Текст книги "Моя чужая новая жизнь (СИ)"

Автор книги: Anestezya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 90 страниц)

– Я много думал после этого. Как сохранить и честь, и верность… Получается не очень, согласна? Или ты хранишь верность своей стране, семье и делаешь то, что от тебя ждут, или пытаешься сохранить свою честь, но становишься при этом предателем в глазах остальных.

Да уж, хреновый выбор. Но по-моему, он всё для себя решил, вон, исправно выполняет приказы своего командира, пусть и не одобряет пыток.

– А можно хранить верность прежде всего себе. Пусть всё, что ты порой можешь для этого сделать – это милосердно избавить кого-то от мучений. Ты не можешь помешать её мучить, но ты можешь избавить её от пыток хотя бы на один вечер.

Н-да, хороша позиция, ничего не скажешь. «Против системы я не пойду, но буду украдкой пытаться облегчить совесть мелкими поступками». Этакий недоэсэсман, полугуманист, блин! А собственно чего я так возмущаюсь, сама ведь такая же.

– И как, получается? – ехидно спросила я. – Что, кстати, тебе сказал герр штурмбаннфюрер, когда ты в тот раз вмешался?

– Герр Штейнбреннер хоть и бывает довольно резким, неплохой человек, – дипломатично ответил Конрад. – Главное он знает, что я никогда не предам Тысячелетний рейх. Тогда он на многое готов смотреть сквозь пальцы. Тем более я знаю, когда можно вмешиваться, а когда – нет.

Я задумалась. Определённый смысл в его словах, как это ни странно, был. Я ведь могу хотя бы вколоть морфия бедняжке и обеспечить, пусть недолгий, но отдых от страданий.

– Спасибо за поддержку.

– Ну что ты, я ведь прекрасно понимаю, что ты девушка и тебе намного тяжелее, чем нам, сталкиваться с жестокостью.

Я поднялась по ступенькам, услышав из-за неплотно прикрытой двери голос Винтера:

– Вы должны понимать, Эрин всё-таки девушка, а не закалённый солдат. Я никогда не требовал от неё ничего свыше обязанностей переводчицы.

– Я понимаю, что у вас к ней особое отношение, – в голосе Штейбреннера мелькнула ирония. – Но скажите, если бы я не знал русский, вы бы тоже стали жалеть её, отстранив от допроса?

– Разумеется нет, но…

Я обозначила своё присутствие стуком и мрачно прошла к своему столу. Ну что, сиди не сиди, а «становиться на путь истинный» надо.

– Герр штурмбаннфюрер, простите за этот инцидент, – опустив глазки долу, проблеяла я. – Я выполню задание, которое вы мне поручили.

– Рад что вы образумились, Эрин, – уже привычно-спокойным тоном ответил он. – Конрад вас проводит.

– Эм-м, если у вас нет возражений, я бы хотела пойти чуть позже, – встретив его напрягшийся взгляд, я пояснила: – Чтобы убедительно сыграть свою роль, я должна тщательно обдумать всё, что скажу ей.

– Хорошо, вам виднее, – кивнул он.

Я прикинула, что успею быстро смотаться домой. Нужно взять хотя бы морфий. Аптечку тащить скорее всего бессмысленно – честно говоря, я не знала, как быть с её ранами. Помазать йодом? Бред. Надеясь, что меня никто не хватится, я метнулась домой, благо село небольшое. Быстро занырнув в ранец, достала из футляра шприц. Сколько ампул использовать, одну или две? Чёрт, у меня их всего две, ну да кто ж считать-то будет. Я быстро сунула всё в сумку и вышла из дома.

– Рени? – Фридхельм перехватил меня у калитки. – Куда ты собралась?

– Мне нужно ненадолго вернуться в штаб, – уклончиво ответила я.

Потом расскажу, что пришлось пережить сегодня по милости этого блядского Штейбреннера. А может, и не расскажу, не знаю.

– Пойдём, провожу, – Фридхельм пробежался по мне взглядом. – А то Конрад опять случайно окажется рядом.

– Тебе не нравится, что мы пересекаемся, будучи на службе в одном штабе?

Забавно. То, что Хольман меня замуж зазывал, а Шнайдер так вообще за малым не трахнул, его не смущает, а вот студент-химик прямо угроза-угроза.

