Текст книги "Жемчужница (СИ)"

Автор книги: Anice and Jennifer

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 65 страниц)

– Серьезно? – выдал он наконец шокированно. – Нет, правда?! Что же это за русалка такая? Я думал, она древняя как манускрипты из нашей библиотеки!

– Ну так она и так древняя, – усмехнулся Лави, пожимая плечами, и Вайзли недоуменно нахмурился, явно не понимая, что имеет в виду парень.

– Они живут по отличным временным промежуткам? – тут же, однако, собравшись, заинтересованно спросил он и задумчиво замычал на кивок. – Любопы-ы-ытно, – протянул юноша, вновь уйдя с головой в своим размышления и чиркая что-то карандашом в толстый блокнот.

Лави хмыкнул, давно привыкнув к привычке друга отвлекаться на свои исследования или различные научные мысли, и потрепал Вайзли по голове, заставляя того в ту же секунду замереть. И – обернуться к нему с удивлением на лице.

Лави ощутил, как щёки готова залить краска, а с волос – посыпаться всполохи, и моментально отдёрнул руку, неловко хохотнув.

– Они просто воспринимают время по-другому, но ты прав: живут они и правда в отличных от человеческих годах, – постарался как можно спокойнее проговорить парень, не обращая внимания на то, как Вайзли тут же деловито принялся слушать его и записывать необходимое в тетрадь.

А потом вдруг юноша встал и крепко обнял его, вынуждая удивлённо выдохнуть. А ещё сердце у Лави забилось так, словно желало вырваться из грудной клетки.

– Я рад, что ты вернулся, – улыбнулся Вайзли, щёлкая остолбеневшего парня по носу.

Лави чуть улыбнулся, определенно не зная, куда деть свое непрошенное смущение (которое почему-то проснулось именно сейчас), и, чтобы не тормозить разговор и не давать другу поводов для каких-либо подозрений, согласно кивнул:

– Я тоже.

Они проговорили до поздней ночи – про заморские княжества, про нашумевшие в Поднебесной последние праздники, про Алану (Лави старался быть объективным, но вышло забавно), про императора… И еще – про близнецов. Лави обмолвился, что между ними многое произошло – между ними всеми вообще многое произошло, но это не так уж и важно – и что Адам слету их раскусил, и Вайзли хохотал так, что в итоге ему пришлось пересесть из-за стола на кровать – упрямого дурака немного шатало, а он все равно сидел за своими опытами.

– Наконец-то, – закатил глаза он, немного успокоившись, хотя так и не прекращая посмеиваться иногда, – а то в семье уже только что не спорили на то, когда же у Неа терпение лопнет.

Новость о братьях, кажется изрядно его оживила и освежила. Щеки у Вайзли стали не такими бледными, а глаза мягко засияли. Правда, ненадолго. И Лави почти знал, в чем тут дело.

Уж не старик ли говорил, что ни один из этих разинь так к нему и не заглянул?..

– А ко мне даже не зашли, – действительно вздохнул парень. – Скоты домашние, что про них сказать.

Лави закусил губу, пытаясь не показывать, что ему и правда было обидно за то, что ни один из братьев не навестил его, хотя были они тут со вчерашнего вечера. Нельзя было, что ли, хотя бы на минутку заскочить? Неужели это было так трудно? Близнецы явно были заняты лишь собой, хотя и Тики недалеко от них ушёл: вероятно, вновь миловался с зубаткой, наплевав на морские законы.

– Ты… ну прости их, – однако неловко пожал парень плечами, и с его губ сорвалось быстрее, чем он смог осознать: – Давай я к тебе и завтра тогда приду?

Вайзли взглянул на него с едва скрываемой надеждой, заставляя вновь чуть ли не покрыться краской незнакомого и явно лишнего сейчас смущения, и обрадованно выдохнул:

– А тебе и правда не сложно?..

И столько в его голове было надежды, словно юноша… ужасно хотел, чтобы Лави приходил к нему как можно чаще, но никогда не мог об этом сказать. Хотя как он мог о таком попросить, и то верно: у Книгочея-то, который колесит по миру и записывает историю. Которому не предстало задерживаться на одном месте дольше положенного.

