Текст книги "Жемчужница (СИ)"

Автор книги: Anice and Jennifer

сообщить о нарушении

Текущая страница: 63 (всего у книги 65 страниц)

Лави бы хотел вернуть все в то время, когда он мог завалиться Вайзли в покои и болтать обо всем на свете.

И если по словам зубатки у него есть какой-то маломальский шанс (есть же, да?), то почему бы не воспользоваться им? Вот прямо сегодня. Прямо после того, как проводит пугливую ведьму до покоев её муженька.

– То есть он… – вдруг просипела Алана, поглядывая на Лави сквозь пальцы, – но почему он?.. – непонимающе пискнула она, глотая вопрос, но парень, тяжело вздохнув, и так всё уже понял.

– Да потому что он тебя любит, дурочка, – покачал Лави головой, молясь океану о том, чтобы у него хватило терпения на остаток пути.

– Но что ему мешало… ну… – всё не унималась Алана, заставляя парня удивлённо уставиться на неё, и вновь стушёвано спряталась за ладонями.

Ей правда не было понятно, что если ты в кого-то влюблен, то до других особо дела нет?

…хотя о чём это он. Она же выросла рядом с тем, у кого был двор жён.

– Мариан на тебя плохо влияет, – вздохнул Лави, покачав головой, и нетерпеливо дёрнул ноздрёй, когда увидел нужный поворот в коридор с покоями Тики.

Алана долго молчала в ответ на это и рот открыла только когда они подошли к дверям. Прикусила губу, вскинула на него какие-то совершенно по-девчачьи загнанные глаза – и вздохнула:

– Ты думаешь?.. Просто я… – она в явном волнении заломила пальцы и оборвала себя на полуслове, в мгновенье ока кидаясь к нему и крепко обнимая. – Неважно, в общем. Спасибо тебе. Правда. Огромное.

Лави снисходительно усмехнулся, чувствуя, как девушка тепло дышит ему в шею, и погладил ее по спине. Уже больше не пытаясь ощутить под тканью одежды рубец шрама.

Почти не пытаясь.

– Все будет хорошо, зубатка, – бодро заявил он и ответ и немного неловко отстранился, когда объятия затянулись и стало жарко.

(Строго говоря, ему не очень хотелось это делать, но вслух он этого никогда не скажет).

– Надеюсь, – слабо улыбнулась ему Алана и, отвернувшись, толкнула дверь в покои Тики, вскоре скрываясь за нею и оставляя парня одного.

Лави поймал себя на том, что глупо улыбается глядя в стену, и мотнул головой, мысленно ворча, но не имея ничего против. Жить без тяжести в груди оказалось куда легче, чем ненавидеть все живое и беспрестанно посыпать свои раны солью. Да и кто бы сомневался, скажите на милость? Это просто он сам невозможный остолоп, мало что понимающий в отношениях. И ведь история с Вайзли – прямое тому доказательство.

Воспоминание о Вайзли заставило Лави перестать улыбаться и наморщить лоб.

Эту проблему как можно скорее следовало решить и желательно в положительную сторону. В конце концов, он еще хотел небольшой бонус к своему собственному «долго и счастливо», раз уж остальные так хорошо устроились, и младший брат Тики, он…

Он был не просто бонусом, он был прекрасным подарком.

Который следовало еще заслужить.

Лави сжал губы и, решительно развернувшись на пятках, зашагал обратно по коридору. В конце концов, с этим нужно было что-то делать. И даже если ничего не получится, он хотя бы перестанет мучиться ожиданием.

До покоев Вайзли парень, иногда срываясь на бег, будто боясь не успеть, дошёл за считанные минуты, словно бы те и не были на другом конце дворца, и это заставило усмехнуться – с Аланой все казалось таким длинным и далёким, всё растягивалось до размеров бесконечного океана, всё становилось подобным ей: таким же медлительным и плавным, таким же древним и не терпящим попыток торопить. Да и кто способен торопить время, не так ли?

Лави тряхнул головой, остановившись перед резными высокими дверьми с выструганными на них дельфинами и волнами, и попытался отвлечься от мыслей о тётке – потому что тётку он оставил в покоях Тики, а сейчас ему нужно было полностью сосредоточиться лишь на одном человеке. На Вайзли, который сейчас либо спит (что вряд ли – пусть и было ещё утро), либо вновь погружен в свои исследования.

