Текст книги "Моя чужая новая жизнь (СИ)"

Автор книги: Anestezya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 90 страниц)

– Да брось, Рени, Винтер не тот, кто тебе нужен, – Шнайдер снова притиснулся ближе, правда руки не распускал, склонился как змей-искуситель нашёптывая: – И ты сама это знаешь, иначе вы бы давно уже расписались.

Спорить, доказывая, что это нормально, – встречаться, чтоб узнать другу друга и понять стоит ли заморачиваться с браком – я не стала. Всё равно не поймёт. Пользуясь моим молчанием, Шнайдер осторожно скользнул рукой по моему бедру, поднимаясь выше и легонько поглаживая поясницу.

– Тебе нужен не мальчишка, который не знает, как обращаться с женщинами.

– А ты прям знаток? – нервно усмехнулась я, безуспешно пытаясь убрать его пальцы.

– Знаток или нет, но никто ещё не жаловался. Я невольно задержала дыхание, чувствуя, как он неспешно проходится пальцами по моему животу, рёбрам, постепенно подбираясь к груди. Его губы коснулись виска опаляя дыханием, затем скользнули ниже. – Тебе понравится, не упрямься…

Уверенные, в меру властные касания вызвали почему-то не реакцию протеста, а знакомую жаркую волну возбуждения. Да чтоб его! Знаю я, что клин клином вышибают, но не со Шнайдером же! Этот будет только рад добиться своего и растрезвонить всем о своей победе. И вообще, я ещё окончательно не решила, как быть с Фридхельмом!

– Я не собираюсь тешить твоё самолюбие очередной победой, – уворачиваясь от настойчивых поцелуев, я снова попыталась отпихнуть его.

Надо было врезать при первом же поползновении, а теперь он уверен, что я ломаюсь.

– А может, мне нужно больше? – ни хера себе заявочки, я слегка подвисла, чем он тут же воспользовался, притянув к себе за талию. – Чем Винтер лучше меня? – он слегка сжал пальцами мой подбородок, запрокидывая голову и прошептал почти касаясь губ: – Я хочу, чтобы, когда мы возвращаемся с вылазки, ты искала глазами меня, чтобы просыпалась в моей постели…

Если отбросить тот факт, что с самого начала мы только и делали, что дрались и собачились, всё могло бы случиться. Рано или поздно конечно же я бы свалила, не выдержав прессинга, ну, а так да, брутальный мужик, мой излюбленный типаж, почему ж нет-то? А потому что! Верность – это решение, твёрдое и уверенное. Не пафосно-словесное, а молчаливое и исполнимое. Сейчас мне нужны не чужие объятия, а поговорить со своим бестолковым любимым. Пусть я зла и обижена, но ведь последнюю точку ещё никто не ставил.

– Не думаю, что это хорошая идея, – я наконец-то вывернулась из его рук. – Мы же с тобой поубиваем друг друга.

– Необязательно, – усмехнулся Шнайдер, перехватив меня поперёк груди, и вжался, давая почувствовать свой стояк размером с Эйфелеву башню. – Ну, куда ты? Мы же не договорили.

– Договорили.

Надеюсь, он хорошо понимает разницу между неуверенным «не надо», за которым читается «ну, поуговаривай меня, глядишь и сдамся», и железобетонным «нет». Хотя было немного страшно. Вдруг он не остановится? Возбуждённый по самое не могу, да ещё со склонностью к насилию мужик и девушка с заторможенными алкоголем реакциями – звучит как заголовок криминальной сводки.

– Последний раз говорю по-хорошему – пусти.

– Чш-ш-ш, я понял, понял, – прошептал Шнайдер, потёрся как кошак о мою макушку, а затем всё-таки разжал руки. – Но учти, что мы не договорили.

Ха! Наивный, думаешь, если я сейчас слегка дала слабину, это когда-нибудь повторится? Хренушки. Даже если разбежимся с Фридхельмом, к старым привычкам я возвращаться не буду. Лучше найду какого-нибудь взрослого, адекватного мужика, который будет мне поддержкой и опорой.

– Да подожди ты, убьёшься ведь! – чёрт, я и забыла о сломанном каблуке, то-то думаю, что ж так идти неудобно.

