Текст книги "Жемчужница (СИ)"

Автор книги: Anice and Jennifer

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 65 страниц)

О океан.

Северные законы невероятно жестоки. Даже если Изу и был родной кровью Говарда, тот не сможет его пощадить за побег.

– Не… не очень хорошо, на самом деле, – призналась девушка, глубоко вдохнув и мягко погладив мальчика по щеке, – я видела ее всего раз, но она… она была очень красивой, – признала она негромко. – И наверняка – очень хорошей матерью.

Изу поспешно закивал и судорожно вздохнул, растирая руками глаза и поджимая тонкие губы.

– Я… я знаю, что… что мое родство с управителем – это плохо, и я… – сбивчиво начал он, но Тики, опасно сузивший глаза при этих словах и как будто понявший, что он собирается ляпнуть, наклонил голову и шутливо куснул его за ухо, заставив испуганно пискнуть и вжать голову к плечи.

– Все хорошо, малыш, – не терпящим возражений тоном припечатал он, острым взглядом приказав прикусившей губу Алане молчать на этот счет, и чмокнул укушенное место. – Ты – ребенок, и тебе детская участь – учиться и слушать старших, ясно? А старшие во всем разберутся сами.

Изу на это часто закивал и порывисто обнял мужчину, утыкаясь ему носом и шею и шумно шмыгая носом – и с таким облегчением он это сделал, словно Тики был первым человеком, согласившимся взвалить его ношу на свои плечи.

Хотя почему словно, с невеселым смешком подумала Алана. Ведь он же и был первым. И, наверное, именно поэтому они с Изу так любили его.

Мальчик вдруг потянулся к ней, обнимая за шею, и девушка удивлённо взглянула сначала на светлую макушку, а потом и на удовлетворённо кивнувшего Тики, будто подталкивающего её к каким-то действиям. Алана вздохнула, погладив всё ещё всхлипывающего малька по спине, и тот вдруг зашептал на русалочьем слова благодарности, вгоняя её в ступор. За что? Что такого она сделала? Зачем благодарить?

Но Изу шептал, сбиваясь иногда на имперский и на эндонский, и столько радости, столько признательности было в его тонком голоске, что девушка просто не могла не принять эти чувства.

Ребёнок говорил спасибо за то, что она помогла ему. За то, что не испугалась, и за то, что теперь он смог рассказать об этом и Тики.

И Алана улыбалась ему, гладила по плечам и спине, целовала в лоб и мокрые глазки и думала о том, как же сильно ей хотелось увидеть взросление Изу. Мальчика, который своим доверием своим восхищением, своим теплом растапливал ее так же успешно, как Тики – своей поддержкой, своей лаской, своими поцелуями.

Эти двое были ее семьей. И не просто семьей как большим кланом, частью которой она когда-то являлась, а семьей маленькой, ее личной. Совершенно восхитительной. С которой расставаться в угоду отцу и планам Линка она не хотела от слова совсем.

Изу жался к ним, маленький и плачущий – то ли от радости, то ли от боли, – и Тики с мягкой улыбкой гладил и целовал его, тут же краснеющего от смущения и жмурящегося, и Алане показалось, что еще немного – и она сама расплачется сейчас. Будет реветь навзрыд, слишком рано обнадеженная возможностью того, что все кончится хорошо, и никто не сможет ее успокоить, пока сама она не придет к успокоению.

Угомонились они все поздно. Россыпь звезд в ночном небе перемигивалась и переливалась вовсю, когда Тики осторожно поднялся на ноги и, держа задремавшего Изу на руках (даже не шелохнувшегося, когда его подняли), направился к шатру. Алана шла рядом, легко цепляясь пальцами за рукав его рубашки, и улыбалась, чувствуя себя опустошенной – и свободной от оков тайн и запретов.

Конечно, им с Микком еще надо было поговорить о Линке и о том, что делать с законами ледяных крепостей. Конечно, стоило без промедления решить, что делать в случае, если Говард придет в Столицу с Марианом (а он придет). Конечно… было еще много проблем.

Но сейчас Алане казалось, что все их можно решить и потом просто забыть о них как о страшном сне.

