Текст книги "Моя чужая новая жизнь (СИ)"

Автор книги: Anestezya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 90 страниц)

Выскочив через служебный выход на улицу, я заметила Чарли и Хильдегард. Девчонки курили, и я успела услышать:

– Лиля знает явно больше, чем простая медсестра. Русские не такие уж дикари, как мы привыкли считать, – щебетала Чарли.

Правда? Дошло наконец? Она в принципе добрая, ничего не могу сказать, но как же бесил вбитый в её головешку идеологический снобизм. Она может и не замечала, но проклятое арийское высокомерие частенько вылезало при обращении к кому-нибудь из местных.

– Тем не менее морфия опять не хватает, – нахмурилась Хильди.

Я пристроилась рядышком с ними и тоже достала сигареты.

– Эрин, почему ты до сих пор не пришла на перевязку? – заметив меня, всполошилась Чарли.

– Сейчас пойдём, – курить на морозе вдвойне противно, но нервы жгло предвкушением очередного приключения, а я, к сожалению, опять втянулась успокаиваться таким вот вредным способом.

– По-моему краснота уменьшилась, – присмотрелась Чарли. – Если повезёт даже шрамов не останется.

– Угум.

Меня нещадно клонило в сон. Последние пару ночей я, как заправский шпион, ходила кругами возле заветного кабинета, но как назло доктор постоянно засиживался допоздна. Интересно, а он вообще человек? В том смысле, что когда-то же и спать надо. А может, он просто ночует там же, в кабинете.

– Я получила сегодня письмо от Вильгельма, – застенчиво поделилась радостью Чарли. – Он пишет, что бои идут тяжёлые, но раз никого из его части здесь нет, значит, не всё так плохо, правда?

– Угум, – мыслями я сейчас далеко и меньше всего хочу обсуждать её драгоценного Вилли.

– А он пишет тебе?

Кто, Вильгельм? С чего бы? Вот я дурында… Она ведь имеет в виду синеглазку. Сейчас опять начнёт выспрашивать, что да как у меня с ним, а я не готова трепаться о своей личной жизни. Какой там лучший способ отвлечь кого-то от ненужных расспросов? Правильно – переключить внимание на него самого.

– Пишет, но живое общение намного лучше. Так что согласуйте ваши отпуска и выбирайтесь на романтичное свидание.

Чарли как-то скуксилась и, покраснев, сказала:

– Это вряд ли. Мы с Вильгельмом знаем друг друга с детства и… Он наверное не подозревает, что я…

– Хочешь сказать, он не в курсе, что ты по уши влюблена в него? – я аж проснулась от такого открытия. – Но ты же нравишься ему, такие вещи видно сразу.

– Сейчас главное – победы на фронте, – о боже, только не заводи эту шарманку, ты же вроде нормальная девчонка. – Я успею сказать ему о своих чувствах, когда война закончится.

Долго же тебе придётся ждать, дурашка наивная. Нет, вот как так можно? Ладно, Чарли тупит и вообще скромняшка, а Вилли чего ждёт? Тоже небось думает, что вся жизнь впереди, и не торопится с признаниями? Вот что бывает, когда встречаются два тормоза, один из которых к тому же ещё и напрочь отмороженный. Ну правда молодой же мужик, неужели не хочется романтики, да даже тупо потрахаться, не? За те месяцы, что я толклась с ними, ни разу не видела его с бабой. Даже братец его хоть ботан и вообще девственник и то оказался в этом вопросе более шустрым. Н-да, делааа…

– Что там случилось? – прислушалась Чарли.

В коридоре явно шла какая-то движуха. Теперь уже и я расслышала топот сапог, хлопанье дверей, звучный голос Бриггитты. Ну и громкая же тётка! С её голосом надо на стройке прорабом работать, гастарбайтеров подгонять.

– Там опять раненых привезли и много, – сообщила Хильдегард, проходя к стеллажу за бинтами, и не удержалась от подъёба. – Пойдём, Шарлот, не всем же везёт бездельничать как некоторым.

– Если так уж хочется побездельничать недельку, могу устроить, – мрачно намекнула я. Оставаться в процедурной я не стала. Похоже сейчас тот самый момент, когда можно по-тихому пошариться у Йена в кабинете. Я осторожно выглянула в коридор – все при деле. Санитары таскают на носилках раненых бойцов, медсёстры носятся по палатам.