– Он сегодня болтал с тобой и довольно долго, – Фридхельм вроде как в шутку уточнил. – Опять забыл, как проходит химическая реакция?

– Через несколько дней мы уедем, так что неважно, о чём мы говорили, – я обняла его и как можно беззаботнее улыбнулась. – Я постараюсь недолго, но лучше не жди меня.

– Наш разговор ещё не закончен, – Фридхельм покосился в сторону курилки и собственнически прильнул к моим губам.

Я была не против – всё же лишняя отсрочка. Я смотрю, мы не одни такие. Коху наконец свезло. Оля снизошла и чмокнула его в щёчку. Хоть бы отошли куда, стоят у этого чертова колодца как на выставке.

– Влюблённый дурачок, – покачала я головой. – Совсем потерял голову.

– Боюсь, ты права, – согласился Фридхельм. – У него же дома осталась невеста.

– Да я вообще имею в виду, что это плохая идея, – за одноразовый трах я бы не переживала, но тут уже дела явно посерьёзнее.

– Почему?

– А то ты не знаешь. Она русская, он немец. Этого мало?

– Это как раз-таки не самое страшное. Ты же знаешь, как я отношусь ко всем этим расовым предрассудкам, – встретив мой скептический взгляд, он немного раздраженно добавил: – Не все поддерживают этот бред. Грета вон, наплевав на все законы, крутила роман с Виктором.

– Угу, и где сейчас этот Виктор? Успел смыться в Америку? И слава Богу, иначе гнить бы ему где-нибудь в Освенциме или Бухенвальде.

– Не веришь? А ведь мне плевать и на то, что ты тоже в какой-то степени русская.

– Да? – вот кстати и неплохой повод выяснить, как бы он отнёсся, узнав мои тайны. – А если бы была действительно русская? Не фольксдойче, а одна из этих деревенских девчонок? Ты бы так же считал? Увёз и женился, наплевав на общественное порицание?

В его глазах промелькнула, как мне показалась, растерянность, но он тут же взял себя в руки.

– Откуда такие вопросы? Конечно я бы…

– Эрин, ну что за безответственность?

Вот откуда ты взялся спрашивается? Так теперь и не узнаю, что бы он «конечно».

– Герр Штейнбреннер уже спрашивал о тебе, и вообще, неужели нельзя найти для личного общения другое время и место?

Всё-таки Вилли тот ещё зануда. И ведь не поспоришь – работа, увы, не ждёт.

– Открой дверь, – кивнула я Хольману.

Заметив, что он собрался увязаться следом, я сердито обернулась.

– Ты совсем ку-ку? Я должна втереться к девчонке в доверие и как по-твоему это сделать, если ты будешь маячить за спиной?

– Ладно, иди одна, – нехотя отступил он.

Тяжёлая дверь с силой захлопнулась. Я включила фонарик и медленно подошла к неподвижно лежащей девушке. Тут же пожалела, что всё-таки не взяла аптечку, хотя одним флаконом йода и мотком бинта тут не обойтись. Её лицо, шея, руки были покрыты синяками самой разной цветовой палитры – от лилово-зелёных до угольно-чёрных. Блузка была небрежно изорвана и на открытой коже виднелись круглые ожоги от сигарет. Но самое страшные раны были на её лице. Это с какой силой надо было бить, чтобы вытек глаз? Я кое-как примостилась рядом, не зная, с чего начать разговор и что в первую очередь сделать.

– Хочешь воды? – Наташа растянула разбитые губы в усмешке и хрипло рассмеялась.

Я вздрогнула, заметив тёмные провалы на месте выбитых зубов. Никогда не сомневалась в том, что учебники истории не лгут, но как же жутко видеть всё это вблизи.

– Спасибо, один уже напоил.

Приглядевшись, я заметила, что её волосы и блузка мокрые. Похоже тварина-Хольман, желая ещё больше поиздеваться, вывернул ведро воды ей на голову.

– Пей, – я протянула ей свою фляжку и заметила небрежно брошенный прямо на пол сарая заплесневелый сухарь.

К счастью, я додумалась положить в сумку четверть буханки. Девушка осторожно отщипнула кусочек здоровой рукой. Пальцы на другой Штейнбреннер скорее всего сломал. Вон как опухли и наверняка дико болят.

– Ты же не накормить меня пришла? – Наташа проницательно окинула меня взглядом.