– Стой, сейчас же свалишься в лужу! – Шнайдер резво подхватил меня, не обращая внимания на возмущённые визги.

– Да сроду тут не было никаких луж! Поставь меня на место, маньяк несчастный!

– А это, блядь, что? – я притихла, услышав хлюпанье под его сапогами.

– Откуда? Я не видела её, когда шла к речке, – мистика да и только.

– А по-твоему, к деревне ведёт только одна дорога?

Ну да, топографический кретинизм – моя давняя и неизлечимая болезнь, есть такое.

– Потрудитесь объяснить, что происходит! – какая-то тень шагнула навстречу, оказавшись при ближайшем рассмотрении Винтером.

Чем бы ещё мог закончиться этот день? Великолепно! Десять из десяти! В голове мелькнуло наитупейшее: «Это не то, что ты подумал», – но я благоразумно смолчала. Шнайдер, гад, тут же поставил меня на землю и сдал с потрохами:

– Я нашёл её у моста.

– Я не собиралась никуда сбегать, просто хотела побыть немного одна.

Вилли, глядя на нас охреневшими глазами, шагнул ближе, и его осенило внезапной догадкой:

– Ты ещё и напилась.

– Не напилась, а дезим… дезинфицировала душевные раны, – ну, а что, глупо же отрицать очевидное.

– Герр обер-лейтенант, всё ведь обошлось, – неожиданно подал голос Шнайдер. – Ну, дуркует девчонка, так это уже обычное дело.

Вилли подозрительно сверлил взглядами нас обоих, видно чувствуя, что что-то здесь не то. За исключением сломанного каблука выглядела я вполне себе прилично. Надеюсь, Шнайдер не по уши в моей помаде.

– Ничего больше не хочешь мне сказать? – прищурился Вилли.

– Нет, – покачала головой, глядя на него честными-пречестными глазами.

Шнайдер конечно в своём репертуаре, но этот подкат явно не тянет на попытку изнасилования. Так что пусть живёт, на моей совести и так достаточно тёмных пятен. Он хитро усмехнулся, что не укрылось от бдительного Вилли.

– А с тобой мы ещё поговорим.

Винтер цепко схватил меня за локоть и втопил так, что я едва успевала.

– А поаккуратнее нельзя? Тащишь меня как мешок с картошкой! И вообще пусти, я сама дойду.

– Ещё раз обратишься ко мне не по Уставу, я не знаю, что с тобой сделаю, – прошипел он.

ёрт, я и забыла, что Вилли позволяет вольные разговорчики, только когда никто не слышит, а так-то субординацию никто не отменял.

– Я был о тебе лучшего мнения, – ты смотри, ну, вылитый обманутый муж. – Уже который раз застаю тебя в недвусмысленных ситуациях с солдатами. У тебя совесть есть?

– Каждый думает в меру своей распущенности, – оскорблёно отпарировала я.

Нет, ну кто бы говорил? Я что виновата, что вы все как весенние коты с ума сходите без регулярных потрахушек? И вообще, не запостил – не было.

– Хоть пьяная, хоть трезвая в вопросах морали я кремень. Кому как не вам это знать, герр обер-лейтенант.

Неизвестно, до чего бы мы так договорились, но Винтер внезапно остановился, заметив брата.

– Эрин! – в глазах Фридхельма мелькнуло облегчение, тут же сменившиеся немного подозрительным выражением, когда он оглядел нашу троицу. – А ты почему здесь? – он шагнул к Шнайдеру.

– Получше смотри за своей принцессой, чтоб потом не бегать как идиот, – огрызнулся тот. – Нет бы спасибо сказать, что я её нашёл и привёл.

– Так! – неожиданно рявкнул Вилли. – Ты, – кивок в сторону Шнайдера. – Отправляйся в казарму! А вы, – это уже нам. – Решайте свои проблемы так, чтобы этим не приходилось заниматься всей роте.

Ох, ты какой грозный, может же, если захочет. Развернулся и отчалил, а мы остались настороженно переглядываться.

– Если ты её хоть пальцем тронул, то пожалеешь, – покосился Фридхельм на Шнайдера.

– Ты только грозишься, Винтер, – с готовностью отозвался он. – Если хочешь что-то конкретное предъявить, то давай разберёмся.

