Текст книги "Жемчужница (СИ)"

Автор книги: Anice and Jennifer

сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 65 страниц)

Однако девушка ядовито усмехнулась, чуть приподнимаясь над столом и становясь похожей на разъярённую кошку, которая была готова в любой момент прыгнуть на обидчика и расцарапать ему лицо, и, холодно улыбнувшись, пугающе-ласковым голосом поинтересовалась:

– Почему же?

И это было дико: дико наблюдать за тем, как обычно спокойная и приятная Алана сейчас угрожающе буквально нависла над потерянным царём, ошеломлённость которого выдавала лишь его чуть опущенная нижняя губа.

– Потому что Элайза умерла, – сглотнув, сердито зашипел Мариан.

– О, представляешь, все остальные тоже умерли! – со смешком развела ладони Алана, и от этого её смеха у Маны зашевелились волосы на затылке. И, как видно, не только у него одного: Тики взволнованно закусил губу, явно желая кинуться к девушке, чтобы успокоить её, а Лави встревоженно нахмурился, весь напружинившись, будто готовясь в любой момент поднять столп пламени, чтобы остановить выходящую из себя русалку.

Алана вдруг прикрыла глаза, тяжело вздохнув, и, гневно поджав губы, упала обратно на стул, отводя взгляд в сторону.

– Это не моя вина, – сквозь зубы выплюнул Мариан, буравя взглядом девушку, и она вдруг вскинулась (Мана заметил, как Лави обречённо качает головой), дико сверкая глазами – и вода в вазах задрожала, норовя лопнуть фарфоровые стенки.

А потом – Алана зашипела что-то на русалочьем, и с каждым новым словом лицо Мариана становилось белее и жёстче.

Мана заметил, как заходили желваки на лице у его собственного бледного от волнения и слабости отца, и растерянно оглянулся на напряженно следящего за ситуацией Лави. Тот неотрывно смотрел на Алану и с силой сжимал зубы – как будто не знал, то ли ему встать на ее сторону и выговорить царю все, то ли попытаться как-то ее заткнуть и сгладить ситуацию.

Впрочем, по сурово поджатым губам и холодным взглядам тритона в сторону Мариана парень понял, что попросту не умеющий сглаживать ситуации Лави выберет сторону своей тетушки.

Именно поэтому Мана и осмелился у него спросить:

– Что происходит?..

Лави бросил на него быстрый взгляд и тихо вздохнул:

– Она ему выговаривает за то, что он такой идиот. Говорит, война не закончилась только по его вине.

– И… чем это грозит? – Мана затаил дыхание, глядя на этих двоих, таких разных и таких похожих, и закусил губу.

И тут Неа, за все это время почти ни разу не шелохнувшийся и даже не проронивший ни слова, со звуком двинулся на своем стуле, разваливаясь на нем как на царском троне, и… вдруг отпустил руку Маны.

И – недовольно и очень отчетливо произнес:

– Вот это ничего себе отношения отца и дочери. Вот это вы не виделись кучу лет.

Тут же замолчавшая Алана повернула голову в его сторону… и вдруг понимающе улыбнулась, как будто тоже наблюдала за всем этим со стороны и к разговору с собственным отцом не имела ровным счетом никакого отношения.

– Никто и не говорил, что они теплые, – мягко заметила она. И только Мане показалось, что обстановка из-за сказанного его близнецом начала разряжаться, как в общую какофонию внезапно прорвавшихся в тронный зал звуков ввинтился холодный голос впервые за все это время открывшего рот Говарда Линка.

Тритон вскинул подбородок, глядя на присутствующих с неприкрытой злобой, и выпалил:

– Как ты посмел, погань, открыть свой рот, когда…

– Закрой ты свой рот, Говард, – внезапно резко оборвал его Мариан, подняв на мужчину тяжелый взгляд и одним этим как будто заставив его закаменеть, – и не вмешивайся в семейные разговоры.

Тритон дернулся как будто его хорошо отоварили по лицу – и почтительно поклонился.

– Как прикажете, ваше сиятельство.

Мариан кивнул, вновь оборачиваясь к застывшей ледяной статуей Алане, и вдруг усмехнулся, заставляя Ману удивлённо сглотнуть.

