Текст книги "Жемчужница (СИ)"

Автор книги: Anice and Jennifer

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 65 страниц)

– Хорошо, если так, – мечтательно выдохнул Микк и тут же потянулся, словно бы стряхивая с себя сонливость и утреннюю нерасторопность. – Нужно тебя перевязать, пока ты не иссохла у меня, а то вместо свинины вновь будет рыба, – задумчиво протянул он, и Алана закатила глаза.

– Идиотская шутка, – проворчала девушка, но ладонь с его шеи убрала и послушно отвернулась, чтобы снять ночное платье.

Когда она обернулась к нему совершенно обнаженной… получила то, чего так все это время хотела. Тики скользил взглядом по ее телу – тонкому бледному телу, совсем не такому, как у здешних женщин, и эта непохожесть сейчас показалась Алане какой-то особенно острой. Но Тики смотрел ласково, даже как-то почти ласкающе, словно хотел прикоснуться к ней, но не смел. Девушка закусила губу и села, осторожно вытянув перед собой ноги.

Шрамы от плавников почти уже не болели, и, странное дело, в последние два-три дня конкретно о своих увечьях Алана мало вспоминала. Думала только о том, что кто-то посторонний пытался к ней прикоснуться, и о том, что ее братья и сестры были убиты злобными тварями, совсем не похожими на встреченных ею в Империи людей.

Однако поберечься все-таки стоило.

Тики позволил ей облиться водой, попутно поинтересовавшись, лежала ли она хоть раз в ванне с маслами больше четверти часа, и засмеялся, когда девушка помотала головой.

– То есть, в этой воде надо лежать?..

Мужчина кивнул, уже не обращая внимания на путешествующею над его головой душистую воду, присел рядом, устанавливая на коленях миску с отваром.

– Конечно, – откликнулся он и ласково погладил ее по коленке каким-то очень простым и незатейливым жестом, почти рассеянным, которого даже будто и не заметил.

Алана зажмурилась от удовольствия, ощущая себя приласканным дельфином, и свернулась калачиком, позволяя воде окружить её со всех сторон – кожу сразу же приятно захолодило, успокаивая и насыщая влажностью, и захотелось растянуться в полный рост, щелкнуть всеми позвонками, размять затекшие мышцы и вдохнуть морской кислород жабрами.

Пусть русалки и могли принимать человеческое обличие, но даже простого обливания каждый день не хватало, чтобы полностью заменить хвост и плавники. Это было чем-то похоже на постоянное нахождение в тесной и маленькой клетке, где не было возможности вытянуться, расправить плечи, вдохнуть полной грудью.

На корабле Алана хоть могла обратиться на несколько мгновений, пока была одна в каюте, но сейчас… Ей было ужасно стыдно и неудобно. А ещё – страшно. Стоило только начать покрываться чешуей, как паника затапливала с головой, не позволяя срастить хвост – девушке глупо казалось, что в комнату ворвутся, невзирая на все те копья, что еженощно она выставляла около двери, что все вновь повторится, но в этот раз Тики на помощь не успеет. И этот страх сжирал её изнутри, заставлял бояться принять истинное обличие, заставлял кутаться в одеяло, забиваться в самый угол кровати и глазеть на свои ноги.

И сейчас, когда Микк был рядом, когда он мог защитить её от любой напасти, мог обогреть и обнять, Алана слишком стыдилась показывать ему свой изуродованный хвост, на который и сама лишний раз стремилась не смотреть.

Но вытянуться и растянуться в полный рост хотелось до жути.

– Почему ты продолжаешь бояться? – Тики нахмурился, и уголки его губ печально опустились, из-за чего Алана тут же вскинулась, глядя на него недоверчиво и совершенно не понимая, как можно было так… так просто понять ее позу?..

Неужели она была такой жалкой, что ее страх был заметен?

Однако мужчина мягко улыбнулся.

– Даже со мной, – легко заметил он, явно стараясь как-то успокоить ее и обратить происходящее в шутку. – Значит, кто-то соврал мне насчет хороших снов, да?

– Нет! – девушка выпрямилась, садясь в водяном пузыре, и бросила на него молящий взгляд. Он не должен спрашивать! Не должен видеть! Это же ужасно видеть! Ее хвост ужасен, и она сама…

Это вообще не по правилам!