– Конечно, нет, – ответил Лави, чувствуя, что просто не может ему отказать. Что не может соврать. Потому что тоже хотел приходить к хилому болезненному парню как можно чаще.

Вайзли просиял.

– Тогда очень хочу! – согласился он, снова став как будто румянее и живее. И даже хохотнул: – Должен же кто-то меня тут слушать и развлекать, а то томлюсь тут как пленник в темнице!

…или как девица на выданье, подумал Лави – и мотнул головой, прогоняя эту мысль. Друг может смертельно обидеться на какую-то такую шутку, потому что к женщинам и девушкам имел отношение… никакого отношения не имел, в общем. Он с ними общался немногим чаще, наверное, чем Мана. Но если императорский сын стеснялся, бедовый сын своего отца сыпал едкостями направо и налево, и его даже в академии женщины не любили.

Уж не потому ли, что он даже вязал лучше них?

Лави все-таки хохотнул, стоило только вспомнить про «домашнее» увлечение друга, за которое тот брался, когда его не допускали до вожделенных пробирок, и даже задался вопросом о том, действительно ли Вайзли лечится собственными изобретениями или это просто отмазка, чтобы не жить в замке все время болезни?.. Ведь вязание – это хорошо, но в замке парень мог только этим и заниматься, потому что лабораторий там никогда не было – императорская чета берегла детище Дориана, и никому не хотелось, чтобы древние стены повредил какой-то случайный взрыв.

А Вайзли же был ужасно гиперактивным несмотря на все свои болячки, слабости и постоянные недомогания. Иногда Лави даже ловил себя на том, что боится, что юноша мог по дороге потерять сознание и как-нибудь неудачно упасть. Или нести вновь огромную стопку необходимых документов в одиночку и запнуться где-нибудь на ровном месте, полететь по лестнице и переломать себе все кости. И много чего ещё могло с ним случиться, на самом деле. С такой-то жаждой чем-либо заниматься.

– Ты чего хохочешь? – с наигранной обидой поинтересовался Вайзли, щёлкая его по носу и отвлекая от своих размышлений.

– Да так, – смешливо фыркнул Лави, уворачиваясь от ещё одной попытки щёлкнуть его, и показал юноше язык. – Секрет.

Вайзли с иронией закатил глаза, взглянув на часы, и широко зевнул, встряхнув после этого голову.

– Я бы рад с тобой ещё поговорить, но меня в сон клонит так, что я чуть ли не падаю, – растерянно признался он так, словно не хотел ложиться, а желал и дальше продолжить их бессмысленные, на самом деле, разговоры, но Лави понимающе улыбнулся, легко ударяя друга в плечо, и пожелал ему спокойной ночи.

Через несколько минут, когда он, вновь замаскировавшись под стены (и это не потому, что стеснялся, а потому, что слухи могли поползти не самые приятные, именно так), выбирался из академии, парень думал, что ему хотелось бы приходить к Вайзли чаще.

Кроме того, осуществить это было просто, пока Лави находился в столице – ему ведь все равно особенно нечего было делать, а Вайзли… он был хорошим парнем – и другом – и мог стать замечательным способом отвлечься от мыслей про Алану и семью. Ведь когда ты беспокоишься за кого-то другого, на свои самокопания просто нет времени.

Когда Лави вернулся в замок, было еще не так уж поздно – всего четверть десятого, – и потому парень решил не откладывать замеченное себе перевоспитание Тики в долгий ящик. Он на самом деле искренне надеялся, что друг еще не ополоумел от любви и не сидит рядом со своей возлюбленной ведьмой, сторожа ее сон, поэтому, когда все же заскочил к Алане в комнату, чтобы на всякий случай это проверить, вздохнул с облегчением. Девушка мирно спала, разметавшись на кровати, и чужое присутствие в ее комнатах создавали только несколько горящих по углам свечей. Лави заподозрил, что это было сделано специально, чтобы ей не было страшно, но поспешно отогнал эту мысль, дабы не дать развиться в своей груди новому чувству к этой зубатке, ибо для этого было еще рановато, пусть он и оказался к ней все-таки очень привязан.

