Текст книги "Сумерки (СИ)"

Автор книги: Корсар_2

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 67 страниц)

– О чем? – я слегка растерялся от такого напора.

Хотя мы никогда не увлекались разговорами, сегодня я собирался начать по-другому. Но мне просто не дали такой возможности. Потому что жадные руки уже проникли в мои штаны и немедленно принялись ласкать через трусы – в этот раз почти грубо.

– О том, что я для тебя запланировал.

Он сильно сжал мой член, и я невольно задохнулся, откидывая голову и привычно хватаясь за раковину позади себя.

– Пожалуй, джинсы лучше снять совсем, – сказал он мне в самое ухо, а потом лизнул мочку.

Я послушно потянул штаны вниз, Джоуи дернул вслед за ними трусы, и некоторое время мы путались во всем этом, пока я не додумался скинуть башмаки. А потом так и замер – в одних носках, голый снизу до пояса.

– Ты красивый, – сказал Джоуи, глядя на мой торчащий член, и облизнул губы. – Очень красивый, – а потом притянул меня к себе и принялся целовать.

Кажется, наш разговор опять откладывался. Но не могу сказать, чтобы в данный момент я об этом жалел. Прижимаясь твердой грудью, одной рукой Джоуи шарил по моей спине под свитером, а другой поглаживал мои яйца. И мне было хорошо. И удивительно волнительно-приятно. Похоже, меня ожидал какой-то новый опыт.

Свитер в результате он с меня тоже снял, а рубашку только расстегнул, и пока ласкал языком соски, я не остался в долгу и стащил с него джемпер – Джоуи не возражал. Потом мы разобрались с его ремнем и молнией на брюках, и я добрался до его эрегированного члена, но от белья освободить не успел.

– Повернись, – велел Джоуи, и я развернулся лицом к умывальнику.

Его ладонь легла мне на поясницу, заставляя прогнуться.

– Молодец, – с придыханием сказал он, чем-то пошуршав. – Хороший мальчик.

Поставил рядом со мной на раковину узкий флакон, потом бросил несколько небольших пакетиков. Не успел я разглядеть, что это, как в мой анус ткнулся холодный и скользкий палец. Я ахнул, сообразив, что пакетики – это презервативы, рефлекторно сжал сфинктер и повернул к нему голову.

– Джо, – почти жалобно сказал я, – не надо. Я не хочу трахаться в туалете.

Он немедленно воспользовался этим, чтобы меня поцеловать, обхватив второй рукой, и только после того, как его язык вдоволь насладился моим ртом, сказал в самые губы:

– Расслабься, малыш. Я не собираюсь тебя трахать – только доставить удовольствие, – и попытался протолкнуть палец в презервативе дальше.

Но я все еще зажимался, и тогда он дотянулся до моего члена, взял его в ладонь и принялся массировать, одновременно шепча:

– Обещаю: будет хорошо, Дэн. Я же должен тебя кое-чему научить, правда? Потому что я, глупенький мой, предпочитаю быть снизу. Но прежде чем ты трахнешь меня, я хочу показать тебе, как можно доставить удовольствие партнеру. Только пальцы, Дэн, одни только пальцы. И я остановлюсь, если тебе что-то не понравится.

Надо ли говорить, что мне все понравилось?

Стоит ли упоминать, как неприлично я себя вел?

А кончив, некоторое время ощущал себя ужасно слабым, словно новорожденный котенок. Так что Джоуи пришлось позаботиться о себе самому, хотя он и цеплялся за меня, пока дрочил. Но все что я мог – позволить ему выплеснуться мне на спину.

– Все нормально? – спросил довольный Джоуи, когда мы заперли дверь и потопали по стылой улице.

– Ага, – кивнул я и тут же споткнулся – в ногах по-прежнему ощущалась какая-то неуверенность.

– М-да, парень, – протянул Джоуи, поддержав меня, – похоже, мне лучше тебя проводить.

– Мне тут… не очень далеко, – не стал спорить я.

На самом деле, кажется, он был горд, что сумел довести меня до такого состояния. И когда мы уже стояли под дверями моего темного дома, Джоуи придвинулся ко мне поближе:

– Дэн, только честно: ты хочешь меня трахнуть?