Тики протянул руку, проникая в водяной пузырь, и ласково погладил ее по голове, зарываясь в волосы пальцами, и Алана зажмурилась, подаваясь к нему и приглушенно вздыхая.

«Утешь меня, Тики».

Эта невозможность быть с ним казалась ей как будто какой-то стеной, сокрушить которую хотелось, но не было сил. Мужчина дрогнул губами и скользнул ладонью по ее щеке, слегка задевая большим пальцем губы и так и замирая на какой-то момент.

– На корабле… ты всегда обращалась, – как-то даже будто бы грустно произнес он. – Неужели сейчас постоянно вот так… тебе не больно?

Ей было больно.

Больнобольнобольно.

Алана позволила воде упасть и расплескаться по постели, пропитывая простынь и покрывало, и рванулась к мужчине, прижимаясь к нему всем телом и чувствуя, как дрожат руки. И как жабры прорезаются на запершившем горле.

– Очень больно, – хрипло выдавила она – и истерически хохотнула, чувствуя, как лихорадочно и мелко Тики целует ее в щеку и скользит губами к шее – к жабрам. Как будто действительно хотел… к ним прикоснуться?..

Почему он так делает?.. Почему он такой ласковый? Чем она, пусть ненадолго, но заслужила такое счастье?

Алана же была совершенно несуразной, какой-то неправильной, не заслуживающей даже существования, потому что сереброволосые русалки были убийцами, потому что сама она была убийцей, и душа у неё, наверное, была уже давным-давно вся чёрной, но Тики… но Тики!..

Мужчина нежно провёл губами от уха до ключицы, касаясь кожи невесомо, словно бы лёгкий ручеек, и вызывая дрожь по всему телу, дрожь, которая тут же змеей метнулась вниз и улеглась тугим узлом, и тихо выдохнул в каком-то даже взволнованном отчаянии.

Ну почему он такой?.. Почему так заботится?

– Я не буду смотреть, если хочешь, – прошептал Тики, чуть отстранившись и мягко погладив Алану по щеке. – Только, пожалуйста, не мучай себя.

Она так любила его. Так… сильно.

Алана прижалась к Тики крепче, чувствуя, как тяжелеют ноги, срастаясь в хвост, и ласково прижалась губами к колючей щеке, обжигая губы горячей кожей и совершенно не представляя, как сказать ему обо всем, что сейчас ощущает.

Что рвется внутри неё.

– Ты замечательный, – выдохнула девушка в конце концов. – И это очень нечестно – то, с какой простотой ты понимаешь, что надо делать в тот или иной момент. Неужели тебе не надоедает вечно меня успокаивать?

Микк подарил ей маленькую печальную улыбку и погладил ладонями по плечам, останавливаясь на предплечьях и не отпуская.

Алана ощущала, как ее чешуя трётся о ткань его брюк, и кусала губы.

Ей отчаянно хотелось… чего-то. А чего – непонятно.

– Ты мне не надоедаешь, – мягко произнес мужчина. – Ты очень… важный для меня человек, которому я всегда буду рад помочь всем, что только в моих силах, – тихо выдохнул он. – Поэтому… пожалуйста, не бойся говорить мне о чем-либо. Я никогда не причиню тебе вреда.

Алана зажмурилась, перекатывая эту фразу – замечательную, потрясающую фразу – на языке, и закусила губу, просто не зная, что ответить, а потому лишь уткнулась носом Тики в шею, легонько поводив им по его коже, как делали это сирены, чтобы выразить свою привязанность, и кивнула, осторожно прикоснувшись самым кончиком хвоста к ногам Микка.

Тот словно бы замер в ожидании чего-то, и девушка, нещадно краснея и проклиная все на свете, потянулась пальцами к его лицу, ловя удивление в золотом взгляде, а потом накрыла ладонями глаза мужчины с тихим вздохом.

Вода поднялась с кровати, окружая её пузырём, и Алана на мгновение подумала, что было бы хорошо сейчас растянуться где-нибудь в речке (про море нельзя было вспоминать, нельзя), но Тики как раз в этот момент медленно сглотнул, и она встревоженно пробормотала:

– Я не хочу, чтобы ты его видел.