– Сестра, дайте воды, прошу, – я вздрогнула, услышав родную речь.

Чуть дальше прямо в коридоре были беспорядочно составлены носилки с ранеными.

«Это же наши», – догадалась я и метнулась обратно в процедурную.

Зацепила графин с водой, стакан и пожалуй бинты лишними не будут. Вернувшись, я увидела, что девчонки уже начали перевязывать раненых.

– Шарлот, вы что творите? – зашипела Хильдегард. – Зачем тратите время на этих русских, когда наши мужчины нуждаются в помощи?

– В помощи нуждаются даже русские, – решительно ответила Чарли. – Лиля, продолжай.

– Почему вы все здесь? – доктор Йен видимо шёл в операционную и прихирел, обнаружив несанкционированное сборище медсестёр. – Шарлот, Хильдегард, идите за мной.

– А эти раненые? Вы осмотрите их позже? – робко спросила Чарли.

– Можете перевязать их, – Йен кивнул нам с Лилей. – Потом их унесут санитары.

– А… куда? – не выдержав, спросила я.

– Эрин, вы задаёте странные вопросы, – поморщился он. – Их запрут в какой-нибудь пустующей палате, а затем увезут в лагерь для военнопленных.

Я окинула взглядом окровавленных, перемазанных копотью и грязью мужчин. Пожилой мужчина, у которого явно раздроблена нога. Совсем молоденький парнишка без сознания, гимнастёрка спереди вся залита кровью. Повисшую паузу нарушил глухой стон.

– Доктор, разрешите дать им обезболивающее, – тихо прошелестела Чарли.

– Ещё чего, – обрубил эскулап. – Нам скоро самим хватать не будет морфия. Сделайте радио погромче и идите в операционную.

Мужик красавец, несмотря на то, что нацепил белый халат, о клятве Гиппократа поди не слышал. Чарли растерянно смотрела на меня, но продолжать спорить не решилась. Я так вообще молчала. Смысла в споре нет ровно никакого, но это не значит, что я так просто сложу лапки.

– Иди возьми перекись, йод и побольше бинтов, – решительно повернулась к Лиле. – Мы сделаем всё, что нужно.

Лиля быстро вернулась, неся всё необходимое и даже больше – смотрю, захватила набор инструментов. Ну да, она же сможет вытащить пули и даже зашить раны. Я забила на свои ожоги, на то, что особо не умею обрабатывать такие жуткие раны, на свои планы проникнуть в кабинет доктора. Сейчас требовалось помочь нашим, пока санитары не уволокли их под замок. Чарли наболтала громкости будь здоров. Какая-то весёлая песенка издевательски звенела среди этого ада. Повернувшись к следующему раненому, я едва не вскрикнула. На носилках лежал без сознания молодой мужчина, и его лицо было мне знакомо. Может, конечно это совпадение, но как же он похож на моего деда. Я вспоминала чёрно-белые фотки из семейного альбома и всё больше убеждалась, что возможно это он и есть. А чего я собственно мучаюсь? Сейчас проверю. На всякий случай оглянувшись, я торопливо сунула руку в нагрудный карман гимнастёрки и вытащила военник. Ну, что я могу сказать. Мало мне забористого триллера, чёрной комедии и экшена в своей жизни, добавим в этот винегрет ещё и капельку мистического безумия. В военнике светилась фоточка точь-в-точь как та, что лежала у бабули в шкатулке с фронтовыми письмами. Никакой ошибки – Новиков Павел Николаевич. Мой дедушка собственной персоной. Ну и как нам теперь уже вдвоём выбираться из задницы, в которую угодили?

Глава 19 В любой непонятной ситуации веди себя еще непонятней, чтобы все вокруг вообще ох...ели.

– Заканчивайте возиться с этой швалью и сложите сюда их военники, – санитар небрежно швырнул металлический лоток на пол.