– Прекратите! – блин, я сейчас не в том состоянии, чтобы ещё их разнимать.

Но Вилли, видимо заподозрив, чего это мы не расходимся, уже был тут как тут.

– Кажется, я предупреждал, что в моей роте не будет никаких драк. Посмеете нарушить приказ и отправитесь вслед за Хольманом в штрафбат. Оба. Ясно?

Фридхельм шёл молча и, что самое обидное, даже не попытался взять меня за руку. Хотела я отложить разговоры до утра, но видимо придётся всё же расставить точки над «i».

– Я не собиралась устраивать весь этот цирк, хотела немного остыть, побыть одна.

– Только почему-то оказалась со Шнайдером, – не оборачиваясь, ответил он.

– Да что вы мне все тычите этим Шнайдером? – взвилась я. – Я его, если что, с собой не звала! Он случайно наткнулся на меня.

Прямо по классике «не виноватая я, он сам ко мне пришёл», но ничего же особо не было, так что каяться я не буду. Фридхельм раздражённо толкнул калитку и по-прежнему не смотрел на меня.

– И вообще ты сам виноват в том, что я ушла! Вывалил значит на голову кучу претензий и свалил. Что я должна была думать?

– Это я и хотел выяснить, – он наконец-то повернулся. – Хотел, чтобы ты подумала над моими словами.

– Знаешь что, родной, когда бросаются такими предъявами и уходят, тут не думать надо, а собирать вещи, потому что нормальные люди в таких случаях остаются и обсуждают возникшие проблемы. Словами и через рот!

– Что-то я не заметил в тебе сильного желания их обсуждать, – мрачно ответил Фридхельм. – Я вернулся буквально через полчаса, а тебя уже и след простыл.

– Да не умею я читать чужие мысли!

Плевать, что нас могут услышать, меня вовсю несло по кочкам. Значит, я должна была сидеть и мучиться неизвестностью, пока он проветрит мозги и вернётся, а мне так делать-ни-ни?

– И мне не пять лет, чтобы воспитывать меня по принципу посиди в углу, подумай. Я просто в следующий раз уйду и не вернусь, ты этого хочешь?

Фридхельм ничего не ответил, лишь нервно затянулся, скуривая несчастную сигарету буквально в три затяжки. Ладно, хорош орать дурниной на всю деревню, я открыла дверь, чтобы зайти в дом. Я тоже не ангел белоснежный, но извиняться не собираюсь. Пусть учится быть мужиком, а не копить обидки и включать блондинку: «Ой, всё».

Трясь! Несчастная дверь едва не слетела с петель, и я вскрикнула от неожиданности. Фридхельм сцапал меня, прижав к этой самой двери и впился в губы жадным поцелуем. Я от такого напора растерялась и на поцелуй ответила, но вовремя вспомнила, что злая и протестующе шикнула. – Подожди, ну, не на пороге же…

Он прервал мой слабый протест новым поцелуем, нетерпеливо притираясь бёдрами. Руки скользнули под блузку, выдергивая её с такой силой, что швы затрещали. Я откинулась назад, умудрившись приложиться затылком, открывая доступ к шее и чувствуя, как горячо скользит его язык. Шквал эмоций и чувств за эти сутки требует логичного выхода и почему бы не через секс? Расстёгиваю его рубашку, провожу пальцами по груди и, чувствуя, как ощутимо прикусили мою шею, не остаюсь в долгу. Слегка царапаю ногтями его кожу, постепенно спускаясь вниз, к ремню. Он окончательно сминает мою блузку, накрывая ладонями груди и слегка сжимая напряжённые соски. С губ срывается негромкий стон, когда он слегка отстраняется, чтобы сдёрнуть её с моих плеч. Мне не хочется сейчас думать о том, что мы так и не решили, как быть дальше. Всё, что я хочу – чувствовать его прикосновения, которые забирают тревогу и боль. Потом… всё потом…

Он быстро расправляется с застёжками на юбке, судорожно хватается за пояс, начиная тащить вниз, и я послушно переступаю, отбрасывая ненужную сейчас вещь, заодно сбрасывая туфли. Не прекращая меня целовать, Фридхельм опустил руку к моему бедру, отодвигая ткань трусов, чтобы в следующий момент погрузить в меня пальцы. Привыкшая к более нежным прелюдиям, я слегка вздрогнула, и он обхватил свободной рукой меня за шею, ловя губами тихий стон. Его поцелуи становятся яростнее, а движения пальцев быстрее и жестче и это буквально сводит с ума. Тянусь к застёжке на его брюках, но пальцы как назло дрожат и не слушаются.

