Текст книги "Жемчужница (СИ)"

Автор книги: Anice and Jennifer

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 65 страниц)

О, они обязательно поговорят, сверкнул Тики глазами в сторону Неа, уже успевшего ретироваться под крылышко к своему возлюбленному близнецу, сейчас мягко журящему его за проступок, но, конечно, даже ни разу не давшему крепкого подзатыльника. Хотя чего тут еще ожидать, это же Мана – самый кроткий ягненок во всем их стаде… то есть, в семье.

«Через несколько часов» наступило как только Изу сморил сон. Много работающий над своими языковыми навыками ребенок ужасно устал за день и просто уснул у Тики на коленях на середине очередной сказки, спокойный и уютный настолько, что отпускать его совсем не хотелось. Однако Алана, весь вечер с какой-то новой улыбкой льнувшая к его боку и как будто чисто машинально иногда потягивающая его за выбившийся из хвоста локон, тут же дала понять, что ждет объяснений, и малыша пришлось отнести в шатер.

К этому времени все уже медленно, но верно расползались по своим норам. Лави ушел еще самым первым – демонстративно зевнув и со звуком захлопнув книгу, он резко кивнул сидящим у костра на прощание и ушел отдыхать, а уже за ним потянулись солдаты, а там и близнецы. И вскоре, стоило только Микку остаться с Аланой наедине, русалка прижалась своим бедром к его и скользнула ладонью по его колену, нежно краснея, но упрямо вскидывая голову.

– А вот теперь, – сказала она тихо, – можно поговорить и серьезно. Так почему ты мне не сказал, Тики?

Мужчина недовольно скривил губы, отведя взгляд в сторону шатра и стараясь выглядеть как можно более спокойным и не задетым всей этой ситуацией – всем этим осознанием, что Алана видела в нём теперь не мужчину, не своего возлюбленного, а, в первую очередь, родственника.

Но девушка смотрела на него с мягким, но требовательным ожиданием, ужасно напоминая этим жестом Адама – тот тоже иногда глядел так на Микка, когда тот творил что-то странное. Старик вообще редко его ругал – но всегда его взгляд, вот такой же мягкий, но требовательный, заставлял признаваться в своих ошибках.

– А можно не отвечать? – всё же вздохнул Тики, предпринимая очередную попытку сбежать от ответа. Алана качнула головой.

– Нет, – улыбнулась она успокаивающе и повела пальцами по его руке, словно бы вселяя уверенность или что-то ещё. – Но, если хочешь, я тоже что-нибудь расскажу тебе. Чтобы всё было равноценно, – девушка опустила голову набок и глухо хохотнула, смешливо зажмурившись. – Правда, мне иногда кажется, что ты и так всё обо мне знаешь.

Мужчина поморщился, перехватывая ее руку и сплетая их пальцы. Алана тут же разулыбалась, заглядывая ему в лицо, но он отвел взгляд.

– Это неравнозначно. Упущение-то мое.

Русалка с сожалением выдохнула и надула губы как будто в какой-то задумчивости. А Тики – Тики не думал. Он просто хотел обнять ее, уронить на землю и поцеловать.

Потому что он не был ребенком.

– То есть? – все-таки нарушила только-только рождающуюся между ними тишину Алана – и как-то почти виновато попросила: – Ну Тики, пожалуйста, расскажи мне. Я что-то не то сделала?

Не что? Что-то не то? Почему она с таким участием на него смотрит, о ветер и море! Как ей вообще удается так легко манипулировать его поведением, дракон сожри их обоих! Его – за бесконечное потакание, а ее… да и ее – тоже.

– Сначала мне было плевать, – Тики дернул плечом и вскинул глаза на ее взволнованное лицо, напрягшееся на какой-то момент, но тут же смягчившееся. – А потом я не хотел, чтобы ты воспринимала меня как родственника, и не знал, как к такому относится ваш народ.

Это было почти правдой, потому что он помнил обо всех своих переживаниях – ведь этим переживания были его частью еще совсем недавно, всего-то пару недель назад, но… Но Алана довольно таким ответом явно не осталась. Она только как-то огорченно прикрыла глаза и не участвующей в пожатии ладонью погладила его по щеке – скользнула самыми кончиками пальцем, задевая родинку на скуле и губы. И – замерла.