Я безуспешно пыталась остановить накатывающую панику, почти физически чувствуя, как лихорадочно мечутся мысли в непутёвой головушке. Нужно что-то делать и быстрее. Удушливое ощущение захлопнувшейся ловушки мешало сконцентрироваться. Нужно проследить, куда унесут раненых, и, пользуясь суматохой, наконец-то пробраться в кабинет Йена… Стоп. Без дедули я никуда не побегу, а раз я собираюсь вытащить его отсюда, то для начала нужно выяснить, серьёзно ли он ранен. Я наклонилась ближе, высматривая возможные ранения, и заметила, что он начинает приходить в себя.

– Что с ним? – я потянула Лилю за рукав. – Серьёзно ранен?

Она присела перед дедом. Чёрт, да какой он сейчас дед. Надо привыкать даже мысленно называть его по имени, а то весело будет, если оговорюсь и назову молодого мужика дедом. Осмотрев Пашу, она повернулась ко мне:

– У него контузия.

– И как это лечится? Он встанет на ноги? – я пыталась выяснить сколько времени ему потребуется на элементарное восстановление.

– Лечить его здесь не будут, сама видела, – в глазах Лили вспыхнули огоньки гнева.

– Говори, какие лекарства нужны, – мне сейчас было плевать как нездоровый интерес немки к русскому раненому выглядит со стороны.

– Прежде всего морфий, – Лиля окинула меня изучающим взглядом. – А ещё успокаивающие вроде кодеина или белладонны.

– Поняла, – я сгребла дедов военник в карман и посмотрела на остальных.

Для родного человека украсть лекарства – не проблема, но разве я смогу смотреть, как остальные загибаются от боли? Красноармеец с жутким даже на вид переломом явно близок к болевому шоку. Парень с пулевым в груди по-прежнему без сознания. Ещё один с развороченным плечом тяжело дышит, пытаясь не стонать от боли. Придётся малость спалиться перед Лилей, но без её помощи сейчас никак.

– Если я задержусь, проследи, где их запрут.

Лиля молча кивнула, явно не понимая на какой хер мне это всё нужно. Я понеслась к процедурной, в принципе ожидая какой угодно подлянки. В любой момент заглянет кто-нибудь из медсестёр за лекарствами или бинтами. Если попадусь, это будет окончательное фиаско. Откреститься от кражи я точно не смогу, но если я не принесу лекарства, наши ребята будут мучительно умирать. Как всегда вовремя проснувшаяся совесть положила конец моим метаниям. Я больше не могу отгораживаться малодушным невмешательством и стоять в стороне. Наши солдаты идут на всё, чтобы защитить Родину, значит и я рискну ради них.

Картина маслом – стою филейной частью к дверям, по уши закопавшись в коробочках и флаконах. Морфия я рискнула вытащить всего пару ампул. Паше и мужику с переломом. О, и стрептоцид, лишним не будет. Осталось найти кодеин. Я вздрогнула, услышав шаги в коридоре. Если что отмажусь, что пришла за бинтами. Но в этот раз пронесло – я с облегчением выдохнула и торопливо рассовала по карманам лекарства. Вот теперь можно сделать вид, что я несу шприцы в операционную. На удивление раненые по-прежнему были на месте. Видать действительно все заняты, но обольщаться не стоит. Вот-вот явятся по их души. Я вытащила припасы, передавая их Лиле. Уж разберётся как это применить. Сама же проклиная неудобные бинты, которыми была обмотана, как мумия, пыталась набрать морфий в шприц. А кстати, как его колят? Внутривенно? Чёрт, это что же мне мучить родного деда неумелыми попытками правильно вогнать иглу?

– А ну, убрала руки, зараза, – уже полностью очухавшийся дедуля чуть не выбил из моей руки шприц.

Ну да, я же для него подлая немецкая гадина.

– Успокойся, – неожиданно вступилась за меня Лиля. – Она принесла лекарства. Или ты предпочтешь страдать от боли?

– А ты кто такая? – подозрительно прищурился Паша.

– Русская, как и ты. У меня муж комиссар разведки. С июня на фронте. Когда немцы вошли в наше село, кто-то из местных меня сдал. Пришлось скрываться здесь, но я помню о своём долге. Пусть даже всё, что сейчас я могу сделать – это украсть для наших бойцов немного лекарств.

Лиля, не прерывая разговора, успела вколоть морфий подозрительному Паше и закатала рукав гимнастёрки его товарища, который правда и не протестовал. Вот и правильно, я тоже не видела причин из гордости терпеть боль, тем более взамен от них ничего не требовалось.

