Текст книги "Моя чужая новая жизнь (СИ)"

Автор книги: Anestezya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 90 страниц)

Фридхельм нежно провёл ладонью, убирая спутанные волосы с моего лица.

– Рени, потерпи, мы скоро приедем, – судя по тому, как машина подпрыгивала на колдобинах, Каспер мчался с космической скоростью. – Только не отключайся…

Я слышала его голос словно через вату, боль по-прежнему терзала бок раскалёнными щипцами. Не хочу, чтобы он видел агонию в моих глазах…

– Дедушка, а ты был в плену?

– Всякое бывало на войне.

– Павлик, она ещё слишком маленькая для военных рассказов. Пойдём, Аришенька, малину собирать.

– Ничего я не маленькая, мы с мамой на военный парад ходили. Она мне рассказывала, что немцы хотели захватить весь мир. Хорошо, что дедушка их поубивал.

– Убивать – это всегда плохо, Аринка.

– Но ведь немцы были плохими, разве их кому-то жалко?

– Конечно, были и плохие, но не все.

– Они напали на нас, конечно же плохие.

– Все, внученька, плохими не бывают. Люди, они же разные, вот как твои карандашики.

– Хватит забивать голову ребёнку, ты ей расскажи ещё про…

– Про кого?

Я не знаю, почему сейчас в моей памяти всплыл этот забытый разговор из детства и как это связано с тем, что каждый раз, как я думаю о Паше, что-то смутно не даёт покоя. Чёрт, как же всё-таки больно. Я не знала остановилась ли кровь или нет, но во рту стоял тяжёлый металлический привкус, к тому же меня ещё и мутило.

– Ты можешь ехать быстрее? – хрипло, страшно закричал Фридхельм.

Я не разобрала, что ему ответил Каспер…

– Мам, ну зачем ты меня назвала этим древним именем, а? На уроки литературы хоть не приходи.

– Я тебя вообще-то хотела назвать Викой, так что скажи спасибо своему дедуле.

– А ты куда смотрела?

– Да как-то не смогла отказать. Он редко нас о чём-то просил. Видимо, для него это имя было дорого.

Но это же полная хрень! Дед назвал меня в честь… меня? Разве можно засветиться одновременно в двух временных отрезках? А может, я действительно послана сюда, чтобы его спасти? И раз моя миссия закончена, я как-то вернусь в своё родное время? Бред полный. А может… и может…

– Рени, – мою ладонь стиснули тёплые пальцы. – Не оставляй меня…

Фридхельм смотрел на меня с отчаянием, да и я прекрасно понимала, что это скорее всего конец. Ничего не сказать на прощание как-то неправильно, но с другой стороны любые слова окончательно превратят всё в слезливую голливудскую мелодраму. Всё-таки любовь такая сука. Я столько раз ошибалась, искала нужный накал и глубину чувств и теперь, когда нашла её, ту самую, книжную, всё обрывается, едва начавшись. В его глазах я сейчас читала всё, что когда-то было сказано и что не сказано тоже. Ни один из моих бывших не смотрел на меня так, словно я для него центр вселенной. А я почти не говорила ему о любви. Считала, что это и так понятно, раз мы вместе.

– Люблю…

Я с трудом узнала свой голос. Шелестящий, словно у древней старухи. Пересохшее горло корябало словно наждаком.

– Блядские ямы! – выругался Каспер, когда машину в очередной раз неслабо тряхнуло.

Я почувствовала, как слегка утихшая боль вспыхнула с новой силой, и это вынесло меня на задворки сознания.

Глава 44 Пожалуйста, только живи, Ты же видишь, я живу тобою...

Фридхельм

Войны без потерь не бывает. За год мне не раз приходилось хоронить фронтовых товарищей. В первые месяцы я часто размышлял, что есть смерть, как не фатальность. Ведь пуля зачастую пролетает буквально в миллиметре от твоей головы, чтобы попасть в чью-то спину или затылок. Я чувствовал горечь, когда отправлял жене Вербински её письма или когда молодые мальчишки вроде Кестера зачастую погибали в первом же бою. Сейчас того страха во время боя нет, лишь каждый раз что-то больно ноет в груди, когда я ищу глазами Вильгельма, но все эти чувства меркли по сравнению с тем, что я испытывал, зная, что Эрин может не добежать до укрытия или в него попадет снаряд. Сколько раз уже она была на краю смерти – в руках партизан или под огненным шквалом атаки русских. Но сейчас, когда мы были в относительной безопасности, почему это случилось снова?

