Текст книги "Жемчужница (СИ)"

Автор книги: Anice and Jennifer

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 65 страниц)

– Я знаю… – совершенно стушевалась Алана, вмиг чувствуя себя просто ужасно – и потому что грубила ему, и потому что выкинула это дурацкое платье, и вообще… – Просто ты… ослепляешь. Я даже… не могу смотреть на тебя. Ты слишком яркий.

Тики угрюмо угукнул, заставляя её чувствовать себя ещё более ущербной, бесполезной, ужасной, и вдруг непонятливо нахмурился, удивлённо приподняв бровь.

– Яркий? Ты про что? – озадаченно спросил он, и Алана облизнула губы, опуская взгляд на свой хвост.

– Я вижу души, – шепнула она, отчего-то слишком сконфуженная и смущённая в его присутствии. Микк сиял как солнце, и если раньше он обжигал, то сейчас этот свет лишь приятно грел. И девушка совершенно не понимала, что это значит. – Это связано с моими слезами, – поспешно пояснила она. – Я могу даровать долголетие тем, чьи души чисты, – неловко призналась Алана, пряча голову в плечи и ощущая себя сущей девчонкой.

– И я… яркий? – всё также сконфуженно просипел Тики, с каким-то неверием смотря на неё.

– Ужасно яркий. Я поплыла-то с вами лишь потому, что на корабле оказалось два человека с белыми душами, – тихо проговорила она, принявшись трепать край рубахи, – Мана и ты.

– Но меня ты боишься, ясно, – он задумчиво кивнул головой и вздохнул как-то… странно. – Что ж… Поделом. Прости, что попенял тебе, я должен был сдержаться, а не… проходиться на предмет ваших обычаев, – на этом мужчина вновь отвел глаза, какой-то потерянный, и поднялся, больше даже взглядом ее не удостаивая.

Но Алана, не желая сдаться (боясь сдаться) и потерять это тепло, поспешно замотала головой и воскликнула:

– Это ты прости!.. Я ведь… я боюсь и грублю все время, а ты… ты же был прав.

Однако Тики в ответ на это, даже не обернувшись, только рукой махнул и молча направился прочь, вскоре спустившись в трюм и оставив девушку в одиночестве.

Когда буквально через пару минут после ухода мужчины вернулся Мана и принес штаны, болтать с ним настроения уже не было. Поэтому… Алана превратила хвост в ноги, быстро натянула одежду и, насморочно вздохнув, просто уткнулась носом ему в плечо.

– Так и не помирились, да? – вздохнул проницательный друг, невесело усмехаясь и гладя ее по волосам.

Люди делали так, когда успокаивали друг друга или хотели выразить свою привязанность, и Алане нравился этот жест.

Девушка понуро кивнула и все-таки нехотя призналась:

– Я сказала ему, что он слишком яркий, и что я просто боюсь. Кажется, он очень огорчился…

И это было обидно. Отчего-то Алане до душащих слёз было обидно, потому что она ужасно хотела подружиться с этим человеком, хотела разговаривать с ним, хотела любоваться сиянием его души, продолжая быть вдалеке, потому что будучи слишком близко, могла просто… просто ослепнуть. Ей хотелось быть рядом с кем-то, потому что одиночество сдавливало ей грудную клетку, не позволяя дышать, а с каждым годом ужасающая пустота забиралась ей в душу всё глубже и глубже – обволакивала, сковывала, подавляла. Иногда Алана думала, что лучше уж тоже перерезать себе глотку, чтобы не томиться в собственных горе и памяти, а потом, со временем, воспоминания сами спрятались в пучине окружающей её апатии, и сотни лет проносились как одно мгновение. Да и если она вдруг умрёт таким бесчестным, подлым способом, то что станет с её народом? Что станет с отцом? Алана была единственной наследницей и последней дочерью морского царя, а потому именно ей суждено хранить трон после смерти Мариана и передать его своему мужу – одному из восьми смотрителей провинций.

Тьму, что топила ее в себе, рассеял Тики – яркий как полуденное солнце. Он буквально вытащил из чёрной бездны собственного равнодушия и безразличия, потому что больше никому не было это под силу – ни угрюмо-заботливому Канде, острому на язык Лави, ни милой и храброй Линали, ни расчётливому и целеустремлённому Линку, ни-ко-му.

