Текст книги "Жемчужница (СИ)"

Автор книги: Anice and Jennifer

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 65 страниц)

Сонные духи в последнее время точно его невзлюбили, раз посылали каждый драконов раз сплошные кошмары. Мана кинул взгляд на проглядывающий в просвете шатра яркий костёр, чьи всполохи поднимались в вечернее небо, и глубоко вздохнул, тяжело подымаясь.

Книгочей, кажется, только вернулся из храма, потому что был мокрым, но до жути занятым расшифровкой каких-то перенесенных на бумагу письмен, а Лави чинно сидел рядом с дедом и всячески старался не поднимать глаз на окружающих. Ему явно было не по себе, и Мана его понимал. В конце концов, не каждый раз вытворяешь такое и потом вынужден оставаться в кругу не слишком дружелюбно настроенным к тебе людей.

Сам мужчина на парня совершенно не обижался – тот знатно потрепал его, конечно, потому что рука ныла не переставая, но с другой стороны мелкий Историк дал ему шанс вновь приблизиться к своему близнецу, так чем это не искупление?

Неа сидел на берегу озера рядом с весело хлопающей хвостом по воде Аланой – та смеялась над какими-то его словами не умолкая и осторожно гладила по морде Хранителя русалочьего храма, от одного размера которого так и бросало каждый раз в дрожь. Правда, надо сказать, смирен этот дракон был столь же, сколь и огромен.

Только Тики почему-то не было видно. Точнее, не только Тики, но и Изу – тоже. Не то чтобы это настораживало, но просто… раньше Микк всегда был с Аланой – они как будто были двумя склеенными рисинами, которые никак нельзя разделить не перемолов при этом в кашу.

Хотя, в общем-то, отсутствие Тики легко можно было объяснить. Ревностью и подавленностью. Два дня уже прошло с инцидента с Лави, и все эти два дня Алана ходила как потухший огонек – улыбалась тускло, не смеялась почти… Утром она вот просто сидела на берегу озера с одним только Хранителем-драконом, и потревожить ее никто не осмеливался.

Тики этого не делал потому что, видно, отчаялся как-то расшевелить ее (наверное, теперь потащил Изу цветы для нее собирать), Книгочей не хотел лезть в чужие отношения, Лави – просто ненавидел ее, караванщики – побаивались, а сам Мана… наверное, он просто дурак и эгоист, потому что он уже не помнил, сколько дней назад они разговаривали так же тепло, как и на корабле.

А Неа… Неа, он ничего никогда не боялся. И мало кого жалел. И, наверное, именно поэтому сейчас Алана так весело смеялась над его шутками.

Русалка вообще стала в последнее время невероятно странной. Мана не знал, заметил ли это сам Тики, но девушка всё больше смотрела куда-то вдаль, кусала губы чуть ли не до крови, постоянно расчёсывала ногтями кожу на руках, словно хотела разодрать её, но мужчина отнекивался от таких мыслей, потому что Алана улыбалась Микку и выглядела вполне нормальной, обычной. Но эти внезапные взгляды, направленные в никуда, которые Уолкер ловил совершенно случайно, когда оборачивался или смотрел в их сторону, откровенно пугали.

Неа вдруг замялся, тяжело падая рядом с русалкой, и что-то заинтересованно спросил о чём-то, чего Мана просто не смог расслышать. Алана в ответ приподняла в удивлении брови, посмотрела на величественного дракона, погладила его по морде, мягко прикоснувшись лбом к чёрному носу, и хохотнула.

– На самом древнем языке, Неа, который только существует в этом мире, – донес ветер до ушей Маны.

Мужчина напряг слух, прося своевольную стихию покориться ему хоть ненадолго. Или даже не покориться, а просто ему помочь. Помочь услышать их разговор.

– …каком же? – донеслось до него уже четче. Неа с интересом наблюдал, как Алана гладит дракона по голове и как будто не мог отвести взгляда.

И Мана мог его в этом понять. Это ведь завораживало.

– На языке образов и чувств, – русалка улыбнулась мужчине и протянула к нему руку. – Прикоснись к его голове, ты сам поймешь. Он очень много тебе расскажет…

Неа прикусил губу, протягивая руку в ответ, и позволил положить свою ладонь на морду Хранителя, глубоко вздыхая – наверное, для храбрости – и замирая так на несколько секунд.