– Ну а после?

Тики закатил глаза и неохотно процедил:

– Не было необходимости.

Потому что её и правда не было. Да и не было подходящего момента. Да и вообще смысла говорить об этом уже никакого не было!

Алана мягко рассмеялась (мужчина наблюдал, как мягко шла волнами её грудь) и покачала головой, хитро сверкнув глазами из-под белоснежных ресниц.

– Ти-и-и-ики, – -проникновенно протянула она, заставив у Микка в животе что-то перевернуться и завязаться в тугой узел, и пробежалась пальцами по его шее. – Ну какой же ты всё-таки… – девушка радостно заулыбалась, вновь с этой умилённостью на лице, словно перед ней был брат или даже племянник: маленький и не смышлёный, совершенно милый в её глазах, и Тики, сердито рыкнув, всё же повалил вскрикнувшую Алану на землю, крепко целуя её, прикусывая нижнюю губу и цепочкой поцелуев опускаясь к шее.

– Н-ну не з-здесь же!.. – потерянно воскликнула она, попытавшись как-то отстраниться и сорвавшись на короткий стон, когда мужчина пробрался пальцами под юбку и легко провёл кончиками пальцев по внутренней стороне бедра. – Т-тики! Ну что ты творишь?

– То и творю, – веско отозвался мужчина и погладил ее по бедру, вынуждая ярко покраснеть, развести ноги и вздрогнуть всем телом. – Я не ребенок.

Какая же она была восхитительная!.. Хоть и считала его маленьким мальчиком теперь, по всей видимости.

– Н-ну… мы же н-не… не в шатре-е… – мужчина наклонился, целуя ее в шею и спускаясь ниже, к груди – к кое-как завязанному узлу на жакете, уже почти распустившемуся и… и…

О ветер и море, как же ему нравилось наблюдать за ее смущением – потому что это было тем единственным, в чем ему удавалось выигрывать раз от раза и еще потому, что девушка совершенно потрясающе стонала, когда он к ней прикасался, и это давало ощутить себя не ребенком, а кем-то… кем-то важным. Значимым.

Тики вернулся к губам девушки, покусывая и посасывая их и упиваясь своим всевластием – и погладил ее между ног.

– А плевать, знаешь? – заявил он решительно, действительно даже не думая в этот момент о том, что кто-то может их услышать (а ведь вполне вероятно – уж мелодичные девичьи стоны-то точно, ведь на полянке стояла относительная тишина). – Я не родственник – я не брат, не внук и не племянник. Я люблю тебя. И вот поэтому я молчал.

Алана замерла на мгновение, вся трогательно сжавшись, покрылась яркими пятнами румянца, жмуря глаза и рвано втягивая воздух, и закусила губы, ёрзая бёдрами и касаясь нагой нежной кожей пальцев Тики, словно хотела большего, но слишком стеснялась что-либо предпринимать.

– П-понятно, – в итоге пробормотала она невнятно, бросая взгляд в сторону шатра, и вновь попыталась выбраться из-под него, но лишь судорожно выдохнула, поднимая на него просящий взгляд. У Микка сердце удар пропустило. – Может, всё-таки… не здесь? – пролепетала она, поджав колени друг к другу и таким образом отодвигая от себя поглаживающую по бедру, совсем рядом с половыми губами, руку, и Тики хитро улыбнулся, целуя её в шею, забираясь под кромку жакета, наконец совсем развязывая узел, ловя губами тихие мычащие стоны и наслаждаясь ответными объятиями, с помощью которых Алана то ли хотела прижать его к себе ещё ближе, то ли оттолкнуть и дать по черепушке.

Умилённости в её глазах больше не было.

– Не зде-е-сь, – протянул мужчина тихо, распахивая жакет и любуясь часто вздымающейся грудью девушки, скрытой за одной лишь тонкой тканью нижней сорочки. Которая на самом деле не скрывала совершенно ничего. – Ведь ты же – моя… И стоны твои слушать буду только я.