– Осуждаешь?

Паша тяжело вздохнул и мотнул головой:

– Не мне тебя судить. Каждый живёт по своей совести, – покосился на меня и спросил: – Ну ладно, с тобой всё понятно, а она чего так обо мне печётся?

– Да откуда мне знать? – усмехнулась Лиля. – Может, понравился ты ей.

– Ага, я ж красавец такой – весь в крови, грязный, – поддержал он шутку, продолжая сверлить меня взглядом.

Сказать им что ли, что я прекрасно всё понимаю? Вон, Паша вроде без агрессии воспринял то, что Лиля работает на немцев. Нет, лучше немного подожду. Вот когда вытащу нас отсюда, тогда и признаюсь, а так мало ли, может, та же Лиля сдаст меня. В военное время с доверием как-то не очень. Тем более и опыт негативный у меня уже есть.

– Молодая она ещё, совсем девчонка. Может, не успели ей вдолбить в голову, что русские – недолюди, которых нужно уничтожить, – рассудительно продолжала Лиля, сосредоточенно зашивая рваную рану от осколочного у Пашиного соседа. – Может, просто пожалела.

Как-то дико было видеть своего деда молодым, разговаривать, зная, что он даже не подозревает, кто я такая. Нужно придумать что-нибудь поубедительнее, когда я всё-таки решусь раскрыться. Конечно, про то, что я его внучка, придётся молчать. Представляю степень его охренения, услышь он такое. Нет, нужна какая-то простая и более-менее правдивая версия. И то не факт, что он запросто доверится мне. Было бы конечно хорошо, если бы мы смылись отсюда вместе. Скорее всего он вернётся на фронт, может, и я могла бы… Хотя тут конечно же однозначное «нет». Он не станет рисковать и тащить в отряд незнакомую девицу с репутацией «коллаборационистки». Но ничего, главное – спастись.

– Стрептоцидом засыпь, – я протянула Лиле ампулу. – Может, удастся избежать заражения. И надо спешить, за ними вот-вот придут.

* * *

Следующие два дня я провела как на иголках. На волне дурного адреналина я смогла той ночью пробраться в кабинет доктора. Нашла карту и, не доверяя своей памяти, тщательно перерисовала основные пункты на листок. Бонусом полагались пометки, где сейчас проходят основные войска. Та-а-ак, одно дело сделано, осталось ещё хренова туча. Я ломала голову, как мне разжиться ключом и пробраться в палату, где заперли Пашу и остальных, но и тут мне свезло. Бриггитта заявила, что я достаточно прохлаждалась без работы и уже в состоянии выполнять несложные поручения. Так что раздача обедов по палатам теперь была на мне. Самое сложное было убедить Пашу вместе бежать. Ну ничего, буду действовать по плану, которого, кстати, ещё нет. Упс…

Я порылась в ранце и положила в карман пачку галет и пару банок консервов. Кормили пленных отвратно и, к сожалению, подкорректировать их рацион я не могла. Разве что контрабандой притащить хлеб или консервы. Я в очередной раз поразилась «гуманности» немецкой медицины – ребят засунули в какой-то чулан на цокольном этаже. Видимо, потому что там окошко было размером с носовой платок. Бинты и антисептики Бриггитта разрешала брать, но на этом всё. Ни обезболов, ни жаропонижающего – ничего. Мужик с переломом тихо зверел от боли – морфий я рискнула стащить только сегодня, ибо подставлять ещё больше Лилю тоже нельзя. Парню с ранением в плечо вроде полегчало. Я не жалела йода и спирта при перевязках, да и стрептоцид стащить было намного проще. Хуже всего пришлось пареньку с пулевым в груди. Лиля объяснила, что без полноценной операции достать пулю нельзя. Мне не нравилось, что он третий день лежит в забытьи. Да ещё и температуру нагнало будь здоров. Единственное, что меня радовало – что Паша вроде как оклемался. А значит, мы можем попробовать сбежать прямо сегодня.

– Ешьте.

Я поставила котелок с жидкой кашей на тумбочку и стала выкладывать из карманов консервы. Парни недоверчиво покосились и не спешили набрасываться на еду.

– С чего это она добренькая такая?

– Может, отравить задумала.

