Текст книги "Жемчужница (СИ)"

Автор книги: Anice and Jennifer

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 65 страниц)

– А почему дух так странно назвал меня? – вдруг поинтересовался мужчина, вспомнив хранителя и покрасневшее лицо русалки, когда тот произнёс это.

Покраснела Алана и сейчас, но, улыбнувшись, огладила пышную юбку и, перекинув завязанную в несколько узлов копну волос через плечо, принялась за объяснение:

– Буквально с русалочьего это слово переводится как «любовник».

Тики опешил, удивлённо приподняв бровь, – неужели у морского народа были в культуре множественные связи с противоположным полом, как и у людей?

Алана, словно предвидя его вопрос, тут же продолжила:

– Но наш смысл отличается от вашего, – и добавила с улыбкой, недолго подумав: – По крайней мере, сейчас.

– Интересно, насколько сильно, – усмехнулся в ответ Тики, вскидывая руку и гладя девушку по щеке. – Ведь слово-то… как-то не слишком подходит, разве нет? Учитывая… – договаривать он не стал и многозначительно вскинул брови.

Алана кивнула, легко улыбаясь, и поймала его ладонь, прижимая к своей скуле и позволяя спуститься на шею. Узел у Тики вышел небрежный, но это было не так уж важно.

Его восхитительная русалка неуловимо мягко пахла морской водой, и это завораживало его больше всего на свете.

– В последние четыреста лет – да, – согласилась она, зардевшись. – Так что сейчас «сөяркә» – это почти… ну… жених. Духи так подумали, потому что… потому что ты поцеловал меня, а я… – девушка зажмурилась и порывисто прижалась к груди Тики, – я только рада, если они так считают. Я ужасно хотела бы… – тут она запнулась, и Микк ощутил неудержимое желание поцеловать ее.

Потому что сотню раз за последние дни все продумал и передумал и на самом деле… на самом деле ужасно хотел сказать Алане правду – потому что в чем-то Неа был прав.

Вот только поговорить с девушкой лучше, пожалуй, все-таки по приезде в столицу. Там подходящих моментов для этого будет намного больше.

Именно поэтому Тики улыбнулся, чуть отстраняя русалку от себя, и ответил:

– Я тоже. Я тоже ужасно хотел бы этого.

И – не дав ей, ошеломленно распахнувшей глаза ответить, крепко поцеловал ее, зажмурившись от одного только понимания того, что Алана ему отвечает.

И совершенно неудивительно, что когда они все-таки вернулись в лагерь, достаточно нацеловавшись, раскрасневшиеся и счастливые, оставшийся на их долю ужин уже остыл.

Комментарий к Пятнадцатая волна

**Сөяркә** – с татарского значит «любовник».

========== Шестнадцатая волна ==========

Все два дня Алана ломала голову над тем, что же она делала не так, когда молилась.

Конечно же, на самом деле, она делала всё не так: двигалась отвратно, спотыкалась, падала, путалась в юбке ханбока (иногда хотелось просто снять его к мантовой матери), постоянно терялась в позах, что даже Мана в итоге лишь горестно вздыхал, – но что-то невероятно важное и, по ощущениям, от последовательности и кривоты действий не зависящее ускользало от неё каждый раз, когда девушка пыталась поймать эту мысль за хвост.

Было что-то в молитве, что разительно отличалось от того, что пыталась сделать Алана. Или – не пыталась.

Энка молилась так, что волны качались с нею в такт, а в такт с самой девушкой лишь беззлобно хохотал Неа.

Был, правда, ужасно отвлекающий от всего обучения момент, который ласково целовал её с утра и сжигал дотла перед сном. Алане иногда казалось, что она превратится в угольки, сгорит в этом огне, но Тики каждый раз был настолько же нежен, насколько и напорист.

А потому спустя целых два дня после памятной встречи с духами девушка так ничего по поводу молитвы и не надумала. Хотя озеро со спрятанным храмом было сейчас прямо у неё перед глазами.