Честно говоря, Лави был бы счастлив, если бы юноша спал. Но судьба не была к нему так благосклонна – потому что Вайзли был более чем бодр.

Он стоял за столом, видимо, проводя какой-то эксперимент, и в тот момент, когда Лави попытался осторожно пробраться ему в спальню, смотрел как раз в сторону двери.

В общем, незамеченным зайти не удалось.

– Э… – сглотнул парень, наблюдая за удивлённо приподнявшим бровь юношей. – Доброе утро, – неловко улыбнулся он, махнув ладонью в знак приветствия.

Лицо Вайзли тут же приняло холодное неприступное выражение в ответ на это. Он скрестил руки на груди и надменно вскинул подбородок, прожигая тритона довольным взглядом.

– Зачем пожаловал? – болезненно бледный, сердито сверкающий золотисто-карими глазами и явно желающий дать понять, что так просто ничего не решится, он заставил Лави шумно вздохнуть и плотно притворить за собой дверь.

– Поговорить хочу, – отозвался парень и бесстрашно подошел вплотную к столу, который теперь был между ним и разозленным ученым единственным препятствием.

Которую при желании совсем легко преодолеть.

– Вот как? – голос Вайзли стал елейным. Юноша плюхнулся в свое кресло, одним движением руки сметая со столешницы все реактивы как будто они не имели никакого значения, и откинулся на мягкую спинку, моментально становясь похожим на слушающего нерадивого подчиненного Шерила. – Ну что ж, говори. Ты же многое, наверное, хочешь мне рассказать.

Лави коротко усмехнулся и опустился в кресло напротив.

Помогать ему явно не собирались. Ну конечно, он же не бедный милый болезненный юноша и не заворожившая всех прекрасная зубатка. Он всего лишь Историк и все должен делать сам.

– С чего именно я должен начать? – поинтересовался парень покладисто, раз уж все началось так.

Он расскажет Вайзли обо всем, будет спокоен и честен. И потом – скажет, что не спал, когда тот его целовал.

…хотя какой это поцелуй. Уж Лави может показать ему, как люди должны по-настоящему целоваться.

…если Вайзли после такого-то промаха это ему позволит.

Юноша смотрел на него спокойно и даже, казалось бы, незаинтересованно, как бывало, когда перед ним очередной подопытный, – он чуть щурился и нарочито безразлично наблюдал, пытаясь не показывать своего интереса, своего желания выяснить всё, и это, на самом деле, привлекало в нем Лави чуть ли не сильнее всего. Эта жажда знаний и исследований, граничащая иногда даже с безумием и ненормальностью.

Вайзли деловито приподнял брови, устраиваясь в кресле поудобнее и опираясь щекой о кулак, и неторопливо облизнулся, нахмурившись.

– Ну хотя бы с того, – покровительственно начал он, заставляя внутри у Лави всё трепетать. Стоит ли говорить, как ему нравилась эта давящая авторитетом и властностью черта характера, являющая себя настолько редко, что невозможно полностью насладиться ею и пресытиться? Иногда возникало ощущение, будто у парня под рукой спал опасный лев, который мог в любой момент с гулким рыком оскалить клыки. – Почему ты не сказал, кто ты, – равнодушно договорил Вайзли, и Лави недовольно поджал губы.

Ответить правду?

Быть честным и спокойным, помнишь?

– Да как-то… – неловко пожал плечами парень, хмуря брови, – не было необходимости.

С губ юноши сорвался смешок.

– Еще один, – бросил он недовольно и чуть поморщился. – И когда же эта необходимость могла возникнуть? Никогда?

Лави снова пожал плечами. Когда Вайзли смотрел на него так остро и прямо, ему было совсем неуютно, а такое происходило чрезвычайно редко – всего пару раз, когда парень косячил настолько сильно, что без серьезных разговоров не обходилось. То есть вот вообще никак.

В такие моменты Вайзли никогда на него не ругался, он просто смотрел и ровным тоном цедил слова – как яд из жал. И – был очень похож на своего отца и старших братьев. Шерил, Тики и Майтра, какими бы разными ни казались, все равно были одной крови. И – одного поля ягоды, кажется, уродившиеся слишком похожими на Дориана.