– Да, – тут же само собой вырвалось у меня. – Очень.

Тогда Джоуи резко притянул меня к себе, и какое-то время мы с ним целовались в полной темноте нашей неосвещенной улицы, так что о любопытных глазах соседей можно было не беспокоиться.

Зато теперь это стало гораздо больше походить на настоящее свидание: ночь, улица, проводивший меня до дому парень, несколько минут назад подаривший такие замечательные ощущения…

– Я тоже не против, – шепнул Джоуи, оторвавшись от моих губ. – Рискнем?

– Только не в туалете! – тут же сказал я.

– Плевать, где. Какая разница?

Я упрямо помотал головой. Не знаю, наверное, Джоуи действительно было плевать. А мне как-то совсем не нравилось, что мой первый настоящий секс с парнем состоится в отхожем месте.

– В кафе нельзя – ты же знаешь, там кругом одно стекло, с улицы любой увидит, – продолжал уговаривать Джоуи, ощущая мое нежелание. – Снять номер… ну, в Сан-Патч – это не вариант, тут по округе разнесут сразу же, что мы вдвоем там были и чем занимались. В Сан-Марено мотель всего один, на окраине, туда далеко добираться и дорого берут…

– Давай у меня, – предложил я.

Джоуи посмотрел на мой дом:

– Ты что… живешь один?

– Нет. Но мать часто не ночует дома. А если ночует – спит мертвецким сном. Она ничего не услышит, если мы… ну, постараемся не шуметь.

– Что ж, ты довольно тихий, – признал Джоуи, – можно рискнуть… А как я к тебе попаду?

– Через окно, – тут же сказал я. – Я войду, осмотрюсь, а потом пущу тебя, – я показал ему на свое окно и с волнением ждал, согласится он или нет.

– Ну-у… – задумчиво протянул он. – Думаю, стоит попробовать…

Тут у меня внутри радостно-предвкушающе захолодело, а внизу живота снова захотело подняться. Я почему-то решил, что все случится прямо сейчас.

– …в следующий раз, – закончил Джоуи.

– А... – начал было я, но вовремя спохватился. – Ладно, ага. Хорошо. Увидимся?..

Но мы еще не сразу распрощались. Джоуи сунул мне тонкую книжку: «На, изучи на досуге. Полезная литература для начинающих геев». А потом некоторое время мы снова целовались в прохладном ночном сумраке грязного квартала Сан-Патч. И это некоторое время я был даже почти доволен всем на свете. Если не вспоминать про Лернера.

Матери дома все так же не было. Вздохнув и оглядев разоренный дом, я решил завтра заняться уборкой. И отнести вещи в прачечную тоже бы не помешало – это я зашел в ванную сполоснуться и увидел корзину, из которой во все стороны торчало грязное барахло. И порадовался, что Джоуи не решил остаться у меня сегодня, вот стыдоба бы была… Заодно, разумеется, под мысли о Джоуи и предстоящем побаловал себя тихой дрочкой.

Потом, полностью телесно удовлетворенный, собирался хоть что-то поучить, но как-то не сложилось – совершенно нечаянно зацепился за чистую тетрадку и начал писать новую нежизнеспособную историю. Ту самую, что придумал в школьном дворе возле мусорных баков. Про путешествующего парня, который познакомился в другой стране с прекрасной брюнеткой с зелено-карими глазами.

Нежизнеспособную, поскольку прекрасно знал: как только я доберусь до места, где молодой человек покидает свою пассию на произвол судьбы, и придумаю, что случилось дальше, вплоть до счастливого финала – мне станет неинтересно, и я никогда этого не допишу. И все-таки, несмотря на то, что я отдавал себе отчет в своей неспособности доводить графомань до конца, почему-то сопротивляться желанию писать истории у меня не было ни сил, ни желания. И я каждый раз с удовольствием строчил простым карандашом в тетради, забивая на остальные дела. Пока не падал на диван и не засыпал сном утомленного праведными трудами человека. Пусть даже назавтра вставать утром оказывалось весьма проблематично.

38.

Бойд, как обычно, торчал в сквере неподалеку от «Мимироне». Полиции он не особо боялся – почти все местные копы получали от него немалую мзду. Зато конкурентам, решившимся оспаривать территорию Бойда, всегда доставалось от них по полной программе.

