Текст книги "Сумерки (СИ)"

Автор книги: Корсар_2

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 67 страниц)

Наверное, мне помог не до конца утихший гнев. Потому что под розгами я не орал. Только вздрагивал и кусал губы. Откровенно говоря, это был первый мой привод в пыточную, но я ни о чем не жалел. Наоборот – радовался, что худо-бедно дал лысой скотине по морде. За все. За то, что он богат. За то, что дома у него наверняка все преотлично. За то, что бесится с жиру. За то, что позволяет себе издеваться над беспомощным…

– Свободен, – сказал Оливер, – надевай штаны.

Это легче было сказать, чем сделать. Но я справился. Потом подхватил сумку с вешалки у входа и вышел, не глядя на стоящего под дверью Лернера – его очередь была следом. И он, снова отпихнув меня плечом, шагнул через порог. Надо же, как торопится-то. Подождать не может, пока я выйду.

На полпути к классу меня накрыло – видно, шоковое состояние прошло и болевой синдром все-таки дал о себе знать. Меня затрясло, задница загорелась огнем, в голове загудело, и я еле подавил желание заскулить, остановившись и ухватившись за стену. Коридоры были пусты – урок давно начался, и только это меня спасло от позора.

Пожалуй, сейчас я отчетливо понял, что испытывал Лернер во вторник, когда его выпороли впервые. Потому что мне тоже жутко хотелось заплакать, жалея себя. Я бы и от косяка сейчас не отказался, если бы курил. Но у меня не то что на травку – на обычные сигареты марок никогда не было, так что я только однажды марихуану и пробовал – один из друзей Ричарда угостил. Моего Ричарда. Брата.

В кабинет я вошел тихо, стараясь не привлекать к себе внимания, быстро просочился на свое место. Мистер Бонна ничего не сказал – знал, видно, куда нас с моим соседом отправили. Только ткнул пальцем в доску: пиши, мол.

Около учительского стола топтался Фергюссон, время от времени оглядываясь на класс, и решал какую-то задачу. Я осторожно сел, едва не взвыв при соприкосновении задницы со стулом, чуть заметно поерзал, поймал любопытный взгляд Мари Льеж, сидящей через ряд от меня – всегда очень неопрятно одетой девушки, – и уткнулся в тетрадь.

Именно в нее мне и упала записка – я понятия не имел, кто ее написал, – в которой остро-угловатым почерком было накарябано: «Ты дерешься, как девчонка». Пожав плечами, я смял листок и сунул в карман – выкинуть после урока.

Откровенно говоря, меня мало волновало, кто и что обо мне думает. Как девчонка – значит, как девчонка.

Лернер явился только на историю.

Я по-прежнему на него не смотрел – не на что там было смотреть. А вот Зои поскакала к нему тут же – утешать. И чуть погодя новичок прилюдно ее облобызал. Кажется, только в щечку, но счастью нашей отличницы не было предела. Мне ее даже жалко стало, дурочку. Ясно же, что у такого балованного и обеспеченного типа подобных девиц – по пучку на каждой улице. Стоило только посмотреть, как наши пялились на его байк, и становилось понятно, что каждая готова оседлать не только «Джаргу», но и ее седока, лишь бы тот показал им вход в сладкую жизнь. А если уж это понятно мне – вряд ли непонятно Лернеру. И вряд ли он смущался пользоваться этим обстоятельством.

Я чуть не плюнул от досады. Только сдержался. Не было мне никакого дела до девок Лернера. Как и до него самого.

Тем более что мистер Лайтмен как раз вошел в класс, и все разбежались по своим местам.

Не знаю, как мне удалось дожить до конца занятий. Всю историю, как и обществознание, я думал только о том, каким бы образом устроиться, чтобы меньше тревожить избитую задницу. Даже за ходом урока следил с трудом. Зато, опять же, удивился, насколько нипочем все Лернеру. Тот, как обычно, сидел развалившись и выставив ноги в проход. Я бы на его месте, схлопотав по-крупному дважды за последние три дня, поостерегся нарываться.

