Текст книги "Жемчужница (СИ)"

Автор книги: Anice and Jennifer

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 65 страниц)

– Они пожениться хотели, Неа. Отец не был против и если ворчал – то только для вида. Потому что для нас это… не помеха. Напротив – Укру не пришлось бы отдавать в чужой род. Не пришлось бы разбазаривать уникальный дар.

– Слезы и кровь, – Неа понимающе кивнул и, прикусив губу, осторожно поинтересовался, явно боясь ее ранить (за что девушка прониклась к нему еще большей симпатией): – А… почему они не поженились? Ты же сказала…

– Они не успели, Неа, – Алана вздохнула и снова мягко погладила его по руке. – Но вы – можете успеть. У Маны много колючек в черепушке, – она коротко ухмыльнулась, мысленно признавая, что и у нее самой их не меньше, – но он правда любит тебя и даже своими действиями… он не хотел зла.

– Значит, – мужчина прикусил губу и запустил пятерню в волосы. – Значит, вот как… И ты уверена, что все будет в порядке? – снова как будто на всякий случай уточнил он. – Что Мана придет и…

– И все будет хорошо, – со знанием дела кивнула Алана. На самом деле она, конечно, не была уверена, что младший Уолкер придет к старшему вот прямо сегодня, но… но Неа надо ведь как-то приободрить, верно?

Мужчина шумно, с присвистом втянул в себя носом воздух и, на мгновенье стиснув девушку в объятиях, по-свойски чмокнул в щеку и резко поднялся на ноги.

– Пойду-ка я искупаюсь, – сообщил он с легкой улыбкой. – И скажу Тики, что тебе нужно еще еды, потому что медведь-Неа все взял и испортил.

Алана благодарно ему кивнула и рассмеялась. Кажется, день сегодня выдался каким-то особенно плодотворным.

А потому она с радостью потянулась, чувствуя себя невероятно уставшей, и перекинула тяжёлые волосы на грудь, намереваясь хоть как-то их заплести, а то узлы узлами, а пряди всё равно зацеплялись за все сучки и веточки, отчего хотелось к манте просто отрезать уже их, но в голове тут же всплывало, как сёстры любили возиться с её головой, любили придумывать замысловатые причёски из разных косичек. У девушки тогда не было настолько длинных волос, но Люсиль они всегда нравились. Она называла её “алмазной серёжкой” и постоянно смеялась, когда Алана пыталась сбежать из-под ласковых рук.

А потом эти волосы ей сожгли.

На самом деле, чего только с ними не было за всё это время – в периоды обострения девушка в гневе срезала их и драла с себя, потому что они были очередным напоминанием, сводящим с ума.

А сейчас… а сейчас Алана заплетала себе колоски и с улыбкой думала, как бы хотелось, чтобы Люсиль вновь назвала “алмазной серёжкой”.

Она настолько ушла в свои мысли, что даже не заметила Неа, который уже успел искупаться и принёс ей миску с похлёбкой и несколько яблок.

– Ты умеешь заплетать волосы? – удивлённо поинтересовался он, приподняв брови, и уселся рядом, тоже принимаясь за еду.

Девушка метнула в него недоуменный взгляд и повела плечами, заканчивая один колосок и начиная другой. И с чего Неа вообще взял, что она не умеет? Глупость какая!

– Конечно, – отозвалась она легкомысленно, вспоминая, как Тэнья однажды подарила ей свой самый красивый гребень и велела причесываться только им. «Если ты его потеряешь – прощения не жди!» Алана зажмурилась на секунду и глубоко вздохнула. Гребень остался во дворце, а она до появления Тики и близнецов не прикасалась к своим волосам добрых четыреста нет. – Все русалки умеют, вообще-то. Мы же женщины, в конце концов.

Однако в ответ на такое разъяснение взгляд Неа стал еще более недоуменным – словно ему казалось, что он не улавливает чего-то. Надо отдать должное его реакции, молчаливое недоумение вылилось в вопрос почти сразу.

– Но-о-о… но ведь на корабле ты была простоволосой! – заметил он удивленно. – И потом тебя только Тики заплетал, и мы с Маной… – тут он на секунду запнулся на имени брата, но прокашлялся и продолжил: – Мы с М-маной думали, ты не умеешь, вот я и…

– У моего народа, – с невеселой улыбкой отозвалась Алана, постаравшись преподнести это как можно более спокойно, – распущенные волосы – это знак траура, Неа.

