Текст книги "Жемчужница (СИ)"

Автор книги: Anice and Jennifer

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 65 страниц)

Мана зашептал что-то – как будто какую ругань – и замотал головой, утыкаясь Тики лбом в плечо и судорожно выдыхая. Сам Микк до боли закусил щеку изнутри и, не выдержав, притянул девушку к себе, осторожно обнимая ее и ласково, почти невесомо гладя по спине – поверх перевязанной раны, стараясь приласкать, а не потревожить.

И Алана прижалась к нему, притерлась всем телом – так, словно мерзла и леденела и хотела согреться. Так, словно он был солнцем.

И это было смешно и больно, потому что сама Алана совсем недавно, всего пару дней назад, призналась ему в том, что он слишком ослепляющий для нее.

А он просто хотел ее обогреть.

– Цтольену изнасиловали, а потом отрезали ей голову – чтобы не дергалась, – девушка судорожно выдохнула, пряча лицо у него на плече. – Ей обрезали плавники и отрезали волосы – ох, какая у нее была шевелюра! Даже лучше, чем у Тэньи, которая вечно забирала себе все гребни! Наверное, ее волосы пошли кому-нибудь на парик… Саму Цтольену скормили собакам после того, как попробовали буквально на куски разрезанную Укру и решили, что рыбье мясо все-таки лучше…

Она шептала, шептала, шептала ему почти на ухо – громким хриплым шепотом, похожим на шорох, на трение воды о камни – о том, как убивали всех ее сестер и братьев. Что маленькому Гилву обрезали плавники, что Згиру вспороли живот, как Рома кромсали его же мечом…

А Тики слушал её, ужасно встревоженный и совершенно ошеломлённый, потому что никогда не мог подумать, что люди способны так издеваться над другими людьми, что через это всё прошла Алана, которая показалась ему в самом начале избалованной и капризной, наглой и высокомерной, а сейчас… сейчас… сейчас он был готов подарить ей все украшения мира, все гребни и платья, чтобы она больше не плакала, а улыбалась так же солнечно, как и когда смотрела на море.

У неё было восемь братьев и девять сестёр – и всех их убили прямо перед её глазами, а потом самый старший – Рогз, о котором Алана шептала с восторгом, непередаваемой любовью и саморазрушительной виной, – из последних сил повелел крови (о небо, той самой крови, которая лилась с их братьев и сестёр) забрать девушку, тогда бывшей ещё совсем маленькой девочкой, и выбросил её этой кровавой волной на улицу.

– Водные духи очень добры к русалкам, – улыбнулась Алана, на мгновение приятно зажмурившись, и сразу же всхлипнула, прижимаясь к Тики словно бы в стремлении согреться. – Я ползла несколько часов до ближайшей реки, и меня ловили, но каждый раз лесные духи, внемлившие молитвам Энки, – Энка – это одна из величайших морских жриц, напомнил себе Тики, – помогали мне. Ах, если бы они помогли нам раньше! – потерянно воскликнула она, цепляясь за Микка, как за спасательный круг, словно только он мог защитить её от этих воспоминаний. – А потом я добралась до океана, и… уже сам океан спрятал меня, – закончила Алана с тихим вздохом.

Мана, ужасно бледный и растерянный, на протяжении всего рассказа поглаживающий её по волосам, прикрыл глаза, словно смиряясь со всем этим, словно решая что-то для себя, а Тики прижал замолчавшую девушку к себе так крепко, как только мог, чтобы не потревожить её ран, – прохладная ткань лёгкого шёлкового одеяла, укутывающего тело русалки, сползло, оголяя покрытую синяками и укусами грудь, и успокаивающе провёл губами по бледной коже от виска до носа, слизывая редкие слезинки.

– Среди нас не было лишь Элайзы, – сипло прошептала Алана, и Мана удивлённо охнул, непонимающе нахмурившись.

– Твоей самой старшей сестры, вышедшей за моряка замуж, верно? – как-то осторожно, словно на всякий случай, уточнил он, и девушка кивнула.

