Текст книги "Моя чужая новая жизнь (СИ)"

Автор книги: Anestezya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 87 (всего у книги 90 страниц)

– …а что касается твоего предложения, то я в тебе разочарован. Никогда не думал, что ты пойдёшь на подобную подлость.

– Любовь оправдывает всё, мой милый, – ответила она. – Но ты не торопись говорить нет. Хорошенько подумай над моим предложением, пока не стало поздно. Когда найдут её отпечатки, думаю, генерал разрешит майору допросить её. А мы оба знаем, что он не будет миндальничать с предателями.

– Никогда бы не думал, что такая милая девушка решится на подобное, – покачал головой Файгль.

– С фотоаппаратом всё прояснилось, – вздохнул я. – Но нам ещё надо как-то убедить генерала, что загадочная женщина, освободившая заложников, не Эрин.

– Это будет намного проще, – уверенно ответил Файгль. – Нужны доказательства. Это ведь мог быть кто угодно из русских. Нужно сосредоточиться на настоящем предателе, который вскрыл сейф генерала.

* * *

Я шёл утром в штаб, собираясь поговорить с генералом, но его там не оказалось. Не было также ни Шварца, ни Вайса.

– Герр Вайс не появлялся со вчерашнего дня, – отчитался солдат. – А майор спустился в подвал. Кажется, допросить кого-то из заключённых.

Я резко направился к лестнице. Штауффернберг же ясно сказал не трогать Эрин, пока идёт расследование. Уже в коридоре я услышал ругательства Шварца.

– А ну успокойся, дрянь! Ты мне сейчас всё расскажешь…

Я с треском распахнул дверь.

– Что здесь происходит?

Увидев, как Эрин беспомощно пытается вывернуться из его хватки, я почувствовал приступ ярости. С каких это пор офицеры Вермахта стали вести себя как неуправляемые животные? Я отшвырнул Шварца к стене, прорычав.

– Что вы себе позволяете?!

Эрин, вся дрожа, медленно села на койке, судорожно стиснув руки.

– Это я у вас хочу спросить, герр обер-лейтенант, что вы себе позволяете? – он резко оттолкнул меня. – Попрошу покинуть помещение, вы мешаете проведению допроса.

– С каких это пор допрос включает изнасилование? – руки чешутся вмазать по этой наглой роже, но хотя бы мне стоит сохранять хладнокровие.

– Мои методы абсолютно вас не касаются, – отрезал он.

– Тогда напомню, что генерал запретил подобные методы, пока не прояснится ситуация.

– Считайте, что уже прояснилась, – усмехнулся он. – Отпечатки её пальчиков были обнаружены на пропавшем фотоаппарате.

– И этому есть другое объяснение, – отпарировал я. – У нас есть доказательства, что Эрин не причастна к краже.

– Да что вы? – скептически спросил он. – Вынужден вас огорчить, что вряд ли это будет учтено, учитывая ваши родственные связи.

– Это же подтвердит и гауптман Файгль. Думаю, когда генерал всё узнает, с неё снимут обвинения.

– Но пока что этого не произошло, и я запрещаю вам вмешиваться в это дело.

Эрин затравленно смотрела на нас. Ну нет, я не оставлю её наедине с этим мерзавцем.

– Я не ваш подчиненный, и вы не можете мне приказывать.

– Могу, поскольку старше вас по званию.

– Герр обер-лейтенант, – в дверях появился солдат. – Вы просили сообщить, когда вернется генерал.

– Вы пойдёте со мной, – я кивнул Шварцу. – И выслушаете, что он скажет.

Генерал слушал Файгля, и его лицо мрачнело всё больше.

– Вы хотите сказать, что фройляйн Бреннер устроила этот спектакль из ревности?

– Я сам слышал, как она предлагала лейтенанту Винтеру рассказать правду в обмен на то, что он женится на ней.

– Чёрт бы вас всех побрал! – взревел Штауффернберг. – На носу переломная битва, а я вынужден разбираться с выходками взбалмошной девицы! Устроили какой-то водевиль!

– Позвольте заметить, что освобождение заложников и кража секретных документов мало похоже на театральные представления, – вмешался Шварц. – Даже если история с фотоаппаратом оправдывает фрау Винтер, с неё никто не снимал остальные подозрения.

– У вас нет никаких доказательств, что это сделала она, – отпарировал Файгль. – А то, что она приняла на работу эту радистку, не делает её преступницей. С таким же успехом эту девушку мог взять и я. Это делает меня предателем?

– Я прошу вас освободить Эрин, – вмешался и я. – Ручаюсь, она никуда не скроется, пока будет продолжаться расследование.