Тики куснул звучно всхлипнувшую русалку сквозь ткань за торчащий сосок – и подхватил ее на руки, поднимаясь и следуя к побережью, отделенного от поляны густыми кустами. Алана обвила руками его шею и весь их недолгий путь шумно и судорожно дышала – как будто жаждала как можно скорее продолжить, но совершенно не знала, что и как делать, а потому – терялась и пугалась происходящего.

Как только они добрались до побережья, Микк остановился у места, где траву сменял песок, и опустился на колени, сажая девушку на траву и тут же притягивая к себе для поцелуя. Алана жмурилась, позволяя посасывать свой язык, и помогала ему освободить себя от жакета, в конце концов отброшенного в сторону и больше, слава духам, не мешающего гладить и мять ее грудь, напряженную и чувствительную.

Тики ощущал, как русалка терлась об него сосками, и чувствовал, как собирается в паху сладкая тяжесть; как хочется ее всю, обнаженную и потрясающе шепчущую ему что-то на ухо на своем родном языке.

Из всего потока ее слов мужчина понимал только то, которым русалки и тритоны обозначают своих любовников, и его производные, но это слово повторялось настолько часто, словно она бредила или что-то вроде.

И это настолько подкупало, что злиться и обижаться на ее уже испарившееся умиление просто не получалось.

Море шептало что-то в спину, и Тики на короткую секунду стыдливо подумал, что оно видит их, что оно тоже слышит стоны его любимой русалки, что оно может тоже подшучивать над Аланой после того, как всё увидит – потому что Тим, явно как-то раз заставший их за ночными играми, весь следующий день хитро лыбился и щёлкал зубами, заставляя девушку краснеть и прятать лицо в ладонях.

Но мысль эта была настолько мимолётной и незначительной – потому что океан и сам прекрасно всё понимал, потому что Алана прижималась к нему, ёрзая на бёдрах и упираясь тазом в его пах, возбуждая всё сильнее. Тики повалил её на траву, жадно оглаживая ладонями бока и забираясь пальцами под сорочку, и метил бледную кожу кусачими поцелуями, чувствуя, как девушка тянется к нему, как она прижимает его к себе, как шепчет с придыханием это ” сөяркә “, от которого всё внутри дрожало и цепенело, и как стонет на любое касание к ногам.

Больше мужчине хотелось лишь погладить её по хвосту: мягко провести по сияющей чешуе, подуть на бедренные лёгкие плавники, поцеловать возбуждённую нежную кожу, пробраться языком между половых губ…

Хотя последнее можно было сделать и сейчас.

Тики предвкушающе облизнулся, не скрывая воодушевлённой лукавой улыбки, и под удивлённый серый взгляд, затуманенный дымкой наслаждения, провёл носом от груди до бёдер поверх ткани тонкой сорочки – и девушка задрожала, выгибалась вслед за его движением.

Вскоре юбка ханбока отправилась вслед за жакетом. Алана закусила губу, приподнимая голову и наблюдая за Микком лихорадочно сияющими глазами, и томно выдохнула, когда он задрал сорочку и обнажил ее окончательно, ласковую и трепетную.

И жаждущую.

Алана покорно развела ноги, позволяя целовать свои бедра и метить их засосами, и зажмурилась, дрожа и вырывая траву около себя. И Тики позволил себе совершенно распоясаться – потому что им обоим этого хотелось и потому что в этом не было ничего страшного. Только одно наслаждение.

Мужчина устроился у нее между ног поудобнее и осторожно развел ее половые губы кончиками пальцев. Алана дернулась, стоило ему только ее коснуться, и запустила ладонь ему в волосы.

– Ооо… о океан… – только и выдавила она, жмурясь и откидывая голову назад. И подаваясь ближе к нему, словно давала позволение, которого Тики уже не требовалось. Или – словно просила его сделать ей хорошо.

