Текст книги "Моя чужая новая жизнь (СИ)"

Автор книги: Anestezya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 90 страниц)

– Ты это, вот, поешь, – я не сразу переключила внимание на Степана, который протягивал мне миску с дымящейся похлёбкой.

Не выёживаясь, взяла предложенный суп. Похоже, грибной.

– Ты, вижу, неплохая дивчина, молода ещё правда, вот и тянет на дурь всякую, – веско начал Степан. Ой, не надо мне мораль читать, вообще не к месту. – И девка моя оказалась такая же непутёвая. Я не имею права просить тебя, но ты уж не выдавай Олеську майору.

Я молча окинула его взглядом. Надо же, до угроз не опустился, уважаю.

– Я попробую выручить тебя.

Жизнь стремительно учит не доверять людям, но что-то было в этом суровом мужике, что заставило меня поколебаться. Хотя я и так не собиралась сдавать Олеську Громову. Ну действительно она же не виновата, что я так попала с этим дурацким совпадением фамилии. Она делала то, что просила я, и что требовали партизаны. Свела нас так сказать. Но если Степан не собирается меня кинуть, может у него и получится замолвить словечко перед майором.

– Поговорю с Громовым, возможно, он оставит тебя здесь под мою ответственность.

Я ещё раз посмотрела в его лицо – никакой суетливой хитрости или заискивания. Обычно такие мужики надёжные, уж если скажут что, так и сделают.

– Я ничего ему не скажу, – согласно кивнула, отдавая пустую миску.

Наверное стоит пользоваться передышкой в моей насыщенной событиями жизни и отоспаться вдоволь. Неизвестно, как там пойдёт всё дальше. Вот же Степан подал надежду, что всё ещё может сложиться для меня вполне неплохо, а я теперь уснуть не могу. Хочется поверить, что где-нибудь в этом мире, обезумевшем от войны, я смогу найти своё место. В конце концов, война пусть и не скоро, но закончится, и мне надо будет как-то жить дальше. Не прятаться по кустам, а найти работу, пробить какое-нибудь жильё. Возможно, завести друзей и даже бой-френда.

«Ага, упустила уже одного», – память ехидно подкинула синеглазку.

Что-то неуютное шевельнулось в груди, когда я вспомнила его разнесчастные глазищи в тот вечер. Да всё с ним будет хорошо, куда он денется. Забудет свою нездоровую тягу к мальчишке Карлу и, если переживёт войну, вернётся к нормальной жизни.

***

Проснулась я от того, что меня трясла за плечо Олеся.

– Арина, вставай!

– Что случилось? – сонно моргнула я и вскрикнула, увидев, что в руках Степана что-то блеснуло.

Неужто решил по-тихому прирезать? Обругав меня дурой, он полоснул ножом по верёвке на моих запястьях. Тут до меня дошло, в чём причина экстренной побудки. Где-то на улице явственно слышался оглушительный рёв самолётов.

– Немцы напали? – испуганно пискнула я.

– А то кто ж еще? – Степан бесцеремонно потащил меня из хрупкого убежища.

Олеську подгонять было не надо – она выбежала первая. Снаружи был настоящий ад – небо полыхало всполохами огня. Как в замедленной съёмке, передо мной рухнули два высоченных дерева, раздавив собой два шалаша. На место костра со свистом упал снаряд, выбивая фонтаны рыхлой земли. Люди беспорядочно метались по лагерю, пытаясь убежать или найти, где спрятаться. Где-то плакал ребёнок, мимо нас, матерясь, пробежал мужик, проорав:

– Васильич, уводи людей в лес!

– Бегом, дурная, – Степан дал мне в спину волшебного тычка, выводя из ступора.

Очень вовремя – в шалаш, где мы мирно спали ещё несколько минут назад, попал снаряд. Сухое дерево с треском разлетелось в стороны. Я в панике пыталась сориентироваться, в какую сторону безопаснее бежать. Ноги уже сами несли меня вперёд. Гул над головой не стихал – грёбаные немцы планомерно обстреливали лагерь и окружающую территорию заодно. Я дико заорала, когда прямо передо мной огромное дерево с треском начало заваливаться в сторону. В огненной вспышке я увидела, что снаряд попал куда-то позади него. В голове молнией мелькнуло: «Воронка». Не знаю, насколько верен фразеологизм про снаряд, который не бьёт в одну и ту же воронку дважды, но надеюсь, это правда. Я отодвинула ветки и спрыгнула я тёмную яму. Кажется, шлёпнулась обо что-то мягкое.

