Текст книги "Жемчужница (СИ)"

Автор книги: Anice and Jennifer

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 65 страниц)

Уж не значило ли это, что для всего морского народа безопаснее будет наоборот держать безумную ведьму, коей в океане и считали царевну, на суше? Ведь если Алана останется здесь по своему желанию, то совершенно точно не взбунтуется и не создаст никаких проблем.

Об этом Тики, хорошенько поразмыслив, очень чем-то подавленному Лави и сообщил. Тот прикусил губу.

– Если ты думал, что её заточение было относительным, то ты ошибался, – заметил он негромко. – Ведь если царь захочет, то он…

– Но он же не может находиться в ледяных крепостях, контролируя ее поведение и нахождение там, постоянно? – ровным тоном перебил его мужчина. Лави замолк. – Хорошо, – Микк сжал губы в тонкую линию. – Тогда с другого конца – ведь всегда лучше отдавать дочь не в чужой род, разве нет? А я – прямой потомок Элайзы.

Однако парень посмотрел на него с таким скепсисом в глазах, что Тики тут же непонимающе умолк.

– Ты надеешься его этим пронять? – недоверчиво спросил Лави, заставляя Микка неуверенно прикусить губу, пристыженно втянуть голову в плечи и чувствовать себя какой-то несмышлёной мелкотнёй, и обречённо закатил глаза, явно поражаясь идиотизму мужчины. Хотя сам Тики не мог понять, в чём же заключался этот идиотизм. – Если скажешь об этом, то Мариан однозначно предпочтёт отдать Алану Линку, – бросил он так, словно это было общеизвестно, и мужчина взбеленился.

– Да почему?! – растерянно воскликнул он, сильнее сжав поводья просто от невозможности переломать что-нибудь.

Лави длинно вздохнул и вновь обернулся в сторону кареты, словно опасаясь, что Алана могла подслушать их.

– Да потому что Мариан считает, что именно из-за Дориана началась война.

И вот тут только Тики начал кое-что понимать. И это понимание разозлило его только больше. Его прадед воевал за свою жену! Он любил ее и не хотел никому отдавать!

– Но ведь Дориан воевал за Элайзу, – заметил мужчина вслух, всеми силами стараясь сдержать клокочущую в нем злость. – То есть на стороне морского народа.

Однако оставаться спокойным с каждой секундой становилось все сложнее – вокруг него уже начал спиралью закручиваться вихрь. Да это же просто несправедливо!

Лави покосился на него с некоторой опаской, тут же растеряв всю свою древность, и зябко передернул плечами, как будто выражая так молчаливую просьбу все прекратить.

– Из-за того, что он показал всем на свете, что русалки, всегда бывшие хранителями мира и океана, могут принести богатство, – заметил он негромко и сердито поджал губы, явно вспомнив про собственных родителей. – Люди, знаешь ли, на удивление жадные существа.

Тики медленно кивнул.

– Знаю…

Они снова помолчали, прежде чем тритон заговорил снова, и в этот раз его слова были не такими хлесткими и неприятными.

– Сначала Мариан помогал Дориану, – сообщил он повесившему было голову в хмурой задумчивости Микку. – Это было ещё до того, как семью у него убили. А потом… – тут парень потрепал сам себя по волосам, сбивая перехватывающую их косынку в сторону, – потом он озлобился на него по этой причине и ушёл в долгий горестный запой, забив на всё, – закончил он скомканно. – Так что лучше будет давить на рациональную сторону, как ты хотел изначально. Зубатка и правда не будет буянить, оставшись с тобой. А вот Линку, – здесь Лави как-то злорадно ухмыльнулся, – она вполне может и наподдать.

Тики чуть улыбнулся в ответ, молча кивая.

Кажется, другу этот тип тоже никогда не нравился.

========== Третий прилив ==========

Мана в нетерпении поёрзал на сидении и поправил повязку, стараясь не тревожить руку, которая отзывалась всплеском боли на каждое неосторожное движение. До Столицы оставалось совсем немного, они были почти дома – со стороны города уже доносился шум торгового квартала, разговоры направляющихся к воротам людей, даже редкие трели флейт ласкали слух, и мужчина просто не мог сдержать улыбки, радуясь, что это долгое путешествие наконец подходит к концу.

