Текст книги "Жемчужница (СИ)"

Автор книги: Anice and Jennifer

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 65 страниц)

Тики замер, затаив дыхание, и нахмурился, вперивая в широкий лоб Мари задумчивый взгляд. Мысли в голове ворочались медленно, не поддаваясь ускорению. Словно сам Микк не желал понимать всего этого – хотя он желал на самом-то деле.

– А лунноволосые русалки могут, значит? – в итоге только и спросил он.

И Мари кивнул, поощряя ход его раздумий.

– Да, – согласился он и замолчал на несколько секунд, будто снова подбирал слова. – Для них не существует этого ограничения, но… Суть в том, что впервые русалка с лунными волосами может сделать это только на грани срыва – на грани безумия. Потом – когда достигает наивысшей точки жестокости, понимаешь? Тогда Алана убила гонящихся за ней охотников, заставив кровь в их жилах закипеть, – тихо произнес мужчина, так и глядя по-прежнему словно в самую суть Тики и читая все его мысли.

– И сейчас она… – Мари качнул головой, будто заранее зная, какой вопрос Микк хочет ему задать, и мужчина поблагодарил его за то, что ему не придется произносить это вслух.

– Нет, Алана не способна на такое сейчас, – ответил он. – И больше никогда не будет способна, я подозреваю.

Тики не сдержался и издал полный облегчения вздох – потому что слишком много иначе это было бы для одной девушки, сколько бы столетий ни отделяло ее от этой трагедии и сколько бы дней они ни провела, успокаивая свое ноющее сердце.

Да и могла ли она успокоить себя в полном одиночестве? Запертая в бухте, окружённая потопленными кораблями, неизвестностью и неспособностью окунуться в открытое море? И сколько она вообще пробыла там? Могла ли Алана заживить свои кровоточащие раны на сердце, если рядом не было никого, кто мог бы её утешить? Постоянно не было, поправил себя Тики, вспоминая, что у неё есть друзья, искренне заботящиеся о девушке, любящие её и опекающие – и от этого стало чуточку легче, потому то мужчина понимал, что такое в одиночку не вынести. Лишь только закопать глубоко внутри себя, похоронить, спрятать, чтобы никогда не вспоминать, отстраниться от этого всеми силами, но в конце концов всё равно сойти с ума от боли и собственного уединения.

Тики сейчас даже был счастлив, что нашёл Алану. Что она выплакалась ему, рассказала эту ужасную кровавую историю, явно никому не обмолвившись о ней до того момента. И это неимоверно льстило – и одновременно связывало, приковывало к ней. Это был словно древний магический ритуал, в ходе которого два человека обязаны были быть рядом, заботиться друг о друге, пока один из них не найдёт более подходящего защитника для второго. Пока сам Тики не отыщет этого человека – того, в чьи руки будет не страшно отдать Алану, такую нежную в своей беспомощности, такую искреннюю и одинокую, на самом деле.

– Так что спасибо тебе за то, что оберегаешь её, – вдруг ворвался в его размышления голос Мари, и Микк оторопело уставился на него, не понимая, за что его благодарят.

– Но это же из-за меня она в таком состоянии, – недовольно возразил мужчина, скривившись от отвращения к себе, от невозможности простить себя, да и, на самом деле, совершенно не желая этого делать.

– Даже если и из-за тебя, это всё уже в прошлом, – степенно ответил Мари, и Тики удивлённо воззрился на него, отчего-то уверенный, что тритон должен был как-то разубедить его, как это постоянно делала сама Алана. – Сейчас ты единственный, кому она так сильно доверяет, потому что ты спас её. Даже если ты и виноват в случившемся, ты все равно спас её, и это главное, понимаешь? – проникновенно улыбнулся он, взглянув на ошеломлённого Микка.

– И вы готовы это принять? – тихо усмехнулся мужчина, чуть качнув головой и прикусив губу. Сам он – не мог. Однако Мари… кивнул.

– Увидеть ошибку и признать ее – это мудрость, – мягко произнес он, – а понять ошибку и исправить ее – это доблесть.