Буквально сразу его лицо ошеломленно вытянулось, а рот слегка приоткрылся, из-за чего Алана звонко засмеялась и над его видом – и позволила ему отстраниться. Неа возможностью воспользовался и тут же отдернул руку, но, как показалось Мане, не из страха или чего-то вроде, а просто от неожиданности. Выглядел брат явно опешившим, и это заинтересовало Ману намного больше, чем он готов был признать.

Мужчина отвел взгляд чуть в сторону от сидящей на берегу парочки и неслышно усмехнулся.

Неа был просто в восторге – смотрел на свою руку и улыбался как дурак или блаженный. В общем, как всегда, когда происходило что-то настолько радостное или потрясающее воображение, что нельзя было найти подходящих для выражения своих эмоций слов.

В конце концов старший вскинул на Алану восторженные глаза и выдал:

– Я видел, кто этот храм создан был. Какая-то очень красивая русалка – чернявая, вся в драгоценностях… Тоненькая как тростиночка. Как это… было. Я видел, как она танцевала. И как вода поднималась из озера вверх, представляешь?

Голос у него был восторженный, глаза – горящие, и весь он словно бы обратился ветром: таким живым и трепетным был Неа в эту минуту.

Мана ощутил, как в груди неприятно кольнуло.

– Конечно, представляю, – рассмеялась Алана, поправив намокшую юбку ханбока (она его теперь редко снимала, когда окуналась в воду), и покачала головой. – Так и должна выглядеть молитва, – мечтательно произнесла она, тут же помрачнев, и ехидно скривила губы, став на одно мгновение такой незнакомой, такой чужой и пугающей, что Мана даже поджал губы, сглотнув. – Когда молилась Энка, моя сестра, сам океан волновался вместе с ней. Жаль, что я не смогу показать вам, как же красивы бывают молитвы, – покачала девушка головой, прислонившись плечом к морде дракона.

Неа тут же подобрался, потрепал её по волосам, но не как родители треплют детей, а как-то по-братски даже. Так, как часто трепал самого Ману.

Мужчина прикусил губу, жмурясь и чувствуя, как зреет в груди болезненный ком, готовый подкатить к горлу и вырваться изо рта ревнивым возгласом о том, что нет, нет! ты только мой брат! ты только ко мне должен так прикасаться! это мой жест! и весь ты мой!

Конечно, Мана быстро обуздал свой порыв, однако… однако все равно безумно сложно было смотреть на то, как Алана улыбается этому жесту и как у нее оживают глаза. Это было нечестно, наверное, по отношению к тому же Тики, который, что бы ни делал, никак не мог развеселить свою возлюбленную русалку. Интересно, почему у него не получилось это, а у Неа все вышло?

…и стоило только подумать про то, как чувствует себя Тики – насколько беспомощным, если уже видел это – как брат выскользнул из тени леса с охапкой полевых цветов, среди которых Мана приметил тут же со своим острым зрением уйму всяких душистых нецветущих травок. Рядом с мужчиной, определенно гордый собой, шествовал Изу, сжимающий в руках свой букет для девушки. Увидев, что русалка улыбается, он тут же засиял и даже подпрыгнул на месте от радости, дергая восторженно Тики за рукав.

Мужчина потрепал мальчика по голове и подарил ему слабую улыбку, тут же потухшую, стоило только ребенку вновь сосредоточиться на русалке (стремглав промчаться к ней со своим подарком через пол-лагеря), и сделавшую его лицо уставшим и виноватым.

Мана ощутил себя ещё паршивей, потому что всего лишь каких-то несколько минут назад думал о том, что не желает делить Неа с русалкой, которая, вообще-то, должна была находиться рядом с Тики. Но, опять же, кто сказал, что именно рядом с Микком она и должна находиться?

…Алана была иногда слишком взрослой и неземной, устремлённой куда-то вверх, как самая настоящая жрица воздушных храмов, где, бывало, отдыхал Мана, а потому, наверное, даже и не удивительно, что она так сблизилась с Неа в момент своей… слабости? Грусти? Депрессии? Что сейчас творилось внутри этой загадочной русалки, которой всего лишь два дня назад высказали всё, что она, скорее всего, пыталась запереть глубоко в себе?