– Элайза ждала ребенка, – с нежностью произнесла она, вскинув руку и мягко погладив робко улыбнувшегося Ману по руке. – Потому она не смогла проводить нас. К тому же… в стране, где жила Элайза, разгоралась война, а потому муж не пустил ее дальше. Мы расстались на берегу одного из южных морей, а спустя несколько суток нас поймали охотники.

Тики сердито нахмурился, обернувшись к брату – не понимая, зачем заставлять девушку повторять это еще раз, неужели одного недостаточно, но… Лицо Маны только что не светилось.

– А как звали мужа твоей сестры, Алана?.. – с затаенным восторгом и ошеломлением выдохнул парень, гладя по голове и ее, и Тики – чтобы успокоить их, потому что русалка не прекращала плакать, говоря об этом, а Микк начинал злиться.

– Д-дориан … – на судорожном выдохе выдала девушка и вскинула на Ману покрасневшие от слез глаза. – Дориан Кэмпбелл. А… – тот дернулся – и на этот раз Тики дернулся вместе с ним, неверящий и ошеломленный. Ведь это же… получается, что… – А зачем тебе? – русалка нахмурилась, когда Мана поднялся на ноги, словно не хотела, чтобы сейчас ее покидали, но младший Уолкер ободряюще ей улыбнулся.

– Я знаю, что… сейчас не время, но… – он запнулся и шумно выдохнул, будто совершенно огорошенный своим открытием. – Но, может, это тебя ободрит. Сейчас я… покажу тебе кое-что, и мы решим, прав я или нет, ладно?..

Алана неохотно кивнула, и Мана, будто не был устал и слаб, пулей вылетел из каюты в коридор и поспешил к себе. И Тики слышал топот его ног и думал о том, что это – совершенное безумие, если честно.

Ведь тогда получается, что русалке-то не каких-то там ну лет шестьдесят, а за все четыреста.

Ведь Элайза была первой императрицей, женой короля Дориана Кэмпбелла, при которых Поднебесная встретила свой расцвет. От которых и пошёл императорский род, в жилах членов которого текла русалочья кровь, заставлявшая их возвращаться в море, дающая им силу повелевать ветром, оберегающая их.

Тики ошарашенно перевёл взгляд на потерянно облизнувшуюся Алану, такую же удивлённую и ничего не понимающую, заплаканную, с опухшими глазами и болезненно бледную, тонкую, слабую, – и ласково коснулся губами её лба, пытаясь успокоить таким образом. Девушка длинно вздохнула, прикрывая веки, и вновь уткнулась лицом ему в плечо, будто бы веря, что он сможет защитить её.

А Микк обнимал и гладил её, думая о том, что если Мана прав – а он стопроцентно прав, потому что уж явно очень редко русалки по имени Элайза выходят замуж за моряков по имени Дориан Кэмпбелл, – то сейчас в его руках искала успокоение его дальняя родственница из далёкого прошлого.

Мана обернулся быстро. Саквояжа при нем уже не было, но в руках он держал толстенную книгу по истории (куда же Мана без книг, ну скажите). Он присел рядом с Тики на кровать и положил том себе на колени, раскрывая его и принимаясь лихорадочно листать. Спустя где-то минуту парень остановился – и хлопнул по странице ладонью.

– Алана, не могла бы ты… – дожидаться окончания фразы девушка не стала – бросила на Микка просящий взгляд (о ветер и море, никогда она раньше не кидала на него таких безнадежных взглядов – ей явно было совсем худо), и тот без лишних слов помог ей приподняться и сел сам.

Эту книгу он знал. Когда они с Неа и Маной – одногодки с разницей всего в несколько месяцев – только начинали учиться, как папеньки с маменьками велели, эта книга у них была настольной – на ночь вместо сказок читать. И потому… портрет, который Мана явно хотел показать Алане, мужчина тоже очень хорошо знал.

На этом портрете была изображена супружеская пара – император Дориан и его возлюбленная императрица Элайза. Моряк и русалка – прадед и прабабка Неа, Маны, самого Тики и его родных братьев – Вайзли и Шерила. Те, от кого пошел императорский род. Те, кто сделал страну Империей.

Алана смотрела жадно, ошеломленно, недоверчиво – широко распахнув глаза и приоткрыв рот словно в глубоком ступоре.