Они оба замолчали и теперь просто смотрели на колышущиеся за бортом волны. Мари, наверное, думал о том, верно ли поступает, рассказывая Тики так много, а вот сам Тики так и сяк вертел его слова. Искал в них какую-то пробоину, прореху, что-то, за что можно зацепиться и уличить тритона в неистинности суждений.

Прощение не могло быть таким простым. Это ведь Тики потревожил покой Аланы, забрал ее, увез – и подверг таким мучениям и такой опасности.

И влюбился в нее, обещанную другому и явно совершенно не собирающуюся играть в его игрушки, пока это не надоест самому Тики.

Хотя, по правде сказать, пусть слова Мари немного успокоили Микка и убедили в том, что его влюбленность – не более, чем переменчивый ветерок, что у него будет семья, что он будет хорошим отцом и мужем, мужчина все равно… сомневался.

И – где-то глубоко внутри надеялся на то, что его женой станет русалка с серебряными волосами.

Глупости оно все, конечно… Но правда была в том, что привязанность Тики к девушке усиливалась с каждой новой деталью из ее жизни, с каждым новым словом о ней, с каждым событием, которое сыграло ключевую роль в становлении ее личности.

Ветер крепчал, и Микк чувствовал его усиление как никто другой, потому что этот ветер – он жил внутри него.

– А как давно вы знакомы с Аланой? – поинтересовался он просто для того, чтобы заполнить ставшую неловкой (для него) тишину и сдунул упавшую на лицо чёрную прядь.

– С рождения. Уже почти как пятьсот лет, – с ностальгией отозвался Мари, приятно улыбнувшись самыми уголками губ, и Тики потрясённо уставился на него. – Мы с ней – одни из старейших жителей морского народа, – продолжил тем временем тритон, – а потому оберегай её, – строго, но одновременно мягко закончил он, взглянув на Микка.

– Конечно, – поспешно пробормотал мужчина, как-то особо не вникая в то, что пообещал, потому что все мысли сейчас по какой-то причине были заняты тем, что Алана оказалась старейшим существом. Как такая молодая и прекрасная девушка, от которой перехватывало дыхание и трепетало всё внутри, могла быть… старейшей?

Мари же, словно видя его метания, задорно хохотнул.

– Для русалок её вида четыреста лет – это начало жизни. Они в этом возрасте только вступают в брачный возраст, так что воспринимай, что ей где-то двадцать человеческих лет, – легко посоветовал тритон, однако Тики это не успокоило.

Он выдохнул ошеломленно, рассеянно качая головой, и потер ладонями лицо, совершенно не представляя, как на это отреагировать. Теперь он казался себе еще меньше, еще незначительнее рядом с Аланой.

Совершенно недостойным того, чтобы даже быть ее другом, не то что… тем, кем мог бы вообразить себя не так давно.

– Такой… разрыв, – наконец выдавил он едва слышно – и абсолютно честно. – Она же наверняка столько всего знает…

И я наверняка рядом с ней такой ребенок…

– Дело не в возрасте, – ласково рассмеялся тритон, хлопнув его по плечу и лукаво прищурившись. Тики даже подумал, что он, наверное, его и впрямь видел, просто… в будущем. – Ручаюсь, ты видел больше. И это ты ее будешь учить, а не наоборот.

В ответ на это Микк сокрушенно рассмеялся. Учить Алану? Чему?! Она знает языков вдвое или даже втрое больше, чем сам мужчина, владеющий только южными наречиями – потому что Империя сотрудничала худо-бедно только с южными странами.

– Чему я могу ее научить? – безнадежно махнул рукой он. – Она знает в несколько раз больше, чем я!

Мари вздохнул, не отводя взгляда от мягко вздымающихся за бортом корабля волн, и веско заметил:

– Она не умеет писать и читать ни на одном языке, кроме родного. И танцевать не умеет. И пользоваться вилкой, – к чему он упомянул последнее, для Тики так и осталось неясным, но он выдал короткий смешок и запустил пятерню в волосы, пребывая в полнейшем раздрае.