На самом деле… на самом деле сама она была совершенно спокойна, потому что больше не была одна. О океан, всего-то и надо было, чтобы рядом был кто-то, кто поддержит ее! И сейчас такие люди у нее есть, а она… Она не может позволить себе потерять их!

Неа поменялся в лице так быстро, что Алана даже виновато прикусила губу, ругая себя за такие подробности. Он нахмурился, ссутулившись, и мотнул головой, тут же становясь спокойным и ласковым в своей братской симпатии. И девушка была готова броситься к нему с поцелуями, благодаря за это.

Неа был не такой, как Тики или Мана.

Он был сострадательным, но не жалостливым. Он был добрым, но не мягкотелым. Он боялся причинить боль, но всё равно сыпал соль на раны с желанием как можно скорее избавиться от этих ран.

И Алана была ему за это невероятно благодарна.

А потому мужчина лишь кивнул и, улыбнувшись, легко ударил девушку в плечо.

– Я рад, что теперь он кончился, – с искренней радостью проговорил он, погладив её по щеке, и как-то ломано убрал руку, возвращаясь к собственной похлёбке.

Алана удивлённо приподняла брови, пытаясь задержать ощущение тепла на коже, куда так нежно коснулся её Неа, и тот многозначительно кашлянул, указывая на замершего у кареты Тики, который подозрительно смотрел в их сторону.

– Он во мне такими темпами скоро дырку прожжёт, – пожаловался мужчина, недовольно пережёвывая овощи, и Алана прыснула, помотав головой.

– Ревнивец, – произнесла она одними губами, глядя хмурому мужчине точно в лицо, и тот завел глаза, поспешно отворачиваясь. Девушка заметила, как полыхнуло краснотой его лицо, и даже не поняла, а просто почувствовала, что улыбается.

Такое отношение оказалось забавным – и приятным.

Старший Уолкер хохотнул, прикусив губу, и покачал головой.

– Вредная ты зубатка, – заметил он, – а уж кусаешься так, что того и гляди руку оттяпаешь. И как вы с Тики вообще целуетесь? – Алана метнула в него смущенно-сердитый взгляд и поджала губы.

– Он не жалуется, – сморщила нос она, не зная толком, что на это ответить. Потому что Микк, кажется, обожал с ней целоваться и выказывал таковое желание при каждом удобном случае.

И не сказать, что девушка была так уж против. Куда там!

– А уж ты-то – тем более, – явно заметив ее реакцию, поддел ее мужчина и совершенно невоспитанно заржал, да так, что совсем смешавшейся Алане захотелось хорошенько отоварить его по голове.

Ну это же просто невозможно! Она тут помогает ему, утешает его, а он над ней издевается!

…нет, эти издевки, конечно, как раз значат то, что друг пришел в себя (то-то и оно – вон как полыхнуло у него в груди), но все же это довольно-таки сердито. Не слишком, конечно, но.

…чем-то вдруг напомнило перепалки Элайзы с Рогзом.

Алана вздохнула, попытавшись найти глазами Лави, к которому привели её воспоминания о старшем брате, и тот обнаружился лежащим под деревом, в отдалении от разбитого лагеря. Одинокий и нелюдимый, он вызывал в груди грусть и вину, и девушка так сильно хотела помочь ему, что просто не находила себе места.

Неужели парень так и будет продолжать ненавидеть её?

С этим, конечно, можно было смириться, но всё равно было нестерпимо больно просто от осознания того, что её ненавидел самый близкий человек после отца.

…который, к слову, тоже, видимо, не питает к ней особо тёплых чувств.

Алана мотнула головой, прогоняя противные мысли, и взглянула на потемневшее небо, на котором уже отсвечивали яркие звёзды. Успевший улепетнуть от нее к шатру Изу, скорее всего, уже видел десятый сон – он ужасно уставал в дороге, отчего буквально сразу же заваливался спать, стоило им устроиться на привал, Тики, хмурясь, проверял карету и лошадей, Мана, кажется, тоже уже спал в своём шатре, да и сама девушка словила себя на том, что уже несколько раз широко зевнула.

