Текст книги "Моя чужая новая жизнь (СИ)"

Автор книги: Anestezya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 90 страниц)

Шнайдер с такой силой сдёрнул с меня сапог, что едва не вывихнул щиколотку.

– Аккуратнее, – шикнула я, прекрасно понимая, что охотнее всего он бы сейчас эти самые ноги мне переломал.

На всякий случай ретировавшись на свою койку, я задумалась, чем бы ещё осчастливить своего строптивого «слугу».

– Тебе не кажется, что ты перебарщиваешь? – тихо спросил Фридхельм, наблюдая, как Шнайдер со злостью орудует щёткой.

– Он это заслужил.

Ты смотри, какой сердобольный! Уже забыл, как этот гад его отметелил?

– Может и так, – Фридхельм смотрел на меня с укором и… сожалением что ли. – Но ты же не такая, чтобы становиться на его уровень.

Я открыла рот, чтобы выдать возмущённую тираду… и промолчала. Он же и половины не знает, что творил этот озабоченный козёл. И вообще нельзя быть таким чистоплюем! Но с другой стороны я полюбила его именно таким, к тому же не могла не признать, что отчасти он прав. Одно дело в праведном гневе приложить ублюдка, который тебе напакостил, а другое – изводить мелкими унижениями. Честно говоря, особого удовольствия я от своей мести не получила. Ладно, пусть выполнит ещё одно простенькое задание, и будем заканчивать этот цирк.

– Найди место, где снег почище и набери пару вёдер.

В последнее время я добровольно взяла на себя эту повинность, ибо меня не устраивало, что эти лентяюги зачастую притаскивали какую-то смесь грязи и травы. Дождавшись, пока Шнайдер свалит, парни подсели ближе.

– Признавайся, что ты ещё для него придумала? – полез выспрашивать Каспер.

– Да пусть принесёт снег и, пожалуй, хватит с него, а то ещё действительно не переживёт удара по самолюбию.

– Как-то маловато, – хмыкнул Крейцер. – Он вон как над нами изголялся.

– Ну так что мне становиться на его уровень? Заставить прокукарекать три раза со спущенными штанами?

– А давай, – оживился Каспер.

– Мальчики я, в отличие от вас, давно уже вышла из детсадовского возраста, – вот куда меня опять несёт? – учитывая что вы, мужики, взрослеете куда медленнее.

– Ты где опять набрал эту дрянь?

Нет, он что издевается? Самому же придется это пить.

– В третий раз я не пойду, – прошипел Шнайдер.

– Ещё как пойдёшь, – я кивнула в сторону леса. – Отойди подальше, я уверена, там полно чистого снега.

Шнайдер оскалился в фирменной гримасе и шагнул ближе, почти вжав меня в земляную стену окопа. Почти, но всё же видимо помня, чем грозит явное нарушение границ.

– Даже не знаю, чего мне хочется больше, – он со злостью оттолкнул ногой ведро. – Придушить тебя или выебать.

Опять за своё? Получил же уже разок по яйцам категорическое «нет». Мало?

– Слава богу, у меня такой дилеммы нет, – думаю он догадался, что правильный ответ будет «придушить однозначно».

Проснувшееся мимолётное сочувствие мигом улетучилось. Некстати вспомнились подъёбки, которыми он изводил «Карла». Значит ты у нас гомофоб? Ну-ну.

– Ещё задания будут, ваше высочество? – язвительно выплюнул Шнайдер, грохнув у порога вёдра со снегом.

– А как же, – лучезарно улыбнулась я. – Я тут подумала, ты же у нас такой красавчик, что ж с девками не везёт? – я состроила сочувственную мордашку. – Хм-м, наверное, дело в том, что ты не умеешь красиво ухаживать, но ничего, всё поправимо. Главное побольше тренироваться, а поскольку девушек кроме меня здесь нет, придётся тебе учиться на своих приятелях.

– Чего-о-о? – вот она высшая степень охиреоза.

– Ты же хочешь закрыть карточный проигрыш? Ну так вот, подкатишь к первому, кто войдёт в землянку, и свободен.

– Ах ты стерва, – прорычал он. – Ты соображаешь, что несёшь?

– Да что ты так бесишься? Я же не предлагаю тебе ни с кем переспать, – невинно продолжила я. – Пара комплиментов, пригласи его на прогулку, в крайнем случае сделай массаж. Главное – чтобы он не послал тебя в первые же минуты, иначе не засчитаю.