– Да знаю я, что ты ничего не скажешь, – отмахнулась я, но откровенничать не спешила.

Во-первых, я больше никому не верила настолько, чтобы признаваться в том, что подпишет мне у немцев приговор. Во-вторых, признаваться ей, которая прошла настоящий ад, пытаясь бороться с врагом, что я боюсь пыток и поэтому переметнулась на сторону немцев, было как минимум стрёмно.

– Это обезболивающее. Всё, чем я сейчас могу помочь, – я достала шприц с морфием. Девушка поколебалась. Я бы наверное на её месте вообще послала невнятную девицу, которая пытается вколоть неведомую хрень.

– Я не жду, что взамен ты выдашь свои секреты, – повторила я, и она всё же протянула руку. Я отвернулась, прикидывая, как лучше избавиться от шприца. Можно конечно положить его обратно в сумку, но нет. Зашвырну-ка лучше его вон в ту кучу навоза, хрен кто найдёт. Чарли в следующий раз скажу, что разбила, она без проблем выдаст новый.

– Как будто полегче, – пробормотала Наташа. – Больше всего я боюсь не смерти, а что не выдержу боли… Иной раз так пробирает, что готов на всё, лишь бы они прекратили…

Её лицо постепенно расслаблялось, я же, не выдержав, в сердцах выдала:

– Разве оно того стоит? Я ещё понимаю, когда взрывают склады или устраивают пленным побег, но листовки! Вы же этим только злите немцев, какой смысл терпеть такое за пачку бумажек?

– Да если бы не листовки, многие бы уже сдались, решив, что Красная армия разбита, – от сонной заторможенности не осталось и следа, хотя я видела, что ей трудно разговаривать. – Подались бы как ты служить немчуре, – Наташа презрительно усмехнулась.

– С чего ты решила, что я русская? – надо же знать, на чём я так палюсь, вдруг пригодится.

– Говоришь без акцента. А ещё твой взгляд… тебе стыдно за своё предательство, отсюда и эти подачки.

Она прикрыла глаза, и я подумала, что морфий сделал своё дело, как вдруг мою ладонь слабо сжали.

– Если тебе действительно хоть немного жаль, что ты предала своих… помоги мне уйти…

От этого хриплого шёпота, полного тоскливой безысходности, меня пробрало до самого нутра. Я ведь понимала, что она сейчас говорит не о побеге, и также понимала, что Штейнбреннер может приказать пытать её ещё не один день, прежде чем как-нибудь особо изощрённо казнит. А ещё я до сих пор помнила гадливое ощущение, когда отнимаешь чью-то жизнь. Сейчас это убийство из милосердия, но легче мне при этом не будет. Это ведь так не работает – одного убиваю, потому что заслужил, а другого, потому что иначе нельзя. По итогу жить с этим потом мне и…

Наташа снова сжала мою ладонь в ожидании ответа, и я кивнула. Чёрт, вот как я её сейчас буду убивать, а?

– У тебя глаза слипаются от лекарства, поспи, – мягко сказала я.

Стрелять нельзя и вообще нужно всё сделать так, чтобы никто не связал мой визит с её смертью. Блин, может, ну его, так рисковать? Кто она мне такая? «Она та, благодаря которой ты благополучно прожила первые двадцать восемь лет своей жизни», – услужливо подсказала мне совесть. Дождавшись, пока её ладонь расслабленно разжалась, я наконец-то решилась. Никогда больше не смогу стебаться над выражением задушить голыми руками. Осторожно я накрыла ладонью её губы и пальцами другой руки зажала нос. Кровь тяжёлыми толчками стучала где-то в висках, а нервы царапало словно наждаком. В любой момент проклятый Хольман мог заглянуть и поинтересоваться, что я так долго тут делаю. Девушка, не открывая глаз, несколько раз рефлекторно дёрнулась, пытаясь вдохнуть воздуха. «Главное не убирать пальцы», – стучало мантрой в голове. Второй раз я на такое не решусь. Она обмякла, и я, выждав ещё минуту, осторожно приложила пальцы к ямке на шее. Пульса не было. Мне казалось, и меня тоже не было. Все эмоции разом выцвели, словно чёрно-белое фото.

Всё, что меня не убивает, просто убивает не сразу. Но делает сильнее или бесчувственнее – кто знает?