– Да что ж ты за наказание такое, – простонала Олеся. – Все ноги мне отдавила.

– Ну прости, – огрызнулась я. – Не додумалась как-то спросить, нет ли здесь ещё кого-нибудь.

Олеся приподнялась и закрыла проём ветками, а у меня перехватило дыхание. Стало казаться, что нас похоронили заживо. Интересно, моя смерть во второй раз будет такой же быстрой, как и в первый? Не хотелось бы ползать с развороченными кишками или сгореть заживо. Каждый раз, как раздавался грохот и треск, мы обе вздрагивали от страха, понимая, что мало что может спасти от бомбёжки, и наше убежище тоже ненадёжно.

– Там же батя остался, – всхлипнула Олеся.

Я обняла её за плечи:

– Он опытный боец. Я думаю, он тоже нашёл убежище.

Она обняла меня в ответ, давая волю слезам. Не знаю, сколько мы так просидели, но я первая заметила, что как-то подозрительно всё стихло.

– Будем вылезать? – неуверенно спросила я.

Олеся прислушалась и кивнула:

– Да, сейчас, вроде, можно.

Мы выбрались из спасительной воронки и пошли назад к бывшему лагерю.

– Надо отсюда уходить, – сказала Олеся. – Здесь всё ещё может быть опасно. Попробуем найти, кто ещё уцелел. Иди вот в эту сторону и не сворачивай. Выйдешь на опушку, а там уже и дорога близко.

– А ты?

– Я кое-что проверю и догоню тебя.

Девушка что-то упрямо высматривала в этом хаосе из разметавшихся веток, рытвин и брёвен. Скорее всего, хочет убедиться, что отец не погиб где-то здесь. Я помялась – оставить её здесь одну или, пользуясь случаем, бежать отсюда, сломя голову? Я уже решилась послушаться её и идти к дороге, как вдруг услышала тихий плач. «Маришка?» – сразу почему-то вспыхнула мысль. Я решилась пройти ближе. Плохо дело, очень плохо. Перед упавшим деревом безжизненно лежала женщина, а рядом примостилась плачущая Маришка. Я присмотрелась. Голова матери – сплошное месиво из крови и раздробленных костей. Чудо ещё, что девочка уцелела.

– Батя, – вскрикнула Олеся, и тоже бросилась к дереву.

Я только сейчас заметила, что под стволом дерева лежал ещё и Степан. У меня упало сердце – даже навскидку ясно, что его грудная клетка раздавлена просто в кашу. Мысли о побеге куда-то испарились. Я сделала то, что должна была сделать. Взяла девочку на руки.

– Мама, – всхлипнула она. – Помоги ей…

– Маришка, – я серьёзно смотрела в её глаза. – Дерево очень тяжёлое. Мы с тобой девочки и не сможем его сдвинуть. Мы сейчас найдём твоего папу и других мужчин.

– Она проснётся? – девочка пытливо смотрела на меня.

Ну знаете, к такому меня жизнь не готовила. Не буду я врать ребёнку, но и хладнокровно сказать, что её мать мертва, я сейчас тоже не могу.

– Уходите, девчата, – услышала я хриплый голос Степана. – И ты, Леся, иди…

– Я не брошу тебя, – разрыдалась девушка. – Пусть Арина уводит Маришу и приведёт помощь…

Я сморгнула слёзы, глядя на них двоих, но действительно стоило в первую очередь увести отсюда ребёнка.

– Я найду кого-нибудь из наших и вернусь, – пообещала, поудобнее перехватывая девчушку.

Я пока что не думала, куда именно меня приведёт эта лесная тропинка, и что вообще я буду делать, если выберусь из леса. Одетая в немецкую форму, с русским ребёнком под мышкой – мне были заказаны пути в обе стороны. Со всем этим как-нибудь разберусь потом. Сейчас меня вела цель найти кого-то из выживших, пристроить Маришку в безопасное место. Но вокруг словно всё вымерло – передо мной были бесконечные деревья и неясные звуки ночного леса, которые я не умела распознавать. В конце концов, я ни разу не следопыт. Маришка доверчиво обняла меня за шею и прошептала:

– Мне страшно.