На патриотическом воспитании, во дворе, где мы занимались, Лернер опять вел себя вызывающе, в строю шел кое-как, «Здрав жлам, госдин капитан!» вообще, по-моему, не кричал, только рот разевал. Зато потом быстрее всех прошел полосу препятствий, даже поротая задница не помешала. И учебный автомат разобрал в пять секунд. И собрал тоже. Странно – ну не готовили же его предки в защитники Отечества? Такие обычно Родине не служат.

В общем, он еще и баллы какие-то заработал – капитан Маррано сделал соответствующую запись в журнал. Кажется, это были первые баллы Лернера за неделю.

Из школы я возвращался на автобусе – Мэйсона все-таки увезли в больницу, и провожать мне стало некого. А навещать его я в данный момент был не в состоянии. Очень хотелось домой. И в ванну.

Матери дома не оказалось, и я всласть поотмокал под душем в нашей единственной ванной комнате, хотя сначала зад щипало адски. А потом ничего вроде. Полегчало. Но задание по математике я все равно делал стоя за столом, а не сидя. Еще подумал, что Лернеру хуже – у него-то задание в два раза длиннее.

И спал на животе.

10.

Утром я выдавил из тюбика остатки мази, пытаясь распределить ее по наиболее воспаленным местам. Ненависть не утихла, скорее, трансформировалась в какую-то угрюмую злость. И я уже всерьез начал подумывать о том, чтобы послать все нахуй и куда-нибудь сбежать. Я не отучился в новой школе и недели, а меня уже дважды наказали. Это если не считать ударов указкой. А дальше что будет?

Против всех своих правил перед завтраком я выкурил косяк, сидя на подоконнике и глядя на мелкую морось за окном. Удирать из дома нужно летом, когда тепло и можно без проблем ночевать на улице. Я, правда, на улицах никогда не ночевал, но не думал, что это так уж страшно. Только когда впереди долгие дожди, а потом еще и морозы, сто раз подумаешь, стоит ли менять крышу над головой на лавку в каком-нибудь общественном парке.

Утешало, что завтра суббота и я не увижу осточертевших мне за несколько дней одноклассничков. И всех остальных тоже. Надо будет договориться с Зои – куда-нибудь ее сводить, раз обещал. В «БиБи» я с ней не потащусь, конечно, народ смешить, а в «Мимироне» можно. Там и не таких видали.

Сидеть на жестком подоконнике было некомфортно. Впрочем, как и на стуле. Я опять подумал, что нужно купить еще мази. И невесело ухмыльнулся в пространство. Если дела пойдут такими темпами – придется создавать запас.

Тэд, хоть и торчал около гаража, со мной не разговаривал. Вообще меня не замечал, словно я был старым колесом от подержанной машины. Я посопел за его спиной, пытаясь привлечь внимание к своей особе, но реакции не дождался. А просить прощения я не умел.

Первым уроком значилась астрономия. Я зашел в класс, рыкнул на кого-то из парней, попытавшегося съязвить в мой адрес, покосился на Арчера, уже занявшего свое место. Нет, ну кто бы мог подумать – в драку со мной полез. Тихоня. Да еще из-за черного. Хотя… Если он, как говорят, гей, то, может быть, они друг другу отсасывают? От безвыходности. Потому что кому такие вообще нужны?

Арчер сидел прямо и довольно напряженно. Правда, мне тоже не сразу удалось найти более-менее безболезненную позу. Я пристроился на стуле боком, кинул на парту учебник и заодно – последний номер «Скорости». Звездные дела меня интересовали еще меньше, чем остальные предметы, в отличие от мотогонок.

Увлекся уроком я совершенно неожиданно. Мистер Эйчер рассказывал о других звездных системах, об экзопланетах, о потенциально возможной жизни где-то в иных мирах, но в других формах. В его изложении это все звучало захватывающим фантастическим романом вроде тех, что иногда попадались мне в журналах. Только еще интереснее. Чувствовалось, что мистер Эйчер свой предмет любит и ему нравится обо всем этом говорить. Слушают его или нет, Эйчера не волновало совсем.

Его и не слушали. Разве что Зои, время от времени оглядывающаяся на меня, да Ларсен. Арчер – я украдкой глянул в его сторону – вообще читал какую-то книжку. Причем явно не учебную.