Он взглянул на не менее (а то и более) воодушевлённую Алану, выглядывающую из окна и всматривающуюся в даль, и потрепал по макушке норовившего вывалиться из кареты Изу, призывая его устроиться всё-таки на сидении. Мальчик, прикусив губу и кинув обиженный взгляд на хохотнувшую русалку, всё же уселся рядом с Маной, показательно скрестив руки на груди, но тут же, словно опомнившись, смущённо забился в угол, заставив Уолкера испустить жалостливый вздох. Сколько бы они уже не были вместе, а ребёнок всё равно вел себя так, словно его в любую минуту могли оставить на обочине.

Тики, конечно, сказал, кем Изу оказался, и поэтому причины такого поведения были вполне понятны, но Мане всё равно было немного обидно, пусть он и пытался не показывать этого мальчику.

Алана шумно потянула воздух носом, блаженно прикрыв глаза, и восхищённо рассмеялась, что-то шепча на русалочьем, явно общаясь с океаном и не зная, куда деться от эмоций.

Мана и сам не знал, куда от них деться. И дело было даже не в том, что они наконец через несколько минут будут дома, а в том, что последние дни Неа совершенно распоясался. Мужчина абсолютно не представлял, что брат будет делать в присутствии отца, и как все это будет выглядеть, и самого отца он боялся до страсти, поэтому хотел молчать, хотя тот никогда не злился на сыновей и всегда только выражал искреннее волнение.

Адам вообще был замечательным отцом, просто в некоторых вещах… немного чересчур перестраховщиком, и с него сталось бы отмочить что-нибудь по меньшей мере странное, узнай он, что Неа стремится затащить Ману в постель и каждую ночь…

…о, что же он делает с ним каждую ночь! Что они друг с другом делают каждую ночь!

Мана невольно облизнулся, как будто еще мог ощутить вкус семени близнеца на губах, и мучительно покраснел, одновременно желая и предаться мечтам о том, что сегодня брат вполне может нагрянуть в его комнату с ночным визитом, и попросту провалиться сквозь дно кареты.

Неа был очень нежен все эти дни. Позволял елозить по себе сколько влезет, целовал его в шею и даже почти не кусался.

И – о духи! – он сосал его член так, словно это был какой-то невероятно вкусный леденец.

От такой ассоциации Мана снова невольно залился краской, и на этот раз данный факт приметила даже недоуменно вздернувшая бровь Алана, отвлекшаяся от видов на секунду, чтобы сказать Изу что-то на русалочьем.

Мальчик живо ответил ей, и мужчина поспешно отвернулся к окну, не желая лишний раз светить пылающим лицом.

Конечно, все это авансом. Из-за больной руки. С Неа же станется потом тоже что-нибудь странное отмочить – он же бы этим полностью в отца: оба безбашенные и порывистые. Мана прикрыл глаза, покачав головой и заставляя себя переключиться на мысли о чём-нибудь другом, а не о том, как брат мог бы заставить делать что-то невероятно пошлое и развратное.

Мужчина посмотрел на Алану, переговарившуюся с Изу на русалочьем, и подумал, что расставаться с ней не хочет. Ужасно не хочет, потому что именно из-за неё все вышло так, как вышло: именно из-за неё Неа так горячо целовал его, из-за неё Тики ходит счастливым и чуть ли не светится, из-за неё в Мане столько приглушённой уверенности в самом себе. Девушка, сама того явно не замечая, стала частью их семьи, помогла всем им, озарила своей улыбкой, своим светом. И что бы там она не говорила про свою душу, мужчина был уверен – она была светлой. Невероятно светлой – потому что невозможно было, чтобы у такой великолепной девушки была чёрная душа.

Вдруг карету на мгновение затопила тьма, заставив Уолкер предвкушающе закусить губу и глубоко вздохнуть, и, как только свет вновь озарил лица восторженно засмеявшихся Изу и Аланы, он торжественно произнёс:

– Добро пожаловать в Столицу.