Ну Тики – точно. Лави даже казалось, что именно поэтому Алане и разрешили остаться тут. Впрочем, сейчас дело было не в этих двоих, а в Вайзли. Тритон вздохнул.

– А тебе так важно, кем я являюсь? – кротко поинтересовался он у юноши. – Это ведь все одно – про сирен я тебе так и так рассказывал, отвечал на твои вопросы… А ничем особенным все равно не обладаю – ни званий, ни привилегий, да и яд крылаток не лечит, а убивает. И смысл тебе было говорить?

– Чтобы просто быть честным? – Вайзли склонил голову набок, давая понять, что такой ответ ему не по нраву, и сжал губы в тонкую линию. Лави мучительно захотелось поцеловать его. – Я тебе никогда не лгал.

– Даже когда дело касалось экспериментов? – тритон ухмыльнулся и устроил локти на подлокотниках, удобно разваливаясь в кресле и расслабляясь. Больше друг не цедил слова, а значит, буря почти миновала. – Когда ты говорил, что они безопасные, а потом ходил с ладонями в волдырях?

Вайзли остро взглянул на него, буквально выжигая в нём дырку, и недовольно вскинул подбородок.

– Это был просто эксперимент, – важно проговорил он, заставляя Лави изо всех сил сдерживать вырывающуюся на лицо улыбку, и прищурился. – И изначально я действительно считал его безопасным, – поджал юноша губы, скрестив руки на груди, и глубоко вздохнул, не отводя пронзительного взгляда.

Лави все же лукаво улыбнулся, с удовольствием наблюдая за тем, как напускное равнодушие и эта цепенящая властность пропадают с лица Вайзли.

– Но ведь ты знал, что может произойти, не так ли? – поиграл парень бровями, чуть наклоняясь вперёд и чувствуя, как расслабляются до этого слишком напряжённые мышцы. – И уже это безопасным его явно не делало, – знающе покачал он головой, поджав губы и прикрыв глаз как заправский торговец, расписывающий красоту и практичность своего товара, и наблюдая за юношей сквозь слегка приоткрытые ресницы.

Вайзли ожидаемо вскинулся, в тот же миг окончательно теряя свою угрожающую и подчиняющую холодность, и сердито сморщился.

– Я не могу сделать что-то не так! – негодующе воскликнул он, чуть приподнимаясь в кресле, и Лави расплылся в довольной широкой улыбке.

– Но ведь волдыри от ожогов были, – пожал он плечами, и Вайзли с несколько секунд пронизывающе смотрел ему в лицо, а потом глубоко вздохнул, закатив глаза, и плюхнулся в кресло.

– Ты отошёл от темы, – уже явно не надеясь на что-то серьёзное и смирившись, что вести разговор у него не получится, выдохнул юноша.

– А ты позволил себя увести, – шутливо хохотнул Лави, наслаждаясь наконец тем, что просто может посидеть рядом с ним. Пусть между ними и этот проклятый стол.

Который пока нельзя, наверное, пересекать.

Потому Вайзли устало взглянул на него, и в его глазах была обида. Та самая обида, которая обычно бывала у детишек, когда им рассказывали неутешительную правду о том, что того, во что они всей душой верили, не существует.

Лави сглотнул.

– Ты боялся мне рассказать? – тихо выдохнул Вайзли и принялся вдруг взволнованно (так странно видеть его таким: взволнованным. И из-за кого? Из-за одного обычного Лави) перечислять явно всё то, что приходило ему в голову: – Потому что война и все дела? Или потому что тебе было стыдно? Или, может быть, ты просто не хотел делиться своим секретом? Даже со мной? – потерянно прервал он сам себя и поджал губы.

Лави прикусил губу, наконец понимая природу поведения друга. Дело было не в том, что он ему соврал, а в том, что выказал ему своим поведением недоверие. А ведь у него тоже были причины. Пусть даже и идиотские. У всех ведь свои секреты, в конце концов.