– Это же… это…

– Наша императрица, – тихо произнес Тики. – Твоя сестра, да?

Девушка судорожно выдохнула, растягивая дрожащие губы в обескураженной, но совершенно счастливой улыбке, и Микк подумал, что раз так – то хорошо, что Мана принёс эту книгу. Потому что на бледном лице Аланы расцвела улыбка, а к блёклым серебряным волосам вернулся их свет.

– Да… – выдохнула она, трясущейся ладонью прикоснувшись к иллюстрации, и провела самыми подушечками пальцев по рыжим кудрям, по тонкому красивому лицу, по алым пухловатым губам, после чего шмыгнула носом и благодарно взглянула на Уолкера. – Так, значит, она погибла не от руки охотников, да? Как умерла моя сестра? – умоляюще спросила русалка, и Тики ощутил, как обессиленно она валится на него, но упрямо сидит на месте, не желая ложиться.

Мана вздохнул, улыбнувшись ей светло и грустно одновременно.

– По легенде Элайза узнала, что вся её семья погибла, из-за чего впала в горе, и болезнь подкосила её, а потом на войне убили и Дориана, и она ушла в свет вслед за ним, – честно рассказал он, и Алана прикрыла ладонью рот, всё-таки расплакавшись в голос.

Тики вновь прижал ее к себе, нежную и беспомощную – и ужасно трогательную в этой своей беспомощности, стремясь успокоить и как-то на автомате ловя совершенно ошеломленный – и до невозможности радостный взгляд Маны. Почему-то обращенный не на Алану, а на самого Тики.

Как будто брат радовался за него.

Но чему тут было радоваться, скажите? Тому, что Микк так волнуется за плачущую девушку?

Ах, если бы Мана каждый раз смотрел на него так, когда Тики кого-нибудь успокаивал, все было бы намного проще понять.

Но – не сейчас.

– У Элайзы остался сын, радость моя, – тихо зашептал мужчина ей, замершей на мгновение и тут же снова заплакавшей. – Его звали Карл, и он стал следующим императором Поднебесной, – девушка чуть отстранилась и пристально посмотрела ему в лицо – словно проверяла, не лжет ли он. Но Тики не лгал. Хотя и делиться этим слишком уж не стремился – по ряду причин.

– А дальше?.. – едва слышно выдохнула она, будто понимала, что это еще не конец. Впрочем, концом это и не было.

– А дальше Карл женился, и жена родила ему близнецов – Адама и Майтру, – Тики погладил ее по голове (под очередной восторженный взгляд брата, которого предпочел не замечать). – И один из них – Адам – действующий император нынешней Империи, из-за которого мы все здесь, – произнес он. – И у него уже есть свои дети – и тоже близнецы, Неа и Мана, один из которых позже взойдет на престол.

А ещё у него есть три племянника, один их который сейчас тебя так трепетно обнимает.

Подумать только, они из бухты вытащили младшую сестру своей прабабушки, да ещё и сами про это не знали. Интересно, а Адам вообще подозревал, на поиски кого отправил их?

…хотя о чем это он? Их император все точно знал, и причиной их путешествия была определенно не его болезнь.

Алана шмыгнула носом, легко и тихо рассмеявшись, словно услышала что-то до ужаса приятное, что-то такое, что облегчило её ношу, освободило её от какого-то камня на шее, и прильнула к Тики, порывисто обнимая его и трясь лицом о его шею. Стоит ли говорить, что Мана воззрился на них ещё одним странным восторженным взглядом, о значении которого мужчина даже не хотел задумываться.

Потому что если раньше Алана была просто невероятно красивой русалкой, с которой ему ничего не светит кроме дружбы, то теперь она – невероятно красивая русалка с возрастом, перевалившим за четыреста лет, и его прабабушка.

– То есть вы везёте меня к… к… семье? – обрадованно поинтересовалась она, смотря то на Тики, то на Ману, и вдруг замерла, словно бы что-то поняв. Отодвинулась от Микка, чуть пододвинувшись к Уолкеру (покрывало висело уже на бёдрах, и мужчина всё порывался укутать её и просто, дух забери, заставить отдыхать и спать, потому что кое-кто шипел и морщился от любого движения), и окрылённо выдохнула, не отрывая от него взгляда: – Ты тоже – моя семья?