– Но… почему? – Алана прекрасно говорила на одном из северных наречий при нем. Как она могла не уметь читать и писать на языках, которые, казалось, знала в совершенстве, раз уж болтала на них так бегло?

Это просто в голове не укладывалось.

– Тики, – вдруг серьёзно обратился к нему Мари, – она была заперта в бухте последние четыреста лет без возможности даже выйти в открытое море. И о мире слышала лишь из рассказов, – с горестным вздохом, словно ужасно сожалел об этом, покачал тритон головой, и Тики просто окаменел в полнейшем шоке.

Неужели она была так долго в одиночестве? Так долго, прямо после того, как убили её семью? Все эти четыре века, пока Микк не приплыл за ней? Неужели эта прекрасная, великолепная девушка провела столько лет в той бухте?

Тики почувствовал, как внутри у него что-то разбухает. Как ветер захлёстывает его. Как море щемящей нежности затапливает его.

– И она не слышала нашей музыки? – ошеломлённо выпалил он и заметил, как Мари одобрительно улыбнулся. – И не знает наших сказок? И даже не…

– Она… – перебил её тритон, сразу же, однако, как-то замолчав, подбирая последующие слова, – она как дикарка, понимаешь? Наивная и очень добрая, на самом деле, какой бы грубой и жестокой уже ни успела вам показаться, – тут он задорно хохотнул, будто что-то вспомнив, и продолжил: – Сильная, с этим не поспорить, но ужасно нуждающаяся в защите. И эту защиту она нашла в тебе, – проникновенно выдохнул мужчина, дотронувшись пальцем груди Микка. – Поэтому просто будь рядом с ней. Всё решится само собой, – прикрыл он веки с таким одухотворённым, благостным видом, что Тики просто не посмел хоть как-то опровергнуть его слова.

Может, все и правда решится само собой? Может, нужно просто подождать, не пытаясь как-то торопить события и менять что-то? И просто быть рядом независимо ни от чего?

Микк медленно выдохнул и кивнул в знак согласия. В знак того, что принял и понял слова Мари, и тот благосклонно кивнул ему в ответ, вновь замолкая и больше ничего уже не говоря, спокойный и мудрый.

Мужчина, прикусив изнутри щеку, окинул его задумчивым взглядом и снова переключился на море.

Мари был основателен и тверд как скала, и это, пожалуй, лучше, чем Тики мог бы себе представить. Потому что выглядел и вел себя тритон так, словно знает, что произойдет в следующий момент, и что нужно сделать, чтобы это предотвратить.

Впрочем, не подтвердил ли он это сам совсем недавно?

Морские волны приподнялись, вспенились, словно ощериваясь на Марианну, вмиг ставшую похожей не на огромный галеон, а на маленькую лодчонку, тонущую в пучине, и Микк нахмурился.

Только что было ведь все спокойно?.. Почему же сейчас вода вдруг потемнела, словно наполнилась чем-то изнутри, какой-то страшной тенью… Или же… пастью?..

Мари скривил вдруг в насмешливой улыбке губы – удивительно даже, Тики было решил, будто он не способен на такое откровенное насмешничество, почти превосходство над… чем-то. Или – не превосходство?

Над чем – стало понятно сразу, как только из воды вынырнуло огромное чудовище, одним своим видом на какой-то момент буквально приморозившее Тики к палубе.

В следующий момент мужчина вскинул руку, закручивая вихрь, а тритон – коротко хохотнул, вторя ему какой-то особой комбинацией пальцев, явно призванной отдать какой-то приказ вздыбившейся волне.

– Что-то долго они, – негромко поделился с Микком мужчина. – Даже и удивительно.

Тики метнул на него ошеломлённый взгляд, готовый уже разразиться ругательствами и криками, да только в этот же момент одна из шести собачьих голов чудища метнулась к нему, заставляя его откинуть её порывом мощного ветра, а корабль закрутило, завертело, начало бить волнами, и матросы на палубе истошно завопили, разбегаясь в панике в разные стороны.

Ну конечно, за всё время путешествия они боролись лишь со штормами, а тут вдруг по их души приперлись морские чудовища.

