Текст книги "Моя чужая новая жизнь (СИ)"

Автор книги: Anestezya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 90 страниц)

А ещё до меня только сейчас дошло, что, когда я в порыве дурной смелости поцеловал Карла, он ведь не оттолкнул меня в ужасе. Даже больше – он ответил на поцелуй. Пусть я и неопытный, но явное несогласие уж отличить бы смог. Только это не сделало меня счастливым. Во-первых, я не знаю, почему он это сделал. Во-вторых, дальше что? Первый раз я не находил нужного ответа, перебирая в уме прочитанные книги. Во всех романах призывали бороться за свою любовь. Но как можно бороться, выступая против общественности? Если такая любовь противна Богу и людям? Я никогда не смогу быть с Карлом по-настоящему, ни от кого не таясь. Живи мы во времена античности, было бы другое дело. Даже римские императоры не таили своих наклонностей.

Но уже давно гомосексуализм считается практически преступлением. Тот же Оскар Уайльд, несмотря на то, что был талантливым писателем, не избежал тюремного заключения за свои наклонности. Будь я уверен в том, что Карл разделит мои чувства, можно было бы предложить ему сбежать куда-нибудь в глушь от всех подальше и от войны тоже. Но с другой стороны это значит прожить всю жизнь, прячась, как преступники. Имею ли я право сломать мальчику судьбу из-за своего эгоизма? Я готов был уже оставить всё как есть и любить его на расстоянии, пусть платонически. Лишь бы видеть его хоть изредка. Теперь невозможно и это. Вильгельм сделает всё, чтобы выслать его в другую часть.

Я снова вспомнил, как податливо сегодня замер в моих руках Карл, его распахнутые в удивлённом неприятии глаза. Неужели он тоже почувствовал что-то, схожее с моими чувствами? Его губы были мягкими, словно у девушки, хотя откуда мне знать, какие губы должны быть, когда целуешь парня. Главное – он не оттолкнул меня. Хотя это ещё ни о чём не говорит – он же чётко обозначил, что ему нравятся девушки. Или всё-таки он такой как я, но умело скрывает это? Неужели же теперь он как ни в чём ни бывало будет обжиматься с этой проклятой русской? Если бы у меня было время, чтобы аккуратно как-нибудь с ним поговорить и выяснить, показалась мне или нет его реакция на наш поцелуй. Но с другой стороны, может, стоит всё оставить как есть и не портить жизнь ни себе ни мальчишке, который вероятнее всего просто растерялся и, питая ко мне дружеские чувства, не стал бить в морду. Я не знаю чего боюсь сильнее: того, что Карл уедет, и мы больше никогда не увидимся, или того, что он с презрением ответит, что я идиот, и между нами ничего не может быть. И не стоит сбрасывать со счетов, что нас обоих действительно могут отправить в лагерь для извращенцев. Никогда ещё я не чувствовал такого горького отчаяния от отсутствия выбора.

Глава 9 Вам когда-нибудь казалось, что вы в немилости у Вселенной?

Арина

«Усё пропало, шеф», – почему-то крутилась в голове дурацкая фразочка, пока я метеором неслась из сарая вслед за прихиревшей Олеськой.

Догнала её уже на крыльце дома и, забегая следом за ней в сени, рискнула наконец перейти на русский:

– Да подожди ты!

Ну, а какие ещё были варианты? Надо теперь как-то договариваться, раз уж спалилась.

– Вот оно как, ты ещё и русская? – возмущённо вскрикнула Олеся.

Можно подумать от того, что она целовалась с немкой ей бы стало легче.

– Как видишь, – я крепко вцепилась в её руку, во избежание импульсивных метаний с криками: «Смотрите, кого я нашла!»

Девушка с неприкрытой злостью сверлила меня взглядом, я же усиленно пыталась дать пинка соображалке. Давай, родная, не подведи, выдай мне побыстрее правдоподобное объяснение моей маскировки.

– Да пусти ты меня! – со злостью дёрнулась Олеся. – Или боишься, что расскажу твоим немецким друзьям кое-что интересное?

– Только попробуй, – ох, как мне не хотелось опускаться до шантажа, тем более я должна как-то убедить её, что мы на одной стороне. – Я на задании от генерального штаба разведки, капитан Новикова Арина Андреевна.