Я присел на скамеечку рядом, лениво вытянул ноги, откидываясь спиной на жесткие деревянные рейки.

– Как дела?

– Нормально, – Бойд сунул сигарету в зубы, щелкнул зажигалкой. – Что-то ты быстро. Скурил все, что ли?

– Не-а, – я скосил глаза на парочку нарков, тащившихся мимо. – Я похож на психа? Не собираюсь становиться таким же, как эти.

– А-а-а, – Бойд проводил нарков равнодушным взглядом. – Эти конченые, точно. На крэке сидят, максимум с полгодика еще протянут.

– А потом? – так же равнодушно поинтересовался я. – В клинику?

– Кто их возьмет в клинику, – сплюнул Бойд. – Передознутся и каюк. Или траванутся дерьмом каким-нибудь дешевым.

– Понятно, – судьба нарков меня мало интересовала. – Бойд, у меня к тебе дело на сто марок. Нужно завалить одного мудака в той школе, где я учусь.

– Мокрухами не занимаюсь, – хмыкнул Бойд. – Но если тебе позарез приспичило – могу свести с правильным человеком.

– Ты не понял, – я фыркнул. – Не в том смысле завалить. Я хочу, чтобы его помариновали в тюрьме. Он у нас в «Маллет-Рей» толкает ребятишкам травку.

Бойд повернулся ко мне, прищурился.

– Реально толкает?

Я ответил ему таким же взглядом.

– Нет, разумеется. Но это сильно гребет копов?

Бойд тут же расслабился, снова развалился на скамейке, прикрыв глаза.

– Обертку на пачке поменяй. Чтобы пальчики не срисовали.

– Само собой, – я встал. – Муниципальная школа «Маллет-Рей», Бойд.

– Знаю, – лениво ответил он. – Дыра.

– Ты даже не представляешь, какая, – вздохнул я. – Ладно, я пошел.

– Ага.

Остаток дня я провел в «БиБи», надираясь с Майклом и пытаясь подцепить кого-нибудь на вечер. Но мысли – особенно после выпивки и пары косяков – упорно вертелись вокруг Арчера.

Если бы он имел возможность хорошо одеваться, заткнул бы Кида по популярности в классе без особых проблем. Ларсен, если объективно, был просто смазлив. А Дэн был красивый – без дураков. Не знаю, заметил он это сам или нет, но в школе на него весь день таращились наши девицы – все, включая Зои. Я, если честно, даже подрочил после первого урока, вспоминая, как Арчер на меня сердито смотрел во время математики. Мне нравилось – сам не знаю, почему – быть центром его внимания. Я бы, наверное, с удовольствием даже пощупал Арчера в подходящем к случаю месте. Да хотя бы в туалетной кабинке. Проверил – действительно у него на меня стоит, или мне кажется.

От всех этих размышлений у меня снова зачесалось в заднице, и я, вытащив с танцпола первого попавшегося парня, потащил его под лестницу, где обычно трахались все озабоченные, благо места там вдоль стены хватало.

Отсасывая парню и тиская его за крупные горячие яйца, я вдруг представил себе на его месте Арчера. Что это он постанывает, подталкивает мою голову поближе к себе, заставляя чуть ли не глотать член, дергается, кончая мне в горло… и чуть было не кончил сам от своей фантазии. А когда развернул парня лицом к стенке, нащупал его дырку и втискивался туда, представил снова: сейчас он повернется – и я увижу, что на самом деле это Дэн.

Хватило меня на минуту судорожных фрикций. Напоследок я прикусил парня за шею и закрыл глаза, чтобы не видеть заляпанную стенку.

Нет, трахаться с Арчером в туалете или вот так я отчего-то не хотел. В городе имелось достаточно отелей, где можно снять номер. Или найти меблированную комнату с почасовой оплатой. Честное слово, Дэн заслуживал большего, чем перепих под грязной пыльной лестницей.

