».

Я смотрел на них – далеких и совершенно посторонних мне молодых людей из другого мира, собравшихся в будущем связать свои блестящие жизни узами священного брака, – и ничего не чувствовал. Только звенящую пустоту внутри. И слышал, как всхлипывает Зои. Посреди всего окружающего гомона одноклассников слышал.

Потом поднял голову и посмотрел прямо на Дика – привычного, одетого в пижонскую кожаную жилетку, – и у меня даже получилось улыбнуться:

– Она красивая. Поздравляю.

Тут девчонки тоже спохватились, одна за другой закричали:

– Поздравляем, Ричард! Поздравляем! – и захлопали в ладоши.

– Спасибо! – яростно рыкнул Лернер. Он, кажется, хотел еще что-то добавить, но не успел.

Прозвенел звонок, в класс ворвалась растрепанная Мари, и тут же следом за ней вошел мистер Драм. Бросил недовольный взгляд, и все стремительно рассосались по своим местам. Газета со стола тоже пропала в мгновение ока. А Зои вытерла глаза и уставилась в столешницу.

Я бросил сумку на парту, плюхнулся на стул и, как всегда, отвернулся к окну. Если бы взгляд был материален, за два года моего пристального внимания в половине стекол школы наверняка уже протерлись бы дыры.

Сразу после урока на Ричарда налетели девчонки, загомонили, требуя рассказать, какая она – Саломея Хэчбенкс. Заносчивая, наверное, да? Или ничего? А как разговаривает – медленно или быстро, или ты вообще с ней не по-нашему болтаешь? У тебя же с иностранным как раз хорошо. А с самим принцем ты тоже, значит, беседовал?

Только Зои молча покидала учебники в сумку и выскочила за дверь. Я – за ней.

Поймал в коридоре второго этажа, у мелюзги. Оказывается, не я один сюда хожу, когда мне надо побыть одному.

– Слушай, Зои, – сказал я, приблизившись. Она вздрогнула и обернулась. – Ну чего ты расстраиваешься? Ты же знала, что примерно так и будет.

– А тебе какое дело? – недружелюбно и чуть гнусаво буркнула она. Глаза у нее были красные. – Хочу – и расстраиваюсь.

– Нет, если тебе в кайф, что весь класс над тобой потешается – тогда, конечно, продолжай, – пожал я плечами. – И Ричард наверняка тоже.

Она явно собиралась ответить, будто ей все равно, но не смогла. Закрыла рот и резко отвернулась к окну. Плечи у нее задрожали.

– Зои, – жалея ее, проговорил я в худенькую спину, – ну что ты как маленькая, правда. Даже если принцев заставляют пойти в свинарник, они все равно никогда не женятся на обитающих там пастушках. Потому что папы-короли подбирают им невест из своего круга. Их величества стремятся продолжить породу во внуках… даже если дети не очень удались.

Зои нервно хихикнула, не оборачиваясь.

– Принц-свинопас, значит?

– Ну, нечто вроде, – согласился я. – Помнишь же такую сказку?.. А ты, глупая, лучше бы радовалась – такое «сокровище» не тебе достанется. Не тебе с ним мучиться.

– Я бы помучилась, – вздохнула она и повернулась. – Я понимаю, надеяться на что-то было глупо. Что сама себе все придумала. И на самом деле Ричарду даже не нравилась никогда…

– Нравилась, – возразил я. – Но как друг, а не как девушка.

– Да никак не нравилась! – отмахнулась она. – Не утешай, тебе-то откуда знать?.. Но все равно обидно, что он женится.

– Еще не женится, – поправил я. – Это только помолвка. До свадьбы пока далеко.

– Женится, – печально возразила она. – Потому что от таких невест не отказываются… Там, наверное, будет все ужасно шикарное. И дорогущее.

– Наверняка, – кивнул я.

– А у меня на свадьбе никогда так не будет…

– Ты действительно считаешь, самое важно на свадьбе – это чтобы все было шикарно и дорого? – прищурился я. – Или все-таки важнее выйти замуж за любимого человека?