Алана смотрела на ровную, безмятежную гладь, на отвесные скалы, окружающие, казалось, вековечный покой, на широкий водопад, яркой пенистой лентой спускающийся к кромке воды с игривым, но одновременно величественным шумом, и ей становилось с каждой минутой всё страшнее.

В озере кто-то был.

И Алана должна была его вытащить оттуда.

Хотя так и не смогла понять истинный смысл молитвы.

Девушка горестно вздохнула, качнув головой, и, проведя ладонью по лицу, словно надеясь стереть с него всю усталость и озадаченность, повернулась к лагерю и стоящему неподалёку Тики, который как раз закончил устанавливать шатёр.

Мужчина очень много думал о чем-то последние пару дней – тоже аккурат после встречи с духами, и стоило только отвести взгляд – у него сразу же становился очень уж напряженный вид. Микк словно не мог решить какую-то серьезную дилемму, но и просить помощи в вопросе явно не собирался. Иногда Алане очень хотелось поцеловать складку между ему бровей или осторожно разгладить ее пальцем, потому что эта складка делала его в разы серьезнее и старше.

Девушка вздохнула, стараясь не думать о не удающейся молитве на ночь – и о чем таком может думать Тики – и подошла к мужчине, осторожно беря его под руку и прижимаясь к его боку. С Микком было тепло и спокойно, и стоило только его коснуться – Алана не чувствовала ничего, кроме легкого сожаления о том, что, кажется, не сможет помочь Книгочею. Все остальные тяжелые мысли просто сносило, сметало огромной волной нежности.

– Так и не получилось? – мягко улыбнулся Тики, опуская голову и сверкая на девушку ласковыми глазами. Удивительно, но таким он был только с ней и с Изу. Словно… словно чувствовал, что им это нужно. С остальными… с остальными Тики так и продолжал оставаться острым на язык, резким и наглым пиратом.

Впрочем, нагл он был и с самой Аланой… Но только по вечерам. И, признаться, самой девушке его лукавое нахальство нравилось даже больше ласковой теплоты.

– Я не знаю, что делать, – Алана пожала плечами, чувствуя, как ее обнимают за талию, прижимая ближе, и склонила голову мужчине на плечо. – Это же… не просто танец. Тут должно быть другое, но что – понятия не имею.

Тики в задумчивости помолчал глядя перед собой и гладя ее по боку – и вдруг длинно мыкнул:

– Послушай… а может, дело в намерении? В том, что ты вкладываешь в свои действия?

Алана моргнула, пытаясь понять сказанные мужчиной слова, но в итоге лишь задумчиво нахмурилась. Микк, явно заметив её замешательство, коротко хохотнул, мимолётно коснувшись носом её виска, и мягко пояснил:

– О чём ты думаешь, когда танцуешь?

Девушка озадаченно надула губы, кажется, понимая, что имеет в виду Тики, и с досадой выдохнула:

– О том, как не споткнуться и не разбить себе нос.

Мужчина рассмеялся, закивав головой, словно и так прекрасно знал, что скажет ему в ответ Алана, и с видом родителя, который медленно подводит неразумное дитятко к правильному выбору, продолжил:

– У нас повелители покоряют ветер только тогда, когда тот сам откликается на их зов. Мы должны были вложить свои настоящие чувства в ритуал призыва, иначе так бы и не стали повелителями, – с улыбкой пояснил Тики, и Алана слушала его с потаённым восторгом, надеясь, что глаза её не сверкают так ярко, как было на самом деле: отчего-то быть восхищённой маленькой девочкой на фоне Микка, взрослого и рассудительного мужчины, ужасно не хотелось. – Возможно, тебе следует не сосредотачиваться на движениях, а отдаться своим ощущениям? – предложил он, слегка приподняв брови.

– Может… – медленно протянула девушка, в задумчивости облизывая губы, и потянулась поцеловать мужчину. Тот со смешком подставил щеку для звучного чмока – и чуть оттолкнул девушку в сторону, тут же скрещивая на груди руки.

– Может, тогда попробуешь? – глаза его мягко мерцали, и уже только по этому Алана поняла, что не выглядеть восторженной девчонкой у нее не вышло.