– Мне тоже, малышка, – я машинально погладила её по голове. – Но у нас всё получится, мы найдём… – я вздрогнула, услышав сухой щелчок винтовки за спиной.

– А ну, стоять!

А вот и наши. Неужто опять будут меня прессовать? Чёрт, откуда же их взялось столько, и почему я никого не заметила пару минут назад? Из-за деревьев выходили тёмные фигуры, окружая меня, как в дешёвом ужастике.

– Так-так, гражданка, и куда ты собралась ? – ехидно спросил покрытый копотью парень, подходя ближе.

– Лагерь разгромили немецкие самолеты, – ответила я. – Я пыталась найти уцелевших. По-вашему, надо было бросить девочку там?

– Это будешь сейчас майору рассказывать, что там случилось, и куда ты шла, – со злостью сказал кто-то сзади и ткнул меня судя по всему автоматом в спину.

– Пошла.

– Подождите, – какой-то мужчина тоже подошёл ближе и выдернул у меня из рук девочку. – Маришка?

– Папка, – снова расплакалась малышка. – Там… Там было…

Ну вот, хотя бы Маришке повезло – отец вернулся с задания живой, и позаботится о ней. Обо мне, похоже, тоже «позаботятся» – вон, опять связали руки и тычут в спину, подгоняя идти. Что совсем крышак поехал, думают, это я подстроила авианалёт?

Смотрю, деревья стали как-то редеть. Наверное, мы выходим на поляну или, как они здесь говорят, на опушку леса. Там уже обнаружились остальные люди Громова. Измученные двухневным боем и, похоже, злые, как собаки.

– Смотрите, кого мы нашли командир, – крикнул из-за моей спины парень. – Небось хотела сбежать под шумок.

– Рассказывай, – Громов шагнул ко мне, перехватил за подбородок, разворачивая лицом к свету.

Я рванулась назад и прошипела, понимая, что хуже уже мне точно не будет:

– Руки уберите. Я уже сказала, лагерь уничтожен. Я искала выживших. Кстати, отправьте помощь, там есть раненые.

Мужики подняли гвалт – видно в лагере у многих были семьи, – а я пыталась прикинуть дальнейшие действия майора. Он схватил меня за плечо, подтягивая ближе, и со злостью процедил:

– Что-то быстро очухались гады из твоей пехоты. Ты нас обманула, уверяя, что отравила фрицев, да? – вообще-то, строго говоря, я такого не утверждала, но сейчас уже оправдываться бесполезно. – Они вызвали помощь, и мы еле вырвались из окружения.

Ладно, сбежать у меня не получилось, но наверное ещё не всё потеряно. Буду придерживаться второго варианта. Но Громов, пристально глядя в глаза, разрушил последние иллюзии:

– Предатели не заслуживают даже каторги.

– Просто пристрелишь под ближайшим деревом? – криво усмехнулась я, не желая, чтобы этот гад видел мой страх и отчаяние.

– Нет, почему же? Проведём народное заседание суда и исполним приговор, – так же жёстко усмехнулся Громов и неожиданной подсечкой сбил меня с ног. – На колени!

Да щас, разбежалась.

– Я ни перед кем не буду стоять на коленях, – я исхитрилась и плюхнулась на задницу. – Не получится изображать справедливое возмездие.

– Вот же дрянь, – кто-то шагнул ко мне, но Громов остановил движением руки: – Оставь, пусть сидит.

В прошлый раз у меня не было возможности попрощаться с жизнью. Обычно люди перед смертью подводят какие-то итоги прожитого, но что могла сейчас вспомнить я? Свою короткую жизнь здесь я прожила, можно сказать, чёрт знает как. Играя и теряя себя в каких-то трагикомедиях. Это не моё время и не моя жизнь. Может, и не стоит жалеть, что её оборвёт сейчас шальная пуля? Бойцы обступили меня кружком. Судьи, мать их всяко и разно. Ясное дело единогласно решат меня сейчас порешить.

– …обвиняется в предательском сговоре с врагами, укрывательстве важных сведений… – где-то фоном слышала я холодный голос Громова. – …по законам военного времени выносится приговор, который будет немедленно приведён в исполнение…

Надеюсь, косоглазых среди них нет. В принципе, если сразу попадут в голову, отмучаюсь быстро. Я вздрогнула, услышав сухой щелчок, и крепко зажмурилась, не желая последние мгновения смотреть на ненавидящие меня лица.