– Да ладно, – с сомнением посмотрела на меня девчонка. – Чем докажешь?

– Ну, здрасьте, ты думаешь, я с собой ксиву таскаю? – в свою очередь возмутилась я.

– Всё равно ты могла раньше мне сказать! Зачем ты пошла со мной в сарай, а? Что, скучно стало или ты…

Олеся запнулась и покраснела. Н-да, похоже мне придётся доказывать не только Винтеру, что я не любитель изврата, ещё и перед девчонкой оправдываться.

– Да я изначально просто прикрывала тебя. Ты ж нет чтоб получше по сторонам смотреть, бежишь со двора, не глядя. Говорить по-русски было опасно, мало ли кто услышит. Даже ваши, местные, сдать могут. Я не могла рисковать, слишком важное задание выполняю, – вдохновлённо врала я. – А потом ты сама стала ко мне с гостинцами бегать. Вот и вышло, что парни нас…

Я чуть не ляпнула «зашипперили». Вот до чего обрадовалась возможности наконец-то говорить по-русски.

– Стали… Ну, как бы сводить. Мне и так пришлось несладко, слишком много внимания привлекала. Я ведь по легенде малолетка, сбежавший на фронт. Ну, я и не спорила с ними, тебе опять же польза, никто больше цепляться не будет.

– Благодетельница какая, – фыркнула Олеся. – И что дальше?

– Мне нужна помощь, – как-то нехорошо у нас начался разговор, было бы проще, если бы я просто выследила её и уже потом объяснялась с партизанами. – Мой напарник уже три недели не выходит на связь. Задание выполнено, но я теперь затеряться так просто не могу. Слишком хорошо немцы в лицо знают. Так что буду благодарна, если передашь кому надо, что я прошу о встрече.

Олеся с сомнением смотрела на меня, словно раздумывая, верить мне или нет.

– Всё равно не пойму, как ты можешь с ними жить под одной крышей. Тьфу, и есть за одним столом, – презрительно скривилась девушка. – Я бы так не смогла.

– Да что ты? – я скептически выгнула бровь. – А кто, прости, меня потащил на сеновал? И вообще на хрена тебе было охмурять немца, раз такая патриотка, а?

– Я хотела тебя охмурить, чтобы потом выманить из села, – нехотя призналась Олеся. – У меня батя в партизанском отряде. Им нужен кто-то из ваших гадов, чтобы допросить о картах и передвижениях.

О, как. Ей, значит, можно разыгрывать Мату Хари, а на меня смотрит как на врага народа? Но тем не менее девчонка чуть ли не единственный мой шанс досрочно смыться, пока ещё кто-нибудь не догадался, что я не Карл.

– Ты стреляла в наших, хотя бы раз? – неожиданно спросила Олеся и жёстко добавила: – в глаза мне смотри, я увижу, врёшь ты или нет.

– Нет, – я выполнила её требование с лёгким сердцем, зная, что говорю правду. – Я тянула время как могла, чтобы сразу в бой не поставили. Прикидывалась неопытным мальчишкой.

Тут, конечно, я покривила слегка душой – но ведь в Союзе никто бы не отправил в разведку девушку без малейшего опыта в военном деле. По лицу этой хитрюги было непонятно, верит она мне или нет. До меня стало доходить, что моя безопасность целиком и полностью в руках этой девчонки. Которая тоже, между прочим, себе на уме.

– Выпустишь меня сегодня в лес, я поговорю с батей, – наконец сказала она. – И если вздумаешь меня предать, я тоже тебя сдам немцам. Даже перед расстрелом успею Федору крикнуть, чтоб всё им рассказал, ясно?

Ну что ж, на большее сейчас рассчитывать не приходится. Я её понимала – побежит советоваться с опытными вояками. Вот только не сделала ли я себе хуже, записавшись в разведчицы? Нет, кое-чем порадовать красноармейцев я смогу – благо была в курсе немецких великих планов. Но я даже пресловутые «Семнадцать мгновений весны» не смотрела. Я не знаю всех тонкостей, как должен вести себя разведчик, не знаю ни имён, ни должностей. Я даже к своему стыду довольно плохо знаю нашу историю. Ту её часть про Сталинские времена и расцвет НКВД. То есть читала, конечно, чернуху, но на этом как бы всё. Вот же горе горькое, может, надо было сказать полуправду? Мол я обычная девчонка, по глупости вырядилась в немецкую форму, чтобы сбежать из захваченного села, да вскоре попалась, и, чтобы выжить, прикинулась парнишкой.