План мести у меня был довольно простой: спрятать пачку с косяками где-нибудь в пыточной, в которой во время перемен никого не было, а одну сигарету запихать куда-нибудь под подкладку сумки Гюнтера. Я прекрасно знал, как ищут траву копы – с собаками. Поэтому с утра не просто принял душ, а полежал с полчаса в ванне, куда вылил с полфлакона хвойной пены, чтобы на коже не осталось никакого запаха. Взял другую сумку, сложил туда все для школы и выкурил пару обычных сигарет, выдыхая в сумку дым. Выдрал пачку из целлофана, натянув пластиковые перчатки, предусмотрительно купленные накануне. И завернул ее в обычную бумажную салфетку так, чтобы было легко вытряхнуть. Точно так же упаковал сигарету. Сложил все в полиэтиленовый мешок, наглухо закрутил горлышко резинкой и отправился в школу.

Первый удар по голове, выражаясь фигурально, я получил еще до начала первого урока: Арчер опять явился в школу в старой куртке и каком-то невнятном полосатом свитере с дурацким капюшоном. У меня даже в глазах от злости потемнело. Я кинул взгляд на его ноги – нет, кроссовки Арчер все-таки надел новые, хоть за это спасибо.

Злился я весь урок и, само собой, в таком состоянии нарвался на три удара линейкой от Коттнера. По-моему, под розги он меня не отправил только потому, что в заключении врача, которое я отнес Морту в понедельник, стояло сотрясение мозга. Так что этот жирный мудак просто не рискнул добавлять мне увечий.

После звонка Арчер замешкался, и я, воспользовавшись этим, прижал его к стенке прямо в классе, благо вся толпа со свистом и гиканьем вылетела на перемену в коридор.

– Арчер, какого, блядь, хрена ты снова в этой рванине?

– Твое какое дело? – он ухватил меня за запястье, пытаясь отцепить мои пальцы от воротника. – Что хочу, то и надеваю.

Глаза у него были злые, и я подумал: вот если я сейчас его поцелую, изменится их выражение или нет?

– Большое, – я слегка стукнул его спиной о стену. – Ты вчера выглядел охрененным парнем, а сегодня снова как оборванец. Тебе что, западло носить красивые хорошие вещи?

– Мне западло пользоваться твоими благодеяниями, – сквозь зубы ответил Арчер, и я отпустил его воротник. – Мне ничего от тебя не нужно. Я что, плохо это объяснил в прошлый раз?

– Дурак ты, – сказал я, чувствуя вдруг какую-то непривычно тяжелую усталость, словно меня заставили отжиматься на кулаках раз пятьдесят. – Там нет ничего, что ты сам бы не смог получить в Центре помощи. Ни одной нитки. Просто с нас там никто никаких бумажек не требует, вот и все. Тэд тебе время и нервы сэкономил, а ты выебываешься. Мне сегодня голова нужна ясная, а из-за тебя затылок уже ломит. Думаешь, выглядишь таким гордым? Нищий, но принципиальный? Не в состоянии понять, что кто-то хочет помочь тебе просто так, без всякой задней мысли, да?

Арчер молчал, все так же стоя у стены, а мне было буквально до слез обидно. Я вот ни фига не думал о гордости, валяясь в кустах с пробитой башкой. Мне предложили помощь, и я ее принял, потому что это было нормально – не бросить раненого человека на произвол судьбы. Тогда почему мои попытки как-то помочь, отблагодарить так позорно проваливались? Что я делал не так?

– Причиняешь добро и насаждаешь справедливость, – в голосе Арчера звучала насмешка, от которой стало еще больнее. – Вступи лучше в Лигу защиты гражданских свобод вместо Церковно-патриотического союза. Там с твоей энергией от тебя больше толку будет.

Я хотел сказать, что никогда в ЦПС и не состоял, а Лига – такая же карманная партия, как и все другие, сидящие в Парламенте и отсасывающие тем, кто больше платит, но тут задребезжал звонок. Я встал, взял с парты сумку и вышел, не глядя на Арчера.

На физике соображалось мне как-то плохо. Точнее, вообще не соображалось. Я машинально переписывал с доски какие-то формулы, не понимая смысла и даже не пытаясь вникнуть. Мысли крутились то вокруг Арчера, привычно смотревшего вместо доски на дерево за окном, то вокруг моего плана, вдруг показавшегося глупым и невыполнимым, то почему-то я вспоминал Эдит, испытывая острое разочарование от того, что не увижу ее больше…

Ко второй перемене я совсем раскис. Еле-еле дождался звонка и сбежал в туалет, где переложил пакет с пачкой и сигаретой в карман.