А ведь ей было почти пятьсот лет!

Хотя какая в сущности разница?

– Ммм… А не поздновато ли? – нерешительно прикусила губу она, чувствуя, как щеки заливает предательская краска. В чужих объятиях напряженное тело тут же расслабилось, и теперь болела каждая напряженная прежде мышца. И естественно, делать совсем ничего не хотелось. Ну, может, только улечься к Тики на грудь и блаженно чувствовать, как он водит ладонями по ее спине.

Шрам уже даже не был чувствительным, когда его касались, но все же он… он загорался, стоило только мужчине провести по нему рукой. Приятно загорался. Собственно, как и шрамы на бедрах – тонкие белые линии рубцов; все, что осталось от ее гордости.

Мысли об этом одновременно и подняли, и испортили настроение, и Алана покачала головой. Кроме очередной неудачной попытки воссоздать ритуал она сегодня целый день носилась с Изу по берегу – ребенок учил ее играть в салочки – и еще… еще она пыталась научиться плавать так, как… как теперь было в ее силах. Не может же она сидеть взаперти, как вернется обратно в море, просто потому, что у нее плавников нет! Так нельзя! Она этого не позволит!

И плевать ей будет на всех, включая Линка и собственного отца, который обязательно будет против всего, что она ему предложит, потому что Мариан – вдовец, потерявший всех детей, кроме одной не самой лучшей дочери: среброволосой ведьмы, запугавшей большую часть океана своими обострениями.

Алана научится плавать, чего бы ей это ни стоило! Просто потому, что быть немощной слабой русалкой, которой необходима помощь просто для передвижения, – выше её сил. И – гордости.

А потому плавать она училась вдалеке ото всех, в спрятанном деревьями и густыми кустами местечке, взвинчиваясь на тех, кто подходил к ней и хотел помочь. Таких, правда, было всего несколько, но девушка упорно отказывалась от предлагаемой помощи, не желая чувствовать себя ещё более беспомощной, чем обычно. Подумать только: русалка, учащаяся плавать.

Озеро принимало её с распростёртыми объятиями, явно соскучившееся по людям, невероятно одинокое и медлительное, словно бы выпавшее из течения времени, и Алана, когда была укутана тоннами воды, чувствовала родство с этим потерянным в веках местом.

Ведь она тоже была заперта где-то за границей мира и времени.

Тики подтянул ее обратно к себе и мягко поцеловал в висок, словно почувствовав, что девушка задумалась не о том. И быть рядом с этим человеком… было прекрасно. Алане казалось, они вместе уже очень давно, хотя на самом деле началось все вовсе еще недавно, и это недавно для русалки ее возраста казалось просто пшиком.

А может, все дело в том, что она просто никогда ничего подобного не ощущала?

Девушка откинулась головой Тики на плечо, открывая шею, и блаженно зажмурилась. Он был ее опорой, и ним было хорошо так, как не будет ни с кем другим.

Как никогда не будет хорошо с Линком.

– Все будет хорошо, – тихо произнес мужчина, проводя носом по ее коже и заставляя ее замереть.

Мысли о Линке сразу же улетучились из головы. Да и были ли они чем-то важным в этот конкретный момент? Ведь в этот момент Алане казалось, она может – и должна – убедить отца в том, что будет лучше для всех. Ведь жрицей она могла оставаться и на суше – потому что столица находилась на побережье. И к тому же… здесь ее будет кому контролировать, разве нет? С целой семьей потомственных повелителей воздуха даже ей будет справиться не так просто, если на то пошло. Да и… зачем здесь будет идти против кого-то, если эта семья – ее?

– Это точно, – приободрившись немного от этой мысли, едва ощутимо кивнула Алана, с восторгом чувствуя, как ее мягко гладят по животу.

Тики вообще был таким ласковым, что иногда девушке казалось, она плавится в его нежности, подобной кипящему источнику – такой же горячей, обжигающе-приятной и невероятно расслабляющей. Микк словно бы чувствовал, как следовало погладить, куда необходимо было надавить, чтобы девушка полностью отдалась ему во власть, забыв обо всех своих горестях и проблемах.