Девушка засмеялась, закрыв руками рот, и Мана заметил, как в уголках ее зажмуренных глаз заблестели жемчужинки слезинок. И как же хорошо и приятно было осознавать то, что впервые за наверняка очень долгое время это были слезы счастья.

Потому что самому мужчине ужасно хотелось сказать ей не «добро пожаловать в столицу», а «добро пожаловать домой». Потому что вот именно сейчас ему не казалось, что она может назвать своим домом дворец отца или бухту, в которой провела столько десятилетий. Потому что ее там не ждали и не хотели. А ведь твой дом – там, где твоя семья.

А Мана считал их семью и семьею Аланы тоже. В конце концов, они все были немного… ненормальными, а раз так – каждому члену семьи русалка просто должна понравиться, иначе быть не может ну совершенно. И мужчина искренне думал, что если бы подруга осталась с ними, всем было бы от этого только лучше – в первую очередь ей самой.

– Скажи, Мана, – внезапно подала голос Алана, отсмеявшись и утерев слезы тыльной стороной ладони. – А твой отец… он какой?

Мана натянул на лицо загадочное выражение и независимо повел плечами.

– Я думаю, ты должна увидеть его сама, – заметил он вместо ответа, – потому что в двух словах его не описать, да и… описывать его будет себе дороже, ты уж поверь. Он всегда все знает, все понимает и во всем помогает. И ты никогда не знаешь, как у него это получается. И я не удивлюсь, что он сбежал из-под надзора Шерила и ждет нас где-нибудь среди всех этих людей, – здесь мужчина кивнул на окно, в которое видно было, как на улицу высыпает восторженный народ, приветствующий вернувшихся после долгого отсутствия наследников. – Вот и все, что я могу сейчас тебе про него рассказать.

Алана однако в ответ лишь пуще развеселилась, восторженно прижав ладони к лицу, словно боясь показывать свою широкую улыбку, и Мана хохотнул, прикрывая глаза.

Совсем скоро он увидит отца. Совсем скоро Адам вновь будет здоров.

…ведь будет же, да?

Мужчина встряхнул головой, стараясь не думать, что главная цель этого долгого путешествия могла быть так и не достигнута, и взглянул в окно, всматриваясь в приветствующие лица людей, в широкие песчаные улицы, в низкие домики и любимые парящие крыши, напоминающие своими каскадами летящих драконов. Время уже близилось к вечеру, а потому бордовая черепица окрасилась в тёплые оранжевые и жёлтые цвета, а по заколкам девушек, радостно размахивающих длинными рукавами, скакали яркие блики.

Мана перевёл взгляд на Алану, смотрящую в окно с таким восторгом и таким счастьем в глазах, словно перед ней рассыпали кучу сокровищ, и мягко поинтересовался:

– Что ты видишь?

И девушка глянула на него так ласково, так любяще, что мужчина не удержался от того, чтобы закусить губу от разлившегося в груди чувства, которое часто посещало его детстве. Когда рядом была мама.

– Свет, – шепнула русалка, прикрыв глаза и вдыхая полной грудью, словно все эти души могла не только увидеть, но и прочувствовать.

Но вдруг она удивлённо моргнула, непонимающе нахмурившись, и – выпрыгнула из кареты, стремительно бросившись вглубь улицы.

Изу застыл на месте от неожиданности с открытым ртом на какую-то секунду, а потом бросил на Ману непонимающий взгляд и выскочил следом прямо на ходу, только и пискнув: «Надо сказать п-папе!»

Впрочем, Тики его извещение явно уже не требовалось – Мана высунулся из окна и тут же услышал его зычный окрик: «Алана!», а уже спустя секунду рядом с каретой ехал Неа, несомненно присланный сюда ревнивым Микком выпытывать подробности произошедшего.

– Знаешь, – произнес брат, когда Мана разъяснил ему ситуацию, – по-моему, она увидела нашего отца, вот и все.

– С чего ты взял? – без особого удивления осведомился младший Уолкер, вскинув брови. Близнец смерил его снисходительным взглядом, и он тут же пояснил: – Просто она сказала, что белодухих в Поднебесной огромное количество, понимаешь? И вдруг так вот просто сорвалась с места!