Едва мы вернулись с вылазки, как обнаружили, что все стоят на ушах. Я вскользь услышал, что, оказывается, русские пленные сбежали, но от усталости не обратил на эти слова особого внимания. В конце концов в деревне оставались солдаты Файгля. Пусть ищут их раз упустили, а я собирался домой, если, конечно, можно назвать домом чужую избу. Но благодаря Эрин и Лизе она действительно стала домом. Я знал, что сейчас увижу в глазах Рени нежность и облегчение, ведь она каждый раз напряжённо замирает в моих объятиях, провожая на такое задание. А Лиза будет хихикать над новой сказкой, которую я ей расскажу.

– Винтер, ты с нами? – подбежал ко мне Каспер.

Я собирался ответить, что, раз приказа не было, никуда не поеду, но по его глазам понял, что случилось нечто более серьёзное.

– Они схватили Эрин.

Сердце пропустило удар, и я лишь выдохнул:

– Как это случилось?

– Быстрее! – Шнайдер резко захлопнул водительскую дверь.

Парни уже все были в машине, и моментально притихли, когда я сел рядом.

– Кто-нибудь объяснит мне, что происходит?

– Эрик и Фриц сказали, что Файгль отправил Эрин допросить русских. Там тоже непонятная история, почему он не пошёл с ней.

– Известно почему, – хмыкнул Каспер. – Гейне сказал, он напился вдрызг. Им пришлось повозиться, пока отбуксовали его на квартиру.

– Фриц пустил её, ну, а как иначе, ведь это был приказ гауптмана, а через несколько минут русские вырвались, используя её как живой щит.

– Их же было двое, что она могла сделать? Эрин ведь у нас совсем не боец.

– А пистолет ей для чего? – прокомментировал Крейцер.

– Ещё бы она умела им пользоваться, – отозвался Шнайдер.

Я молчал, оглушенный этими новостями.

– Но ведь они не убили Фрица? Почему же забрали её вместо того, чтобы запереть с ним?

– Ну ты даёшь, – ответил Крейцер. – На кой им солдат не говорящий по ихнему? Они же пробрались, чтобы взять языка, вот и забрали Эрин.

– Да она же ничего не знает, да и не понимает особо в нашем деле.

– Она как переводчик знает достаточно.

При мысли, что её будут допрашивать, а возможно пытать, я ощутил бессильную злость. Война – мужское дело, женщин нельзя в такое впутывать, а тем более использовать. Чёрт бы их всех побрал! Её отца, который вышвырнул забракованную дочь из дома, русских, которые ненавидели её, подозревая, что она перебежчица, Файгля, который уцепился за её знание языка и перетащил сюда из госпиталя.

– Мы найдём её, – Каспер сжал моё плечо. – Они не могли далеко скрыться.

До линии фронта ещё далеко, ближайшие деревни уже прочёсывали солдаты гауптмана. Мы остановились возле леса – больше русским было прятаться негде. Вильгельм и Кребс велели нам разделиться и действовать как можно тише, чтобы не спугнуть беглецов. Дело осложнялось тем, что уже темнело, и если они где-то прятались, мы были не в лучшей позиции. Держа наготове винтовки, мы осторожно продвигались вглубь леса. Я напряжённо прислушивался, реагируя на каждый шорох. Тяжёлые мысли и предчувствия усугубляли тревогу. Если Рени сопротивлялась, её ведь уже могли убить. А возможно, у русских была оставлена где-то машина, и они уже скрылись в свой лагерь. Нет, она жива, я чувствую это. Надо только найти её. Тишину разорвал сухой щелчок выстрела.

– Это там.

– Я их достану! – Шнайдер присел, взяв удобный прицел. – Ага, кажется, вижу…

– Осторожно, там же Рени.

Я успел заметить более светлую форму русского, прежде чем Каспер затянул меня за дерево. В нас уже, не таясь, стреляли.

– Спокойно, Винтер, я же не косоглазый как некоторые, – процедил Шнайдер, стреляя в ответ. – Чёрт, они уходят…

– Быстрее, за ними!

Всё внутри сводило от напряжения, ведь в этой перестрелке мы можем зацепить и её.