Вот теперь он действительно готов придушить меня.

– Нет, можешь конечно отказаться, – покладисто предложила, глядя на его перекошенную от бешенства мордаху. – Я придумаю что-нибудь ещё.

Мы обернулись на стук двери, и я не сдержала довольной улыбки, увидев Хайе. Карма она, сука, такая.

– Ладно, – прошипел он мне на ухо. – Но если ты потом не объяснишь, что это был розыгрыш, я сверну тебе шею.

Он неуверенно шагнул к ничего не подозревающему Хайе.

– Не-е-ет, погоди, пусть парни вернутся. Они заслужили увидеть это шоу, согласен?

– Я тебе это ещё припомню, мелкая пакость, – пробормотал Шнайдер.

Но деваться ему было некуда. Как миленький дождался возвращения товарищей. Ну, погнали, попкорна мне да побольше.

– Ты сегодня неплохо выглядишь, – натужно начал горе-соблазнитель. – Никак хорошо выспался?

– А? – Хайе с трудом заставил себя оторваться от изучения пайка. – Я всегда хорошо сплю.

Шнайдер подзавис, явно не зная, как продолжать начатое. Парни тут же пересели ближе, почуяв свеженький пранк.

– Может, пойдём прогуляемся?

Ну, кто так подкатывает? Небось рассчитывал, что Хайе догадается, что это розыгрыш, и как-то подыграет ему.

– Я только что вернулся с улицы, – пробубнил Хайе, продолжая наворачивать тушёнку. – Мороз такой, что аж яйца звенят, так что гуляй сам.

Ну да, Хайе на интеллектуала не тянет, но ничего. Пусть лучше старается.

– Не хочешь – не надо, – Шнайдер кое-как состроил дружелюбную мину и похлопал его по плечу. – Я смотрю, ты какой-то уставший. Опять сам рубил дрова?

– Ты уже определись, хорошо я выгляжу или плохо, – проворчал Хайе, а поскольку доходило до него кроме прямых приказов всё с опозданием, наконец-то сообразил, что в чём-то здесь подвох. – Тебе что-то нужно от меня, да? Снова хочешь обыграть в карты?

– Что ты, конечно нет. Мы же друзья, вот и беспокоюсь, как ты, – он провёл рукой по спине Хайе. – Тебе надо немного расслабиться.

Ну всё, сейчас Хайе приложит его, да так, что мало не покажется.

– Чего?

А хотя нет. Пока до него дойдёт, что его неумело пытаются склеить, у Шнайдера будет время потеряться.

– Давай разомну тебе спину, – Шнайдер со злостью покосился на нас – парни быстро поняли в чём дело и едва сдерживались, чтобы не ржать.

– Ну что ж, это можно, – Хайе потянулся, да так, что действительно что-то хрустнуло в спине. Шнайдер конечно делал массаж на троечку, но похоже нашего здоровяка всё устраивало. Чуть ли не хрюкал от удовольствия.

– Это что вы опять устроили? – прищурился Кребс, выгружая из ранца контейнеры с нашим ужином.

– У Хайе разболелась спина, Шнайдер помогает товарищу, – невинно ответила я.

– Я смотрю, Шнайдер сегодня только и делает, что помогает товарищам, – хмыкнул Кребс, с утра наблюдавший за его мучениями.

– А разве это плохо? Не всё же мне быть матерью Терезой.

* * *

Ну всё, теперь парни подуспокоятся, и будем дальше жить-не тужить. Рано я обрадовалась, ой рано. Утро встретило меня сюрпризом.

– Чего ты на меня пялишься? – проворчал Шнайдер, изогнувшись перед зеркалом.

– Ничего, – пробормотал Хайе.

Хм, может, он только начал задаваться вопросом, что за херь была вчера. Шнайдер, подозрительно покосившись, всё же продолжил бритьё.

– Кто пойдёт за обедом? – привычно спросил Кребс.

– Давайте я, – вызвался Каспер.

– Хорошо, – кивнул фельдфебель. – И пусть кто-нибудь сходит за дровами.

Шнайдер смыл пену и подался к зеркалу, рассматривая то ли порез, то ли прыщ на щеке и чуть не подскочил, увидев в отражении Хайе.