– Но выйти встречать нас отец вполне мог – небось сбежал от Шерила и тети Лу и шатается где-то среди людей, – на этом Неа хитро поиграл бровями и, отпустив поводья, протянул руку и мягко погладил тут же дернувшегося и покрасневшего Ману по щеке. – И держу пари, – заметил он, словно не замечая его смущения (или скорее делая вид, что не замечает), – что как только мы встретимся – он отколет какую-нибудь славную шуточку.

Мана вспыхнул ещё пуще прежнего и возмущённо взглянул на засмеявшегося близнеца, который тут же щёлкнул его по носу и направился вслед за Тики, взволнованно осматривающимся по сторонам. Через несколько минут и сам мужчина, взяв вернувшегося к карете Изу за ладошку, вышел на улицу, приветствуя людей, недоуменно переглядывавшихся между собой (явно не понимали, что это за девушка выскочила и почему процессия из-за этого остановилась), и, следуя за дорожкой из завихрений, которые после себя всегда оставлял Неа, чтобы можно было его найти, дошёл до закоулка, спрятавшегося в нескольких кварталах от главной улицы.

Алана застыла в почтительном поклоне перед закутанной в плащ фигурой, а Тики хмуро и непонимающе переводил взгляд с неё на незнакомца.

Хотя… Неа вот явно уже понял, кто это стоял перед ними.

– Рада наконец встретиться с Вами, Ваше императорское величество, – степенно произнесла девушка с мягкой улыбкой на губах и распрямилась, чуть опустив голову набок. – Но разве Вы не должны отдыхать во дворце? – обеспокоенно поинтересовалась она, и Адам гулко рассмеялся, тут же, однако, поперхнувшись кашлем.

Алана обеспокоенно бросилась к нему, но Мана, как раз уже подошедший к отцу, аккуратно поддержал его под локоть, давая опереться на себя.

– Ни минуты покоя, ни секунды здоровья? – усмехнулся он, встречаясь с ним взглядом и с теплотой всматриваясь в смеющиеся глаза.

– В этом наше с тобой главное сходство, тебе так не кажется? – хитро отозвался мужчина – и крепко (как всегда – даже не смотря на точащую его болезнь) его обнял. – Рад, что все живы и вернулись домой, – сказал он, – и жажду познакомиться с нашей гостьей поближе.

Алана засияла улыбкой и приняла протянутую ей ладонь. И тут же ее покрутили и повертели (и даже, кажется, заметили пятно засоса за ухом, которое сам Мана приметил еще утром) и даже поцеловали руку.

– Очаровательно, – наконец изрек отец, и Мана прыснул, почти догадываясь, что будет дальше. И не ошибся. – Чья ты уже невеста, моя прекрасная гостья, и кто еще нашел свою судьбу в этом путешествии? – произнес мужчина это так наигранно-пафосно, что даже пошедшая было красными пятнами девушка прыснула, расслабляясь и даже стреляя глазами в самого Ману, будто думала сейчас, наябедничать на него или нет.

– Спроси у Тики, – мстительно буркнул младший Уолкер, стремясь опередить подругу и едва сдерживая желание показать ей язык.

И тут подоспел упомянутый Тики, хлопнувший молчащего и как-то особенно глупо улыбающегося Неа по плечу.

– Ну так что? – послушно обратился отец к Микку, на что тот показательно чмокнул вспыхнувшую Алану в щёку, заставив Адама радостно рассмеяться. Девушка что-то сердито пробормотала на русалочьем, отчего Изу спрятавшийся за Ману, прыснул, тут же пряча лицо в ладонях, а старик заинтересованно приподнял бровь.

И заговорил на русалочьем.

А, точно, усмехнулся младший Уолкер, отец же вечно ноет, что ему не с кем поговорить на родном языке, потому что сыновья его не считали нужным познавать своё наследие. Хотя Мана, как раз-таки, считал очень нужным! Просто кое-какой настырный старший братец вечно отвлекал его от занятий!

Алана восторженно хлопнула в ладоши, в одно мгновение вытаскивая пискнувшего Изу из своего укрытия, и зашептала ему на ухо таким тоном, словно объясняла что-то.