А Неа… а Неа просто был слишком прямолинеен и прост, чтобы окольными путями пытаться её поддержать. И, видимо, именно поэтому сейчас и веселил Алану, которая, как оказалось, кроме вранья, ненавидела ещё и жалость к себе.

Мана проследил за тем, как Изу бросается на девушку по спины, обнимая так крепко, что та даже закашлялась, но всё равно одаривала счастливого мальчика доброй улыбкой, и смущённо протягивает букет. Ребёнок, закрасневшись, перемнулся с ноги на ногу, спрятав взгляд, и Алана, мягко сощурившись (окутав себя той плавучей неторопливостью, что иногда проскальзывала в ее движениях, а сейчас… она словно бы сама стала мерным течением реки), ласково поцеловала Изу в щёку, зашептав ему что-то на ухо, отчего мальчик заулыбался и утвердительно закивал, тут же принимаясь рассказывать, где какой цветок нашёл.

Тики подошёл к ним спустя несколько мгновений, наблюдая за их нежностями с нежной улыбкой, и присел рядом с Аланой, медленно (как-то даже нерешительно) вручая ей пышный букет.

Мана радостно хохотнул, когда девушка с восторгом приняла подарок, длинно вдыхая аромат цветов, и уткнулась носом в шею мужчине, что-то шепча ему почти неслышно.

Тики разулыбался, тут же как будто засияв даже, и мужчина подумал, что, может, это сияние и было сиянием его души – настолько ярким, что его замечал даже простой человек, не способный увидеть такого в принципе.

Неа тоже заметно обрадовался, что у этих двоих все вроде нормально, и живо затрещал о языке Хранителя храма, предлагая Тики к нему прикоснуться и самому почувствовать, как это. Микк засмеялся и покачал головой. Кажется, он уже успел пообщаться с драконом с подачи той же Аланы, счастливо уткнувшей нос в цветы и мечтательно зажмурившейся.

Когда восторги Неа чуть улеглись, девушка попросила рассказать ей про собранный букет, явно чем-то ей ужасно понравившийся. Впрочем, это было неудивительно – дурак и неуч Тики на деле обожал всякие душистые травки и частенько их Роад целыми охапками таскал. Девочка сушила их и набивала ими маленькие подушки.

Запахи были шикарные.

Мана любил припрятать несколько таких подушек у себя в спальне, чтобы дышать лесом и полями и представлять, как вокруг разрослись деревья и кусты, и Неа частенько прибегал к нему с букетами, когда заметил эту странность, отчего мужчина улыбался и чувствовал себя так же счастливо, если бы был где-нибудь в горах, обдуваемый всеми ветрами.

– А ещё мы видели там зайчика! – восторженно хлопнул в ладоши Изу, вырывая Ману из размышлений и воспоминаний, и над озером раздался мягкий смех Аланы, подобный журчанию ручья. Мальчик расцвёл тут же – как и Тики, смотревший на девушку словно на сокровище, на чудо, на что-то необыкновенное.

…хотелось бы Мане, чтобы и на него так смотрел Неа.

Уолкер тут же замотал головой, пытаясь сбежать от смущающих мыслей, и решил всё же присоединиться к компании.

– Как ты? Выспался? – тут же всполошилась Алана, виновато поджав губы, явно виня себя за то, что из-за неё пострадал Мана. Сам Мана, конечно же, такого не думал, он, если честно, вообще был ей благодарен, потому что иначе близнец так бы и продолжил игнорировать его.

– Я в порядке, – уверенно улыбнулся он, с тяжелым вздохом присаживаясь на берег и опуская ноги в воду.

И – всеми силами скрывая свое удивление, потому что Неа сердито поджал губы и скрестил на груди руки, вперивая в него пристальный взгляд.

– Сядь нормально! – припечатал он в итоге и несильно хлопнул Ману по колену, заставив хитро блеснувшего глазами Тики хохотнуть, не слишком тщательно замаскировав свою реакцию внезапным кашлем. – А то еще и простудишься, как тогда поедем вообще?