– Вряд ли, зачем ей это делать? – резонно ответил Паша. – Нас ведь и так отправят в лагерь для военнопленных.

«Вот-вот», – я достала припасённый аспирин и стала разводить порошок в кружке с водой.

Вряд ли этот парень выживет, но нельзя же совсем ничего не делать и смотреть, как он умирает. – Всё равно странно, – не унимался подозрительный красноармеец. – Остальные немки смотрят на нас как на свиней. Может, она хочет взамен выведать расположение и численность наших войск.

Я присмотрелась к этому паникёру – совсем ещё мальчишка, рыжий, весь в веснушках. Ему бы учиться да с комсомолками заигрывать, а он уже настолько озлоблен и не верит, что бывает простое сочувствие.

– Ну тогда почему она до сих пор это не озвучила? – задумчиво спросил Паша, явно обдумывая и такой вариант. – Эта женщина, что нас перевязывала, сказала, что девчушка не понимает русский.

– Всякое бывает на войне, – хрипло отозвался дядечка. – Выходит, она нас просто пожалела.

Я выжидательно смотрела на Пашу, прикидывая, как бы мне втихаря начать разговор о побеге.

– А может, она в тебя втюхалась, а? – подколол рыжик. – Вон как смотрит.

Паша недоверчиво присмотрелся ко мне:

– Скажешь тоже. И вообще не о том ты думаешь, боец.

Нет, ну это уже слишком! Не хватало, чтобы родной дед думал, что я к нему подкатываю. Тем не менее я промолчала. Мне нужно как-то поговорить с Пашей, не привлекая внимания остальных. Мало того, что тут же встрянут советчики, мол, не верь ей, так ещё и… Ситуация, конечно, стрёмная. Вроде как спасать одного Пашу и оставлять других в плену не по-людски, но вытащить всех я однозначно не смогу. Кто его знает, как отреагируют его сокамерники на такое везение для товарища? Я убедилась, что Паша более-менее в порядке, значит, просто приду под вечер и по-тихому выведу его отсюда. План до идиотизма прост, но других вариантов я не видела. Единственное – нужно подстраховаться, чтобы не покарали невиновных, например, Лилю. Её как русскую сразу начнут подозревать в пособничестве. Но я уже знала, кого подставлю без малейших угрызений совести. Вчера я попросила её раздобыть у местных бутылочку самогона, а также стырила две ампулы со снотворным. Понятия не имею много это или мало, но надеюсь, в сочетании с алкоголем достаточно, чтобы мои жертвы провалялись до утра в коматозе.

– Привет, – я застенчиво похлопала глазками, стоя на пороге комнаты, в которой обычно тусовались наши санитары.

– Ну надо же, кого я вижу, – насмешливо протянул Отто.

Стараясь не выдать себя мимикой, я приветливо улыбнулась:

– Знаешь, я тут подумала, нехорошо враждовать раз нам приходится вместе работать, – протянула ему бутылку. – Может, расслабимся сегодня немного после смены?

Отто повёлся как последний лошара. Сгрёб пузырь и уверенный в своей победе ухмыльнулся:

– Так бы сразу, куколка. Конечно приходи, о чём разговор.

По идее застав санитаров вдрободан пьяными, Бриггитта решит, что это по их небрежности русскому удалось сбежать. Ну мало ли ключ там обронили, или вообще забыли запереть каморку. Будет идеально, если этих мудил отправят под трибунал.

Ну вот, осталось взять «путевые заметки», собрать вещьмешок и припрятать его в кладовке у выхода во двор. Вечерок мне предстоит «весёлый». Сейчас обработаю Пашу, подкину обратно ключ от их каморки и надо валить отсюда в ускоренном темпе.

В небольшой комнатушке было темно хоть глаз выколи, и я очень надеялась, что все спят. Гады санитары естественно не расщедрились для раненых врагов на койко-места, и ребята так и лежали на носилках. Не представляю сейчас реакцию Паши, но больше тянуть нельзя. Глубоко вздохнув, я осторожно тронула его за плечо и чуть не охнула от крепкой хватки на запястье.

– Пожалуйста, не кричи, я пришла помочь, – торопливо зашептала, пока дедуля не надумал чёрти чего и не свернул мне шею.