Адам удивлённо уставился на мальчика, заставляя его втянуть голову в плечи, и мягко спросил:

– А это что за чудо?

– А это твой внучатый племянник, – легко ответил Тики, погладив залившегося краской ребёнка по голове. – Ну, малыш, поздоровайся с дедом, – с хитрой улыбкой предложил он.

Лицо отца стало совершенно искренне непонимающим – вытянулось, побледнело, потом разрумянилось… Мана прикусил губу, порадовавшись, что тот так быстро отвлекся от опасной темы, и едва сдержал так и рвущийся наружу смешок.

– Вас не было дома три месяца, когда ты успел? – наконец выдавил он ошеломленно и поспешил прочистить горло, потому что голос у него сел. – Ведь русалки вынашивают плод по срокам примерно как наши женщины! Вы что, попали в заколдованный треугольник по пути сюда?

Алана мучительно покраснела, и Мана сжал губы, изо всех сил уговаривая себя не смеяться, потому что потом можно было огрести и от нее, нежной и трепетной девы, и от собственного брата (между прочим, младшего), влюбленного в нее по уши и такого же смущенного в эту минуту, как и она сама.

– В-вообще-е-е-то… – напрасно стараясь выглядеть невозмутимой, поправила Адама русалка, – ч-чуть больше.

Мужчина почесал в затылке и всплеснул руками, словно отмахиваясь или извиняясь – этого его жеста Мана никогда не мог толком уразуметь, если отец сам его не расшифровывал.

Однако тут ему повезло.

– Ох, прости старика, я уже начал забывать, – вздохнул Адам. – Никто из этих оболтусов, кроме Маны, никогда не пытался особо вникать в родственную же культуру, – или не очень, – а Мане, и тому делать это всегда мешали, – протянул он с подлинным сожалением.

Алана стрельнула в сторону пристыженно покрасневшего мужчины озорным взглядом, и он уже пожелал провалиться сквозь землю или как можно скорее сбежать отсюда, потому что это лукавое выражение на лице девушки точно ничего хорошего не предвещало.

– Не думаю, что у него сейчас больше свободного времени будет, – задумчиво протянула русалка, и Тики смешливо прыснул, зарываясь носом ей в волосы.

Мана ощутил, как щёки у него горят так, словно это Лави пускал ему в лицо огонь, и замотал головой, пытаясь успокоиться.

Адам рассмеялся вслед за девушкой, тяжело опираясь о руку мужчины, и Алана, вдруг бросив внимательный взгляд на грудь старика, длинно вздохнула.

– И всё же лучше бы Вам отправиться к себе в постель, а не разгуливать по улицам, – с улыбкой посоветовала она, и старик с сожалением опустил плечи.

– Все настолько плохо? – осведомился он со вздохом, и девушка медленно повела плечами, словно задумываясь о чем-то.

– Мне рассказывали про корень вашей болезни, – наконец сказала она, – и ритуалы вашего народа… они очень сильные. Как и ваши собственные чувства, – за невеселым покачиванием головы последовала ласковая улыбка – видно, русалка вспомнила про сестру. – Именно поэтому… я могу подарить вам долголетие, но не вылечить вас до конца. Вы… вы будете жить долго, но вас будет мучить слабость.

Отец мотнул головой, хмыкая (Мана даже подумал, что он молодецки подкрутил бы ус, будь у него усы), и величественно взмахнул рукой.

– Я думаю, после такого известия меня вполне утешит твое согласие составить мне компанию по пути во дворец, – лукаво блеснул глазами он, и на лице Аланы тут же расцвела облегченная улыбка, словно девушка боялась, что мужчина на нее разозлится за то, что большего сделать та не может.

Но Мана прекрасно знал, что отец не из таких людей. Он был действительно рад тому, что будет жить дальше, а остальное уже не было для него главным. И это, пожалуй, было самое сумасбродное в нем – и самое замечательное.

Его жажда жить несмотря ни на что.

