Текст книги "Сумерки (СИ)"
Автор книги: Корсар_2
Жанр:
Слеш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 67 страниц)
– Когда он возвращается?
– Не знаю точно. Это важно?
– Конечно. Вы же несовершеннолетний. За вас должен кто-то отвечать. Тем более я вижу, во что вы одеты. По-моему, уже пора составлять обращение в социальную службу.
Только этого мне не хватало!
– Это домашняя одежда, – сказал я торопливо. – Я не ношу дома хорошие вещи. Это же не запрещено законом?
– По-моему, вы нас встречали именно в этом и собирались так и ехать в больницу. А на улице довольно прохладно, – она посмотрела на меня очень пристально.
– Я от волнения, – тут же ответил я. – Сейчас переоденусь, – и бросился в свою комнату, мысленно поблагодарив Лернера за то, что теперь мне действительно есть, что надеть.
Когда вернулся в новых джинсах, белом свитере и теплой куртке, медсестра только поджала губы, но я понял – звонка в социальную службу, кажется, не будет.
А потом мы поехали в больницу в Римон. И еще полтора часа я торчал под дверями реанимации, потому что мать никак не могли привести в себя, несмотря на усилия врачей. Только к восьми утра состояние более-менее стабилизировалось, дежурная сестра мне сказала, что днем мать, скорее всего, переведут в токсикологическое отделение, и велела идти отдохнуть. И снова спросила, где мой отец. Я и ей соврал, что он в командировке. И ушел, пока она не начала задавать другие вопросы.
Рейсовый автобус от муниципальной больницы проходил как раз мимо школы. Хорошенько помокнув на остановке – благо, крыша оказалась не совсем дырявой, и под ней можно было найти относительно сухое место, – я дождался пыхтящий от натуги старенький «Перс» и даже в него поместился. И только забившись внутрь, сообразил, что оставшиеся после прачечной марки позабыл в старых штанах.
Пришлось ехать зайцем, независимо глядя мимо кондуктора, и мысленно повторять: «Не подходи ко мне, я обычный школьник, и у меня проездной!». Мне повезло: дородная тетка-кондуктор оказалась по утреннему времени ленива и дремала на своем сидении, отказываясь толкаться в заполненном людьми салоне, только время от времени покрикивала «Обилечиваемся, господа пассажиры! Не забываем! Плотим, плотим! Передаем деньги. Оплачиваем за проезд!», а контролеры на нужном отрезке маршрута не стояли.
Так что добрался я до школы вовремя, но тетрадей у меня с собой, конечно, не было. И если на астрономии это прокатило – мистер Эйчер только глянул на меня осуждающе, услышав мое «забыл», – то на математике ничего хорошего меня не ждало.
И, разумеется, от директора мне досталось.
Оказалось, контрольную я написал из рук вон плохо. Ну, неудивительно, если учесть, что весь урок я пялился в левую щеку Лернера и пытался договориться со своим либидо. Хуже меня был только Джейк, которому Морт сходу назначил пять ударов розгами. Даже Лернер справился лучше. Так что директор подозвал меня к столу, предложив показать тетрадь.
– Я удивлен результатами вашей проверочной, Дэнил. Обычно вы более усердны. Поэтому даю вам шанс реабилитироваться. Покажите мне вашу домашнюю работу, и если там все в порядке – спишем неудачу на случайность… Итак?
Я помялся, а потом решил: плевать, все и так плохо, так пусть будет еще хуже:
– У меня нет тетради с домашней работой, мистер Морт. Я забыл ее дома.
– Печально, мистер Арчер, – голос директора сразу сменился с обычного на бархатно-вкрадчивый. – Очень печально. Кажется, на вас дурно влияет соседство с человеком, который не уважает школьных правил и…
– Лернер тут совершенно ни при чем! – отрезал я нагло, сам себя не узнавая. Похоже, мое раздражение готово было выплеснуться на кого угодно. – Это только моя вина.
– В таком случае жду вас сегодня на отработке, мистер Арчер. И подойдите после урока за дополнительным заданием, которое выполните к понедельнику. Принесете его мне вместе с сегодняшним, конечно же. Не думайте, что я забуду проверить.