– Ничего себе новости, – так и есть, именно чёрти чего он и надумал, вон как подозрительно щурится, продолжая меня удерживать. – Ты… говоришь по-нашему?

– Да, я русская, – все слова сумбурно смешались.

Я боялась, что начну сейчас мямлить, словно провинившаяся школьница. Вот перед дедом за свой маскарад было действительно стыдно. Он, похоже, всё правильно понял. Ну, а какие ещё могут быть варианты, если русская девушка неплохо устроилась во вражеском госпитале.

– Ты вообще кто такая? Перебежчица?

– Может и так, – не споря ответила я. – Но сейчас я твой единственный шанс сбежать отсюда. Или ты предпочтешь отправиться в лагерь?

– Думаешь, я поверю девице, которая на побегущках у немецких гадин? – поморщился Паша. – Что ты делаешь это просто так?

– Представь себе да.

Ох, как же тяжело убеждать закоренелого коммуниста, который воспитывался в понятиях «чёрное и белое». С другой стороны таким людям живётся куда проще. Это я вечно в сером барахтаюсь разной степени разбавленности.

– Не буду рассказывать, кто я и почему здесь, всё равно не поверишь, но я не по своей воле на побегушках у фрицев и тоже хочу бежать. Так ты со мной?

– Думаешь, я такой дурачок приведу тебя к своим, чтобы ты потом выдала нас этим псинам, – недоверчиво усмехнулся дед.

– Давай так, выбираемся отсюда вместе, а дальше каждый идёт своей дорогой, – предложила я компромисс, лишний раз убедившись, что мне никак не светит пройти войну бок о бок с любимым дедулей.

Паша явно задумался, но тут проснулись остальные и непонимающе уставились на нас.

– Не верь ты этой гадине, предательница она как есть говорю, – прошипел рыжик. – Явно же не просто так она возле нас вьётся, ты же видел фрицы её за свою считают. Выдаст нас как пить дать.

– Ага, именно для этого я таскала вам лекарства, рискуя попасться, – не выдержала я. – Чтобы заманить в ловушку, – ну да, я сейчас выгляжу в самом неприглядном свете и всё такое, но элементарную логику же никто не отменял. – И в чём, блядь, смысл?

Пока Паша обдумывал ситуёвину, я мысленно успела сто пятьсот раз поседеть. Его ответ добавил смятения в недоверчиво-подозрительную атмосферу между нами.

– Почему ты решила спасти именно меня? Остальных значит не жалко?

В этом весь дед – вечно думал за всех, кроме себя. Сколько себя помню, вечно у них с бабулей толклись соседи, которым требовалась помощь. Никому не отказывал. Денег там занять, или забор новый поставить, или выбить в сельхозправлении для кого-нибудь очередные «плюшки». Как у такого ответственного и совестливого мужика вообще мог получиться такой сынок как мой папашка, ума не приложу.

– Ну, если твой товарищ рискнёт довериться «гадине», то вперёд. Втроём бежать не сложнее, чем вдвоём. Что касается остальных… Ты же понимаешь…

Я не смогла договорить. Не по-людски их бросать, но, а как по-другому? Паренёк почти всё время мечется в бреду, а дядечка далеко не уйдёт со сломанной ногой. Невозможно всем помочь. Пусть я сволочь и циник, но мне важнее всего сейчас спасти родного человека. Нет никакого смысла в том, что он геройски разделит с остальными плен.

– Она права, – подал голос мужичок. – Даже если вы нас на руках потащите, далеко не уйдете, а останетесь – зря пропадёте вместе с нами. Родине сейчас нужен каждый дееспособный боец. Паша, подумав, кивнул, а я достала припасённый фонарик и самодельную карту.

– Я выделила места, где опаснее всего.

Рыжий покосился с недобрым смешком:

– Что же ты фрицев так легко предашь? Они вон тебя за свою считают.

– Представь себе, да, – огрызнулась я. – Знаешь, мальчик, жизнь намного сложнее, чем то, чему учат в комсомоле.

– Так, надо определяться куда уходить, – веско сказал дед. – В деревни соваться нельзя, только зря людей подставим. Если данные верные, то наша часть сейчас здесь, – он задумчиво водил по карте пальцем, прокладывая маршрут.