Именно поэтому, поспешно убравшись из ее комнат, он направился непосредственно в покои Тики (которые грозили вскоре превратиться то ли в семейные пенаты, то ли в супружескую спальню) и с облегчением, перемешанным с негодованием, нашел его там.

Оказалось, что Микк занимался с Изу грамотой. Этот факт Лави немного смягчил.

Потому что если бы этот околдованный сейчас занимался бы чем-нибудь другим, а не обучением своего сына (так странно было называть мальчика сыном Тики), парень бы сейчас точно бы разругался с ним.

– Ты вообще помнишь, что у тебя братья есть? – сходу поинтересовался Лави, надеясь застать мужчину врасплох, чтобы у того не было даже и времени на придумывание ответа или оправдания. Изу крупно вздрогнул, отрываясь от прописи и стремительно приподнимая кисть над столом, чтобы бы не пустить кляксу на бумагу, и удивлённо посмотрел на парня своими светло-голубыми глазами. На его голове, расправив крылья, грыз какую-то сладость Тим, и Лави в который раз удивился, какого манты духи не сторонятся этого мальчишку.

Тики вскинул голову, глядя на него со святым недоумением, и брови его поползли вверх.

– Помню, конечно, – отозвался он негромко и удивленно выдал: – А в чем, собственно, дело?

– А в том, что надо изредка навещать своих больных родственников, – Лави сердито поджал губы и скрестил руки на груди, опираясь спиной на дверной косяк. – Вайзли обижен, – заметил он как бы между прочим. – У вас всех сегодня был целый день, и если Неа и Мана… ну дракон с ними, они друг другом заняты, то ты мог бы взять малька, – парень кивнул на притихшего Изу, – и навестить его. Вайзли болеет, но ему настолько скучно, что он снова сидит за своими опытами, которые уж точно не влияют на его здоровье благотворно.

Микк в ответ на это прикусил губу и опустил голову. Если честно, Лави не сомневался в его здравомыслии и способности признавать свои промахи, но все же теплилось где-то внутри него подозрение иногда, что Алана все-таки свернула ему мозги набекрень со своими тайнами и проблемами.

Нет, он понимал, что ей нужна помощь (ему самому нужна была помощь, если говорить начистоту, но он стеснялся ее попросить), но ведь Тики не должен забывать и о семье. О людях, с которыми провел большую часть жизни.

– Ты прав, – с тяжёлым вздохом вдруг сказал мужчина и виновато поджал губы. – Спасибо, Лави, я идиот, – он перевёл взгляд на застывшего парня и улыбнулся. – Напоминай мне про это иногда, ладно?

Напоминать? Иногда?

А как же щелбан? А как же шаловливый порыв ветра? А как же, манта раздери, покровительственный взгляд я-всё-знаю-мелочь?

Лави неловко хохотнул, чувствуя себя мальчишкой несмышлёным, и заторможено кивнул, понимая, что ведёт себя как идиот.

Сколько вообще прошло времени с последнего раза, когда он себя вообще так вёл?

Ха, кажется, идиотом парень был все эти четыре сотни лет.

– Ладно, – ответил все же Лави, растерянно потерев шею. Ему это было очень странно – то, что Тики так легко соглашается с подначками в свою сторону и даже принимает их. Да, он признавал свои промахи, но ведь… ведь каждого из них можно было понять, разве нет?

То есть, ну… о, сам Лави сходил к Вайзли только после того, как Адам ему это предложил, хотя думал о друге все время поездки с Пандой, потому что когда они отбывали от столицы, бедовый сын своего отца тоже был очень болен и даже не пришел на пирс, чтобы попрощаться. Так что Лави ли было судить Тики? Он ведь не знал, что творится в голове друга.

– Если хочешь, можем завтра вместе к нему сходить, – предложил парень, сглаживая неловкость. – Вайзли обрадуется, хотя уже успел окрестить своих эгоистичных братьев скотами, – он весело сморщил нос, и Микк, словно отмерев, рассмеялся.