– Да что ты возле меня трёшься? – раздражённо рыкнул он.

Я хихикнула, подумав, а не поголубел ли милашка Хайе после вчерашнего массажика? Будет весело если я права. Парни настороженно переглядывались и лишь пожимали плечами.

– Может это… сходим за дровами, прогуляемся? – наконец-то выдал Хайе, вогнав Шнайдера в ступор.

– Ты что несёшь, кретин? – придя в себя, завопил он.

– Ты же меня вчера сам звал гулять, – Хайе положил ему свою лапищу на плечо, приобняв, а точнее притиснув шнайдеровскую тушку к своему мощному боку. – Ну так что, идём?

– А ну убери лапы! – рывком вывернулся тот. – Не знаю, что ты там себе надумал, но я не любитель уединяться с мужиками!

– Да? – подколол его Каспер. – А кто вчера битый час мял Хайе спинку?

– Да чтоб вас всех! – сплюнул наш гомофоб и ломанулся на улицу.

Крейцер недоверчиво присвистнул:

– Хайе, ты что же получается из этих извращенцев, что любят тискать мужские задницы?

– Нет, – спокойно ответил он. – Я ещё вчера догадался, что вы меня разыгрываете. Ну и подумал, пусть Шнайдер тоже немного побесится.

А что, зачётно получилось. Шнайдер ещё пару дней ходил, шуганно поглядывая на своего «поклонника». А учитывая кому он был обязан этим безобразием, мне тоже перепадали горячие взгляды.

– Не надо было тебе связываться с ним, – Фридхельм нахмурился, перехватив очередной взгляд, в котором явно читалось обещание отомстить. – Ты же знаешь, Шнайдер злопамятный.

– Он не осмелится мне ничего сделать, – если конечно не полный и безнадежный идиот. – К тому же у меня есть ты. Будешь меня защищать.

– Ты до сих пор не сказала, на что вы тогда играли, – тьфу ты, я уже думала, мы проехали эту тему. – И парни ничего толком не говорят.

– А, это, – я пыталась придумать на скорую руку более-менее приличную отмазку. – По-моему, нужно было сделать какую-то гадость Вильгельму. Честно говоря, уже и не помню, что именно.

– Всё же будь осторожнее, – нахмурился Фридхельм, глядя, как Шнайдер что-то втирает Бартелю. Несколько дней я настороженно ждала каких-нибудь пакостей, но всё было тихо. Вскоре вообще стало не до того. Кребс принес ворох писем. Парни радостно кинулись разрезать конвертики. Мне тоже перепало письмецо от Чарли. Надо будет успокоить её, что у нас всё относительно в порядке.

– Проклятые ублюдки! – что там опять случилось?

– Как они посмели подло бомбить мирных жителей?

Да неужто у кого-то открылись глазоньки на своих соотечественников? Хотя вряд ли. Это наверное британцы жахнули по Берлину.

– Мать пишет, что они едва успели выбраться из горящего дома, – потрясённо рассказывал Шнайдер. – А сигнал о воздушном налёте раздался уже позже. Моего дома больше нет…

Крейцер отложил письмо и уронил лицо в сложенные ладони.

– Альма, жена моего брата бежала с детьми в убежище, – глухо заговорил он. – Они не успели добраться. Боже, Хельге было всего пять, а Фриц ещё даже не ходил…

Я пыталась найти внутри привычно-убедительное, что они сами во всем виноваты, что от их бомб погибли миллионы, что их танки сметают города и села. Сколько из них жалели о том, что забирали чужие жизни? Ну хотя бы раз… Но обжигающе-горькая жалость, наплевав на мои заслоны, остро теснила сердце. Мужчины, женщины, дети – законопослушные граждане своей страны, многие из них ведь даже не подозревали о том, что делают с пленными в лагерях. Они ведь тоже по сути ни в чём не повинные жертвы войны.

– Мой брат! – взвыл Хайе и протянул письмо Касперу. – Посмотри, может, здесь какая-то ошибка. Я не верю, что он погиб. Ведь пару недель назад он писал, что они как и мы сидят в окопах под Киевом.

Каспер пробежался по листку глазами и с сожалением посмотрел на товарища:

– Ошибки нет, – он сжал плечо окончательно поникшего Хайе. – Крепись, дружище.

Я поискала глазами Фридхельма и, заметив в его руках конверт, осторожно спросила:

– Твои родители не пострадали от обстрела?