Мужчина повел плечами в ответ и примирительно заметил:

– Да ладно тебе, вода теплая.

Да и потом, немного цинично рассудил он, хуже мне уж точно не будет. Во всяком случае, в моральном плане. Тебе ведь придется проводить со мной больше времени и, может, даже дальше до Восточной столицы мы поедем в повозке вдвоем. А уж от Восточной столицы – и подавно в карете. И ты снова будешь укладывать голову у меня на коленях, а я буду гладить тебя по твоим непокорным вихрам и читать тебе страшные сказки.

Мана тряхнул головой, отгоняя соблазнительное воспоминание, почти грезу, которая была явью еще на Марианне, и прищурился на почти погасший огонь заката.

– И ничего она не теплая, – недовольно пробубнил между тем Неа, явно не желая сдаваться так просто. – Потом опять всю ночь будешь чихать и кашлять, хлюпик…

Это было, вообще-то, правдой только наполовину – последние дни Мана по ночам не то что чихать и кашлять во сне не стал (потому что не спал же) – он иногда даже дышать боялся, особенно когда близнец оборачивался к нему и обнимал его, сам того не осознавая.

Вот только Неа знать об этом было совершенно необязательно.

Мана нахмурился, пытаясь состроить обиженное лицо, но губы всё равно растягивались в предательской улыбке, и Тики, явно понявший всё, о чём мужчина думал, хитро заулыбался, пряча горящий взгляд у удивлённо приподнявшей брови Аланы на плече.

– Ну, вы всегда можете попросить одного вспыльчивого тритона погреть вам водичку, – ехидно хмыкнула девушка, заставив Ману явственно вздрогнуть и уставиться на неё, потому что никто не осмеливался вспоминать Лави в разговорах, боясь затронуть её чувства, но русалка, видимо, в этом совершенно не нуждалась.

Неа согласно хохотнул, фыркнув.

– Не думаю, что он согласится: наверное, считает, что ты нас всех своими песенками околдовала, – с насмешкой протянул он, и Мана заметил, как напрягся Тики, тоже до этого явно не затрагивающий тему Лави и того, что произошло два дня назад, в диалогах.

Алана же в ответ закатила глаза, недовольно скривившись.

– Неужели я кажусь настолько страшной, Неа? – с шутливой интонацией поинтересовалась русалка, направив на мужчину хитрый взгляд, отчего тот подавил смешок и, напыщенно приложив руку к сердцу, высокопарно доложил:

– Я даже не смею оспаривать вашу ужасающую красоту, о царевна!

Девушка прыснула, зажмурив глаза, и, прижав цветы к груди, лукаво улыбнулась.

– Ах та-а-ак? – протянула она и в тот же миг окатила вскрикнувшего и соскочившего с места Неа водой, на что тот рассмеялся, покачав головой.

– Но ее же невозможно оспорить! – ничуть не обиженно выдал мужчина, отфыркиваясь от неожиданного купания и лукаво сияя глазами. – Ты вон даже Тики заколдовала так, что он готов неотлучно при тебе быть! Твой послушный смазливый ра… – договорить мужчина не успел – Алана ярко покраснела, и в него, явно излишне разошедшегося, прилетел целый, наверное, ушат воды.

Мана покачал головой, краем глаза наблюдая за тем, как засмеявшийся Тики быстро целует девушку куда-то между виском и ухом, параллельно заправляя выбившуюся из кос прядку, и обернулся к своему совершенно вымокшему близнецу.

– Ну вот, – заметил он мягко, чувствуя себя удивительно спокойным на какой-то момент, – а ты говорил, это я простужусь и буду чихать и кашлять. Переодеваться пойдем?

Неа хмыкнул с невероятно довольным видом (выглядел он радостнее, чем за все последние дни вместе взятые) и осмотрел свою рубаху, с которой на траву капала вода.

– Без тебя я не справлюсь, что ли?

Мана пожал плечами.

– Справишься, конечно. У тебя же сейчас рук вдвое больше, чем у меня, – на этом улыбка близнеца приувяла, и мужчины мысленно себя проклял, однако продолжая: – Вот только действуешь ты как медведь, а одежда рядом с лекарствами. Ты мне там все склянки побьешь.