Глава 11 Благими намереньями вымостим дорогу туда, откуда уже никогда не вернуться ...

Ну что там, меня будут расстреливать или как? Хуже самого расстрела только его ожидание. Выстрел прогремел – да не один – одновременно со знакомой до боли командой:

– Майер, ложись! Уходи с линии огня!

Я недоверчиво распахнула глаза, увидев, что Громов с шипением зажимает раненое плечо, а двое парней, стоящих рядом, упали, как подкошенные. За деревьями явно шла какая-то движуха. Не дожидаясь, пока наши сообразят, что немцы сейчас вот-вот отобьют своего «паренька», я плюхнулась за траву, стараясь слиться с ней. Вот же чёрт – руки связаны за спиной – и как мне передвигаться? Невольно вспомнив учения Кребса, я где ползком, где перекатами вроде немного сместилась подальше. Громов на моё счастье первой задачей поставил отбить атаку фашистких гадин.

– Мельников, бросай гранату! Резников, Малышев, отходите к танку! Встретим фрицев как полагается! Остальным стоять до последнего!

Я кое-как заползла за дерево, надеясь, что на меня никто не наткнётся. От наших понятное дело милости ждать не стоит, но и у немцев по идее ко мне будет парочка весьма неловких вопросов. Например, откуда у них взялся загадочный приступ диареи? Каким образом я оказалась здесь с партизанами?

«С кем-то из них по-любому придётся иметь дело», – обрубил мои мечты тихо отсидеться в сторонке здравый смысл.

Так, попробую-ка я встать, чай не совсем уж безнадёжная. Знала бы, что мне приготовила жизнь, училась бы подниматься с пола без помощи рук, быстро бегать и профессионально развешивать спагетти по ушам. Я рискнула выглянуть, что там на полянке делается. Там как раз шла активная перестрелка и было непонятно, на чьей стороне победа. Немцы, которых я успела разглядеть, были не из пехоты Винтера. Ещё я помнила, что Громов увёл часть своих людей. Значит, сейчас с любой стороны придёт подкрепление.

– Малыш! – кто-то сгреб меня в медвежьи объятия. – Живой! – ну надо же какой сентиментальный нацик.

– Да хорош меня тискать, руки лучше развяжи, – пробурчала я, хотя конечно тронуло, что кто-то рад, что я жива. Кох без напряга справился с верёвкой, а я рассмотрела, что и остальные тоже здесь. Вот они родимые, почти в полном составе: Шнайдер, Бартель, Каспер, Штейн и Фридхельм.

– Мы прижали этих фанатиков с тыла, пока гауптман с нашим лейтенантом отвлекали их прямой атакой, – похвастался Бартель.

– Повезло тебе, Майер, что мы успели, – насмешливо оглядел меня Шнайдер. – Небось обделался, когда они собрались тебя расстрелять? Как ты вообще умудрился попасть в плен к русским?

– Как, как? Они напали на село, пока вы были в госпитале, – что я ещё могла, кроме как привычно врать запоем? – Меня оглушили и сцапали прямо из-под носа Кребса.

– Так обычно и бывает, когда думаешь не головой, а членом, – хмыкнул Шнайдер. – Девка твоя оказалась тварью, подосланной партизанами. Я уверен, это она нам что-то подсыпала. Наш лейтенант ещё побеседует с тобой по этому поводу.

Вот что называется из огня да в полымя. Значит, опять мне светят допросы, и не факт, что Вилли будет всё время верить пареньку, который постоянно влипает в какое-то дерьмище. Сложит два плюс два – что как-то часто в его части случаются повальные болячки. Даже если выкручусь, Винтер теперь точно выпнет меня из пехоты. Восторженно хлопать глазками больше не прокатит.

– Ладно тебе, в плен попадать страшно всем, – примиряюще сказал Кох. – И Карл не виноват, что попался. Русские умеют выбрать момент.

Пока мы тут чесали языками, бой похоже закончился победой немцев. К нам подошёл Кребс, как всегда «нежно» сообщив:

– Приказ прочесать ближайшую территорию и ликвидировать русских. Всех до единого, – Без всяких сантиментов сунул мне в руки винтовку. – Надеюсь, теперь ты вспомнишь, для чего солдату оружие?