«Не смел даже и надеяться», – прошептал я себе под нос, усаживаясь за парту. Ума хватило не сказать ничего вслух, но удержать в себе не получилось. Тут же поймал косой взгляд Ричарда, сердито зыркнул в ответ и отвернулся к окну, стекло которого мазала противная морось.
Когда я подошел за дополнительным заданием, Морт долго возился, выбирая номера из учебника, так что все мои соученики успели покинуть класс, а потом, наконец, поднял голову и, не отдавая листок, спросил:
– Дэнил, ответьте честно: что с вами происходит?
Я уставился на него в полной растерянности. Ну вот что я должен сказать директору? Что меня бесит Лернер? Нет, не так – что меня бесит то, что мне нравится Лернер? Нет, опять не так. Что я гей, и меня бесит, что вместо тихого Джоуи я хочу буйного Лернера? Что все в моей жизни внезапно стало неправильно и неспокойно? Что я вдруг разучился довольствоваться тем, что есть, а зачем-то научился хотеть невозможного? Того, чтобы мать не пила, чтобы родители меня любили, и чтобы Ричард Лернер обратил на меня внимание не как на объект для благотворительности, а как на симпатичного парня?..
Правильно расценив мое замешательство как нежелание говорить, директор попытался сам:
– Я думал, в вашей жизни произошли какие-то положительные сдвиги. Вы, к примеру, стали лучше одеваться… Может быть, помирились ваши родители?
– Нет, господин директор. Родители не помирились. Это одежда из Центра помощи малоимущим гражданам.
– Вот как… – ботинок Морта задумчиво постучал по полу.
Воспользовавшись его неожиданно добрым отношением, я решился:
– Господин директор, могу ли я попросить перенести свою отработку на понедельник? Мою мать сегодня утром увезли в больницу, и когда я уходил в школу, она была еще в реанимации. Мне бы хотелось выяснить, как у нее дела.
Не знаю, откуда у меня брался этот казенный тон, когда я начинал разговаривать с кем-то из имеющих надо мной власть. Если мне от них было что-то нужно, конечно.
– В больницу? Что с ней? – ботинок Морта замер, не стукнув в очередной раз.
– Стало плохо, – коротко ответил я.
Он посмотрел на меня пристально, потом заколыхался пухлым телом, поднимаясь и протягивая мне исписанный листок.
– Хорошо, мистер Арчер. Перенесем отработку на понедельник. Можете идти.
Я забрал у него свое задание и торопливо вышел, пока он не передумал и не начал выпытывать что-нибудь еще.
Поскольку это была большая перемена, я отправился в облюбованный угол школьного двора и там наткнулся на беззаботно отдыхающего Лернера. Почему-то стало до безумия обидно, что он сидит тут и курит как ни в чем не бывало, в то время как Зои трясется над его шоколадкой, Кид глядит вокруг, как загнанный зверь, а Спайк заметно спал с лица. Вот от злости я, наверное, и выдал ему, что обо всем догадался. Пусть тоже немного потрясется, хозяин жизни хренов!..
Зачем я за ним вчера таскался – я и сам не понял. Какое-то смутное чувство вины, что ли, толкало. Отчего-то не хотелось мне выпускать Лернера из поля зрения. К тому же он не только вел себя несколько необычно, но и пах как-то… возбужденно. Словно был не совсем в себе. И еще этот его наезд из-за моей одежды… Кто я ему, чтобы интересоваться, в чем я хожу?!
Собственно, и он был мне никто. Просто не хотелось, чтобы Лернер влезал в новые неприятности. И я отчего-то решил, что смогу его каким-то образом удержать. А добровольный визит в район пыточной и вовсе меня насторожил: что Ричард собрался там делать?! Нормальные люди держались от экзекуторской как можно дальше.
Однако не уследил ведь, поскольку с этой стороны беды абсолютно не ждал, и Лернер каким-то образом подсунул травку Киду. А я думал, там уже все утряслось…
Географию и иностранный мы пережили без приключений. Только время от времени я ловил на себе изучающий взгляд Ричарда. Но, более или менее перестав злиться, я спокойно встречал его взгляд, давая понять: нет, не донес, можешь не дергаться.