Около пыточной носилась малышня, дверь была слегка приоткрыта. Я независимо встал рядом, скосил глаза, пытаясь разглядеть, есть кто внутри или нет. Комната оказалась пустой, я решил выждать момент, когда малолетки разбегутся по классам, но тут заметил на лестнице Арчера. Он стоял на верхней площадке и смотрел на меня.

Иногда мне казалось, что он действительно шпионит. Что ему понадобилось здесь, если уроки у нас на третьем этаже?

В общем, я стоял как дурак возле окна напротив и время от времени поглядывал на лестницу, где по-прежнему торчал Арчер. Так и достоял до звонка на третий урок, теряя время.

Черт знает, почему я опять посмотрел в окно, прыгая вверх по лестнице через три ступеньки. У ворот школы остановилась полицейская машина, а один из копов уже шел с собакой мимо будки у входа. У меня даже сердце дало сбой – я не ожидал, что Бойд донесет информацию так быстро.

Я еще мог добежать до туалета и спустить траву в унитаз, рискуя опоздать на урок. Но взгляд наткнулся на Ларсена, стоявшего последним в толпе у класса – кто-то там споткнулся, перегородив проход, и в дверях образовался затор. Расстегнутая сумка болталась у Кида на уровне бедра, и я, сунув руку в карман, разорвал полиэтиленовый пакет, уцепил подготовленный сверток и вытряхнул его из салфетки в гостеприимно распахнутое кожаное нутро. Сигарету незаметно бросил у порога, наступив на нее ботинком, а скомканную салфетку намеренно выронил возле ряда, где сидел Кид.

Уже оказавшись на своем месте, под партой осторожно завернул разорванный пакет во влажную ароматизированную салфетку, другой салфеткой тщательно вытер руки. Несколько раз вдохнул и выдохнул, приводя нервы в порядок, и уставился на мистера Лайтмена, вошедшего в класс с журналом под мышкой.

Копы добрались до нас в конце урока. Первым появился Морт – красный и потный, нервно комкавший в руках носовой платок. За ним – мамаша Зои, завуч младших классов. А уже последними – собака и двое полицейских. Мы повскакали с мест, мистер Лайтмен побледнел и замолчал на половине фразы, а псина, здоровущая косматая овчарка, немедленно рванулась к сумке Ларсена, стоявшей на полу, и сунула в нее нос.

– Мистер Ларсен, – бесцветным голосом сказал Морт, в упор рассматривая недоумевающего Кида, который непроизвольно пытался отодвинуться от собаки и сумки. – Возьмите свое имущество и пройдите с нами. Мистер Лайтмен, можете продолжать занятие.

Историк кивнул и сжал указку так, что побелели костяшки пальцев.

Не знаю, откуда, но к последнему уроку все знали, что Ларсена взяли с травой. Класс гудел как растревоженный улей, его даже миссис Гейбл не смогла призвать к порядку. А перед самым звонком пришли за мной.

Я понимал, конечно, что Ларсен первым делом скажет обо мне. Я был единственным в классе, демонстративно сующим в зубы сигарету сразу же по выходу за ворота. От пакета я, понятное дело, давно избавился, а ботинками потоптался по лужице мочи около унитаза в туалете. И все равно боялся, входя в кабинет директора, где расположились копы.

Пачка лежала на столе, растоптанная сигарета – тоже. Кид, бледный и зареванный, сидел в углу, теребя бумажное полотенце и шумно в него сморкаясь.

– Мистер Лернер? – спросил коп с нашивками ефрейтора, и я кивнул. – Мы бы хотели с вами поговорить.

Разговор затянулся на полтора часа. Кид утверждал, что траву ему подкинул я. Я, разумеется, делал морду кирпичом и отнекивался, заявляя, что курю только обычные сигареты. Сумку мою перерыли, даже вспороли подкладку, но собака воротила нос, и копы отступились.

Наверное, кое-что им обо мне все-таки было известно. Или они успели связаться с кем-то повыше. Поскольку разговор о траве плавно перешел в разговор о нападении. Но я упорно стоял на своем – ничего не знаю, ничего не видел, и в конце концов от меня отстали.