– Ну и дурочка, – выдохнул он и глухо хохотнул. – Лучше бы обняла, не буду я смотреть.

Алана издала нервный смешок и скользнула ладонями по его щекам, случайно задевая губы большим пальцем и замирая на секунду. Потому что это было так… ох. Теперь ей хотелось водить подушечками пальцев по губам Тики, а это же было просто недопустимо.

Девушка потянулась к нему, покорно обнимая и почему-то пребывая в твердой уверенности, что глаз мужчина и правда не откроет.

И она снова прижимаясь к нему голой грудью, а его это, кажется, совершенно не волновало. Или все-таки волновало…

Тики гладил ее по спине, даже не обращая внимания на то, что внутри водяного пузыря они находятся вместе, и Алана медленно выдохнула, ощущая жабрами сладко-приятный аромат таинственных масел в прохладной воде.

Кажется, это было одним из самых лучших утр за последние четыре сотни лет.

Вечно это продолжаться не могло, конечно, и отстраниться все же пришлось, но после таких… откровений (такой откровенности между ними, обнаженности, беззащитности) ей стало заметно легче.

Тики обработал ей ноги, как только она отправила воду обратно в ванну, и вновь улыбнулся (как будто она не жаловалась ему снова и не закатывала глупых истерик):

– Ну что, поворачивайся спиной?

Алана молча кивнула, просто не находя слов, чувствуя себя немой рыбой, и повернулась к нему спиной, чувствуя себя такой лёгкой и тяжёлой одновременно, что хотелось просто разорваться на части от всех тех противоречий, что сейчас томились в ней.

Руки Тики касались её так трепетно, так аккуратно, что Алане казалось, словно она была драгоценностью в его руках, чем-то невообразимо хрупким и ломким, способным от одного неверного движения рассыпаться песком, развеяться морской пеной.

Но ведь она никогда не была такой! Всю свою жизнь она была бойкой и самостоятельной! Всю свою жизнь считала себя твёрдой и прочной как подводные скалы!

Так почему, манта всех сожри, сейчас она была такой податливой? Почему в руках именно этого мужчины?

Когда Тики закончил с перевязкой, Алана позволила себе напоследок коснуться кончиком большого пальца на ноге его ступни, словно бы невзначай, словно бы случайно, потому что дрожь от этого невинного (хотя как невинного? Она касается ногами постороннего мужчины! Того, кто точно не сможет стать её мужем!) жеста прошлась по телу до самой макушки электрическим зарядом, словно её умудрился ужалить угорь, и улыбнулась, наклоняясь за ханбоком.

– Ты же помнишь, что мы хотели к хозяйке за платьем зайти? – поинтересовался Тики, помогая завязать жакет, и девушка постаралась как можно увереннее кивнуть, чтобы не показать, что, океанские пучины, забывала обо всем, когда он был рядом.

За платьем они действительно зашли. Уолкеры и Изу (до страсти счастливый и сияющий) ждали их внизу, и когда Тики сказал, что им нужно зайти в хозяйкину лавку, Неа только как-то очень понимающе промычал и стрельнул в Микка озорным взглядом, из-за чего тут же полетел со стула, снесенный потоком ветра. Причем, ветра очень холодного, Алана даже поежилась и бросила на Тики недоуменный взгляд.

Что это с ним? Поссорились?

Оставалось надеяться только, что не из-за нее.

Из-за этого происшествия завтракали по большей части молча – Тики явно не терпел никаких даже самых безобидных подначек в свою сторону, потому что сразу как-то посмурнел и смотрел исключительно в свою тарелку.

В которой был только некий… салат. Резаные овощи, перемешанные между собой и политые чем-то.

К мясу он даже не притронулся, чем очень обеспокоило Изу – и Ману, сразу давшего Неа крепкий подзатыльник. И казалось, все знали что-то, о чем Алана понятия не имела, и это было… очень напрягающе.

Впрочем, только до того момента, пока Тики не предложил все же отправиться в лавку.