Неа надулся, смешливый и такой привычный в этой своей эмоциональности, что Мане захотелось броситься ему на шею и обнять до треска в позвонках (скорее всего, своих собственных, потому что кости у близнеца были определённо точно прочнее), и, отведя взгляд, забурчал:

– И ничего я не побью… И почему сразу медведь?..

Алана хохотнула, покачав головой, всё ещё ужасно красная и смущённая, направившая свою нежность за разомлевшего от поглаживаний Изу, и дракон, которого Мана, честно говоря, побаивался, а потому близко к нему и не подходил, потёрся мордой о её плечо словно верный домашний зверь, и это было удивительно хотя бы в том, что выглядело до одури естественно.

Мужчина со вздохом поднялся, морщась от боли в руке и с радостью замечая, как дёрнулся Неа, чуть не бросившись к нему, но оставшись на месте, стоило Мане покачать головой, отказываясь от помощи. Близнец прищурился, цепким взглядом осматривая его фигуру (и заставляя загоретьсязагоретьсязагореться), и, пожав плечами, направился к шатру.

Мана последовал за ним, заметив вскользь, как тут же Тики быстро поцеловал Алану в макушку – как самое главное свое сокровище – и как Изу, вскинув на Микка глаза, довольно разулыбался.

Когда Тики только привел его на корабль, мальчик совершенно точно не умел так широко улыбаться.

Неа уже начал потрошить сумку, когда Мана зашел в шатер. Мокрый, капающий водой на пол и кое-где на один из лежаков, он сосредоточенно копался в вещах, отбрасывая небрежно ненужные ему свертки и что-то недовольно ворча. Младший Уолкер со вздохом отнял у него сумку и начал аккуратно вынимать оттуда вещи, которые брат еще не успел взять.

Неа покорно затих рядом на какую-то секунду, прежде чем снова взорваться приступом бурной деятельности, и уже только потом, когда сложил в одну более-менее аккуратную кучу то, что успел раскидать, недовольно поежился и стащил с себя сырую рубашку.

Мана прикусил губу, отвлекаясь от поиска вещей на производимый близнецом шум, и застал его за сниманием штанов – таких же мокрых, как рубаха, что неудивительно. И укорил себя за эти неправильные порывы.

Неа был таким красивым… Смуглый, вихрастый, он имел немало шрамов, особенно на плечах (однажды ехал через Смутную чащу с решившим срезать путь караваном, в котором везли из Фарлахии в столицу какой-то подарок для отца, и там его едва не задрал волк), однако эти шрамы не казались уродством. Скорее, это было признаком мужества.

И этого человека – сильного, надежного, увлеченного – Мана ужасно не хотел от себя отпускать. Но знал, что придется.

Неа поймал его взгляд и вопросительно вскинул бровь. Мужчина осознал наконец, что уже почти минуту держит в руках сухую одежду, и поспешно протянул ее ему. И – уперся рукой в его грудную клетку – горячую, гладкую, твердую.

О дракон, о дракон, о дракон.

О великие духи, как же он хотел…

Неа крупно вздрогнул, шумно сглотнув, но не отстранился, как того боялся Мана, – и они стояли так несколько мгновений, смотря друг другу в глаза так, словно впервые видели.

Они были отражением друг друга.

Они были одним целым.

У Неа были его глаза, а у него – глаза Неа.

У Неа было его лицо, а лицо Маны принадлежало Неа.

Они были продолжением друг друга, неразрывно связанными, навечно прикованными.

…как ему вообще будет возможно отпустить брата? Как Мана отпустит его, если мира без него измыслить не может?

Неа вдруг судорожно вздохнул, улыбнувшись как-то слишком натянуто, так, словно ему было невыносимо больно, но он не был в силах что-либо исправить, и резко подался вперёд, прижимая обомлевшего Ману к себе.

И – крепко целуя.

Мана приоткрыл рот, не в силах сопротивляться, и тут же близнец приласкал языком его небо, параллельно блуждая руками у него по спине и даже не просто обнимая, а буквально втискивая в себя, словно хотел слиться и действительно стать целым.