– Поверь, если бы у твоего любимого братца тоже были настолько острые зубы, тебя бы это волновало в последнюю очередь, – в итоге сказала Алана, с удовлетворением замечая, как вспыхнул фыркнуший в ответ Неа, и, потрепав его по плечу, встала, прихватив с собой яблоко. – Спокойной ночи.

– Сладких снов, – улыбнулся мужчина как-то уж слишком хитро, и девушка, всё-таки толкнув его в грудь (хотелось, конечно, окатить его водой, но это был бы уже явно перебор), показала ему язык и направилась в шатёр.

Изу и правда уже спал, завернувшись в плед так, словно ему было нестерпимо холодно, и Тим устроился в его волосах, оплетая длинным тонким хвостом его шею, а крыльями – плечи, словно пытаясь согреть. Алана присела рядом с ними, ласково проводя по взмокшему лбу мальчика пальцами, боясь, что ребёнку снится что-то ужасное, волнуясь, что ничем в этом случае помочь не может, но Изу вдруг просветлел, и на его бледных губах расцвела лёгкая скромная улыбка.

Девушка вновь ощутила прилив этой материнской любви, этого желания защитить его от всего на свете, обнять и одарить нежностью и лаской, и прилегла рядом, любуясь длинными чёрными ресницами и тенями от золотых крыльев на коже.

Алана совершенно потеряла счёт времени, а потому, когда её вдруг обняли за талию и плавно привлекли к себе, удивлённо вздрогнула.

– Ревнивец, да? – горячо шепнули ей и несильно куснули ушную раковину. Девушка моментально расслабилась, узнавая голос и манеру растягивать слова Тики, и тихо хохотнула. По телу тут же поплыла теплая волна, и прижаться к мужчине захотелось крепче.

– Ну а кто еще? – с озорством отозвалась она, жмурясь и откидывая голову мужчине на плечо. И как этот пират так тихо двигается, что его приближений даже не слышно? – Неа мой родственник, вообще-то, а ты глупостями занимаешься.

Микк как-то непонятно усмехнулся, словно едва сдерживался от того, чтобы ляпнуть что-то, но в итоге сказал как будто не то, что собирался:

– Укре с Ялдом это не помешало.

Алана завела глаза, не желая даже думать о том, какую еще глупость мог ляпнуть мужчина, и повернулась к нему. Глаза Тики отблескивали золотом в сумраке шатра, и он хотел как-то сказать что-то еще, но девушка подгладила его по щеке и чмокнула в щеку.

– Это Укра с Ялдом, – заметила она, – и Неа и Маной. А здесь и сейчас – я и ты. И я тебя люблю, – сказать об этом удалось удивительно легко, слова как будто ждали своей очереди и вылетели изо рта как маленькая невесомая бабочка.

Тики в ответ на это зажмурился на секунду – а потом вдруг перевернул ее на спину, нависая сверху, и поцеловал. Растекающиеся по телу волны стали словно бы горячее, потому что происходящее напоминало чем-то вчерашнее безумие, и девушка шумно выдохнула, во все глаза глядя на мужчину, когда тот чуть отстранился.

Почему это так восхитительно, что невозможно удержаться, о океан. Почему хочется еще больше и горячее. Почему…

– И я тебя – тоже, – выдал Тики, чуть прикусывая ее губу и дергая этот гадкий узел на жакете. Сколько ханбоков она уже сменила, подумать только! А завязывать этот узел сама так и не научилась!.. – Больше всего на свете. И я тебя никому не отдам, поняла?

Алана тонко улыбнулась, чувствуя, как внутри что-то разбухает, как возбуждение бросается горячей волной к животу, как завязывается там в тугой узел, и выдохнула ему в рот:

– Поняла.

Поняла, что ты всё еще маленький наивный мальчик, Тики, который так легко разбрасывается болезненными обещаниями.