– Разве тебя не учили, что говорить перед людьми на родном языке – верх неприличия? – с ехидной ухмылкой спросил мужчина, и за столом вновь повисла липкая тишина, заставлявшая Ману жаться к спинке стула в попытке спрятаться от всего. Однако девушка, фыркнув, покачала головой, и вода, до этого дрожавшая по всей зале, наконец успокоилась.

– А тебя не учили, что запирать дочерей непонятно где, а потом и вовсе забывать про них, тоже верх неприличия? – с приторно-ласковой улыбкой проворковала Алана, присаживаясь обратно на своё место. – Но всё-таки я рада видеть тебя живым, отец, – на этих словах её улыбка на краткое мгновение превратилась в самую искреннюю, ту, которой она всегда одаривает Тики, Изу, близнецов, – тех, кто дорог ей. Но в следующее же мгновение девушка скривила губы в ухмылке, продолжая смотреть отцу прямо в глаз, словно бы ведя с ним какое-то сражение.

– А ты?.. – вдруг выдохнул он, но Алана тут ожесточённо мотнула головой, чуть опустив её к плечу.

– Неважно. Мы здесь не для этого.

– А для чего же? – царь коротко усмехнулся и откинулся наконец на спинку своего стула. И этот стул под ним сразу стал куда больше похожим на трон, нежели когда-либо под кем-то из членов императорской семьи. – Чего ты хочешь добиться, дочь? Может, пойдем домой? – мужчина потер руками лицо, и голос его стал вновь очень усталым.

– Я уже дома, – непререкаемым тоном отозвалась Алана. – И именно этого, собственно, я добивалась.

Ее слова породили в тронном зале волну шорохов и шепотков, и даже тетя Лулу, до этого сидевшая здесь с таким видом, словно это никак ее не касается, бросила на Мариана полный холодного презрения взгляд. И уж с ее взглядом определенно не мог соперничать даже будто сделанный изо льда Говард Линк. А ведь у тети Лулу даже дара не было.

– Значит, – голос царя ощутимо потяжелел, – ты хочешь остаться здесь? В городе на побережье, куда приходит куча народу и где тебя всегда могут поймать и убить? Мы вошли в ворота ни капли не скрываясь, и это уже…

– Вы вошли беспрепятственно только потому, что вас здесь уже давно ждали, – новый голос заставил Мариана дернуться и повернуться в сторону звука.

Говорил Тики, который, очевидно, не выдержал больше собственного молчания, ранее спасающего его от чужого внимания. От молчания, в котором обещал Алане спрятаться как в плаще или в мантии-невидимке.

Тики был бледен, решителен и, откровенно говоря, невероятно зол. И Алана, хоть и метнула в него многообещающий взгляд, оборвать его не решилась.

Мана вообще заметил, что она как будто боялась его прерывать. Не только сегодня, но и всегда.

– Вы… – Мариан склонил голову чуть вперед и теперь рассматривал Микка исподлобья. Мужчина, впрочем, отвечал ему тем же.

– Тики Микк, – коротко отрезал Тики в ответ и заметил: – Ворота, через которые вы пришли, сегодня утром открыли впервые со смерти императрицы Элайзы.

Тяжелый взгляд морского царя стал каким-то… оценивающим.

Мана сжался на своем месте, придвигаясь поближе к Неа и прижимаясь к нему бедром. Ему казалось, он давно сбежал бы отсюда как можно дальше, будь этот оценивающий взгляд направлен не на Тики, а на него. Однако…

Даже сейчас сбегать он не имел права. Он умрет на месте, но все равно будет здесь и своими глазами увидит, что из всего этого выйдет.

Он был должен! В конце концов, он же часть семьи.

– Значит, впервые за четыреста лет, да? – наконец медленно произнес Мариан. – И вы…

– Как видите, мы готовы с вами сотрудничать, – мягко произнес Адам, и Мане показалось, что голос отца – это их спасение. – Мы рады видеть вас в этом дворце, рады принимать в этом зале, и нам… – здесь в голос мужчины прокралась незлая смешинка, – нам очень отрадно, что вы еще ничего не разрушили. Я думаю, вы помните, что это дворец Элайзы, построенный Дорианом для нее и в ее честь. Для нас он – наш дом, наша память и наше наследие.