– Да никто не знал, – произнес он тихо и отвел глаза, больше не в силах удерживать взгляд собеседника. – Ни ты, ни Тики… Вообще никто. Знали только старик и я, – здесь Лави помолчал, не решаясь продолжить, но мотнул головой. – Потому что я сам не хотел помнить об этом. Понимаешь?..

Вайзли прикусил тут же вспыхнувшую краснотой нижнюю губу и в серьезной задумчивости защелкал костяшками тонких длинных пальцев, переставая сверлить тритона взглядом и глядя куда-то в стену над его головой.

И Лави решил воспользоваться выпавшим ему случаем увести тему в нужное ему русло.

– И потом… – он коротко усмехнулся, привлекая внимание юноши, и заметил: – У тебя ведь тоже есть от меня секреты.

Это, казалось, заставило Вайзли заметно заволноваться. Он перестал щелкать пальцами и сжал подлокотники своего кресла, забиваясь поглубже в него и бросая на него короткий взгляд исподлобья.

Как будто старался всеми силами что-то скрыть.

И Лави ведь даже знал, что именно.

– О чем это ты? – его голос звучал ощутимо обеспокоенно, и это заставило тритона легко улыбнуться. Он приподнялся, перегнулся через стол и внимательно всмотрелся в блестящие на свету глаза друга.

И – произнес:

– Я не спал тогда, Вайзли. В тот день, когда ты… – он прикусил губу, вспоминая момент прикосновения. – Я не спал.

Юноша побледнел тут же. Оцепенел словно, примёрз к креслу, вцепившись тонкими длинными пальцами в обивку подлокотников, и Лави в шутку подумалось, что это Изу, спрятавшийся где-то в комнате под кроватью, от волнения покрыл Вайзли изморозью – настолько белым и недвижным тот был. Кажется, и дыхание задержал. Это было бы мило (а это именно так и было), и тритон бы даже позволил себе умильно заулыбаться – если бы это не грозило быть подопытным в одном из предстоящих опытов.

Если память не изменяет (а она этого делать не могла, подлая скотина), у юноши как раз в планах было несколько, связанных с наблюдением за людьми, которые страдают от неизлечимых на сегодня болезней. Так что Лави совершенно не хотел оказаться среди них, а потому незаметно сглотнул, пристально наблюдая за тем, как тонкие брови у Вайзли непонимающе взлетают вверх ломанной линией, как он взволнованно прикусывает губу, как изо всех сил старается казаться равнодушным.

– Если не спал, почему не сказал мне? – обиженно выдохнул он в сторону и крепко зажмурился, напрягая ладони до того, что они стали казаться когтистой лапой какой-нибудь птицы. И вдруг затараторил, пряча взгляд: – Прости, это могло быть неприятно, хотя так оно, скорее всего, и было, так что ты прости меня, я не хотел, то есть, я хотел, конечно, но это не важно, потому что ты-то явно не хотел, так что… – юноша замолк, глубоко втянув с присвистом воздух, и, облизнувшись, прикусил губу. – Забудь.

Лави секунду полюбовался его смущенным донельзя видом и наконец, склонив голову набок, беззаботно заметил:

– Если бы я хотел забыть, я бы просто не стал упоминать об этом, разве нет? – Вайзли дернулся от звука его голоса как незадачливый гуляка по лесу, ужаленный пчелой, и на щеках его яркими пятнами вспыхнул лихорадочный румянец.

– И-и-и… – растерянно протянул он, напрягаясь всем телом, – зачем ты тогда об этом заговорил? Ты хочешь, чтобы я… извинился? – это последнее слово, кажется, далось ему особенно тяжело, тем более в свете того, что он до сих пор злился на скрытность самого Лави. Хотя тот ничего плохого и не сделал.

Парень с наслаждением хрустнул спиной, наблюдая за напряженным другом и не торопясь отвечать, и поставил локти на стол, водружая голову на ладони.

– Я хочу научить тебя целоваться, – произнес он в итоге, и столько было в нем предвкушения, что даже удивительно. – Можно?

Лицо Вайзли в считанные секунды стало еще краснее прежнего, хотя, казалось, быть более смущенным просто уже невозможно. Юноша сидел и молчал, только и глядя на него шокированными глазами да открывая и закрывая рот как выброшенная на берег рыба.