Что ж, объективно он прав – ведь тогда в деревне я должна была в оба глаза смотреть по сторонам и стрелять на поражение при малейшем шухере. Не объяснять же ему, что моё «похищение» было делом сугубо добровольным. Во всяком случае в начале.

Я на автомате плелась в конце отряда, стараясь не думать о том, что вижу. Красноармейцы конечно обошлись со мной не самым лучшим образом, но я не желала смерти никому из них. Было жутко видеть окровавленные тела, постоянно попадающиеся на глаза. Правда немцев они в ответ тоже положили прилично. Отвернуться мешало только то, что я надеялась найти Маришку. Отец вряд ли далеко её унёс. Мне хотелось верить, что она каким-то чудом спаслась, ведь среди убитых я её так и не увидела.

– Как вы догадались, что девушка из партизан? – поравнявшись с Фридхельмом, спросила я.

Мы вроде как не общались последнее время, но сейчас пиздострадания на пустом месте были самым последним, что меня заботило. Кто ещё нормально сможет мне рассказать, что за херота происходит вокруг, и не будет с подозрением задумываться, для чего я веду расспросы.

– И ты, и та девушка пропали после того нападения, – Винтер замедлил шаг, явно желая, чтобы остальные не грели уши. – Вильгельм, вернувшись, вызвал подкрепление. Файгль допросил мать девушки, – я помрачнела, представляя в красках, как именно он это делал. Фридхельм не стал щадить мою психику, продолжая. – Конечно она сначала молчала, ему пришлось пригрозить, что убьёт остальных её детей. Файгль считает, что раз девушка оказалась партизанкой, она причастна к нашему отравлению, тем более именно в ту ночь русские и напали. Местный мужик выдал, где находится их лагерь.

Я боялась спросить, чем кончилось дело, ведь в прошлый раз от расстрела людей спасло только то, что мою диверсию получилось выдать за случайность. Синеглазка, видимо, прочитал в моих глазах немой вопрос и добил:

– Гауптаман сжёг деревню и приказал расстрелять русских, всех до одного.

Сказать, что мне стало тошно, – ничего не сказать. Получается, что ни делай – всё бесполезно. Даже если бы я реально замочила всю часть Винтера, на смену им пришли бы другие немцы и провели карательные мероприятия. Чтобы партизанить оказывается мало смелости не бояться пыток и геройски погибнуть. Нужно быть готовым повесить на свою совесть смерти других людей. Хотя сидеть, сложа лапки, и смотреть, как враги орудуют на родной земле, тоже неправильно. Как же оказывается легко стираются и перемешиваются на войне грани добра и зла.

Мы дошли до бывшего лагеря. Я напряглась, ожидая увидеть Олесю или кого-то ещё из выживших при бомбежке. Но похоже, не мы первые сюда дошли – везде лишь мёртвые тела. Пожилой мужчина пытался, видимо, сдвинуть дерево, придавившее Степана, а рядом с ним женщина, привалившаяся к телу матери Маришки. Какой-то паренёк пытался убежать, да так и остался лежать раскинув руки. Олеся нашлась рядом со Степаном. Господи, её же прямо изрешетили – кровавые потёки на виске, груди, шее… Густой острый запах крови и дыма вызывал тошноту. Я привалилась к дереву в надежде, что меня попустит. Фридхельм задержался рядом и встревоженно спросил:

– Ты в порядке? Тебя не ранили?

Я помотала головой, в очередной раз возблагодарив судьбу, что до пыток дело не дошло.

– Они точно больше ничего с тобой не сделали? – синеглазка смотрел красноречивым взглядом давай-поговорим-об-этом.

Психолог ты мой доморощенный, на что это намекаешь? Ведь я «парень». Что, кроме пыток, со мной могли сделать пуритане-русские? Не насиловать же.

– Даже не били особо, – лучше успокоить его нездоровое любопытство, а то мало ли чего нафантазирует. – Допросили, но я ничего им не сказал. Их командир хотел меня передать для усиленного допроса в какой-то военный штаб, но когда прошёл налёт, решили просто расстрелять.

Чего-то, друг, ты мне не договариваешь – примерно такой хештег читался в его глазах. Не пойму, с чего такое недоверие. Он же раньше вроде особо не задумывался, насколько правдоподобна моя ложь. Ладно, спишем на его недогейские чувства, да и вообще по-человечески мог же он испугаться за друга.