– Конечно, – согласно кивнул он. – Но пока мы не идем к Вайзли, может, присоединишься к нам? Поможешь мне учить моего малька, – здесь мужчина ухмыльнулся, и Изу, до этого как-то пугливо вжимающий голову в плечи (докатился, подумал Лави со смесью разочарования и стыда, уже даже ребенок тебя боится), удивленно распахнул глаза. – Потому что в объяснениях я все-таки не мастак…

Парень на секунду задумался – и пожал плечами, подходя и присаживаясь рядом.

А почему бы, манта побери, и нет?

В таком темпе прошло два дня: он ходил к Вайзли, в присутствии которого сердце колотилось как сумасшедшее, закапывался книгами в библиотеке, оккупировал дворцовый бассейн, наслаждаясь солнечными лучами и доносящимся шумом волн, общался с Тики и обучал грамоте оказавшегося довольно милым Изу. И совсем иногда – заходил к ведьме, пока никто его не видел. Он не мог понять зачем делал это, но, опять же, к зубатке его тянуло – да и во сне она выглядела настолько безобидно, что даже и нельзя было подумать, что она и являлась той безумицей, которая топила и убивала людей и на которую устраивалась грандиозная и единственная в своём роде охота.

Лави не желал думать об этом, но постоянно возвращался мыслями к той самой охоте, о которой слышал только из уст управителей, которые подавляли, по сути, восстание. Морской народ всегда был слишком верующим – а потому было совершенно неудивительно, что они решили принести в жертву среброволосую ведьму, наплевав на то, что она была царевной и русалкой.

Лави ходил к ней в спальню и вспоминал те почти полгода, что провёл рядом со спящей Аланой – что было единственным разом, когда она была спокойной и не безумной, будучи запертой в бухте.

И спустя два дня, в один из таких бесцельных походов, русалка вдруг раскрыла глаза и счастливо потянулась, трепеща жабрами и щёлкая позвонками.

– Ну что, выспалась? – с издёвкой спросил Лави, на самом деле, слегка шокированный, что она проснулась именно сейчас. Наверное, стоило позвать Тики. Наверное, стоило вообще по-тихому сбежать отсюда, пока его не заметили.

Алана вздрогнула и перевела на него удивлённый взгляд, после чего светло улыбнулась.

– Ещё хочу, если честно. Но больше пока нельзя.

Парень хмыкнул.

– И правильно. А то твой муженек столько всего интересного про тебя не знает, – заметил он, наплевав на то, что его могут хорошенько отколотить хвостом. В конце концов, душевное здоровье Тики ему было дороже, так что стоило узнать, что у зубатки на уме, раз она позволила мужчине выпить своей крови.

Алана вскинулась так резко, словно не потягивалась только что лениво, а так и сидела, готовая напасть в любой момент. Ее бледные щеки покрылись красными пятнами, и это было так странно, что Лави на секунду даже опешил.

– О-откуда т-ты з-знаешь? – выдохнула девушка крайне смущенно, как будто даже не собираясь его колотить, а напротив – опасаясь того, что это он ее поколотит и как-то словно бы бессознательно отодвигаясь к другому краю кровати.

– Про муженька? – Лави завел глаза. – Откуда надо, оттуда и знаю, глупая зубатка, так что лучше тебе сразу рассказать мне, что ты планируешь, а не юлить. Тики чуть удар не хватил, когда он увидел, что ты не просыпаешься! Какого манты ты вообще не предупреждаешь его о таких важных вещах? И ведь вроде любишь, а того и гляди в гроб загонишь! – сказал и сам удивился горячности своей тирады. И – понял, что Алана от удивления не стала особенно ревностно допытываться, откуда ему известен такой пикантный факт.

Вместо этого она опасливо сжалась, упершись спиной в изголовье, и, метнув нечитаемый взгляд (Лави отчего-то показалось, что там плескалась злость) на свой хвост, остервенело накрыла его покрывалом – парень проследил, как длинный шрам скрывается под мягкой тканью и только после этого понял, что всё это время бессовестно пялился на её увечья.