Разве можно было говорить что-то подобное? Особенно, сейчас, когда оба они понимали, что будущего – общего, счастливого – у них нет. Алана хотела остаться с ним, но всё её желание меркло рядом с обязательствами. Да и Мариан, сколько бы она себя не уверяла, вряд ли позволит остаться на суше. Потому что… потому что всё ещё шла война, о океан. Русалок всё ещё насиловали, продавали и убивали, северные крепости ненавидели людей, а отец, до сих пор убитый горем, скорее согласится выдать её за Линка и поддержать его политику уничтожения и порабощения, чем мирные переговоры после стольких лет унижения и проливающейся крови.

А потому… как Тики мог разбрасываться такими обещаниями? Сладкими, прекрасными обещаниями, от которых становилось больно. Он ещё был таким мальчиком, оказывается, – наивным и верящим во что-то несбыточное, – что от ласковой улыбки было тяжело удержаться.

И Алана улыбнулась, конечно. Вот только почти сразу с каким-то непонятным восторгом поняла, что зря. Потому что что-то такое мелькнуло у мужчины в глазах буквально на секунду. Что-то… темное. Как будто эта улыбка смертельно обидела его, сделала каким-то совершенно отчаянным – и распалила.

Микк содрал с нее юбку, в мгновенье ока оставляя только в одном нижнем платье и сжал грудь сквозь тонкую невесомую ткань. Девушка охнула, зажмуриваясь и сладко напрягаясь, когда он приласкал ее взбухший сосок подушечкой пальца, и потянулась за новым поцелуем.

Надо было… извиниться за свои сомнения, не высказанные, но понятые? Или что?..

Тики отстранился, нависая над ней и как-то словно бы неуловимо ускользая, и приподнял платье, мягко ведя ладонью по бедру и гладя маленький шрам от воткнутого ножа.

Шрам-воспоминание.

Именно со шрамов началось их сближение.

Алана ощутила нестерпимое желание прикоснуться к себе и только неимоверным трудом удержала его, потому что тогда она будет… будет и правда… слишком распущенной. Потому что ей ужасно хотелось ощутить то же, что и вчера. Чтобы Тики… Тики…

Мысли о том, что все закончится, и им придется отпустить друг друга, снова отошли куда-то назад. Тики гладил ее по бедрам и целовал в шею, слегка прикусывая выступающие ключицы и только сильнее возбуждая своими прикосновениями.

А потом – помог ей приподняться и снял платье совсем. И Алана снова оказалась перед ним обнаженной – как когда он перевязывал ее ноги и легко прижимался губами к виску. И это оказалось настолько… настолько… ошеломляюще хорошо, что сдерживать дрожь стало просто невозможно.

Она закусила губу, крепко зажмурившись, пытаясь сохранить эту дрожь, это волнение в себе, не дать голосу вырваться наружу (здесь же Изу, о океан, о чём Тики вообще думает?), и сдавленно охнула, когда мужчина прикоснулся губами к плечу, ведя мокрую дорожку поцелуев к груди, и, улыбнувшись как-то (возбуждающе) хитро и дико, лизнул затвердевший сосок.

– Никто так не сделает, – вдруг зашептал он, подняв на неё горящие золотом глаза и вселяя в тело жар, собирающийся там, внизу, зудящей истомой. – Ни Неа, ни этот драконов кандидат, ни кто-либо ещё. И вот так, – мужчина огладил ладонью её бедро, легко пробегаясь пальцами по шраму, вызывая крупную дрожь и ловя губами непонимающий вздох. – И даже вот так, – Тики провёл языком от линии подбородка по шее до ребер и, поцеловав кожу, прикусил торчащий сосок, заставляя Алану вздрогнуть и бессильно сжаться, прижимая ладони ко рту, – никто с тобой не сделает, – с какой-то непонятной хищной улыбкой закончил Микк, медленно проведя по её оголённому животу, тут же поджавшемуся, и девушка судорожно вдохнула, давя руками вырывающиеся из неё звуки.

Она боялась выдать себя – и ужасно хотела сладко застонать, потому что это ее просто изводило. Эти прикосновения – они были для нее чем-то особенно важным, горячим, собственническим. Она была полностью нага – а Тики был полностью одет, и это как будто разделяло их, создавало контраст между ними. Контраст, в котором Тики был темнее – и сильнее.

И она была полностью в его власти, а все, что мешало ей застонать в голос и тем самым подтвердить это – был Изу, который хоть спал и крепко, вполне мог проснуться от их ночных копошений.