Да уж, если бы не предатель-проводник, долго бы наверное немчики блукали по лесу, а так мы довольно быстро вышли к дороге. В лучах восходящего солнца, после полумрака леса я щурилась, как крот. Вся толпа, посланная на зачистку партизан, теперь бодро грузились в машины, собираясь сваливать. Ну правильно! Пришли, перебили народ, что ещё тут делать.

– Вы последние, – недовольно проворчал Кребс. – Давайте быстрее!

– Ох, чёрт, – наклонившись, присвистнул Штейн – у машины оказалось пробито колесо. – Придётся задержаться, парни!

– Это без меня, – сразу скривился Шнайдер, высмотрел отъезжающий мотоцикл и закричал: – Стойте, я с вами! Ну и пожалуйста. Всё равно много в легковушке не поместится. Не совсем конечно легковушке – машина по типу нашего «Уаза», но опять же не резиновая.

– Я тоже не хочу здесь торчать, – Бартель подошёл к военному грузовику.– Двигайтесь!

– Ну и ладно, нам места больше будет, – добродушно усмехнулся Кох. – Или кто-нибудь ещё хочет быстрее уехать?

Не знаю, кто как, а я точно не хотела. Чем больше у меня будет времени морально подготовиться к беседе по душам с Вилли, тем лучше. И кстати, может, беседовать со мной будет не только он, раз уж Файгль влез в этот замес.

– Садись вперёд, – предложил нашему толстячку Каспер. – Штейн, долго ещё?

– Заканчиваю, – отозвался тот. – Залезайте.

Я всё ещё не могла прийти в себя от того, как быстро жизнь меня загнала обратно к немчикам. Получается, действительно хрен куда скроешься, раз народ наш такой подозрительный. Нет, пожалуй, изначальный план затеряться в Первопрестольной самый оптимальный вариант.

– Что за чёрт? – вскрикнул Каспер.

Штейн, который, закончив с колесом, решил устроить перекур, вдруг осел на землю.

– Кто-то из партизан уцелел! – догадался он.

В подтверждение его слов, мы услышали глухой звук пули, рикошетом пролетевшей по боку машины. Стреляли явно из леса.

– Быстро за руль! – рявкнула я.

Обычно, когда вокруг летали гранаты и снаряды, я была тем ещё тормозом, но в машине было как-то надежнее что ли. По крайней мере, хоть какой-то выход я четко видела – валить отсюда, никуда не сворачивая.

– Кто, я? – затупил Кох.

– Ну, не я же, – они же все по идее прошли обучение вождению, а мне под пули лезть ох как не с руки. – Давай, не тормози, пересаживайся! – Кох правда послушно перелез, но почему-то продолжал тупить. – Чего сидишь, заводи, – я заподозрила, что он малость далёк от машин и всего связанного с ними. – Если забыл, напоминаю – выжимаешь сцепление, потом давишь на газ.

Кох вроде завозился, но мы продолжали стоять. Краем глаза я заметила в зеркале заднего вида смутное движение. Я обернулась и про себя выдала семиэтажную матерную конструкцию – сзади медленно выруливал из леса… танк. Громов, конечно, умничка и молодец, но сейчас я меньше всего хотела его победы. Танк пока что довольно далеко, но если пальнёт в нас снарядом, мало не покажется. Каспер тем временем подстрелил снайпера, который нас расстреливал. По крайней мере, выстрелы из-за деревьев прекратились. Я перегнулась, чтобы поближе рассмотреть, в чём там загвоздка у горе-водителя, и заорала благим матом:

– Кох! С какого чёрта ты насилуешь тормоз? Тебе же было сказано, жми сцепление и газ!

– Я уже на всё подряд жму… Тут столько этих рычагов, – взволнованно бормотал тот. – Что-то не получается…

– Да твою же мать! Там всего три несчастных педали! Если жмёшь на одну, на другую, и машина ни хрена не катится, то третья скорее всего та. Это так сложно понять?

– Нас сейчас размажут по дороге тонким слоем, – причитал Каспер. – И отстреливаться бесполезно, они же в танке!

– Перелазь обратно и поживее! – если Кох не способен газ от тормоза отличить, далеко мы не уедем.