Микк бы обязательно отметил всю иронию ситуации, если бы сейчас не отбивался от этих драконовых голов, кидающихся на него одна за другой, словно стремясь утащить вниз, в разверзнувшуюся под ними пучину, куда бушующий водоворот затягивал корабль. Тики остервенело отпрыгнул от борта, с раздражающей досадой наблюдая, как Марианна опасно наклоняется, норовя потерять добрую половину команды в этой драконовой бездне, и вскинул взгляд на чудище, чувствуя, как коленки позорно трясутся.

Мари рядом всеми силами пытался удержать корабль на плаву, направлял волны так, чтобы они смогли вырваться из пасти пучины, но их затягивало и затягивало всё глубже и глубже.

– А ты видишь, чем закончится эта стычка? – всё-таки нервно поинтересовался Тики, подскакивая к тритону, и метнул очередной порыв ветра, отгоняя собачью морду от группки матросов. Да где же драконы носят Неа?!

Мари напряжённо закусил губу, словно раздумывая над ответом, и Микк понял, что этот ответ слышать ему не хочется.

– Тебе начать с плачевных вариантов? – вежливо поинтересовался мужчина, круговыми движениями рук разворачивая корабль, и Тики ругнулся, бросаясь вперёд и отгоняя Сциллу (это точно была она: чудище, похожее на собаку, о котором со страхом и ужасом рассказывали престарелые моряки), уже раскрывшую несколько пастей, чтобы утащить Ларса с Герном и Бэна.

– Лучше вообще не начинай! – крикнул он, понимая, что паника затапливает его с головой, и с мимолётным облегчением заметил, как на палубу выскочил ничего не понимающий Неа с таким ошеломлением на лице, что захотелось даже рассмеяться.

Впрочем, облегчение сменилось негодованием почти сразу. И где был этот засранец, когда тут требуется обязательная помощь?!

Старший Уолкер сотворил вихрь почти мгновенно, чисто на рефлексе – так, как всегда делал в стрессовых ситуациях, когда казалось, что не поможет уже ничто. Тики знал, что был сильнее брата, но так выпускать себя не умел, а потому только завидовал немного ему втихомолку.

Неа умел сам становиться ветром, сплошной стихией, могучей и неотвратимой. Для этого нужно было уметь отпускать самого себя. Но от методов такого «отпускания», полагал с недавних пор Тики, душа могла почернеть.

Однако брат не слишком помог им в данном случае, только что одним сильным движением смел в трюм ничего не понимающих и пребывающих просто в ужасе матросов, тут же бросаясь с вопросами к самому Тики. И как только время для них нашел – их же сейчас просто сожрут, мать твою…

– Кто это?! – голос Неа едва слышался в реве волн и ветра, породивших вокруг корабля самый настоящий шторм. – Что происходит вообще?! Откуда они взялись?!

– Это руки царя, – зычно отозвался Мари вместо оттолкнувшего от себя одну из собачьих голов Тики. – Сцилла и Харибда, они пришли сюда за Аланой.

Микк опасно прищурился, чувствуя в один момент, как его просто-таки раздувает и этим порывом ветра откуда-то изнутри поднимает в воздух. Алану?.. Алану он им не отдаст! Никому не отдаст! Ни этим отвратительным тварям, ни самому морскому царю, ни… ни тому, кому русалка была обещана.

Сожри их всех дракон, да если придётся, то Тики спрячет её ото всех! Чтобы никто не нашёл, никто не забрал, никто не причинил вреда! И будет он укутывать её заботой и лаской, будет любить и лелеять, оберегать и защищать не жалея сил.

Тики почувствовал, как злоба, гнев или что-то такое же могучее поднимается с самых глубин его сущности, как его разрывает изнутри, как ветер забирается ему под кожу и бушует в груди, и метнулся вперёд, слитным движением вытаскивая саблю и вонзая её в одну из длинных шей Сциллы – собачья морда с налившимися алым зрачками воззрилась на него и громко зарычала, норовя откусить острыми зубами руку.