Алана почувствовала, как комок подкатывает к горлу, как сжимаются внутренности, как из груди норовят вырваться сотни лет сдерживаемые рыдания, и вдруг Мана мягко провёл губами по её макушке.

Так Элайза делала.

Так Рогз успокаивал её.

– Зато теперь язвить не будет, – попытался отшутиться парень, и девушка, ощутившая, как затопляющая её грусть и боль вновь отступили, несильно толкнула его в грудь.

– Это не смешно, Мана, – буркнула Алана, тщетно пытаясь скрыть улыбку. – Я же… подружиться с ним хочу, а в итоге только всё порчу, – разочарованно посетовала она, тяжело вздохнув.

– Он с тобой тоже дружить хочет, на самом деле, – широко улыбнулся Мана, прижимая ее к своему боку и успокаивающе смеясь. Уткнулся носом в волосы и хмыкнул: – Поэтому и огорчился.

Отступивший было комок снова вернулся в горло, и девушка насморочно вздохнула, совершенно не зная, что ей теперь сделать, чтобы исправить сложившуюся ситуацию.

Потому что совесть (и еще что-то такое же грызущее) не давала ей оставить все так, как есть.

Сейчас она, манта всех сожри, готова была даже ослепнуть, потому что Мана прав, и Тики действительно замечательный – он ужасно сильный, это верно, может, даже сильнее Канды, когда не уставший, но он… не злой. Ведь он же… он же так тепло отнесся к совершенно чужому мальчику! Усыновить его решил, это надо подумать!

– Ну и что теперь? – наконец, чуть уняв внутреннюю бурю, вздохнула девушка, вскидывая на друга отчаянные глаза.

Мана ведь умный и добрый, он обязательно посоветует что-нибудь дельное, если уж у одной морской царевны в голове нет ничего, кроме водорослей…

– Попробуй с ним ближе к вечеру поговорить, когда солнце сядет, – утешающе отозвался принц, чуть отстраняясь и надавливая ей указательным пальцем на кончик носа. – Он вечерами добрый. И к тому же, – тут же добавил он с доброй усмешкой, – он рыбу любит, а ты хвостатая. Так что не волнуйся – растает.

Алана облегчённо рассмеялась, хитро прищурившись, и навалилась на Ману, лукаво выдохнув ему в лицо:

– А что, люди всё-таки не прочь полакомиться русалочьими плавничками?

Парень поперхнулся, отшатываясь от неё на другой конец скамьи, и она расхохоталась, довольно потягиваясь и не предпочитая думать ни о чём, кроме предстоящего вечером разговора.

– Да почему у тебя такое мрачное чувство юмора? – жалобно простонал Мана, устало покачав головой, и девушка, не выдержав, томно поделилась:

– Жизнь, голубчик, заставила.

На это Уолкер обречённо простонал уже в голос, утыкаясь лицом в ладони, и Алана счастливо рассмеялась, решая просто полежать на лавочке до заката солнца, потому что резвиться в волнах уже не хотелось, а вот послушать морские сказочки – очень даже. Когда Мана покинул её по своим делам, девушка вновь срастила хвост, в этот раз предусмотрительно осмотревшись и сняв штаны, и улеглась на тёплом дереве, наслаждаясь тёплыми лучами.

Отец рвал и метал, но ничего не подозревал о её месторасположении и окружении, тритоны всех провинций начали стекаться в южную на поиски пропавшей царевны, и Алана чувствовала за собой вину, что сбежала вот так: никого не предупредив и буквально бросив Мариана, оставив его с очередной паникой, но ничего поделать с собой не могла – кто-то должен был сделать первый шаг.

Кто-то должен был попытаться решить эту проблему с истреблением русалок.

Может быть, Адам, император Поднебесной и отец близнецов, даже сможет как-нибудь помочь им, хотя бы предоставив защиту её народу, убежище, где их никто не тронет. Хотелось бы в это верить.

Но не факт, что душа Адама окажется чистой. И не факт, что тогда Алана поделится своими слезами.