– А от этого есть какая-нибудь разница? – низким голосом проговорила Алана, сводя брови к переносице и словно бы пытаясь взглядом прожечь в Лави дырку. И если бы он не знал, что зубатка с огнём совершенно никак не дружит (даже боится), то точно бы отшатнулся, стремясь скрыться он пронзительных серых глаз.

– А то, что Тики за тебя переживает и постоянно волнуется, тебе ни о чём не говорит? – едко поинтересовался он, чувствуя, как внутри вновь разгорается этот пожар ненависти к ней. Глупая, глупая, глупая безумная идиотка, так долго пробывшая в одиночестве, что совсем разучилась общаться с людьми!

Алана гневно поджала губы, явно не желая рассказывать своих мыслей, и Лави ядовито усмехнулся, желая – просто наконец желая – понять, что же было у неё на уме.

Потому что русалка же и правда любила Тики. Но своим поведением приносила ему больше бед, чем радости.

– Так и будешь молчать и прожигать меня взглядом, ведьма? – язвительно хмыкнул он, и девушка возмущённо втянула воздух, угрожающе наклоняясь, словно готовая в любой момент кинуться на него.

– А был смысл в том, чтобы говорить ему? – на одной низкой спокойной ноте проговорила Алана, ни разу не вильнув голосом – словно и не она сейчас внушает в Лави этот первозданный трепетный страх. Тот самый страх, когда начинаешь драться с этой безумицей. С жрицей, которая без какого-либо интереса направляет на тебя свою тонкую коралловую ладонь – и бурную огромную волну, норовящую потопить под собой.

– О, вот как? – парень прикусил изнутри щеку, собирая всю свою волю в кулак, и сердито вскинул подбородок. – Тогда нет, наверное, смысла говорить, что Тики хочет твоей руки у царя просить, да? – выдал он на одном дыхании и замер, наблюдая с затаенным торжеством, как меняется взгляд русалки от одного только смысла этих слов.

– Что?.. – только и произнесла она одними губами, ошеломленно приоткрывая рот и застывая на своем месте, изумленная и недоумевающая. И – не на шутку обеспокоенная услышанным.

И немудрено – Лави сам, честно сказать, струхнул, когда Тики только сказал ему об этом. Но мужчина говорил так решительно и неколебимо, что сразу же стало ясно – его никаким образом не получится отговорить, а потому – лучше стоять в сторонке, страхуя его и не давая ему оступиться.

– Только то, что ты слышала, – сердито выплюнул он, чувствуя, как страх перед Аланой окончательно истаивает. – И не думаю, что у тебя выйдет переубедить его – лучше вообще молчи о моих словах, если не хочешь нарваться, ясно? Он это уже явно давно для себя решил, и его никакая сила не собьет с намеченного пути.

– Но это опасно! – девушка всплеснула руками и тут же обессиленно упала на подушки, как будто не зная, что предпринять в таком сложном случае, но не в сила сидеть на месте. – Отец ведь может его убить, как ты не понимаешь?!

– А ты – можешь убить его достоинство, – фыркнул парень и с вызовом скрестил на груди руки. – И вот хочешь, я тебе отвечу на правах давнего друга, что для него важнее?

Алана убито покачала головой, явно и сама догадываясь о том, что уж точно не жизнь (ибо есть ли смысл в жизни бесславной, опозоренной и одинокой – ведь русалку могли все-таки забрать).

– Но… – она горестно закусила губу и вскинула на Лави загнанный взгляд, совершенно теряя сходство с ужасающей морской ведьмой и становясь испуганной беспомощной девчонкой, которой не то что пятисот – даже и двадцати ни за что не дашь. – Но что тогда делать, а?..

– Обогнать его? – тритон присел рядом с ней на самый край кровати и потер руками лицо. – Слушай, я тоже ужасно не хочу его смерти, но для того, чтобы все остались в живых, вам надо действовать сообща.

Алана посмотрела на него, долго не отводя взгляда, и вдруг вокруг них соткался из воздуха водный пузырь – явно для того, чтобы никто случайно не услышал их разговор.