– Ну конечно, – растерянно и радостно засмеялся Мана, мягко целуя ее в лоб – и тут же отстраняясь и позволяя себе только погладить ее по руке. – Я же как раз и есть сын Адама. А Тики у нас…

– Адмирал, который катает всех на своей прекрасной Марианне забесплатно, – перебил его Микк с натянутой усмешкой.

Ну давай, Мана, расскажи ей, что она сидит нагишом и обнимается со своим правнуком, и я сам прибью тебя, забыв о том, что по уши влюбленный в тебя Неа будет жестоко мне мстить.

Брат смерил его недоуменным взглядом, словно не видел в происходящем ничего страшного (а ничего страшного, что Алана наверняка считает его просто ребенком рядом с собой?), но возражать не стал и не выдал ни словом в дальнейшем.

– Самый лучший моряк – и самый ненормальный человек во дворце, – вместо этого хохотнул он, и Тики едва заметно наклонил голову в знак благодарности, пользуясь тем, что Алана вся занята младшим Уолкером и на него не смотрит.

У него не будет шанса так и так, разумеется, но… Может, девушка не отстранится от него, и получится какая-то… дружба. Без вот этого напоминания о том, что они – семья и прочего, потому что тогда это будет походить на какое-то принуждение.

Впрочем, сейчас не лучше. Алана благодарна ему за свое спасение (хотя ни дракона это не спасение, потому что он опоздал!), потому и доверяет. Вот только надолго ли?

Как быстро она поймёт, что это именно Тики виноват во всём этом? Что это из-за него ей пришлось пережить такое? Ведь это он вытащил её из той бухты, где она определённо была заперта ради своей безопасности.

А теперь океан волнуется уже третьи сутки, словно не в силах решить: штормить ему или же успокоиться.

Алана мягко рассмеялась, всё же вновь укладываясь на подушки и морщась от этого движения, и облегчённо вздохнула, улыбнувшись так радостно и блаженно, будто она маленький ребёнок, перед носом которого поставили гору сладостей.

– Спасибо вам, – шепнула она, и Мана ласково погладил её по волосам. – Спасибо, – зажмурилась девушка, улыбаясь так искренне и счастливо, что говорить что-либо ей просто не хотелось. Не хотелось её разубеждать, что благодарить их (уж Тики точно) было не за что.

– Тогда я пойду, Алана, а ты не тревожь раны, поняла? – строго насупился Уолкер, накрывая русалку покрывалом, и нежно поцеловал её в лоб. – Отдыхай, – и покинул каюту, оставив их наедине.

Тики остался сидеть на краю кровати рядом с ней – потому что девушка так и не отпустила его руки – и теперь… теперь совершенно не знал, что ему делать. Он и раньше не знал, вообще-то, но теперь вина давила на него огромным камнем, и этот камень…

Алана улыбалась, глядя куда-то сквозь него – словно засыпала, но пальцы ее на запястье мужчины так и не ослабели.

– Останься со мной, Тики, – тихо попросила она спустя пару минут. – Я так хочу спать, но я… так боюсь…

Микк сжал ее руку в ответ, отведя глаза – потому что не в силах был выдержать этот взгляд – мягкий, просящий. И – грустный, но как-то… по-светлому.

– Конечно, – мягко улыбнулся он и свободной рукой погладил ее по волосам. По ее прекрасным серебристым волосам.

Если бы эти выродки успели отрезать их так же, как и ее восхитительные плавники, так похожие чем-то на паруса его Марианны, так просто Тики не отпустил бы их.

Впрочем, их в любом случае не стоило отпускать так просто. Нужно было заставить их следовать за собой и потом сделать с ними то, что они сделали с Аланой.

Девушка потянула его к себе – слабо, едва ощутимо – и Тики снова прилег рядом, позволяя уткнуться носом себе в грудь и прижаться крепко-крепко.

Касаясь закутанными и перевязанными бедрами и коленями.