А всего этого было много. Но думать обо всем этом не хотелось и в обычное время – что уж говорить о таких моментах, когда мужчина так аккуратно ласкал её, по сути не делая ничего – лишь касания, даже невинные в своём исполнении, но невообразимо прекрасные и трепетные.

Алана прикрыла глаза, чувствуя, как её уносит куда-то далеко-далеко тёплым течением, и глубоко вздохнула, расслабленно улыбаясь.

– Люблю тебя, – шепнула она, дрожа от восторга, от удовольствия, от собственного счастья, переполнявшего её тонкое хрупкое тело.

Тики ничего не ответил – лишь бархатно поцеловал её в шею, туда, где под кожей скрывались жабры, и Алана ощутила себя такой воздушной и свободной, что могла бы взлететь при первом же порыве ветра.

Изу, уморившийся за день, уже видел девятый сон, а потому нежить её Тики никто не мешал: они поставили свой шатёр на отдалении от остальных, ближе к озеру, чтобы девушка могла увильнуть к воде в любой момент, а отужинали как раз перед тем, как разложить своё спальное место.

– Тики… – внизу живота истомой разлилось напряженное наслаждение, а уж краснота на щеках была и вовсе невыносимой. И все же… – Скажи, а как… как ваши женщины ублажают мужчин?

Микк прыснул – как будто увидел что-то очень веселое в вопросе – и легонько прикусил ее ушную мочку. То ли он так велел завязывать с подобным интересом (что в принципе было невозможно, когда тебя так прижимают к себе и так нежат), то ли провоцировал продолжать. И даже если второе предположение было неверным, Алана предпочла следовать именно ему.

– Ну Тики!.. – ее снова куснули за ухо, и в этот раз мужчина горячо выдохнул.

– Неужели ты действительно думаешь, что не сгоришь от стыда, пока я буду тебя просвещать? – с беззлобной насмешкой проронил он, распуская узел на ее ханбоке и проникая горячими пальцами под одежду.

Алана не была так уверена в этом – потому что она сгорала от стыда уже сейчас, глядя на его реакцию, но… но это было для нее методом отвлечься! И еще – попытаться как-то сделать хорошо и ему, конечно же. Правда, девушка совершенно не представляла, что может свершить, кроме как просто ему отдаться (чего произойти просто-напросто не могло – может, она и убедит отца, но… если не убедит, и Мариан узнает, что она отдала свои плавники человеку – не поздоровится всем).

– Нет, не уверена, – пискнула она, шумно вздыхая, и выгнулась, когда Тики погладил ее по груди.

О океан, ну как можно быть таким… Он же даже ничего не делает – только гладит! Но так, что в голове просто шаром покати.

– Ну вот видишь, – на этот раз смешок мужчины был гораздо отчетливее, и девушка ничего на него не ответила, подавленно прикусив губу.

Нужно было спрятаться в шатре, чтобы не привлекать своим поведением лишнее внимание тех, кто нечаянно мог забрести сюда (Лави, например, который и так буквально следил за всеми передвижениям девушки, очевидно полагая, что она представляет опасность для окружающих), но Алане было так лень подниматься и останавливать Тики от всех этих поглаживаний – она казалась самой себе разнеженной амебой или слизняком, и это сравнение веселило её своей абсурдностью и ироничной правильностью.

Микк же просто её гладил, вновь повторила про себя девушка. Он не щипал, не мял, не жал, как это делали Шан и Роц, но Алане безумно хотелось, чтобы Тики хоть раз притронулся к ней так же, как и они – только в его прикосновениях нежности будет куда больше.

Мужчина мягко хохотнул ей на ухо, обжигая мочку и шею горячим дыханием, и мимолётно коснулся пальцами затвердевших сосков, рождая внизу живота зудящую истому, отчего девушка не сдержала сорвавшийся с губ стон.

О океан, Тики же касался лишь её груди, груди, которая у морского народа никогда не была предметом влечения! Что же будет, когда он коснётся к её ногам?..или к хвосту? Вновь прикоснётся к её уродливому хвосту?