Листок, полученный вчера от Зои, я тщательно переписал вечером, хотя делать это пришлось стоя. Я был уверен, что для Морта главное – выполненное задание. И оказался неприятно удивлен, когда он велел мне оставаться у доски. Просмотрев лист, директор улыбнулся, взял мел и быстро написал на доске какое-то уравнение.

– Ваши знания, мистер Лернер, меня поразили. Думаю, вам не составит труда решить этот элементарный пример.

Что-то похожее было в задании – я точно помнил. Какая-то формула, довольно простая. Что-то нужно было вынести за скобки, но черт меня раздери, если я знал, что именно. Поэтому я даже руки мелом пачкать не стал. Пожал плечами – и все.

– Как? – весело удивился Морт. – Но ведь в сданном вами домашнем задании было три подобных примера. Как же вы с ними справились? Интуитивно?

– С учебником, – буркнул я. – Я плохо запоминаю формулы.

– Мисс Мистаки, – ласково обратился директор к соседке Зои. – Одолжите мистеру Лернеру ваш учебник на минутку.

Нахрена мне был нужен учебник, если я понятия не имел, где может находиться эта формула? Для меня вообще все это выглядело неведомым шпионским шифром: графики, формулы, непонятные функции.

Порывшись в листах, лежавших на столе, Морт выудил оттуда мою контрольную работу.

– Ваша?

Я опять пожал плечами. А чья еще? В классе стояла абсолютная тишина, и я отчетливо понимал, что ничем хорошим для меня лично ситуация не закончится.

– Я догадываюсь, кто решил за вас, мистер Лернер, домашнее задание. Кроме того, вчера перед уроком литературы вы напали на мистера Ларсена. Затем – на мистера Дака. Он инвалид, перед вашей агрессией совершенно беспомощен, но вы не постеснялись продемонстрировать ему свою силу. Кроме того, устроили драку с мистером Арчером. Позавчера вы опоздали на урок биологии, а затем матерились в присутствии педагога. Я уже не говорю о том, что на занятия вы являетесь в одежде, которая выглядит, мягко говоря, непристойно. Как вы считаете, какого наказания заслуживаете за свое возмутительное поведение?

Терять мне было нечего. Я уже понял, что ударами указкой по рукам дело не обойдется. Приговор у Морта был на лице написан, и будь я проклят, если он не получал удовольствия, предвкушая наказание.

– Я считаю, – сказал я и сунул руки в карманы штанов. – Я считаю, что за те бабки, которые перевел мой отец вашей гребаной школе, вы смотреть в мою сторону не должны. И аллилуйю петь за то, что я вообще на уроках появляюсь.

– Двадцать, – Морт нажал проклятую кнопку. – Нет, тридцать – за дерзость! И только посмейте после наказания не явиться на уроки, Лернер.

Я посмотрел на Зои. Глаза у нее были круглыми от ужаса, и я почему-то подумал, что в «Мимироне» нам с ней завтра прогуляться не придется.

– Сумку мою возьми, – сказал я ей и повернулся к уже открывавшейся двери. – Почетный эскорт можно было и не вызывать. Дорогу я запомнил.

На этот раз били меня по ногам сзади. Несколько раз то ли намеренно, то ли случайно промахнулись – и удары пришлись по ягодицам, где и так живого места не было. Я в кровь искусал костяшки левой руки, но меня поддерживала мысль о том, что около автовокзала можно купить оружие, только нужно знать, у кого. Пистолет-автомат, например. И обойму. Даже две обоймы, чтобы всем хватило…

– Крут ты, парень, – сказал мне один из палачей, когда я трясущимися пальцами пытался застегнуть молнию на штанах. – Только лучше бы свою крутизну за воротами оставлял. Я не припоминаю, чтобы к нам за одну неделю кто-то трижды попадал. Обычно у всех хватает мозгов сообразить, чего в этой школе делать не стоит.

– Пошел на хуй, – хрипло ответил я. – Вместе со своим советами.

Он со вкусом поржал, разворачивая на том столе, где меня только что били, какие-то сэндвичи.

– Да ты и правда дурной. Ничего, директор тебе быстро мозги на место вправит. Он таких не любит – наглых и богатеньких. Вот простоишь после порки пару-тройку уроков – быстро в разум придешь.