– Мама пишет, что на этот раз всё обошлось. Отец же теперь важная партийная шишка. Как только объявили тревогу, их отвезли в особо комфортное убежище.

Вильгельм отложил недочитанное письмо и окинул взглядом своих подопечных.

– Я сочувствую всем, кто потерял близких, – сдержанно начал он. – И прошу вас проявить мужество. Мы должны держаться несмотря ни на что и собрать все силы для борьбы с врагом, который оказался сильнее, чем мы думали. Фюрер верит в нас, и мы не подведём свою страну.

Вот оно то, к чему я наверное никогда не привыкну. Я отошла в сторону не в силах больше притворяться фанатиком-патриотом. Ведь самое страшное, что они действительно верят в то, что творят правое дело. Снова зашевелились сомнения, правильное ли решение я приняла, оставаясь среди них. Вот странно… По большому счёту я ненавижу всех, кто причастен к этой войне. Всех, кроме вот этих чудиков. Что это? Лицемерие по системе двойных стандартов? Или я продолжаю мыслить по меркам своего времени, когда воспоминания о второй мировой поблекли, оставаясь всего лишь цифрами из учебников истории? Я тихонько вышла на улицу и наткнулась на Коха.

– Эй, ты чего?

Он что, плачет? Но ведь его родные живут в деревне, а их вроде никогда не бомбили.

– Мать пишет, что соседские дети подхватили корь, а наша Эльза частенько играла с ними, – его плечи мелко затряслись. – Доктор приехал слишком поздно…

– Иди сюда, – позабыв о недавних метаниях, я обняла его.

Никогда не умела найти нужных слов, чтобы утешить в таких случаях, да и что тут скажешь? Услышав, что кто-то вышел, Кох отодвинулся. Фридхельм правда ничего не сказал. Итак понятно, что мы не предаёмся внезапной страсти.

– Ты так ничего и не знаешь об отце? – осторожно спросил он, дождавшись, пока Кох зайдёт внутрь. – Может быть, всё-таки напишешь ему?

Я понимала, что он хотел сказать. В такие смутные времена семейные драмы отходят на второй план, а сердце очищается от мелких обид, когда понимаешь, что можешь в любой момент лишиться своих близких.

– Может быть и напишу.

Он просто не поймёт, если я заявлю, что не хочу ничего слышать о родном отце, или опять начнёт додумывать, что там да как. Я усмехнулась, подумав о своём настоящем папашке. Почему-то я уверена, что у него всё хорошо. Во всяком случае намного получше, чем сейчас у меня.

– Он должен тобой гордиться. Я не знаю вторую такую девушку, которая бы не расклеилась после того, сколько тебе пришлось пережить.

– Скажешь тоже. Не такая уж я смелая, как ты думаешь.

– Я думаю, ты гораздо сильнее, чем многие из нас, – тихо пробормотал он куда-то в мою макушку. – Большинство пришли на фронт, ослеплённые обещаниями каких-то благ или идеями. Ты же смотришь на войну другими глазами, а на это требуется куда больше мужества. Сражаться, не веря в победу.

– Фридхельм… – я повернулась, снова пытаясь рассмотреть в глубине его глаз нужный ответ. – Ты ведь тоже против этой войны…

– Тш-ш-ш, – его губы мягко скользнули по моей щеке, коснулись чувствительного участка за ухом. – И ты, и я выполним свой долг, – он прижал меня ещё ближе. – Можно не одобрять политику, но ведь мы не можем предать свою страну, тем более когда союзники всё больше объединяются против нас.

Меня обожгло новым прикосновением. Он ткнулся в мою шею, обнимая почти с болезненной нежностью. Я не могла ему сказать, что мне глубоко плевать на Германию и что я осталась только ради него. Сердце кольнуло холодным страхом. Я больше не видела того нежного мальчика-пацифиста, который в ужасе смотрел, как полицаи расстреливают невинных людей. Сейчас, допустим, в нём некстати проснулись патриотизм и чувство долга, но сможет ли он со временем не озлобиться, не стать одним из многих солдат, что равнодушно стреляют в любого, кто встаёт на пути?

Глава 31 В свете дня я закрашу черным зеркала, все равно в них нет меня...