Я чувствовала себя как на иголках. Не будет мне покоя, пока не выясню, примут ли меня партизаны. Очередная подлянка коварно поджидала меня в лице Вильгельма. Я уж было расслабилась, думала, они с братишкой сами решили, гей он или как, и что с этим делать, но нет. Вильгельм призвал меня в штаб. Я малость напряглась, когда поняла, что разговор наш пойдёт без свидетелей.

– Карл, – Вилли как-то смущённо кашлянул, но смотрел на меня обличающе-строго. – Я кое-что видел пару дней назад. Думаю, ты понял, о чём я. Хочу услышать твою версию.

Я мысленно приложилась лбом о стену. Ну всё, небось задавил морально синеглазку, теперь решил взяться за меня. Та-а-ак, включаем мозги. Фридхельм у нас любимый братик, его сдавать в лагерь для извращенцев нельзя, это понятно. Хочет найти крайнего? Нет уж, не выйдет. Я конечно не знаю, что там ему наплёл наш недогей, но моё дело стоять на своём. Дяденька, вы совсем ку-ку, обсуждать такую гадость с невинным мальчиком-зайчиком? Знать ничего не знаю, ведать не ведаю.

– Да там и обсуждать особо нечего, – я изобразила лёгкое недоумение, честно глядя Вилли в глаза. – Ну, напился малость Фридхельм, чушь несусветную нёс, с кем не бывает.

– Что конкретно он говорил? – уточнил Винтер.

– Да что обычно люди по пьяни несут, – я чуть зависла, вроде как припоминая. – Ну, что он одинок, скучает за домом и друзьями. Что никак не поладит с парнями.

– А ты что ответил?

– Как что? Сказал, чтоб спать шёл, пока не попался никому на глаза.

Возможно, всего нашего разговора Вильгельм тогда не слышал. Хотя того, что он видел, с головой хватало для масштабной разборки. Это да. Вот как мне прикрыть этот косяк? Чем объяснить, что один идиот полез целоваться, а другой, то есть другая, стояла, как будто так и надо, вместо того, чтобы показательно врезать?

– Фридхельм… Целовал тебя? – ну блин, а ты-то чего краснеешь, как монашка, которая впервые наткнулась на Pornhub?

Ох, не в тот я поступила институт, явно не в тот. Такие, оказывается, скрытые актёрские таланты пропадали зря. Я уставилась на Винтера самым что ни на есть невинно-оскорблённым взглядом. Бедняга даже виновато опустил глазки. – В смысле целовал? Я что девка, чтобы меня целовать? Да и не бывает, чтобы мужики такое делали друг с дружкой, – я так увлеклась праведным возмущением, что не думала, а не переигрываю ли? – Сами же знаете, братик ваш натура нежная, чувствительная. Полез обниматься, мол я единственный, кто по-дружески к нему относится. Ну, а я что должен был его пьяного бить, что ли?

Я очень надеялась, что синеглазке хватило ума не повторять братцу того, что говорил мне. Хотя ручаться не могу. Но что могла, то сделала, чтобы прикрыть наши задницы. Можно, конечно, было валить всё на Фридхельма, честно рассказать, что мол домогается за каждым углом, но как-то это подло. Он, может, ещё перебесится, и мозги на место станут. Где наша не пропадала, тем более похоже Вилли действительно засомневался.

– Ладно, иди.

Ничего больше не поясняя, отправил меня восвояси. Я и решила, что гроза прошла стороной. Ага, щас. На следующий день на стрельбах старший Винтер снова подрулил ко мне и, понаблюдав за моими мучениями с винтовкой, сказал:

– Карл, я думаю перевести тебя в другую часть. Всё-таки мы штурмовики, а у тебя с меткостью совсем беда.

– Да? – я прицелилась и ещё раз пальнула мимо мишени. – А Кребс недавно меня хвалил. Сказал, что я стал иногда попадать в мишень.