Микк скользнул ладонью на внутреннюю сторону ее бедер и погладил там, вынуждая девушку развести ноги и все-таки шумно выдохнуть – на самой грани рвущегося из напряженной и ужасно чувствительной груди стона. Девушка прикусила губу и потянулась к рубашке мужчины, поддевая ее край кончиками пальцев и приподнимая вверх. Тики улыбнулся уголком губ и помог ей от нее избавиться, оставаясь только в штанах.

Которые определенно должны были исчезнуть тоже для ровного счета, но… но если они исчезнут, все зайдет еще дальше, так?

Алана не была уверена, что боится этого, но также она знала, что сделать такого не может просто по закону.

…по закону, созданному для народа, который всегда сторонился и презирал ее, человеком, с которым не виделась последнюю сотню лет.

Наверное, она слишком совестливая. Идиотка.

Почему она, как член царской семьи, тоже не может позволить себе нескольких партнёров?

О океан, ну почему всё так сложно?

Она же так хочет… так хочет… о духи, она так хочет принадлежать Тики. Потому что он не видит в ней чего-то страшного и сильного, потому что для него она девушка, которую он любит (зачтозачтозачто), потому что Алана в его глазах что-то драгоценное (хотя это нетакнетакнетак).

Но законы, эти мантовы законы, эта мантова исполнительность, это мантово нежелание становиться ещё чернее, чем она уже есть!

Тики, словно поняв, о чём девушка думала, сердито нахмурился, погладил её ладонью рядом с коленом, заставляя проглотить очередной наполненный наслаждением стон, и, вдруг хитро улыбнувшись, почти улёгся на неё, прижимая к лежаку, накрывая своим горячим телом, целуя-кусая шею.

И – невесомо коснулся пальцами ее половых губ.

А Алана… А Алана, зажмурившись, от неожиданности и прошившей всё тело паники дёрнулась от этого прикосновения куда-то вверх.

Тело вспыхнуло от этого осторожного мимолетного прикосновения как объятая пламенем веточка, и Тики тут же замедлился, остановился (да, конечно, это же Тики, ее потрясающий Тики, он же… он…) и успокаивающе повел горячей ладонью по ее поджимающемуся от возбуждения животу.

– Все хорошо, – выдохнул он едва слышно, целуя ее горло и спускаясь ниже, чтобы втянуть пульсирующий торчащий сосок в рот и пощекотать языком.

Алана ощутила, как горячо и влажно тут же стало между ног, и подумала о том, что Шан и Роц прикасались к ней также – но совсем по-другому. Они же тоже хотели… залезли под плавники и…

Это было как с поцелуем. Тики тоже целовался совсем по-другому – он манил и притягивал, и все в теле напрягалось и становилось очень чувствительным. И об него хотелось тереться. Как вчера. Или… или…

Девушка облизнула пересохшие губы и медленно развела ноги, открывая глаза и тут же натыкаясь на полыхающий золотом взгляд обеспокоенно наблюдающего за ней мужчины.

– Еще… – тяжело выдохнула она. – Еще… раз.

Тики судорожно выдохнул, улыбаясь, и, поцеловав Алану в ухо, осторожно коснулся внутренней стороны бедра, легкими круговыми движениями водя рядом с возбуждённо горящими половыми губами, словно успокаивая её, предупреждая, уверяя, что всё будет хорошо.

А потом – его холодные (они же всегда горячие, как так, почему сейчас от них веет холодом?) пальцы медленно раскрыли их (в голову не вовремя пришла мысль про устриц, от которой хотелось рассмеяться) и аккуратно погладили нежную плоть, заставляя Алану замереть, крепко зажмурится, глубоко и рвано вдохнуть, потому что… потому что…

Потому что это и правда совершенно не было похоже на то, как грубо и сердито давили Шан и Роц.

Тики был ласков и осторожен, и его желание выдавали лишь горящие глаза и напряженный бугорок в паху, о который девушка как бы невзначай терлась бедром. Вчера Тики это нравилось, и сегодня… сегодня ей хотелось повторить. И увидеть его лицо – взволнованно-ошеломленное в своем исступлении и ужасно красивое в своей точености.