– Лучше и то, и другое, – она поправила свой тощий хвостик. – Как у этой… Саломеи. И Ричарда.

– Пфе! – сказал я. – Ты считаешь, они друг друга любят?

– А как же иначе? – вытаращилась она на меня. – Они же такие великолепные оба – там, на фотографиях. И Саломея вся такая… такая… – у Зои не хватило слов, и она попыталась изобразить руками нечто возвышенное, – …и красивая. Неужели можно в нее не влюбиться?

– Да запросто, – усмехнулся я.

– Нет, Дэн, ты не прав. Тебе не понять, ведь ты же… ну… – Зои вдруг покраснела.

– Голубой? – подсказал я.

– Ну да, – шепотом согласилась она. – Поэтому тебе все равно. А нормальные мужчины по таким с ума сходят.

– Знаешь, тогда нормальным мужчинам пора начинать сочувствовать.

– Почему? – спросила Зои.

Кажется, она уже совсем отошла и больше рыдать не собиралась.

– Потому что у нее наверняка стервозный характер, – пожал я плечами. – Грымза и эгоистка.

– Дэн! – ужаснулась Зои, всплескивая руками.

– Пустоголовая скандалистка и заносчивая сука, – припечатал я.

Зои не выдержала и улыбнулась:

– Ты так хорошо с ней знаком?

– Я бы повесился, если бы был близко знаком с такой противной телкой. И пошли уже на химию, а то сейчас перемена кончится, и классная с порога сожрет меня с потрохами.

Мало мне субботнего прогула, ага.

– Пошли, – согласилась Зои. – Я только загляну в туалет – умоюсь.

Я подхватил ее тяжеленную сумку – кирпичи она там таскала, что ли? – подождал, а потом мы направились к классу куратора.

Уже поблизости от двери Зои задумчиво спросила:

– А ведь это ты тогда подсунул мне записку с телефоном Лернера, да?

– Ну я.

– Спасибо, Дэн. Пусть ничего и не вышло, все равно – спасибо… А вообще, если честно, я думала, ты и разговаривать с людьми толком не умеешь.

Я даже споткнулся и оглянулся на нее:

– Это был такой странный комплимент?!

Зои наконец-то по-настоящему засмеялась, и мы вошли в класс.

– Умею я разговаривать, – заверил я негромко, ставя сумку на ее парту, – только не всегда считаю нужным это делать.

– Да, я уже поняла, – кивнула она мне серьезно, и я отправился на свое место в последнем ряду.

62.

Домашние новости меня, мягко говоря, не порадовали. Мать даже спрашивать не стала, где я пропадал весь уик-энд, зато сунула мне под нос газету с фотографиями.

Нет, я знал, конечно, что о помолвке будет объявлено в воскресном выпуске. Только мне думать об этом хотелось меньше всего, особенно рядом с Дэном. Поэтому я скомкал газету и швырнул ее куда-то в угол гостиной, не обращая внимания на немедленно нахмурившуюся мать.

– В школе проходу не дадут, – сквозь зубы сказал я. – Подождать как-то с этим дерьмом нельзя было?

Само собой, мать тут же устроила скандал с воплями на тему моей черствости и неблагодарности. Она это умела: завестись с пол-оборота и вместо слез и причитаний выдать полноценную истерику «на сухую».

Слушать я не стал – ушел к себе и заперся. А потом прямо в одежде завалился на постель и уставился в потолок. Замечательное настроение исчезло как по волшебству, а вместо него накатила какая-то безнадежная тоскливая волна.

Ну не хотел я связывать себя браком. То есть потом, когда-нибудь… Но венчаться сразу после окончания школы? Нахуя? Какого беса я должен своей свободой оплачивать интересы моего отца?

В общем, развеяться мне даже косяк не помог, только еще глубже вогнал в депрессию.