Вильгельм страдальчески поморщился, а до меня только дошло, что он решил сплавить меня подальше. Вот же гадство! Я тут, понимаешь, жду вестей от своей «любимой», а он не сегодня-завтра отправит меня отсюда. И вот что мне делать? Если сейчас начну ныть, мол, пожалуйста, оставьте меня, он точно уверится, что не всё чисто в той истории с его братцем.

– Гауптман Файгль считает, что ты далеко пойдёшь, – продолжал Вильгельм. – Там в общем-то такая же пехота, но тебе, возможно, будет проще.

Проще мне там не будет, и мы оба это знали. Файгль бросал свою роту в такие замесы, которые нам пока и не снились. А Вильгельм, как бы там ни было, немного жалел косорукого Карла и не отправлял в самые горячие точки. Собственно, после присяги я, помимо общественных работ, только пару раз выбиралась отлавливать партизан. Действовал Вилли, конечно, не по уставу, но похоже, действительно хотел дать мне время хоть немного набить руку в стрельбе. Немцы пока что могли позволить себе такую роскошь. Вот гауптману по барабану, пристрелят меня в ближайшем бою или нет. Главное – чтобы было побольше солдат с дурным фанатичным блеском в глазах.

– Что ж, вам решать.

Внутренне покривившись, я подпустила в глаза эмоций, вроде мне пиздец как жаль с ним расставаться. Отчасти так и было – ведь я пока что не видела от Винтера ничего плохого и будь я действительно Карлом, о таком командире можно было только мечтать. Но особо тёплых чувств я тоже к нему не питала, ибо немец же. Своим хороший, но пачками убивает наших, русских.

– Вы столько для меня сделали, я никогда не забуду своего первого командира.

В глазах Вильгельма мелькнуло виноватое выражение. Вроде того, как если бы он мальчишкой притащил в дом бездомного котёнка, а строгая маман велела отправить блохастика назад на улицу. – Ладно, там посмотрим, – он поправил в моих руках винтовку, которую я вечно умудрялась держать не так, покачал головой, мол я безнадёжен. – Продолжай тренироваться.

***

Вечером наконец-то объявилась Олеся. Успев до комендантского часа, выловила меня возле казармы и робким кивком предложила прогуляться.

– Похоже, наш малыш не облажался, – присвистнул Бартель. – Девка вон хочет повторить.

– Иди уже, – добродушно усмехнулся Кох. – До отбоя успеете намиловаться.

Я подхватила «подружку» под локоток. Как только мы отошли подальше, нетерпеливо повернулась к ней:

– Ну, что? Ты поговорила?

– Поговорила, – вывернулась из моих дружеских объятий Олеся. – Есть два условия, прежде чем наши тебя отсюда заберут.

– Говори уже, – надеюсь, мне не придётся для этого поработать подрывником, а так я на всё согласна.

– Ты скажешь, кто с тобой работал.

Я кивнула. Делов-то, назову сейчас левую фамилию, кто там в лесу проверять будет. Базы данных всё равно ещё не придумали.

– И ты должна вывести из строя вашу роту в ближайшие несколько дней.

– Зачем? То есть я хочу сказать, я же не могу их всех перестрелять, а если притравить, так перебьют всю деревню, – я уже была наученная горьким опытом.

– Можешь не убивать, – презрительно усмехнулась моим опасениям Олеся. – Я сказала, выведи из строя. Хочешь отсюда выбраться – придумаешь как, – посмотрела на моё озадаченное лицо и добавила. – Нашим позарез нужно в ближайшие дни прорываться отсюда к линии фронта на востоке. А эти, сама знаешь, чуть ли не каждый день по лесу шастают.

Н-да, задачку мне подкинули. Не спи теперь всю ночь, думай, как немчиков безобидно с горизонта убрать.

– Так с кем ты работала? – настойчиво спросила Олеся.

– Майор Александр Громов, – в душе не разумею, почему Громов, ляпнула, что первое в голову зашло.

Ох, как вовремя я замолчала – мимо прошёл Каспер и хитро мне подмигнул. Стояли мы с Олесей, конечно, не как двое влюбленных, но играть на публику интим я была больше не в состоянии. Олеська тоже проводила немца недобрым взглядом и хмыкнула:

– Всё, разбегаемся. Повторения того, что было в сарае, не будет.