Тики был красив до неприличия даже когда хмурился или строил гримасы, и она уже не в первый раз думала об этом.

…правда, сейчас мысли о подобных вещах были чем-то лишним. Ведь Микк гладил ее плоть и осторожно скользил пальцами внутрь, во влагалище. И – жмурился, словно… словно…

Как же Алане хотелось ощутить его внутри себя. Подарить ему себя. Остаться с ним навсегда.

И как же сложно было жить в ожидании чего-то неизвестного – но совершенно точно неизбежного.

Мужчина мягко поцеловал ее, и Алана все-таки застонала – тихо-тихо, стараясь заглушить себя и наслаждаться молча, потому что… Изу же…

Просто поцелуй теперь казался чересчур похожим на то, как сейчас Тики продолжал ласкать ее пальцами.

Ноги зудели, по телу ходили волны неги, прошивающие собой каждую клеточку, и Алане хотелось раствориться, исчезнуть в этом удовольствии – она сжала пальцы на ногах, чуть приподнимая их и обнимая мужчину за бёдра, заставляя прижаться к себе, буквально уткнуться в себя, накрыть собой, и откинула голову, прикрывая глаза и чувствуя, как пальцы внутри неё дёрнулись глубже.

…интересно, а что нужно сделать, чтобы Тики тоже было так хорошо?

Алана потянулась к его паху, припоминая, что именно там было что-то, что принесло ему вчера наслаждение, но Микк, перехватив её руку, горячо выдохнул ей в ухо:

– Просто получай удовольствие.

Девушка ласково усмехнулась – даже говорить о таком ей было просто глупо – и качнула головой в ответ.

– Я хочу прикоснуться, – едва слышно прошептала она. – Почему ты мне запрещаешь? Ты ведь сам этого хочешь.

Щеки горели от собственных же слов, тут же показавшихся какими-то излишне дерзкими и… и самонадеянными.

А вдруг Тики… не хотел?

Но он же ведь… ведь…

– Это потому что некоторые обворожительные морские ведьмы не знают меры, – мужчина отпустил ее руку и скользнул ладонью по ее груди, гладя сосок влажными от выделений пальцами и заставляя девушку покраснеть – стыдливо и довольно.

Истома между ног только усилилась, и ей снова захотелось ощутить пальцы Микка внутри себя.

– Некоторые потрясающие пираты – тоже, – заметила Алана с шальной улыбкой – и снова потянулась к штанам мужчины, гладя внушительный бугорок на них через ткань и тут же улавливая, как Тики судорожно втягивает носом воздух.

– Это может плохо кончиться, – заметил Микк, но глаза его горели, а губы как-то лихорадочно дрогнули – и девушка поняла, что победила.

– Ну тогда покажи мне, как сделать так, чтобы это кончилось не плохо, – шепотом протянула она, с восторгом видя, как мужчина прикрывает глаза и прижимается к ней сильнее, одной рукой вновь скользя вниз, а другой – пробегаясь пальцами по боку, пересчитывая рёбра и легко-легко, почти щекотно касаясь груди.

– Маленькая хитрая стерва, – шумно выдохнул Тики, вновь рождая в Алане этот огонь, это нетерпение, это желание, и она сильнее сжала бугор, с удовольствием понимая, что это и есть то самое место: мужчина уткнулся лбом ей в плечо, тихо хохотнув, и вдруг шепнул, проникая в неё пальцами и пуская по телу электрические волны: – Лучше погладь.

И Алана, заалев, повиновалась.

Они дышали почти синхронно и почти одинаково шумно – на грани стона, почти беззвучного вскрика, и по телу Аланы каждую секунду прокатывался жар, потому что Тики гладил ее изнутри, двигал в ней пальцами, аккуратный и нежный, а она… она – ласкала его. Сначала – через ткань штанов, а потом, кусая губы, в смеси страха и какого-то взволнованного нетерпения, проникла внутрь и погладила голую кожу – тонкую, нежную.

Мужчина дернулся, ловя воздух сухими губами, и тихо всхлипнул.

Девушка прикусила изнутри щеку, когда он, сбившись от ее прикосновений, слишком резко двинул в ней пальцами, и испустила длинный вздох.

Как же хорошо…

Они оба горели, и это было просто восхитительно хорошо.