Не знаю, понял он или нет, но оглядываться на меня перестал. И я тут же начал раскаиваться, зачем позволил ему поверить, что не донесу. Потому что поступок Лернера был по-настоящему скверным. Это уже не личные разборки между теми, кто борется за лидерство.
Конечно, избиение Ричарда было, по большому счету, преступлением, но ведь Лернер уже каким-то образом умудрился отомстить. Иначе бы Ларсен не вел себя последнее время так тихо. Ну и почему было не успокоиться? Добивать уже упавшего врага как-то совсем неблагородно. Тем более история с травкой дурно пахнет – в том смысле, что дело может закрутиться серьезное. Если родителям Кида, конечно, не удастся отмазать сыночка, – тут же поправил себя я. Собственно, именно поэтому я и собирался пока молчать. Хотя давать в этом уверенность Лернеру не стоило. Слишком быстро он отошел от испуга, в чем я и убедился на классном часе.
Мисс Смитфул, разумеется, не могла обойти вниманием вопиющее происшествие и завела разговор о вреде марихуаны. Весь класс покорно слушал, потупив головы, и только Лернеру не сиделось тихо. Он поднял руку.
– Да, мистер Лернер? – удивилась наша куратор.
– Вот вы нам тут красочно расписали вред от конопли. А почему бы заодно не рассказать о лечебных свойствах каннабиса? Вы вообще в курсе его обезболивающего действия? Между прочим, в нормальных странах давно никого не наказывают за курение травы. Каннабис там легализован, и нам не худо бы взять достойный пример.
В классе повисла такая тишина, что стало слышно, как звенит одинокий комар, по каким-то неведомым причинам не впавший в спячку. А следом раздался и звонок с урока.
– Отработка! – наконец рявкнула покрасневшая Смитфул.
– У меня сегодня уже назначена, – пожал плечами Лернер.
– Значит, в понедельник! – взвизгнула куратор. – Большей наглости я еще не видывала! Законы Бернии ему, видите ли, не по нраву. А толпы наркоманов по всей стране в результате – это, выходит, нормально? А тысячи смертей и несчастных семей? Вы когда-нибудь видели зависимых от наркотиков, дорогие детки? Вам приходилось наблюдать, во что они превращаются? Это же не люди! Они мать родную продать готовы за очередную дозу! А ведь начиналось у них все так невинно – с пары выкуренных сигарет! Никто не собирается подсаживаться на эту отраву, но почему-то все подсаживаются! И вы, Лернер, с такими разговорами – явно в группе риска! Будьте уверены, я сообщу об этом вашим родителям, пусть усилят контроль!.. Ну, есть еще желающие поговорить о пользе наркотиков? Нет? Тогда я вас больше не задерживаю.
Стуча каблуками, мисс Смитфул буквально вылетела из класса.
– Дурак ты, Лернер, – не выдержал Рысь, который обычно предпочитал не вступать ни с кем в конфликты. – Ну и чего добился? Она ведь обязательно предкам твоим нажалуется, не забудет.
– Не твое дело, – лениво огрызнулся тот.
– У Ричарда отличные родители! – выступила Зои. – Они поймут, что он не со зла.
– Ага, это он из добрых чувств к марихуане рисануться решил, – фыркнул Рысь.
– Знаешь, конопатый, мне как-то совершенно насрать на твое мнение, – немедленно ощерился Ричард. – Поэтому оставь его при себе.
Рысь сплюнул и пошел к выходу. За ним, кинув непонятный взгляд на Лернера, потопал Сеймур Зонг. А там и остальные тоже потянулись к дверям.
Ричард, ни на кого не глядя, независимо направился вглубь школы. На отработку, наверное.
Мэйсону я уже успел сообщить, что сегодня не смогу с ним пойти, так что сел в школьный автобус и поехал домой. Следовало захватить оставшиеся после посещения в четверг прачечной пятнадцать марок и только потом направляться в больницу. Ехать еще раз зайцем мне как-то совсем не хотелось.
Но для начала я приготовил себе поесть, достал с полки последний том «Звездных рейнджеров» и вместе с ним уселся за стол. А опомнился, когда начало темнеть. Кроме того, я сообразил, что так ничего и не сообщил отцу, и набрал его рабочий номер – вдруг он еще не уехал домой?