Потому что близнецы с ними не отправились под предлогом того, что им необходимо собраться в дорогу (хотя что им нужно было собрать, девушка так и не поняла, и у неё сложилось впечатление, что Неа просто не хочет брата с кем-то делить, а потому дорожит минутами, проведёнными с ним наедине – так же, как и сама Алана бережно хранит мгновения этой трепетной близости с Микком), а Изу, радостно хлопнув в ладоши и явно не желая оставлять мужчину, прицепился к его ноге, и тот просто не смог сказать ему что-либо.

В лавке у хозяйки оказалось полно платьев разных цветов и размеров, форм и длины, воздушные и приталенные, с шарфами или вуалями, гладкие и в складку, и у Аланы просто глаза разбежались, когда она взглянула на все это великолепие – русалки же не носили никакой одежды, кроме бедренных украшений.

– Вам очень у лицу будет синий, – приветливо улыбнулась хозяйка, полноватая добродушная женщина, и душа её переливалась светлыми волнами, оттененными чернью словно мутной пеной.

Алана смущенно кивнула и бросила беспомощный взгляд на Тики, всем своим видом показывая, что в одежде совершенно не смыслит. Мужчина ответил ей легкой улыбкой и подвел осторожно к вешалкам с одеждой.

– Что душе твоей угодно, – мягко произнес он, – то и возьмем, просто бери и примеряй.

Сказать так было легко, конечно, но вот сделать… Алана совершенно не представляла, что из всего этого могло бы ей подойти и что из этого стоит носить перед жителями Империи. Она закусила губу и осмотрела наряды самых разных мастей – тут и ярких цветов были ткани, и нежных, и как будто бы почти блеклых, а уж какое разнообразие в украшениях на всех этих платьях! И ведь не камнями расшиты, а нитями – сияющими тонкими нитями на нарядах были сделаны целые картины!

Огромные цветы, бушующие волны, ветвистые деревья, причудливые животные, падающие лепестки…

Одно, правда, платье девушке приглянулось больше других. Оно не слишком было похоже на ханбок по своей форме – куда более приталенное и совсем не такое пышное, оно отличалось красивой длинной юбкой в пол и летящими рукавами. По подолу шла вышивка, похожая на какие-то нежные цветочные лепестки, а на самой юбке ветвилось дерево, ветви которого окунались в воду.

Ткань платья была нежно-голубого цвета, похожего на подернутое облаками небо, и когда Алана заметила его, то замерла.

Потому что по сравнению с ханбоком – скрывающим абсолютно все – этот наряд был куда более… открытым и откровенным, пожалуй, и ткань, из которого он был пошит, была тоньше – но нежнее. Какой-то… как будто даже немного скользкой.

Тики ее интерес явно заметил, потому что подозвал хозяйку и попросил приготовить платье для примерки.

– А оно… точно мне подойдет? – Алана прикусила губу, оборачиваясь к нему, и мужчина как-то странно улыбнулся в ответ, а хозяйка, услышав ее, восторженно закивала.

– Ах, милая! – восхищенно всплеснула руками она, установив ширму. – Вы настолько ладная, что вам подойдет в этой комнате абсолютно все! Верите – даже мешки, в которые мои девчонки складывают тканевые обрезки!

Девушка сконфуженно хохотнула, чувствуя, как горят от похвалы щеки, и прошла мимо засмеявшегося Тики, жалкую секунду мечтая, чтобы переодеться ей помог именно он, а не доброжелательная хозяйка.

– Только если даром отдадите, – лукаво усмехнулся мужчина, мимолетно погладив Алану по ладони, словно бы успокаивая, потому что, видимо, решил, что ей стыдно показываться перед посторонним человеком без одежды.

Ах, если бы он знал, о чем ей все это время думается!

…если бы узнал, то, наверное, и не прикасался бы так. Потому что Алана не имеет права оказывать такие знаки внимания мужчине, который никогда не станет её мужем.

Ну почему она не родилась самой обычной русалкой? Может быть, тогда бы смогла уйти вслед за любимым на сушу? Как сирены это делали в древности, привязавшись к особому человеку. Они готовы были навеки покинуть океан, лишь бы быть рядом с ним.

Алана закусила губу, заставляя себя не думать об этом, и при помощи хозяйки, постоянно приговаривающей про то, как она прелестна и мила, переоделась, после чего, затаив дыхание, вышла к Тики, ощущая себя слишком взволнованно. А ему понравится? А он тоже считает её красивой? Он правда не врал ей все это время?