– Пусть спасибо скажет, что не по жопе били, – лениво добавил второй. – В следующий раз такими добрыми не будем, учти. Получишь все прописанное по тому месту, куда положено. А будешь нам хамить – еще и по яйцам розгой при случае схлопочешь. Для понимания.

Конца урока я дожидался в коридоре, привалившись плечом к стене. К звонку меня уже здорово знобило – то ли от болевого шока, то ли еще от чего. После первого приступа злости навалились апатия и безразличие. Я ничего не мог противопоставить этой системе. Они вольны были делать со мной все что угодно, поскольку получили согласие моих родителей. Жаловаться отцу и демонстрировать ему рубцы на заднице и на бедрах? Но это означало признать поражение, смириться с ситуацией и жить дальше, как все. Приезжать в школу на машине с шофером, одеваться в пристойный костюм, зубрить херню из учебников. Все у меня внутри корчилось и вопило от подобной перспективы. Боль мешала сосредоточиться на какой-то одной мысли, и я стоял, глядя на дождь за окном и на мокнувшую за воротами «Джаргу».

Зои прибежала чуть ли не сразу после звонка с урока. Поставила мою сумку на подоконник, осторожно погладила по плечу, прижалась на секунду тощими сиськами.

– Бедненький. Очень больно?

Вот только жалости мне от этой козы не хватало для полного счастья. Я повернулся к ней.

– Что ты на меня вешаешься? Отъебись нахуй. Думаешь, мне пизда твоя была нужна? Мне мозги твои нужны были, а ты не могла в домашке хотя бы пару ошибок сделать, чтобы этот мудак ничего не заподозрил. Очень хотелось выебнуться?

Глаза у Зои мгновенно налились слезами – словно внутри кран открыли. Она отступила на шаг, судорожно вздохнула, прикусила палец и бросилась к лестнице. Истеричка.

Я устало подумал, что вот только что своими руками избавился от человека, который мог бы мне помогать с учебой. Сдуру и от злости. Выместил свои личные неприятности на более слабом – как вчера на том чернокожем. Герой, блядь. Очень крутой парень.

Стыдно мне не было, просто до одури тошно. Как будто тухлятины наелся. Я обхватил себя за плечи, пытаясь справиться с дрожью. Морозило меня так, что зубы стучали. Я вспомнил про траву в кармане и про то, что каннабис обладает болеутоляющим эффектом. Но курить прямо тут, в школе, с носившейся за спиной мелюзгой и прохаживающимися учителями, означало снова нарываться на порку. А выходить под дождь, когда меня и так трясло, очень не хотелось. Да и перемена подходила к концу – школьники потянулись к классам.

Я стащил с подоконника сумку и поплелся на урок, плохо представляя, как отсижу еще три часа в таком состоянии.

Преподавателя географии звали мистер Пампф. Или Пумпф. Я толком не разглядел имя, написанное на двери кабинета. Но, кажется, он был нормальным человеком. Внимательно посмотрел, как я, кусая губы, безуспешно пытаюсь устроиться на стуле, написал что-то на бумажке и подошел ко мне.

– Мистер Лернер, я правильно понял?

Я кивнул, даже не пытаясь подняться. Не было у меня на это сил.

– Отправляйтесь домой. Я выписал вам освобождение, покажете охранникам на выходе. К следующему уроку ознакомьтесь с первой главой учебника, на вопросы в конце текста ответьте письменно. В понедельник подойдете ко мне и сдадите работу на проверку. Идите. И будьте осторожны, дорога скользкая.

Я неверяще посмотрел сначала на него, затем на листок, который Пампф положил передо мной на парту. Следовало бы сказать «спасибо», но у меня горло перехватило, и я только сглотнул, пытаясь справиться с острой болью где-то в середине груди.

– Идите-идите, – нетерпеливо сказал Пампф. – Класс, прошу открыть атласы на странице четыре.

Долбоебы-охранники выпустили меня без возражений. Только тот, что обещал выпороть по яйцам, хмыкнул, убирая бумажку в карман:

– Считай, повезло тебе. Пампф у нас добренький и противник телесных наказаний. Небось всю перемену в учительской с директором ругался.

– Они что, сообщают друг другу, кого били? – вяло спросил я, пытаясь заставить себя пойти к байку и сесть на него.