========== Двадцатая волна ==========

Тики широко зевнул, усаживаясь на коня, и мельком взглянул, как Алана забирается в карету, о чём-то перешёптываясь с Изу на русалочьем, отчего, ясное дело, понять смысла их диалога он не мог. Правда, мужчина ничего против не имел: мальчик на каждое слово так искрился и радовался, словно бы соскучившись по родной речи, что теперь Микку становилось ясно, почему ребёнок всегда так восхищённо прикрывал глаза, стоило девушке запеть или заговорить на родном языке.

Так что мужчина был только рад, что Изу наконец-то всё же решился признаться, решился рассказать о себе всю правду. И всё это благодаря Алане. Если бы здесь не было девушки, то вряд ли бы мальчик так скоро позволил себе раскрыться, продолжая бояться и волноваться. Тики улыбнулся, пуская коня рысцой, и подумал, как же сильно ему повезло с приобретённой (найденной, Микк, представляешь, ты их нашёл) семьёй.

Осталось лишь теперь сохранить её.

Этой ночью заснуть у них с Аланой так и не получилось. Тики злился от осознания того, что не только его любимая девушка, но и его ребенок оказались связаны с человеком, к которому он априори никаких положительных чувств не испытывал и доступ воздуха в легкие которого готов был каждую секунду перекрыть.

Он подумал об этом сразу, как только Алана рассказала ему о том, что Изу по законам ледяных крепостей является рабом управителя провинции, но высказать или даже как-то материально выразить эту мысль не успел. Девушка зажмурилась как-то очень испуганно – и бросилась к нему, крепко его обнимая и приглаживая ладонью приподнявшиеся от порыва ветра волосы.

Она просила не злиться и попробовать решить все не просто насилием, а по закону – переговорами или дуэлью, в которой победивший имеет полную власть над проигравшим и может приказать ему что угодно.

Линк никогда не нарушает законов, говорила Алана. Он выполнит любое твое указание, пусть это и будет ему противно.

И Тики смирился, смирился с этим. И согласился с мнением девушки, перебравшейся к нему на колени и утыкающейся ему носом в шею. Она нашептывала ему на ухо утешения, и он успокаивался и думал уже не о том, как хорошо будет раз и навсегда избавиться от этого раздражающего тритона, а о том, как много еще предстоит сделать для того, чтобы все кончилось хорошо.

И вот как раз об одном из пунктов этого “хорошо” необходимо было поговорить с кем-то, кто знал морскую культуру и при этом не был Аланой. То есть Лави. Лави, который несколько дней назад оставил мерзкие отметины на тонкой шее девушки. Лави, который кричал на неё и злился, который ненавидел её лишь за то, что она выжила. Который перестал презрительно откладывать тарелку, стоило там появиться лишней котлете.

Который словно наконец смирился с чем-то. С тем, что Алана не была виновата в смерти его отца, их семьи.

Тики несколько часов провёл за мыслями о том, что нужно будет поговорить с тритоном: обдумывал темы, вопросы, собственное поведение, ответы, – и даже как-то не заметил, как к нему подъехал Неа.

– Слушай, а можно мне подраться с Аланой? – легко поинтересовался он, и Микк, пребывая всё ещё в своих мыслях, сначала даже не понял, про что брат говорил.

И – кивнул, не желая отвлекаться от размышлений и только через пару минут понимая, чего это брат так гарцует вокруг их процессии и изображает из себя этакого дикаря. Вот кто совершенно счастлив, подумал Тики закатив глаза – и только после этого до него дошло.

Алана! Бой!

Какой бой, она же девушка!

– Э-э-й! Стой! – он поспешно развернул коня и поспешил к карете, рядом с которой уже ехал только что не подпрыгивающий в седле Неа. – Нельзя, слышишь?! Нельзя, говорю тебе!

Однако в ответ на это императорский засранец только шкодливо показал ему язык и взмахнул рукой, окутывая карету порывом ветра и весело заорал:

– Эй, улитка! Как только ты вылезешь из своей раковины, я подкину тебя в воздух, и ты шлепнешься на… – в рот ему залетел лист, заставив подавиться и захохотать.