– Даже и не думала, – тоже скривилась я. Хватит с меня этих трансгендерных движух.

***

Ворочалась я пол-ночи, но вроде не зря. Кое-что смогла придумать, но для этого нужно было раздобыть нужные ингредиенты. Я уже сломала мозг, прикидывая и так и эдак, но вселенная решила, видимо, сжалиться над моими мучениями и подкинула небольшое послабление. Надеюсь, не перед ещё более масштабной подлянкой. Оказывается сегодня у нас праздник – раздача плюшек в виде жалованья и выезда в ближайший городок. Балуют солдат возможностью пошарахаться, прикупить нужные мелочи, пивка попить опять же. Кребс собрал нас возле машин и рявкнул, что на всё про всё имеется час. Тех, кто опоздает он образно говоря, нагнёт так, что мало не покажется. Дружной толпой мы разбрелись по главной улице. Шнайдер и Бартель завидели вывеску с пивной кружкой и радостно ломанулись туда. Кох с Каспером высмотрели какой-то продуктовый магазин и тоже смылись. Я увидела нужную вывеску – бокальчик со змейкой. Она, родная, аптека. Через дорогу удачно примостился книжный магазин, и я повернулась к Вербински и Фрейтеру:

– Парни, я в книжный. Мне блокнот нужен и карандаш.

– Возьми мне тоже, и ещё открыток, – кивнул Фрейтер. – Я как раз собирался написать жене.

– Без проблем.

Я уже неслась в нужную сторону. Выждала, пока эти двое скроются за углом, и открыла дверь. На меня из-за прилавка настороженно посмотрел пожилой дядечка. Поднял вверх руки и пробормотал:

– Берите всё, что нужно.

– Дайте вату, бинты, йод, – я не видела смысла особо шифроваться и говорила по-русски, но имитируя лёгкий акцент.

Как раз пополню свои стратегические запасы. Дядечка удалился в подсобку, а я зависла над прилавком, выискивая глазами то, что не рискнула попросить открыто. Ага, вижу, касторовое масло. В просторечии касторка, ещё и бутылёк такой здоровый. Так, беру два. Я торопливо затолкала пузырьки в ранец. Ну вот, сегодня на обед у нас будет суп с мощным слабительным эффектом. Тем более если парни подвыпившие никакого привкуса они и не заметят, сожрут как миленькие. Дядечка вернулся, протягивая мне бумажный пакет с заказом.

– Спасибо, – ну, а что, я же девушка вежливая, тем более со своими.

Порылась в ранце и достала пару бумажек, выданных мне за службу. Понятия не имею, сколько это стоит реально, надеюсь, хватит. Судя по ползущим вверх бровям фармацевта, дала я много. Ну и на здоровье. Я выбежала и занырнула в книжный. Повторила там фокус с блокнотами, карандашами и открытками. От меня похоже вообще не ждал никто, что я оплачу покупки, но я не жадная.

Выйдя из магазина, я побрела в сторону площади. До этого оккупированные города видела только на фото. Реальность была куда более зловещей. Дома, каменная брусчатка улиц, были искорёжены бомбёжкой. Эти гады уже по-свойски налепили табличек на своём дойче – указатели, где вокзал, городское управление, штаб. Даже кинотеатр переименовали: «Kino für Soldaten». Ясен хер, что для солдат, местным сейчас как-то не до фильмов. Немецкие упыри разгуливали как у себя дома. Всё-таки ненавижу я эти высокомерные рожи. «Мои» хоть как-то уже примелькались, а тут прям вот воротит. На площади в кустах валялся обязательный для нашей страны памятник Ленину. На пьедестале предсказуемо красовался портретик усатого. А вот это здание, наверное, раньше было административным – над ним теперь развевался флаг со свастикой. Ну да, удобно – была одна власть-пришла другая. Я поражённо смотрела, как робко жались местные, устроившие здесь что-то вроде мини-рынка. И немцев больше всего именно здесь. Какой-то офицер с презрительной гримасой обыскивает пожилого мужчину. Вон пара солдат просто стащили с прилавка у женщины свежие яйца и, «позабыв» расплатиться, пошли дальше. А вот мелкие мальчишки пристроились на подработку – чистят этим мразям сапоги за банку консервов. Тьфу, вот чего меня сюда вообще понесло? Как-то совсем муторно стало, да и совесть подгрызала за то, что расслабилась и живу можно сказать припеваюче, пока мои соотечественники в полной заднице. Ничего плохого не делаю, но и хорошего тоже.