Физически целым.

Прикасаться к нему, целовать его, улыбаться ему, быть его.

Дыхания не хватало, легкие жгло… Мана зарылся пальцами Неа в волосы, не желая и не имея возможности себя сдерживать, – и позволил делать с собой все, что угодно будущему императору.

Но всего на минуту.

Когда Неа отстранился – лихорадочно сверкающий глазами, совсем как тогда, на постоялом дворе, разгоряченный и как будто даже не думающий отпускать его от себя – Мана зажмурился, чувствуя себя страшно несчастным и виноватым, и замотал головой, слегка отталкивая его.

– Неа, послушай, я… я не… мы не должны это делать. Я знаю, что ты… мы… хотим этого, н-но…

Неа дернулся как будто его хлестанули по спине кнутом и тяжело выдохнул, поджимая дрогнувшие губы и сразу же ожесточаясь лицом. Как будто само упоминание об их болезни – общей, как и все у близнецов – было для него чем-то невероятно отвратительным.

– Мы больны, я помню, – произнес он со угрюмой насмешкой. – Тогда не буду мешать тебе выздоравливать, – и, быстро натянув на себя рубаху, буквально вылетел из шатра.

Мана остался стоять на месте как стоял и не двигался минуты две, не меньше. А может и больше, кто его знает. Время куда-то как будто исчезло. Оно как будто огибало Ману, не давая ему влиться в свое течение. Оно… как будто было против него – и за Неа.

Ну почему брат не хочет с ним об этом поговорить?! Они же… они… они… с этим надо как-нибудь разобраться! Так не должно быть!

Мана выскочил вслед за Неа на улицу, чувствуя себя кем-то до иррациональности ужасным и мерзким, ощущая, как сердце бьётся в горле, мешая дышать, боясь, что сейчас будет поздно, что они больше никогда не помирятся, никогда не будут рядом, что брат возненавидел его, и… и… и…

Тело сковало холодом, а губы задрожали, и он в спешке осмотрелся, ощущая себя до неузнаваемости трепетным и готовым вот-вот расплакаться, потому что Неа сбежал от него, Неа сбежал от него как от прокажённого, как от врага, которого ненавидел!

– Ч-что ты?.. – вдруг непонимающе раздалось откуда-то со стороны, и Мана тут же перевёл взгляд туда, с облегчением и разжигающейся в груди ревностью видя близнеца рядом с Аланой. – Карты? – удивлённо вскинула она брови, переглядываясь с Тики, и обеспокоенно взглянула на самого Ману, тут же нахмурившись и тяжело вздохнув. – Ну хорошо, давай сыграем.

На лице Неа мелькнуло и тут же скрылось под маской спокойствия неподдельное облегчение – Алана была для него словно матерью, под крыло к которой обычно бежит ребенок, которого обидели. Мана прикусил губу, не решаясь к ним подходить и собираясь сбежать куда-нибудь отсюда подальше, только бы не видеть этого, но тут Тики, метнул в него быстрый взгляд и поднялся со своего места, быстро целуя зардевшуюся Алану в висок и проделывая такой же маленький и какой-то ужасно домашний ритуал с прижавшемуся к боку девушки Изу.

– Пойду выпью чего-нибудь, – легкомысленно выдал он. – У Панды наверняка припасена какая-нибудь настойка для души и тела.

Младший Уолкер намек понял у отправился ближе к костру, где обычно собиралась большая часть их маленького лагеря, чтобы приземлиться у самого огня и устало потереть ладонями лицо. И – дождаться Тики, который вскоре действительно подсел к нему с душистой настойкой персонально от Панды. Без лишних слов мужчина протянул ему фляжку, только заметив сжатые до белизны костяшек в кулаки руки, и как-то очень кротко поинтересовался, словно заранее смирился с происходящим:

– Ну и что ты вытворил в этот раз?

Спросил так, словно Мана в чём-то провинился, и это подняло в груди такую бурю негодования, что даже волосы на затылке зашевелились. Он не был ни в чём виноват! Он сделал всё правильно, о дракон!

Зачем вообще столько проблем?