* * *

Медленно словно в тумане я вышла из сарая, а ведь нужно как-то держаться, чтобы придирчивый Хольман ничего не заподозрил.

– Ну что, удалось перехитрить эту дрянь? – он небрежно задвинул засов.

Под дверью меня сторожил что ли? Я сжала в кармане сигаретную пачку, надеясь, что дрожь в руках немного утихнет.

– С каких пор я должна отчитываться тебе о своей работе?

Он как ни в чём ни бывало щёлкнул зажигалкой, поднеся огонь ближе. Я замерла, вдыхая сигаретный дурман и напряжённо прикидывая, что сейчас буду говорить в штабе, чтобы никакой мелочью себя не выдать. Узнай они, что я сделала, по головке не погладят.

– Ну, не хочешь говорить, не надо. Тем более у нас с тобой и так найдётся что обсудить.

– У меня нет времени на пустой трёп, – я развернулась, чтобы уйти, но этот змеёныш, осмелев, вцепился в мою ладонь.

– Подожди.

– Что тебе надо? – я резко стряхнула его ручонку. – Меня ждёт с новостями герр Штейнбреннер.

– Если ты так торопишься вернуться в штаб, пойдём вместе, – та-а-ак, что-то не нравится мне его тон, и вообще что происходит? – Но поверь, для тебя будет лучше выслушать меня сейчас.

– У тебя пять минут.

– Ну, это как получится, Ре-е-ени, – насмешливо протянул он. – Или это не твоё настоящее имя?

Блядь! Да как он…

– Твои дурацкие шутки сейчас неуместны, – каким-то чудом не потеряв голос, ответила я, но наверное, он что-то прочёл по моим глазам.

– Да какие уж тут шутки? – на его губах расцветала всё более уверенная ухмылочка. – Видишь ли, дело в том, что я действительно собирался на тебе жениться и часто писал об этом своему отцу. Он одобрил мои планы и решил сам поговорить с герром Майером. Ты удивлена? Оказывается они прекрасно знакомы. Практически соседи, как я и предполагал.

Я уже догадывалась, к чему он клонит, и выжидающе смотрела на него. Представляю, как охренел незнакомый мужик от таких разговорчиков.

– Герр Майер был весьма удивлён, когда отец рассказал ему, как его дочь мужественно переносит тяготы фронта, – Хольман сделал эффектную паузу и добавил издевательски дружелюбным, словно мы сплетничали о ком-то, тоном: – Знаешь, что он ответил?

– Понятия не имею, – я небрежно пожала плечами. – Отец сложный человек.

– Настолько сложный, что забыл о том, что у него есть дочь? – продолжал глумиться гадёныш. – Да-да, так и заявил, что у него нет и не было никакой дочери.

Да сколько же можно испытывать меня на прочность, Вселенная?! В принципе когда-нибудь это наверное и должно было случиться, но чтоб так… Если бы этот амбициозный ублюдок не запал на плюшки, которые предполагал получить от нашего брака, я бы сейчас не стояла в немом охуении, лихорадочно соображая, где бы раздобыть волшебный артефакт, чтобы оказаться где угодно только бы подальше.

– Возможно, это был однофамилец, – я пыталась немного потянуть время, а сама уже прикидывала, как быть дальше.

То, что нужно срочно бежать, ясно как день, но как быть с Фридхельмом? Если уж каяться, так сразу во всех грехах. Нужно рассказать всё. А есть ли у меня время ждать, пока он переварит свалившуюся на его голову правду и будет пытаться принять какое-то решение? И каким оно будет?

– Брось, Рени, столько совпадений не бывает.

Если я рискну угнать машину, примерно полчаса форы у меня в запасе будет… И далеко я уеду? Вилли и Штейнбреннер перевернут всё, чтобы меня найти. А если попробовать спрятаться, например, в подвале? Еды из НЗ в пайке мне хватит, с водой конечно посложнее. Главное, если будут уверены, что я сбежала, никому в голову не придёт обыскивать подвал.

– Ты меня слушаешь? – недовольно прикрикнул Хольман, и я нехотя перевела на него взгляд. – Так вот, я пока никому об этом не говорил.

Мне нужно вырубить его, иначе не даст же уйти спокойно. Огреть по башке? Но чем? Или пристрелить? Уж с такого расстояния я попаду. Но если выстрел услышат, то его обнаружат раньше, чем я скроюсь.