Нехорошая картинка выходила – кругом если не немцы, так наши. Не рискну я ещё раз мямлить, мол прикинулась немчурой, чтобы спасти свою жизнь. Для советского человека это так себе оправдание, скорее всего линчуют прямо на месте. В деревнях отсиживаться нельзя. Дед прав, немцы устроят шмон, как только обнаружат, что мы сбежали. Как же мне вырваться из этой ловушки и уехать в Москву? Только там у меня будет хоть какой-то шанс начать всё с чистого листа.

– Ну, а ты куда подашься? – спросил Паша.

– Мне бы к железной дороге, – вздохнула я. – Правда не знаю, ходят ли ещё поезда в этом бедламе.

– Ну что, тогда идём, – решительно поднялся он.

Я не стала запирать замок и попыталась вспомнить, открыта ли ещё дверь во двор. Через парадный выход бежать явно не получится – там вечно какая-нибудь толчётся. Мы почти достигли заветной цели, и я по дурости уже решила, что нам везёт. Да какое там. Неспящий закон подлости продолжал исправно работать. Я едва успела притормозить, заслышав голос Отто.

– Когда уже эта старуха отправится спать и даст немного расслабиться? – жаловался он дружку. – Ну да, малышка Эрин нас уже наверное заждалась, – заржал тот.

Боюсь мальчики вам придётся сегодня дрочить в гордом одиночестве.

– Паша, сюда, – я потянула его за рукав в кладовку, надеясь, что нас не успели заметить.

– Откуда знаешь моё имя? – снова напрягся он.

Подозрительный товарищ только многозначительно хмыкнул, мол: «А я говорил, что ей не стоит доверять».

– Отсюда, – я вручила ему военник и напряжённо прислушалась.

Санитары-то похоже отлынивают от работы. Вон выперлись на лавочку у входа и болтают как ни в чём ни бывало.

– Никуда отсюда не пойду пока не кончится смена. Пусть другие корячатся, подтирая чужие задницы, – как нехорошо, Отто, родина на тебя надеется, а ты значит так?

– А зачем же тогда пошёл в санитары? – хмыкнул его дружок.

– Да чтоб на фронт не забрали, – ну кто бы сомневался, что этот ублюдок тот ещё «герой». – Думаешь, мне охота лезть под пули?

Так, эта байда похоже надолго, а у нас каждая минута на счету. За ребятами в любой момент могли явиться для отправки в лагерь. Н-да, сейчас бы очень пригодился проход в Нарнию, но чудес не бывает кроме тех, что творим мы сами. Так что, вперёд.

– Я отвлеку их, а вы бегите, – как же неохота приближаться к этой скотобазе, но выхода то особо и нет.

– Тебя ждать? – вдруг спросил Паша. – Мы можем ненадолго задержаться, надо только условиться где.

– Ну ты и дурак, – зашипел рыжик. – Чую, сдаст она нас. Так что бежать надо без оглядки, слышишь?

– Вот и беги, – спокойно ответил дед. – А я поступлю по-совести. Она же пропадёт, пока будет самостоятельно выбираться, не зная местности.

Я почувствовала, как внутри что-то теплеет. Уж не знаю поверил ли мне Паша по-настоящему или просто пожалел девчонку, наломавшую дров, но почему-то нахлынуло знакомое с детства чувства безопасности. Дедушка всегда утешал меня, когда я приходила с улицы со сбитыми коленками, учил читать, брал на рыбалку, терпеливо снося бесконечные вопросы. А сейчас, в момент опасности привычно берёт на себя ответственность, но я не могу позволить, чтобы он так рисковал. Насколько я знаю Отто, он сейчас потащит меня, рассчитывая споить и трахнуть. Тут я особо не волновалась – рассчитывала, что всё не успеет зайти далеко. Должно же на них подействовать снотворное, но так быстро, как бы хотелось слиться, вряд ли получится, а любое промедление для ребят чревато.

– Вам нельзя терять время.

Я с сожалением посмотрела на Пашу, ловя знакомое доброе выражение в тёмных глазах. Неужели встретив реально близкого человека, мне придётся отказаться от него?

– Я не знаю, когда смогу вернуться.