– Так ты хочешь меня или уйти?

Непривычная злая ирония мелькает в его глазах как переводная картинка. Жёсткость, которой раньше и близко не наблюдалось, проступает как голограмма.

«Всё-таки довела мужика до греха», – вяло мелькает в голове мысль и обрывается, сбитая хрипловатым шёпотом.

– Поцелуй меня…

Это звучит почти как приказ, а не просьба, но я прижимаюсь к его губам, пропуская его язык, ласкающий мой так властно и требовательно. Нетерпеливо подаюсь навстречу его руке. Еще пара движений и меня разбивает волной наслаждения, вынуждая сжаться вокруг его пальцев. Меня пробирает дрожь. Моих чувств слишком много. Разве я смогу уйти? Ведь именно его поцелуи заставляют тело плавиться от страсти, а сердце сжиматься от нежности. Он везде: в моих мыслях, в моём сердце, в моей жизни. Его губы, касания всё требовательнее, да и я уже давно хочу большего. Расстёгиваю его ремень, тяну вниз брюки с бельём, освобождая каменный от желания член и медленно провожу пальцами. Фридхельм резким движением тянет вниз кружевную ткань и, подхватывая меня за задницу, опускает на стол. Мне и в голову не приходит возражать. Стол однозначно ближе кровати, а мы оба сейчас охвачены этим чувственным безумием. Прерывисто выдыхаю, когда он опрокидывает меня на спину, перехватывает ладони, разводит их в стороны, прижимая к деревянной намного шершавой поверхности. Прикусываю губы в последней попытке не перепугать своими стонами всю округу, когда горячий язык прокладывает влажную дорожку по моей груди, и когда зубы осторожно смыкаются вокруг соска, оттягивая его до болезненно-сладкого импульса. Перед глазами плывёт какое-то марево, что называется до вспышек, пульсирующих одновременно с тянущим удовольствием внизу живота. Сдавленный стон оседает в воздухе, а мне хочется кричать в голос. Он прикусывает соски, играет с ними языком, я лишь подаюсь навстречу его ласкам, позволяя делать с собой что угодно. Чувства обостряются до предела, терзают и изматывают. Хочется освободить руки, чтобы ощутить его мягкие волосы под своими пальцами, чтобы его горячая кожа коснулась груди ноющей от долгих ласк.

– Да… – выдыхаю, когда он входит одним резким толчком.

Низ живота сводит от наслаждения. Обхватываю его бёдра ногами, прижимая ближе к себе.

– Да…

Против обыкновения он начинает двигаться сразу, заполняя меня быстрыми и глубокими толчками. Запускает пальцы мне в волосы, запрокидывая голову и покрывает поцелуями моё лицо, шею. Ох, чувствую понаставит мне засосов, буду по такой жарище потом неделю кутаться. Но разве это сейчас имеет значение? Фридхельм сжимает мои бёдра, подтягивая ещё ближе. Я чувствую, что его движения становятся всё более резкими и обрывочными и понимаю, что мы оба уже на грани. Он тихо, едва уловимо стонет моё имя, слегка отстраняется, прислоняясь лбом к моему лбу, и заглядывает в глаза, делая пару быстрых глубоких толчков, от которых я кончаю. Любовь – это всегда больно, опасно и безнадёжно, это словно пожар, угрожающий оставить в твоём сердце выжженную пустыню, но я вижу в глубине его зрачков отражение этого пламени и хочу верить, что этот же огонь может согревать, не опаляя.