– Ох ты ж чёрт…

Я обернулся к Касперу и почувствовал, как земля уходит из-под ног. Сволочи! Что она им сделала? Девчонка-переводчица?!

– Рени, всё хорошо, я здесь, – непослушными пальцами я стал распутывать узел ремня, стягивающий её руки, не зная, что делать с этой жуткой раной.

Кровь насквозь пропитала её блузку, растекаясь алыми ручьями. Если это ранение в живот… мало кто выживает после такого. Фрейтер тогда так и не вернулся из госпиталя.

– Идиот, ты хочешь дождаться, пока она истечёт кровью? – Шнайдер сунул мне какой-то платок. – Прижми к ране и держи, пока не приедете в госпиталь.

– Надо быстрее отвезти её, – Каспер помог мне поднять её.

Легко сказать: «Быстрее». Мне казалось, что мы плетёмся со скоростью черепахи. К тому же когда машина подпрыгивала на ухабах, кровь начинала сочиться из раны сильнее.

– Быстрее можешь?

Как же страшно понимать, что с каждой минутой мы теряем драгоценное время, пока её могут спасти. Рени лежала тихо, даже не стонала, но я видел, как ей больно, и если бы мог, без раздумий поменялся бы с ней местами. Страх липким потом стекал по коже, когда я видел это отрешённое выражение в её глазах. Слишком хорошо мне знакома агония раненых, когда жизнь постепенно оставляет измученное тело.

– Рени, не оставляй меня, – я сжал её пальцы, холодные как лёд.

Можно защищать её от всего – от коварного Штейнбреннера, русских солдат, да хоть от всего мира, – но как отвоевать её у смерти? Рени открыла глаза, и отчаяние охватило меня с новой силой. Таким взглядом люди обычно прощаются с кем-то. Навсегда…

– Люблю… – хрипло прошептала она, чуть сжав мою ладонь.

– Блядские ямы, – выругался Каспер, когда нас подбросило на очередном повороте. – Держитесь, мы почти приехали.

– Рени! – испуганно вскрикнул я, увидев, что она снова безжизненно обмякла в моих руках. – Открой глаза, пожалуйста!

Нет! Так не должно быть! Мы же почти успели добраться до госпиталя.

– Да что ты воешь? – рявкнул Каспер. – Проверь её пульс!

Я сжал её запястье, но ничего не почувствовал. В панике приложил пальцы к шее, уловив слабое, едва различимое биение.

– Есть.

Каспер притормозил у ворот, сунув солдату военник. Тот недовольно проворчал:

– А остальные? Сколько вас?

– Можно быстрее? У нас тяжелораненая, – он заглянул в машину, увидел Эрин и кивнул, поднимая шлагбаум.

– Проезжайте.

Чарли испуганно вскрикнула, когда увидела нас на крыльце.

– Берите носилки и несите её в операционную, – остановила она ближайшего санитара. – И найдите как можно скорее доктора Йена. А ты куда?

– Я подожду в коридоре, пока пройдёт операция.

– Нельзя, Фридхельм, – твёрдо сказала Чарли. – Ты же знаешь правила госпиталя. Никаких посторонних, тем более в операционной.

– Да плевать! Неужели ты думаешь, я её оставлю?

– Успокойся, я сама буду ассистировать доктору.

– Она… будет жить?

– Мы сделаем всё, что в наших силах, – Чарли быстро обняла меня. – Возвращайся.

Ну уж нет, я никуда отсюда не уеду, пока не узнаю, как прошла операция.

– Надо ехать, – подошёл ко мне Каспер.

– Уезжай, я пока останусь здесь.

– Винтер, не дури, сам же знаешь, чем грозит такое самоуправство, – напомнил он. – И потом, парни же остались в лесу.

– Вот и заберёшь их, а обер-лейтенанту скажешь, что я вернусь немного позже.

– Да как ты вернёшься? Пешком?

Если надо – пешком. Или попрошу какую-нибудь машину подбросить меня.

– Ладно, как знаешь, – Каспер обнял меня. – Держись, я уверен, они её вытащат.

Я тупо кивнул, стараясь не думать о том, что Рени сейчас умирает на операционном столе. Невозможно представить, что я больше не увижу её улыбку, ведь ещё утром я целовал её, уверенный, что вернусь.