Впервые зима казалась мне бесконечной. Я-то всю жизнь прожила можно сказать на юге. У нас если пару раз за зиму выпал снег – это праздник, а рассекать в декабре в ветровке и кроссах нормальное явление. Здесь же на календаре вон уже март, а снег и не думает таять. Ну, разве что морозы чуток пошли на убыль. Не знаю, насколько хватит моего энтузиазма и неудержимого оптимизма, но пока держусь. Жили мы в нашем бункере по-прежнему «весело». Хайе умудрился попасть в лесу в старый, сто-пятьсот лет кем-то оставленный капкан. Благо этот мерзляк натягивал на себя все имеющиеся носки и портянки, иначе не отделался бы парой синяков. Лучшие друзья Бартель и Шнайдер разосрались из-за бабы. Ну, если это можно так назвать. Шнайдер оказывается таскал с собой фотку Марлен Дитрих, уж не знаю для каких таких целей. Дрочить на её светлый лик что ли? Так вот дружок-тихушник однажды спёр фотокарточку. Самое смешное, что Шнайдер кидался с обвинениями на всех кроме него. Надо было видеть его лицо, когда пропажа обнаружилась в вещах верного друга. Крейцер решил заново готовиться к поступлению в универ, а поскольку зубрить физику одному было скучно, он забадывал всех. То погоняй его по формулам, то помоги решить пару задач. Любителей физики особо не нашлось, и парни дружно попытались спихнуть репетиторские обязанности на меня.

– А чё я то? – Физика никогда не входила в число моих любимых предметов. – Попробуйте и вы слегка напрячь мозги, это полезно.

– Но ты же у нас умная, вон как в этих пузырьках разбираешься.

Железная, конечно, логика. А ничего, что физика и химия это как бы разные понятия?

– Так это не значит, что я из общества всезнаек.

– Так и скажи, что плохо училась в школе, – усмехнулся Крейцер.

На слабо хотите взять? А не выйдет, не поведусь я больше ни на чью провокацию.

– Да, плохо, – я согласно кивнула. – Зачем девушке забивать голову лишней чепухой?

Фридхельм едва заметно улыбнулся, как всегда, когда я усиленно начинала косить под дурочку.

– Я могу проверить тебя по учебнику, – всё-таки для бывшего ботана помочь – пусть и по нелюбимому предмету – святое дело.

Единственное, что меня сейчас тревожило, что Вилли частенько ушивался к гауптману. Причём возвращался с военного совета мрачный, задумчивый, ничего никому не объясняя. Чёрт, ну почему я так плохо помню историю? Сколько я ни напрягала память, этот временной кусок как провалился. С другой стороны, если ты не историк-любитель, невозможно помнить дату и ход каждой битвы за столько-то лет войны.

– Парни, у нас пополнение, – в одно далеко не прекрасное утро объявил Кребс, представляя парочку ошалелых с непривычки новобранцев.

Я скептически скользнула взглядом по двум юным мордашкам и мысленно зашипела как кошка. «Моих» оболтусов я ещё терпеть могу, но больше не хочу ни с кем сближаться. По этой же причине я никогда не запоминала ни лиц, ни имён солдат из роты Файгля в те редкие моменты, когда мы как-то пересекались.

Предчувствия меня не обманули. Один ещё вроде ничего. На вид безобидный мальчишка, щупленький, рыжий. В глазах правда горит фанатичный огонёк патриотического энтузиазма, но они же все через одного повёрнутые на своём фюрере. Ничего, война обтесает, если конечно он продержится хотя бы пару боев. А вот другой мне нравился куда меньше. Чуть постарше товарища и держится увереннее, а точнее так, словно до армии был столичным мажором. Сразу же начал кичиться тем, что вступил в партию, умничать, мол парни сражались недостаточно хорошо, раз не смогли взять Москву. У-у-у, мальчик, друзей ты здесь с таким подходом явно не найдёшь.

– А наш фюрер не курит, – осуждающе заявил этот упырёныш, глядя, как мы дружно дымим, заодно греясь на солнышке.

– Откуда ты такой умный взялся? – скривился Каспер, сверля его неприязненным взглядом.

– Я просто напомнил о его отношении к вредным привычкам, – невинно продолжал троллить Хольман.

– Фюрер разве издал указ, запрещающий курить или употреблять спиртное? – не выдержав, влезла я, наслаждаясь растерянностью в его глазёнках.

– А девушки вообще не должны курить, – выдал немчонок с умным видом.