– Автолизинг, Дэвид Арчер. Слушаю вас.
– Пап, не бросай трубку, – тут же попросил я.
– Дэн! Какого черта? – прошипел он. – Сколько раз тебе говорить, чтобы ты забыл этот номер и никогда сюда не звонил?
– Я звонил тебе ночью домой, но никто не ответил.
– Потому что нечего названивать по ночам. Мы отключаем телефон. Белла не может уснуть, если ее разбудят. Да, в общем-то, после твоего последнего отвратительного поступка нам и не о чем разговаривать. До сви…
– Пап, подожди! – закричал я. – Маму увезли в больницу. Я остался один, и денег у меня…
– Опять деньги?! – шепотом завопил он. – Я поражаюсь, как только у тебя хватает совести врать мне так бесцеремонно, лишь бы выклянчить лишние марки. Я не миллионер, Дэн, если ты забыл. И денежный печатный станок у меня тоже работает не каждый день. Все, что я вам должен, я отдаю. А больше по подобным вопросам не смей меня беспокоить!
– Пап, но мама действительно в больнице! И…
Короткие гудки стали мне ответом.
Я еще какое-то время смотрел на холодный пластик трубки в своей руке, а потом осторожно положил на рычаг. Кажется, меня снова не услышали. Но на этот раз ударило уже не так больно, как два дня назад. Или просто мне было не до того.
К матери я поехал налегке. Только купил яблок по дешевке – старушка-соседка выставила ведро у самой дороги и присела рядом, предлагая свой товар. По-моему, ей больше хотелось поболтать с проходящими мимо людьми, чем действительно получить какую-то прибыль. Но я не сильно в этом плане ее порадовал, сославшись на то, что еду в больницу и боюсь, как бы там не закончилось время для посещений. Кажется, я разочаровал бабульку, оставив без информации, что у меня случилось, раз я направляюсь в больницу. Но, подозреваю, ненадолго: яблоки у нее действительно – по крайней мере, с виду – были хорошие, и я понадеялся, что кто-нибудь из соседей остановится рядом и таки осчастливит старушку свежими сплетнями. Я все равно в них был не мастак. Меня как-то совсем мало волновало, у кого в домах поблизости что творится, и делиться своими делами я тоже желанием не горел.
Токсикологическое отделение походило на свинарник. Мало того, что больные были не особенно вменяемы – или вменяемы далеко не все, как мне показалось, – так еще и кровати стояли даже в коридорах. Мать, правда, положили в палату. Но внутри оказалось немногим лучше, чем снаружи – в комнату, рассчитанную примерно на пять человек, запихали восьмерых, и продохнуть там стало негде. Особенно учитывая витающие ароматы.
Мать спала, накачанная лекарствами. А возле ее кровати засыхала лужица рвоты.
– Ну че стоишь, пацан? – спросила меня какая-то разбитная девица, толкавшаяся рядом. – Думаешь, санитарки будут это убирать? Ошибаешься. Никому это не надо. А мы от этой вони уже устали. Так что бери тряпку – и вперед, на подвиги. Понял?
– Раз устали – почему не убрали сами? – с неприязнью спросил я, глядя на короткий ежик ее светлых волос.
Она покрепче запахнулась в халат и завалилась на свою постель, мелькнув белыми ляжками:
– А мы больные. И это твоя мать здесь наблевала. Будешь выступать – начну орать, как блаженная, учти. Тогда тебя отсюда вытурят и в жизни больше не допустят. Больных волновать нельзя.
Я сомневался, что вырвало действительно мать. Мне казалось, первое, что делают при отравлениях – прочищают желудок. А в рвоте имелись остатки пищи. Однако спорить я не стал. Пошел, с трудом отыскал в другом конце коридора затюканную санитарку, выпросил у нее ведро и тряпку и убрал все, морщась от неприятного запаха и липкой гадости на руках. Девица нагло ухмылялась со своего места.