– Сначала я поговорю с фройляйн Бреннер. Проводите её ко мне.

* * *

– Как ты? – спросил я Фридхельма.

Он явно провёл эту ночь без сна. Бледный, осунувшийся. Я не стал говорить ему, что Шварц попытался изнасиловать Эрин. Он и так на взводе. Не хватало ещё устроить драку с майором.

– Ну, моя жена арестована, бывшая подруга пытается шантажировать, а на носу очередная битва, которую мы можем не пережить, – иронично улыбнулся он. – У меня явно бывали утра получше.

– Всё решится, – я вкратце пересказал разговор с генералом. – Эрин выпустят, я уверен. Ну, а с Ирмой как-нибудь разберёшься, Дон Жуан.

– Я никогда не давал ей повода считать, что между нами что-то большее, чем дружба, – поморщился Фридхельм. – Неужели так сложно отличить дружбу от влюблённости?

– С женщинами всегда почему-то сложно, – я привычно растрепал его волосы. – Просто ты, видимо, не представлял, какими мстительными и коварными они могут быть.

После обеда нас вызвали к генералу. Я заметил, что Ирма растеряла привычную уверенность и даже выглядит заплаканной. И всё же мне не понравился взгляд, который она бросила на Фридхельма.

– С историей о пропавшем фотоаппарате мы разобрались, – коротко сказал он. – Но фройляйн Бреннер сообщила мне весьма интересные вещи. Например то, что фрау Винтер наполовину русская. Полагаю, вы это знали?

– Но я полагал, это известно и вам, – растерянно улыбнулся Файгль.

– Представьте себе нет, – развёл руками Штауффернберг. – Зато мне известна немного другая версия появления Эрин.

– Это моя вина, герр генерал, – лучше я попробую спасти ситуацию, чем Фридхельм в отчаянии наломает дров. – У Эрин действительно бабушка была русской. Но ведь это не редкость, их аристократы раньше часто эмигрировали в Германию. Мы скрывали это, потому что отец Эрин опасался, что её происхождение запятнает и его. Видите ли, он состоит в партии и предпочитает скрывать, что у него на четверть русская дочь.

– Но он может подтвердить ваши слова? – уточнил генерал.

Моё сердце сделало безумный кульбит. Вот чего я боялся! Если кому-то реально придёт в голову проверить её слова, побеседовав с загадочным герром Майером. Хорошо если всё сходится, но что если нет, и там совершенно другая история? Я почувствовал, как кровь прилила к моим щекам. Как же я ненавижу врать! Особенно когда на кону стоит чья-то жизнь.

– К сожалению это невозможно. Когда Эрин была в санатории, она получила известие, что её отец скончался.

– Очень жаль, – нахмурился генерал.

– Я прошу вас судить только по фактам, – снова вмешался Файгль. – Эрин много раз спасала жизни моим солдатам и проявила невероятное мужество под Сталинградом.

Штауффернберг задумчиво побарабанил пальцами по столу, затем ответил:

– Я склонен поверить вам, но всё-таки хочу убедиться, что первоначальные подозрения совершенно беспочвенны. Мы продолжим искать предателя, который вскрыл мой сейф. Думаю, скоро он себя выдаст. К тому же нужно сосредоточиться на допросе радистки.

– Но вы же выпустите Эрин?

Генерал медленно покачал головой.

– Ей будет полезно подумать над своим поведением, ведь она довольно беспечно относится к контактам с местными. За столько времени неужели непонятно, что эти русские дикари всё равно что звери? С ними нельзя действовать лаской, они должны нас бояться. Здесь нет мужчин, женщин или детей. Они все – враги.

– Но, генерал…

– Достаточно, обер-лейтенант, – перебил он. – К тому же я не люблю, когда меня в чем-то обманывают.

Заметив ехидную улыбку Шварца, он добавил:

– Но я также запрещаю её допрашивать без моего приказа.

Что ж, это самое малое, что можно было добиться в такой ситуации.

Я решил убедиться, что с Эрин всё в порядке. Специально отправил Фридхельма в казарму, чтобы отвлечь. Не стоит ему видеть её в таком состоянии. Открыв дверь камеры, я остановился. Никогда ещё не видел у неё такого взгляда. Она смотрела с таким отчаянием, что я засомневался в её непричастности к освобождению заложников. Вспомнил, как она с беспомощным отчаянием смотрела на меня тогда в Ершово, умоляя попробовать спасти хотя бы детей. Она единственная, кто ещё пытается сохранять в себе что-то человеческое. Правда для того чтобы провернуть эту операцию, ей бы потребовался сообщник, скорее всего, кто-то из полицаев… И если это когда-нибудь выплывёт, я буду выглядеть как предатель, все это время защищавший сообщницу. Да и чёрт с ним, это же Рени. Девушка, которая столько прошла вместе с нами. Которая спасла моему брату жизнь. Я заметил, что она что-то сжимает в руке, и торопливо шагнул к ней.