Тики недовольно скрестил руки на груди, отпуская лошадиные поводья, и недовольно припечатал:

– Я. Не. Разрешал.

Из кареты послышался высокий мелодичный смех, и Алана высунулась из окна.

– За улитку ты у меня получишь вечером, – жизнерадостно заявила она Неа – и обернулась к Микку, шутливо хмурясь. – А ты – ты… тоже получишь, ясно? За то, что не слушаешь, о чем тебе говорят, и слишком поздно спохватываешься!

Тики захлебнулся возмущённым вздохом, заставляя девушку рассмеяться, и сердито вскрикнул:

– Он воспользовался моей задумчивостью!

Неа закатил глаза, говоря этим жестом, что плевал он на задумчивость мужчины, и Алана, явно видя, как закипает Микк от такой неслыханной дерзости (зачем с ней было сражаться? ну зачем?), спросила у Уолкера, облокотившись о раму окошка:

– Но почему ты хочешь сразиться со мной? Я.. – она тут запнулась на мгновение, потупив стыдливо взгляд, – не очень люблю драться.

Тики нахмурился, сердито взглянув на Неа и призывая его замолкнуть, но тот лишь лукаво улыбнулся и воодушевлённо обратился к Алане:

– Просто ты так умела в управлении водой, что я просто не могу перестать думать о битве с тобой!

В ответ на это девушка только удивленно захлопала глазами и вдруг в каком-то внезапном волненье защелкала костяшками пальцев. Словно боялась или стеснялась признаться в чем-то.

– Но… эм… – в конце концов выдавила она, – я… я не управляю водой… я просто ее прошу…

Неа, как показалось Тики (знавшему, в принципе про жриц и воинов в русалочьем народе), просто застыл. При этом удивлен был, как видно, только он, потому что сидевший вместе с девушкой в карете Мана только улыбнулся и снисходительно покачал головой, подтверждая, очевидно, причину его замешательства.

– То есть… – наконец как-то совершенно жалко пискнул мужчина, – ты… ты заклинатель, а не повелитель? Но как же… как же это… – он ошарашенно округлил глаза и замолк.

И Алана тоже молчала, глядя испуганно и удивленно.

– А что, есть отличие? – как-то робко спросила она в итоге, вскинув брови, и хмыкнувший Мана, сокрушенно покачав головой, пояснил:

– Повелитель – это хозяин стихии, а заклинатель – ее служитель, жрец. Во всяком случае, такого мнения придерживаются в Поднебесной.

Алана сосредоточенно нахмурилась, прикусив нижнюю губу, и задумчиво кивнула.

– У нас повелителями считаются только тритоны, а русалки, они жрицы, – пожала плечами она и как-то неуверенно улыбнулась. – Я думала, это и так понятно.

Однако Неа встряхнул головой, словно бы пытаясь извиниться, и поспешно воскликнул, взмахнув ладонями:

– Просто ты так искусно и легко управляешь… то есть заклинаешь воду, что даже удивительно! У нас заклинатели обычно сражаться не умеют, – пояснил он, и девушка удивлённо приподняла брови, на секунду замолчав, но вновь ласково разулыбалась, взглянув в сторону океана.

– У нас тоже русалки не могут сражаться, они лишь служат воле господина, – Неа недоуменно нахмурился, словно слова девушки не укладывались у него в голове (Тики обречённо закатил глаза), но Алана продолжила скорее, чем он раскрыл рот для вопроса: – Лишь верховные жрицы способны на это, – она перевела глубокий отстранённый взгляд на Уолкера и мечтательно улыбнулась. – Мы обращаемся к сердцу стихии, к самому господину. Но… я осталась такая одна, – тихо пробормотала девушка, словно это должно было что-то объяснить, и Тики уже сердито нахмурился, собираясь пресечь этот бесполезный, но очевидно болезненный для Аланы разговор, как вдруг русалка хохотнула и уложила щёку на сложенную в кулак ладонь. – Так что если бы ты увидел Энку, то моментально бы понял, что я не так искусна в заклинаниях, как требуется Верховным жрицам. Что уж говорить про молитвы… – раздражённо закатила она глаза, и Неа прыснул, щёлкая её по носу и заставляя смешливо фыркнуть.