Микк поцеловал ее правое бедро и заскользил ближе к раздвинутым половым губам, вскоре погружая язык в ее влагалище и помогая себе пальцами. Алана замычала, едва сдерживая стоны и явно снова кусая губы, и притянула его голову ближе. И Тики, скосив на нее взгляд, с восторгом увидел, как она гладит себя по груди свободно рукой, пощипывая и щекоча сосок.

До них едва-едва доносились блики догорающего костра, и лагерь был сонно тих – никому не было дела до того, чем они занимаются по ночам. И мужчину это только подстегивало. Он целовал Алане ноги, раз за разом возвращался к ее вылизыванию, и она была такой… такой ошеломляюще отзывчивой, такой вызывающе влажной, что в ее искренности не было никаких сомнений.

А то, что она иногда глядит на него с этой умилённой лаской, словно он был мальчиком, чьи поступки её приятно забавляли, – это можно было же объяснить без раздражающей ревности, не так ли? Просто русалка была в несколько раз (в двадцать, в двадцать, о дракон, раз) старше его – так что ничего удивительного, на самом деле, в том, что Алана временами смотрела на него как на ребёнка, не было. Главное было то, что большую часть времени она смотрела на него с любовью и восхищением – смотрела так, что чуть не прожигала своим взглядом.

Тики аккуратно лизнул горошину клитора, с возбуждающим наслаждением слыша очередной приглушённой стон девушки, и она вдруг замерла, обняв его ногами и прижав к себе так, что мужчина с понимающим смешком уткнулся носом ей в пупок и проворно погрузил палец в сокращающиеся мышцы. Алана задрожала, соблазнительно замычала, подавшись ему навстречу, и крупно вздрогнула, сжимая его в себе так сильно, что Микк на мгновение даже пожалел, что это был всего лишь палец.

О, если бы он мог взять ее. Войти в нее, ворваться, толкаться в нее, узкую, влажную, горячую. Он бы ощущал сокращение ее мышц, и она сжимала бы его в себе, исходя стонами – как надрез на березовом стволе – соком.

Однако стоило вернуться с небес на землю. Его потрясающая русалка и в реальности приглушенно стонала своим потрясающим нежным голосом, и он ощущал ее пальцами и языком, а ее смазка была соленой как морская вода, и от этого Тики казалось, что он хочет обладать ей полностью, целиком еще больше.

Она была воплощением его моря. Той стихии, которой ему никогда не владеть, но ощутить мощь которой его всегда звал ветер, шепчущий перед сном о новых увлекательных корабельных странствиях.

Член пульсировал почти болезненно, и каждую секунду мужчине казалось, что вот сейчас, сейчас его просто разорвет от того, что Алана позволяет так откровенно к себе прикасаться, позволяет ласкать и вылизывать себя, совершенно ему не предназначенную, но как-то в одночасье ставшую его горячечным сном, его грезой, почти святыней.

Но его все не разрывало, и это было почти хорошо, потому что Тики еще был голоден. Он еще не насытился податливостью своей русалки, ее вскриками, вздохами, нежной трепетной кожей ее половых губ, влажных и соленых от обильно выделяющейся смазки, потрясающим зрелищем ее часто вздымающейся груди с набухшими торчащими сосками и тем, как она вздрагивает, когда он скользит кончиками пальцев по внутренней стороне ее бедра.

Она звала его – шептала: «Тики, Тики, Тики», – запуская ладонь в его растрепанные волосы, и Тики покорялся ей, буквально присасываясь к ней, накрывая ее ртом и щекоча языком ее клитор.

А потом Алана вдруг подалась вниз, ускользая из его рук, и повалила разнеженного и не ожидавшего такого поворота событий Микка на песок, устраиваясь у него на бёдрах и длинно целуя в шею. Мужчина глухо рассмеялся, позволяя сумасбродной русалке творить, что та хочет, и, послушно помогая стащить с себя рубашку, наслаждался прикосновениями холодных губ к плечам, к груди, к лицу – словно теперь это Алана метила его, словно теперь это она не желала отдавать его кому-либо. И это возбуждало ещё сильнее.

Девушка двинулась на его члене, напоминая чем-то их первый опыт таких игр, и, в смущении закусив губу, чуть приподнялась, чтобы в следующую же секунду пробраться прохладными пальцами ему в штаны.