– Ты всё по книгам? Что, Винтер больше не делится? – подколол Шнайдер, когда я протянула Фрейтеру открытки. – А-а-а, ты по мамочке соскучился, смотрю, за открыточками бегал?

Ну, что тут скажешь – скотина она и есть скотина. Сука, как знал, куда бить. Мамочке, к сожалению, я уже не смогу написать никогда.

– Радуйся, если есть кому писать, – я пихнула его плечом и прошла вперёд, втопила, как внедорожник, чтобы не слышать сочувственные перешёптывания за спиной.

– Ну, что ты его задираешь? Разве ещё не заметил, что ему за несколько месяцев так и не пришло ни одного письма? – Да всё, всё, не трогаю я вашего сиротку…

Я снова остро ощутила безысходную тоску. Пусть мы вырастаем и живём своей жизнью, мы всегда знаем, что близкие всё равно рядом. Я в любой момент могла позвонить или приехать к маме. Хотя мы с ней не были близки так, как лучшие подружки, но я любила её. Сейчас я видела насколько глупы были мои старые обиды. В своё время мы отдалились из-за моего максимализма. Я не понимала, как она может продолжать любить отца после того, как он нас бросил. Бесилась всякий раз, когда она начинала суетливо носиться, собираясь его повкуснее накормить, если он приходил. Приходил он, кстати, всегда не просто так – обычно занять денег, разумеется, тут же забыв о долге. Хотя жили мы не так чтобы богато, но не суть. Она как надела в своё время розовые очки так с ними и жила. Не видела, какой он на самом деле мудак, и моя злость однажды перешла в презрение.

– Ариночка, посмотри, какой вкусный тортик принёс вам папа.

Ага, подсохший бисквит с жутким маргариновым кремом. Лучше бы алименты тебе принёс, вон Полька из зимнего пальто выросла.

Да чтоб я когда-нибудь так слепо полюбила? Нет уж, я конечно не железная, но всегда трезво смотрела на вещи. Если что-то не по мне, сроду не терпела. Лучше уходить сразу.

Но какая бы ни была моя семья, отныне они навсегда потеряны для меня. Я почувствовала, как предательски защипало глаза при мысли, что мама уже меня похоронила. Второй вариант был не лучше – получить поехавшую крышей, не узнающую её дочь… Нет, даже не хочу думать об этом.

* * *

В этот день на кухне дежурила не я, но пробраться и заболтать Коха было делом несложным. Толстячок был всегда рад Карлуше, вот только как его спровадить хотя бы на пять минут? Но сегодня мне прямо-таки неприлично везло – Кох завидел в окне свою зазнобу и навострил лыжи:

– Я на пару минут выскочу, ладно? Будь другом, закинь картошку в суп.

Конечно закину, и не только картошку. Я достала их карманов свои «снаряды» и вылила касторочку в супец. Подействует, конечно, не на всех, но так даже лучше. Будет естественнее выглядеть, в отличие от отравления. Любой врач подтвердит небольшое несварение и только. После ужина я быстренько смылась, хотя в принципе можно было особо не шифроваться. Никого не удивить тем, что я обтираюсь у Олеськиного забора.

Я осторожно постучала в окно.

– Ну, чего тебе? – недружелюбно спросила она. Какая-то насупленная, кутается в шаль.

– Думаю, сегодня ночью у вас будет возможность прорваться, – я прикинула, как скоро подействует касторка, да насколько быстро Вилли сообразит везти всех пострадавших в госпиталь, но в любом случае ночка предстоит весёлая. – Внимательно наблюдай, что будет твориться у немцев.

– Всё-таки отравила? – усмехнулась Олеся.

– Ну… Почти, – уклончиво ответила я, а то ещё сыграет мой пацифизм против меня же.

– Ладно, бывай.