Яблоки я положил на тумбочку, стоявшую возле кровати матери, и с таким же трудом, как прежде санитарку, отыскал дежурного врача. С кислой миной покопавшись в бумагах, он сообщил мне, что жизнь Арабеллы Арчер сейчас вне опасности и они «делают все необходимое».
На улице уже зажглись редкие фонари и существенно похолодало. Зато отсутствие мерзкого больничного запаха лекарств, перемешанного с миазмами немытых человеческих тел и человеческих же отходов, и тишина действовали очень успокаивающе.
Я понадеялся, что в дороге совсем приду в себя, и потащился на остановку. Поблизости от нее, как я заметил, находилось какое-то злачное заведение. Но это оказалось даже хорошо – сейчас, поздним вечером, шагать на доносящиеся оттуда звуки и льющийся из дверей свет было спокойнее и исключало возможность заблудиться в незнакомом районе.
40.
Остаток учебного дня я провел в каких-то мутных размышлениях на тему сдаст меня Арчер или не сдаст. Почему-то казалось, что не сдаст. Я понятия не имел, откуда во мне эта странная уверенность. Но Дэн не казался мне ни стукачом, ни манипулятором. И все же сидела во мне какая-то болезненная заноза, не дававшая покоя.
Я запутался. Причем так, что понятия не имел, каким образом выбираться из всего этого дерьма. Мне никогда не нравилось, с каким наслаждением отец топит своих противников или конкурентов. Он мог часами рассказывать дяде Леону или своему другу-адвокату, мистеру Маршаллу, как ловко кого-то подставил или скомпрометировал. И плевать отец хотел, что газеты оппозиции постоянно награждают его всякими нелестными прозвищами. Он даже гордился. «Тявкают – значит, не забывают и боятся», – так он всегда говорил в ответ на очередную статью.
И ведь на самом деле боялись – его денег, его влияния в Парламенте, его близости к Государю, поколебать которые были не в состоянии никакие расследования махинаций или подкупов, время от времени инициируемые лидерами оппозиционных партий. Отец был непотопляем, как крейсер «Ее Высочество Присцилла Бернийская», спущенный со стапелей зимой этого года.
Я тогда впервые в жизни был на приеме в Мессалинском дворце вместе с родителями – дурак в смокинге. Воротник рубашки к концу вечера чуть ли не до крови стер мне шею сзади, идиотскую бабочку хотелось сорвать и затолкать в карман. Когда отец представил меня Государю, тот снисходительно потрепал меня по щеке и сказал, что я должен вырасти достойным своего славного имени.
Отец тогда очень рассчитывал, что Государь пожалует ему титул – ну хоть какой-то. Хотя бы завалящего баронета. Но дворянством Государь не разбрасывался даже ради новейших многоцелевых крейсеров. Впрочем, надежду отец не терял – уже в марте на наших Северных верфях был заложен новый крейсер, «Принц Альберт». Отец намеревался подарить его наследнику престола на совершеннолетие.
Я не хотел быть таким, как он. Как отец, в смысле. Не хотел рвать другим горло за военные заказы, не хотел лебезить на приемах и искательно заглядывать в глаза представителям исконного дворянства, пусть нищим, но родовитым. Не хотел топить конкурентов и подставлять противников в Парламенте. Но почему-то получалось, что в дурацкой муниципальной школе, куда меня запихнули «исправляться», я вел себя почти так же, как мой отец. Не во всем, но во многом.
Отец нередко говорил, что я сначала делаю, а потом уже думаю. Наверное, так оно и было.
Я не очень-то размышлял о последствиях, когда после уроков постучался в кабинет директора. Морт очень удивился, увидев меня, поднял брови, но сесть все-таки предложил.
– Это я, – сказал я и посмотрел прямо в его маленькие пронзительные глазки.
– Я вижу, что это вы, Лернер, а не мисс Брукс, – насмешливо ответил директор. – Если мне не изменяет память, вы должны сейчас быть на отработке в библиотеке.
– Да, – кивнул я. – Сейчас туда отправлюсь. Я пришел сказать, что Ларсен не виноват. Это моя пачка была. Я увидел в окно полицейских, испугался и сунул ее в первую попавшуюся на глаза сумку.
– Вот как, – Мор задумчиво пожевал губами. – Собственно говоря, я не сомневался, что мистер Ларсен здесь ни при чем. Значит, это ваша марихуана.