Мариан, однако, показательно скривился, явно не воодушевившись такой речью, и Адам неуверенно поджал губы, словно бы не понимая, что необходимо было сказать для того, чтобы задобрить морского царя. Тот, и правда, оказался невероятно странным, как и говорил Лави: наплевательски-спокойным, каким-то даже противным на вид, но Мана отчего-то чувствовал ещё и… горечь на него лице. Многовековую горечь и боль, почти такую же, как и на лице Аланы, когда она не прячется за радостными улыбками, когда думает о своём прошлом.

– Дориан, значит… – многозначительно протянул мужчина, смотря на Тики так цепко и холодно, что у Маны внутри что-то потяжелело и рухнуло с гулким стуком вниз. А потом Мариан вдруг перевёл взгляд на самого мужчину, буквально пришивая его к стенке стула, и Уолкер ощутил, как сердце потерянно забилось где-то в горле.

В бордовом глазу у морского царя застыла бешеная буря.

Однако длилось это недолго. Царь осмотрел всех собравшихся и вновь вернулся к Тики, словно видел именно в нем виновника происходящего.

Впрочем, не сказать, что он был так уж далек от истины.

– Так это ты вытащил мою дочь из бухты, – вдруг тихим угрожающим тоном произнес царь, теперь уже ни на секунду не отрывая от Микка откровенно взбешенного взгляда.

Взгляда, который бесшабашного Тики, кажется, совершенно никак не пугал и не трогал. Брат держал себя прямо и смотрел царю прямо в лицо. И когда Мариан задал свой вопрос, он только передернул плечами, как будто этот разговор был ему нисколько не интересен и даже скучен.

– Ну я, – согласился он коротко. – И что с того?

Мариан смотрел на него долго. Смотрел – словно оценивал. Смотрел – словно сравнивал. Смотрел – словно все знал.

А уж в одном Мана был уверен абсолютно точно – царю определенно было известно, кого именно Алана бросилась спасать от карающей длани Сциллы на корабле.

– Значит, это ты… – наконец зарокотал он грозно, с неторопливостью воина, уверенного в своей победе, поднимаясь на ноги. – Ты ее…

Мана примерз к своему стулу, боясь того, что за этим последует, и торопливо обернулся к крепко сжавшему руку в кулак Неа, явно не желающему просто так наблюдать за всем происходящим.

В тронном зале как будто стало не хватать воздуха.

Мана в исступлении от собственного бессилия крепче прижался к близнецу, и тот… тот вдруг обнял его, поглаживая по плечу.

– Он врет, – внезапно закатила глаза Алана, заставляя Неа – разжать кулак, Тики – прекратить испепелять взглядом стоящего за стулом царя тритона, а самого Мариана – тяжело рухнуть на свое место как лишенное какой-либо поддержки чучело. – Я его использовала, чтобы сбежать, ясно? Посмотри на него, отец. Он же белодухий. Это был мой первый шанс на побег за все эти сотни лет.

Мужчина подозрительно нахмурился, словно не веря ей, и со вздохом покачал головой, что-то бормоча себе под нос. Алана смотрела на него из-под полуопущенных ресниц, вновь похожая на древнее божество, вновь напоминая, что в этой зале два существа, которым больше четырехсот лет.

И вдруг рядом с Маной раздался приглушённый смех.

Смеялся Неа – жмурился и прятал лицо на плече у брата, словно бы не хотел рушить своим невоспитанным хрюканьем всю атмосферу, но все за столом уже успели перевести на него кто удивлённые, кто сердитые взгляды.

Мана почувствовал, что готов провалиться сквозь землю.

– Простите, – хохотнул Неа, отстраняясь от брата, и вновь со смешком надул щёки, будто бы изо всех сил сдерживая смех. – На самом деле, мы её втроём вытащили из той унылой бухты ради нашего отца, – с широкой улыбкой доложил он, смотря прямо в глаз Мариану, который сжал губы в тонкую полоску.