– Какого дракона Алана вообще им нужна? – кричал Неа где-то позади, а Тики вслушивался в его вопли, надеясь наконец получить ответ, что же за русалку они приютили у себя, и отбивался от кидающейся на него Сциллы, явно решившей перебросить все свои головы лишь на одного человека.

– Верховным жрицам запрещено покидать океан и выходить на сушу! – мрачно отозвался Мари, приказывая волнам поднять корабль, увести его как можно дальше от затягивающего на дно водоворота.

Жрица?..

Жрица.

Ну да, все русалки – жрицы.

Тики вдохнул – глубоко и шумно – и хорошенько выдохнул. Так, что сдул Сциллу, отбросив ее немного от корабля. Ненадолго, впрочем, но и этих секунд хватило на то, чтобы, сотворив новый вихрь, начать лихорадочно соображать.

Почему он думал исключительно об Алане, когда его собственной жизни угрожала опасность, Микк понимал, конечно. Влюбленность штукой была вообще привлекательной и пленительной, но опасной, однако…

Жрица.

Мужчина встал с Неа спиной к спине и выпустил из ладони новый поток ледяного ветра, чувствуя, что в этой бешеной гонке с чудовищами, которым был явно не ровней, начинает медленно, но верно выдыхаться.

Алана была верховной жрицей.

Но разве верховными жрицами называют не морских царевен? И если Мари назвал ее так, то она… дочь морского царя?..

Тики основательно затрясло. От напряжения – и от злости. На нее – и на самого себя.

Сциллу закрутило, зашвырнуло на несколько километров прочь, и брат уважительно хохотнул, вот только на свой успех Микк совершенно не обратил внимания. Все его мысли занимала Алана – русалка, у которой непонятно что в голове, которая ничего ему не сказала, и словом себя не выдала даже в самый откровенный момент.

Которая была царевной.

Не значило ли это, что мужчине ждать от нее взаимности просто нечего? Возможно, не будь она царской дочкой, у него и был бы какой-то шанс, но теперь… Ведь у морского народа другие законы, они живут иначе и в этом нет ничего дурного – и ничего хорошего.

И… Самое гадкое было в том, что Алана им не сказала. Потому что если сказала бы – Тики сразу смог бы настроить себя на рабочий лад. Царевна – отлично, руками не трогать.

Старший Уолкер толкнул его локтем в бок и заорал что-то. Кажется, про то, что еще немного – и его сожрут. И прав был, пожалуй, потому что Микк отгонял огромные собачьи головы от корабля все больше на автомате, и как не попался на зуб Сцилле – еще непонятно.

Ветер и море, их русалка оказалась царевной. Последней морской царевной, потому что всех остальных убили ещё с четыре века назад. Тогда становилось понятно, почему океан так бушевал всё это время! Они буквально крали последнюю наследницу морского престола из-под носа царя!

Тики в гневе сжал челюсти, не понимая, на кого в нём злости больше – на саму Алану, промолчавшую о таком важном факте, или же на себя, что пошёл на поводу у Адама и отправился в это дурацкое путешествие.

…из-за него пострадала морская царевна. Из-за него она лишилась возможности вернуться к океану и исправно исполнять свои обязанности.

И это совершенно выбило из колеи, ещё глубже загнав в вину, словно в огромный котёл с кипящей жижей, из которой было невозможно выбраться.

Тики глубоко вздохнул, чувствуя себя ужасно слабым, лишившимся всех сил в одно мгновение, и заметил, как Неа кинулся перед ним, отталкивая Сциллу порывами мощного ветра.

– Ты чего на месте стоишь, змеев сын, скользкое ничтожество?! – в бешенстве заорал он – и отвесил Микку хорошую пощечину, заставляя прийти в себя. – Тебя же чуть не сожрали только сейчас!

Тики дернулся от удара, заторможенно ощущая, как загорелась щека, и…

И замер, завороженный. Потому что Сцилла, чья огромная собачья голова уже нависла над ним жуткой тенью, ощетинилась и остановилась, словно бы замороженная чистым высоким пением.