– Да ты что?

Нет, мне однозначно не нравятся эти «мальчики-зайчики». Хольман завёл нехорошую привычку цепляться ко мне с каверзными вопросами.

– Я вот всё думаю… Девушка на фронте – это странно. Как так получилось?

– Так и получилось. Я пришла сюда добровольцем, – раздражённо ответила я.

– Говорят, русский очень сложный язык, – прищурился он. – Интересно, почему ты решила его учить?

Так тебе всё и расскажи! Но если хоть что-то не ответить, такая въедливая зараза почует неладное и начнёт под меня копать.

– У меня была гувернантка из России, – как можно непринуждённее ответила я.

Парни по умолчанию не стали опровергать мою новую версию. Ежу понятно, почему она звучит намного лучше, чем «правда» о русской бабушке. Разве что Шнайдер проболтается, и тогда новых расспросов не избежать. Мне ещё повезло, что они особо не заморачивались по поводу этой пикантной детали моей биографии. Ну, подумаешь, бабуля-эмигрантка. Главное же не еврейка. А вот этот идейный гад вполне может и обратить внимание, и тогда последствия для меня могут быть не самыми радужными. Всё-таки их ебанутая партия это не шутки, там своё дело знают. Одного не пойму, чего он тогда не пошёл в подразделение СС? Может, немцы подсылали таких вот «особистов» на манер наших НКВДшников, чтобы проверить настрой среди солдат? Однажды я услышала, как Шнайдер раздражённо шипит на этого недоэсэсмана:

– Да откуда я знаю? Чего ты пристал с этими дурацкими вопросами? Вот возьми и спроси у неё сам, если так интересно.

Может, мне по-тихому грохнуть этого дотошного Хольмана? Меня прямо колбасило от едкого холодного страха, когда я спиной чувствовала его пристальный изучающий взгляд. Столько раз мне везло? Я с успехом вешала лапшу по ушам взрослым матёрым мужикам вроде Файгля или Штейнбреннера и что? Меня вот-вот попалит этот мальчишка?

– Чего смотришь? – резко спросила я, перехватив его взгляд.

– Я слышал, ты живёшь в квартале возле Королевской площади? – улыбнулся он.

– Ну да, – главное не показать, что я его боюсь, иначе как акула, почуявшая кровь, намертво вцепится, докапываясь до правды.

– Странно, что мы раньше не встречались.

– Ничего не странно. Квартал большой.

– Но уж в школе-то мы точно виделись, а я тебя почему-то не помню.

– Лет тебе сколько? Двадцать?

– Двадцать один, – поправил он.

– Ну так если ты старше меня, разве странно, что мы особо не пересекались?

Но хуже всего то, что этот гадёныш начал ко мне подкатывать. Точнее они оба вели себя словно придурки, никогда в жизни не видевшие бабу. Кестер хотя бы ограничивался по-щенячьи преданными взглядами и как распоследняя стесняшка боялся даже заговорить со мной. Зато Хольман осыпал слащавыми комплиментами, вечно норовил увязаться следом и первым тянул ручонки, помогая выбраться или спуститься в окоп. Чует моё сердце, не кончатся добром эти гляделки. Гром грянул во время очередного банного дня. Привычно выждав, пока эти красавцы перемоются, я подхватила свёрток с мыльно-рыльными причиндалами и чуть ли не бегом припустила к машине.

– Тебе спинку потереть? – усмехнулся Каспер.

– В другой раз, – отшутилась я.

Я могла себе это позволить, Каспер никогда не порывался выйти из френдзоны, как собственно и большинство из моих «коллег». Может поэтому я так спокойно относилась к их подколам? А вот Хольман вроде и особо не пристаёт, но такой навязчивый интерес не может не напрягать.

– Твою же мать!

Я едва не осталась заикой, когда в сумерках из-за машины на меня выдвинулась тень. Опознав в тени Хольмана, я почувствовала, как испаряется моё хорошее настроение.

– А если бы я, не разбираясь, выстрелила?

– Вот уж вряд ли, – усмехнулся он. – Я наслышан о твоих «успехах».

– С такого расстояния попасть смогу, – я попыталась обойти его.

– Хочешь проверить?

– Не злись, я не хотел тебя напугать, – он примирительно поднял руки.