– Ч-что… ч-что ты… – он беспомощно всплеснул руками и вскочил со своего места, явно намереваясь сбежать, но вдруг опасно покачиваясь и хватаясь руками за край стола. – Ты…

– Хочу научить тебя целоваться, – повторил Лави, поднимаясь со своего места и обходя стол. – Чтобы ты целовался со мной, – уточнил он на всякий случай и посмотрел на собеседника в упор.

И Вайзли вновь дёрнулся от него куда-то назад, явно пытаясь сбежать, такой испуганный и совершенно ничего не понимающий, похожий сейчас на встрёпанного птенчика, впервые выбравшегося из родного гнезда, что Лави просто не мог не захотеть пригреть его, обнять, прижать к себе, вдохнуть бодрящий запах горных ветров, но не смог себе позволить даже двинуться к нему ещё ближе.

Вайзли был пугливой птицей, пусть и со слишком кричаще-угрожающим иногда поведением.

– З-зачем ты?.. – растерянно пролепетал он на выдохе, заламывая пальцы и отводя взгляд, и Лави всё же улыбнулся, не в силах больше сдерживать вырывающуюся наружу радость.

– Зачем, зачем? – лениво передразнил парень, пожимая пальцами, и хитро прищурился, растягивая в лукавой улыбке губы. – Может быть, по той же причине, по которой ты меня поцеловал меня тогда? – медленно поинтересовался он, не отрывая взгляд от вновь вспыхнувшего ещё сильнее лица Вайзли, поджавшего губы и втянувшего голову в плечи. – Вот зачем ты меня поцеловал тогда?

– Я… – юноша шумно выдохнул и стиснул зубы. – Я… прекрати! –воскликнул он вдруг почти плаксиво. – Прекрати так делать! Не издевайся надо мной! – вскинутые в защитном жесте руки тут же наглядно показали тритону, что друг отнюдь не придуривается, и парень коротко рассмеялся, все-таки заключая Вайзли в объятья и крепко прижимая к своей груди.

Юноша глухо охнул, цепляясь за его плечи, когда ноги у него оторвались от пола (да, Лави был выше него и именно в эту секунду ужасно этому радовался), и зажмурился.

– Лави… – произнес он очень тихо, как будто боялся удара или вроде того. – Я серьезно… Прекрати. Пожалуйста. Я не должен был тебе претензии предъявлять по поводу того, что ты мне не сказал. Ты мне ничего не должен. Но только не надо… вот этого, – здесь Вайзли гулко сглотнул. – Это плохая тема для шуток, правда.

Такой резкой перемене оставалось только удивляться. Когда этот дурак вообще успел напридумывать себе всякой чепухи? Его тут, видишь ли, обнимают, а он пытается прикинуться, что все это – плохие шутки, да еще и виноватым хочет выставить не себя, а кого-то другого.

Хотя, строго говоря, никто здесь не виноват.

Лави отпустил его и заставил посмотреть себе в лицо.

– Покажи мне шутника в этой комнате, – попросил он неловко улыбаясь. – Я никогда не был серьезнее, если хочешь знать. И… – здесь тритон закатил глаза: – На случай, если ты решишь заартачиться. Я уже одну такую драму в исполнении твоих родственников лицезрел на пути сюда и становиться одним из тех, кто такое разыгрывает, не хочу, понял? Так что либо я тебя сейчас поцелую, и мы спокойно поговорим обо всем, либо можешь обижаться и бояться сколько душе угодно.

Странное дело, на самом деле. Это было так легко сейчас – признаться, рассказать обо всем, стоять вот так и с распирающим грудную клетку восторгом наблюдать за тем, как в радостном удивлении распахиваются глаза у Вайзли, и вообще понимать, что вот он: человек, который был ему всегда так дорог, которого не хотелось покидать, к которому Лави всегда так стремился. Который был, наверное, семьёй. Или что там в таких случаях говорят.

– Ну так что, – со смешком выдохнул парень в лицо ошеломлённо смотрящему на него Вайзли, – хочешь, чтобы я поцеловал тебя? – поинтересовался он, не в силах сдержать счастливой улыбки и прекрасно зная, что ему не откажут.

Странное дело.

Удивительное дело.