Ей так хотелось, чтобы он прикасался, что она сама готова была направить его руку.

Неужели ему не надоедает ласкать ее? Неужели его не утомляют ее всхлипывающие стоны от самых простых жестов, на которые она отзывается как тугая арфовая струна – на каждое прикосновение арфиста? Ведь отдачи Тики не получал – вообще никакой. Алана не знала, как к нему прикоснуться, и это смущало ее, стесняло и долго не давало спать по ночам.

Она была эгоистичной, и Тики поощрял ее эгоизм. Глубокими поцелуями, мокрыми дорожками на линиях алой росписи, поглаживанием тут же тяжелеющей, наливающейся груди.

Соски торчали, твердея от касаний, и зудели, чувствительные почти до боли.

Алана глубоко вздохнула, силясь успокоить бешеное – слишком громкое, до смешного – сердцебиение, и накрыла руку мужчины своей. Так, что тот чуть сжал ее грудь в ладони от неожиданности – и замер.

– Ну… а все-таки? – если Тики будет прикасаться к ее хвосту (если сам захочет, конечно), она должна знать, как ему ответить. На земном жестовом языке. Так, чтобы он точно понял, что ей хорошо, и чтобы ему самому было хорошо.

Мужчина вполне ожидаемо коротко рассмеялся, словно зналзналзнал всё, о чём она думала, всё, что она хотела сказать и спросить, и горячо шепнул ей на ухо, касаясь губами кожи и пуская по телу электрические заряды, словно Алана угодила в гнездо к угрям:

– Просто получай удовольствие.

И девушка повиновалась, с почти незаметной горечью понимая, что мужчина вновь вертит ей, как хочет.

Просто она не могла сопротивляться. Даже… Впервые за всю свою жизнь она не просто не могла, а не хотела сопротивляться, потому что Тики никогда бы не причинил ей вреда. И Алана верила ему настолько, что у нее даже мыслей не было о том, чтобы как-то помешать, как-то отстраниться или сбежать.

Руки мужчины были такими ласковыми и нежными, такими горячими, а губы – ненасытными, что девушка буквально плавилась подобно айсбергу в жарких тропических водах. Думать не хотелось ни о чём: ни о своём уродстве, ни о молитве, ни о скором расставании, ни о Линке, ни о семье – ни о чём. А потому Алана отдалась в умелые руки, растворившись в своих ощущениях, и очнулась от наваждения только тогда, когда Микк игриво прикусил кожу у нее на горле, словно бы вырывая её из собственных мечт, и лукаво протянул:

– Не думаешь, что уже пора спать?

Спать и правда было уже пора, но от этих слов девушка ощутила острый укол разочарования. Ей ужасно хотелось понежиться в объятиях Тики хоть чуть подольше, однако… В общем, потерять голову было очень просто. Именно поэтому Алана улыбнулась и, обернувшись к мужчине, чмокнула его в губы, согласно кивая.

– Я слишком долго сегодня мучила несчастное озеро, – заметила она вскользь, на что Микк только рассмеялся, увлекая ее к шатру.

– Да ладно, озеро наверняка только радо тому, что в нем плескается такая потрясающая русалка, – заметил он ласково, и Алана смущенно зарделась, поспешно скрываясь за стенкой их спального места и прижимая ладони к полыхающим щекам.

Тики устроился рядом с ней совсем скоро, когда она сменила ханбок на ночное платье – он устало упал рядом, подгребая к себе свернувшегося калачиком спящего Изу одной рукой, а другой – подтягивая под бок саму девушку, тут же с удовольствием устроившую голову на его плече.

Ночь предстояла спокойная и теплая – как и все ночи до этого, душноватые, но какие-то сладко-тихие в своей лесной безмятежности, привлекающей Алану с каждым днем все больше и больше.