Время тянулось медленными, тревожными минутами, я не знал сколько уже прошло. Час? Больше? Перед глазами проносились картины нашей непрожитой жизни. Я мечтал увидеть её в платье невесты, что когда-нибудь мы будем выбирать мебель в свою квартиру. Мечтал увидеть её с нашим ребёнком. Она была бы отличной матерью, я ведь видел, как она возится с Лизой. Всё это может исчезнуть в один миг. Образы в моей голове были болезненно-яркими. Я сжал виски, беспомощно застонав.

– Что случилось, приятель? – я непонимающе поднял глаза – какой-то солдат участливо смотрел на меня. – Товарищ погиб?

Я медленно покачал головой.

– Наверное, твой первый бой, ничего, привыкнешь, – он протянул мне пачку сигарет.

Я взял одну, потянувшись к огоньку его зажигалки. Мои пальцы были покрыты запёкшейся кровью. Кровью Рени. Тяжёлый металлический запах, казалось, пропитал каждую пору кожи.

– Давай, успокаивайся и пойди, умойся, вот увидишь, сразу почувствуешь себя лучше.

Успокоиться я вряд ли смогу, но он прав – кровь надо смыть. В коридоре, несмотря на поздний час, было оживлённо.

– Чарли, подожди!

Она обернулась, и сердце тоскливо сжалось в нехорошем предчувствии. Её халат был весь заляпан кровью.

– Фридхельм, мне некогда, – торопливо ответила она. – Доктор Йен вытащил пулю, но ей пришлось удалить селезёнку. Я сейчас ищу, кто сможет стать донором, нужно срочно перелить ей кровь.

– Я могу.

– Какая у тебя группа? У неё первая, а другая не подойдёт.

– Посмотри сама, – я вытащил из-под рубашки жетон, протянув ей.

Чарли бросила быстрый взгляд и кивнула:

– Пойдём со мной.

– А можно мне где-то умыться? – всё-таки спросил я. – Не хочу, чтобы Рени увидела меня по уши в крови.

– Душевая в конце коридора.

Вода, бегущая в раковину, постепенно становилась светло-розовой, серая рассветная мгла лилась в окно. Я с трудом вспомнил, что прошли всего лишь сутки – казалось, прошлое утро было тысячу лет назад.

– Процедура неприятная, так что придётся тебе потерпеть, – Чарли быстро шла к нужной палате, продолжая инструктировать меня. – И ещё, Фридхельм, постарайся взять себя в руки.

– Ты о чём? – что она недоговаривает?

– Эрин ещё не очнулась после операции и… – Чарли помялась и остановилась, взяв меня за руку и серьёзно глянув в глаза. – Может случиться всё что угодно. Она потеряла слишком много крови.

Я замер в дверях палаты. Рени лежала неестественно бледная, словно сливаясь с простынёй.

– Проходи, – Чарли подтолкнула меня к соседней кровати.

Пожилая медсестра с грохотом вкатила штатив для капельниц. Чарли обернулась:

– Вы принесли всё необходимое?

– Разумеется, – по-моему, это та самая медсестра, что сурово отчитывала нас тогда с Эрин. – Ну и чего вы ждёте, молодой человек? Или хотите, чтобы я помогла вам раздеться?

Я вопросительно посмотрел на Чарли, она улыбнулась:

– Сними китель и рубашку, этого будет достаточно.

– И сапоги тоже, – добавила грозная фрау. – Нечего разводить тут антисанитарию.

Она энергично стала протирать спиртом мою руку чуть ли не до самого плеча, затем без всяких сантиментов вогнала в вену иглу.

– Я сама всё сделаю, сестра Бригитта, – Чарли видимо делала тоже самое, склонившись над Эрин.

– Шарлотта, вас ждут на следующей операции, – она прервала возражения Чарли. – Я останусь здесь и присмотрю за этой бедной девочкой. Идите, вы же знаете, доктор Йен предпочитает, чтобы ему ассистировали вы.

Чарли погладила меня по плечу:

– Я приду, как только освобожусь.

Я наблюдал, как постепенно стеклянная колба наполняется моей кровью. Пусть возьмут хоть всю, только бы Рени жила.

«Пожалуйста, не оставляй меня», – если бы с кровью можно было влить жизнь.