Изу восхищенно хлопнул в ладоши, приоткрыв рот, а мужчина смотрел на неё долгие несколько секунд, пока не сглотнул каким-то донельзя медленным движением.

Алана облизнулась, желая, манта подери, провалиться сквозь землю, и взволнованно спросила, перекатившись с пяток на носки и обратно:

– Точно нормально?

Мужчина кивнул, словно завороженный, не отводя взгляда ни на секунду, и выдохнул едва слышно:

– Прекрасно. Ты… прекрасна.

Девушка закусила губу – и оглянулась на большое зеркало, в котором отражалась вся, с головы и до пят.

В зеркале была будто и не она. Эта русалка в отражении, она была до болезненной невозможности похожа на Элайзу и Ювнию, заплетающих себе такие красивые косы и носящих такие вещи.

И ведь вроде не было в наряде ничего особенного – только нежная ткань и красивые вышивки, но как же… как же он менял.

Платье обличало фигуру, подчеркивало ее, подтачивало, и хоть не было видно ни груди, ни бедер, ни даже кончиков пальцев, Алана все равно ощущала себя… другой.

Такой, какой никогда не видела себя прежде, быть может? Или – такой, какой раньше никогда не была?

Ведь она не чувствовала себя красивой все эти четыре сотни лет.

Загнанной – да. Беспомощной – очень даже. Виноватой – сколько угодно. Но – красивой…

– Ваша правда, господин Тики, – с подлинным восхищением покачивая головой, провозгласила хозяйка лавки. – Я бы купила это ханьфу не раздумывая!

Алана вновь метнула взгляд в зеркало – на другую себя, на красивую, на словно бы искрящуюся, на счастливую – и закусила губу, обернувшись к Тики и испытывая странное ощущение: ей было слишком тесно в этом прекрасном платье, а признаваться было стыдно, потому что мужчина смотрел на неё так восторженно, так одухотворенно, словно… словно… словно тоже хотел не отпускать её никуда и никогда.

– Ну носить-то все равно не мне, – легко отшутился Микк, размашисто потрепав разглядывающего полки с тканями Изу, и обратился к застывшей Алане: – Тебе самой нравится?

Девушка сглотнула, огладив складки на бедрах и чувствуя себя непоправимо голой, и сконфуженно пробормотала:

– Оно ужасно красивое, но очень тесное…

Ей было страшно выйти на улицу в нем – приталенном, прилегающем к телу как вторая кожа, подчеркивающем всю её фигуру. Открывающем её для чужих глаз.

Ей хотелось, чтобы лишь Тики видел её такой. Потрясающей – и словно бы обнаженной. Такой, какой видел её каждое утро.

– Ну тогда снимай, – Алане казалось, он разочаруется в ее выборе или что-то вроде, но мужчина даже и бровью не повел, только и махнул рукой хозяйка, чтобы, должно быть, другое что-нибудь принесла. – Подберем какое-нибудь другое платье.

– Другое? – женщина всплеснула руками. – Ох, да как же! Не может оно быть узким, ведь все точь-в-точь!

Однако Тики только головой мотнул, не желая, кажется, даже и слушать ее причитаний.

– Простите, но нет, – вздохнул он, но даже в этом вздохе не было ни капли печали или негодования. – Если моей спутнице не нравится, ей ни к чему насиловать себя этим. Принесите ханбок, пожалуйста.

Хозяйка улыбнулась, залучилась как будто вся – и посеменила к вешалкам, а Алана подошла к Тики, одновременно чувствуя себя невероятно скованно и свободно и заломила пальцы, не решаясь его обнять или что-то вроде.

– Спасибо, что не… – она запнулась и замотала головой. – В общем, спасибо. Оно потрясающее, но я в нем… как будто обнаженная, если честно.

На несколько секунд между ними повисло молчание, а потом Алана вдруг осознала, что сказала, и залилась краской, стремительно отвернув лицо в сторону, боясь, что и Тики понял смысл, который девушка, не заметив, вложила в эту фразу.