– Да, – еще раз подтвердил я, чувствуя, как желудок проваливается куда-то вниз и мерзко там ворочается.
– Мне придется сообщить об этом вашему отцу, – сухо сказал Морт и встал. – Похвально, что вы явились сами. Смею надеяться, какие-то остатки совести и здравого смысла у вас еще имеются. Думаю, вы понимаете, что охрана теперь будет проверять содержимое вашей школьной сумки.
– Это лишнее, – твердо возразил я и тоже поднялся. – Я вам обещаю: до конца учебного года ничего подобного я больше сюда не принесу.
Он посмотрел так, словно рассчитывал увидеть, что у меня происходит в мозгах. Во всяком случае, мне стало не по себе.
– Хорошо, Лернер, ступайте на отработку, – Морт вздохнул. – В понедельник с утра зайдете ко мне перед уроками. Я сообщу вам свое решение – как именно вы будете наказаны за свой мерзкий поступок.
Вообще-то я рассчитывал, что за добровольное признание мне ничего не будет. Но изменить уже ничего было нельзя. Поэтому я взял сумку и вышел, тихо притворив за собой дверь.
Расставлять в библиотеке книги оказалось не так уж сложно. К тому же заведующая библиотекой оказалась молодой и симпатичной женщиной. Звали ее Каролина, и за час, пока я носил за ней следом тяжеленные учебники и пособия, которые она ловко запихивала на нужные полки, я узнал массу интересных вещей о ее личной жизни. Ничего особенного: муж, двухлетняя дочка, папа – инвалид прошлой войны. Но она болтала как-то очень дружелюбно, а когда мы все расставили, усадила меня пить чай с домашним печеньем.
Так что мои мрачные мысли о будущем несколько выветрились из головы. И я даже сам немного пооткровенничал: рассказал Каролине, что обожаю байки и мотогонки, что знаю всех чемпионов мира по мотокроссам за последние двадцать лет и что у меня дома целая коллекция календарей с ними.
В общем, отработка получилась даже приятной. Если бы не воспоминания о разговорах с Арчером и Мортом, я бы ушел из школы в отличном настроении.
Ехать домой не хотелось. Не думаю, чтобы Морт вот так сразу принялся звонить отцу, тем более тот снова был в отъезде. Но кто знает, вдруг у них с «другом Мартином» предусмотрена какая-то связь на такие случаи? Телеграммы, например.
С другой стороны, тащиться в «БиБи» или в «Подвал» было как-то стремно. Особенно после припадка. Правда, я не чувствовал вчерашнего напряжения, скорее даже наоборот – после признания Морту стало почему-то легче. Исчезло давящее на мозги ощущение, словно я попал в ловушку собственных глупостей. С Кида достаточно того, что уже было. А Гюнтер… ладно, в конце концов, я сам нарывался, если смотреть на ситуацию объективно. И если я постараюсь вести себя пристойно – хотя бы относительно пристойно, – меня больше не будут бить розгами.
Домой я все же заехал – оставить сумку с учебниками и переодеться. Тэд неодобрительно покачал головой, увидев меня в клубном прикиде.
– Слушай, ты в состоянии обойтись без гулянок хотя бы вечер? Пользуешься тем, что родителей дома нет? Доиграешься ведь, отец к тебе охранника приставит, он уже грозился.
– Лучше бы он мои документы из «Маллет-Рей» забрал, – проворчал я, доставая из-под сиденья шлем. – Не верю, что ни один частный колледж не желает иметь со мной дела. Я не убийца и не насильник.
– Ты оболтус, – Тэд придержал меня за локоть. – Для Роберта нет никаких проблем перевести тебя в любую школу, хоть в имперский пансион Мессалины. Но он уже убедился, что в частном заведении с тобой никто не в состоянии справиться. И чем выше уровень обучения, тем меньше шансов, что ты будешь учиться. Ты сам отцу это два года демонстрировал. Тебя даже из Пайнстона исключили, хотя Роберт умолял директора дать тебе доучиться последний месяц. Но тот ему честно сказал, что не видит в этом никакого смысла – ты все равно неделями не появляешься на занятиях. Кто устраивал с охранниками гонки по встречной полосе? Кто от них по притонам прятался?.. А в муниципальной школе, как я уже успел убедиться, никто не испытывает особого трепета перед деньгами и влиянием твоего отца. Ты для них – самый обычный нерадивый ученик, которому требуется вбить в голову основы определенных знаний. Так что, мой милый, за что боролся – на то и напоролся. Теперь терпи.