– Но ты же со мной сразишься, правда? – снова зачастил мужчина, молитвенно складывая руки ковшиком и улыбаясь. – Вечером, когда лагерь разобьем! Мне просто жуть как интересно! Тем более, – тут он стрельнул глазами в Тики, – твой женишок разрешил!

Алана зарделась при слове «женишок» и вжала голову в плечи, а Микк резко взмахнул рукой и, подняв в воздух маленький камешек, от души зарядил этим камешком братцу по затылку.

Тот зашипел, захохотал и умильно сложил губы бантиком, и Тики просто ничего не оставалось, кроме как сердито вскинуться и прошипеть (потому что нечего, нечего смущать их!):

– Если ты еще раз отпустишь какую-нибудь подобную остроту, я скажу тебе, чем занимаетесь вы с Маной, когда идете купаться, ясно?!

Неа стремительно пошел красными пятнами и заткнулся, а вот о реакции бедного, невинного Маны (который еще явно ни разу не познал радостей постельных утех в полном смысле этого слова) оставалось долго догадываться. Он сидел в глубине кареты и его видно не было, но мужчина дорого дал бы за то, чтобы его увидеть.

– Это было лишним, – смущенно кашлянула Алана и закрыла лицо ладонями, явно стараясь сдержать рвущийся наружу смех (уж она-то явно была осведомлена о реакции Маны на реплику Микка).

– И за это ты со мной сразишься, – не растерялся паршивец-Уолкер, хлопнув в ладоши. И, не успел никто опомниться, как он потянул Алану на себя за косу и звонко чмокнул в щеку.

С лошади его снесло потоком воды.

Тики удивлённо дёрнулся, запоздало восхищаясь мастерством девушки, а Неа протестующе завопил, упав на землю и закрываясь от струи ладонями и слетающим с них ветром.

– Э-э-э-эй! – обиженно протянул он, подскакивая на ноги и запрыгивая на лошадь, и непонимающе посмотрел на Алану, которая в этот момент послала ему звонкий воздушный поцелуй, улыбаясь так хитро, что Мана из глубины кареты гулко рассмеялся – и Неа тут же смягчился, уже больше наигранно, чем и в правду обиженно надувшись. Он в одно мгновение окружил себя ветром, осушая промокшую одежду, и покачал головой.

– Целовать русалку может только её сөяркә,– елейно пропела Алана, мило улыбнувшись мужчине, и Неа закатил глаза.

– О духи, сколько же у вас нелепых законов… – пробормотал он, покачав головой, и вдруг нахмурился. – Стой, у вас же нет поцелуев.

– Не придирайся к словам, – все также весело пропела девушка, – у нас все происходит по-другому, и если наша культура находит отражение своих традиций у других народов – на эти отражения тоже накладывается табу.

Его императорское высочество обиженно надулся и наморщил нос.

– То есть ка-а-а-к? – протянул он хнычущим тоном. – Ты же мне как сестренка, мы родственники! И я не могу тебя даже в щечку поцеловать?

Ману ты целуешь, и не только в щечку, мысленно пошутил Тики, но решил не произносить этого вслух, чтобы, не приведи лесные духи, не отхватить оплеухи от возлюбленной русалки, однако эта самая русалка сама пошутила и даже, пожалуй, еще лучше.

– Мои старшие брат и сестра, двойняшки, любили друг друга и хотели пожениться, – заметила она с улыбкой. – Я ведь говорила уже, разве нет? Ну так вот – думаю, это должно снять все вопросы.

Кони все это время шли шагом, что существенно замедляло всю процессию, и к их занимательному разговору стал прислушиваться даже дотоле независимо держащийся в отдалении Лави, умудряющийся в пути (как и Мана, впрочем) читать какую-то книгу.

Неа снова пошел красными пятнами, явно уловив в словах девушки намек на себя самого и на своего обожаемого близнеца, и прочистил горло.

– Л-ла-а-дно, хорошо-о, – осторожно, явно ища путь к отступлению от неудобной темы, на которую все так внезапно свернуло, отозвался он и зачем-то добавил: – Понял, принял, не дурак. Тики, иди целуй свою русалку.