Поэтому пусть Мариан ещё немного побесится; ему полезны иногда такие встряски: может быть, хоть начнёт что-нибудь предпринимать, а не упиваться своими горем и виной.

Когда солнце село за горизонт, девушка даже не заметила – кажется, слегка прикорнула, сморённая таким насыщенным днём, а потому поспешно потянулась, разминая затёкшие мышцы, и, разделив хвост, отправилась искать Тики с решительным намерением извиниться перед ним. За всё извиниться – и за свой страх с трепетом. Но стоило ей только найти мужчину, как вся твёрдость и желание растворились утренним туманом.

Микк сидел на рее, невообразимо усталый, одинокий, терзаемый какими-то своими внутренними переживаниями, и душа его металась из стороны в сторону, словно не находя правильного ответа, словно пытаясь сделать верный выбор, но раз за разом спотыкаясь о камни и брёвна.

Алана, пронаблюдавшая за ним из тени трюма, грустно вздохнула, понимая, что не в силах разрушить это уединение, не в силах отвлечь мужчину, и, развернувшись, поплелась к себе в каюту, напоследок заметив, как Тики угрюмо уронил голову на руки и прислонился к мачте спиной.

И такой его вид, обычно бесстрашного и невозмутимого, заставил её подумать, что, возможно, не нужно было вообще показываться ему на глаза в той мантовой бухте.

Эта мысль была такой дикой, такой выбивающей из колеи, что Алана плюхнулась в свой аквариум совершенно лишённой каких-либо чувств, кроме вины и сожаления.

========== Пятая волна ==========

Голова у Тики гудела. Он всю ночь просидел на рее и даже толком не спал, хотя изначально собирался как следует отдохнуть, так что настроение у него было дерьмовей некуда.

Алана боялась его. Это не укладывалось в голове совершенно. Он ее считал избалованной девчонкой, а она просто боялась его и защищалась так, ощетиниваясь даже просто в его присутствии.

Ну хорошо хоть шипами ранить не стала, и на том спасибо.

Хотя словами тоже больно ударить вышло.

Мужчина присел на лавку, предварительно напустив в паруса больше ветра, и потер руками лицо, совершенно не представляя, как же себя взбодрить – и телесно, и духовно. Глаза слипались, а в висках стучало словно набатом, и еще эти мысли…

Как так вышло вообще, что единственная русалка, которую он, моряк, встретил за двадцать пять лет своей жизни, боится его? И чего боится – того, как его душа сияет.

Об этом даже думать было странно, но не что проговаривать это вслух.

– Тоскуешь? – свежий и бодрый Неа, словно дразнясь своим довольным донельзя видом, присел рядом, каким-то образом подойдя незамеченным, и Микк скривил зверскую рожу в надежде его прогнать.

– Отвали от меня, добром прошу, – прошипел он, но получилось не грозно, а как-то жалобно, и от этого стало еще паршивее.

– Мана сказал, вы с нашей русалочкой поругались, да? – братец чуть толкнул его коленом и улыбнулся, заглядывая в лицо. – Поэтому ты все ночь на рее и просидел, а, мартышка? Что она тебе хоть сказала?

Тики отмахнулся от него – и тут же уткнулся носом ему в плечо. Родственники вообще-то его раздражали (даже братья, иногда – даже Мана, хоть и очень редко), но в семье все как-то… легче переживалось, спокойней было.

– Сказала, что боится меня, – вздохнул мужчина в итоге, про души решив после недолгих раздумий не уточнять.

Он видел, как Алана вчера сидела между близнецами, с улыбкой наблюдая за битвой, и как рассказывала о чем-то Неа, и теперь… его грызла обида. И, наверное, самую малость зависть.

Потому что эта драконова русалка нашла общий язык даже с Неа, с которым не заговаривала все эти дни, а с ним… а он…

На него она даже смотреть не хотела, не то что удостаивать разговором!

– Неудивительно, знаешь ли, – фыркнул Неа, и Тики перевёл на него угрожающий взгляд, на что брат поспешил сразу же оправдаться: – Мана рассказывал, что она души видит, оттого и сторонится людей с чёрными или что-то вроде того, – расплывчато объяснил он, и Микк вспомнил, что из всего экипажа русалка общалась лишь с младшим Уолкером и, как казалось, хотела подружиться с Изу.