Тики дернулся, цепляясь взглядом за то, как лукаво и предвкушающе сияют глаза русалки, и тихо застонал, когда она скользнула по стволу кончиками пальцев и вытащила член наружу.

– Мне так нравится это делать, – шепнула она, наклоняясь и целуя его в губы. Так, как он сам любил ее целовать – посасывая губы и скользя в рот языком. Словно проверяла на нем новый навык – как мужчина отреагирует, что почувствует.

Микк вскинул руку и притянул ее к себе ближе, вынуждая принять наверняка неудобную позу – потому что Алана продолжала ласкать его и как будто даже замышляла что-то. Подвигав на стволе рукой, она осторожно опустилась на член, не впуская его в себя, но начиная тереться об него половыми губами и каждый раз вздрагивая, как только задевала разбухший клитор. Вскоре Тики уложил ее к себе на грудь, предпринимая ответное движение. Они терлись друг о друга, и их смазка мешалась между собой, и мужчина стонал, стонал, стонал, а девушка кусала его губы острыми зубами и сжимала ногами его бедра.

И – внимательно и с какой-то совершенно шальной улыбкой вслушивалась в его стоны.

Когда Тики дернулся и сжал Алану в руках, не давая ей двинуться и кончая, они оба почти задыхались. У девушки дрожали ноги и вспотела спина, а мужчина так остро чувствовал чирканье ее сосков о свой торс, что ему почти хотелось повторить все прямо сейчас. Вот только слабость немного пройдет.

– Ты так мило стонешь, – внезапно заявила драконова русалка, шумно выдыхая и целуя его в подбородок.

И Тики ощутил, как уголки губ у него сами тянутся вниз.

Милый… Милый?

Мужчина недовольно фыркнул, кусая Алану за нос и заставляя её смешливо накукситься, и сердито пробормотал:

– Я не милый.

Потому что он просто не мог быть милым: он же мужчина! Это вот русалка была милой – стонала она так, что внутри всё трепетало, улыбалась так, что хотелось улыбнуться ей в ответ, а смотрела так ласково, что в груди сразу же от этого нежного взгляда всё теплело.

Алана, однако, мягко хохотнула и потёрлась лицом о плечо мужчины.

– Милый-милый, – произнесла она таким тоном, словно ничто на свете не могло её переубедить в этом – даже Микк и его только что прошедшие и, видимо, не принёсшие никакого результата попытки. – И ты милый не потому, что маленький или что годишься мне в правнуки, и даже не потому, что мой родственник, а потому, что я люблю тебя, слышишь? – нежно проговорила девушка и подняла на замершего Тики искристый взгляд. – Очень люблю.

Мужчина вскинул руку и зарылся ей пальцами в растрепанные косы, притягивая к себе и легко целуя в уголок губ. Такая хрупкая и маленькая, сейчас она казалась ему совершенно беззащитной, и никакой роли для него не играло ее недавнее сражение с Неа, ясно показывающее, что она всем им даст фору.

И Тики любил ее такой, о чем не преминул и сказать.

Они провалялись на побережье полночи, прежде чем вернуться в шатер, и естественно, наутро были донельзя помятыми, но зато – счастливыми. И эта ночь только еще раз убедила Микка в том, что он хочет сделать эту девушку своей женой, кем бы они друг другу ни приходились и как бы ни был грозен ее отец. В общем-то, это и раньше было понятно, но…

Каждый проведенный с Аланой день словно бы укреплял его в этом решении. Именно поэтому утром Тики и решился заговорить с Лави.

– Вы… хотя бы немного друг с другом смирились? – так и спросил он прямо, когда они поравнялись, не найдя ничего лучше. Вести задушевные разговоры мужчина мастаком не был, и из-за этого Лави (привыкнуть к этому имени оказалось удивительно просто), конечно же, растянул губы в насмешке.

– Ты только из-за этого соизволил заговорить со мной? – язвительно, но без прежней злобы поинтересовался он – и как-то почти показно захрустел одним из подброшенных ему Аланой буквально с четверть часа назад яблок.