– Что это?

Она крепче сжала ладонь, не позволяя разжать пальцы.

– Отдай, – я сильнее сдавил её запястье.

– Хочешь лишить меня возможности безболезненно умереть? – всхлипнула она.

– Что же ты творишь? – я всё же разжал её ладонь.

На пол выпала стеклянная ампула. Она готова убить себя, не дожидаясь приговора? Подозрения всколыхнулись во мне с новой силой, но я подумал, что имея яд и свободный доступ к напиткам, она могла при желании в любой момент отравить любого из нас если бы была связана с партизанами. Она не сделала этого.

– А о Фридхельме ты подумала?

– Ирма подставила меня, а Шварц решил всех собак на меня повесить, – в глазах Эрин стояли слёзы. – Лучше я умру так, чем он…

– Этого не будет, – я осторожно обнял её. – Мы делаем всё возможное, чтобы вытащить тебя отсюда, а если ты наглотаешься яда, то лишь подтвердишь свою вину.

– Тебе не плевать? – пробормотала она. – Ну сдохну, тебе же меньше проблем.

– Ты просто идиотка! – я в сердцах встряхнул её, заставляя смотреть в глаза. – Конечно, мне не плевать на родного брата. На вас обоих, – я твёрдо встретил её недоверчивый взгляд.

– Да ладно, – недоверчиво усмехнулась она. – Я же всегда была для тебя сплошной головной болью.

– Это и сейчас так, – кивнул я. – Но вы моя семья. И какие бы глупости вы ни натворили, я буду защищать тебя так же как и его.

– Ладно, убедил, – она подняла ампулу и протянула мне, но вдруг прищурилась. – То есть ты не веришь в мою невиновность?

– Верю, – вздохнул я. – И поэтому, что бы тебе ни сказал Шварц, продолжай стоять на своём. Генерал запретил ему допрашивать тебя, но мало ли что, – она задумчиво кивнула. – И ещё, он в курсе про твою русскую бабушку и очень недоволен, что мы обманывали его.

– Ирма рассказала и это?

– Да, сказала, что отправила запрос в Берлин, чтобы разыскать твоего отца, – я заметил, как она отвела взгляд. – Я сказал, что он умер несколько месяцев тому назад.

Не знаю, правильно ли я поступаю, прикрывая её тайны, и надеюсь никогда об этом не пожалею.

– Спасибо, – впервые в её глазах мелькнула искренняя благодарность.

– Обращайся, – усмехнулся я.

На следующее утро в штабе снова всё гудело как в улье. Я заметил, как солдаты во дворе грузят в машину тела погибших товарищей. Что могло произойти всего за одну ночь?

– Прекрасные новости, обер-лейтенант, – Шварц встретил меня язвительной улыбкой. – Мы наконец-то выяснили, кто загадочный предатель.

– И кто же?

– Гауптман Вайс, – далеко не радостным тоном сообщил он. – Никогда бы не подумал.

– С чего вы это взяли?

– Он заявился сюда и перестрелял часовых, а заодно и мальчишку-осведомителя. Видимо, чтобы он больше ничего не сболтнул. А кроме того помог сбежать радистке.

Я в шоке переваривал эту новость.

– Думаю, освобождение заложников – тоже его рук дело, – осторожно заметил Файгль.

Он сказал, что Вайс помог сбежать радистке. А я по-прежнему не знаю, была ли Эрин с ними как-то связана…

– А… Эрин? – если она мне не поверила, если была всё-таки заодно с ними… – Она тоже сбежала?

– Даже не знаю что вам ответить, – издевательски усмехнулся майор. – Дверь её камеры тоже оказалась открытой. Вы же так верите в её невиновность, вот и скажите, могла ли она сбежать с ними?