– Ты такой теплый, – прошептала русалка, когда мужчина обхватил ее руками, обнимая, и, кажется, чуть улыбнулась. – И светлый. У тебя замечательная душа, Тики, – вздохнула она. – Прости меня… за мои глупости. На самом деле… – она замерла, зажмурилась, как-то сжалась… – Я ужасно хочу с тобой подружиться.

Мужчина замер, непонимающе воззрившись на её светлую макушку, и тяжело выдохнул, ощущая себя слишком… трепетным, возможно. Каким-то воздушным, но одновременно с этим словно с камнем на шее.

– Ты ни в чём не виновата, – прошептал он.

Как эта чудесная девушка, пережившая столько всего, может быть в чём-то виноватой? Та, чью долю выпало столько невзгод? Та, кто видела зверства, проводимые над её семьёй? Тики не понимал, в чём она винит себя – потому что сам ужасно хотел подружиться с ней. Хотел окружить её заботой, защитой, лаской и надёжностью. Показать, что суша не настолько ужасна, что касания могли быть приятными, что не все люди такие тварями.

– Это ты так думаешь, – коротко хохотнула Алана, длинно выдыхая ему в ключицу. – Я совершенно не подумала о вас, о Мане с Неа, о тебе. Если бы я умерла… – она замерла, на мгновение сильнее прижимаясь к нему, словно стремясь поглотить его, впитать, а, может быть, это было лишь воображение ошеломлённого Микка. – Если бы я умерла, океан бы сошёл с ума. А так… ох, надеюсь, Линк всё же не откажется от такой уродливой невесты, – неловко рассмеялась она с грустными нотками в голосе.

Тики поцеловал ее в макушку – и еще, и еще, и еще – спустившись по пушистым, пахнущим солью волосам в виску, неустанно гладя и разнеживая – чтобы она расслабилась и успокоилась, ласковая и добрая.

– Какой дурак – даже тритон – будет смотреть на твой хвост, если ты и так совершенно замечательная, – выдохнул он, чувствуя себя ужасно счастливым – и ужасно несчастным. Из-за того ли, что Алана так низко себя оценивала теперь, или из-за того, что она уже была кому-то обещана – он не знал.

Странное чувство, вообще-то, если быть до конца честным. Какое-то слишком парящее и легкое.

Девушка, однако, глухо рассмеялась, видно, не поверив ему, и Тики ощутил огромное, почти неконтролируемое желание вжать ее в себя, вплавить, врастить. Чтобы она никогда ни в чем не нуждалась, не думала ни о чем плохом и не считала себя какой-то ненормальной, неполноценной.

– Я ведь не смогу плавать, Тики, – наконец выдохнула русалка тихо, чуть ерзая в кольце его рук и поднимая на него глаза.

В ее взгляде было столько тоски…

– Если что – один претендент в мужья у тебя точно есть, – попытался пошутить он, но вышло явно как-то уж очень криво.

Потому что Алана замерла на несколько секунд и медленно подняла лицо, нечитаемо вглядываясь в его глаза, словно бы пытаясь найти какой-то подвох в его словах, отчего Тики неловко сглотнул, ощущая себя слишком неудобно.

И кто его за язык вообще тянул? Муж? Он? Такой необязательный и ветреный? Тот, из-за кого она и оказалась в такой ситуации? Тот, из-за кого она лишилась дома?

…честно говоря, если бы такая возможность и существовала – возможность взять в жёны эту великолепную девушку, – он бы согласился.

Алана нахмурилась, обиженно поджав губы, и насуплено выдохнула:

– Это плохая шутка, Тики.

Тики не сдержал ироничной улыбки, чувствуя едва сдерживаемое желание засмеяться над самим собой, но вместо этого светски заметил:

– Никогда не думал, что похож на человека, который шутит таким, если честно.

Русалка сразу как-то напряглась, вздрогнула, и ему показалось, что он идет по какому-то полному ловушек огромному дому. Ступил не туда – и ты мертв. В данном случае, наверное, только морально, но все равно больно.

– То есть… ты… ты… – Алана запнулась, мучительно долго вглядываясь в его лицо, и как-то полузадушенно переспросила: – Ты… предлагаешь мне выйти за тебя замуж?