– И вы всё ещё живы, – глубокомысленно протянул мужчина в ответ и перевёл взгляд на испуганно дёрнувшуюся к Мане Алане. Словно её отец мог им что-то сделать. Словно она хотела защитить их. – Это правда? – он мотнул головой, вновь глубоко вздохнув, и напряжённо скривил рот. – Что, правда? – медленно и вдумчиво спросил Мариан, приподняв бровь.

Девушка, потерявшая лишь за мгновение всё своё спокойствие, неловко облизнулась, словно мучительно думая над тем, что сказать, – и выдохнула:

– Я ждала тех, с кем смогу сбежать.

– То есть они?.. – продолжил мужчина.

– Белодухие, отец.

– Что, все? – голос царя как-то странно взлетел, как будто он уже почти готов был принять свое поражение, и Алана согласно кивнула.

– Весь клан, – произнесла она. – Мне правда жаль, что ты этого не видишь.

Мариан обвел еще одним длинным взглядом сидящих за столом людей – и вдруг потер лоб ладонью. И это был жест настолько уставшего от жизни человека, что на какой-то момент Мане стало его даже немного жаль.

– Сначала… я хотел, чтобы ты ушла со мной в обмен на то, что они останутся живы, – внезапно признался мужчина, – но теперь… Мне надо над этим подумать. Ты останешься здесь, – пообещал он, – пока я не решу, что со всем этим делать дальше. Может… может, ты и права, и я… – на этом царь сам оборвал себя и поднялся на ноги. – Линк останется здесь, чтобы присматривать за тобой.

Смягчившееся было, лицо Аланы снова ожесточилось и посуровело. На лице Тики тоже заметно заиграли желваки.

Мана поймал себя на усмешке – уж слишком единодушно восприняли все в штыки эти двое, – но поспешно себя одернул.

– То есть ты уплывешь? – однако никак не высказав своего недовольства, поинтересовалась девушка. – Так?

Мариан скривил губы.

– Нет. Я же сказал – я буду думать, что делать дальше, – терпеливо повторил он. – В связи с этим мне бы хотелось знать, где я могу остановиться.

Алана в ответ на это всё же скривилась, сжав кулаки, и глубоко вдохнула, прикрыв глаза, чтобы, видимо, успокоиться. Неужели присутствие родного отца так было ей неприятно?

Хотя, подумал Мана, если бы и Адам однажды запер его где-нибудь без права выйти, да ещё бы и не навещал его почти, он бы тоже озлобился. А Алана же была ещё и в горе после убийства братьев и сестёр, она была эмоционально нестабильна, она нуждалась в поддержке, и единственным, кто способен был ей всё это дать, был именно Мариан.

Который, однако, ничего не сделал.

Мана прикусил изнутри щёку, чувствуя, как тело всё ещё напряжено, хотя, казалось бы, бояться уже нечего: потому что морской царь дал своё согласие и всё точно будет хорошо, – но ему всё равно думалось, что что-то в любой момент может пойти не так.

– Конечно, – улыбнулся Адам, обращаясь к Мариану, – мы сочтём за честь, если Вы остановитесь в левом кр… – его перебил резкий скрип ножек стула о пол, ударивший по ушам так, что Мана еле сдержался от того, чтобы поднять плечи.

Алана, сердито-спокойная, напряжённо-благостная, встала из-за стола и молча направилась к выходу, а тритон всё также и продолжил глядеть на Адама, словно бы ему было совершенно плевать на то, что его дочь делает. Как она выказывает своё неуважение и презрение к нему.

Мана сглотнул, не понимая, чего в нём больше: горечи или жалости.

Только лишь около двери Алана остановилась и, всё же чуть обернувшись, обронила:

– Можешь подумать в самом правом погребе. Твоё любимое вино за четыреста лет так никто и не вылакал, – и вышла в коридор.

– А ты уже настолько хорошо знаешь этот дворец? – вслед ей поинтересовался мужчина, скрещивая руки на груди вскидывая бровь. И как будто выныривая из своего долгого сна наяву.

– Ты знаешь его не хуже, – донеслось из коридора, и на этом Алана окончательно удалилась.

– Вот всегда она была такой своенравной, – внезапно медленно произнес мужчина в пространство как будто жалуясь. И – внезапно обратился к сидящим за столом домашним. – Я хотел бы поговорить с главой императорской семьи наедине.