– Алана! – Мари сердито громыхнул доспехами и шагнул было Тики за спину – туда, где располагался спуск в трюм – но тоже замер, будто бывший просто не в силах и с места сдвинуться.

Будто своим пением Алана замораживала не только Сциллу, но и всех, кто находился на Марианне.

Микк нашел в себе силы (с неимоверным сопротивлением – как если бы его внезапно облили жидким камнем) повернуть голову – и увидел, как Алана, поддерживаемая морской волной, действительно похожая на царевну и сияющая серебряной чешуей, застыла на палубе.

Собачьи морды склонились перед ней, обрушившись на палубу все как одна и едва не проломившие пол, и замерли.

Тики заворожённо проследил её тонкую бледную фигуру, всё также покрытую синяками и укусами, отчего гнев и вина забурлили в нём подобно вулкану, и остановился взглядом на серебряном хвосте, когда-то с пышными парусообразными плавниками, а сейчас – с двумя бугрящимися длинными ранами по бокам.

Алана продолжала петь, и столько было в ней напряжения, столько было в ней чего-то необъяснимого, тревожного и болезненного, что мужчина хотел обнять её и успокоить, прижать к себе, как несколько дней назад, погладить и расслабить, освободить от каких-то своих мрачных мыслей.

Вдруг собачьи головы скрутились, словно бы вобрались сами в себя, а само чудище стало стремительно уменьшаться (Тики заметил, что нижняя часть тела у Сциллы напоминало чем-то угря), и на палубе прямо перед русалкой в глубоком поклоне склонилась невообразимой красы девушка с длинными каштановыми волосами, вся покрытая чёрной чешуёй, похожей на змеиную. Она не шевельнулась даже тогда, когда Алана, до этого с прикрытыми веками, одарила её необычайно злым и ненавидящим взглядом – только крупно вздрогнула словно в страхе, но не двинулась с места.

Русалка пела, и её чарующему голосу подчинялись все: и моряки, и Мари, и Неа с Тики, и само море. Потому что ощерившиеся на Марианну волны успокоились, а пугающая бездна скрылась под просветлевшей гладью. И через борт перевалилась, видимо, и Харибда – существо с длинным хвостом, отдалённо похожее на человека, всё тёмное, непропорционально кривое и одновременное плавное, словно падающие штормовые волны, с пенящимися прядями и большими влажными глазами.

Харибда, по рассказам старых моряков, была самим водоворотом – буквально засасывала корабли в свою пасть, подчиняясь любому приказу морского царя и ни на мгновенье не отступая от своей службы ему.

Так произошло и сейчас – только увидев Алану, поющую и прекрасную, опасную и разъяренную, похожую на морскую богиню до дрожи в пальцах, она слабо потянулась к ней чем-то напоминающей щупальце рукой и залопотала что-то на русалочьем языке почти умоляюще. Однако жалости русалка не знала – взмахнула рукой, и тут же потоком воды Харибду отшвырнуло к борту, ударив скользкой спиной о дерево.

Сцилла дернулась так, словно о борт приложили ее саму, вскинулась – и зачастила, прижимая руки к обнаженной, как и у всех русалок, груди что-то непонятное – на родном языке, в котором Тики почти ни слова не понимал. Однако… Сцилла словно бы просила за уродливое существо, лежащее без движения. Бессмертное, по байкам тех же стариков, которые Микк любил слушать в детстве, и наверняка до ужаса несчастное в собственном же бессмертном уродстве.

– Она просит не причинять боль сестре, – тихо объяснил мужчине остановившийся рядом Мари. – И хочет вернуть домой ее высочество, потому что отец гневается и боится.

– А что же отвечает сама госпожа верховная жрица? – обида жгла, но Тики старался ее задавить на корню – потому что Алана, будучи раненой и совершенно убитой собственным состоянием, пришла спасти их и ради этого даже срастила хвост, хотя и ног лишний раз показывать желанием далеко не горела, считая их уродливыми и ужасными.