Суша была меньше морского царства хотя бы потому, что морское царство было царством всех морей в этом мире, но вместе с тем… жизнь на земле была многогранной и интересной, пусть и не лишенной своих опасностей, за небрежение которыми можно легко поплатиться. И за эту многогранность Алана любила мир Тики все больше и больше. И понимала – все лучше, постоянно вспоминая наставления Элайзы на этот счет.

Вот влюбишься в человека, говорила сестра с улыбкой, когда расчесывала ей волосы, и отправишься за ним на сушу, а знать ничего не будешь, так что слушай сейчас, пока я жива.

Алана тогда смеялась на это в ответ, задорно отнекиваясь от такой незавидной перспективы, уверенно говоря, что никогда ни в кого не влюбится, потому что среброволосые никому не нравятся, а люди… а люди слишком мимолётны, чтобы влюбляться в русалок. Сестра лукаво улыбалась, качая головой, и продолжала с восторгом рассказывать о суше, а Алана, бывшая ещё совсем малюткой, внимала каждому её слову.

Знала бы она тогда, что сейчас будет плавиться в руках человеческого мужчины, будет любить его так сильно, что отпускать не хочется, знала бы, что ждёт её в будущем… Да даже если бы и знала – вряд ли бы смогла изменить что-либо.

Она слабая русалка, которая ни на что не способна вдали от океана.

Как сейчас, например. Когда верхом её никчёмной силы является лишь кратковременный контроль капель воды, находящихся в воздухе. Близлежащее озеро, конечно, значительно облегчало задачу, потому что в нём заключена магия, но даже это не позволяло чувствовать себя способной защититься.

Алана тяжело вздохнула, замечая, что Тики уже сопит, но между его бровей вновь залегла та самая тревожная складка, которую неимоверно хотелось разгладить.

Спать не хотелось.

Волнение заливало с головой.

Вновь девушку затапливала паника.

Алана остервенело прикусила губу, с наслаждением чувствуя, как кровь стекает по подбородку, унося с собой часть опасений, и, несколько мгновений поразмыслив, аккуратно выпуталась из объятий мужчины.

Наверное, стоило все же поплавать еще немного. Вдруг это поможет ей успокоиться? Прежде ведь всегда помогало, даже после того, как она лишилась плавников.

Выскользнув из шатра, девушка потянулась, разминая спину, и двинулась обратно к озеру. Его томная гладь с радостью приняла ее, оставившую на земле одежду, и окутала приятной прохладой. Алана легла на живот и, сделав над собой усилие (как же непривычно было без плавников!), загребла воду руками, двигаясь вперед.

Нужно было как можно скорее привыкнуть к отсутствию руля и натренировать подходящую ему альтернативу, ведь до столицы оставалось не так уж много. И к тому же… если Алана устанет сейчас, то можно будет с чистой совестью отправиться спать и валяться потом в шатре до самого полудня.

Не на пусть и теплых, но жестких камнях в бухте, а на мягком лежаке в шатре, стенки которого утром красиво подсвечивает восходящее солнце. Разве не хорошо это? Разве не заслуживает она немного такого безмятежного спокойствия за все эти сотни лет затворничества и одиночества?

Алана была виновата и знала это, но за эти годы так устала винить и ненавидеть саму себя, что порой ей казалось – она настрадалась достаточно. Особенно часто эти мысли посещали ее теперь, когда у нее была семья – настоящая семья в смысле. Люди, которые пытаются помочь ей, приободрить ее, а не которые запирают ее до лучших времен, на время забывая о ее существовании и периодически посылая претендентов в женихи на разведку.

А не образумилась ли там моя доченька? А не хочет ли она выползти и послужить народу, раз уж больше ничего не осталось?

Ощутив внезапный прилив злости от воспоминания об отце, Алана сжала губы и хорошенько хлопнула хвостом по воде, расплескивая в разные стороны тучи брызг.

А ведь так и было на самом деле. Нет, она ни на минуту не переставала винить себя за то, что не смогла спасти близких, мелкая, глупая и бесхребетная, но ведь и отец был хорош! Будь он рядом – может, она давно вышла бы замуж и всего этого не было бы! Не было!

…не было.