Хотя, если хорошенько подумать, ничего удивительного, на самом деле, в этом не было: как только перестал вести себя как обиженный на весь мир подонок, заморачиваясь лишь своими проблемами, как всё стало налаживаться. А нужно было лишь разок отказаться от своей злости и ненависти.

Страшно подумать, сколько времени он потерял. И – сколько мог ещё потерять.

Вайзли, покрывшийся крупными пятнами румянца чуть ли не по самые плечи, медленно сглотнул, не отводя взгляда, и еле заметно кивнул, крепко зажмурившись.

– Х-хочу, – шепнул он, подавшись вперёд и прикасаясь губами к губам Лави.

Это было совсем легкое, суховато-горячее прикосновение, но от него тритона словно подбросило. Он сам подался к охнувшему от такого напора юноше и, приподняв его над полом, посадил на столешницу. Потому что сидя на своем высоком серьезном столе, заваленном манускриптами и исписанными пергаментами, Вайзли был выше, чем когда просто стоял на полу, и не надо было особенно к нему наклоняться. И это было ужасно трогательно, на самом деле, хотя сам Камелот, наверное, так не считал.

Лави свое слово сдержал. Сказал – научит целоваться, значит, так тому и быть. Он оперся рукой на столешницу, надвинулся на юношу – и теперь гладил его по щеке, наслаждаясь тем, как невозможно близко к нему тот находится, как шумно выдыхает, как сияет глазами. Он хотел засмущать его вконец, до ворчания и ругани, и исцеловать всего-всего.

Наверное, это была накопившаяся за годы привязанность?

Впрочем, не только к одному Вайзли. Просто… если в отношении Аланы Лави стеснялся этого (потому что еще недавно вел себя как последний ублюдок), а в отношении Тики боялся показаться нюней, то Вайзли, он же… словом, он – совершенно другое дело. Он и так знал о многом из того, чего Лави никому больше не доверял, поэтому лишняя доза нежности вряд ли его покоробит или оттолкнет.

…и уж точно не заставит считать Лави ребенком, нет.

– Ну что ты… – Вайзли ошеломленно хохотнул, когда тритон снова полез к нему целоваться, и вытянул шею. – Ну как ребенок, а?..

Лави закатил глаза. Вот надо же, как будто проклял.

– Еще раз так скажешь, – заявил он прищурившись, – я тебе столько засосов понаставлю, что они неделю сходить будут, ясно?

Вайзли тут попытался отшатнуться от него, дёрнувшись в сторону, но Лави держал крепко, не позволив даже и двинуться, отчего юноша раскраснелся, смущённо зажмурившись, и соблазнительно (для парня теперь, видимо, все его движения казались донельзя соблазнительными, о дракон) поджал чуть опухшую нижнюю губу, задушено выдохнув:

– З-засосы?.. Н-но… ты же… – замер он, коротко вдохнув и втянув голову в плечи, словно бы стремясь спрятать свою шею, и зажмурился с таким видом, словно не знал, куда себя деть.

Лави удовлетворённо кивнул, улыбнувшись, и мягко коснулся лбом лба юноши, чувствуя, как его дыхание опаляет ему и без того горящие губы.

– Маленький неопытный девственник, – довольно пропел парень, с удовольствием наблюдая, как на эти слова Вайзли, дуясь, возмущенно вскидывается и сердито щурит глаза.

– У тебя будто опыта так много, ба-абник, – в тон ему протянул он, отчаянно краснея, но все равно вновь неумело целуя в губы. Тритон охотно ответил, пригвождая дерзеца к столу и втягивая его драконову нижнюю губу в рот, и моментально ощутил, как все напрягается и сладко скручивается внизу живота.

Так, как ни с одной девушкой никогда не было.

– Да уж побольше, чем у тебя, – ухмыльнулся он, когда чуть отстранился. Вайзли загнанно дышал и смотрел на него как на чудо или сбывшийся сон.

Лави облизнулся, не зная куда деть себя от распирающего грудь неконтролируемого восторга, и чмокнул замершего юношу в нос, широко улыбаясь в ответ на его ворчание.

Кажется, первая волна смущения схлынула, и теперь все возвращается на свои места. И можно будет целовать Вайзли когда хочется и как хочется – он будет ворчать и обнимать, позволять дремать на своих коленях и шумно втягивать носом воздух в ответ на каждое прикосновение.