Мана вдруг ощутил себя невероятно уставшим и горестно повесил голову, длинно выдыхая и успокаиваясь.

Тики как-то непонятно хмыкнул, пригубливая фляжку, и мужчина, ощутив себя сущим ребёнком, со вздохом принял вновь протянутую настойку.

– Почему он убегает от меня? – всё-таки выдохнул он спустя несколько минут, морщась от незнакомого терпкого вкуса. – Я ведь…

– А что ты хочешь сказать ему? – перебил его Тики, смотря куда-то в сторону, на Алану (кажется), которая, успевая поглаживать уснувшего дракона, с хитрой улыбкой рассматривала карты у себя в руках.

– Я хочу поговорить с ним! – Мана всплеснул руками – и тут же повесил голову. – Я знаю, какого ты об этом мнения, ладно? Но я действительно не считаю это нормальным, потому что…

– А чем ты это считаешь? – Микк вскинул брови и упал спиной траву, подкладывая руки под голову и глядя в пестреющее звездами ясное небо. – Болезнью? – Мана дернулся от неприятно, но абсолютно точно прозвучавшего здесь слова, и рвано кивнул. – И ты сказал Неа, что этого быть между вами не должно, и что он просто болен, да? И, наверное, – тут в тоне Тики проскользнула снисходительная насмешка, – ты хочешь помочь ему вылечить эту болезнь, да?

Наигранная участливость так взбесила Ману, что он резко повернулся к Тики и опасно наклонился к нему, всматриваясь в его лицо; глаза в глаза.

– Даже не думай мне выговаривать за это! Ты не понимаешь, каково – чувствовать такое к собственному брату!

Однако Микк ничуть не испугался его – напротив, сразу ему и выговорил:

– Ты идиот, ясно? – голос его тут же утратил нарочитую мягкость и стал твёрдым и каким-то даже холодным. – Неа тебе себя на блюдечке преподнес – так и сказал небось, что любит тебя, а ты его больным обозвал! И теперь ты смеешь удивляться, что он говорить с тобой не хочет? После того, как ты оскорбил его чувства к тебе?!

На последнем вопросе голос мужчины взлетел так угрожающе, что Мана невольно сжался, буквально чувствуя, как слова впиваются к него подобно острым иголкам.

– Н-но это… – попытался оправдаться он, облизнувшись, но Тики вскинулся и резким движением приблизился прямо к лицу мужчины, опасно сощурившись и вселяя в него тот самый страх, который иногда селился в сердце, стоило Микку сбросить свою снисходительно-насмешливую ипостась.

– Ты его с грязью смешал, понимаешь?

Мана понимал.

Конечно же Мана понимал!

Но что он мог сделать? Им необходимо было закончить всё это прямо сейчас, пока не стало слишком поздно, пока ещё есть возможность сбежать от этого чувства!

– Он тебе признался – а ты его просто в землю втоптал своим идиотизмом, – безжалостно продолжал Тики, смотря Мане прямо в глаза, не позволяя отвести взгляда, как бы сильно этого не хотелось. Он был похож на удава, поймавшего в свои сети кролика. – На твоём месте я бы не надеялся даже на самые нейтральные разговоры ещё недели две, – ядовито хмыкнул он, заставив мужчину вздрогнуть, ощутить себя самым настоящим мальчишкой: потерянным и не знающим, что делать. – Идиот ты, – вновь выдохнул Микк и вдруг несильно хлопнул Ману по плечу, в раз теряя всю свою серьёзность и опасность.

– Я уже понял… – Мана потер руками щеки и на секунду зажмурился, прогоняя непрошенные слезы. – Но я ведь… хотел как лучше, понимаешь? Столько всего было, и мы… всегда справлялись. Вместе.

– А с чего ты решил, что так лучше для Неа? – устало вздохнул Тики, как будто отчаявшись вложить в голову Маны хоть толику соображения. – Ты вообще представляешь, что сделал? Неа и так словно бы потухает, Алана всегда говорила, что его душа как будто окутана туманом. Темная дымка, – он прикусил губу сосредоточенно и покачал головой. – Это его одиночество. Он тянется к тебе и показывает это как умеет, но ты отталкиваешь его.