– Просит передать папеньке, что не собирается возвращаться в бухту, где просидела четыреста лет, потому что давно пора разрешить конфликт между морским народом и людьми с суши, – покладисто отозвался тритон – и тяжело похлопал его по плечу, словно бы призывал так успокоиться и не злиться. – Она хочет увидеть свою семью, Тики.

Мужчину словно током пронзило – столько боли было в этих словах, на самом деле, столько одиночества и горя, но лицо Аланы было бесстрастно и полно даже какого-то непередаваемого гнева, какой-то ненависти и злости, отчего было слишком удивительно наблюдать за ней: такой неизвестной и невообразимо прекрасной, воплощением океана во всей его красе.

Сцилла залопотала ещё пуще прежнего, словно бы умоляя изо всех сил, но вдруг дёрнулась, переведя подозрительный и полный неприкрытой злости взгляд на Тики, и стремительно кинулась к нему, в мгновение ока отращивая несколько голов. А Микк даже не успел среагировать – как и Мари, слишком поздно взметнувший ладони вверх – и уже подумал, что кончается для него всё как-то слишком печально, но чудище замерло буквально в нескольких десятках сантиметрах от него, будто парализованное и лишённое любого движения. Только алые зрачки заметались из стороны в сторону испуганно, в страхе и панике – словно бы даже с ужасом и глубочайшим смятением.

Мари взволнованно вздохнул, воззрившись на Алану, и Тики перевёл ошеломлённый взгляд на неё.

На тонкую и бледную, равнодушную и невероятно злую. С поднятой вверх ладонью и лихорадочно дрожащими пальцами.

– Алана, успокойся! – взмолился тритон, и Микк даже удивился, когда понял, что именно на мольбу это и было похоже.

Девушка словно бы его и не слышала – она глубоко вздохнула, и морские волны потянулись к кораблю, облизывая его борта и тонкими ручейками ползя по палубе, а Харибда с благоговейным трепетом и ужасом метнулась к сестре, но её тут же связало водяными оковами и подняло в воздух – совершенно беззащитную.

Сциллу же одновременно с этим кинуло к противоположному борту и приковало к нему так крепко, что та не могла и дёрнуться – лишь смотрела на Алану в немом страхе.

А Тики глядел на неё и видел лишь то, как она смотрит на него в ответ. С таким волнением в серых искрящихся глазах, с таким испугом, что хотелось броситься к ней и успокоить, сжать её дрожащие ладони и погладить по побледневшему лицу.

Алана перевела неверящий взгляд на свои пальцы и спустя секунду скривила губы в ироничной горькой усмешке.

И – бесстрастно обратилась к замершему Мари звенящим от хрустальной хрупкости голосом:

– Мне нужен твой нож.

Мужчина сжал в кулаки руки и дернулся назад, настороженный и сердитый.

– Нет, Алана. Без ножей, ладно? Уколи их шипом и будет, – вздохнул он вроде и примирительно, но как-то очень уж напряженно. И – отступил вдруг к Тики за спину, используя его, ошеломленного и еще словно какого-то окаменевшего, словно бы щит от сосредоточенно-хладнокровного взгляда девушки.

– Не будет, – сдвинув брови и будто разбив этой гримасой свою бесстрастность, почти прошипела в ответ русалка. – Дай мне нож, Мари, они должны получить по заслугам! – голос ее стал громче – как если бы Алана таила в себе целый океан ярости за… за что?

За то, что ручная зверюшка ее отца едва не откусила голову Тики всего секунду назад?

О, в самом Тики тоже таился теперь целый смерч. И мужчина совершенно не представлял, на что ему обрушить разрывающий его изнутри гнев и как это вообще сделать, потому что как бы ни силился – он не мог оторвать взгляда от ее лица – холодного, бескровного, безжалостного.

– Они получат свое, если ты их уколешь, лишив движения, и уплывешь отсюда подальше, – упрямо отозвался тритон – и вздохнул вдруг. – Ну неужели ты настолько…

– Она его чуть не убила! – все-таки сорвалась на какой-то почти истеричный возглас Алана. – Эта прихвостня, не шевельнувшая и плавником, когда я плыла по реке перемазанной в крови своих родных, чуть не откусила голову… – она зажмурилась и замотала головой, будто отгоняя от себя какое-то наваждение, справляясь с каким-то почти неконтролируемым порывом. – И теперь она просит тут за свою сестру, чуть не сожравшую весь корабль и нас всех вместе с ним! И ты думаешь, я прощу и отпущу просто так?!