Микк как-то в один момент ощутил себя совершенно неуклюжим и каким-то… все разрушающим. Как гигант, под ногами которого гибнут целые селения, потому что сейчас своими неосторожными словами он явно рушил то доверие, которое между ними, возможно, могло возникнуть.

Он коротко усмехнулся и постарался действительно перевести этот разговор в шутку:

– Я недостаточно хорош, чтобы рассматривать мое предложение всерьез? – впрочем, из-за обиды на самого себя и свои глупые порывы перевести все в шутку так и не получилось. – Хотя ты права… Я могу тебя понять…

Алана вздрогнула, встрепенулась, вскинула на него удивлённые серые глаза, сразу же виновато закусив губу, и мелко замотала головой, словно бы не желавшая его расстраивать, но и журящая себя за какой-то просчёт.

Но в чём она могла ошибиться, о манта? В том, что только что пресекла, буквально обрубила все возможности, которые могли позволить Тики… надеяться на что-то большее? Надеяться на то, чтобы защитить её? Оберегать и лелеять как самое драгоценное, что есть в этом мире?

– Н-нет! – потерянно воскликнула Алана встревоженно, сжимая его рубашку на груди. – Я… то есть… просто… – забормотала она, пряча лицо и закусывая задрожавшие губы. – Просто это очень неожиданно, – хохотнула девушка, стыдливо отведя взгляд, и Тики ощутил, как внутри у него что-то бьётся. Разбивается вдребезги. – Прости, – пискнула она, вновь сжимаясь будто бы в порыве раствориться, и мужчина, тяжело вздохнув, легко поцеловал её в макушку, думая, что, вообще-то, хорошо, что она отказала ему вот так. Если бы русалка (возможно, только возможно) согласилась бы на хоть какие-нибудь отношения только из-за своего иррационального чувства вины, то Микк бы просто не выдержал.

– Не беспокойся ни о чём, – тихо проговорил он, успокаивающе проведя ладонями по её боку поверх тонкого одеяла, и Алана смущённо (уши у неё алели) кивнула. – Спи, – покровительственно-просяще выдохнул Тики, не желая покидать тёплой кровати и не менее тёплой девушки.

Через несколько минут молчания, нарушаемого лишь их мерным дыханием (казалось, словно они дышат воздухом друг друга, но Микк сразу же отгонял такие мысли, слишком похабные и идиотские), он провалился в сон, неожиданно уставший и вымотанный.

И на грани мечты и яви ему виделось, как прекрасная русалка с лунным светом в глазах осторожно целует его в щёки.

========== Восьмая волна ==========

Алана проснулась в одиночестве. Тело ныло на месте шрамов, но уже не так сильно, как вчера, благодарение морю – и Мане с Тики.

При мысли о Тики девушка ощутила, как щеки загораются, и как в груди бьетсябьетсябьется. Что-то.

Что-то, что забилось, кажется, еще тогда, когда Алана увидела, как Тики сражается – сначала в шутку с Неа, чтобы повеселить Изу, а потом – с Кандой. Он был таким потрясающим, что перехватывало дыхание, и Алане казалось – в ней все заходится, когда она думает об этом.

И в ней все действительно заходилось, когда мужчина к ней прикасался. Когда обнимал за плечо в лавке у ювелирши, когда помогал переодеться в тот замечательный ханбок – теперь безнадежно испорченный, когда нес на руках, когда обрабатывал раны, когда обнимал…

Он прикасался к ее ногам.

Девушка ощутила, как в горле забилось что-то – то ли от страха, что он поймет, то ли от предвкушения чего-то… неясного.

Хвост всегда был предметом влечения у русалок, и из-за этого ноги… они были очень чувствительными. И Тики прикасался к ее ногам.

Тики, который говорил, что женщина должна показывать свое тело лишь своему возлюбленному – он видел ее совершенно обнаженной и прикасался к ней такой – слабой, беспомощной и изуродованной – и ни разу не обратил внимания на ее прелести.

И потом – то ли в шутку, то ли всерьез – предложил выйти за него замуж.