– Как? – выдохнула она наконец, и её серые глаза… Лави поймал себя на том, что смотрит в них, утопает в них, и это была не та бездонная бездна, в которой тонули крошившиеся корабли, не та страшная пучина, в которой гибли невинные люди, умоляя спасти и получая в ответ лишь пустую сумасшедшую улыбку, – нет, это было тёплое озеро, прогретое солнечными лучами.

Как долго парень лишал себя этого? Как долго игнорировал этот нежный омут, в котором мог бы и сам найти спасение?

…четыреста лет, Лави.

– Сначала всё же объясни мне, – начал парень, отвлекаясь от своих мыслей (которые грызли его, грызлигрызлигрызли подобно мышам, грызущим зёрна), и проследил, как Алана растерянно отводит взгляд, кутаясь в тонкое покрывало, явно понимая, что же ему хотелось спросить. – Почему ты не сказала ему про кровь?

Девушка сглотнула, закусив губу, вмиг став неуверенной девочкой, совершенно влюблённой и волнующей девочкой, и тихо шепнула:

– Я не знала, надо ли ему это было.

Лави возмущённо вздохнул, желая разразиться новой гневной тирадой в защиту и оправдание Тики, но зубатка тут же продолжила, не давая ему и слова вставить:

– Он так молод, понимаешь? Ему всего двадцать пять, – и столько тоски, столько грусти было в её голосе, что парню ничего не оставалось, кроме как горестно вздохнуть, напоминая себе, что эта ведьма – неадекватная и пробывшая взаперти большую часть жизни его тётка.

– А ты его об этом спросила? – Лави вытянул губы трубочкой и вздохнул. – Ведь не спросила же? Хочет ли он остаться с тобой навсегда и все такое?

Алана в растерянности хрустнула пальцами.

– Ну… он говорил, что хотел бы… видеть меня своей женой, – промямлила она едва слышно. – То есть… он… он спросил, хочу ли этого я, – здесь русалка закусила губу и внезапно выпалила, отчаянно краснея: – И у него был такой вид, будто он просто умрет на месте, если я скажу ему «нет»! А я и не собиралась! Я же люблю его, понимаешь?!

Лави втянул носом воздух, внушая себе, что к ненормальным, чересчур экзальтированным дамочкам надо быть терпеливее, и вкрадчиво переспросил:

– То есть он тебе замуж предложил за него пойти, и ты согласилась, но при этом смолчала о том, что если он выпьет твоей крови – это будет считаться за обряд бракосочетания, так? – Алана сжалась под его тяжелым взглядом как нашкодившая девчонка и мелко закивала. Парень поник плечами. – Так какого дракона ты комедию тут ломаешь, а?! Он молод, ему всего двадцать пять! Вот только ведет он себя умнее тебя раза в три!

– А если ему надоест?! – в голосе девушки послышались малость истерические нотки. Она снова вскинулась. – А если он разлюбит меня?.. Ему ведь будет в тягость мое общество, я же долгожитель уже сейчас, да и еще жить буду, если не сдохну…

– А то, что ты его обрекла на жизнь почти что в тысячелетие, тебе ни о чем не говорит, нет? – с терпением все-таки были проблемы. Лави заметил, как снова начинает повышать голос, и стиснул зубы.

Русалка неловко пожала плечами и выдала, явно сама не веря в свои слова и просто, как видно, жаждая отбиться хоть таким аргументом.

– Так люди всегда носились за долголетием!

И это был бы хороший аргумент, кстати. Вот только речь шла о Тики, и здесь подобное условие не котировалось от слова «совершенно».

– Тики не из их числа, глупая зубатка, – холодно процедил тритон, выпячивая подбородок и мысленно костеря дурочку на чем свет стоит, – и если ты еще раз оскорбишь его недоверием, я передумаю помогать тебе, ясно?

И тут Алана взглянула на него так зло и ядовито, что внутри к Лави что-то дрогнуло, желая спрятаться, но, манта её сожри, он ни за что не спасует перед этой зубаткой, хоть тысячу раз она будь царевной и морской ведьмой!

– А ты, что, – язвительно начала девушка, кривя губы в ломанной издевательской ухмылке, – захотел мне вдруг помочь?

Лави возмущённо раскрыл рот, шумно втягивая воздух, но так ничего не говоря, и замер.