Тихая гладь озера ответила на ее злость едва слышным шорохом покачивающихся вод, и девушка в растерянности остановилась, доплыв наконец до места, в котором всегда занималась попытками повторить ритуальную молитву.

…неужели вода отозвалась на её эмоции?

На эту злость, на эту ненависть, на это раздражение? Неужели Тики был прав в своём предположении, что следовало отдаться чувствам, а не следить за правильностью поз?

Но ведь Алана сейчас даже не молилась!

Озеро вновь стало спокойным и печальным в своём молчании.

…прямо как она на протяжении этих четырёх сотен нет. Одинокая, ледяная, мрачная и ненавидящая себя. Отошедшая от мира в попытке раствориться в пустоте, что окутала её чёрную ядовитую душу.

В пустоте, что и стала её душой.

Вдруг вокруг всё забурлило, и Алану потянуло вниз сильным течением, будто озеро пыталось обнять её, пыталось защитить или утешить, и девушка, на секунду зажмурившись, с удивлением обнаружила перед собой огромные сапфировые глаза. К её хвосту прикоснулось что-то мягкое, невесомо-пушистое, медленно провело по чешуйкам до тонких белёсых шрамов, аккуратно коснулось живота, осторожно погладило по спине, а Алана не смела и взгляда отвести от двух синих омутов, что, казалось, собрали весь солнечный свет, который только достигал глубин озера.

Перед ней был водяной дракон. Один из тех, кого, по легендам, уничтожили ещё тысячи лет назад. Хранитель великого храма, бывшего явно раза в три старше нее самой.

Алана ошеломленно приоткрыла рот, восторженно наблюдая, как за спиной дракона вырастает состоящий полностью из одной воды храм – легкий и текучий, воздушно-светлый в своем величии – и совершенно не заметила того, что в этот момент творилось на берегу.

От созерцания этого потрясающего зрелища ее отвлекла только череда испуганно-обескураженных возгласов, в своей удивительной синхронности слившихся воедино. Девушка резко обернулась на звук и увидела, что весь лагерь залит водой. Причем, в самом что ни на есть прямом смысле – мокрым было все. И затухший от всплеска костер, который еще тлел, когда Алана выскользнула на улицу, и шатры, и повозки, и испуганные лошади, и провиант.

– Алана! – голос Тики был самым громким и самым обеспокоенным их всех прозвучавших минутой позже голосов, и это так согрело, что даже стало немного страшно.

Дракон смерил девушку своими огромными сапфировыми глазами и… кивнул ей, словно хотел сказать, что пропустит этих людей в храм, если те не сделают ничего плохого.

Алана поспешно замотала головой, подтверждая, что нет, никто ничего плохого не сделает, разумеется, и, протянув руку, несмело коснулась ладонью носа огромного хранителя. Кончики пальцев сразу же провалились в текучую воду, словно бы циркулирующую в водяном духе по кругу, и дракон дружелюбно рыкнул, в следующее же мгновение вытягивая шею – и растворяясь.

И она оказалась одна на широкой платформе, с которой вниз лилась вода, и всё вокруг нее звенело, словно храм был водопадом, хотя именно так, скорее всего, и было.

Потому что водянистые стены сверкали, отливали мрамором и журчали, ручьи текли замысловатыми фигурами, украшая полы и потолки росписями, колонны вливались в горы, а от берега ко входу вёл резной мост.

Храм, оказывается, не был спрятан в озере – он был самим озером.

Алана восторженно вздохнула, поднимая голову и осматривая переливающиеся красками древние фрески и рельефы, и разделив хвост, неловко прикрылась распущенными тяжёлыми волосами, посеревшими от воды. Аккуратно подхватила несколькими щупальцами оставленную на берегу одежду и, отчего-то ужасно смущённая из-за своей наготы (хотя все сейчас больше смотрели на храм, не обращая внимания на нее), быстро накинула ее на себя.

Никто перейти мост так и не осмелился: даже Тики, взволнованно топчущийся у самой кромки воды, и Книгочей, нетерпеливо переминающийся с носок на пятки, отчего Алана, смешлив хохотнув, направилась к ним, чувствуя себя невероятно счастливой, что всё наконец вышло.