Единственное, чего я опасался – так это камер наблюдения, натыканных по коридорам и рекреациям. Если я попал в поле зрения хотя бы одной – а вспомнил я о них только во время «разговора», – то уже завтра мог оказаться на месте Кида. Отец, конечно, замнет дело без особого шума, но в «Маллет-Рей» мое существование сильно осложнится. Я не очень приглядывался до сегодняшнего дня, как эти камеры расположены, а после допроса разглядывать их и вовсе не стоило.

Вообще, мне было не по себе. Сев на «Джаргу», я поехал домой и по дороге размышлял, имело ли смысл завязываться с этой херней. Сейчас вся затея казалась мне ужасно неумной. Я ведь действительно не принял в расчет камеры, а снять с них записи – плевое дело. С Гюнтером я так и не разобрался, зато подставил Ларсена, которого и так уже опустил ниже плинтуса. Он вряд ли расскажет о насилии – тогда ведь и я могу рассказать о нападении, – но черт его знает. Вдруг решит: если по-любому пропадать, то не одному?

Короче, глупостей я наделал кучу. Оставалось только надеяться, что все каким-нибудь образом само по себе рассосется. Все-таки интриги и коварные планы – это было совсем не мое. Хитрости и изворотливости отца я не унаследовал ни на ломаную марку.

На нервной почве я переделал все уроки, включая ненавистную математику. То ли от страха, то ли в голове у меня все встало на нужное место, но я даже функции умудрился решить, хотя меня это нисколько не успокоило. Некстати вспомнил, что завтра мне еще и отработка предстоит, которую назначила припадочная Смитфул, и запсиховал окончательно.

В итоге, когда ко мне зашла мать и сообщила, что в субботу мы идем на прием к Эллиотам, я вызверился так, что самому страшно стало. Наверное, это была полноценная истерика – я плохо соображал, что именно ору в перепуганное лицо матери. Во всяком случае, совершенно точно послал нахуй Эллиотов вместе с их жирной Гутти и расфуфыренными гостями. На мои крики прибежал Тэд и, недолго думая, влепил мне пощечину. А потом, когда я очумело валялся на полу, еще и вылил мне на голову графин с водой.

Затем в мозгах все как-то смешалось. Дикая головная боль, судорожный припадок, выгнувший меня дугой на мокром ковре, Люк, поивший меня отвратно пахнувшим лекарством, успокаивающий шепот Линды, тихий плач матери.

Последний приступ эпилепсии у меня случился в восемь лет, и доктор Джаксон сказал, что вроде бы я эту гадость перерос. Я еще года два принимал какие-то таблетки, а потом мне перестали их выписывать. Наверное, сегодня сработало все сразу – слишком долго во мне копилось это нехорошее напряжение, выплеснувшееся в итоге судорогами. И хотя спешно приехавший мистер Джаксон сообщил, что ничего страшного, это единичный случай и мне просто нужно как следует выспаться, все равно я попросил Тэда оставить в комнате свет на ночь. А потом меня опять напоили какими-то лекарствами, и я вырубился.

Не знаю, слышал я сквозь сон разговор матери с вернувшимся отцом, или мне это снилось. В любом случае, у меня не получилось выдраться в реальность. Но проснулся я с ощущением, что родители ссорились.

Правда, это не было чем-то особенным – они ругались из-за меня, сколько я себя помнил. Точнее, из-за методов воспитания. А я с детства этим пользовался: все, что мне запрещал отец, получал от мамы. И наоборот. В общем, как любил заявлять дядя Леон, рос «безнадежно испорченным ребенком».

В чем-то мой дядюшка был, конечно, прав. Вероятно, он даже намного больше понимал в воспитании, чем мои родители. Но двое его сыновей, моих двоюродных братьев, уехали за границу, едва получив удостоверения личности, и никаких связей с ним не поддерживали. Думаю, им хватило дядюшки и его методов на всю оставшуюся жизнь. Из мимоходом услышанных разговоров я знал, что оба перед отъездом отказались от права наследования. Не знаю, что по этому поводу думал сам дядя Леон. Он вычеркнул своих детей из жизни точно так же, как они вычеркнули его, и никогда о них не упоминал.