А утром я проспал. Тэд почему-то не разбудил, или я не слышал гудок селектора, и заезжать за Дэном в итоге было поздно. Он наверняка отправился на школьном автобусе.

Жаль. Я бы хоть успел ему объяснить, что эта кретинская помолвка – чистой воды финансовый сговор, не более того.

Ну а в классе объяснить уже ничего не получилось. Я только посмотрел на его бледное лицо и сразу сообразил, что разговаривать придется долго. И не в школе.

На втором уроке Смитфул первым делом подняла нас с Дэном и прилюдно отчитала за прогул исповеди. И сообщила, что наказание нам назначит директор, но завтра, поскольку сейчас он отсутствует. Я порадовался, что хотя бы рожу Морта сегодня не увижу, и вежливо сообщил классной: мол, я атеист и в бога не верю. А также не считаю нужным и возможным посвящать постороннего человека в свою жизнь. По-моему, ее едва не хватил удар, и в отместку Смитфул изо всей силы надавала мне линейкой по пальцам под перешептывание класса. А Дэн промолчал и только кивнул, когда она потребовала от нас явиться наутро в кабинет Морта.

Если честно, мне было неловко перед Дэном. Я понятия не имел, что там придумает директор, но понимал, насколько подвел Арчера. Как ни крути, до отношений со мной он был нормальным – в общем понимании – учеником. А я вынуждал его слетать с катушек и нарушать правила. Дэн, собственно, не возражал, но неловкость от этого никуда не девалась.

На химии я не рискнул писать Дэну записку и объясняться – наша мегера бдела, как коршун за цыплятами. А на второй переменке Арчер опять куда-то исчез. Зато на меня снова налетели наши девицы с идиотскими вопросами. Я на полном серьезе сообщил им, что на фото не Саломея, а приглашенная модель. А настоящая Саломея Хэчбенкс – косая, горбатая и хромоногая. Поэтому не снимается. Поверили мне эти дуры или нет, не знаю, но все же съебались.

В общем, записку Дэну я написал только на физике, которой заменили математику. Что вся помолвка – херня и чистая политика. И что эта кукла в платье мне нахуй не сдалась. Записку Дэн прочитал, но по-прежнему смотрел в окно, словно там цирк-шапито выступал.

И я разозлился. В конце концов, я не обязан был ни в чем оправдываться. Помолвка – не свадьба, к тому же от меня тут вообще ничего не зависело.

До конца занятий я на Дэна тоже не смотрел – от злости. А на переменах он постоянно куда-то исчезал. Я мельком увидел, как он болтает с той неприятной чернявой девицей, которая вечно крутилась возле Дака, и почему-то это задело меня еще сильнее. Я вдруг подумал, что ничего про Арчера не знаю, совсем. Может, он давно уже все про меня своим приятелям рассказал – тому же черномазому Мэйсону.

На истории я больше думал, что буду делать, если Дэн окажется треплом. И когда меня вызвали к доске, встал возле нее столбом, понятия не имея, что отвечать. К счастью, мистер Лайтмен был нормальным учителем: ни указкой меня лупить не стал, ни оценку в журнал не поставил. Только очень мягко посоветовал все же внимательнее ознакомиться с историей монархии, поскольку в скором времени я сам буду иметь честь принадлежать к императорской семье.

Это меня добило. И вместо того, чтобы покорно покивать и пообещать выучить нужную главу, я развернулся к Лайтмену и сказал сквозь зубы:

– Саломея Хэчбенкс – незаконнорожденная. Так что честь сомнительная. В моей семье, во всяком случае, горничных пока не было.

В классе наступила какая-то очень звонкая тишина. Мистер Лайтмен нервно поправил очки, а потом попросил меня сесть на место и немедленно начал новую тему.