Никогда ещё я не боялся так потерять её, как в этой больничной палате, пропитанной запахами крови и лекарств. Мы жили так, словно у нас полно времени, чтобы тратить его на ссоры и сомнения, а его не было. Когда смерть всё время рядом, нужно использовать каждую минуту, чтобы успеть прожить всё, что хотел бы успеть. Собственно мы и не ссорились, лишь недавно…

Это произошло незаметно. Словно кто-то набросил на мои чувства тень, опутывая паутиной сомнений. Я доверял Рени, но подспудно чувствовал, что её сочувствие русским намного сильнее, чем может себе позволить верная подданная Германии. Понятное дело, что ей жалко женщин, детей, но как объяснить лояльность, которую она пару раз выказывала по отношению к партизанам? В начале войны я тоже считал, что русские будут отвечать нам жестокостью на жестокость, но это не означает, что мы обязаны смиренно принять их отпор. В конце концов я и парни не выбирали, идти нам на войну или нет. Мы делаем то, что нам велит долг, пусть в душе многое не одобряя, и я буду бороться за свою жизнь. Солдаты из отряда СС творили, конечно, жуткие вещи, и я бы первый ратовал за то, чтобы такую жестокость разбирали на военных судах, но я не радовался их смерти, а вот в глазах Эрин я тогда заметил мстительное удовлетворение. К тому же я не понимаю, как можно было рисковать своей головой ради какой-то партизанки? Мне до сих пор дурно при мысли, что бы с ней сделал Штейнбреннер, если бы узнал, что она вколола той девушке морфий. И что хуже всего – она ведь ничего мне не сказала. Неужели не доверяет, зная, что я буду в любом случае защищать её? Но куда больше меня задевало, что Рени беспечно отмахивалась от предложений расписаться. Да, я знал, что она не хотела торопиться, но, возможно, она не уверена в том, что хочет прожить со мной всю жизнь, а тут ещё Вильгельм упрекнул меня, что я позволяю Рени рисковать. Для неё существовал простой способ уйти в отставку, но перспектива забеременеть по-прежнему приводила её в ужас. Я считаю, что, конечно, с детьми можно подождать, раз идёт война, но если нас подведёт средство защиты? Может, поэтому я так злился, когда этот недоделанный химик стал возле неё крутиться. Я вроде бы не ревнивый. Наши парни вон запросто болтают с ней, а некоторые ещё и лезут периодически обниматься, но я знаю, что для них она подруга и не более, да и Рени всегда относилась к ним также. А вот с этим Конрадом я чувствовал что-то неладное. У них много общих тем, к тому же он слишком напоминал меня. Нахальный поклонник вроде Хольмана оставит её равнодушной, но вдруг ей понравится застенчивый студент? И как можно бороться с соперником, если тот вроде как не даёт повода? Избить его за разговоры с ней? Кого и надо было избить посильнее, так это Хольмана. Кто же знал, что он сорвётся и вот так полезет к Эрин? Признаться, я побаивался, что так может поступить Шнайдер, слишком уж плотоядно он смотрит на неё. Хотя нет, Шнайдер теперь вряд ли посмеет приставать, зная, что отправится под трибунал, а вот доставать меня гадкими разговорами – это пожалуйста.

– Вы прямо как примерные папочка и мамочка, – дружески поддел Каспер, когда Эрин увела Лизу после обеда домой. – Вам пора бы уже завести своего.

Да что они все сговорились? Это наше дело, когда жениться и заводить детей, но злиться бесполезно. Как говорила Эрин, живя в таком общежитии, ничего невозможно скрыть. Точно также парни знали всё о каждом: Кох всё-таки собирается сделать Марте предложение, девушка Бартеля его не дождалась, выскочив замуж ещё зимой, а Каспер переживает за тяжело больную мать.

– Детей заводят, обычно когда наденут девушке на палец обручальное кольцо, – усмехнулся Шнайдер.

Я сделал вид, что пропустил мимо ушей эту провокацию.

– В чём дело, Винтер? Боишься взять на себя ответственность? – продолжал он.

– Наши отношения с Эрин тебя не касаются, – парни заметно напряглись, чувствуя, что назревает конфликт, а этот мерзавец лишь широко ухмыльнулся.

– Всё ясно, она ещё думает, нужен ли ей такой хлюпик…

– Заткнись! – я шагнул ближе, с трудом удерживаясь, чтобы не ударить по его самодовольному лицу, но тот словно почувствовал мои сомнения и оскалился в очередной усмешке.

– А что, разве не так? Сегодня она спит с тобой, а завтра, кто знает, кому повезёт оказаться на твоем…

Не выдержав, я схватил его за грудки, приложив затылком к стене.