Тело слегка дрожит, и я устало прикрываю глаза, делая вдох за вдохом, пока снова не возвращаюсь на землю. Фридхельм коснулся губами ключицы, где уже наверняка алели следы его страсти, провёл языком, обводя мои искусанные губы. Я обхватила руками его за шею, притягивая ближе, чувствуя пьянящее спокойствие. Фридхельм сгрёб меня в охапку и доставил наконец-то до кровати. Я расслабленно наблюдала, как он раздевается, как обычно аккуратно развешивая одежду. Надо всё-таки собрать свою, которая валяется живописной дорожкой от порога до печки, а то Лиза утром начнёт задавать интересные вопросы.

– Может хватит этих игр в ревность?

– Разве я это начал? – усмехнулся Фридхельм. – Ты приревновала эту девушку, что называется на пустом месте.

– Хочешь сказать, я дала повод? – отбрасывая недавние воспоминания, пробормотала я.

– Мне конечно не по душе, что Шнайдер тебя нашёл, но я знаю, что ты его не переносишь. Он же не лез к тебе?

– Нет, – пискнула я.

Не хватало раздуть ещё один скандалище с драками и эпичными разборками. Кроме того если этот идиот проболтается, что поцелуй был не совсем недобровольным, чувствую, меня точно прикопают в ближайшем лесу.

– Хорошо, но вот Конрада я действительно хотел придушить всё это время. Да, я тебе верю, но он же постоянно вился вокруг, а если ещё и учиться вместе будете…

– Фридхельм, – мягко перебила я. – Проблема не в Конраде или этой девушке. Я понимаю, почему тебе иногда кажется, что я недостаточно люблю, но и ты меня пойми… – я вздохнула собираясь с мыслями.

Не знаю, смогу ли я сказать, что мне страшно не только от того, что в затылок постоянно дышит батальон Красной армии. Что мне больно, и это порой ничем не заглушить. Что я такая как есть и другой уже никогда не стану. Что я возможно так и буду биться между двух огней. Что я возможно прошу слишком многого.

– Я почти с детства привыкла нести за себя ответственность сама. Старалась конечно соблюдать элементарные приличия, чтобы ещё больше не ругаться с отцом. Я не привыкла с кем-то обсуждать свои решения, но попробую измениться, – Фридхельм слушал, не перебивая, с привычной лаской перебирая мои волосы. – А насчёт детей… Ну, сам подумай, разве можно брать на себя такую ответственность, когда не знаешь, что будет завтра? А если мы оба погибнем, кто будет возиться с этим киндером? Я же не вообще против, – чёрт с ним, если мы переживём войну, рискну пополнить ряды яжематерей.– Но сейчас лучше не надо.

– Наверное ты права, – вздохнул он. – Просто когда я смотрю на Лизу…

– Да мы сами ещё дети, всему своё время. А вот с браком действительно тянуть нет смысла.

В конце концов что я теряю, всё-таки не в средневековье меня занесло, есть же развод на случай, если не сложится.

– Ты так хотела быть самой красивой невестой, – удивил меня Фридхельм. – Ради этого я подожду.

***

Ох, уж мне это утро «стрелецкой казни»… Я поёжилась, вспомнив недавние страсти-мордасти. Вот где спрашивается были мои мозги прошлой ночью? Хоть бы подумала, как с такого бодунища отправлюсь в штаб, да ещё буду огребать по полной от Вилли.

– Если ты думаешь, что имеешь право на поблажки из-за личных отношений, то это не так.

Вилли, зараза, уже битый час читал нудную мораль о том, что не пристало делать личные проблемы достоянием общественности. А тем более шляться где-то после комендантского часа. А тем более напиваться до положения риз. Я же девушка!

– В следующий раз я не буду прикрывать твои выходки, будешь отвечать за попытку дезертирства.

– Да какое там дезертирство? – промямлила я, мечтая о таблетке анальгина. – Подумаешь, прогулялась к речке.

– К речке она прогулялась, – передразнил меня Винтер. – Ты совсем идиотка? Уже забыла сколько раз попадалась партизанам?

Возразить мне было нечего, и я с покаянным видом пробормотала:

– Этого больше не повторится.

– Очень надеюсь, что так, – он кивнул на бумажный завал на моём столе. – Это надо перевести как можно быстрее. Гауптман Файгль требует, чтобы послезавтра переводы были готовы.

А что ж он сам мне это не поручил?

– Здесь работы на неделю, – возмущённо вскинулась я. – Мне что по ночам тут сидеть?