Она же только что призналась ему, что, о океан, позволяет себе быть такой беспомощной, обнажённой, совершенно беззащитной только перед ним. И что совершенно не горит желанием показываться такой окружающим людям. Что доверяет ему настолько, что даже не боится предстать нагой.

Что любит его – потому что сама же говорила, что русалки могут показывать свой хвост только женихам и мужьям!

Только бы Тики этого не понял. Пожалуйста, лишь бы он ничего не понял и вообще пропустил бы эту брошенную вскользь фразу мимо ушей.

Алана всеми силами заставила себя не думать о том, что ей, на самом деле, безумно хотелось, чтобы мужчина все понял.

– Ну если оно тебе и правда понравилось, то можем просто запаковать его, – спокойно отозвался Микк с лёгким кивком, и с плеч девушки словно бы гора свалилась. И – одновременно засела где-то в груди противная горечь. Не понял. Он в самом деле ничего не понял. Неужели Алане и не стоит надеяться на что-то большее? На что-то, от мыслей о чем внутри все сжимается в трепетный комок, а в горле пересыхает? – На память, а дальше уже как сама знаешь. Может быть, будешь любоваться на него долгими вечерами, – хохотнул Тики, как-то странно улыбнувшись ей (вроде бы воодушевленно, но очень сдержанно), и коснулся её плеча, заставив вздрогнуть и взглянуть ему в глаза. – Ну, как тебе такой вариант? – ласково поинтересовался он, и Алана кивнула, все ещё испытывая это обжигающее внутренности смущение.

– Тогда так и сделаем, – тихо проговорила она, закусив губу.

Тики ласково ей улыбнулся и, подмигнув весело заулыбавшаяся Изу, попросив у вернувшийся хозяйки:

– Запакуйте нам и ханьфу, пожалуйста, хорошо?

– О! – оживилась женщина тут же. – Будете брать? Отлично! Я вам тут как раз похожей расцветки принесла ханбок, в нем желтого, правда, больше… – тут она почему-то наморщила лоб и перевела взгляд с самой Аланы на пожавшего плечами Тики. – Это же не проблема? Госпожа ведь…

– Это не проблема, даже наоборот, – мужчина махнул рукой, но эта улыбка у него вышла какой-то вынужденной, вымученной. И это сразу, конечно, заставило девушку нахмуриться.

Госпожа?.. Она считает Алану тоже кем-то особенным или что?..

Или дело в… Алана бросила на Тики непонимающий взгляд, но тот внимательно осматривал платье, принесенной женщиной, и ее не видел.

Или очень хорошо делал вид.

Правда, расплывшийся в мечтательной улыбке Изу удивленным отнюдь не выглядел и когда посмотрел на девушку – прижал палец к губам и как-то таинственно улыбнулся.

Да что вообще тут происходило?

Почему у Аланы было противное ощущение, что она замешана в заговоре, но при этом остается единственной, кто ничего об этом не знает?

Девушка решила спросить от этом Ману, часто просто не способного соврать ей, а потому успокоилась и с радостью принялась мерить яркий ханбок, чуть жалея, что все эти узелки завязывает незнакомая женщина, а не сам Тики.

От таких постыдных мыслей лицо тут же залил румянец, хозяйка как-то понятливо хмыкнула, но ничего не сказала, и через несколько минут, когда Алана вышла из-за ширмы, Микк покинул её вновь восхищенным и довольным взглядом.

– Так привычнее? – заботливо поинтересовался он, подходя к ней и осматривая со всех сторон.

Девушка кивнула и мягко улыбнулась, буквально кожей ощущая, как ее овеивает этой лаской, этой надежностью, этим спокойствием. Ей и правда было удобно и комфортно, и сам ханбок ей очень нравился.

А ханьфу… может, она наденет его когда-нибудь. Только для Тики. Который один достоин видеть ее такой… открытой.

Такой обнаженной.

Хозяйка заулыбалась, посматривая на них и с интересом наблюдая за крутящимся тут же восхищенным Изу, которого Тики в конце концов подхватил на руки и чмокнул в щеку, заставив довольно зардеться.

– Ох, как вы замечательно смотритесь, свидетель мне сам Альхон! – всплеснула руками наконец она, и девушка бросила на Тики вопросительный взгляд.