Чувствовал я себя утром вполне сносно, разве что опять разболелся бок. Но это, скорее всего, было связано с дождем, снова нудно моросившим за окном. Надавив на жалость, я выпросил у Линды булочки со сливками вместо хлопьев и зашел к матери извиниться. Я ведь на самом-то деле ее любил. И отца любил, просто меня все время несло куда-то не туда.

Мама уже проснулась и читала в постели очередной журнал. Увидев меня, отложила журнал на одеяло, обняла меня, поцеловала в висок. Я случайно глянул на глянцевый разворот и забыл, зачем пришел: с блестящей страницы мне сумрачно улыбалась Эдит.

– Хороша, да? – мама приподняла журнал, аккуратно погладила сгиб пальцами. – Какие совершенные линии. Новая коллекция Гурмо просто великолепна.

– Ага, – пробормотал я и только после этого сообразил, что мать говорит о шубе, небрежно свисающей с плеча Эдит. – Это ведь Эдит Дак, да?

– Понятия не имею, – равнодушно ответила мать. – Они все на одно лицо, эти манекенщицы.

Вот уж Эдит точно не была похожа на остальных, но озвучивать мысль я не стал. Вернул матери поцелуй и сбежал из комнаты. Мне срочно требовалось подрочить.

Как ни странно, Арчер сегодня пришел в нормальной одежде – видимо, ради пятницы. Кид тоже оказался на своем месте, смотрел в окно и ни с кем не разговаривал, хотя Фредди демонстративно присел рядом с ним и с вызовом поглядывал на окружающих. Спайка, судя по всему, мучили сомнения. Прежнего приятеля-покровителя он потерял, а я однозначно послал его нахуй. И теперь Фергюссон решал невыносимо сложный вопрос, к кому прибиться.

Остальные занимались своими делами, видимо, уже сто раз все обсудив и обсосав. Я улыбнулся Зои, положил перед ней на парту шоколадного зайца в яркой фольге – просто так, сделать приятное – и прошел на свое место. Сегодня жизнь не казалась мне настолько мрачной, как вчера. Особенно после того, как я от лестницы рассмотрел положение видеокамер. В отличие от нашего дома, в «Маллет-Рей» стояли не панорамные, а самые обычные, узконаправленные. Засечь меня вчера они не могли – ни одна не смотрела в сторону дверей классов.

Но, как скоро выяснилось, в этой гребаной школе и без камер все было схвачено.

На большой перемене я вылез во двор покурить. Ушел в знакомые кусты между зданием и решеткой, вытащил сигарету, щелкнул зажигалкой. За спиной хрустнула ветка. Я обернулся и увидел Арчера, стоявшего в шаге от меня. Руки у него были в карманах, на лице – какое-то непонятное выражение. Он окинул меня странным взглядом и сказал негромко, но очень отчетливо:

– А ты еще большая скотина, чем я думал. Это же ты подбросил Киду в сумку травку.

У меня в животе на мгновение стало пусто и холодно. Я забыл не только про камеры. Я забыл, что этот паршивец постоянно за мной подглядывает. И если он не видел, как я опустил пачку в сумку Ларсена, то наверняка засек, как я под партой вытирал руки и заворачивал в ароматическую салфетку пустой пакет.

– А ты очень порядочный, – хрипло сказал я. – Ну беги к Морту, докладывай. Расскажи, что я траву в школе курю. И что это мою пачку нашли у Кида. Давай, Арчер, выбивайся в люди, сделай первый шаг.

– Да вот еще, – ответил он и снова непонятно на меня посмотрел. – Не собираюсь я никуда бежать. Но если ты еще раз решишь сделать кому-то подлянку – тогда я молчать не буду, учти.

Он развернулся и пошел, пиная банку из-под лимонада. А я закрыл глаза и сполз по стене на корточки, чувствуя спиной холод камня.

39.

Вообще-то, я вовсе не собирался с ним разговаривать. И давать ему понять, что догадался, кто подсунул Киду травку – тоже. Но когда обнаружил, что Лернер занял мой любимый угол возле помойки – не выдержал.

Просто уже был на взводе.