А еще лучше было то, что, словно не выдержав, Тики вдруг толкнулся в ее ладонь и едва слышно заскулил, утыкаясь ей носом в плечо и жмурясь. Алана удивлённо распахнула глаза (чтопросиходитчтопроисходитчтопроисходит), задержав дыхание и сжавшись, когда что-то тёплое размазалось по пальцам, а сам мужчина низко замычал, заглушая стон о кожу. Она даже не осмелилась что-либо сказать или как-нибудь двинуться, потому что в голове словно застоялся туман, не позволяющий вообще о чем-либо думать.

Тики только что было хорошо, да? И если это было так, то это было прекрасно.

Алана почувствовала, как на лице расцветает широкая хитрая улыбка, и мужчина, слегка уставший, вымотанный, взмокший, но всё равно невероятно красивый и манящий, задумчиво нахмурился, крутанув пальцами внутри неё и заставляя выгнуться.

О духи, как же ей хотелось…

Девушка сжалась, сжала в себе его пальцы – и крепко зажмурилась, чувствуя, как по телу разливается тепло, как зудят кончики пальцев ног и как вся она дрожит. Тики двинул в ней пальцами, напряженной, еще раз, погладил стенки влагалища – и выскользнул, размазывая липкую влагу между половых губ и словно бы случайно задевая чувствительный бугорок чуть выше.

Двигаться стало тут же как-то лениво – тело сковало наслаждением, и даже простые действия давались сложно – руки и ноги не слушались совершенно. Однако Алана, твердо вознамерившись, повторить манипуляции мужчины с ним самим, осторожно погладила его плоть, несильно сжимая ее в кулаке, и погладила вершинку, размазывая семя и ощущая сокращение отверстия большим пальцем.

Мужчина закусил губы и снова принялся терзать ее сосок липкими пальцами (как же это было потрясающе, о океан), а потом – легко скользнул губами по ее подбородку и вскоре перешел на губы.

Алана не помнила, сколько они целовались, но это было очень долго. Они прерывались, шумно выдыхали, терлись друг о друга – и снова целовались. И Тики гладил ее под коленом, а она вела пальцами по его поджимающемуся животу, и это… это…

Кажется, это была вторая самая потрясающая ночь в ее жизни.

Угомонились они только к рассвету, совершенно забыв про усталость и сон, похоронив их друг в друге и решив просто наслаждаться происходящим. И когда Алана засыпала у Тики на плече, в его дыхании ей чудился шепот морского прибоя. И ей снова казалось, что дальше все будет хорошо.

========== Второй прилив ==========

Мана лениво потянулся, с иронией понимая, что вновь не выспался, и, опираясь о здоровую руку, тяжело поднялся, пытаясь не тревожить травмированную. Чего не получилось – мужчину тут же неприязненно зашипел, морщась и закусывая губу, и мотнул головой, пытаясь не думать о том, каким же жалким и немощным он всё-таки был.

Неа в шатре уже не было, с улицы доносились бодрые голоса Изу и Аланы, о чём-то переговаривающейся с Тимом (его щёлканье тоже было отлично слышно), а ещё пахло чем-то очень вкусным (наверняка Тики поймал нескольких рыбин в реке и на скорую руку сварил уху), и Мане не терпелось уже выйти и оказаться рядом с ними со всеми.

Он глубоко вздохнул, поправляя повязку на руке, и вышел к костру, щурясь от яркого (уже было так светло?) солнца. Алана тут же вскинулась, обеспокоенно осматривая его фигуру, и мужчина с радостью приметил, что ссадин и царапин на лице и шее у неё стало меньше, а синяки приняли желтоватый цвет, готовые уже совсем скоро рассосаться. Он, конечно, не поверил в эту глупую отговорку про корягу, но выпытывать у русалки её тайны совершенно не хотелось – если честно, все её тайны были слишком тяжёлыми и неподъёмными для слабого Маны. А потому он даже и не пытался хоть немного разузнать про них.

– Доброе утро, – ласково поприветствовала его девушка, попутно щёлкая Тима по кресту и тут же, стоило ему что-то проскрипеть, дёргая его за хвост.