– Но он ведь наследник! – Мана в отчаянии всплеснул руками и вскинул на брата загнанные глаза, силясь убедить его (и себя самого) в правильности своих слов и действий. – Он ведь должен…

– Не любить? – Микк вскинул брови в иронической насмешке и прицокнул языком. – Он должен уметь управлять империей, и он это умеет. Остальное значения не имеет, у нас запретили договорные браки еще до добряка-Дориана.

Мана беспомощно заоткрывал рот, надеясь всё-таки хоть что-то ему противопоставить, и брат, прекрасно видя это, хмыкнул.

– Или ты думаешь, что будешь мешать ему? – хитро сощурился он, и мужчина тут же закивал головой, надеясь, что Микку будет достаточно этого ответа. Но тот лишь горестно вздохнул, закатив глаза, словно только что ему сказали что-то невероятно глупое, и состроил такое выражение лица, будто ожидал от Уолкера что-то более умное. – У тебя вообще есть хотя бы одна логичная и здравая причина для отказа? – иронично спросил Тики, и Мана замер, тяжело сглатывая.

И правда – а была ли хоть одна логичная причина? Было ли хоть что-нибудь, кроме отговорок и попыток сбежать?

– Мы… братья? – неуверенно предложил он, ощущая себя нашкодившим мальчиком, получавшим нагоняй от кого-то старшего.

Тики с несколько секунд смотрел на него без каких-либо эмоций, пугая Ману своим просчитывающим пространство золотым взглядом, и вдруг ссутулился с досадливым стоном.

– О духи, какой же ты трус, – прошептал мужчина, покачав головой. – Почему просто нельзя получать удовольствие от происходящего, а?

– Но это же неправильно! – тут же вскинулся Мана, осуждающе глядя на брата.

– Любовь не может быть неправильной, как ты не понимаешь?! – Тики хлопнул себя по колену, сердито сверкая глазами и совершенно точно не собираясь отводить взгляд. – И Неа бесится и никак не возьмет в толк, почему ты не можешь принять эту простую истину! Потому что ты-то со своим умом давно должен был это уразуметь, а ты ищешь какие-то оскорбительные оправдания! – он говорил тихо, но с таким чувством и с такой уверенностью, что Мане стало не по себе.

Он ведь всегда принимал Неа – не мог не принять. Но сейчас он принимал его тоже! Просто сам Неа этого не хотел!

…не хотел, чтобы его принимали как больного, потому что был совершенно здоров.

В глубине души Мана, наверное, знал это, просто боялся себе признаться. Да и… готов определенно не был. Он жил со своим чувством к Неа давно, очень давно и привык любить его просто по умолчанию, соглашаясь со всеми его решениями и действиями. Но теперь, когда эти чувства стали… обнажаться – он боялся.

Возможно ли, что он ищет оправдания просто из-за глупого страха изменить что-то?

Мана бросил тоскливый взгляд на близнеца, уже вошедшего в игровой раж, и горько вздохнул. Алана с кривой улыбочкой что-то сказала ему, и тот ошеломленно вытянулся лицом, едва не роняя карты.

– Что-о-о-о? Да как ты вообще можешь такое говорить, а?

Тики сел и как-то слишком обречённо вздохнул, вмиг становясь ужасно уставшим и печальным, отчего Мана непонимающе нахмурился, наблюдая, как девушка приподнимает брови с самым что ни на есть спокойным выражением лица, на котором нельзя было прочитать ни одной эмоции, и пожимает плечами.

– А что я такого сказала? – с улыбкой поинтересовалась она, ласково сощурившись и теряя ту ауру векового спокойствия, что делала её кем-то похожим на древнее божество. Неа обессиленно простонал, роняя голову на ладони, и с досадой пробурчал (Мане пришлось поднапрячь слух, чтобы разобрать его слова):

– О духи, твоим пессимизмом можно моря заливать.

Алана в ответ задорно рассмеялась, вновь живая, яркая, весёлая, и, хитро ему подмигнув, улыбнулась.

– Иногда мне кажется, что именно этим моря и залиты, – со смешком поделилась она, и Тики, длинно выдохнув, поджал губы, не глядя на непонимающе хлопнувшего ресницами Ману.