– А ты думал? – изумился мордоворот. – У них же цель наказать, а не искалечить. Чтобы ты – или такой же балбес, как ты – сообразил, что школа – это школа, а не кабак. Никто не отправит тебя под розги, если ты не переходишь определенных границ. Веди себя по-человечески, вот и все. А если не умеешь – мы тебя быстро научим.

Дождь пошел с новой силой, и я окончательно определился в нежелании ехать домой на «Джарге». Меня по-прежнему знобило, ноги и зад болели, кожа брюк прилипала к ссадинам, доставляя невыносимо неприятные ощущения. Я перебрался на другую сторону и достал из кармана карточку.

К трубке долго никто не подходил, потом я услышал глуховатый голос Тэда.

– Дом Лернеров.

– Тэд, – тихо сказал я. – Тэд, забери меня отсюда на машине. Пожалуйста.

Он молчал минуты две, а я стоял, закрыв глаза и прислонившись затылком к холодному пластику телефонной кабины. Потом Тэд кашлянул в трубку.

– Ты еще тут? Не уходи никуда, через полчаса приеду.

Полчаса показались мне вечностью. Хотелось лечь, скрутиться в комок и так оставаться бесконечное количество времени. Чтобы никто не трогал, никто ни о чем не спрашивал.

Когда у будки притормозил «Старс», я выбрался из-под навеса и поковылял к задней двери.

Тэд приехал не один, с Конрадом. Бросать «Джаргу» на три дня у школы не стоило, но я об этом не вспомнил, пока Тэд не протянул руку.

– Ключи давай. Конрад отгонит байк домой.

Я вложил ключи в его ладонь, залез на заднее сиденье джипа и лег там, слушая, как ровно и мощно взревел двигатель «Джарги». Тэд плавно тронулся с места, коротко прогудел охраннику, чтобы тот не лихачил, и свернул на проспект.

– Мне мазь нужно купить какую-нибудь, – сказал я, глядя, как мелькают за окном верхушки мокрых деревьев. – Заживляющую.

– Опять получил? – в голосе Тэда не было никакого сочувствия, вот ни капли. – Хорошо, заедем в аптеку, я куплю.

Меня замутило, и я закрыл глаза, стараясь справиться с приступом тошноты.

11.

То, что мистер Пампф отпустил Лернера, мои одноклассники мусолили два урока – и саму географию, и иностранный. Миссис Чедвик с трудом установила тишину. Она даже пригрозила донести на весь класс куратору, чем обычно пользовалась в крайних случаях. Только после этого народ более или менее угомонился и ей удалось приступить к занятию.

Все-таки следующим в расписании стоял классный час, а предоставлять мисс Смитфул свежие поводы для недовольства никто не хотел. Нашей истеричке ничего не стоило тут же, по горячим следам, позвонить родителям и устроить целое представление, после которого дома бы многим влетело не на шутку.

Конечно же, больше всего на классном часе Смитфул хотелось поговорить о поведении нашего новичка, но поскольку он сам не присутствовал, она ограничилась вопросом, каково отношение к нему коллектива. Все угрюмо молчали.

Ну а правда – о чем следовало говорить?

Докладывать, что Ларсен и Лернер воюют за лидерство? Так это внутренние дела класса, преподавателей они не касаются. И первый из парней, кто о таком заикнулся бы куратору, моментально прослыл бы стукачом.

Сообщить, что девчонки от него в диком восторге? Так оно и понятно: новый парень, да еще из такой семьи, да еще бунтарь – это, знаете ли, привлекает. Но девчонки смотрели в разные стороны, избегая встречаться взглядом с Зои. Хотя та на них и не думала глядеть – отвернулась к стене и молчала. Поэтому я быстро сообразил, что у нее с Лернером вышла размолвка. И теперь каждая из оставшихся надеется занять ее место, но перед подругой им неловко.

– Не понимаю, – медленно сказала мисс Смитфул и очень нехорошо прищурилась. – У вас что, языки отсохли? Я спросила, каково отношение класса к мистеру Лернеру?

Она помолчала еще чуток, а потом схватила указку, изо всех сил вдарила ей по столу – так, что обломки полетели в разные стороны – и завопила:

– Я к стенам обращаюсь, что ли?! А ну отвечать!!! Арчер!