– Не могу отказать Вам в такой просьбе, – величественно произнесла Алана, слегка поклонившись, и Мана вновь отметил эту странную важность в её поведении, в её движениях, когда перед ней появлялся новый человек – эта вежливость так не вязалась с тем, как обычно русалка вела себя, что наблюдать за этим было совсем необычно.

Адам ожидаемо всплеснул руками, снова заставляя Уолкера раздумывать: это он так извинялся или отмахивался, и протянул Алане ладонь, за которую она тут же ухватилась с улыбкой.

И – медленно проговорила что-то на русалочьем, отчего мужчина тут же расхохотался, зажмурившись и покачал головой так лукаво, словно хотел в шутку пожурить девушку.

– Думаю, не менее странно смотрится и то, что я отношусь в тебе, как к девочке, милая, – доверчиво поделился он, и Алана коротко хохотнула, кивая в подтверждение его слов.

Тики подозрительно прищурился, но в итоге чмокнул девушку в подставленную румяную щёку и махнул рукой так, словно разрешал делать ей всё, что вздумается.

Адам хитро сверкнул глазами, заставляя Микка фыркнуть, и повёл Алану к паланкину, который обнаружился всего в нескольких метрах от них.

– И всё же, как ты нашла меня, душа моя? – донеслось до Маны, и он заинтересованно навострил уши.

– Ваша душа звенит почти так же, как звенела душа Дориана.

Алана улыбалась так ярко и счастливо, несмотря на свою торжественность, что младшему Уолкеру не оставалось ничего, кроме как похлопать наблюдающего в задумчивости за происходящим Тики по плечу и направиться обратно к карете. Неа случая не упустил и, когда убедился в том, что Микк усадил Изу в свое седло, нырнул следом за ним и захлопнул за собой дверцу. Паланкин (от использования которого не желали отказываться сами жители Поднебесной, считающие это данью уважения императору) будет двигаться медленно, а потому у старшего, как понял Мана с некоторой долей испуга и предвкушения, будет еще куча возможностей его посмущать и подергать.

В общем-то, он оказался прав. Как только карета снова двинулась, брат задернул шторы и прильнул поближе к мужчине и погладил его по бедру, осторожно разводя сжатые ноги и масляно улыбаясь.

– Ты видел лицо отца? – поинтересовался он откровенно лукаво, и Мана прикусил губу, заклиная себя не вестись на его провокации.

И все равно покорно разводя колени в стороны, чтобы брат мог погладить его промежность.

– Он… счастлив, – выдавил он, глядя в сторону и чувствуя, как щеки заливает краска. Как можно делать такие вещи и говорить таким легкомысленным тоном?!

– Он знает, – хмыкнул Неа в ответ, – или догадывается. И я собираюсь подтвердить его догадки, – безапелляционно заявил он.

– Ч-что?! – потерянно пискнул Мана, пытаясь увернуться от прикосновений брата и состроить серьёзное лицо, чтобы взглянуть на него с угрозой, как всегда делал, чтобы отговорить от идиотских затей.

Но в этот раз, видимо, Неа не считал свою идею идиотской.

– А то, – хитро протянул брат, вновь припирая Ману к спинке сидения, и погладил его по колену, вызывая стадо мурашек, которые разбежались по всему телу приятной дрожащей негой. – Неужели ты думал, что я буду молчать? – с искренним удивлением поинтересовался брат, и этот его невинный тон совершенно сводил Ману с ума. Потому что Неа водил пальцами по его бедру, потому что Неа целовал его шею, потому что Неа вновь не оставлял ему никакого выбора и пути побега.

Мужчина залился краской, ощущая, как полыхают щёки, и крепко зажмурился, не желая отвечать на вопрос. Ну конечно же он прекрасно знал, что близнец именно так и поступит! Ну потому что по-другому тот просто сделать не мог – слишком гордым и бесстрашным он был для того, чтобы отмалчиваться и прятаться.

Мана задушено втянул воздух, подавляя постыдный всхлип, когда Неа явно специально погладил его по паху так невесомо легко, так дразняще, словно ожидал от него чего-то, и покачал головой, пытаясь думать о том, что они сейчас были в карете, что они сейчас ехали по улице, что это было опасно, что заниматься такими развратными вещами на публике было…

Дико возбуждающе.