– В конце двора есть заброшенный колодец, – тихо прошептал он. – Через него ведёт ход в старую церковь. Она стоит на окраине деревни, вот здесь, – он вытащил у меня из кармана фонарик и ткнул пальцем в точку на карте, которую я им отдала.

– Откуда знаешь? – удивилась я. Ну прямо шпионские истории.

– У меня бабка из местных, – наконец-то улыбнулся нормальной тёплой улыбкой Паша. – Мальчишкой я облазил здесь всё, так что не боись. Выберешься из этого гадюшника, дальше иди сюда, – он прокладывал нехитрый маршрут. – Здесь более-менее безопасно. А вот тут станция. Поезда пусть и с перебоями, но ходят. По крайней мере неделю назад ещё ходили. Поняла?

– Будь осторожнее.

Не удержавшись я таки обняла его и не дожидаясь пока он прокомментирует это, осторожно открыла дверь нашего убежища.

– Отто, а я везде тебя ищу, – улыбнулась этому козлине голливудской улыбкой. – Сестра Бриггитта загоняла меня совсем. Наши планы ещё в силе?

– Ещё как, – он осклабился и резво поднял задницу с лавочки. – Я припас с ужина кое-что вкусненькое, так что всё готово, малышка. Идём.

Ох, ты ж блин, обычно так приманивают отравой бродячих собак, и примерно так я сейчас себя и чувствовала. Буду молить доброго Боженьку, чтобы вовремя отключил этих долбанатов.

***

Да когда же вас, дебилы, уже начнёт штырить? Вылакали бутыль самогона, приправленного неслабой дозой первитина, и хоть бы хны. Я уже не знала, чем их отвлечь от главного блюда, то бишь себя. Сначала развлекала историями из серии «Подслушано. Вконтакте». На какое-то время помогло, но затем снова остро возник вопрос более тесного сближения. Ничего умнее игры в карты на раздевание в голову не зашло. Ну, а что? Не философские же трактаты с ними обсуждать. К тому же я надеялась, что пойло вот-вот правильно подействует, и я благополучно отчалю в закат. Поначалу они загорелись идеей, но когда поняли, что обыграть меня не светит, энтузиазм поутих. Оба придурка остались в одних портках, я же рассталась лишь с туфельками и чулками. Ещё с лёгкостью проиграла фартук медсестры. И тогда эти дуболомы не придумали ничего умнее, чем споить меня.

– Ну, малышка, не ломайся, немного расслабиться тебе явно не помешает, – Отто добровольно-принудительно наклонил стакан к моим губам.

Я едва не подавилась обжигающе крепким пойлом, а учитывая, что это уже второй «шот», я рискую забыться богатырским сном вместе с ними. Да лишь бы не раньше. Меня передёрнуло от перспективы свалиться беспомощной тушкой в руки этих уродов. В гробу я видала такой расслабон.

– Я и так расслаблена, – кокетливо хихикнула, надеясь, что меня не стошнит прямо на эту озабоченную скотину.

Самогон вонял мерзко, Отто – ещё хуже. Пот, перегар, чесночная колбаса и самый дешёвый табак. И всё туда же, мачо, блядь. Сидит, мацает меня почём зря, а теперь вот целоваться полез. Друг его правда как-то подозрительно завис. Неужто догнало?

– Не так быстро, ты меня смущаешь.

Я старалась увернуться от этой скотины и при этом не дойти до мордобоя. Только вот на скотину эту ровным счётом ничего не действовало. Навалился, вжимая всей тушей в диван, неразборчиво бормоча:

– Ну нет так не пойдёт… Придётся тебе меня немного приласкать…

Ага, щас, приласкаю так, что не унесёшь. Су-у-ука, да ты ж меня в кашу сейчас раздавишь. Я слабо пискнула, попыталась его оттолкнуть, и поняла, что ублюдок с комфортом расположился на моём тельце и крепко заснул. Ну, наконец-то. Я уже боялась, что придётся на свой страх и риск бить его бутылкой по башке. Я бесцеремонно спихнула этого борова и придирчиво окинула взглядом комнату. Картинка – залюбуешься. На диване растянулись полуодетые санитары, на столике живописный срач из пустых бутылок, стаканов и остатков ужина. Я быстренько обулась и запихнула чулки в карман. Положила злополучный ключ в карман халата Отто. Утром вам мальчики прилетит неслабо.