Мужчина вздохнул, роняя лицо на ладони, и буркнул:

– Она сказала, что у меня яркая белая душа.

Неа многозначительно присвистнул, словно это всё ему объяснило (хотя хрен что он вообще понял!), и хохотнул.

– И ты думал, что она сразу же тебе в объятия упадёт? – принялся издеваться этот идиот, задорно пихнув Тики в плечо. – Она – русалка, братец, помнишь? А русалок уже как четыреста лет ловят, насилуют, продают и убивают, – горестно вздохнул он, покачав головой. – То, что твоя душа белая и яркая, должно быть, пугает её ещё больше, чем то, что моя запятнана, понимаешь? Для неё люди – это убийцы. А тут внезапно нарисовываешься ты, да ещё и весь такой сияющий, – высокопарно постарался Неа разъяснить ему ситуацию, и Микк задумчиво нахмурился, закусив губу. – Да и вряд ли она была в бухте от лёгкой жизни заперта. И что ещё более вряд ли… – драматическая пауза и поднятый вверх указательный палец. – Вряд ли бы она пустила нас просто так, когда вокруг этой бухты устроилось целое корабельное кладбище. Так что… просто прими, что она боится тебя лишь потому, что не понимает, – с улыбкой посоветовал Уолкер.

И вот этот человек тоже вечно сбегает из дворца, с усмешкой подумал Тики, понимая, что брат во многом, оказывается, прав.

– Тогда просто не буду показываться ей на глаза и все, – устало вздохнул он, ужасно на самом деле желая с ней подружиться (она ведь столько могла рассказать о своем мире!), но угнетать или стеснять ее своим присутствием – напротив не желая совершенно.

– Не получится, – пожал плечами брат, – не сегодня, во всяком случае. Она тебе еще с утра передать просила, что на сушу с нами сойдет, когда мы в порт заплывем. А мы в порт заплывем сегодня, – заметил он, – потому что кому-то надо купить нормального мяса.

– Она просила тебя передать это мне? – вскинулся Тики, недоверчиво глядя на Уолкера. Тот кивнул и пожал плечами, тут же, впрочем, поспешно махнув рукой.

– Ты не подумай чего! – попытался утешить Микка он. – Она просто не нашла тебя с утра, вот и попросила передать, если увижу.

– Ну да, – горько усмехнулся Тики, – конечно… – найти она его не смогла. – А позвать не могла, да? Решила по кораблю пройтись пешочком, как раз ноги потренировать, вот и не нашла?

Неа, однако, остался совершенно непоколебим – иронически усмехнулся, как будто даже куда более спокойный в море, чем когда-либо во дворце, и ненавязчиво поинтересовался:

– А ты ей объяснил хотя бы, как тебя звать нужно?

– Да чего тут объяснять-то? – фыркнул Микк недовольно и легко махнул рукой, чувствуя себя немного неуверенно на самом деле, но вместе с тем… просто не желая признавать свое поражение, наверное. Он никогда не умел достойно проигрывать, надо признать.

Даже девушкам.

Особенно девушкам.

Особенно таким красивым.

– И правда, – внезапно поддержал его брат, – позвал и все – делов-то, верно? Но она ведь об этом не знает, Тики.

Мужчина закатил глаза, побеждённо вздохнув, и сдался:

– Понял я, понял, сам подойду и расскажу, как можно легко меня позвать, – недовольно проворчал он, и вдруг откуда-то сбоку раздался глубокий грудной звук, отчего Тики ошеломлённо уставился на фонтан брызг в нескольких километрах от корабля. – Кит?!

Неа же пожал плечами, ужасно невозмутимый и спокойный, словно то, что киты, обычно плавающие где-то дальше к востоку, вдруг обнаружились в компании их русалки, его совершенно не удивляло.