– Мы можем договориться, – он вкрадчиво коснулся моего плеча. – Я сохраню твой секрет, но тебе придётся быть поласковее со мной.

Я недоверчиво усмехнулась. Видать, он принимает меня совсем уж за распоследнюю идиотку. Тут особого ума не надо, чтобы понять, раз я скрываюсь под чужим именем, то как минимум шпионка. Тем более знание русского это лишний раз доказывает. Если он собирается меня прикрывать, это делает его сообщником. Бред сивой кобылы. Скорее всего похотливый гадёныш надеется успеть попользоваться моим тельцем, пока за меня не взялись ребятки Штейнбреннера, но что мешает мне якобы согласиться? По крайней мере на какое-то время он успокоится, а я, дай Бог, успею скрыться.

– Если сумеешь меня впечатлить, я возможно закрою глаза и позволю тебе сбежать. Хотя бы получишь шанс, – Хольман, видя мои колебания, нагло облапил меня за талию и притиснул ближе. – Маленький аванс, чтобы скрепить нашу сделку.

Вот же озабоченный говнюк! Готов завалить меня прямо в ближайших кустах. Ну, нет, на такое я не подписывалась!

– А ну убрал руки, – прошипела я, с силой толкнув его в грудь. – Мне плевать, что ты и кому скажешь!

– Сучка, – Хольман схватил меня за руку, едва не вывернув её, и, протащив за угол, приложил об стену. – В твоих же интересах перестать ломаться, или хочешь оказаться на месте этой девки, что сейчас подыхает в сарае?

Блядь, мне бы как-то освободиться, но с виду довольно тщедушный мальчишка на удивление крепко прижал мои руки, заодно лишив возможности добраться до ольстры.

– А знаешь, я пожалуй поимею тебя прямо здесь, – он рванул верхние пуговицы моей блузки, и тут же жадно огладил обнажившуюся грудь. – Даже жалко портить такую красоту. Ты же видела, во что превратили эту девицу?

– Пусти! – Терять мне уже нечего, так что я со всей дури вцепилась ногтями в его рожу.

– Ах ты, дрянь! – Хольман ответил мне довольно увесистой затрещиной, замер, тяжело дыша, недоверчиво провёл рукой по щеке, размазывая выступившую кровь, и злобно прищурился. – Ты об этом ещё пожалеешь…

– Ты что творишь, придурок? – кто-то с силой оттолкнул его в сторону. – Совсем сдурел?

– Можно подумать, ты не хотел отбить её у Винтера, – криво усмехнулся Хольман.

Меньше всего я ожидала, что моим спасителем окажется Шнайдер. Впрочем, я рано радуюсь. У него действительно со мной давние счёты. А если эти сволочи сейчас между собой договорятся и сдадут меня Штейнбреннеру после того, как устроят мне групповушку?

– А ну заткнись! – Шнайдер двинул ему под дых, и Хольман, согнувшись, осел по стеночке.

– Она предательница, морочит вам всем головы, – придушено прохрипел он.

Я медленно стала продвигаться вдоль стенки, надеясь, что пока они разберутся что к чему, я успею скрыться хоть куда-нибудь.

– Что здесь происходит? – бдительный Кребс как всегда «вовремя».

Да что же у меня вечно всё так по-дебильному?

– Этот ублюдок напал на неё, – Шнайдер вздёрнул за шкирку хольмановскую тушку. – Чуть не изнасиловал прямо здесь.

– Эрин? – Кребс в шоке уставился на меня.

Ну да, выгляжу как есть жертва. Пару пуговиц на блузке этот урод выдрал с мясом, волосы всклокочены, щека до сих пор ноет от пощёчины. При мысли, что это ещё цветочки и я запросто могу оказаться на месте Наташи, я судорожно всхлипнула.

– Герр фельдфебель, я узнал, что она не та, за кого себя выдаёт, – продолжал бубнить Хольман. – Она предательница…

– Молчать! Обер-лейтенант разберётся, а ты лучше готовься, что придётся отвечать за свои действия, позорящие честь солдата Вермахта, – отрезал фельдфебель. – Шнайдер, запри пока его где-нибудь.

Что мне делать, что-о-о? Надо было всё-таки валить Хольмана, а теперь всё, поздно. Эффектно, как в боевиках угрохать всех троих я не смогу, у Кребса реакция явно получше моей будет. Остаётся только выстрелить себе в висок, но… Сколько бы я ни ныла, что такая жизнь хуже любого кошмара, помирать-то мне тоже не хотелось.