И Алана… а она что сделала?.. отказала ему, верно? Он ведь стал таким… уставшим сразу, что ей показалось – его это действительно огорчило. Потому что он был к ней добр, а она отвергла его чувства? А эти чувства – они и правда были? А сама она что чувствовала?..

Сердце частило, и девушка тихо, но длинно выдохнула, силясь хоть как-нибудь успокоиться, хоть немного, потому что иначе голоса не было, руки дрожали, и все тело прошивало какой-то судорогой.

Корабль качало.

Алана закрыла глаза и сосредоточилась на волнующемся уже четвертый день море.

Надо было успокоить надвигающийся шторм и позвать кого-нибудь – Ману или Тики (так ли это важно сейчас?.. хотя кому она врет, манта всех сожри), потому что тело… тело требовало своей порции влаги, а для этого нужно было снять перевязку.

Ах, как же хотелось бы сейчас окунуться в родное море, быть обнятой своим господином, расправить плавники и вдохнуть полной грудью солёный воздух. Как хотелось показать океану, что с ней всё хорошо.

Да только её хвост был изуродован, а с кровати подняться не было возможности, потому что любое движение отзывалось режущей болью, и Алана с иронией ухмыльнулась, прикрыв глаза.

Слабая и раздавленная.

Бесполезная.

Беспомощная.

Что же ей теперь делать? Теперь, когда дороги домой нет? Когда плавать она больше не сможет? Когда море оказалось так далеко, хотя было всего в нескольких метрах?

Алана выдохнула, пытаясь не думать об этом, потому что от таких мыслей становилось совсем тошно и желание сдохнуть накатывало с новой силой. А потом она вспомнила про Тики, который так трепетно и осторожно прикасался к ней, словно боялся причинить боль, словно боялся навредить и оскорбить, и румянец вновь разгорелся на щеках, такой незнакомый и неожиданный, потому что раньше воспоминания о ком-то никогда не рождали в ней столько ласки и взволнованного ожидания… чего-то.

Но нужно позвать кого-нибудь, иначе ноги у неё в скором времени отсохнут.

Алана улыбнулась самыми уголками губ, чувствуя нарастающее внутри предвкушение (придёт же Тики, да? да?), и соткала из воды в аквариуме тонкую руку, которую тут же отправила вверх по лестнице, раскрыв ею же деревянную дверь. Послышался чей-то вскрик, охи да ахи, стук об пол, звук упавших и покатившихся по ступеням предметов, а потом топот двух пар ног – в каюту ворвались запыхавшиеся Мана с Тики, а вслед за ними и та самая водная рука с желтеньким яблоком. Алана хохотнула, находя всю эту ситуацию довольно смешной, и положила яблоко на прикроватную тумбочку, намереваясь съесть его после перевязки.

За всё это время она не сдвинулась ни на миллиметр – кожу противно жгло от любого движения, а руки оказались слишком слабы для чего-либо, отчего девушку пронизывали горькая обида и стыд, но показывать что-либо в этом роде совершенно не хотелось. Оттого и пришлось пользоваться собственной магией в несколько раз больше обычного.

Тики шагнул к ее кровати тотчас же, взволнованный и почти испуганный как будто. И – наверное, Алане показалось, но все же… – самую чуточку восхищенный.

– Все в порядке? – он осторожно присел рядом и словно даже протянул руку, чтобы погладить ее по волосам, но в итоге просто опустил ее на постель – и этим заставил Алану горько пожалеть о том, что вчера она замямлила что-то неясное – начала извиняться так, словно не может… не может принять его чувства и… отказывается?

Но она не знала, как ей к этому относиться! Она не знала!

– Нужно снять повязки, – Мана подошел к постели и подарил девушке ободряющую улыбку – о море, теперь не знала, почему он так сильно похож на Элайзу: потому что он ее потомок!

Это было восхитительно. Восхитительнее всего, что Алана слышала в своей жизни за последние четыреста лет. Она не будет одна, и о ее сестре помнят, и ее сестру чтят.