Она лишь со злости. Лишь для того, чтобы как можно больнее кольнуть – своих-то шипов для этого ведь уже не было (а те, что на руках, были почти что бесполезны – особенно, против него, такого же носителя такой же ядовитой крови и таких же шипов). Лишь чтобы ощетиниться и не ковырять очередную коросту, которая явно скрывает под собой только-только переставшую гноиться рану.

Лави прекрасно понимал её.

Потому что сам был таким же.

Потому что, как-никак, а был её племянником.

А потому и поступил он именно так же:

– Ох, тогда сама, ведьма, и разбирайся, – в гневе прошипел Лави, разбивая пузырь тонким всполохом огня и не желая даже смотреть в сторону этой лелеющей свои коросты зубатке.

Теперь ему надо было как-то себя утешить.

Лави бурей промчался по коридору и уже почти выскочил из дворца по направлено к главной площади столицы, где монументом высилась громада имперской академии, но буквально на выходе столкнулся с удивленно замершим от такого приветствия Тики.

Тот шокированно хлопнул глазами и мягко отстранил Лави от себя, придерживая за плечи.

– Все нормально? – тон у него был обеспокоенный. Отметил, откуда выскочил тритон? Или что-то еще? – Лави, эй!

– Чего тебе? – огрызнулся парень, поджимая губы и заводя глаза. – Беспокоишься за свою рыбку?

Микк вздохнул и потер лоб рукой.

– Я за вас обоих беспокоюсь, – отозвался он предельно спокойно. – И если вы опять поссорились, это ужасно, правда. Не мне судить вас двоих, но вы оба очень близки мне, и я не хочу вас терять из-за того, что вы друг друга не переносите, понимаешь?

Лави замолк, тут же снова ощущая себя рядом с мужчиной глупым и неопытным, несмотря на то, что старше был на много десятков лет. Потом – прикусил губу и вскинул на Тики глаза.

– Дело не в этом, – тихо сказал он, – а в том, что ты мой друг, и я не хочу, чтобы тебе было плохо, а Алана – она сама не знает, чего ей надо.

– Ну уж в этом мы точно разберёмся сами, – хмыкнул Микк, тут же смягчаясь, и накрыл пятерней его макушку, легко ероша волосы. Легко – и как-то совсем по-братски.

Тритон закусил изнутри щеку и вывернулся из-под его руки, отскакивая чуть вбок.

– Ну и отлично, – буркнул он скомканно, смущенный своей внезапной откровенностью. – Вот и разбирайтесь сами. А теперь уйди с дороги.

Тики улыбнулся уголками губ (о, ну как он любил так улыбаться! Лави это всегда дико раздражало!), как будто все понимал, и отступил в сторону.

И тритон тут же бросился прочь из дворца. По коридору, в котором было более чем достаточно места и безо всяких принцев, которые уступали ему дорогу. На то, что Тики, лишь минуту назад бывший спокойным и собранным, кинулся в сторону спальни зубатки так, словно за ним гналась свора голодных волков, он предпочёл не обращать внимания.

Они сами разберутся.

А Лави – а Лави просто спрячется у Вайзли в кабинете, развалившись в кресле и уткнувшись в какую-нибудь книжку, и это точно не будет бегством – потому что нельзя было убежать от вездесущей, манта её разорви, русалки, которая занимала все мысли парня последние несколько дней (лет, десятилетий… веков?..).

Алана так смотрела на него, будто была готова броситься в любой момент и разорвать в клочья – лишь из-за того, что Лави завёл речь о морском ритуале.

О чём она вообще думает? Что вообще творится в её голове?

…что творится у неё на сердце? Что могло твориться на сердце у русалки, которая всю свою жизнь проторчала взаперти и сходила с ума? Да и сходила-то с ума она по-разному.

Когда Лави приплыл к ней впервые, она безэмоционально пялилась на горизонт, лениво размахивая кончиком хвоста. Она даже не смотрела на незнакомого парня – её пустой взгляд был устремлён куда-то в даль, где, наверное, не было ни горя, ни печали. Наверное, в той дали рядом с ней была семья, там не было войны, там всё было хорошо.