Я сидел за партой, тупо смотрел в открытую тетрадь и думал, что ни фига не умею держать себя в руках. И Тэд прав – я слишком распустился. Мне было похрену перешептывание одноклассников, но, вообще-то, я не имел права так говорить о Саломее. Она-то не виновата, что ее мать подставлялась принцу. И если уж на то пошло – по слухам, тот вообще ни одной юбки до сих пор не пропускал. В официальном браке он детей не нарожал, а сколько у него еще незаконных детей имелось – бес знает. Но Саломею он любил, и мать ее, похоже, тоже любил. Иначе не выхлопотал бы для нее титул и не подарил резиденцию. Другое дело, что я бы своему ребенку все же хоть какое-то право выбора дал. Но тут мы с Саломеей были в равной ситуации: меня тоже поставили перед фактом, не особо интересуясь согласием.

Мне все же следовало поговорить с Дэном, я ужасно не любил всякие неопределенности.

Но в раздевалке оказалось слишком людно, на физкультуре некогда, а когда я выбрался в холл перед залом – Арчера и след простыл. Я увидел отъезжающий школьный автобус, плюнул и пошел к «Джарге», на ходу вынимая ключи.

Очень не хотелось ехать домой – мне предстояли еще два часа занятий с мистером Дейнерсом, который по манере общения сильно смахивал на того же Коттнера. Только что линейкой по пальцам не лупил. И я малодушно решил свалить в «Подвал» или в «БиБи». Но на полдороге вспомнил об отцовских условиях и остановился. Тошно было – выть хотелось от злости.

Я съехал на обочину, слез с байка, вытащил косяк и задумался о том, что жизнь с каждым днем все больше начинает напоминать колонию общего режима. И это «взрослое ответственное поведение» мне совсем не нравится. Как-то мало у меня стало интересных событий – не считая, конечно, уик-энда с Дэном.

Вопреки мрачному настроению я улыбнулся, вспомнив наш двухсуточный сексуальный марафон. Дорвались, называется. Если не считать прогулки вдоль озера, мы не то что из номера – из постели-то практически не вылезали. И в кои-то веки я от ебли к концу воскресенья даже устал. А сука-портье явно накинул к стоимости съеденного и выпитого нами еще марок сорок – очевидно, за молчание.

Впрочем, я бы посмотрел на удальца, рискнувшего шантажировать моего отца или меня. Один ушлый папарацци попытался в свое время – и где он теперь? Насколько я знал, снимок моего папеньки в объятиях очередной девицы стоил тому дураку из желтой газетенки волчьего билета в профессии. Наша страна, слава богу, еще не доползла до демократии того же Надара, где имелась полная свобода печатного и телевизионного слова. Ну так там и Кабинет министров не раз от всяких журналистских расследований шатался, и Парламент распускался в результате газетных статей. А у нас все было тихо и спокойно – свобода оппозиционных и канареечных газетенок имела четкие рамки, переступать которые оказывалось чревато.

Так что я рассчитывал еще не раз наведаться в тот пансионат – с Дэном или с кем-то другим. Обслуживание меня вполне устроило.

Дома вместо мистера Дейнерса меня встретил Энтони, и это слегка улучшило мое настроение, почти примирив с необходимостью снова заниматься. Тем более он объяснял доходчиво и не строил из себя непризнанного гения, как Дак. Я, между прочим, пока на учебу не забил, тоже не ходил в троечниках. Вполне легко попадал по итогам года в первую пятерку по успеваемости.

В общем, мы час позанимались, а потом еще с полчаса болтали обо всем подряд. Так что он мне еще больше понравился, и я окончательно перестал воспринимать его ботаником. Тони довольно откровенно рассказал мне про себя: живет с родителями, обучение дорогое, нужно подрабатывать, рассчитывает поступить в аспирантуру, пока неженат и девушки постоянной нет. И вот это «неженат» как-то странно по моим мозгам прошлось.