– А я что делаю? – буркнул я, надевая шлем. – Каждый день терплю. Меня на этой неделе даже не пороли.
– Несомненный прогресс, – съехидничал Тэд. – Боюсь, твое терпение тут никакой роли не сыграло – Морт просто закрывает глаза на твои выходки после того нападения. Как только придет к выводу, что ты здоров, перестанет либеральничать. Поэтому послушай доброго совета – учись. Хотя бы на «терпимо».
– Да в жизни мне «терпимо» не получить по той же химии! – искренне сказал я. – Не понимаю я ее. А химичка у нас – куратор класса, мегера злющая. И с физикой у меня жопа полная. И с математикой.
– Ты ведь занимался с тем пареньком, – Тэд покачал головой. – Так и не помирились? Дик, человек не может без друзей. Нельзя так.
– У меня есть, – возразил я, но он только махнул рукой.
– Не друзья они. Так, приятели-собутыльники. За друзей, знаешь, люди жизнь отдать готовы. Есть у тебя такие?
Я задумался. Готов ли я отдать жизнь за Майкла или Курта? Да нет, с чего бы? Не настолько они мне были близки и дороги.
– Ладно, – сказал я, обрывая непонятный и неприятный разговор. – Я поехал. Не знаю, когда вернусь. Если что – позвоню.
Часам к шести вечера я утомился скакать на танцполе, орать и тискаться с кем попало. Вернулся к стойке, взял какой-то коктейль с водкой, вытащил сигарету. Мысли упорно возвращались к словам Тэда. Он был во многом прав, но это была неправильная правота, скучная, взрослая. Если ей следовать, то нужно отказаться от выпивки и травки, от секса под темной лестницей или в какой-нибудь тесной комнатенке с кроватью от стенки до стенки, от возможности самому решать, с кем пить и с кем трахаться. От байка, наконец.
Я пока не чувствовал себя готовым к таким жертвам. Может быть, когда-нибудь потом. Когда жизнь вынудит меня стать скучным и серым, как все. Ездить на «Старсе» или «Рорихе» ручной сборки, просматривать по утрам биржевые колонки, заседать в совете директоров, целовать ручки дамам на приемах и играть по субботам в гольф в закрытом клубе. Потом. Не сейчас.
Теплая рука обняла меня за пояс, пальцы пролезли под ремень, погладили бедро.
– Скучаем?
Парень выглядел неплохо. Высокий, широкоплечий, в меру пьяный. Длинные волосы были собраны сзади в небрежный хвост, в уголке рта слабо дымилась тонкая ароматизированная сигаретка.
– Уже нет, – ответил я, свободной рукой ощупывая его пах.
Парень ухмыльнулся, толкнулся бедрами навстречу моей ладони.
– Тогда пойдем, прогуляемся? Наверх или под лестницу?
– Наверх, – сказал я и кинул на стол купюру в пять марок. – Джил, дай нам пару банок энергетика.
– А у меня с собой снежок, – парень наклонился к моему уху, лизнул. – Любишь снежок?
– Я все люблю, – ответил я и сгреб со стойки банки. – Пошли.
Трахались мы с Монком часа полтора. Потом он вырубился, а я вспомнил, что обещал позвонить домой. Натянул брюки, свитер, набросил на плечи куртку и пополз на свежий воздух. Продышаться после травки, кокса и выпивки мне точно не мешало.
На выходе из «БиБи» я застрял. Там торчал Вик, и пройти мимо него было никак невозможно. Он сгреб меня в охапку, ухватил одной рукой за задницу и полез целоваться.