Мана обречённо простонал, в очередной раз предпринимая попытку оттолкнуть от себя настойчивого брата, которая вновь с треском провалилась – Неа, лукаво улыбнувшись, уселся ему на бёдра и с самым что ни на есть будничным тоном принялся говорить, гладя его по бокам:

– Верно, молчать уж точно не буду, а то с него станется жену мне подыскать, а мне же, сам понимаешь, жена никакая не нужна, – он легкомысленно пожал плечами, толкнувшись вперёд, и с хитрым восторгом сверкнул глазами, когда Мана всё же не сдержал короткого стона удовольствия. Нечестнонечестнонечестно, Неа вновь вертел им как хотел!

– Но ведь мы же… – Мана захлебнулся вдохом, когда брат пролез ему руками под рубашку и ущипнул его за сосок, гадкий, пронырливый… потрясающий извращенец.

– Мы любим друг друга, – мужчина призывно ему улыбнулся и прижался своим лбом к его. Его глаза весело и ласково блестели. – Ты ведь любишь меня, правда?

Мана сокрушенно рассмеялся, чувствуя себя смущенным, развращенным – и счастливым донельзя – и кивнул, зажмуриваясь и гладя Неа по щеке.

– Да… Да, очень люблю.

– Тогда поцелуй меня, – предложил брат. – Я не трогал тебя всего несколько часов, но я ужасно соскучился, и поэтому ты просто обязан возместить мне убытки.

Младший Уолкер расхохотался в голос и, молясь духам о том, чтобы никто не видел их сквозь щель в задернутых шторах, притянул близнеца ближе к себе, целуя в приоткрытый рот и чувствуя, как тот прижимается теснее, упираясь ему членом в живот и как будто специально провокационно ерзая.

Они целовались и целовались, и терлись друг об друга, и ветер знает, сколько бы Мана ощущал это восхитительное напряжение в паху и до чего бы все это дошло в итоге, если бы карета вдруг не остановилась и Неа не испустил недовольный возглас, мокро целуя его в шею напоследок и сползая на сиденье рядом.

– Что? – со смесью облегчения и разочарования протянул Мана, уже не так испуганный и обеспокоенный возможностью того, что отец все знает. – Рано приехали? Не наигрался?

Неа метнул в него лукавый взгляд, задерживаясь на покрасневших губах, и мечтательно отозвался, шумно вздыхая:

– О-о-о… Я еще возьму свое. Воспользуюсь… – он ухмыльнулся, намекая на больную руку, – твоей беспомощностью.

И Мана тут же замолк, покрываясь в очередной раз краской смущения, и стремительно отвернулся от довольного брата, не желая ничего ему отвечать. Ну конечно, воспользуется он, ну-ну, извращенец и развратник, нет, чтобы о чём-то важном думать – а он только, видимо, и думает о том, как затащит своего близнеца в постель, когда рука у него восстановится.

…Мана постарался затолкать подальше мысль о том, что и сам с замиранием сердца ждёт этого.

Через несколько минут к ним в карету заглянула донельзя хитрая и лукаво поблёскивающая глазами Алана, словно говоря своим видом, что всё-всё-всё про них знает, и ласково улыбнулась, призывая выйти и направиться за Адамом к нему в спальню.

– Он ужасно слаб, – жаловалась она по дороге, взволнованно приложив ладонь к щеке, – теперь я понимаю, почему вы так беспокоились: он же ни минуты на месте посидеть не может, вечно куда-то дёргается, – горестно вздохнула девушка, с досадой покачав головой, и хохотнула. – Но он хороший человек, он мне понравился, – весело подмигнула она Неа с Маной, и мужчина с еле сдерживаемым смешком пронаблюдал, как Тики неприязненно скривился, заставив Алану рассмеяться и нежно поцеловать его в уголок губ.

– Кругом одни ревнивцы, – понимающе вздохнул Мана, покивав, когда они поравнялись и пошли все вместе следом за усталым, но явно очень довольным чем-то стариком.