– Кит, – утвердительно кивнул друг, для убедительности даже кивнув, и Тики обречённо вздохнул, повиснув на бортике и чувствуя себя совершенно выжатым лимоном. – Так что помни, братец, что русалка нам попалась не обычная, а с секретом, потому что не каждый день можно встретить ту, чей покой стережёт корабельное кладбище, – вновь заметил Неа со всезнающим видом и, потрепав забурчавшего Микка по волосам, удалился помогать коку.

Алана плескалась в море и выглядела такой счастливой, что было даже удивительно – потому что создавалось впечатление, что до этого она никогда не плавала вот так свободно и не была никогда такой радостной.

Тики поймал себя на откровенном любовании ею – такой легкой, такой похожей на упавшую звезду (а кто знает, может, она и правда звезда, просто упавшая в море?) и такой… такой…

Мужчина тряхнул головой, сердясь на самого себя и сосредоточенно морща лоб. Он не должен был даже думать о какой-то симпатии к этой девушке, потому что она и смотреть на него боялась, не то что заговаривать с ним или регулярно общаться. Так что… хочет якшаться с Маной – пусть якшается. Он будет просто за ней наблюдать и, если будет нужно, отвезет ее обратно в ту бухту, окруженную потопленными кораблями.

Как-то очень кстати вспомнились слова того тритона. Как же он сказал…

«Если не сбережёшь её, море тебя возненавидит. Она – последняя, кто может говорить с ним, его любимая дочь, так что помяни моё слово: не сбережёшь, на тебя обрушится весь его гнев».

Тики нахмурился, совершенно не представляя, как это понимать. Кем же была эта странная русалка? Насколько Микк знал (а знал он хоть и поменьше Маны, но все же вполне достаточно) цвет ее волос и хвоста был нетипичен среди русалок, бывших обычно всегда очень яркими.

Хотя красота Аланы от этого не меркла – совсем наоборот. И эта алая роспись на ее теле – как кровь на снегу.

Интересно, она когда-нибудь видела снег? Огромные сугробы, занесенные крыши домов и покрытые искрящимся покрывалом поля.

Может быть, если спросить, то она ответит?

Хотя для начала стоило, без сомнений, поговорить о словах этого тритона (Канда его имя, кажется?) с Маной. Тот умен и обязательно посоветует своему непутевому братцу что-нибудь дельное.

Когда наплескавшаяся вдоволь Алана попрощалась с китом (по-другому назвать то, что животное подбросило её в воздух этим самым фонтаном, просто не получалось) и улеглась на палубе, явно желая подремать и погреться на солнышке (она вообще, оказывается, любила разлечься где-нибудь повыше и немножко прикорнуть), Тики отправился к младшему Уолкеру, каюта которого напоминала больше дорожную библиотеку.

Мана был слаб здоровьем, подхватывал любую простуду и лихорадку, но всегда выздоравливал и успокаивал не отходящего от него Неа, который близнеца оставлять в такие моменты не желал: постоянно сидел рядом, переживал, ухаживал. В общем, ограждал от всего, что могло хоть немного навредить ему: начиная ножами (странная фобия, что болезни могут передаваться через кровь) и заканчивая тяжёлой работой, связанной с тасканием вещей или чем-то таким. Тики лишь смеялся на эту опеку, переходящую все границы, Адам горестно вздыхал, Роад хохотала и требовала своей порции заботы (будто Шерила с любвеобильным дедом ей не хватало), а вот сам Мана лишь грустно улыбался и пытался уговорить брата не растрачивать все свои силы него.

Неа на такое ещё сильнее злился, раздражался и принимался опекать младшего пуще прежнего.

В каюте у парня пахло какими-то благовониями, а сам Мана лежал на кровати, ужасно бледный в своей болезненности, но ласково улыбнувшийся Микку.

– Что-то случилось? – обеспокоенно поинтересовался он, и Тики осторожно сел рядом с ним на постель, неопределённо кривя губы.

– Не то чтобы случилось… – задумчиво признался он спутся пару минут. – Просто хотел у тебя поинтересоваться, нет ли каких мыслей насчет того, что же за русалку мы везем к нашему императору?

Мана вскинул брови и приподнялся на кровати, устраиваясь в положении полулежа и неотрывно глядя куда-то вроде и на Тики, а вроде – мимо него.