Тики фыркнул себе под нос, скрывая довольный смешок, и пожал плечами, не особо скрывая то, что и правда пришёл к нему только поэтому.

Потому что всего лишь несколько дней назад Лави вёл себя как последняя портовая мразь, из-за чего даже подходить к нему не хотелось, – а сейчас он словно бы образумился, словно бы пришёл к чему-то, отчего мужчине, на самом деле, скучавшему по другу всё это время, вновь захотелось завести с ним разговор.

– Просто хотел узнать, к чему ты пришёл, – легко ответил Тики, смотря на недовольно поджавшего губы Лави, и заинтересованно подпёр ладонью щёку.

– А мне вот интересно, какого манты ты не вмешивался, когда я на твою дорогую зазнобу напал, – ядовито-холодно огрызнулся парень, явно не желая говорить на эту тему и думая, что таким образом сможет избежать ответа.

Как бы не так. У Тики сегодня было на удивление благостное настроение, так что тянуть кота за хвост можно было ещё долго.

– Моя зазноба явно умеет за себя постоять, – в гордостью произнёс Микк, наблюдая, как Лави неприязненно морщится и отводит взгляд, и вспомнил, как прекрасно Алана вчера кружилась по поляне и как вдохновенно смеялась, плавно водя ладонями по воздуху. А ведь так и не скажешь, что она была просто заклинателем – двигалась она почти так же, как и человеческие повелители. – Да и в семейные разборки я не горю желанием лезть, – продолжил мужчина, легкомысленно пожав плечами, и с добротой улыбнулся, уловив недоверчивый взгляд тритона. – Да и к тому же, пусть и косячный, но ты ж мой друг, вообще-то.

Лави долго не отвечал. Не отвечал – и не смотрел на него, так и уставился в лошадиную гриву не поднимая глаз и сжал в пальцах поводья аж до побеления костяшек. А потом – внезапно бросил на Тики какой-то полный скрытого опасения взгляд, почти мальчишеский в своей внезапной испуганности, и заявил:

– А еще – мы семья, вообще-то.

Микк улыбнулся, протягивая ему руку, и произнес:

– Конечно, – и добавил, хмыкнув, как только Лави ответил на пожатие, заставив парня дернуться: – И ты кучу времени молчал об этом, а я хочу свою двоюродную прабабушку.

Тритон на это только сильно сжал его руку в пальцах, словно догадываясь, что речь не о недомолвках и не о похоти, а именно о самой Алане, сейчас сидящей в карете и вместе с Изу снова воюющей с письменностью Поднебесной в компании мягко пеняющего их обоих Маны.

– Не думай, что я буду любить ее… ну и все такое, – неловко передернув плечами, заметил Лави осторожно, отпуская руку Тики и поудобнее перехватывая поводья. – Но я постараюсь больше к ней не цепляться, – пообещал он с некоторым, правда, сомнением. – Я…

Тики оборвал его коротким кивком и благодарно улыбнулся. Улыбнулся, чувствуя, что теперь ему стало немного легче. Что он верил в здравомыслие тритона не зря.

– Спасибо, – сказал он. – Спасибо, я… Я знал, что рано или поздно ты поймешь.

Лави взглянул на него так, словно хотел что-то сказать, но всё никак не мог заставить себя произнести это вслух, и вдруг выдохнул, закатывая глаза:

– Ты так трясёшься за неё, словно она твоя жена, – нарочито недовольно проворчал он, и Тики попытался скрыть довольную улыбку, потому что раз уж тритон сам начал эту тему, то оставить её без ответа было бы невежливо. Лави тем временем пожелав губы и, как только Микк раскрыл рот, неожиданно пробормотал: – Вы даже напоминаете мне иногда родителей, – и Тики удивлённо застыл, совершенно не ожидая такой раскрепощённости от друга, который никогда раньше про свою семью ничего не говорил. – Я даже и подумать не мог, что когда-нибудь начну сравнивать эту безумную ведьму с мамой… – Лави вдруг замолк, встряхнув головой, и упрямо уставился вперёд, всеми силами делая спокойный вид, словно сейчас и не признался в том, что… видит в Алане мать.