Никогда ещё не приходилось заниматься такой акробатикой, как перемещение с заднего сидения на водительское, но всё когда-то случается в первый раз. Не заботясь, отдавила ли я своим соседям ноги и прочие части тела, я шустро полезла к рулю. Моя ласточка из прошлой жизни ездила на автомате, но на права я училась в районной задрипанной школе вождения. Ездили мы там на таких древних ископаемых, что, я думаю, я легко справлюсь и с этим зверем.

Йу-у-ху-у! Когда б я ещё так вот покаталась, не заморачиваясь об ограничении скорости и прочих подводных камнях правил дорожного движения. Правда я всё время боялась, что мы лишимся колеса или, не дай бог, ещё чего-нибудь важного. Дороги ведь на матушке Руси это что? Либо полужидкое месиво с глубокими колеями, либо выбоины да колдобины. И эта грунтовка не была исключением.

– Ты, оказывается, умеешь водить? – Кох смотрел на меня примерно как на заговорившую кошку.

Я много чего умею, ребята, только вам обо всём знать необязательно.

– Карл, русские разворачивают башню танка прямо на нас, – вот молодец синеглазка, умеет, когда надо, смотреть по сторонам.

– Понял, – я резко газанула, уводя машину влево. Блиин, тут же поле. – Держитесь, потрясёт.

То, что нас безжалостно трясло на рытвинах, это всё херня, а вот то, что по траектории, где мы только что ехали, пронёсся со свистом снаряд, взрывая воронку посреди дороги, это уже чистой воды экшн. Я вообще ни разу не танкист. Вроде и смотрела военные фильмы, но прикинуть, с каким временным отрезком должен полететь следующий бронебойный, не могу.

– Они меняют разворот башни! – теперь уже и Каспер подключился в штурманы.

Я вспомнила, как по дурной молодости угораздило меня связаться с полным беспредельщиком. Не суть сейчас, чем дело кончилось, главное – парень неплохо научил меня делать полицейский разворот. Посреди поля оно конечно экстрим вдвойне, но а какой ещё выход? Ответом на мои выверты стали какие-то невнятные звуки. Коха похоже малость укачало, Каспер нервно хихикал:

– Даже не знаю, кто нас быстрее угробит, малыш, ты или эти танкисты.

Один Фридхельм помалкивал. Невольно забеспокоившись, как там наш неженка, я быстро посмотрела в зеркальце и встретила его спокойный взгляд. Не совсем конечно спокойный, но во всяком случае панику он не поднимал. Ох, не думала, что когда-нибудь скажу такое немцам, но на автомате вырвалось:

– Не ссыте, пацаны, прорвёмся!

Кох покосился вбок – новый снаряд уже взметнул комья земли по сторонам. А я вошла в раж, продолжая дальше петлять зигзагом по полю. Сейчас я никого не предаю, а спасаю свою жизнь, поэтому с чистой совестью оставлю Громова в пролёте.

– Малыш, мы оторвались! – Кох в порыве радости едва меня не придушил.

Да уж, толстячок, ваше счастье, что мы сейчас вынужденно в одной лодке.

Когда мы, покрытые пылью, с дурным азартом в глазах ворвались в деревню, куда перенесли штаб, меня уже поджидал Кребс. Пока Каспер докладывал о наших приключениях, его лицо мрачнело всё больше и больше.

– Майер, своей смертью ты точно не умрёшь, – этому прожжённому вояке я была, как заноза в заднице. Только отвернется – Карл уже встрянет куда-нибудь по самые ушки. – Пойдём, с тобой хотят побеседовать гауптман и наш лейтенант.

Н-да, положение у меня мягко говоря не айс. Не хватает только таблички: «Отдайте меня под трибунал, я дебил». Связался с русской, которая чуть не угробила всю часть, позволил захватить себя в плен… Счетчик грехов у Карлуши намотал прилично.

– Как русским удалось захватить тебя в плен? – Файгль пристально елозил глазёнками по моей физиономии. Так, никаких милых гримасок. Это не доверчивый Винтер. Держим покер-фейс.

– После взрыва гранаты у меня на какое-то время пропал слух. Кто-то из русских подкрался сзади и оглушил меня, – пусть лезет проверять, на затылке у меня до сих пор красовалась небольшая шишка. – Очнулся я в лесу.

– Тебя допрашивали?