– А ты имеешь какие-то свои соображения на этот счет? – осторожно поинтересовался он спустя где-то полминуты раздумий. – С чего ты вообще об этом задумался, давай начнем с этого.

Тики издал длинное задумчивое «хм-м» и пересказал брату произошедший между ним и тритоном короткий разговор по окончании боя.

– Он сказал, что само море будет меня ненавидеть, – утвердительно произнес мужчина под конец. – Я всю голову сломал над тем, что это может значить.

Уолкер озадаченно надул губы и смерил его понимающим взглядом.

– Честно говоря, – наконец виновато произнес он, – даже не знаю толком… У них есть иерархия – потому что есть государственность, но я сейчас просто не припомню, чем они отличаются друг от друга в этой иерархии… Но все же, – здесь брат прищурился как-то лукаво, – сам ты как думаешь?

Тики отвел глаза, упорно глядя в стену, а не намекающего на что-то непонятное и явно совершенно несбыточное брата, и потер пальцем висок.

– Она на упавшую звезду похожа, – наконец нехотя признался в своих соображениях он. – Хотя это скорее фантазия, чем реальность.

Потому что русалки не могут быть звёздами. И уж тем более русалки не могут не бояться людей. Так странно, что Тики осознал это лишь сейчас – когда Алана сама набралась смелости и сказала ему об этом.

Мана загадочно улыбнулся, отведя взгляд к одной из полок с книгами, и мягко опустил голову набок.

– Кто знает… – таинственно протянул парень и перевёл золотой мерцающий взгляд на нахмурившегося в ожидании какой-нибудь глупости Микка. – Может, она как раз и звезда. Твоя звезда.

Тики иронически закатил глаза, не желая ругаться с братом, но всё же раздражённо буркнул:

– Она боится меня, Мана. А ты говоришь о каких-то несусветных глупостях.

Уолкер в ответ лишь рассмеялся, словно говоря, что это Микк говорит о глупостях, и вздохнул.

– Хотя кое-что я всё-таки могу рассказать, – наконец напряжённо проговорил он, и Тики в ожидании подобрался к нему ближе. – Белый цвет у русалок обозначает изгоя.

Мужчина поражённо распахнул веки, неверяще вглядываясь в его мрачно-грустное лицо. Неужели Алана была изгоем? Такая красивая, замечательная и искренняя, похожая на упавшую звезду, она была изгоем?

Мана кивнул, словно подтверждая свои слова, и продолжил:

– Они считают, что так луна отмечает тех, кто забрал жизнь матери в ночь рождения. А русалки не имеют права отбирать жизнь, потому что они – морские жрицы, понимаешь? У них лишь тритоны способны убивать, да и вообще драться, в то время как русалки – посвящают себя морю и семье, – парень горестно вздохнул, будто ему было ужасно жаль, и добавил: – И потому беловолосые русалки считаются в их обществе изгоями.

– Но она же… – Тики судорожно выдохнул, пряча лицо в ладонях и чувствуя, что ему становится еще паршивее. – Она же такая… красивая, такая… разве она может быть изгоем, Мана? – он вскинул на брата полные надежды глаза, но тот только устало пожал плечами и, протянув руку, осторожно похлопал мужчину по колену.

– Не расстраивайся так, Тики, – от короткой улыбки стало легче, но ненамного. – Ведь за ней уже пришел один молодчик, верно? – тут Мана хохотнул. – Который назвал ее любимой дочерью моря. А может ли для русалки быть что-то прекраснее и почетнее?

– Мало радости в почете, когда тебя считают кем-то ненормальным, – вполне резонно, как ему казалось, заметил Микк.

Мана тепло сверкнул на него глазами и снова хлопнул по колену в знак ободрения.

– Не думай об этом так много, брат, – посоветовал он ласково, – вы еще обязательно подружитесь, просто дай ей время, ладно?

Мужчина хмыкнул и накрыл узкую ладонь брата своей, легко сжимая его прохладные пальцы и думая о том, какая же он свинья. Мане ведь плохо, но он не отдыхает как то положено в его состоянии, а утешает своего непутевого братца.

– Спасибо, конечно, – все же горько усмехнулся Тики, – но разве можно дружить с тем, кого ты боишься?