Тики ощутил, как в груди у него разлилось тепло от этих слов.

Он улыбнулся, счастливо зажмурившись и сохраняя в себе это удивительное чувство, и мечтательно поделился, не желая смущать друга ещё больше:

– Вообще я… хотел бы этого, – и пояснил, когда Лави непонимающе оглянулся: – Хотел бы сделать её своей женой.

Тритон замер с приоткрытым ртом – как будто снова хотел сказать что-то, но в итоге то ли не успел, то ли передумал. Потому что то, что Тики услышал в следующий момент, ужасно его рассмешило и явно было первым, что пришло Лави в голову.

– Больной ублюдок! – с каким-то мрачным весельем обронил парень и пришпорил своего коня. Тики сделал то же самое, не отставая от него, и тритон, конечно, не подумал успокоиться. – Ты… ты… о океан! Я даже не представляю, как вы можете нормально целоваться, если у нее во рту целый коралловый риф, а ты ее хочешь в жены взять!

Тики завел глаза, стараясь не улыбаться слишком широко и глупо, потому что губы саднило после вчерашних ласк, и решил не говорить другу, что ему очень даже нравится раниться об острые зубки девушки. У нее после всегда потрясающе алый рот, и он готов ласкать ее такую просто вечно.

Может, это и было слегка ненормально, но мужчине было совершенно точно плевать на это. Именно поэтому он только хмыкнул:

– Нормально мы целуемся, чего ты пристал. Твои вот родители как целовались? У Рогза же тоже наверняка были зубы острые.

Лави поджал губы и оскорбленно вскинул подбородок. Как уже давно подметил для себя Тики, это была для него такая характерная черта, которая всегда безошибочно указывала на то, что дальше следовало действовать осторожнее.

Правда, в этот раз щеки парня подозрительно порозовели, а это значило, что дело принимает иной оборот.

Лави зол и смущен, потому что эта острота явно уже давно вертелась у него на языке, но о том, что Тики так просто (и так обидно метко) парирует его выпад, он никогда не думал.

– Заткнись!.. – шикнул парень сердито. – Не смей говорить о них!.. Они…

Тики примирительно поднял руки, призывая парня к спокойствию и чувствуя за собой вину, что напомнил ему о родителях – в этом Лави был невероятно похож на саму Алану: такой же ранимый и трепетный, когда речь заходила о семье.

Мужчина мотнул головой, стараясь подумать о чём-нибудь другом. Например, как сегодня вновь будет царапать губы об острые зубы русалки и как она будет слизывать эту кровь с таким восторгом и счастьем в глазах, словно это был какой-то договор, что заключался между ними, и это было так возбуждающе прекрасно, что Микку хотелось прямо сейчас броситься к девушке и крепко прижать её к себе – до хруста костей, до протестующего писка. Тики хохотнул, предвкушающе зажмурившись, и услышал понимающе-язвительный хмык Лави.

– И всё же, – задумчиво протянул тот, скуксившись. – Ты и правда ненормальный идиот, – с досадой заключил парень, покачав головой. – Ты не шутишь? Правда хочешь её в жёны взять? – подозрительно сощурился он, заставляя Тики усмехнуться.

– Правда хочу, – легко согласился он; с этим соглашаться было легко и приятно.

– И… – Лави задумчиво прищурился, – хочешь просить у царя ее руки?

Микк склонил голову набок, с интересом всматриваясь в лицо друга-родича, и вскинул бровь.

– Хочу. А ты имеешь что-то против?

Тритон скривил губы.

– Я не уверен в твоем успехе, – сказал он с довольно искренним сомнением в голосе. – Он может тебе не позволить. А может… – здесь парень задумался, – а может и позволить.

И это сомнение в его голосе только укрепило Тики в том, что все правильно. Что он все делает верно.

– Это как-то зависит от его настроения? – осторожно поинтересовался мужчина у друга, и тот, бросив на него долгий взгляд, словно хотел увериться в серьезности его намерений, глубоко задумался.