– Тебе ли не знать, – усмехнулась девушка, покачав головой, и взяла испуганно заозиравшегося Изу, уже уцепившегося за ладонь Тики, за свободную руку. Мужчина завел глаза, пропуская подколку по-доброму ядовитой тетушки мимо ушей, и глубоко вдохнул.

Он был дома. Наконец-то он вернулся домой. К родным улочкам, высоким шпилям, шуршащей листве, журчащему ручьями саду, закатным фонтанам и любимой, любимой пыльной библиотеке, в которой всегда мог встретить изучающего очередной научный труд Вайзли!..

– Соскучился? – улыбнулся идущий почти вплотную идущий рядом с ним близнец и на секунду сжал его руку своими пальцами. – Я тоже. Даже и не представлял, что так сильно.

– И то правда, – согласился с ним Мана, улыбаясь, но стараясь все-таки не смотреть ему прямо в лицо (его сразу накрывало смущением и прорвой неясных по форме, но совершенно определенных по содержанию желаний). – И как Тики вообще так надолго может покидать столицу?

– Свободен как в поле ветер, – с легкой завистью отозвался Неа – он часто говорил про это. – И ведь каков засранец – императором быть не хочет и все на меня валит, а дел в империи делает больше втрое.

Слушающая их разговор Алана прыснула и игриво, как дворовая девчонка, толкнула Микка в бок, сразу теряя всю свою торжественность.

И как ей вообще только удавалось в одно мгновение быть устрашающей и вселяющей трепет богиней, а в другой – совсем ребёнком, задорно смеющимся и лукаво жмурящимся? Мане стало со временем казаться, что это умели лишь те, кто прожил достаточно, чтобы впитать в себя что-то из окружающего мира – и Алана определённо была одной из них, пусть всю свою жизнь и провела взаперти.

Неа даже как-то обмолвился ему, что она всё это время несла траур – распущенные волосы, символизирующие смерть близкого человека, – и это так поразило мужчину, так взбаламутило его, что он ещё несколько минут не мог ничего сказать – потому что иногда Алана была такой лёгкой, такой весёлой и трепетной, что он просто забывал иногда, сколько горя выпало на её долю.

А ведь заплетать себя она позволила только Тики и только после того, как лишилась плавников.

Они дошли до спальни Адама дальними коридорами, чтобы явно не привлечь чьё-нибудь (Роад, определённо Роад) внимание, и когда отец расположился в кровати с длинным облегчённым вздохом (он был таким бледным, что становилось даже страшно), он обратился к присевшей на кресло Алане:

– Так почему же ты всё-таки отправилась ко мне, если знала, что не способна вылечить меня?

Мана замер, глядя на стушевавшуюся немного подругу во все глаза.

…она с самого начала знала?..

Но почему не сказала?! Они же… они ведь так надеялись всю дорогу! Разве не честнее было бы сразу сказать правду?!

…или она хотела сначала увидеть и не знала ничего точно?

Алана тяжко вздохнула, в мгновение ока превращаясь из вздорной девчонки во взрослую женщину, и в явном волнении сцепила пальцы в замок.

– Мне нужно было убедиться наверняка, – произнесла она негромко к огромному облегчению Маны, больше всего не хотевшем разочароваться в ней, что могло произойти, какой бы замечательной она ни была. – И к тому же я… – здесь девушка величаво выпрямила спину. – Я хотела выполнить дипломатическую миссию.

Адам одобрительно кивнул головой, улыбаясь и давая ей понять этим жестом, что принимает такой ответ и ничуть не обижается на нее. И было бы на что, на самом деле, ведь она пришла и предложила сделать то, что может – а это немало.

Мана со стыдом отмел свои сомнения в благородной и доброй русалке, нарушившей кучу законов своего народа, чтобы помочь им, и навострил уши.

– …но почему не приплыла раньше? – между тем поинтересовался отец, мягко улыбаясь. – Развлекла бы старика, угасающего здесь от невозможности поговорить с кем-то на языке отца и бабушки, – насмешливо пожурил ее он, и Алана улыбнулась.

– Не было никого, кто мог бы сопроводить меня, – развела руками она. – Четыреста лет заточения в бухте и отсутствие человека, который расскажет, что произошло за все это время – большой минус.