Кто такой Альхон? И почему хозяйка так сказала? Как будто они… Думать об этом было и сладко, и страшно. Потому что… ох, просто не стоило допускать глупых мечтаний! Тики должен сейчас же опровергнуть этот домысел!

Мужчина, однако, смолчал, и когда они вышли из лавки, вернувшись на почтовый двор за лошадью и спутниками, как-то странно похмурел, будто ему самому происходящее не нравилось.

Неа, однако, развеял его задумчивость быстрее ветра – отколол одну из этих своих шуточек, как только они расселись по лошадям, и счастливо фыркнул, когда в ответ Микк хохотнул и толкнул его в спину порывом ветра.

Алана рассмеялась вслед за ним, чувствуя, как повисшее над компанией напряжение рассеялось, и, чуть поерзав в седле, любопытно поинтересовалась:

– А кто такой Альхон?

Тики вздрогнул и спустя мгновение пояснил:

– Главный дух здешнего леса, которого почитают все близлежащие деревни. Как раз праздник в его честь мы и увидим в Медовом Лугу.

Девушка радостно встрепенулась, оглядываясь по сторонам, и всмотрелась меж деревьями, надеясь хоть что-нибудь там увидеть. Суша была полна духов: речных, лесных, горных, снежных, огненных, Элайза рассказывала про них всех, про то, как встречала некоторых в своих путешествиях, как помогала или сама просила помощи, а ещё и то, что сами люди удостаиваются чести увидеть их очень редко. Духи не любят показываться на глаза, предпочитая прятаться и устраивать свои празднества по ночам, когда лишь луна освещает их жилища.

Вдруг из леса, по кромке которого они и ехали, послышались шорохи, и Алана с восторгом проследила, как на дорогу выскочила лисица и шмыгнула в золотое поле, раскинувшееся по другую сторону тракта.

– Понеслась воровать яйца, – хмыкнул едущий по правую сторону Мана и расслабил ворот своей рубахи. Алана заметила, как Неа жадно бросил взгляд на его открывшуюся шею, и слегка толкнула Тики локтем, вскидывая голову и глядя ему в лицо. Мужчина понимающе усмехнулся в ответ и подмигнул ей. И, отпустив поводья, одной рукой осторожно скользнул по ее плечу. Ладонь у него была горячая, и это хорошо ощущалось сквозь тонкую ткань платья, заставляя трепетать и дрожать.

Алана теснее прижалась к нему спиной, просто не в силах отказать себе в этом прикосновении. В этой… интимности, пожалуй.

Она уже так привыкла к этому, что…

Микк наклонился к ее уху и шепнул:

– Вот приедем в Медовый луг, и подговорю знакомую, чтобы она прицепилась к Мане. Может, из этого что и выйдет.

Девушка тихо рассмеялась и кивнула, соглашаясь. В конце концов, много ли можно сделать, пока ты едешь на животине, которой даже и управлять не умеешь?

В Медовый луг они приехали ближе к вечеру, как раз зажигались огни на улицах, и высыпал народ на проселочную дорогу.

Алана восхищенно рассматривала горящие бумажные фонарики, разодетых в яркие одежды людей, соломенные фигуры животных, высящиеся на площади подобно огромным статуям, прилавки с красивыми сладостями, украшениями и картинами… Как только лошадь остановилась рядом с какими-то палатками, она соскочила наземь, чуть не споткнувшись и не разбив себе нос (Тики испуганно что-то вскрикнул), и на дрожащих ногах завертелась, пытаясь запомнить все это. Мана, спустившийся следом, забавно хохотнул, призывая, не калечить себя, но девушка, так и не отходя от ворчавшего с кобылы Микка, лишь рассмеялась, чувствуя себя как-то совершенно странно: ей хотелось кружиться и петь, хотя русалки поют редко и не на публику.

Тики встал рядом с ней, обеспокоенно взглянув на перепачканные в земле ладони, и горестно вздохнул, приговаривая что-то про неряху и дикарку, после чего вытащил из кармана платок и сосредоточено вытер кожу от пыли.

– Сейчас мы зайдем к одному моему другу, а потом отправился на праздник, хорошо? – предупредил мужчина, и Алана кивнула, наблюдая, как Изу спрыгивает с коня и подскакивает к ним, ужасно весёлый и весь такой трепетный, что девушка могла с уверенностью сказать, что атмосфера ещё не начавшегося фестиваля закружила в своём водовороте и его.