В Энтони и близко не было того, что можно было бы назвать привлекательностью. Но я же видел – он умный, с юмором, общительный, язык хорошо подвешен. Тони мне с самого начала понравился – не в плане секса, а просто как парень. Он был совсем не похож на людей из нашего круга, в нем не чувствовалось ни капли снобизма или желания потрясти своими знаниями окружающих. И он щедро делился тем, что знал и понимал. Но при этом оставался один. Как-то неприятно было думать, что причина – в нескладной внешности и отсутствии денег.

После занятий я спустился в сад. Было уже довольно холодно, заметно подмораживало, и я прошелся к оранжереям, хрустя тонким ледком на лужах.

Люк копался внутри, что-то там переустанавливал в освещении, что-то включал, что-то отсоединял. Увидев меня, слез со стремянки, разулыбался.

– Погоди, руки вымою.

Я кивнул и прислонился к двери тамбура, разглядывая какой-то кустик, усыпанный мелкими желтыми цветами. Никого в нашей семье растения не интересовали. Но какой приличный дом в Сан-Корико мог обойтись без оранжереи и зимнего сада? А также бассейна, теннисного корта и автопарка на пять-шесть машин.

На марки, тратившиеся на всю эту херню, наверное, можно было бы без проблем содержать какой-нибудь университет. Или колледж. А ведь у нас имелся еще и личный самолет, и несколько яхт, и вилла в Корато на Восточном побережье. И особняк в Мессалине…

А Дэн в пансионате не мог оставить на тарелке еду, «потому что заплачено»…

Неожиданно стало как-то очень паршиво. Словно я был виноват в том, что родился в одной из самых богатых семей страны. И когда Люк подошел и обнял меня, я уткнулся носом ему в плечо и предложил:

– Пошли ко мне.

– Неужели со своим пареньком не натрахался? – весело удивился Люк. – Ну ты ненасытный.

Я поднял голову и уставился на него. Вообще-то, ни с кем своими планами перед выходными я не делился. И искренне считал, что мое отсутствие спишут на очередной загул в «Подвале».

– В смысле – не натрахался?

– Ну куда вы там с ним мотались на уик-энд? – Люк погладил меня по спине и мягко развернул к тамбуру. – Пошли, я как раз закончил.

Меня словно по голове ударили. Я стоял и смотрел на довольного Люка, пытаясь сообразить, откуда он все знает. Охрана за мной не таскалась – в этом я был уверен. Значит… Значит, Тэд прилепил на «Джаргу» маячок, позволяющий определять мое местонахождение. И пока я в счастливом неведении ебался с Дэном, охрана располагалась где-то неподалеку, вне зоны видимости.

Не знаю, как мне удалось подавить вспышку бешенства. Но я заставил себя улыбнуться.

– Дэн – это Дэн, а ты – это ты.

Люк ни в чем не был виноват.

Никто не был виноват, кроме моих предков, сделавших вид, будто отпустили меня с поводка, надеясь на мое благоразумие. А в действительности мой поводок просто сделали немного длиннее. Но я собирался оборвать его совсем.

Уже после секса, лежа рядом с Люком, я подумал, что отец наверняка знает о моих отношениях с сыном Тэда. Не может не знать. Но молчит и никогда ни разу даже словом не упомянул. Настолько все равно? Ждет, когда я перебешусь? Или Люк – тоже один из способов меня контролировать?

Я не был параноиком, но волна бешенства, накрывшая меня в оранжерее, никуда не делась. А после секса даже усилилась, хотя, вообще-то, должно было быть наоборот. Я перегнулся через Люка, нашарил на тумбочке косяк и зажигалку. Затянулся, предложил ему.

От марихуаны Люк никогда не отказывался – с удовольствием втянул дым, выпустил через нос.

– Ты про уик-энд-то откуда знаешь? – поинтересовался я совершенно невинным тоном. – С парнями трепался?

– Ага, – Люк протянул мне косяк. – Болтали сегодня с утра. Хорошее место, красивое. Я там никогда не был, нужно будет как-нибудь съездить.

– Съезди, – кивнул я, чувствуя, как злость обжигающей волной поднимается откуда-то из живота, грозя затопить все вокруг. – Только учти – там дорога хреновая, лучше на джипе.