Мана метнул короткий взгляд в Тики, и тот согласно кивнул. Неа, видно, тоже уловивший его жест, на секунду нахмурился, но потом поднялся.

– Тогда мы оставим вас, – произнес он на правах наследника и первым направился к дверям.

Специально проходя мимо Говарда Линка и отмечая его полным неприязни взглядом.

Мана вздохнул, неотступно следуя за братом, и быстро посмотрел на обходящего Линка с другой стороны Тики. Тики, который на претендента в женихи своей возлюбленной русалки даже не посмотрел.

Алану они нашли в галерее стоящей у перил и смотрящей на горизонт – она глубоко и медленно дышала, будто пытаясь успокоиться и не разрушить здесь все к драконовым рогам, и Мана даже мог её понять, но представить, что ей сейчас приходилось испытывать, явно было не в его силах. Что могла испытывать дочь, отец которой появился спустя столько лет? Уолкер помнил, с какой ностальгией и печалью она отзывалось о царе ещё на корабле, сколько желания вновь увидеться с ним было в ней, но сейчас… сейчас это было похоже больше на то, что русалка была готова оттолкнуть его бурной волной прямо в стену.

Неа, до этого поддерживающий уставшего Ману за плечи, похлопал Алану по спине, словно выказывая таким жестом… что? Мужчина до сих пор не мог понят, на каком языке разговаривали эти двое, но девушка всегда после его молчаливых движений успокаивалась и улыбалась.

Так случилось и сейчас.

Алана тяжело вздохнула, переведя на них растерянный взгляд, и приподняла уголки губ.

– Кажется, всё получилось, да? – неуверенно спросила она, сглатывая и неловко прикасаясь к татуировке на щеке.

– Вот уж не думал, что у тебя настолько плохие отношения с отцом, – хохотнул Неа, и Мана был готов стукнуть его по голове за такую мерзкую фразу, но Алана, словно бы расслабившись, рассмеялась следом.

– Они несколько запутанные, – пожала она плечами, подойдя к Тики в какой-то словно бы неуверенности, но в итоге, глубоко вздохнув, всё же нахмурилась: – Тебе не следовало вестись на его провокацию.

Реакцию своенравного Тики нетрудно было предугадать.

– О, так это была провокация? – обманчиво-спокойным тоном произнес тот и с вежливым интересом склонил голову набок, как будто готов был слушать девушку дальше и молча сносить все ее упреки.

Мана опасливо переглянулся с Неа, и близнец в ответ на это сокрушенно покачал головой. На его языке это значило нечто вроде: «О ветер, неужели ты не знаешь этих двоих? Выругают друг друга, а потом помирятся и начнут трепать нервы всем окружающим».

Ах, если бы это действительно было так…

– Представь себе, это была провокация, – устало-поучительным тоном отозвалась Алана – и вдруг крепко его обняла, утыкаясь носом в его плечо. – Ты хоть понимаешь, чем твоя непокорность может обернуться? – теперь голос ее звучал глухо. – Понимаешь, что ты делаешь и чем это может грозить?

Тики коротко усмехнулся и обнял девушку в ответ, устраивая подбородок на ее макушке и глядя в окно.

– Я понимаю, – ответил он. – А ты?

Алана дернулась и прижалась к нему еще крепче. И, кажется, совершенно перестала замечать окружающий мир.

Неа тронул Ману за плечо и мотнул головой, указывая куда-то в сторону. Наверное, это означало, что им пора идти.

– Спасибо, – вдруг донеслось из-за спины, и мужчина с улыбкой обернулся к девушке, которая глядела прямо на него с благодарностью, заставляя Уолкера стушеваться, потому что… ну право слово! Он же ничего даже и не сделал! – Это всё-таки не моя паранойя, и ты правда похож на Элайзу, – хохотнула она, поясняя, и Мана стеснённо надулся, фыркая.

– Это было бы очень обидно, если бы не было так приятно, – пробормотал он, так до конца и не понимая, чем был похож на рыжеволосую императрицу с родниковыми глазами. Но, честно говоря, знать этого он и не хотел: если уж и сам морской царь признал это, то, видимо, чем-то они были всё-таки похожи.