– Это не страх, а благоговение, – поправил его Мана, так и не утрачивая своего знаменитого, наверное, на всю Поднебесную доброжелательного спокойствия. – И не смейся, – укоризненно попросил он, – ты просто не видел, как Алана смотрела на тебя во время сражения. Это было восхищение, а не страх, поэтому волноваться здесь не о чем.

Тики все же хохотнул, отчего-то совершенно не веря ему, потому что вчера же девушка призналась ему в причине своего страха, и Уолкер, словно прочитав его мысли, покачал головой с таким видом, будто мужчина был неразумным ребёнком, который не видел чего-то до жути очевидного.

– Уж что я точно понял про нашу русалку, так это то, что она ужасная социопатка, – с коротким невесёлым смешком вздохнул парень и хитро сверкнул золотом глаз в полутьме каюты. – Она сама придёт к тебе, – мягко, но настойчиво сказал Мана, прикрыв веки, – как только поймёт, что не боится, а восхищается, – улыбнулся он.

Микк скептически приподнял бровь, мысленно соглашаясь со словами брата, но всё равно не смог удержаться от шпильки:

– Как с Неа, да? Интересно, когда же он поймёт-то?

Уолкер возмущённо распахнул веки, смотря на него с негодующей хмуростью, и отвернулся, обиженно надувшись.

– Не смешно, – раздражённо буркнул он, и Тики мягко коснулся его плеча, вставая с кровати.

– Отдыхай, брат, – попрощался мужчина и покинул каюту.

Вообще-то Тики полагал, что дурака-Неа, который был умным и проницательным только в том случае, если дело его не касалось, стоит подтолкнуть к мысли о том, почему же после смерти матери он так уцепился за собственного близнеца и так ревностно оберегает его.

Ведь у Маны даже ни разу не было женщины.

Не то чтобы это странно или срамно – разумеется, нет. Просто времени и сил на женщин у брата не оставалось из-за Неа. Который опекал его днем и ночью, замечал каждое ухудшение в его здоровье и носился с ним как мещанка с коробкой свежих куриных яиц.

Микка это забавляло сначала, но не слишком долго, потому что он быстро пришел к одному выводу – Неа влюблен. В общем-то, это не было чем-то удивительным – близнецы всегда были вместе, и Мана всегда был слабее своего старшего брата физически, потому Неа о нем заботился. А после смерти императрицы Катарины эта их связь – она, казалось бы, стала еще теснее.

Казалось бы.

Первый месяц после войны Неа даже спать приходил в покои брата, потому что его мучили кошмары, а когда кошмары эти кончились, хуже стало самому Мане, очень трепетно относящемуся к матери и брату и ужасно переживающему. Неа же счел себя виновным в ухудшении здоровья близнеца и теперь всячески пытался ему угодить. Вот только в итоге это их и разделило – они по-разному относились к произошедшему и хоть тянулись друг к другу – не могли друг друга понять.

Тики вновь вышел на палубу, озираясь в поисках русалки, и вскоре заметил ее наблюдающей за резвящимся с Неа Изу, которого брат посадил на ванты, устроившись рядом. Сам Неа обожал прохлаждаться наверху, на реях, и следить за морем, а теперь, видно, решил приучить и мальчика.

Вообще-то Микку казалось, что воспитывать Изу теперь будет вся семья. И за это он еще больше любил своих близких.

Алана улеглась на палубе, вся сияющая в солнечных лучах, переливающаяся алмазами и серебром и безбожно красивая, и Тики просто не мог представить, что она была изгоем среди своих. Хвост у девушки напоминал чем-то раскрытые паруса, такие же пышные и тонкие, и мужчина всё то время, что русалка провела с ними (недели две всего, а казалось, что уже вечность прошла), сдерживал себя от желания прикоснуться к её плавникам, которые отчего-то казались шёлковыми в своей нежной хрупкости.

Никто из экипажа к ней подходить не храбрился: девушка весьма бойко протыкала нерадивых моряков ядовитыми шипами, отчего двое из них пролежали три-четыре дня с лихорадкой (у Неа был иммунитет к ядам – наследник престола же, как-никак, а их всех ядами травили чуть ли не всё детство), а после того, как вчера она завалила тритона с веселым хохотом и радостью в глазах, никто к ней подходить уже не собирался.