Парень принес с собой вчерашний саквояж с лекарствами и водрузил его на стоящий в каюте стол. Снова достал оттуда катушку марли, миску, склянки с отварами, которыми вчера обрабатывал раны…

– Все хорошо, да? – на всякий случай поинтересовался он, когда ему никто не ответил – потому что Тики смотрел на Алану не отрывая от нее взволнованного взгляда, а сама девушка… она кусала щеку изнутри и чувствовала, как пылает щеками – ох, такого с ней прежде никогда не было.

Такого не было даже когда Линк приходил к ней свататься! И даже когда она сказала, что не сможет вот так сразу ему ответить!

С того момента прошло много лет, но она так и не смогла ответить взаимностью на его притязания, а теперь появляется Тики. Этот пират – ну потому что хоть и кличет себя адмиралом, выглядит все равно как пират!

Он появляется – и сияет. И в Алане все словно ходуном ходит.

Мана смерил их каким-то странным взглядом и расплылся в широкой улыбке, словно понял какую-то важную вещь. Или – вспомнил о чем-то приятном. И – вылив в миску порцию травяного душистого отвара из большого пузатого флакона, присел на кровать рядом с Тики.

Девушка удивлённо проследила за его телодвижениями, явно говорящими о том, что чистой водой ей никто облиться не даст, и закусила губу, ощущая себя какой-то слишком зависимой, совершенно дряхлой и немощной.

– А можно… Мана, можно… – замямлила она, проклиная себя за свою несостоятельность, смущение и неловкость, буквально сковывающие её с самых кончиков пальцев до макушки. Уолкер – необычайно похожий Элайзу, и сердце радовалось при каждом взгляде на него – взволнованно кивнул, успокаивающе погладив её по ладони, и улыбнулся, словно бы побуждая к дальнейшей фразе. – Можно снять повязки и облить меня водой? – шепнула Алана, всё такая же неподвижная и слабая, отчего хотелось закрыться в раковину и спрятаться. От своего позора. От своего уродства. От того, что произошло.

– Нет! Нет! – всполошился Мана. – Тебе нельзя даже думать о том, чтобы обливаться соленой водой, Алана! – и виновато, и строго одновременно воскликнул он, поставив миску с отваром на простынь и взмахнув руками. – Ведь соль разъест раны снова!

Девушка прикусила губу, понимая его опасения, и вздохнула. Нужно было как-то объяснить, почему ей так нужна вода, но это было так… Ох.

– А пресная вода не навредит мне? – переспросила она со вздохом, осмеливаясь поднять руку и потирая лоб. Спину, разумеется, тут же прошило болью, и вкупе с уже начинающей противно зудеть кожей это было совершенно ужасно. – Просто мне… понимаете… – Алана зажмурилась, чувствуя, как щеки стыдливо алеют – от нее столько проблем! А ведь это она должна была помочь им! – Просто мне нужно погружаться в воду хотя бы раз в сутки, – все же выдавила она обреченно. – Это необходимо, если… если используешь ноги, да и вообще… Чтобы не пересыхать… Вот.

Тики с Маной обеспокоенно переглянулись, и Микк виновато вздохнул, осторожно поглаживая ее по руке, зудящей от пересыхания и отзывающейся на каждое прикосновение, и на секунду прикрывая глаза.

– Понимаешь, Алана… – вздохнул он. – У нас просто нет такого количества пресной воды сейчас, а границу Империи мы пересечем только через несколько суток. Это обязательно делать раз в день, да? – лицо его стало сосредоточенным, когда он метнул в Ману задумчивый взгляд. – Тут нужно пораскинуть мозгами… Как избавить морскую воду от соли.

Алана сжалась, ощущая себя ужаснейшей обузой, огромнейшей занозой, неподъёмным камнем на их пути, и попыталась не выдёргивать руку из ласковых пальцев Тики, хотя кожу жгло, и ей вновь начинало казаться, как она стягивается, скукоживается, иссыхает подобно рыбьей чешуе.

…а Шан и Роц специально до такого состояния довели – чтобы насладиться беспомощностью слабой русалки.

Воспоминания заставили крупно вздрогнуть и крепко зажмуриться в надежде прогнать то, о чём думать совершенно не хотелось, и тёплые пальцы Тики сжали её ладонь сильнее, отчего Алана вскрикнула, проклиная всё на свете и себя в первую очередь за эту мантову немощность и бессилие.