Однако Вайзли облизнулся – и вдруг крепко обнял его, утыкаясь носом в грудь и тихо произнося:

– Я тебя люблю, понял? – он проговаривал каждое слово очень четко – как будто хоть и боялся, но очень хотел быть услышанным, и Лави, конечно же, спрятал нос в его волосах, обнимая юношу в ответ и гладя по спине.

– Взаимно, – негромко хмыкнул он ему в макушку.

Кажется, осмысленного разговора сегодня уже не состоится, да?..

Впрочем, стоило воспользоваться выпавшим случаем ввернуть свой вопрос ради того, чтобы прийти в итоге к тому, что происходит с ними сейчас.

========== Двадцать четвертая волна ==========

Манта его дёрнул отправиться в город рано утром, вот правда, теперь Тики даже жалел об этом, потому что Изу, семенящий рядом с ним и еле поспевающий за широким шагом взрослого мужчины (хотя какой ты взрослый, идиот? Вспыльчивый мальчишка, вот и все), иногда всё же срывался на глубокий зевок, заставляя ругать себя за такую несдержанность и порывистость.

Ну правда, разве мог этот браслет сбежать от него, приди он чуть позже? В полдень, например, дав малышу выспаться и отойти от вчерашнего шока, отдохнуть, в конце-то концов.

Тики разочарованно покачал головой, бросив на мальчика очередной короткий взгляд, и вздохнул, перекатывая в кармане между пальцев шелковый мешочек, в котором мягко позвякивал тонкими звеньями обручальный браслет.

Изу, конечно, ничего ему не высказал, даже не жаловался – он вообще, кажется, не спал, когда Тики пришёл к нему рано утром (солнце ещё едва-едва встало), а потому с радостью согласился направиться в город, где только-только открывались первые лавки. Так что, наверное, это было даже и хорошо, что мужчина прихватил с собой мальчика: как-никак, и помощника себе в непростом выборе нашёл, и от своих мучительным, как видно, дум отвлёк.

Но то, что Изу всё равно иногда широко зевал, заставляло виновато поджимать губы и уверять себя в том, что до покоев осталось уже немного: императорский дворец смыкался над ними величественными арками.

Всё было ещё погружено в сонную тишину, и даже солнечные лучи, окрашивающие стены в мягкие оранжевые и желтые оттенки, казалось, лениво отсвечивали в стёклах. Интересно, они с такой же леностью сейчас прятались в серебрящихся волосах Аланы?..

Тики взволнованно вздохнул, вновь вспомнив о своей горячо любимой зазнобе, и покачал головой.

Алана поступила неправильно и некрасиво, но ему не стоило говорить того, что сказал, при всех. В конце концов, знал же, что эта ее тяга к сражениям победит. Видел же, что она любит это, ей нравится.

Что она другая.

Но зачем-то убеждал себя в обратном.

И теперь… теперь стоило перед ней извиниться за свои слова. Они думали слишком по-разному и были из разных времен по сути, но мужчина не хотел, чтобы это помешало их отношениям. Он в жены ее взять хотел, дракон все сожри! Он устал сомневаться в правильности своего решения и не хотел больше думать о том, что может ошибиться.

Он не хотел ошибаться. И в данный конкретный момент считал, что ошибется, если не позовет эту неугомонную русалку замуж. В коне концов, он любил ее, и этого не могло изменить ничто.

– Я пойду к Алане сейчас, – разорвал умиротворенное молчание мужчина, поворачивая голову и чуть улыбаясь идущему рядом Изу. – Хочешь со мной?

Мальчик как-то очень понимающе усмехнулся, и Тики подумал, что когда он вырастет – будет замечательной опорой ему. Пожалуй, даже родной сын не сможет стать таким… близким.

– Я схожу к Роад лучше, – отозвался между тем Изу.

– Почему?

– Алана может подумать, что ты пришел с ней мириться только из-за меня, – он пожал плечами – и вдруг взял его за руку. – Тебе просто страшно идти одному, Т… – здесь Изу запнулся, и Тики ощутил легкий угол обиды в груди. – Ну правда, пап.