Алана рассмеялась в ответ, прижимаясь к Тики крепче, будто бы хотела впитать его непоколебимую спокойную уверенность, и тут же отстранилась, на мгновение обречённо скривившись, и кинула колкий взгляд всем за спины.

Из-за угла вышел невозмутимо-холодный Линк.

Мана настороженно сглотнул, заметив, как подобрался Микк и как нахмурился Неа, и взглянул на вновь ставшую спокойной и благостно-безразличной девушку.

– Так ты теперь мой эскорт, Говард? – поинтересовалась она с вежливой улыбкой, и тритон что-то ответил ей на русалочьем, заставив Алану поджать губы. А Мана вдруг заметил то, на что не обращал внимания раньше. На глаза Линка. На светло-карие глаза тритона, в которых кроме ледяного спокойствия застыл блеск чего-то ужасно похожего на восхищение. – Не стоит говорить на родном языке перед людьми, – мягко пожурила Алана его, но тот в ответ вновь что-то гаркнул на русалочьем, и девушка, закатив глаза, покачала головой. – Тогда мы пойдём, – улыбнулась она и сначала обняла близнецов, а только потом Тики – на секунду дольше, чуть сильнее, немного ближе.

И мужчина в долгу, разумеется, не остался. Неа и Мана понимающе переглянулись, когда он притянул русалку вплотную к себе и ласково погладил по спине, и едва удержались от смеха, увидев, каким стало при этом лицо Линка. Оно было не просто бледным, оно было мертвенно-бледным, до синевы. Но Тики не остановился и на этом.

Когда удивленно вскинувшая брови Алана подняла на него глаза, он с пугающей легкостью (как будто совсем ничего не боялся или как будто у него попросту не было головы на плечах) поцеловал ее в висок и аккуратно заправил ей за ухо выбившуюся из пышных ажурных кос серебряную прядь волос.

– Тики, ты ведь… – медленно протянула она, поймав его руку, словно хотела сказать что-то очень нелестное, и вздохнула.

Мана отвел глаза, боясь, что не сможет сдержать улыбку, и уставился на плечо стоящего рядом близнеца, кажется, делающего то же самое.

Потому что Тики легкомысленно вздернул бровь и поинтересовался:

– То есть тебе это не нравится?

Бедная, на взгляд Маны, девушка буквально задохнулась словами. И в конце концов просто уткнулась мужчине лбом в плечо, тихо смеясь.

– Хорошо, – наконец произнесла она. – Ладно, как скажешь.

– Тогда, может, я все-таки провожу тебя? – мужчина кинул на откровенно разъяренно наблюдающего за ними Говарда короткий неприязненный взгляд, и это, по наблюдениям младшего Уолкера, был первый взгляд, которой тритон вообще от него удостоился.

– Как думаешь, – едва слышно шепнул Неа, – они подерутся прямо сейчас или дождутся вечера?

– Не при Алане, – одними губами ответил Мана и негромко цокнул языком. – А чего мы вообще тут стоим?

– Мне интересно узнать, чем все кончится, – близнец едва все-таки издал приглушенный смешок, и именно это, как видно, стало последней каплей в чаше терпения Говарда Линка.

Очевидно, этот высокомерный мужчина ужасно не любил, когда над ним смеются. Потому что именно сейчас лицо его исказилось ненавидящей гримасой, и он порывисто шагнул вперед, почти зашипев:

– Ты снова смеешь открывать…

– Стой на месте, Говард, – обманчиво-мягким тоном посоветовала ему Алана, на секунду отвлекаясь от Тики и чуть прищуриваясь. – И не тронь моих друзей. Они ничего плохого тебе не сделали.

Мана насторожено перевёл взгляд с какой-то по-особому царственной девушки на Линка, готовясь увидеть на его лицо пренебрежение и недовольство, но… в его глазах вновь сверкнуло это странное восхищение, заставляющее недоуменно хмурить брови в попытке понять, что вообще здесь происходит. Разве тритон не был здесь только для того, что забрать Алану обратно в океан?