– Тихо, никаких драк, – Каспер и Крейцер оттащили меня от него. – Хотите отправиться следом за Хольманом?

– Он первый начал, – сплюнул Шнайдер.

– А ты прекрати говорить гадости про Рени, – ответил Каспер.

В общем, я всё-таки затеял этот разговор, выплескивая всё, что накопилось, и обвиняя Эрин во всём подряд – недоверии, несерьёзности. Я хотел, чтобы она поняла, что, если ты с кем-то вместе, нельзя всё решать в одиночку, и оказался абсолютно не готов к ответным обвинениям. Чего только она не наговорила в ответ. Что она такая как есть и, если мне что-то не нравится, нужно было говорить раньше, что проблемы нужно обсуждать, а не замалчивать и даже приревновала меня. Нашла к кому! К девушке, в чьём доме мы сейчас жили. Разве я похож на того, кто изменяет с первой встречной особой? Для меня вообще неприемлема плотская связь без чувств, а все чувства давно и прочно отданы ей.

– Рени? – мне показалось, она что-то прошептала.

– Лежи тихо, ей необходим покой, – сердито шикнула медсестра.

– Почему она ещё не очнулась? – шёпотом спросил я.

– Наркоз на всех действует по разному, – снизошла до ответа суровая фрау.

Дверь тихонько скрипнула, пропуская Чарли. Она успела сменить окровавленный халат на чистый, но выглядела после бессонной ночи не лучше своих пациентов. Бледная, под глазами залегли тени.

– Здесь чай и бутерброды, – Чарли прошла к моей кровати и поставила на тумбочку поднос.

Я лишь помотал головой. Просто не смог бы сейчас есть.

– Фридхельм, поесть нужно, – она осторожно убрала иглу из моей вены и устало улыбнулась. – А то больше не возьму тебя донором.

– А что нужно ещё переливание? – я резко сел, накидывая рубашку и игнорируя головокружение.

– Сиди, куда тебя несёт? – прикрикнула Бригитта. – Не хватало ещё с тобой возиться, если хлопнешься в обморок!

Пришлось наскоро проглотить бутерброд с чаем. Бригитта окинула меня неодобрительным взглядом и направилась к двери, едва не столкнувшись с Вильгельмом.

– Ну и что это за выходки? – увидев меня, прошипел он. – Как ты посмел самостоятельно решать, что делать, если был приказ выполнить задание?

– Я не уеду отсюда, пока не увижу, что Эрин стало лучше! – ответил я.

Не будет же он меня волоком тащить в машину, а с нарушениями Устава разберёмся потом.

– Мальчики, прекратите! – Чарли как стойкий солдатик стала между нами. – Здесь послеоперационная палата, а не полигон.

Вильгельм устало вздохнул.

– Прости, конечно ты права, – он бросил быстрый взгляд на Рени. – Как она?

– Состояние тяжёлое, она так и не пришла в себя, да ещё потеряла столько крови, – Чарли мягко оттеснила нас в коридор.

– Я думал, она объяснит, что произошло, – напряжённо сказал Вильгельм. – Файгль до сих пор отходит с похмелья и ничего не помнит. Солдаты тоже не могут внятно объяснить, как Эрин оказалась в этом чёртовом сарае.

– Да что тут непонятного? Она отправилась на допрос по приказу Файгля, и это меня абсолютно не удивляет, – бессонная ночь и нервное напряжение побуждали говорить всё, что я думаю, тем более Вильгельму я могу сказать почти всё. – Вы забываете, что Эрин не тренированный шпион Абвера, вечно отправляете её рисковать собой. Тот пленный в госпитале мог воткнуть скальпель и в её горло. Да и сейчас что она могла сделать, если её одну отправили к закалённым бойцам? Конечно, они воспользовались ситуацией и скрутили её, забрав пистолет.

– Всё равно я хочу услышать и версию Эрин, – упрямо сжал губы брат. – В конце концов, это странно. Почему Файгль решил надраться средь бела дня, и почему отправил её одну, а не как положено?

– Ты опять её в чём-то подозреваешь? – возмущённо спросил я. – Эти сволочи, когда поняли, что так просто не уйдут, выстрелили в беззащитную связанную девушку. Какие ещё тебе нужны доказательства, что Эрин ни в чём не виновата? Это Файгль нарушил правила, отправив её на допрос без сопровождения и не связав перед этим пленных!