– И когда ты стал таким умным, – мужчина отвел глаза, чувствуя, как ему становится еще грустнее прежнего. – Впрочем… ты же всегда был умным ребенком.

Он же так мало знал Изу на самом деле. И может, для него самого пары месяцев было достаточно, чтобы полюбить малыша как сына, но сам Изу… Он, верно, сравнивает его со своим отцом. И явно в пользу отца.

И ничего с этим нельзя поделать.

– Все будет хорошо, – очень медленно и членораздельно произнес Изу, сжав его пальцы в своей ладони. – Ведь Алана будет здесь, с нами. И вы помиритесь. А я… – он раскраснелся и уткнулся взглядом в пол. – Я не хочу мешать.

Тики очень повезло, что у него в сыновьях оказался такой умный и смышлёный мальчик, определённо.

Умный не по годам – и это иногда даже огорчало, потому что не от лёгкой же жизни преподносится такой дар маленькому ребёнку.

Но думать об этом – ворошить прошлое, а потому Тики лучше будет смотреть в будущее.

Мужчина присел перед ним на колено, трепля мальчика по голове и кладя ладони ему на тонкие плечи. Сколько на эти тонкие плечи уже успело свалиться?

…неудивительно, что Изу был намного ближе с Аланой, чем с ним. Явно чувствовал в ней родственную душу. И это помимо того, что она была русалкой, а мальчик русалок, по-видимому, обожал.

Ах, а ещё она напоминала ему мать.

И правда, Тики, чего ты удивляешься.

– Ты не мешаешь, малыш, – однако, от таких раздражающих мыслей нужно бы все же отвлечься, потому что у мужчины были важные планы на ближайшее время и погружаться в чувство собственной никчёмности и бесполезности явно в эти планы не входило.

Спасибо, хватило уже.

Изу, однако, виновато вжал голову в плечи и отвёл взгляд.

– Но тебе правда лучше не брать меня с собой сейчас, Т… пап, – очередная запинка вновь кольнула обидой в груди, но Тики попытался не обращать на это внимания. – Ты же хочешь обрадовать её, а тебе для этого я не нужен, – улыбнулся Изу, и что-то слишком ехидное проскользнуло в его улыбке, но настолько незаметное и мимолётное, что Микку явно просто показалось.

Тики тяжело вздохнул, мысленно с ним соглашаясь и понимая, что всё это будет в таком случае выглядеть, как попытка задобрить или извиниться, прикрыться малышом как предлогом, и покачал головой.

И все же…

– Если тебе так сложно звать меня отцом, – слова дались тяжело, и Микк явственно ощутил, как крупно вздрогнули плечи Изу под его ладонями, – зови как удобно, – он успокаивающе улыбнулся, пытаясь вселить в мальчика… уверенность, наверное, что его никто не бросит, никто не оставит, что он любим независимо от того, зовёт ли Тики папой или нет. Ведь это не так важно, в конце-то концов, не так ли? – Я понимаю, правда, – но вдруг из него вырвались следующие слова: – Я определенно не смогу его заменить.

А потому – не сравнивай меня с ним, прошу тебя.

Изу зажмурился – и вдруг крепко обнял Тики, пряча мокрое от хлынувших слез лицо на его плече. Мужчина вымученно улыбнулся, чувствуя острую необходимость сделать это, хотя и знал, что мальчик его улыбки не увидит.

Впрочем, оно и к лучшему – не стоит малышу смотреть на перекошенную гримасу, которой стало лицо Микка, иначе он еще больше расстроится и будет винить себя в происходящем.

А ведь он ни в чем не виноват. Тики просто взвалил на свои плечи ношу, оказавшуюся для него непосильной. Как можно заменить отца ребенку, который наверняка считал Микка кем-то вроде старшего брата, потому что жил большую часть жизни с русалкой. То есть был мудрее Тики в разы даже невзирая на столь юный возраст.

– Прости меня, – неразборчиво пролепетал малыш, обнимая мужчину за шею и шмыгая носом. – Я… я просто не… ты замечательный, правда!.. – он отстранился и торопливо облизнулся, как будто хотел объяснить, но не знал как. Тики покачал головой, показывая, что Изу не должен объясняться, и ласково погладил его по голове.