– Доброе, – мужчина устроился рядом с ней и постарался как можно более искренно улыбнуться. – А с чего такой переполох? Кажется, я…

– Ты заспался, но явно не выспался, – Алана проницательно улыбнулась и покачала головой. – И совершенно довел себя, – она протянула ему кусок вяленого мяса и большой ломоть хлеба и смерила повелительным взглядом.

Мана все-таки ощутил, что его улыбка стала искренней, и поднял на нее глаза.

– Есть немного, – согласился он с ней и принял еду, тут же стремясь перевести тему: – О, а кто-то уже в Лагуне успел побывать?

Припасы вроде хлеба и копчений у них уже подходили к концу, а неподалеку как раз было селение – Коралловая Лагуна. И вроде Неа говорил, они хотят там остановиться на какой-то праздник.

То есть, конечно, это не ему Неа говорил про это. Близнец разговаривал с одним из солдат, которые ехали с их процессией от Восточной столицы, и Мана просто слышал обрывок из разговора. Потому что они до сих пор не разговаривали, и вчера мужчина так и не решился извиниться перед братом. Только посмел погладить его по голове, когда тот пришел в шатер и улегся спать. Неа не ответил ему, разумеется, – то ли уснул просто мгновенно, то ли просто не захотел реагировать, ну а мужчина… так и лежал напротив него, не отрывая взгляда от встрепанной макушки до самого утра.

– А здесь есть лагуна? – Алана удивленно приоткрыла рот и всплеснула руками. – А Тики мне не сказал! Он вообще… – она надулась, – улетел куда-то с самого утра и теперь вон стоит там с солдатами, кашеварит…

Мана прыснул в кулак, наблюдая за мимолётными изменениями на лице девушки, потрясающе живой, яркой, не такой, какой она была в самом начале, и подумал, что это хорошо – что Тики всё же пригрел и спрятал настрадавшуюся русалку себе под крылышко. А ведь так смешно и странно начинались их отношения!..

– А почему он должен был говорить об этом? – поинтересовался мужчина, заставляя Алану вздрогнуть и задумчиво опустить голову набок.

– А разве я не говорила, что вдалеке от океана мы теряем большую часть своих сил? – медленно спросила девушка, поглаживая Тима между крыльями, и Мана замер, вновь вспоминая про свои вопросы, которые он каждый раз закапывал как можно глубже.

Если русалки и тритоны теряли свои силы на суше, тогда становилось понятно, почему охотники постоянно затаскивали их куда-нибудь подальше в горы.

Мужчина мотнул головой, прогоняя непрошеные мысли, и взглянул на нахмурившуюся Алану.

– Я даже… не слышу океан, – вдруг выдала его напряжённо. – Это немного пугает, – и стоило Мане виновато поджать губы (не думай об этом, недумайнедумай), как она улыбнулась как-то невероятно мечтательно. – Интересно, как он там?..

– Из-за твоей безалаберности он только и делает, что волнуется последние несколько дней, – внезапно ворвался недовольный голос, и мужчина с удивлением воззрился на Лави, который прошёл мимо с заколоченным ящиком.

Алана хмыкнула, закатив глаза, и хитро прищурилась, глядя вслед парню.

– Если бы не моя безалаберность, не видать бы Историку древнего храма до самой смерти.

– Если бы не твоя безалаберность, – невозмутимо продолжил Лави, даже не взглянув на неё, и Мана ощутил, как воздух вдруг погорячел, – ему могла бы помочь любая из твоих сестёр.

– Если бы не твоя безалаберность, – медленно отозвалась девушка, покачав головой как добрая старая тетушка (что наверняка взбесило тритона еще больше), – у Историка уже могли бы появиться внучки, которые тоже смогли бы ему помочь, – тут она повела плечами и вздохнула. – Хотя это не совсем безалаберность – это мстительность, из-за которой у тебя до сих пор нет семьи, и ты боишься, что самый дорогой тебе человек скоро умрет, а ты останешься в одиночестве.

Лави резко развернулся к ней и широко распахнул глаза, как будто его только что хлыстом по спине отоварили. Крылья его носа угрожающе раздулись, а с волос закапал жидкий огонь. Однако Алана была спокойна как успевший слопать кролика удав, а взгляд парня тут же метнулся с нее на Ману – и его перебинтованную руку.