– Ну, тогда топай в тёплую землянку, а то ещё отморозишь себе что-нибудь, – я потопталась возле машины, собираясь половчее запрыгнуть на подножку кузова.

– Давай помогу.

Я опомниться не успела, как он подхватил меня за талию, заодно облапав задницу. Ничего себе выходки. Я не раздумывая ткнула его локтём наугад и, высвободившись, закрепила результат подзатыльником.

– Ох и тяжёлая у тебя рука, – он обиженно засопел. – Я всего лишь хотел помочь.

– Мне есть кому помогать, если ты не заметил, хотя ума не приложу, как бы это могло получиться, – это надо быть совсем уж пиздоглазым, чтоб не заметить, что мы с Фридхельмом вместе.

– А-а-в, ты про Винтера? – нехорошо ухмыльнулся Хольман. – Брось, Рени, этот мальчишка тебе совершенно не пара.

– Не припомню, чтобы разрешала обращаться ко мне иначе как фройляйн Майер, – ледяным тоном процедила я. – А будешь тянуть ручонки, куда не надо, добавлю так, что мало не покажется.

– Ты такая забавная, когда злишься, Рени, – он снисходительно усмехнулся. – Но впредь запомни, со мной в таком тоне лучше не говорить.

– Лучше держись от меня подальше, если не хочешь проблем, понял?

Совсем мальчик прихренел, будто мало мне Шнайдера. Нет, два говнюка сразу – это перебор.

– Рени? – на роже Хольмана промелькнула растерянность, и я торопливо обернулась. – Ты закончила мыться?

– Ещё и не начинала.

Ох, что сейчас будет. Никогда ещё не видела Фридхельма таким злым. Так то вроде он спокойный, вон даже улыбается мне, а глаза аж потемнели. Смотрит как кошак, у которого отжали тазик «Вискаса», но прикрывать этого долбонавта Хольмана я не собираюсь. Хватит, научена уже горьким опытом, когда кое-кому от полной безнаказанности сперма в голову ударила. Так что пусть мой рыцарь вломит разок-другой Хольману, тем более тот не такой лось, как Шнайдер. Кстати, а он что здесь делает? Стоит вроде в сторонке, курит и с хитрющей лыбой наблюдает, как парни присматриваются друг к другу, словно дворовые коты перед дракой. Может, не стоит оставлять Фридхельма одного с ними? Но с другой стороны позорить его, вклиниваясь в драку, тоже вроде как-то неправильно. Сейчас совсем не тот случай, как тогда в столовой.

– Иди, я тебя подожду, – он решил мои колебания, подсадив в машину.

– Давай, а то вода остынет, – улыбнулся он, отдёргивая брезент.

Ну, ладно. Не оставаться же мне грязнулей из-за малолетнего придурка? Мылась я конечно в темпе вальса, настороженно прислушиваясь, что там происходит снаружи.

– Всё нормально? – я вылезла, подозрительно оглядевшись.

Фридхельм невозмутимо курил. Один, вроде бы целый, моря кровищи вокруг тоже не наблюдалось.

– Конечно, – он поправил мой шарф, потуже заматывая. – Пойдём быстрее, холодно.

Весь вечер я приглядывалась, что да как, но парни вели себя как обычно. Хольман даже не смотрел в мою сторону. По-моему, ещё вчера у него не было этой ссадины на подбородке. Всё-таки отхватил. Ну и хорошо. Может, прекратит мнить себя королём пикапа. А вот с чего Шнайдер поглядывает в нашу сторону с таким довольным видом, словно выиграл на тотализаторе? Улучив момент, я выцепила его в курилке и спросила:

– Ты имеешь к этому какое-то отношение?

– Я? – он картинно приподнял бровь. – Нет конечно.

– Хочешь сказать, вы с Фридхельмом случайно оказались возле бани?

– Конечно, – усмехнулся он. – Винтер, оказывается, тот ещё ревнивец.

Меня осенила внезапная догадка:

– Ты в последнее время частенько шептался с этим придурком.

– Я его предупреждал, что вы с Винтером у нас сладкая парочка и особенно про то, как ты бесишься, если тебя называть Рени, но ты сама назвала его придурком.

Ну да, ну да, сто пудово именно это ты Хольману и говорил. Вот же белобрысая паскуда, как оказывается играть умеет, хоть сейчас Оскара вручай.

– Сволочь ты, Шнайдер, – я повернулась, чтобы уйти, но он резко выставил руку, придерживая дверь.