Обалдев, я поднялся с места.

– Ты его сосед. И ты вчера устроил с ним драку на моих глазах! Отвечай: какие отношения у класса с мистером Лернером.

– Да нет никаких отношений, – буркнул я. – Он слишком недавно у нас. Притираемся.

– Но ты же дрался с ним!

– Так получилось, – пожал я плечами. – Извините.

И сел.

Тогда Смитфул принялась поднимать подряд одного за другим. Но все, как попугаи, твердили одно и то же: «Нет никаких отношений, он ведь недавно, мы еще не поняли, привыкаем, ну да, он немного вызывающе одевается, но в целом еще ничего не понятно…». Только Мари Льеж, когда наша куратор добралась до нее, встряхнула плохо причесанными волосами и сказала:

– А, по-моему, он интересный!

Все, включая мисс Смитфул, уставились на нее. А она опустилась на стул как ни в чем не бывало и, почему-то повернув голову ко мне, улыбнулась.

Этого короткого высказывания вполне хватило, чтобы Смитфул завелась на тему того, что интересными для нас должны быть не люди, нарушающие школьные правила, а учеба. Эпатаж – не то, чему стоит подражать и чем восхищаться. Задача школы дать нам как можно больше полезного перед выходом во взрослую жизнь, а наша задача – не разглядывать наколки на лысых черепах подростков, которых так безобразно избаловали родители, а серьезно относиться к занятиям. Потому что последний год обучения – это очень важно, и…

Дальше я слушать перестал.

– Ну, как прошел разбор полетов? – встретил меня после уроков вопросом Мэйсон. – Пропесочили?

– Да нет, – отмахнулся я. – Наша стерва так увлеклась новичком, что про грехи остальных и думать забыла. Общие наставления – и все. Даже наряды на отработки никому раздавать не стала, представляешь? Думаю, все они на будущей неделе достанутся Лернеру.

– Что ж, парень получит множество полезных навыков по мытью полов и мензурок, – ухмыльнулся он.

– Как ты, кстати? – спохватился я.

– Ничего, зашили, и теперь как новенький. Сказали – через три дня швы снимут, шрам останется небольшой. Ссадина-то пустяковая.

– Угу, пустяковая, – не согласился я, глядя на залепленный пластырем лоб, – кровь-то как хлестала.

– Сосуд потому что задело, – пожал плечами Мэйсон, и мы направились к воротам.

Но не успели выйти за пределы школьного двора, как к забору подъехал темно-синий «Шмитсель» и Мэйсон удивленно на него уставился:

– Папа?

«Шмитсель» прогудел требовательно, Мэйсон кивнул водителю и обернулся ко мне:

– Извини, похоже, предки решили сами доставить меня домой. Чтобы в целости и сохранности… До понедельника?

– До понедельника, – кивнул я.

Он снял с руки грязную перчатку, пожал мне руку, снова надел перчатку и взялся за колеса. Я посмотрел, как он добрался до машины, откуда тут же появился высокий черный мужчина в строгом костюме, распахнул заднюю дверцу и, привычно подхватив Мэйсона, водрузил его на сиденье. Затем ловко сложил кресло и погрузил его в багажник. А потом машина еще раз прогудела клаксоном и умчалась.

К концу занятий дождь уже кончился, но погода все равно стояла мерзкая – влажная и хмурая. Того и гляди, с неба опять польет.

Я побренчал пятью марками в кармане, раздумывая, стоит ли отдавать две из них за проезд в общественном транспорте или лучше все-таки отправиться пешком. Поскольку за то недолгое время, которое я проболтал с Мэйсоном, школьный автобус благополучно отбыл. И решил, что пешая прогулка – не самое плохое, что может произойти с человеком. Полчаса быстрым ходом.

Не успел я далеко отойти, как меня окликнули:

– Арчер! Дэн!

Я удивленно оглянулся. Меня догоняла Мари.

– Привет. Ты сегодня пешком? Как смотришь на то, чтобы пройтись вместе? Нам по пути, – сказала она так, как будто мы с ней встречались каждый день.