– Да мне порассказали, – хохотнул Люк. – Жлобы, а? Могли бы заасфальтировать.

Я сел в постели, с силой раздавил окурок в пепельнице. Затем наклонился, глядя в веселое лицо любовника.

– Я поспособствую. А заодно попрошу отца, чтобы его люди в этот асфальт Конрада закатали вместе с остальными парнями. И тебя. Хочешь?

Я даже в темноте увидел, как побледнел Люк. Наверное, меня перекосило от ярости, или он по голосу понял, что шутки закончились. Вжался в подушку затылком.

– Дик, ты чего?

Я склонился еще ниже, придавив его за плечи к матрасу.

– Кажется, ты слегка забыл, кто я, Люк. И Конрад тоже. Не вопрос, я напомню. Или ты думаешь, меня остановят твои постельные таланты? А вот мне почему-то кажется, что в глазах моего отца это будет отягчающим обстоятельством, нет?

Люк натянуто рассмеялся.

– Дик, ты преувеличиваешь. Твой отец в курсе, чем ты занимаешься. Ну потрепали мы языками – тоже мне, преступление. Не с газетчиками же.

Я кивнул, отпустил его и слез с кровати. Молча натянул трусы, брюки, свитер. Сунул ноги в ботинки, не озаботившись носками. А затем повернулся к настороженно следившему за мной Люку.

– Ты тут пока полежи, подумай, стоит ли угрожать моей семье желтыми газетками. А я скоро вернусь.

Не знаю, что его больше испугало – отсутствие какой-то реакции на его угрозу или мой абсолютно спокойный голос. Люк вскочил с кровати, ухватил меня за плечо.

– Ты куда? Дик, не делай глупостей.

Я стряхнул его ладонь с плеча и направился к двери. У меня имелась пара вопросов, которые следовало решить немедленно. И я твердо знал, что гнаться за мной по дому без штанов Люк не станет.

Тэда в саду не было, и в гараже тоже. Я обошел отцовский представительский «Штрайх», блестевший под лампами черными лакированными боками, и двинулся к неприметной дверце в глубине, за которой скрывался крытый переход, ведущий к домику Тэда. Зацепился взглядом за стеллаж и замер.

На полке лежала раскрытая папка, со страниц которой на меня смотрел Дэн. Точнее, это была какая-то крупная и немного смазанная фотка, но не узнать Арчера я не мог. Я взял папку в руки, перелистнул несколько страниц.

Ничего там не было особенного. Родители, немного о погибшем брате и еще меньше – о самом Дэне. Оказалось, мы с ним оба родились в декабре, но я на несколько дней позже. Забавное совпадение, только вот мне в тот момент было не до смеха. То, что Тэд собирал на Дэна досье, оказалось последней каплей. Я сжал папку в пальцах, сминая обложку, и толкнул дверь в коридор.

Тэд сидел перед мониторами камер слежения, но на экраны не смотрел – писал что-то в блокноте, устроив его на коленке.

Я был несколько раз в диспетчерской, но мне быстро надоедало глазеть на ворота, у которых торчали охранники, на решетку ограды и на вход в дом. Я бы не смог так работать – терпения не хватило.

Тэд развернулся ко мне, захлопнув блокнот.

– Что-то случилось, Дик?

Я кинул на пульт смятую папку.

– Я не желаю, чтобы моя личная жизнь становилась предметом сплетен охраны. Если они не в состоянии воздержаться от трепотни, пусть ищут другое место работы.

Тэд покачал головой.

– Вопросы найма или увольнения не входят в твою компетенцию.

– А в компетенцию твоего сына входит ебля со мной? – я прищурился. – Тэд, я хочу, чтобы Конрада и тех, кто тайком за мной таскается по твоему приказу, уволили. И мне плевать, каким образом ты заставишь их молчать. Или, клянусь, плохо будет всем. Знает отец про Люка или нет – журналюги не знают точно.