Микк закатил глаза, не желая повиноваться этому оболтусу, а потому лишь покачал головой и, улыбнувшись явно всё понявшей девушке, пустил коня дальше, возвращаясь к началу процессии, чтобы следить за происходящим на дороге. Земли у них, конечно, были мирными, но различные неурядицы в виде поваленных деревьев и разбойников никто всё же не отменял.

Скалистый невысокий берег сменился раскидистыми лиственными лесами, куда метнулась дорога, уходя от океана вглубь Империи, и всё вокруг вновь наполнили трели птиц и шуршания зверей, выбегающих иногда из укрытия, чтобы поглазеть на выглядывающую из окна и поющую русалку.

Когда всё же пришло время разбивать лагерь, первым делом Неа помчался к Алане, вызывая в Тики очередную волну недовольной ревности и обеспокоенности (ну что вообще так поступает? зачем вызывать хрупкую девушку на бой?), и потащил её, растерянную и смущённо ему улыбающуюся, словно не могла отказать, но принимать участия в этом мракодраконии не хотела, на широкую поляну. Микк сердито покачал головой, однако, ничего не говоря против, потому что, опять же, слово – не воробей, а за свои слова мужчина всегда отвечал. Да и Неа сам должен понять, что это не дело – просить девушку подраться. И, что более важно, Тики всегда готов был остановить это идиотство, если всё зайдёт слишком далеко.

– Ну, тогда начнём! – радостно провозгласил старший Уолкер, хлопнув в ладоши и буквально искрясь от радости. – Позволяю первый ход сделать даме, – важно поклонился он, вызвав смешок у присевших рядом с Тики Маны и Изу, и Алана неуверенно повела плечами, словно не знала, что делать.

И – совершив пальцами круговое движение, направила на мужчину бурную струю воды.

Цветы вокруг неё моментально высохли.

Неа с хохотом увернулся, отскакивая в сторону с траектории водяной струи, и завертелся волчком, не переставая восторженно сиять глазами. Вот уж для кого подраться всегда было делом первостепенной важности, завел глаза Тики, ревниво наблюдая за ними и рассеянно гладя устроившегося у него под боком Изу по волосам. Мальчик всегда обожал смотреть на то, как колдует особенно восхитительная в такие моменты русалка, и он мог его понять, но… Все-таки заставлять мирную девушку драться просто из интереса – это какое-то варварство.

Сидящий совсем рядом Мана испытывал, похоже, подобные чувства – потому что, с одной стороны, нельзя было упрекнуть его в незаинтересованности, а с другой – он был как будто даже немного обеспокоен, и в этом Тики вполне мог его понять. Он и сам беспокоился за Алану, почему и не хотел устраивать таких вот игрищ, но в то же время, мог ли он ей приказать, если они даже не были помолвлены, что уж говорить о свадьбе и супружестве.

…конечно, он собирался это исправить, добившись своего самым прямолинейным способом (просто попросив ее руки), но принуждать девушку, заставляя ее делать или не делать что-то, никак не хотел.

Неа тем временем кинулся вперёд, однако не приближаясь к Алане, и буквально выстрелил потоком ветра, словно бы пытаясь отбросить её к деревьям. Тики дёрнулся, взволнованно прикусив губу, но девушка плавным точным движением подняла тонкое водяное словно бы лезвие, разрубая шквал на две ровные половины, и задумчиво повела пальцами по воздуху, прикрыв глаза.

– Я уже говорила, что не люблю драться? – вдруг спросила она, чуть улыбнувшись, и Уолкер, пустивший на ладони маленькие вихри, непонимающе кивнул. – Так вот, забудь об этом, – хохотнула девушка, внезапно кинувшись вперёд, и занесла левую руку, окружив её соткавшейся из воздуха водяной когтистой лапой.

Тики заинтересованно приподнял бровь, отчего-то ожидая что-то примерно в этом роде, и услышал ироничный смешок справа от себя – Лави, усевшийся неподалёку, скептично покачал головой.

– И вот я знал, что все кончится этим, – заявил он, с независимым видом заведя глаза и без всякого видимого интереса наблюдая за тем, к каким ухищрениям прибегает Алана, чтобы победить.