Как-то время ехали они в молчании, но это молчание почти что не тяготило. Микк решил в любом случае попытать счастья, а если он решил – его не могло остановить ничто. И к тому же… Лави определенно хочет помочь ему. Хотя бы советом.

Потому что тоже считает своим другом?

Потому что считает своей семьей?

– У царя впервые за последние четыреста лет появилась любовница, – в конце концов осторожно, словно опасаясь того, что их услышит кто-то посторонний или нежелательный (уж не Алана ли?..), произнес тритон. – Она… она достаточно сильна, чтобы родить ему как минимум троих наследников, тогда как для простой русалки трое – это максимум, и обычно многие матери умирают при вторых родах. Возможно ты слышал о ней… – с сомнением заметил он, стрельнув в Тики взглядом. Тот насторожился. – Ее зовут Сцилла. У нее… у нее еще есть сестра – Харибда. Наш народ зовет этих двоих не иначе, как «руки царя». Сорок лет назад Сцилла стала первой и единственной новой наложницей царя Мариана.

Тики поражённо замер.

Конечно же он слышал о них.

Потому что Алана своими руками выкинула их в море, полыхая злостью и ненавистью, и после этого боялась на Тики даже взглянуть – потому что он поднял на неё руку, ужасно испуганный и взволнованный.

Воспоминания об этом обожгли грудь, но Микк не обратил на это никакого внимания.

– Наложница?.. – потерянно переспросил мужчина, тоже оглянувшись на карету и не желая, всей душой не желая, чтобы Алана услышала этот разговор.

Потому что… она же ничего не знала. Она же совершенно ничего не знала.

Лави понимающе хмыкнул и пустил лошадь лёгким галопом, явно желая отойти от процессии дальше, чтобы русалка не уловила их разговора. Словно он тоже беспокоился о ней.

– Именно. А если у него появилась наложница, – продолжил парень безразлично, так, что Тики вновь вспомнил, что этому человеку было четыреста лет, а не всего лишь двадцать, – то скоро обязательно появится и дочь. И тогда безумная бесполезная ведьма в верховных жрицах ему будет не нужна, – мужчина вскинулся, но Лави словно и не обратил на это внимания, продолжая глядеть прямо вперёд. – Знал бы ты, сколько было шепотков и скандалов, когда Алана стала Верховной жрицей: когда в стране все плохо, всегда найдётся тот, кто станет козлом отпущения. В этой войне ей стала зубатка. Однажды на неё даже охоту свои же устроили, – он усмехнулся, качнув головой, и усмешка на его глазах была такой… сочувственной и непонимающей, что Тики тут же подавил свои вопросы и протесты. – Они думали, что если убить её, то благословение океана вновь вернётся к морскому народу. Угадай, что она сделала? – вдруг ядовито ухмыльнулся он и посмотрел на Микка, заставив его гулко сглотнуть.

– Что?.. – сипло спросил мужчина, отчего-то совершенно не ощущая своего тела. Эта новость, ужасная новость, словно бы камнем его по голове ударила.

– Она улыбнулась, – вздохнул Лави, качнув головой. – А потом дико расхохоталась, и океан вздыбился от одного мановения её пальца. Всех тритонов разбросало по сторонам, и никто больше не осмелился приплывать к ней, – спокойно закончил он и сухо усмехнулся. – Так что когда у царя появится новая дочь, ненавидимая народом ведьма будет просто не нужна и он, скорее всего, просто как можно быстрее отдаст её Линку: единственному, кто просил её руки за это время, – пожал парень плечами, вновь устремив взгляд на дорогу.

Микк помолчал.

Значит, он будет вторым претендентом. И, вполне вероятно, не самым предпочтительным. Для царя.

Правда, стоило помнить о том, что он далеко не смирная овечка. И Алана – определенно тоже. Потому что после того, как узнала про Изу и про планы Линка на свою персону, она совершенно не выглядела человеком, способным покориться приказу человеку, так просто решающему ее судьбу. И против своей семьи – против него, близнецов, Изу и императорской четы – она определенно не пойдет. Скорее уж ее карающая длань будет направлена в сторону «претендента в женихи», осмелься тот отдать ей такой приказ.