– Хольман сразу же положил на тебя глаз, так что я всего лишь немного подтолкнул твоего хлюпика разобраться с этим.

– А тебе какая разница? – недоверчиво прищурилась я. – Скучно живётся?

– И это тоже, – ухмыльнулся Шнайдер. – По твоей милости в карты мы больше не играем, кинотеатра тут нет, так хоть на петушиные бои посмотрю.

Так и знала, что он припомнит мне карточный проигрыш.

– Пропусти, – я потянула на себя дверь.

– А если серьёзно, мне тоже не нравится, что этот сопляк вокруг тебя крутится, – Шнайдер наклонился ближе, и я вздрогнула, почувствовав его дыхание на открытой шее.

– Вам обоим ничего не светит, так что можешь успокоиться.

– Посмотрим, – Шнайдер так же внезапно отодвинулся и приглашающе распахнул дверь.

Ну надо же, наконец-то научился не распускать хваталки. А что болтает, так это пусть. Как же небось тяжело смириться, что кто-то не признаёт в нём крутячего альфа-самца.

* * *

– Фридхельм, подожди, – наконец-то непролазные сугробы стали потихоньку таять, но теперь постоянно рискуешь провалиться чуть ли не по пояс в ледяное крошево. – Куда мы идём?

– Сейчас увидишь, – он остановился, дожидаясь, пока я подойду. – Чувствуешь, уже пахнет весной? – он зажмурился, подставляя бледное лицо солнечным лучам.

Ох уж мне эти романтики. Весна конечно хорошо, да только пока установится нормальная погода, мы сначала хорошенько помесим грязь и лужи растаявшего снега.

– Да, будет неплохо сбросить наконец-то всю эту сбрую, – тяжеленная шинель за зиму порядком достала.

Фридхельм уверенно шагал, лавируя между деревьев, и наконец мы вышли на небольшую поляну.

– Что ты тут надеешься найти? – улыбнулась я, глядя, как он пристально смотрит под ноги.

– Странно, вчера я видел тут цветы, – он замялся, что-то вспоминая. – Кажется, они называются первоцветами.

А-а-а, это он о подснежниках?

– Они точно были здесь, – он чуть прищурился. – Кажется, я знаю куда они исчезли.

– Да куда бы они исчезли? – разве что зайцы съели.

– Это все Кестер, – Фридхельм чуть насмешливо усмехнулся. – Только слепой не увидит, что он по уши влюблён в тебя.

С Хольманом он то разобрался, но поскольку Кестер не лез на рожон, не стал прессовать мальчишку.

– Ревнуешь?

Я в общем-то не против. Всегда считала, что по-настоящему страстных отношений без ревности быть не может. Доверие это хорошо, но если партнёру всё равно, что на его пару кто-то пускает слюни – это отношения брата и сестры, а не двух влюбленных. Конечно всего должно быть в меру.

– Немного, – кивнул он. – Вроде и понимаю, что его попытки завоевать тебя смешны, но мне не нравится, что он постоянно крутится рядом.

Ох, Фридхельм, поверь мне с головой хватит и одного мальчика-фиалки.

– Ну и что ты скажешь? – чуть поддразнивающе спросил он. – Есть у меня повод волноваться?

– А сам-то как думаешь? – я не мастер красивых признаний, говорить должны поступки.

– Думаю, как мне повезло. Ведь ты рядом, и мне не нужно ждать отпуска, чтобы тебя поцеловать, – он склонился к моим губам.

Я снова чувствовала себя живой. Яркое солнце, поцелуи, его глаза, горящие таким же счастьем, что патокой разливалось внутри меня. Так хотелось забыть о неприглядной реальности хотя бы ещё на несколько минут.

– И ты можешь сделать меня ещё счастливее, – я бы с радостью, да негде. – Ты говорила, что нам не стоит жениться, не проверив свои чувства. По-моему, уже давно всё ясно, так может попросим Вильгельма нас расписать?

Вот оно то, чего я в глубине души боялась. Я ещё не готова принять на себя такие обязательства. Кто знает, буду ли я его любить через полгода? А если я погорячилась и пойму, что не в силах провести всю жизнь с солдатом Вермахта? Я должна оставить для себя запасной выход. Да и просто по-человечески – свадьба в окопах в затрапезном прикиде Золушки это же…