Было видно, что сражаться ей на самом деле далеко не просто. Потому что, как Тики знал, русалкам и тритонам требуется некоторое усилие, чтобы удерживать свой хвост, и пусть это усилие сравнительно невелико, в бою это наверняка очень мешает, потому что не знаешь, как распределить свою магию. И очевидно именно поэтому иногда на лице у Аланы – на лбу и щеках – отблескивала серебром чешуя, а на какой-то момент даже стало видно жабры.

Однако особенно напряжение девушки стало заметно, когда Неа, снова завертевшись вокруг своей оси, сложил ладони ковшиком – и дунул в них. Все вокруг обдало порывом шквалистого ветра, шатры едва не приподнялись над землей, лошади испуганно заржали, а тонкие деревца склонило к земле.

Когда стихия утихла, Алана недоуменно заозиралась и сотворила вокруг себя прозрачный пузырь – словно защитный кокон поставила, опасаясь нападения откуда-нибудь с неожиданной стороны.

Потому что Неа исчез.

Мана покачал головой, потерев лицо ладонью, словно показывая этим жестом, как глупо оценивает данное действие, и Тики был полностью с ним согласен.

Потому что Неа мог становиться ветром – невидимым и сверхбыстрым, таким, что никто не был способен заметить или почувствовать его. Но вместе с этим он и выдыхался намного быстрее, отчего становилось понятно, что мужчина хотел выложиться на полную в этом, казалось бы, шуточном бою. Тики скрипнул зубами, ощущая, как злость поднимается по пищеводу.

Алана, нахмурившись, крутанулась вокруг своей оси, всматриваясь в воздух, и вдруг в пузырь врезалось что-то крупное (скорее всего, как раз Неа), заставляя её отшатнуться и пустить вокруг себя мощную круговую волну, отталкивая мужчину с болезненным вскриком к одному из деревьев, и в ту же секунду девушка метнула в ту сторону несколько водяных копий, которые, однако разбились о ствол – Уолкера там уже не было.

Тики напряжённо поджал губы, наблюдая за боем, и внезапно Алана восхищённо засмеялась, вгоняя Микка в ступор.

– Я даже не вижу твоей души, Неа! – воскликнула она восторженно и мягко взмахнула ладонями, словно что-то выталкивая из своего пузыря.

И – вокруг неё начала плестись паутина.

Лави шумно вздохнул, как будто устал прикидываться спокойным, и от души хлопнул себя по колену.

– Да что ж ты творишь, зараза! – воскликнул он в конце концов, сердито щурясь, за что в ответ был встречен веселым смехом девушки и струйкой воды точно в нос – как щелчок водный. – Хоть хвост выпусти! – только и отмахнувшись, запротестовал тритон. – Чего позоришься!

Тики, не выдержав, прыснул, уловив в его голосе тщательно скрываемое беспокойство, и поспешно отвел глаза, стараясь улыбаться не так уж явно, когда обиженный на весь мир друг перевел на него подозрительный взгляд. Мужчина был рад тому, что что-то в Лави переменилось – все-таки парень Алане был больше семьей, чем они все, и это было понятно, и уж кто-кто, а Микк вполне способен был принять это.

Девушка, однако, только кружилась и хохотала, веселая и живая, радостная и свежая. Кружилась – и вила вокруг себя водяные струи, стремясь обнаружить Неа, скакавшего вокруг нее быстрее своей собственной стихии и обдающего всю поляну теплыми порывистыми дуновениями.

– Да срасти ты хвост уже, глупая зубатка! – вскоре снова не выдержал Лави, и Мана отчетливо рассмеялся, сверкнув янтарными глазами и понимающе переглянувшись с Тики. – Хватит играться!

Алана рассмеялась вслед за ними, весело жмурясь и не подпуская Неа к себе – паутина звенела, создавая невероятные мелодии, и в то же мгновение девушка выпускала в том месте несколько копий, от которых мужчина уклонялся с высоким свистом ветра. Тот же, в свою очередь, пускал в водяной пузырь острые струи, пытаясь прорезать защиту русалки, но она в ответ лишь хохотала и отвечала очередной волной, отталкивая Уолкера к деревьям и заставляя его явно волчком носиться по поляне.