Она захлопнула окно перед моим носом, а я из гордости не стала упрашивать её ответить, что там дальше по моему вопросу. В конце концов, я бы и безвозмездно помогла своим провернуть подлянку для немчиков.

* * *

Ну, что я могу сказать – ночка действительно выдалась весёлая. Если раньше я ныла про себя, как оно тяжко спать в казарме с кучей мужиков – храп, не первой так сказать свежести воздух, не очень-то умные разговорчики и прочие звуки и запахи, – то это были цветочки. Коллективное расстройство кишечника – вот это я понимаю жесть. Хлопанье дверей, бесконечные перебежки от койки до сортира, который, если что, во дворе и один, паника в коллективном обсуждении, чего это с ними такое. Короче, можно было даже не пытаться спать. Нетронутые остались только я, Кох, Хайе и не помню кто ещё. Ну я то понятно, я ж супчик не ела. Здоровякам нашим касторка, как слону дробина, зато остальные наверное все лопухи окрестные оборвали. Прибежали Вильгельм и Кребс, оценили масштаб катастрофы, и ответственный лейтенант приказал жертвам диареи грузиться в машину.

Ну и правильно, вези их в больничку, пару дней отдохнут, всё меньше проблем для наших будет. Синеглазке тоже не свезло. Хотя это как посмотреть – однозначно диарея получше ожогов будет. Вилли тогда пришлось больше помучиться. И вообще пусть вспомнит, для чего мужику задница нужна, а то устроил тут понимаешь пиздострадания на пустом месте.

Ну всё, вроде страсти улеглись. Может, получится хоть немного поспать. Я честно пыталась, да куда уж. Немцев-то и осталось всего ничего, зато раскудахтались, как куры.

– Неужто нас опять кто-то отравил? – пробасил Хайе. Ага, тебя отравишь, небось и стрихнин бы не взял.

– Я слышал, Кребс беспокоится, что это может быть заразно, – разнылся Каспер, тоже каким-то чудом уцелевший после эпидемии диареи.

– Будет вам, парни скорее всего сожрали чего-то в городе, или у русских паршивое пиво, – проворчал Кох. – Если б отравил кто, мы бы все полегли, а тут больше на несварение похоже.

Да, пусть грешат на что угодно, главное – деревенские вне подозрений.

Я не знаю, сколько мне удалось проспать, может час, может пару минут. Когда проснулась, поняла, что вокруг творится полный ахтунг. Кребс ворвался, поднимая по тревоге, на улице стоял такой грохот, словно Красная армия явилась сюда в полном составе.

Я бодрой белкой подскочила и, не заморачиваясь конспирацией, оделась, как и положено солдату, за две минуты. Да меня собственно и не разглядывал никто – парни были слишком заняты натягиванием собственных штанов и портянок. Мы выбежали на улицу, Кребс погнал всех к сараю, где хранились боеприпасы. Точнее к тому, что от него осталось.

– Проклятые партизаны подожгли склад! – взревел Хайе.

Я оценивающе оглядела жалкие остатки отряда – Кох, Каспер, Хайе, Кребс, и пожалуй всё. Вильгельм поехал с остальными в госпиталь. Олеська там что, смской высвистала сюда наших? Или они прячутся где-то рядом.

– Немедленно потушить огонь! – проорал Кребс, и мы побежали к корыту.

Пришлось таскать вёдра с водой и работать пожарником, а что делать? Устала, как последняя собака. Всё, руки просто отваливаются. Ничего не случится, если пару минуток постою, якобы набирая воду в ведро.

– Эй, пс-с, – послышалось из ближайшего куста.

Я покосилась и увидела Олесю, которая активно семафорила, зазывая меня поближе. Я покосилась на немцев и кивнула:

– Ну?

– Постарайся отделаться от этих гадов и беги к окраине села, – опять она как-то странно на меня посмотрела. – Если, конечно, не передумала, товарищ Новикова.

Я-то не передумала. Только опять получается пускаюсь в бега налегке. Казарма совсем в другой стороне, и рисковать, теряя время, я конечно не буду. И ладно, нет у меня здесь таких вещей, с которыми бы жалко было расставаться.