– Пойдём, я провожу тебя в штаб, – Кребс подхватил меня под руку и нахмурился, всмотревшись в моё перекошенное от «счастья» лицо. – Он тебя ударил?

Я смогла только кивнуть. Паника сдавила спазмом горло. Пока я тянула кота за яйца, не решаясь выпилиться, момент упущен. Если сейчас начну трепыхаться, утоплю себя окончательно, целиком и полностью подтверждая слова Хольмана.

– Ну-ка глотни, – Кребс протянул мне фляжку и покачал головой. – Не переживай, такого больше не повторится. Расскажешь, как всё было, обер-лейтенанту, он разберётся.

Навешать Вилли в очередной раз лапши на уши может бы и получилось, но, а если там до сих пор сидит Штейнбреннер? Тогда всё, без вариантов. Меня ждёт просто загробный пиздец.

Глава 40 Отведи меня туда, где не болит. Где чувства картечь, там, где ты ‒ мой меч.

Вильгельм

На войне никогда не бывает всё гладко, но в последнее время у нас творится чёрте что. Началось всё с того, что пару недель назад сюда прибыл отряд СС. И как назло именно тот, с которым я уже имел несчастье сталкиваться в Ершово. Файгль не стал мешаться. Забрал солдат и отбыл чуть раньше чем планировалось, а меня оставили «оказывать помощь и содействие». У меня нет права перебирать, с кем я хочу работать, а с кем нет, но будь моя воля, я бы никогда не согласился вот так на «птичьих правах» делить деревню с Штейнбреннером. Этому высокомерному снобу видимо доставляло удовольствие тыкать меня носом в малейшие промахи, а промахов хватало. Во-первых, наши солдаты умудрились чуть ли не передраться из-за местных девушек. Во-вторых, Эрин опять попыталась поднять бунт. Не то, чтобы она была совсем уж неправа. Солдаты Штейнбреннера вели себя действительно безобразно – издевались даже над детьми, но отказываться допросить пойманную партизанку – это уже перебор. Я давно замечал, что она старается избегать таких заданий. Согласен, это бывает морально тяжело, ведь зачастую допрашиваемые тяжело ранены или избиты, как в случае с этой девушкой. Учитывая, что Эрин, можно сказать, вынужденно попала на фронт, такая принципиальность тоже вполне понятна. Но я всё чаще задумываюсь, может, она не воспринимает русских как врагов из-за своего происхождения? Правда тут же стараюсь гнать эти сомнения подальше, ведь иначе можно додуматься до чего угодно.

А пока что приходится быть «злобным чудовищем». Именно это я прочитал в её глазах, когда отправил на допрос. И Фридхельм туда же – мало того, что замучил меня бесконечными вопросами, что произошло в госпитале, сейчас снова смотрит с упрёком.

– Почему её отправили на допрос, ведь штурмбаннфюрер прекрасно знает русский?

– А ты попробуй высказать это ему, – усмехнулся я. – Фридхельм, я и так делаю, что могу.

Это была правда. Я пытался убедить Штейнбреннера, что Эрин не тянет ни на актрису, ни на шпионку, но разве с ним поспоришь? Попробуй настаивать на своём – запросто возьмёт на карандаш, чтобы тщательно проверить благонадёжность, а это не нужно ни мне, ни тем более Эрин.

– Когда ты успел стать таким чёрствым? – Фридхельм посмотрел на меня как в детстве, когда мы ссорились – упрямо, готовый до конца стоять на своём. – Дело не только в этой русской партизанке. Ты уже не замечаешь ничего, что творится буквально под носом. Эти мерзавцы стреляют в детей, чуть ли не врываясь в дома. Хольман берёт уроки мастерства, как пытать людей, а ты снова позволяешь втянуть Эрин в сомнительную авантюру.

Я почувствовал, как растёт глухое раздражение. В авантюру значит? А ничего, что её работа и состоит в этом – переводить, что скажут?

– Я тебе уже говорил, чтобы оградить её от жестокости войны есть простой выход! Женитесь, и как только она забеременеет, сможет спокойно уйти в отставку, – чёрт, я и забыл, что здесь тоже свои подводные камни.