– Я не обвиняю её, – вздохнул он. – Просто хочу выяснить точно, что произошло. И, Фридхельм, я закрою глаза на твоё самоуправство, но ты сейчас же отправишься со мной.

– Нет.

– Да ты понимаешь, что Файгль тут же обвинит тебя в дезертирстве?

– Фридхельм может задержаться ещё ненадолго на вполне законных основаниях, – осторожно вмешалась Чарли. – Эрин потребуется ещё как минимум одно переливание крови. У нас нет нужной группы, а его кровь подходит.

– Ладно, – кивнул Вильгельм.

Я вернулся в палату. Рени по-прежнему была погружена в этот глубокий, нездоровый сон. Я осторожно взял её руку – она была слишком горячей. Потрогав её лоб, я убедился, что мне не показалось. Она вся горела.

– По-моему, у неё жар.

– Температура часто бывает после операций, – Чарли взяла Рени за руку, сосредоточенно измеряя пульс.

– Вы же сможете ей помочь? – это то, чего я и боялся – начинается воспаление, из-за чего так часто умирают раненые.

– Конечно, введём ей антибиотик, – она погладила меня по плечу. – Эрин молодая здоровая девушка, она должна поправиться.

То ли лекарству нужно было время, чтобы подействовать, то ли Чарли пыталась успокоить меня утешительной ложью, но к вечеру температура не упала. Эрин так и не очнулась, но теперь её сон был беспокойным. Я с тревогой смотрел, как любимые черты лица искажает боль.

– Прости… я не могла по-другому…

Что или кого она видит, если перешла на русский? Я склонился ближе, пытаясь разобрать в сбивчивом шёпоте, что её так тревожит. Слабая улыбка тронула её пересохшие губы:

– Мама… я вернулась…

Сердце стянуло словно железным обручем, ведь её мать давно умерла. Неужели и Рени сейчас уйдёт следом? Но почему она сказала «вернулась»?

– Чарли, скажи мне правду, – я ухватил её за рукав. – Всё совсем плохо?

Чарли отвела глаза и медленно ответила:

– Не думаю. Сейчас сделаем ещё одно переливание, и температура уже должна немного упасть. Эти новые лекарства, которые доставил Красный Крест, очень хорошие.

Снова потянулись долгие минуты или часы, когда я напряжённо слушал её неровное дыхание и гипнотизировал взглядом колбу с бордовой жидкостью, которая медленно по капле втекала в её вены…

* * *

Я открыл глаза, почувствовав, как затёкшее от неудобной позы тело закололо словно иголками. Похоже, я уснул прямо так как и сидел – на полу у кровати Рени.

– Фридхельм… – я почувствовал почти невесомое касание на затылке.

Повернулся, перехватывая её ладонь, заглядывая в любимые глаза, не в силах сказать сейчас ни слова. Эрин смотрела немного дезориентировано. Неужели не помнит, что с ней произошло?

В палату вошла Чарли и поставила лоток с лекарствами на тумбочку.

– Слава богу ты пришла в себя, – она радостно улыбнулась. – Ну и напугала же ты нас.

– Мне можно попить?

– Конечно, можешь даже позавтракать, я сейчас скажу, чтобы вам принесли что-нибудь из столовой, – Чарли вручила ей градусник и достала из-под салфетки шприц. – Сейчас сделаем укол, чтобы остановить воспаление. Осторожнее, дорогая, резко не двигайся, чтобы не разошлись швы.

Я отошёл, чтобы не мешать им. На душе было неспокойно. Рени очнулась, скорее всего, переливания больше не нужны, а это значит, меня вот-вот отправят обратно. Словно в подтверждение моих мыслей в палату вошёл Вильгельм. Чарли с опасением взглянула на нас:

– Не вздумайте шуметь, Эрин сейчас любые волнения не на пользу.

Брат уже немного успокоился, сдержанно начав:

– Похоже, ты снова вляпалась в неприятную историю.

– Угадал, капитан очевидность.

– Какого чёрта тебя понесло в одиночку допрашивать пленных? – постепенно заводясь, продолжал он. – И как получилось, что вы с Файглем ни с того ни с сего решили вылакать все запасы вина? Я нашёл в штабе гору пустых бутылок.