– Как прикажете, Ваше Величество, – глухо подчинился он, поклонившись, и отступил на шаг под внимательный взгляд русалки, при этом словно бы не смея отводить глаз, пока сама девушка не обернулась вновь к Тики – тогда и Говард моргнул, цепко наблюдая мужчиной, который, казалось бы, снова потерял к нему всякий интерес.

– Ну вот и зачем ты пойдёшь? – с усмешкой поинтересовалась Алана, скрестив руки под грудью. – Он мне ничего не сделает, – улыбнулась она, пытаясь убедить мужчину в своей правоте, но Мана заметил, как Тики подозрительно глянул на Линка и, поджав губы, заворчал:

– Ну-ну, конечно.

– Тики, – Алана ласково улыбнулась и положила ладонь на его грудь, прямо против сердца, словно пыталась его успокоить, – ну, а как же малыш? Он же весь день сегодня в комнате сидит. Небось уже весь извелся!

Микк длинно вздохнул и сокрушенно покачал головой.

– Ладно, ты меня убедила, – согласился он, – малышу я нужнее. Но сказку ему читаешь все равно ты. Твои покои не стали карцером оттого, что к тебе приставили надзирателя, разве нет? – при это вид у него был такой лукавый, что Неа снова хрюкнул от еле сдерживаемого смеха и чуть не заставил своим поведением расхохотаться и Ману, наблюдающего за всей этой комедией.

Странной и удивительной комедией, явно являющейся чем-то вроде импровизации от начала и до конца.

Тики не должен был так себя вести. Что же подвигло его на это? Неужели то, что к Алане приставили этого самого Говарда, буквально мечущего глазами сейчас во все стороны ледяные стрелы? Право слова, если бы взглядом можно было убить, Тики уже был бы истыкан этими стрелами как еж.

Вот только волновало это, как видно, одного Ману. Потому что Алана рассмеялась и кивнула.

– Хоть две, – согласилась она. – Ребенку нужно внимание, разве нет?

– Ребенку нужно много внимания, – коротко усмехнулся Тики в ответ и наконец отпустил ее. – Тогда ладно, ждем тебя вечером.

Алана радостно кивнула, улыбнувшись, как вдруг вновь вмешался Линк, хмуро сжав губы в тонкую полоску.

– Вы никуда не выйдете из своих покоев после ужина, – медленно проговорил он, заставляя Тики холодно нахмуриться, а Неа – подавить очередной приступ хохота у Маны на плече.

Однако сама Алана, единственная в их компании, кто остался вполне спокойным или не желавшим кинуться на тритона с кулаками (а Микк, кажется, именно этого сейчас и хотел), лишь качнула головой и, чуть опустив её к плечу, слегка прикрыла глаза, растянув губы в вежливо-предупреждающей улыбке.

– Ты мой эскорт, Говард, а не хозяин, – елейным голосом проговорила она, и тритон тут же отступил назад, словно бы его кто-то толкнул в грудь. – И что же из приказа отца указывает на то, что у тебя есть право ограничивать мои передвижения? – с холодным участием поинтересовалась девушка, и Линк, сглотнув, прикрыл глаза.

– Ничего, Ваше Величество, прошу прощения, – тяжело выговорил он, вновь поклонившись, и Мана поразился, как Алана могла спокойно и одновременно угрожающе влиять на Линка лишь словами и улыбками. Неужели так весь морской народ относился к ней? Или же это только Говард, в глазах которого плескалось это восхищение с каждой минутой всё больше и больше?

Алана тем временем попрощалась со всеми и в сопровождении тритона скрылась за углом, а Тики неприязненно показал ему вслед язык, заставляя Неа хохотнуть и хлопнуть его по плечу.

– Мне почти показалось, что ты готов был броситься вперед и разорвать его, – поделился мужчина с Тики, и тот смерил брата задумчивым взглядом.

– Ты видел, как он смотрел на нее? – с каким-то таким особенным нажимом произнес он наконец, и на лице его не было ни следа улыбки.

Неа понимающе кивнул.

– Такого только слепой не увидит, – заметил он спокойно – и добавил: – Я понимаю, серьезно. Но лучше бы тебе пока сдерживаться.