Взгляд Фридхельма потяжелел, и я ощутил укол совести. Нельзя даже в ссоре бить по-больному. Мне некогда разбираться в их отношениях, но по-моему, Эрин заигралась, изображая капризную принцессу. Ах цветы, ах платье, куда же без друзей. Многие девушки между прочим согласны даже на заочную церемонию.

– Если у тебя всё, то я бы хотел вернуться в штаб и поработать. У меня нет времени, чтобы тратить его на чьи-то капризы.

– У тебя уже давно нет времени, чтобы поговорить со мной, – Фридхельм смерил меня ледяным взглядом.

Нет, я конечно люблю Фридхельма, но иной раз его трудно понять. Я оставил их с Эрин в покое, как он и просил. Если у них двоих какие-то проблемы, что ему раньше мешало прийти, поговорить по душам. В штабе было непривычно тихо. Штейнбреннер уже ушёл к себе на квартиру, Эрин наверное всё ещё пытается разговорить задержанную девицу. Самый лучший способ избавиться от лишних мыслей – с головой уйти в работу. Через три дня мы покинем деревню. Нужно привести в порядок бумаги, проверить состояние техники и проследить ещё за сотней мелочей.

– Герр обер-лейтенант, разрешите доложить, – услышал я встревоженный голос Кребса.

Что там ещё случилось? Боже, почему Эрин в таком жутком виде? Вряд ли это избитая девушка напала на неё. Кребс подошёл ближе и тихо заговорил:

– Хольман слетел с катушек, набросился на неё. Пытался изнасиловать.

– Что ты такое говоришь?

Только этого мне не хватало. Теперь предстоят серьёзные разбирательства, а я ведь втайне гордился, что в моей роте наконец-то относительный порядок. Что нашло на этого мальчишку? Ладно бы это сделал Шнайдер, но сынок гяуляйтера всегда казался мне довольно безобидным.

– Я своими глазами это видел, – Кребс бросил быстрый взгляд на Эрин и добавил: – Есть ещё кое-что. Скорее всего это конечно клевета, но лучше вам услышать сейчас. Хольман утверждал, что Эрин предательница, якобы он узнал кое-что о ней.

– Пока молчи, я должен разобраться, – я тоже покосился на Эрин. – Не хотелось бы, чтобы пошли сплетни.

– Конечно, я всё понимаю.

Мне надо выпроводить его. Сначала я сам с ней поговорю. Не то чтобы я с ходу поверил словам Хольмана, но с чего то же он это взял?

– Кто-нибудь ещё в курсе этой истории?

– Шнайдер, это он первый увидел их.

– Скажи ему, чтобы не болтал.

Я полез за сигаретами и, наконец-то сделав успокаивающую нервы первую затяжку, ещё раз внимательно окинул взглядом Эрин. Конечно Кребс не ошибся, выглядит она ужасно. Блузка чуть ли не разорвана, на щеке до сих пор алеет след от удара. Смотрит на меня… я бы сказал испуганно. Я вспомнил, как застал тогда их со Шнайдером. Эрин выглядела оскорблённой, была в ярости – какой угодно, но не испуганной. Неужели Хольман что-то действительно про неё узнал?

– Рассказывай, – я выдохнул дым, устало подумав, что точно придушу её, если она опять что-то натворила. – Всё рассказывай.

– Да что тут рассказывать? – Эрин поёжилась под моим взглядом. – Едва я вышла из сарая, этот идиот набросился на меня. Он и раньше меня баловал навязчивым вниманием, даже предложение руки и сердца сделал, – она презрительно усмехнулась. – Размечтался создать идеальную арийскую династию, ведь у меня такой влиятельный папочка.

– Почему он обвиняет тебя в предательстве? – Я затушил сигарету и подошёл к её столу, удерживая взгляд.

Как бы хорошо она ни притворялась, я уже неплохо изучил её за эти месяцы и смогу распознать ложь. – Учти, я позже поговорю и с Хольманом.

– Он… его отец разыскал моего отца, чтобы поговорить о возможном браке между нами.

В её глазах сейчас было выражение, которое я бы определил как обнажающе-беззащитное. Так похожее на то, что я уже видел когда-то.

– Мой отец ему ответил, что дочери у него нет… и не было.

– Это всё?