– Ничего страшного, – холодно улыбнулся Вилли. – Глядишь, на всякую дурь меньше времени останется.

Ненавижу когда меня пытаются вот так воспитывать! Просмотрела я эти бумажки. Ничего там такого уж важного нет, чтобы требовать их с ножом у горла вот-прям-щас. Видать, Вилли здорово на меня разозлился. Оно конечно понятно с чего. Я уже столько раз влипала во всякое дерьмо, что естественно они подняли кипиш, потеряв мою геолокацию. Блядская армия… Шагу нельзя ступить в сторону, сплошные Уставы-приказы.

Вечером я приползла уставшая как собака. Забрала у Раисы Лизу и едва успела перехватить Фридхельма.

– Сегодня моя очередь идти в караул, – он ласково коснулся губами моего виска. – Вильгельм сильно ругался?

– А то ты не знаешь своего братца, – хмыкнула я. – Лучше бы проорался и успокоился, но не-е-ет, мы будем выедать мозг чайной ложечкой, долго и методично. Завалил меня левой работой, а так всё отлично.

– Ну, да он такой, – улыбнулся Фридхельм. – Но ты тоже хороша. Убежала куда-то среди ночи, ведь могло случиться всё что угодно.

В этом они конечно правы. Я что бессмертная – разгуливать в немецкой форме и наивно считать, что партизаны мочат только мужиков? Некстати вспомнилось, что эсэсманов грохнули буквально в двух шагах от деревни.

– Будь осторожнее, – обняла я его.

Лиза на моё счастье уснула быстро, да и я чувствовала, что вот-вот отправлюсь в царство Морфея. По идее после такой чёрной полосы в моей жизни должно наступить временное затишье. С Фридхельмом помирились, враги исчезли с горизонта, что ещё нужно для счастья?

Но утро показало, что чудес не бывает. Всё-таки за что-то жизнь меня по ходу наказывает, раз подкидывает бесконечные сюрпризы.

– Герр гауптман, ночью русские попытались, как у них выражаются, «взять языка». Нам удалось их перехватить, – доложил Крейцер.

Сердце кольнуло тревогой. Надеюсь, Фридхельм не пострадал?

– Ведите, мы их допросим, – кивнул Файгль.

Я с трудом смогла заставить себя сидеть спокойно, когда увидела, кого они привели. Это же… Пашка. Уж родного деда я всегда узнаю. Не знаю правда, узнал ли он меня. Они с напарником обвели нас презрительными взглядами, мол делайте что хотите, Родину мы не предадим. Военников им естественно, отправляя на такое задание, никто не дал, так что Файгль начал с классического:

– Имя, звание.

– Да пошли вы, – процедил высокий коренастый мужик.

– Они отказываются говорить, – перевела я, не видя других вариантов.

– Вы попали в плен, глупо упорствовать, – жёстко припечатал Файгль. – Если ответите на вопросы, отправим в лагерь для военных. Ну, а если нет, вас ждёт расстрел.

Меня прошибло холодным потом, нет, стоп, какой расстрел? Дед же должен выжить! Мужчины казалось не удивились такой угрозе, Паша по-прежнему молчал и даже не смотрел на меня, ответил опять же его товарищ.

– Хрен вам, а не ответы. Мы смерти не боимся, так что хоть сейчас расстреливайте. Мысленно обмирая, я перевела ответ. Не знаю, как буду реагировать, если Файгль прикажет отдать приказ прямо сейчас.

– Упрямые фанатики, – пробормотал гауптман.

Я осторожно сказала:

– Возможно они ещё передумают. Второй боец пока молчит.

– Уведите их и пока заприте, – махнул рукой Файгль, и я облегчённо выдохнула.

Правда как вытащить Пашу из этой засады я не знала. Я же не могу как заправский спецназовец просто открыть двери и выпустить их, попутно замочив часовых. Ещё одну подозрительную ситуёвину Вилли на тормозах не спустит, это ясно как дважды два. Но, а как допустить, чтобы родного человека отправили на расстрел? Пусть он и не знает, что я его внучка, и вряд ли узнает, это не имеет значения. Я должна что-то придумать. А между тем времени у меня практически нет.