– Себя подставишь, дурачок, – Тэд пожал плечами. – Твою задницу тогда не только охрана обсуждать будет – вся страна.

– Да насрать! – терпение у меня лопнуло окончательно. Все наложилось: статья в газете, непонятная холодность Дэна, обещанное на завтра наказание, слова Люка. – Как бы ни обсуждали мою задницу, Люку это не поможет. Сядет на двадцать лет за растление!

Меня трясло, и Тэд это заметил. Бросил блокнот рядом с папкой, встал, обхватил меня за плечи и прижал к себе.

– Ну все, все, все. Успокойся, малыш. Я не могу их уволить, в этом нет никакого смысла. Придут другие, такие же болтливые. Но я тебе обещаю: никто ничего больше обсуждать не будет. И Люк тут ни при чем. Ты меня беспокоишь намного больше.

Очень хотелось так и остаться в его уверенных и таких знакомых руках. Под защитой, как в детстве, когда я бежал к Тэду, размазывая сопли и слезы. Но, кажется, я был уже слишком большим мальчиком, чтобы позволить себе такую слабость.

Отстранившись, я сгреб с пульта папку.

– А это вот что? Зачем тебе досье на Дэна? Он что – шпион, мафиози? Или ты на всех, с кем я ебусь, папочки заводишь?

– На всех, – спокойно ответил Тэд и вернулся на свое место за пультом. – Ты сейчас думаешь, что твои развлечения – всего лишь невинная забава. А они ой как серьезно могут аукнуться в будущем. Или ты всю жизнь рассчитываешь в коротких штанишках бегать? Не выйдет, Дик. Рано или поздно твои похождения могут всплыть. И вот чтобы этого не случилось, нужно знать о твоих нынешних приятелях и любовниках все. Нравится тебе это или нет.

Злость я сорвал на отцовском «Штрайхе». От души пнул его в блестящий бампер так, что по гаражу звон пошел. Хотелось так же пнуть и Конрада, – желательно, по яйцам, – но бывший десантник был мне не по зубам.

И на Люке отыграться тоже не вышло – спальня оказалась пуста. Я содрал с себя шмотки и отправился в ванную, прихватив косяк.

63.

Не стану врать, будто досадовал, что нам с Диком не удалось поговорить. Поскольку в действительности очень даже радовался, что на каждой перемене у меня находились какие-то дела и я умудрялся сбегать. Записки мне хватило по уши. Про херню и политику. Словно в этом было дело. Это я и сам знал.

Но то, что за двое суток в пансионе Дик ни словом не обмолвился о своей помолвке, говорило само за себя. К примеру, что я для него – очередной парень для траха, с которым не делятся личными делами. А все, что мне показалось – оно только показалось.

Не то чтобы это многое меняло, просто мне в очередной раз предстояло привыкнуть к мысли… Да кого я обманываю! Разумеется, мне было обидно. Именно поэтому я и избегал всеми силами разговора, иначе мог наговорить чего не следует. Незачем Дику знать, что я отношусь к нему вовсе не так, как он ко мне.

Поэтому после уроков я бодро рванул на первый этаж, благо умница Келли на одной из перемен напомнила, что я обещал помочь развешивать ее рисунки. Казавшееся досадным, когда я его давал, сегодня обещание пришлось как нельзя кстати. Даже задумай Дик перехватить меня у школьного автобуса – у него не выйдет, поскольку меня там не будет. А знать о том, что я сижу в классе рисования и занимаюсь подготовкой выставки, ему совершенно неоткуда.

Правда, я недооценил кое-кого.

И не успели мы вчетвером в компании молодой приятной миссис Баротти взяться за дело, как на пороге нарисовалась Мари.

– Ага! – сказала она. – Вот ты где, Дэн! – и только тут увидев преподавателя, несколько стушевалась. – Здрассти, – потом окинула нас всех внимательным взглядом, заметила в руках Келли раскрытую папку и немедленно заинтересовалась: – А чем это вы тут занимаетесь?