Пожар мы вроде потушили, но скорее всего поспать больше не удастся. Кребс, если не дурак, после такой плюхи от русских будет начеку. Я прикинула, что сейчас под разумным предлогом – ну, там водички попить или в сортир сбегать – как раз незаметно и смоюсь. Не успела и рта раскрыть, как вздрогнула от рёва нашего фельдфебеля:

– К оружию! Русские пошли в наступление с северной стороны села!

Ай, молодцы, не всё же немцам без предупреждения на рассвете нападать.

– Майер, Кох, идёте со мной! Хайе, Каспер, нас прикрываете!

Э-эм, он что думает, мы впятером сможем отбиться от партизан? Даже не так, я же не в счёт. Молнией выстрелила в голове мысль, что сейчас вот уже наверное никак без последствий не отмажусь от стрельбы по своим. Может, проще завалить пару немцев и валить под шумок? Ну да, я прям такой снайпер – даже если и попаду сразу в Коха, Кребс тут же меня грохнет. Вот же засада, что мне теперь делать, а?

Но пока я думала, кто-то наверху уже подумал и своеобразно, но решил мою проблему. Если бы не реакция фельдфебеля, я бы наверное попрощалась с жизнью во второй раз. Кребс, заорав: «Ложись!» – с силой отпихнул меня в ближайший палисадник. Я не успела ничего понять – перед глазами взметнулись комья земли, я на какое-то мгновение оглохла. Это сложно описать словами – когда тебя с силой несёт ударная волна, как мелкие осколки царапают открытую кожу, и ты растерянно замираешь, не понимая, как можно выстоять против такого. Кребс щёлкнул у меня пальцами перед глазами:

– Живой? – я кивнула. – Ползком вдоль забора и за мной, понял?

Пока он тоже самое кричал Коху, я в панике соображала, как бы мне ползком отсюда совсем убраться. Где-то впереди строчили из автомата Каспер и Хайе, да и Кребс нас тащит явно настроенный принять бой.

– Не ори, – на мои губы легла чья-то рука, хотя я уже узнала знакомый шепот: – Отползаем за сарай, и дальше бегом за мной, поняла?

Момент потеряться самый что ни на есть удачный – вокруг дым, суета, враги за каждым кустом. Я шустрой гусеничкой поползла за Олеськой. Скрывшись с горизонта, мы бегом припустили через дворы и огороды. Наверное надо всё-таки мысленно сказать спасибо Кребсу за то, что гонял бедняжку Карла – бегать я стала в разы лучше. Во всяком случае, почти не запыхавшись, мы добежали к полю. Олеся остановилась и прислушалась к звукам со стороны деревни. Мне они не говорили ни о чём – ну стреляют, поди там разберись кто в кого.

– Ну что, пошли дальше, если не передумала, – вздохнула она.

– Чего это я должна передумать? – уже не первый раз слышу и мне это не нравится.

Я уже вообще-то в красках намечтала свою новую жизнь. По идее партизаны должны помочь мне вырваться в Москву – там же моё предполагаемое начальство. Даже если и придётся остаться, я морально была готова и к такому варианту. Какая разница где прозябать? Всё равно этот век без привычных технологий и удобств, а я, несмотря на то, что не умею стрелять, всё же могу быть полезной. Профессия эколога понятное дело в сороковых не востребована, но я же как-никак ещё и химик. Вон, набодяжу им коктейль Молотова. Да из обычной марганцовки можно соорудить пусть и слабенькую, но взрывчатку. Так что разберёмся, лишь бы поверили, что я своя. То, что я тусуюсь уже три месяца среди немцев, не делают же меня предательницей, да? У меня не было однозначного мнения по этому вопросу. Так же, как и по отношению к советской власти. С одной стороны оно и понятно, что в спорных случаях проще расстрелять или отправить в лагерь, чем упустить действительно врага народа, но с другой не хотелось бы попасть под такой вот каток. По фильмам красноармейцы вроде добрые и справедливые, по-любому я на стороне своих русских. Если мне всё же дадут шанс, возможно преодолею свои страхи и действительно пригожусь.

– А ты сюда из самой Москвы что ли приехала? – мы уже подошли к лесу и можно было болтать, не заморачиваясь, что кто-то услышит.

– Ну… Да, – осторожно ответила я. Вряд ли девчонка устроит мне экзамен-ловушку, как наш бдительный лейтенант.