Я понимал, что сейчас от моего решения зависит многое. Эрин конечно та ещё актриса. До сих пор вспоминаю, как она морочила нам головы, прикидываясь Карлом, да и сейчас периодически продолжает ломать комедию на пустом месте. Вот зачем в госпитале скрывала от Ягера, что переводчица? Но также я знал, когда она бывает искренней, настоящей.

– Конечно всё, – вздохнула Эрин. – А чего ты ожидал? Что я окажусь британской или русской шпионкой? И кстати, у твоих солдат довольно странная реакция. Он должен был озвучить свои подозрения командиру, а не пытаться шантажом развести меня на секс.

– У твоего отца тоже довольно странная реакция, – не то чтобы я ей не верил, но всё-таки на мой взгляд это перебор взять и отказаться от своей дочери.

– Странная? Разве? – нервно усмехнулась Эрин. – Послушал бы хоть раз, что вещают на партийных собраниях о расовой неполноценности и чистоте арийской крови. Как ты не понимаешь, я для него словно бракованный щенок или котёнок. Спасибо хоть не утопил. Я могу по капле отдать кровь за нашу победу и вернуться с иконостасом на кителе, но это ничего не изменит. Он навсегда вычеркнул меня из своей жизни.

Меня кольнула неуместная сейчас жалость. Примерно так же отец относился к Фридхельму, а ведь у него-то как раз безупречно-немецкая кровь. Эту историю нужно как-то замять и побыстрее, если Штейнбреннер узнает… Чёрт, я же сам придумал для него совершенно другую биографию Эрин. Стоит кому-то из парней случайно сболтнуть про её русскую бабушку, не поздоровится всем, и мне в том числе.

– И что прикажешь говорить Штейнбреннеру, когда он узнает? – я в отличие от неё не могу так вдохновлённо слагать легенды. – А он по-любому узнает.

– Я найду, что ему ответить, – Эрин поморщилась и как-то растерянно посмотрела на меня. – А вот как сказать, что я не выполнила его задание?

– Что значит, не выполнила? – я почувствовал новую беду.

– Я не смогла допросить её, потому что девушка была уже мертва, – Эрин устало потёрла виски.

– Ты уверена?

– Уверена.

Час от часа не легче. Штейнбреннер будет в ярости, ведь он рассчитывал дожать эту девчонку. И вообще получается некрасивая история и опять почему-то связанная с Эрин.

– Герр обер-лейтенант, надеюсь, хотя бы вы объясните мне, что за чертовщина происходит?

А вот и штурмбаннфюрер. Лёгок на помине. И очень зол, судя по тому, что я уже не «Вильгельм».

– Где ваш мальчишка, который был в карауле?

– Я как раз разбираюсь в том, что произошло. Его сейчас приведут.

Я отправил Кребса, чтобы он привел Хольмана, и вкратце обрисовал ситуацию. Штейнбреннер всё больше мрачнел, и то ли потому что я в любой момент боялся, что раскроется давний обман, то ли потому что опять смутно подозревал Эрин, казалось, что он буквально прожигает нас обоих взглядом.

– Для начала успокойтесь, – заметив как её пальцы слегка дрожат, он немного оттаял, плеснув в стакан немного коньяка, протянул ей. – Вам придётся ответить ещё на несколько вопросов.

Кребс привёл Хольмана. Тот, увидев меня, тут же зачастил.

– Герр обер-лейтенант, что бы эта девка ни говорила, она лжёт, она предательница, поверьте…

– Предательница говоришь? – мягко переспросил Штейнбреннер, подходя к нему ближе. – Это серьёзное обвинение, мой мальчик, и мы внимательно всё выслушаем. Ведь у тебя наверняка имеются веские доказательства её вины?

Хольман перевёл взгляд на меня и с готовностью подтвердил:

– Разве то, что её якобы отец заявил, что не знает никакой Эрин Майер, не является доказательством?

– Эрин, что вы скажете на это? – обернулся Штейнбреннер.

– Я сразу сказала, что это ошибка, Майер довольно распространённая фамилия, – она говорила вполне разумные вещи спокойно-уверенным тоном.

Общий обман делал нас соучастниками, так что я мысленно скрестил пальцы, чтобы у неё получилось убедить проницательного штурмбаннфюрера в своей невиновности.

– Да какая там ошибка? – выкрикнул Хольман. – Отец постоянно видит его на партийных собраниях, кроме того он живёт по соседству.