– Я сдержан, – пожал Тики в ответ плечами, – вполне, – и, не прощаясь, завернул в боковое ответвление галереи, направляясь, как видно, в комнату к Изу, который сегодня и правда никуда отчего-то не выходил. И Мане оставалось только догадываться, в чем дело. Неужели Алана и Тики так волновались относительно прибытия морского царя, что решили никуда мальчика не выпускать?

– Идем, – Неа приобнял Ману за плечи и увлек дальше, решив, как видно, не уподобляться Тики (не иначе дал ему время побыть одному) и не срезать путь.

– И как же Говард смотрел на Алану? – усмехнулся младший Уолкер, пользуясь щедрым предложением и окончательно отогреваясь к объятиях старшего брата. – Расскажи мне, о самый проницательный в этом дворце.

– Я не самый проницательный этом дворце, – в тон ему отозвался Неа и ласково мазнул его губами по виску, заставляя тут же не то что согреться – загореться. – Самый проницательный тут – наш отец, братишка, – заметил он беззаботно. – Но если ты хочешь знать… Сразу видно, что этот отмороженный ублюдок влюблен в нашу русалку по уши. Правда, – здесь мужчина хмыкнул, – совершенно не так, как Тики.

Мана удивлённо приподнял бровь. Влюблён?

– С чего ты взял? – выдохнул он поражённо через несколько минут, пытаясь вникнуть в эту поразительную догадку. Да, Говард смотрел на Алану с восхищением, но разве это могло говорить о том, что тот был влюблён в неё? Было такое ощущение, что тритон просто в восторге от самой девушки – от её силы и поведения, от её взглядов и улыбок, но не было в этом никакой влюблённости!

И когда мужчина именно об этом и рассказал брату, тот беззлобно закатил глаза, смешливо фыркнув, и, зайдя в спальню (опять решил довести его в покои, словно Мана сам не мог этого сделать), выдохнул так, будто это была всем известная истина:

– Вот и Алана совсем как ты, – усмехнулся Неа, укладывая его на кровать и пристраиваясь рядом. – Вы, хрупкие и нежные создания, становитесь удивительно безмозглыми, когда речь заходит о вас самих, – задумчиво пробормотал он, и Мана обиженно надулся, несильно ударяя брата в плечо.

– Ничего я не нежный и не хрупкий, – заворчал мужчина, хмуря брови, и Неа со смешком согласно закивал, явно при этом оставаясь при своём мнении.

– Конечно-конечно, – согласился он весело и подтолкнул Ману к кровати. – Приляг, тебе надо отдохнуть, а то ты еле на ногах держишься.

– А ты этим только и рад воспользоваться, да? – младший Уолкер бросил на него длинный насмешливый взгляд и сел. Неа устроился рядом и снова собственническим жестом притянул его к себе, как будто ему не хватило объятий по дороге или чего-то вроде того.

– Я всегда рад воспользоваться твоей слабостью не в ущерб тебе, – заметил в ответ он и ласково коснулся кончиками пальцев перебинтованной руки Маны, ожог на которой еще тревожил. – Все ведь почти зажило, так?

Мана ощутил, как загораются щеки, потому что Неа обещал ему уйму всяких пошлостей, как только больная рука перестанет беспокоить, и торопливо кивнул. Потому что представления не имел, что еще такое пошлое Неа может сделать помимо того, что уже сделал.

Он приставал к нему, когда они ехали в карете по столице! То есть практически прилюдно! К нему! К своему собственному брату!

Если это не было самой пошлой вещью на свете, Мана даже не знал, что тогда могло ею быть. Потому что он… ну… он уже привык к мысли о том, что Неа возьмет его – они оба хотели этого, стоит быть до конца честным, но Мане казалось, никакого удовольствия от этого в такой обстановке никто из них не получит. Потому что ну не глупо ли будет заниматься любовью – и каждый раз вздрагивать, потому что любой шорох может оказаться потопом или торнадо, верно?

Именно поэтому они с Неа решили… переждать со всем этим. Но, конечно, никто не говорил, что старший брат не будет пользоваться своим положением ущемленного и периодически напоминать Мане о его дурости. А Мана… он просто ничего не мог с собой поделать – стоило только Неа заикнуться о чем-то таком (а оратор из братца был виртуозный), он сразу же, абсолютно без боя, отдавался ему во власть.