Наверное, одинокая русалка тоже позволяла себе иногда мечтать о несуществующей семье так же, как это любит делать Лави.

Но ему рассказывали, что в самом начале войны, когда океан не успокаивался бушевал несколько лет, Алана кричала и хохотала, и её девичий надорванный хохот раздавался над волнами, словно повелевая ими – словно бушуя вместе с господином.

А иногда бывало и так, что зубатка билась о камни: кровь текла ручьями с её побитого, израненного тела, окрашивала озерцо, спрятанное в бухте, в яркий алый цвет, капала на камни и впитывалась во влажный мох.

Лави, оказывается, так много знал о ней – и так долго игнорировал всё это.

Как добрался до Вайзли, он за всеми этими мыслями и не заметил – лишь усмехнулся, покачав головой, и постарался как можно тише пройти в комнату, чтобы не тревожить явно занятого своим очередными экспериментами друга.

Однако Вайзли отвлекся сам. Как и все в императорской чете обладающий отменным слухом, он отставил свои склянки в сторону и встал, стоило Лави только притворить за собой дверь, и тяжело поднялся.

– Чего это ты крадешься? – на болезненно-бледном лице парня застыло недоумение, и тритон закусил губу, застывая на месте как бедный и нежеланный родственник, и пожимая плечами в новом приступе внезапно накатившей неловкости.

– Ничего, – наконец отозвался он. – Просто пришел к тебе и все.

– Потому что что-то стряслось, – проницательно уточнил Вайзли с легкой улыбкой и качнул головой в сторону просторной софы, появившейся тут как-то внезапно и явно совсем недавно (потому что буквально вчера ее не было). – Присядешь?

Лави кивнул и тронулся с места.

– Присяду, – кивнул он.

И – решительно подошел к креслу друга, толкая того обратно и устраиваясь подле его ног. Лицо Вайзли не было просто не передать словами. Он изумленно распахнул глаза и как-то сокрушенно откинулся на спинку мебели.

– Ты здесь, – чуть улыбнулся тритон, – а я – рядом, – здесь он уткнулся макушкой в мягкую кресельную обивку и закрыл глаза. – Почитай мне, всезнайка.

Вайзли удивленно хмыкнул.

– Это же скучные книжки, – заметил он как бы между прочим, и Лави вдруг ужасно захотелось его обнять. Потому что при нем не выходило притворяться. – А у меня голос хрипой.

– Все равно читай, – махнул рукой тритон и осторожно придвинулся поближе к его ноге, едва-едва касаясь щекой серой выглаженной штанины, пахнущей какими-то травами – то ли лекарственными, то ли просто. – Не зря же ты своими микстурками лечишься, небось подействовало.

Вайзли приглушённо фыркнул, явно сдерживая смешок, и глубоко вздохнул, устраиваясь поудобнее в кресле, и Лави вдруг ощутил себя уже намного лучше, хотя юноша ещё ничего и не сказал.

Тритон слабо улыбнулся себе под нос, расслабленно прикрывая глаза и из-под опущенных ресниц наблюдая за тем, как размеренно Вайзли отбивает медленный ритм носком, и полностью обратил себя в слух.

Голос у друга и правда был хриплым, каким-то даже скрипучим, напоминающим звук той самой половицы в старом доме, которая всегда издавала жалобный стон, когда Летта наступала на неё, но этот голос обволакивал Лави подобно родным любимым волнам ласкового господина-океана, и ему казалось, что ещё чуть-чуть – и у него вновь срастится хвост. Это было, конечно, невероятно глупо, потому что Вайзли не был океаном, а у парня не жгло ноги – но от таких мыслей почему-то хотелось улыбаться.

Он и не заметил, как провалился в лёгкую дрёму, укутывающую его хриплым голосом, читающим что-то ужасно тягомотное (то ли про химию, то ли про ботанику), но Лави бессовестно плавился в ней, в такой ласковой и мягкой – словно складки нежного платья матери.

Летта тоже читала ему сказки на ночь.

Всё закончилось как-то слишком быстро и резко: вот он, кажется, дремал, а сейчас его пытаются перенести куда-то.