– И много у вас таких праздников? – восторженно выдохнула она, когда они двинулись по улице пешком, ведя кобылу под уздцы. Изу Тики устроил в седле, и не зря – мальчик теперь был почти с ним вровень по росту, потому что обычно, маленький и хрупкий, просто терялся на фоне высокого мужчины.

– У каждого леса и у каждой реки, да у каждого куста, что там! – свой дух, – охотно принялся разъяснять Микк, – и всех у нас чтят, но чем ближе селение к тому или иному главному духу, тем больше оно ему и дает почета.

– И ты все знаешь? – Алана уцепилась за его локоть, чтобы не потеряться или, не дай океан, не напороться еще на кого, и заинтересованно глазела по сторонам.

Женщины и девушки, как она заметила, в большинстве своем носили здесь те красивые облегающие платья, какое ей предложила хозяйка лавки в соседнем селении, и это было так… странно и откровенно, что девушка даже слегка смутилась.

– Не все, далеко не все, – Тики качнул головой и слегка погладил ее по руке, заставляя отпустить свой локоть и мягко, но крепко переплетая их пальцы. – У нас очень много примет, знаешь ли, и все их знают всегда только знахари. А знахари передают все друг другу из уст в уста.

Алана нахмурилась и переглянулись с внимательно слушающим Изу, из-за которого они говорили на эндонском, потому что язык Поднебесной мальчик знал еще плохо. Тики, правда, обращался к нему только на имперском, чтобы, как видно, развивать разговорный навык, но рассказ – это же другое дело.

– Но разве знахари у вас отличаются чем-то от повелителей?

Мужчина взглянул на неё, чуть нахмурясь, словно думая, как ответить так, чтобы было понятно, и слегка скуксился, заставляя девушку сдавленно хохотнуть – уж очень смешным он выглядел.

– Очень многим отличаются, – серьёзно кивнул Тики, задумчиво пожевав губы, и вопросительно приподнял брови, обернувшись к Алане. – А у вас разве знахарей нет?

– Если ты про магические способности, то мы делимся лишь на русалок и тритонов, – отозвалась она, пожав плечами. – Русалки слышат океан и слегка используют магию, а тритоны управляют океаном, – пояснила девушка, и Тики скептически хмыкнул.

– Слегка? – усмехнулся он, и Алана, нахмурившись, кивнула. – То, как ты управляешься с водой, невозможно назвать «слегка», – хохотнул мужчина. – У нас на суше только самые искусные повелители так владеют своей стихией, – улыбнулся Микк, вгоняя такими словами её в краску, потому что мало кто хвалил её до этого.

Честно говоря, с ней-то и говорили не слишком уж часто.

– Это лишь потому, что я являюсь Верховной жрицей, – медленно проговорила Алана, пытаясь не показать своего смущения, но Тики, вероятно, и так уже все заметил. – Когда царевны достигают мастерства в магии, то в большинстве случаев могут сражаться с тритонами наравне, но они не имеют права забирать чужую жизнь, а потому и служат отцу-океану, – вздохнула девушка, заломив несколько пальцев. – А вообще, запас магических сил у всех разный, и от этого зависит уже выбор жизненного дела.

– Жизненное дело? – любопытно поинтересовался Изу, в нетерпением закусив нижнюю губу.

– Профессия, – хохотнула Алана, улыбнувшись ему. – Так что за знахари? – обратилась она уже к Тики.

– Знахарем может быть и повелитель, – усмехнулся в ответ тот, – но далеко не всегда. Понимаешь… – он задумался и прикусил губу. – Знахари – это те, кто знает все традиции и обычаи Поднебесной, кто умеет лечить травами и знает все их свойства, кто знает, как составить сильнейший яд из болиголова и ежевики, например. Такие люди могут и не управлять стихией, и в большинстве случаев так и происходит. Заклинателей и повелителей же у нас довольно мало. Такие люди встречаются один на двадцатку и чаще всего со знахарстом ничего общего не имеют, почитая в основе своей именно ветер, стихию, которой правят и которой захвачены.