Вот же чёрт, у Файгля такой же покер-фейс. И Кребс с Вильгельмом тоже стоят, как истуканы. Блядь, да как же достало всё!

– Допрашивали.

Я пыталась припомнить, как у немцев обстояли дела с побывавшими в плену солдатами. Насчёт позиции наших я знала, что, если попался в плен, лучше сразу застрелиться, ибо по возвращении на родину НКВДшники всю душу вытрясут. Эти товарищи по-моему лояльнее, а там не знаю.

– Я ничего им не сказал. Даже своего имени.

– Имя и звание скрывать не было необходимости, – слабая улыбка скользнула по тонким губам гауптмана.– Но ты молодец, показал, что мы можем держаться не хуже их партизан. Ты смог узнать что-то полезное?

– К сожалению нет. Меня связали и держали в какой-то берлоге из веток. Когда прошёл налет, их главный сказал мне, что я приговариваюсь к расстрелу, – без колебаний выдала я.

– Ты знал о том, что девчонка, с которой вы кувыркались на сеновале, партизанка? – прищурился Файгль. – Может, заметил что-то подозрительное и не хотел её выдавать?

– Нет, – не отводя честного взгляда от его лица, уверенно ответила я. – С чего бы мне так делать? Так уж получилось, что мы… – я вроде как стыдливо замялась. Блин, мужики, догадайтесь сами, что я имею в виду. – …но если бы я её уличил, то молчать бы не стал.

– Что скажете, Винтер? – Файгль кивнул на меня.

– Скажу, что вы поторопились с решением оставить мальчишку на фронте, – ровным голосом ответил Вильгельм. – У него абсолютно нет реакции, в бою он впадает в ступор. Связался с русской девчонкой и даже не заметил, что она замыслила диверсию. Я бы отправил его на обучение, здесь ни у кого нет возможности всё время с ним нянчиться.

– Вы несправедливы к мальчишке, – улыбнулся Файгль. – Насчёт русской надо было вовремя ему подсказать, что не следует воспринимать их как равных. Кстати, не один Карл проморгал её вылазки к партизанам. А что касаемо его навыков – я думаю, он научится. Ведь сегодня он как-никак спас жизнь троим солдатам.

– Почему ты не сказал раньше, что умеешь водить машину? – неожиданно вякнул до этого молчавший фельдфебель.

– Да собственно прав-то у меня нет. У отца была авто мастерская, и я немного пробовал ездить. Так, пару раз. Не думал, что это так важно, вот и не говорил, – чувствуя, что вроде мне в очередной раз худо-бедно поверили, дальше врать пошло как-то полегче.

– Я надеюсь, мой мальчик, ты сделал правильные выводы, – менторским тоном задвигал Файгль. – Никому из русских нельзя доверять. Ни мужчине, ни женщине, ни ребёнку. Это война идеалов, двух политических систем. Мы предоставляем им возможность принять новый уклад, но все несогласные должны быть уничтожены. Просто делай то, что от тебя требуется и будь всё время начеку. Ты меня понял?

– Да, герр гауптман, – покаянно закивала я.

Я стала можно сказать героем дня – парни заценили мой форсаж, только как-то это не радовало. Нет, сожаления, что спасла этих чудиков, меня не посетили, но раздрай на душе царил знатный. По совести оно выходило так, что я должна была позволить Громову поджарить нас в машине. Ну ладно, геройское самоубийство совсем не моя тема. Но как можно не желать смерти фашистким тварюгам это уже вопрос интересный. Приходилось признаться, что я всё-таки немного привязалась к этим чудищам. Не ко всем конечно – Шнайдера, например, до сих пор терпеть не могу и вряд ли что-то поменяется. Но вот синеглазка, Кох, Каспер, да даже Вилли – им я смерти точно не желала. Также не могло радовать весьма туманное будущее. Как жить-то теперь? То, что мне придётся ещё какое-то время ломать среди немцев комедию, это понятно. Но вот не хотелось бы начинать всё заново в другой роте. Я ведь так и не знала, оставит ли меня Вилли или сплавит гауптману. Файгль вон от меня в полном восторге, непонятно правда почему. Всё равно я мысленно упиралась всеми руками и ногами против того, чтобы перейти под его командование. Господи, мне всего и нужно каким-то чудом продержаться, если я ничего не путаю в исторических датах, ещё пару месяцев.