Она пробудила древний храм. Она не подвела никого в очередной раз. Она справилась.

Девушка скользнула в объятия тут же обнявшего её промокшего Тики и с удовольствием зарылась лицом в его грудь, вдыхая приятный аромат то ли каких-то масел, то ли тех свеч, которые каждый раз мужчина зажигал на ночь.

Как вдруг откуда-то сзади послышался разозлённый крик:

– Какого манты ты вновь натворила, бешеная ведьма?!

Алана удивлённо обернулась и ошеломлённо замерла на месте, в одно мгновение потеряв дар речи.

Потому что Лави, так до конца и не превратившийся в тритона, зло сверкал своим зелёным глазом и пускал волны красного пламени, выжигая чёрные круги в земле.

И на руках у него рыжели длинные плавники с острыми шипами.

Прямо такие же, как когда-то были у всех её братьев.

Алану пробил озноб. В объятиях Тики вдруг стало до жути холодно, хотя сам мужчина сжимал ее крепко и надежно, как будто понял, в чем именно дело – да и как, в общем-то, не понять, правда?

Ведь Лави, бывший, как оказалось, членом царской семьи и приходившийся ей явно самым близким кровным родственником, явно знал о своем происхождении, но… молчал все это бесконечно долгое время.

Последние лет двести-триста – уж точно. Алана не припомнила бы толком, сколько они уже знакомы, но сейчас она просто уверена была в том, что с самой первой встречи с ней Лави про их родство знал.

И – ненавидел ее до дрожи в пальцах, как сейчас, бледный от злости и очевидно еще больше взбесившийся из-за этого случайного разоблачения.

– Лави, ты… – в горле противной желчью встал огромный комок, когда парень вперил в нее острый разъяренный взгляд.

– Заткнись и не смей говорить ни слова, – рыкнул он, сдвигая брови, и взмахнул руками. – Просто посмотрите! Ни манты не знала, как выполняется эта молитва, пудрила всем мозги своим сожалением – и внезапно вызвала храм! Какая умница! – яда в его голосе было втрое больше, чем в плавниках, и девушка испуганно сжалась, втягивая голову в плечи.

Она не боялась, что Лави ей что-то сделает, нет. Она боялась, что расплачется прямо вот тут, не сходя с места, стоит ему только проронить еще пару слов.

Потому что… потому что… потому что Лави ненавидел её до дрожи. Ненавидел так искренне, так честно, так правильно, что Алане было больно от осознания этого; что хотелось раствориться.

Лави был её семьёй. Племянником или даже внебрачным сыном Мариана, про которого отец просто-напросто не знал, но это не отменяло того факта, что парень скрывал это. Знал, прекрасно знал, но скрывал, словно родство с Аланой было ему противно.

Девушка ощутила, как Тики прижимает её к груди сильнее, пытается что-то сказать тритону, успокоить его, но ни одно его слово не достигало её ушей. Она словно бы упала в пучины океана.

В пучины своей чёрной души.

Где было одиноко, больно, холодно и невероятно плохо.

Алана шагнула вперёд, к ругающемуся Лави, отстраняясь от непонимающе вздрогнувшего Тики, чувствуя, как будто бы зияющую дыру в груди.

…она четыреста лет сходила с ума от осознания, что у неё нет никого, кроме отца, который, казалось, и забыл о её существовании.

…она четыреста лет ненавидела и винила себя.

…не думала о братьях и сёстрах.

А Лави, тот самый Лави, который называл её бешеной ведьмой и иногда рассказывал про сушу, оказался ее родным. Живым. Не убитым охотниками.

– Знала бы ты, как я ненавижу тебя! Мерзкая идиотка с водорослями вместо мозгов! Вечно всё ты портишь! – кричал тем временем Лави, пуская волны с каждой минутой всё более жаркие, обжигающие, но Алана упорна плелась к нему, ощущая себя такой слабой, такой немощной, такой и правда идиоткой.

Этот рыжий паренёк был её семьёй.

Он был её родной кровью.