То есть мы, конечно, действительно встречались каждый день – на занятиях. И изредка – на остановке школьного автобуса. Изредка, потому что Мари частенько на него опаздывала. Но за весь мой прошлый год учебы мы и пары слов друг другу в классе не сказали.

– Ну пошли, – пожал я плечами и добавил, надеясь, что она отвяжется: – Только я собирался идти быстро.

К тому же, подумалось мне, медленная прогулка с девушкой чересчур похожа на свидание.

– О, я от тебя не отстану, – улыбнулась Мари, и ответ ее, на мой вкус, прозвучал несколько двусмысленно.

Сначала шли молча. Я успевал пинать по пути мокрые листья и то и дело смотрел на небо: ждал, вдруг все-таки пойдет дождь, и тогда под благовидным предлогом можно будет свернуть к ближайшей остановке. Но, как назло, дождь идти отказывался, к тому же я вспомнил, что в ожидании рейсового автобуса мне придется торчать с Мари под одной крышей. А молчать, стоя бок о бок, было бы еще более неловко.

– Скажи, Дэн, – внезапно начала она, – у тебя есть девушка?

– Нет, – ответил я.

– А почему?

– Так получилось, – пожал я плечами.

– В классе поговаривают, что ты гей. Но я этому не очень-то верю.

Я снова пожал плечами:

– К сожалению, наше с тобой мнение по данному вопросу мало кому интересно.

Она засмеялась, откинув голову. И я, искоса на нее поглядывая, решил, что она не так уж и плоха. Ну да, платья у нее вечно какие-то замызганные, волосы прибраны плохо, но вот когда смеется – так даже симпатичная. И пусть в бедрах чересчур широка, зато ноги такие… приятно полные.

– А ты, оказывается, с юмором, – отсмеявшись, сказала она. – Не ожидала.

Я в третий раз пожал плечами. Интересно, а чего она ожидала? Что я вообще никогда рта не раскрываю? Зачем тогда я ей сдался – догонять меня, общаться? Если заранее уверен, что собеседник неинтересен, вряд ли будешь к нему цепляться.

– А вот вчера… – заговорила она, и я напрягся. – …ну, когда ты с Лернером подрался из-за парня из «би», Дака, кажется…

Так. Не хватало еще, чтобы из-за меня и Мэйсона в голубые записали.

– Он мой друг, – резко оборвал я. – И ничего больше.

– Да нет, я не про то, – отмахнулась Мари.

– А про что?

– Тебя же потом выпороли…

– Да, – согласился я.

– И ты пришел в класс… И сел за парту…

– А что я должен был сделать? – я в очередной раз пожал плечами и подумал, если так пойдет и дальше, то они у меня скоро отвалятся.

– Ну, я видела, какими возвращаются из пыточной. И как потом кривятся все время. И вообще… А у тебя было совсем не такое лицо. Оно у тебя было… вдохновенное!

Я чуть не споткнулся на ровном месте и снова покосился на Мари. Нет, кажется, она не издевалась.

– Да-да, – кивнула она, уловив мое недоверие. – Именно так: у тебя сделалось вдохновенное лицо. Ни у кого из нашего класса, кого пороли, я еще не видела такого выражения.

– Глупости, – потряс головой я.

– Нисколько, – заупрямилась Мари. – Уж поверь мне, я в этом разбираюсь.

– Правда? – сказал я лишь бы что-то сказать и поправил ремень сумки.

Странный какой-то выходил разговор.

– Правда, – она внезапно обогнала меня и остановилась, загораживая проход. – Дэн, как ты относишься к БДСМ?

– К чему? – вытаращился я на нее.

– Ну, господство-подчинение. Бондаж. Садомазо.

– М-м… – беспомощно промычал я.

– Думаю, тебе понравится такой секс. Это, знаешь, как освобождение. Когда ни за что не отвечаешь. Тебя выпороли, потом отымели… о-о, тебе точно понравится! Из тебя выйдет отличный нижний, я знаю!

– М-м…

– Я буду твоей Госпожой. Ты только представь: кожаные шорты и лиф, кожаные перчатки и сапоги на высоких каблуках. И плетка в руках. Или хлыст. Можно еще маску надеть, если хочешь. Конечно, потом, когда ты будешь меня трахать, я сниму и шорты, и лифчик, и сапоги… Нет, сапоги оставлю!