В четыре утра меня разбудил шум в прихожей. Сообразив, что это наконец-то вернулась мать, я перевернулся на другой бок и попытался заснуть дальше. И уже почти задремал, когда меня осенило: что-то не так. Усевшись в кровати, я попытался сообразить, что именно. Потом понял: тишина. Если мать вернулась, сейчас в ее комнате должны были падать предметы, а она сама ругалась бы последними словами.

Поднявшись, я подобрался к дверям, выглянул – темно и тихо, а падающий из-за спины свет мало что позволял разглядеть. Я нашарил на стене выключатель, щелкнул.

Мать неподвижно лежала прямо около порога. Похоже, сил добраться до своего продавленного дивана у нее просто не хватило. Вздохнув, я подошел, присел рядом на корточки, взялся за плечо:

– Мам?

Никакого эффекта.

– Мама!

Я взял ее под мышки, перевернул – и понял: дело неладно. Лицо у нее было красное, вокруг рта – признаки недавней рвоты, она тяжело дышала и глаза были закрыты. Приподняв веки, я увидел пустые огромные зрачки. Сбегав в ванную за нашатырным спиртом, подсунул матери под нос смоченную им вату – никакого эффекта. О Господи, еще этого не хватало…

Подскочив к телефону, набрал номер вызова неотложной помощи. Там долго выпытывали все данные, как будто безмерно важно, сколько лет моей матери и чем она болела в детстве. Все равно ведь потом то же самое будут спрашивать приехавшие врачи. Но в конце концов вызов приняли.

Сердце билось как сумасшедшее, от испуга подкашивались колени, но я все же сообразил отволочь мать в комнату и одеться. Ни к чему врачам было видеть ее около порога, а меня – в одних трусах.

Самое обидное – я совершенно не знал, как нужно действовать. Понятно, что мать отравилась: либо выпила слишком много, либо какую-то «левую» отраву, – но чем я мог ей помочь? Судя по всему, выполоскало ее уже хорошо, а дальше?.. Воду она пить не в состоянии, уложил я ее набок, так что язык в гортань не завалится… Ну и?..

Я метался, не в силах сообразить, что еще можно сделать. Позвонил отцу, но телефон не отвечал. Бежать к соседям? Я выскочил на улицу, посмотрел на соседние дома и передумал. Старая Маргарет вряд ли в состоянии мне чем-то помочь, а Беллы ни за что не откроют ночью дверь. Дальше по улице я и вовсе знал соседей только в лицо, как и они меня. Кто захочет прийти на выручку чужому мальчишке?

Так и сел на крыльце, дрожа от утреннего холода.

Амбуланс приехал ближе к пяти. Врач и медсестра вошли в дом стремительно и деловито, сразу же позвали санитара и водителя, мать погрузили на носилки и понесли в машину, я кинулся следом, но медсестра меня задержала:

– Молодой человек, подойдите ко мне, – она расположилась за столом, накрытым выцветшей скатертью, разложила бумаги. – Кем вам приходится больная?

– Матерью, – сказал я.

– Имя?

– Мое или мамы?

– Обоих.

– Арабелла Арчер. Дэнил Арчер.

– Сколько полных лет?

– Мне или маме?

– Обоим.

– Маме сорок четыре. Мне семнадцать.

– Предъявите полис, пожалуйста.

Я полез в шкаф, загородив спиной царивший там беспорядок, вытащил документы, отыскал нужную бумагу.

– Это обязательно? – спросил я, глядя, как медсестра тщательно переписывает буквы и цифры. – Может быть, потом, а?

– Не волнуйтесь, доктор делает все необходимое.

– Но ей же надо в больницу!

– Именно поэтому я все это и пишу… Ваша мать давно пьет? – она окинула взглядом обшарпанную комнату, и я невольно похвалил себя за то, что вчера навел здесь порядок. Даже полы помыл, не говоря о выметенных осколках и постиранной одежде.

– Не очень, – отпираться было глупо, а врать следовало осторожно. Тем более по номеру полиса каждому становилось ясно, что он выдан безработной. – Она никак не может найти работу, вот иногда и… не выдерживает. Нервы.

– Где сейчас находится ваш отец?

– В командировке, – не моргнув глазом, выпалил я.