– Но ведь она не может действовать без приказа царя, Алана, – предпринял новую попытку ее успокоить Мари (пока Тики стоял, так и стоял щитом между ними, не в силах что-либо сделать и как-нибудь остановить все это). Однако русалка (верховная жрица, морская царевна) требовательно протянула руку, почти задевая Микка ею, и вскинула подбородок.

– Мне нужен твой нож, Мари.

Тики явственно услышал, как тритон горестно вздохнул, и неотрывно смотрел на бледное лицо девушки, такое каменно-мраморное, будто высеченное изо льда, но Алана даже не взглянула на него, будто избегая его глаз, словно могла увидеть в них что-то страшное, неприятное.

– Это плохой план, – всё же вновь спокойно выдохнул Мари, пытаясь образумить глупую и решительно настроенную русалку, но явно понимая, что ничего у него выйдет, потому что в следующее же мгновение он протянул ей нож.

– Зато действенный, – грубо отрезала Алана, на секунду скривившись, и отвернулась от них, однако оставшись на месте, и Тики заметил на её спине длинную полоску опухшей раны, к которой липли серебряные пряди, пачкаясь в крови, и это вызвало в нём столько злости, что тут же захотелось дать этой идиотке по башке!

Ну зачем она вновь полезла?!

Зачем вновь подвергает себя опасности?

– Да и яда, оставшегося в моих ручных плавниках, недостаточно, Мари, – вдруг раздражённо проговорила Алана и обернулась к ним с горькой ироничной ухмылкой. – Возможно, тебе не видно, я понимаю, но мне нечем их травить.

Тритон в ответ лишь сглотнул, легко вздрогнув, словно только сейчас вспомнил об этом, и девушка, вновь став спокойной и безразличной ко всему, провела ножом по ладони.

Ее кровь была темнее человеческой, а еще – немного более вязкой, но интересовало Тики не это. И пугало – совсем другое. То, что Алана, коротко и резко приказав что-то Сцилле на русалочьем наречии (как видно, велела приблизиться), взмахнула здоровой рукой. Вода, словно повинующийся ей во всем слуга, всколыхнулась, побежала по палубе, принимая вид ладони, и подхватила Харибду, подтаскивая ее к ногам девушки.

Алана отвесила Сцилле пощечину раненой ладонью и зло прищурилась, прижав руку к ее рту, что, как видно, означало нечто вроде: «Пей».

С Харибдой все было немного иначе. К ней девушка даже наклоняться не стала – рвано мотнула головой, и Сцилла покорно опустилась на колени, как игрушка какая-то или как рабыня, и поделилась с сестрой кровью из своего рта, сама делая наконец глоток – как бы через силу, словно бы комок какой в горле сглатывала.

Секунда – и она завалилась на Харибду, ослабевшая и испуганная, и затихла.

И все море, казалось, совершенно затихло, погрузилось в полнейшее безмолвие, в полный штиль. Словно бы перед бурей.

Когда Алана все-таки перевела взгляд на Тики, тому померещилось на секунду, что у нее вместо глаз – бездны. И в этих безднах все тонет – сами они, Марианна, море стекается в эту бездну, острова и дома ухают в ее темноту…

– Ты идиотка совсем?! Кто тебя просил это делать?! – мужчине показалось, голос раздался откуда-то будто со стороны. Он был странно знакомый, и Микк не сразу осознал, что принадлежит этот голос… ему самому.

Алана взглянула него своими безднами, безжизненными, но полными ненависти и злости, и это, наверное, должно было испугать его, должно было успокоить и заставить отступить, но Тики лишь гневно выдохнул, широкими шагами направляясь к ней, и почувствовал, как в нём всё бушует и требует выхода, когда девушка безразлично сказала ему:

– А ты хотел на морское дно?