Я едва удержал рвущееся с языка «групповым сексом», а миссис Баротти улыбнулась:

– Проходи, тоже будешь помогать.

И довольная Мари немедленно просочилась внутрь.

Так что они втроем разбирали рисунки, решая, что будут выставлять, а что нет, а мы с Мэйсоном занялись паспарту.

– Ты зачем ее привел? – тихо спросил Мэйсон.

– Я?! – шепотом возмутился я. – Она сама! Липнет ко мне последнее время. В друзья набивается. И чего надо?

Мэйсон хмыкнул.

– Ну что девушке от тебя может быть надо?

– Без понятия.

– А вдруг ты ей в самом деле нравишься? Не рассматривал такой вариант?

– Я? Не может быть! Она в курсе, что я… – я запнулся, подбирая слова. Мэй, скорее всего, забыл, что я ему когда-то рассказывал о Мари. А даже если и помнил о девице, предложившей мне садомазохистские развлечения, не мог знать, что вот эта высокая темноволосая – именно она и есть. И напоминать мне почему-то не хотелось. – …не из ее команды, – наконец-то сформулировал я.

– У девушек странная натура, – улыбнулся Мэй, оглянувшись на Келли. – Им кажется, будто все непоправимое можно изменить.

А потом Мэй как-то странно притих. Правда, занимаясь очередной рамкой, я не сразу это заметил. А когда обратил внимание, что он уже минут десять разглаживает один и тот же картонный уголок и смотрит в пространство, толкнул его под локоть:

– Эй, ты чего? Что-то случилось?

– Нет, – тут же ответил Мэйсон, потом прикусил губу. – То есть да, Дэн. Случилось…

– Что? – я немедленно отложил паспарту в сторону и уставился на него. – Давай, не тяни. Вы с Келли поругались? Из-за… ну, из-за секса?

– Вот еще, – фыркнул он. – Как будто она не в курсе… Нет, Дэн. Тут другое. Оказывается, отец не просто так тогда с Лернером завязался. Я же чувствовал, что он как-то чересчур заинтересован в моих занятиях с его сыночком… В общем, родители отправили запрос в Исператорскую клинику в Римоне со всеми моими снимками и выписками. Роберт Лернер кому-то позвонил, с кем-то переговорил – и меня туда берут. Даже квоту выделили на операцию… Дэн, там говорят, что надежда есть. На то, что я… – Мэйсон замолчал, судорожно стискивая ручки своего кресла.

– Что ты будешь ходить?! – взволнованным шепотом закричал я.

Он переглотнул и кивнул.

– Здорово! – я стиснул его предплечье и заулыбался, как дурак.

– Не торопись, еще ничего не ясно толком. Надежда – это еще не обещание.

– Все равно! – радовался я. – Раньше-то тебе даже надежды не давали!

– С надеждой еще хуже, – Мэйсон опустил голову. – Знаешь, я как-то привык, что уже… ну, все. Смирился. А теперь внутри все горит. И я не представляю, что со мной будет, если ничего не получится – перегорю, наверное. Как лампочка… Даже Келли ничего не говорю пока. Чтобы не обнадеживать.

– Дело твое, конечно, – осторожно сказал я. – Но ведь тебе вскоре придется поехать в клинику. И как ты ей объяснишь? К тому же если все получится – тебе не кажется, что она обидится?

Мэй поднял голову и посмотрел на Келли, которая присела в уголочке рядом с Мари – точно они были подруги – и что-то торопливо дорисовывала на одном из листков. Мари заглядывала сбоку и одобрительно кивала – вот надо же, ценитель нашелся!

– Думаешь, обидится? – задумчиво протянул Мэйсон.

– Почти наверняка, – честно ответил я, примеряя на себя сегодняшнее известие о помолвке Дика. – Ну ведь такое важное событие в жизни, а ты с ней не поделился.