Тики восхищённо подумал, что таким мастерством мало кто из повелителей владеет – что уж говорить про заклинателей. Подумать только: Алана всего лишь просила об этом стихию, она общалась с водой, а не приказывала ей, не подчиняла своей воле, и насколько же быстро скакали мысли и образы в её голове?..

Девушка вдруг замерла, высоко воздев руки к небу, и все водяные фигуры на поляне замерли: и паутина, и капли, и волны, и фигурные змеи, оставшиеся после некоторых атак, но так и не вернувшиеся в пузырь. Неа, воспользовавшийся странной заминкой, ринулся вперёд, прорезая потоками ветра звенящие нити, и ворвался в лопнувший шар, обдавший всех присутствующих водяной пылью.

И вот тут… Алана подскочила вверх, поддерживаемая потоком воды, и звучно хлопнула в ладоши. И вода из лопнувшего шара, в который ворвался Неа, словно повторила ее движение – схлопнулась как-то со всех сторон сразу и словно заключила воздушную стихию в свою тюрьму. Ветер бился, бился внутри собранного воедино шара, стремясь вырваться и делая в нем бреши, и в итоге Алана не выдержала – все-таки выпустила свой серебряный хвост (показался его пышный кончик из-под длинной юбки ханбока).

И – обрушилась прямо в водяную тюрьму, несомая принявшими вид ее навсегда потерянных теперь парусообразных плавников большими волнами, и явно замыслившая придавить вернувшего свой человеческий облик Неа хвостом.

Так и случилось. Алана (и ее огромные водяные плавники) обрушилась точно в водяной шар и восторженно рассмеялась, накрыв физиономию отплевывающегося от воды Уолкера кисточкой своего хвоста и даже разок хлопнув его по щеке.

Мужчина побежденно рассмеялся, вскидывая чудом свободные руки вверх в знак поражения, и даже попытался что-то сказать, но из-за хохота ничего не вышло.

Лави же, пронаблюдав за этим представлением, недовольно (и как-то слишком наигранно, отчего Изу быстро сморщил нос и показал ему язык) цокнул и лениво выдал, откидываясь на ствол дерева, под которым сидел:

– Рыба-клоун просто…

Алана, явно услышавшая его, лукаво прищурилась, становясь чудо как хорошенькой и соблазнительной (Тики вдруг так поцеловать её захотелось), и, потрепав Неа по щеке, встала на ноги, раздавая шуточные поклоны захлопавшим Мане, Изу и солдатам, которые с раскрытыми ртами наблюдали за ней, очевидно совершенно не представляя, что девушка ещё и может драться.

– Благодарю, благодарю, – приговаривала она важно, с радостной улыбкой кланяясь в разные стороны, и когда к ней присоединился ещё и Уолкер, то по поляне прокатился приливной волной весёлый хохот.

– О океан, – лишь пробормотал Лави, качая головой, и закатил глаза, на что девушка, хитро хохотнув, заговорщицки приложила к губам ладонь и елейным голоском пообещала:

– Ну ничего-ничего, дорогой, однажды ты все-таки будешь в силах противостоять мне.

Парень тут же фыркнул, отворачиваясь от них, и, тяжело вздохнув, уткнулся в книгу, показывая, что больше разговаривать с ней не намерен.

А жаль. Тики покачал головой, поднялся со своего места и отвесил Алане шутливый поклон, не собираясь позволять ей предаваться грусти, мимолетно мелькнувшей в ее лице при взгляде на тритона.

– Ты потрясающа, – заявил мужчина и подмигнул подскочившему как мячик поближе Изу, – верно, малыш?

Мальчик тут же разулыбался и закивал.

– Ты замечательная, – восторженно воскликнул он, бросаясь к ней и крепко обнимая ее.

Неа, поднявшись, отбросил со лба мокрые волосы и, не переставая хохотать, подошел к ним, протягивая руку и хлопая Тики по плечу.