– Э-э… – выдавил я.

– Да-да, вообрази на секунду: я тебя только что отходила плетью, у тебя горят зад, спина и бедра. Потом я легла на лавку и приказала тебе подойти, – у Мари у самой сделалось такое вдохновенное лицо, что мне стало страшно. – Ты подходишь, и я хватаю тебя за член. А потом направляю его в себя. И вот ты изо всех сил трахаешь меня, работаешь своим истерзанным задом, а на твоих плечах лежат мои ноги в кожаных сапогах, и каблуки торчат прямо в потолок! А? И мы стонем в унисон. А в соседних кабинках тоже стонут, и…

– Мари! – наконец не выдержал я. – Прекрати, пожалуйста!

– Возбуждает? – хмыкнула она, блестя глазами.

– Нет! – рявкнул я. – Боюсь, ты не по адресу обратилась. Я не любитель боли. Уж если искать таких в нашем классе – обратилась бы лучше к Лернеру. Этот красавчик за одну неделю трижды угодил под розги и продолжает нарываться. Может быть, там ты что-то и словишь. Но не со мной – точно!

– Ерунда, – покачала она головой. – Лернер – не мой вариант. У него никогда не было такого лица, как у тебя. Я за всеми внимательно слежу. А вот у тебя есть потенциал, правда. Ты знаешь что? Ты сразу не отказывайся. Ты подумай. Я могу тебя отвести в наше общество – походишь, посмотришь. И даже в клуб отведу: у меня там охранник знакомый, пропускает в свое дежурство, пусть восемнадцати нам еще и нет. Там кабинки открытые – каждый может заглянуть, насладиться, как…

– Нет у меня никакого потенциала! – поперхнувшись воздухом, шепотом завопил я, обогнул ее и потопал прочь.

– И все-таки ты подумай, Дэн. Арчер, это круто! – донеслось мне вслед.

Но догонять меня Мари, слава богу, не стала.

Я шел быстрым шагом по проспекту, пытаясь стереть из воображения назойливые картинки. Встряхивал головой, кусал губы, но никак не мог избавиться от образа Мари в одних кожаных сапогах и с плеткой. Глядя на ее сладострастное лицо, блевать хотелось, честно. О господи! И зачем я только все это узнал?.. Нет, конечно – кто бы мог подумать? Но лучше бы я и дальше не думал.

Проехавшая машина окатила меня водой из лужи, как раз когда я собирался сворачивать. Мысленно поблагодарив водителя последними словами, я потащился по дороге к «предместью Сан-Патч», как гласил указатель на въезде в наш райончик, вынесенный как-то странно чуть в сторону от основного расположения городских кварталов. Мы не были городом, но и пригородом тоже не были. В городе, в основном, торчали многоэтажки, в пригороде гордо пузатились элитные коттеджи, а Сан-Патч выпячивался неким аппендиксом, и тут можно было отыскать жилье самого разного толка – от лачуг до вполне приличных квартир в двух-, трехэтажных домиках. Рассказывали, будто раньше, когда весь городок Маллет-Рей умещался в центре себя сегодняшнего, там жил приличный рабочий люд и хозяева мануфактур. А здесь, за стенами городка, рядом с трактом селилась разная шваль. За века городок разросся, слился с прочими маленькими городками, став хоть отдаленной, но все-таки частью Римона, от крепостной стены осталась одна башня, хозяева жизни теперь предпочитали строить жилье на природе, подальше от суеты, а Сан-Патч остался все таким же местом для случайных поселенцев. Наш домик, откровенно говоря, смотрелся далеко не самым лучшим, но и не худшим среди остальных. Так, серединка на половинку. Ни рыба ни мясо.

Тут, в довершение ко всему, зарядил дождь, и я понял, что терять мне уже абсолютно нечего – явно притащусь мокрый как мышь. Тогда я остановился, снял кроссовки, пока они совсем не размокли, связал их за шнурки и, размахивая ими и сумкой, пошлепал по лужам босиком. А заодно орал песню из последнего альбома «Голдениз Роллиз», которую так часто крутили по радио «Панки-Хой», что она до основания проела мозги. О том, что жизнь – дерьмо, и все мы должны искупаться в нем по полной.