– Герр Файгль получил из дома письмо, затосковал по юной жёнушке. Решил немного расслабиться, а получилось – как получилось. Я-то почти не пила, если помнишь, ты завалил меня до хрена важными переводами.

– Ну хорошо, а как он в таком состоянии додумался отправить тебя на допрос?

– Речь зашла о том, как можно хитростью выманить у русских нужные сведения, и герр гауптман попросил меня рассказать, как действовал тогда герр Ягер, – в ответ на непонимающий взгляд брата Эрин пояснила. – Он же писал нашему гауптману, просил подписать мой перевод.

– Откуда ты знаешь? – прищурился Вильгельм. – Неужели рылась в бумагах на столе Файгля?

– Это письмо лежало на виду, и, конечно, я его прочитала. Как ты понимаешь, меньше всего я хочу оказаться в дивизии Ягера.

Если это тот тип, которого я тогда видел в госпитале, я тоже не хочу, чтобы он приближался к Эрин. – Вильгельм, ты же не допустишь, чтобы её перевели в другую часть?

– Думаю, Файгль ему отказал, иначе бы уже сообщил мне о переводе, – устало вздохнул брат. – Голова от вас всех идёт кругом. Значит, Файгль отправил тебя выманить из пленных информацию, а тебе даже в голову не пришло, что это опасно?

– Я думала ничего не случится, ведь за дверью наши солдаты, – ответила Рени. – Я не успела даже закричать, когда один из русских набросился, едва не придушив меня. Ну, а дальнейшее, я думаю, ты и так знаешь. Они решили бежать, прихватив меня вместо «языка».

– Да уж, им можно сказать повезло. Если бы солдат на посту было больше, так легко они бы не ушли, – Вильгельм немного помолчал, словно не решаясь что-то сказать. – Почему они в тебя стреляли? Ведь ты нужна была живой.

– Это получилось случайно, когда началась перестрелка с нашими, – нехотя ответила Рени.

Я неотрывно смотрел ей в глаза, уже догадываясь, что произошло на самом деле. Русские первыми засекли нас и наверняка собирались перестрелять по одному.

– Пообещай, что больше никогда так не сделаешь.

– Как – так? – разумеется, она нипочём не признается, что безрассудно рискнула жизнью, чтобы спасти меня и парней. – Говорю же, это случайность.

– Надеюсь, парни их достали, – я бы сам хотел пустить пулю в лоб тому, кто это с ней сделал.

– Шнайдер застрелил только одного, – недовольно поморщился Вильгельм. – Второму удалось уйти, – он повернулся ко мне. – Нам пора.

– Дай мне несколько минут попрощаться, – попросил я.

Вильгельм кивнул и улыбнулся Эрин.

– Поправляйся.

Я заметил в её глазах слёзы:

– Что? Позвать Чарли? Тебе сильно больно?

– Нет, не зови, – она помотала головой. – Больно, но терпимо. Не хочу привыкать к морфию.

– Не хочу оставлять тебя, – я коснулся губами её ладони.

– Всё будет хорошо, – слабо улыбнулась Рени. – Через пару недель заберёшь меня отсюда.

***

Лиза бегала во дворе с кем-то из детишек. Едва увидев меня, девочка торопливо подбежала.

– Почему тебя так долго не было? И где Эрин?

– Она… немного больна и сейчас в больнице, – я погладил её растрёпанные волосы.

Рени всегда так красиво заплетала их, но, видимо, у этой женщины было слишком много других забот.

– Тебе грустно? – Лиза пытливо заглянула мне в глаза. – Держи, – девочка порылась в кармане платьица и сунула мне в руку шоколадную конфету, которыми её частенько баловали парни.

– Я уж думала, вы её бросили, – смущённо улыбнулась Надя.

– Конечно нет, – ровно ответил я. – Просто… кое-что случилось.

Обсуждать это не хотелось, тем более у неё нет никаких причин сочувствовать Эрин.

– Может, пусть Лиза пока живёт у нас? – спросила девушка.

– Нет, достаточно, что вы присматриваете за ней, пока я на службе.

Рени утверждала, что эта девушка пытается меня соблазнить, но я не думаю, что это так. Многие русские ненавидят нас, но попадаются и те, кто из страха или, понимая необходимость приспосабливаться к новым условиям, придерживаются вежливой доброжелательности. Что я ошибся, выяснилось буквально через пару дней. Вернувшись и не найдя во дворе Лизу, я заглянул в дом, где жила эта семья.