– Определенно! – заявил он убежденно – словно затевал этот бой не ради забавы, а ради именно того, чтобы как раз и убедиться в замечательности девушки. Та зарделась от такого количества похвал и широко улыбнулась. А Неа, подлец, весело позвал: – -Эй, Мана! Скажи, наш брат отхватил себе совершенно удивительную девушку, а?

Безмятежно взирающий на происходящее прежде Мана, на которого в совершенном ступоре обернулся даже Тики, убито покачал головой и постучал себя костяшкой согнутого пальца по лбу. И Микк был с ним согласен.

Потому что вообще-то Алана не знала, что они с Уолкерами братья, и теперь… о, абсолютно неудивительно, что она взирала на него теперь с таким ошеломлением на лице, словно в эту минуту увидела впервые в жизни.

Ну Неа, ну идиот, ну какого дракона, весь всё было так хорошо, зачем ты вообще полез, мелкий…

Алана вдруг коснулась его ладоней, прерывая весь поток мыслительных ругательств в сторону старшего близнеца, сейчас с самым что ни на есть пришибленным видом вжавшим голову в плечи, и прикрыла глаза, глубоко вздыхая.

Тики замер, не зная, что делать, и не понимая, что делает девушка.

Они простояли так с несколько секунд, и мужчина думал, что, дракон всё сожги, сейчас ему хочется провалиться сквозь землю от стыда, потому что он должен был сказать, конечно, должен был, но… как-то всё никак к слову не приходилось. Да и…

Не было в этом необходимости.

Микк сглотнул, прикусив губу, и как раз в этот момент Алана раскрыла глаза и покачала головой с таким видом, словно вдруг резко разочаровалась в чём-то. У мужчины сердце в пятки ушло – она же не решит вдруг… отдалиться от него за эту одну маленькую недомолвочку?

– Так значит ты тоже один из моих внучков? – неожиданно бодро и смешливо поинтересовалась русалка, хитро приподняв бровь.

Тики не ответил. Тики испепелял взглядом брата, который, скотина, так просто выдал его после всех их душеспасительных бесед и подталкивания Маны к их союзу. И вот надо же было!,.

Гнев всколыхнулся в груди, вспыхнул – и Алана прищурилась, становясь как будто как-то мягче. Как будто сейчас держала за руку ребенка. Как будто… О, мужчина этого просто терпеть не мог.

– Почему ты мне не сказал? – в изгибе ее губ и слегка прикрытых веках прослеживалась какая-то странная нежность, почти болезненная, но оттого не менее необъятная и светлая.

И Тики действительно ощутил себя ребенком. Но оправдываться не захотел – потому что именно поэтому и не сказал, потому что не желал быть ни внуком, ни племянником, в которого, кажется, вот так превратился сейчас всего за минуту.

– Не было необходимости, – выдал он вместо объяснений, дернув плечом, и улыбка русалки вдруг снова стала хитрой. Девушка хохотнула – и тесно прильнула к нему, вскидывая голову.

– Неужели ты до сих пор на это обижен? – протянула она весело, и Тики просто ощутил, что да, он снова чувствует себя ребенком, но злиться ни на кого просто не может.

Потому что, о злостные духи, как можно было злиться в такой ситуации? И – на кого?

Только на себя, на идиота, который позволил правде выползти наружу.

Тики недовольно скривил губы, понимая, что этим жестом явно зарабатывает ещё одно очко в пользу того, чтобы Алана видела в нём ребёнка, и подумал, что всего лишь через несколько часов будет очень эффективно разубеждать её в этом.

Девушка весело хохотнула, вновь пуская на своё лицо это… сестринское, даже материнское какое-то выражение – то, с каким смотрела частенько на близнецов и Изу, и Микк еле сдержал себя от крепкого поцелуя, чтобы стеретьстеретьстереть эту эмоцию – потому что Алана была его возлюбленной, его женщиной, той, кого он желал взять в жёны. А потому не нужно на него смотреть, как на… какого-то родственника!

– Мы ещё поговорим об этом, – шепнула девушка ему в итоге, явно видя, что Тики был недоволен, и мимолётно поцеловала его в уголок губ – так, чтобы не смущать тут же раскрасневшегося Изу, спрятавшего лицо в ладошки.