Правда, все с восторгом и одобрением приняли то, что русалка была задиристой и вполне сильной, способной за себя постоять, потому что даже сам Тики до сих пор с восхищением вспоминал, как плавно и без паники Алана вчера взлетела в воздух, вновь напоминая ему морскую богиню (больше ведьму, но всё равно богиню), и как сверкали её серые глаза, полные предвкушения и какого-то долгожданного веселья, и какой она была прекрасной, когда выхватила меч, а потом стремительно прижала Канду к палубе.

И потом эта ведьма признаётся, что боится его.

И мало того – боится, что Тики причинит ей вред.

Мужчина присел рядом с ней и, толком не зная, с чего начать, просто поприветствовал девушку.

– Ммм… Доброе утро, – Алана буквально подскочила на месте, стоило только ему приблизиться. Она распахнула глаза, глядя на него с каким-то опасливым волнением, и мужчина, потерев руками лицо в абсолютной растерянности, уже открыл рот, чтобы просто быстро сказать ей, что хотел, но девушка опередила его.

– Я с тобой в порт пойду, ладно? – она прикусила губу, глядя на него с легким прищуром – как и тогда, когда они стояли на палубе вместе с Маной – как будто за спиной Микк прятал солнце. – Неа сказал, ты снова сегодня пойдешь на сушу, ведь так?..

Тики коротко кивнул, совершенно не в силах переварить это восхищенное облегчение в ее взгляде, и все-таки осмелился заговорить:

– Да-а, поэтому… – он вздохнул, надеясь, что поднявшийся в животе ветер поможет ему, – поэтому я и подошел, – не очень хорошее начало, но что поделать. – Если ты пойдешь со мной, тебе надо знать, как звать меня… сразу я тебе объяснить забыл, но теперь это… необходимо, в общем.

Алана кивнула, как будто даже слишком охотно соглашаясь его выслушать (что странно), и сцепила руки в замок, отводя взгляд и быстро моргая.

Тики ощутил себя еще более виноватым, хотя за что – непонятно, но девушка не дала ему предаваться сожалениям по неудавшейся дружбе слишком долго. Точнее, вообще не дала.

– Я тоже хотела тебя спросить об этом, – торопливо призналась она, облизывая губы и снова поднимая на него прищуренные глаза. – Ты сказал, что я могу позвать тебя или Ману в первый день, но не сказал – как именно, вот я и…

А ты боялась ко мне подойти из-за этого проклятущего сияния, с горечью закончил за нее Тики, однако лишь кивая вслух.

Алана замолкла, смешно насупившись, словно не могла подобрать слов, и посмотрела в сторону моря, так и продолжив молчать, будто усердно раздумывая над чем-то, отчего мужчина просто не осмелился прервать её наполненное каким-то смыслом безмолвие.

Микк не позволял себе думать, что он просто любуется ею в такие моменты. Потому что именно в такие моменты русалка напоминала что-то древнее, взрослое, загадочное и божественное, что-то неземное. Алана спокойно вглядывалась в морскую гладь с лёгкой улыбкой на губах, и было столько мягкой нежности в её глазах, что просто удивительно.

Что хотелось тоже хоть раз почувствовать этот взгляд на себе – взгляд, полный ласки, а не страха и панического трепета.

Девушка вдруг вздрогнула, обернувшись к нему с виноватым выражением лица, и неловко хохотнула, притронувшись к алой росписи на щеке.

– Просто позови меня, – решил помочь ей Тики. – Я обязательно услышу.

Алана непонимающе нахмурила брови, пытаясь, видно, вникнуть в такую простую инструкцию, и озарённо хлопнула в ладоши, расцветя солнечной улыбкой.

– Ветер, да? – восхищённо поинтересовалась она, опустив голову набок, и Микк заметил показавшиеся из-под серебряных волос жабры на шее.

Он кивнул, заставив себя не смотреть на эти жабры – потому что девушка была… очень непохожей на него, совершенно другой, вообще-то, но несмотря на это – прекрасной до дрожи в пальцах.