Он был охуенный парень, Вик. Я трахался с ним раз пять, и каждый раз это оказывалось незабываемо. Если бы он еще только не пил все, что горит…
Оттянув его от себя за уши, я сообщил, что вот сейчас позвоню, вернусь и мы продолжим. И что в комнате наверху дрыхнет еще один охуенный парень, но мы его разбудим и устроим тройничок. Вик кивнул, вытащил у меня из кармана пачку сигарет и уселся на ступеньки – ждать. А я наконец выбрался на улицу.
И первое, что увидел – стоящего в двух шагах от меня Дэна Арчера.
Это уже было даже не смешно. Он преследовал меня, как какой-то шпион из дешевого боевика. Я так ему об этом и сказал, ухватив за воротник куртки.
– Нужен ты мне, – глухо сказал Арчер и ударил меня по запястью, вынуждая разжать пальцы. – Я автобус жду.
Он и правда стоял на остановке, которую я даже не заметил. И выглядел как-то бледно. Или так казалось от света мигающего фонаря. Но мне все равно не верилось, что это совпадение. Что он мог делать тут, у автовокзала, этот приличный нищий мальчик? Ему полагалось сидеть в своем Сан-Патче и смотреть по телевизору какую-нибудь многосерийную дрянь.
– Иди ты на хуй, – ответил Дэн и сделал пару шагов назад. – Считаешь себя центром Вселенной? Кроме как о тебе, мне больше думать не о чем? У меня своих проблем до крыши.
– Дик, маленький! – некстати заорал от дверей «БиБи» Вик. – Ну ты куда пропал?
Дэн как-то странно усмехнулся, словно оскалился, и мне неожиданно стало неловко. За себя, за пьяного в жопу Вика, за район, куда стекалось все отребье столицы… Хотелось почему-то объяснить Арчеру, что я не такой, как он думает. Что мне просто скучно, а на самом деле я бы с большим удовольствием просто погонял по трассе на байке. Но тут с шипением подкатил автобус, и Дэн, не оглянувшись на меня, нырнул в скудно освещенный салон.
Я проводил автобус взглядом, вытащил из кармана карточку. Вик снова что-то проорал, но я послал его сквозь зубы и шагнул к телефону. Настроение резко испортилось. И я подумал, что у меня на дебет-карте еще дохрена марок. Хватит, чтобы забыть, какими глазами смотрел на меня Дэн Арчер.
Домой я в этот вечер так и не поехал. Отзвонился Тэду, предупредил, чтобы не ждали, и вернулся в «БиБи», теперь уже с Виком. Правда, трахаться расхотелось. Я оставил его лизаться с проснувшимся Монком, забрал свои сигареты и опять спустился в общий зал с танцполом.
Памятуя о прошлом переборе с выпивкой и наркотой, в этот раз я все-таки был осторожнее. Правда, не настолько, чтобы оставаться совсем трезвым и вменяемым. К тому же постоянно вспоминался чертов Арчер – как он смотрел на меня на остановке. Я никак не мог понять, чего в этом взгляде было больше: злости, недоумения, растерянности? Или чего-то еще, что никак не хотело забываться, но не поддавалось никакому анализу.
41.
Пальцы у него были горячие.
Я ехал в автобусе и думал, почему у Лернера всегда такие горячие руки. Или дело в том, что это меня каждый раз бросает в жар, едва он ко мне прикоснется?
Хотя на этот раз в жар меня бросило еще раньше – когда я увидел, как Ричарда лапает и взасос целует какой-то парень, чьи льняные патлы свисали ниже плеч. Красивый он был, этот очередной любовник Лернера, только пьяный. Хотя на некрасивых Ричард, наверное, и не смотрел. К чему ему они – никому не интересные серые люди, чья жизнь проходит в однотонных буднях и уборке блевотины, если ночные клубы полны огней и веселых партнеров обоих полов?..
Все-таки, несмотря на понимание бессмысленности своего увлечения, дома я не выдержал и подрочил, представляя, конечно, отнюдь не Джоуи. Под конец даже стыдно стало. И в кровать я лег, снова полный раскаяния. Вытащил из-под матраса данный мне Джоуи журнал, старательно перечитал еще раз то, что относилось к полноценному сексу. Все-таки очень хотелось, чтобы у нас с Джоуи первый раз прошел хорошо, и мы оба получили удовольствие.