Глава 68 Спасибо, за то что даже, когда это невозможно, ты все равно меня любишь

О чём думает человек, сидя в тюремной камере в ожидании своего приговора? Ну, например, о том, как он умудрился дойти до жизни такой. Я прекрасно понимала, что на этот раз попала по-крупному. Чего-то такого и стоило ожидать, если метаться между двух огней. Вот честно, ещё ни разу я не чувствовала такого отвращения к себе. Идиотка! Как всегда полезла «причинять добро» и ожидаемо поплатилась за это. Замутить заговор за спиной у Фридхельма – это уже перебор. Да ещё убеждать его, что невинна аки нежная ромашка. Хотя, если подумать, у меня как всегда имелся выбор лишь между двумя предательствами. И неизвестно ещё что хуже – отречься от своей страны или предать доверие любимого человека. Могла я поступить по-другому? Конечно, варианты есть всегда. Наверное дело в том, что есть непреложная простая истина – человек не может убежать от себя, от своей сути. Я всегда буду тем, кто я есть – русской. Вот только тогда назревает другая проблема – вопрос доверия между мной и Фридхельмом. Я в который раз задумалась: «А что бы было, решись я рассказать ему правду?» Вряд ли его напугало бы, что я русская, тем более из далёкого будущего. Глядишь, быстрее бы решился увезти меня отсюда, если бы знал исход войны. Почему же я так боюсь этого разговора? Я ведь люблю его. И доверяю. И знаю, что он ни за что от меня не отвернётся. Не поверит ли, что я из будущего? Так это легко доказать – напрячь память и предсказать парочку исторических событий. Возненавидит за то, что я русская? Конечно, нет. А вот то, что я столько времени молчала… Да, он конечно поймёт, что я боялась, и простит, но осадочек останется. Кому понравится, что любимый человек за твоей спиной живёт можно сказать тайной жизнью? Тем более примерно тоже самое он мне сказал вчера. А теперь поздно для таких разговоров. Теперь мне нужно думать, как выбираться из очередной задницы. Шварц мне все кости переломает, если нароет доказательства, что я виновна. А он уверен, что нароет, так что лайтовый вариант получить пулю в лоб мне не светит. Мои отпечатки сто пудово есть на грёбаном фотике, а если ещё начнут раскручивать, кто выпустил заложников, или расколется Катерина… Будем реалистами – пытки я терпеть не смогу. Спасибо, насмотрелась вдоволь, на что способны «доблестные арийские воины». Я не вынесу даже десятой части того, что видела на допросах. Остаётся конечно ещё один вариант – «врагам не сдаётся наш гордый варяг». Не зря же я прихватила с собой яд. Выпить содержимое ампулы и проститься с этой безумной реальностью. Интересно, а продолжение будет? Или на этот раз я действительно перейду в загробный мир? Вариант вернуться в своё тело и время я уже и не рассматриваю. Это было бы слишком шикарно, а нельзя сказать, что я особо везучая. Сволочи, хоть бы воды оставили. Я облизнула пересохшие губы. Я уж молчу о том, чтобы умыться или поесть. «Да что ж ты такая хлипкая?» – осуждающе вздохнул внутренний голос.

Мои соотечественники вытерпели куда больше страданий. Да, я не такая стойкая как они. Может, если бы война случилась в моё время, я бы так же возненавидела врагов и мужественно терпела лишения в ожидании победы. Но блин, это несправедливо, что меня вырвали из моей целиком и полностью устраивающей меня жизни и забросили в этот кошмар! Разве меня можно винить за то, что я хочу жить и желательно подальше от всего, что связано с войной? Услышав в коридоре чьи-то шаги, я торопливо села, поморщившись от боли в затёкшей шее. Долбаная койка! Так и инвалидом можно остаться.

– Доброе утро, фрау Винтер, – жизнерадостно улыбнулся Шварц. – Ну что, вы подумали о том, чтобы сделать чистосердечное признание?

Я мрачно уставилась на него.

– Вы, наверное, проголодались, – как ни в чём ни бывало продолжал он. – Как насчёт кофе и бутербродов?

– Может, хватит издеваться? – буркнула я.

– Зря вы так плохо обо мне думаете, – «дружески» попенял Шварц.

Дверь снова скрипнула, пропуская солдата с подносом. Ну надо же. Похоже, действительно расщедрились на завтрак. Я почувствовала, как желудок предательски заурчал – кофе пах просто одуряюще.

– Прошу вас, – он кивнул на грубо сколоченный стол. – А пока вы завтракаете, внимательно меня выслушайте.

Я поколебалась. Это же классика – коварный немец пытается за жрачку склонить на свою сторону русскую партизанку. Но с другой стороны, он прекрасно может попытаться склонить меня и другими способами, так почему я должна отказываться от горячего кофе? Может, это последняя чашка в моей жизни.

– Как я и предполагал, ваши отпечатки нашли на фотоаппарате Ирмы, – задушевным тоном поведал Шварц. – Кроме того, вас подозревают в освобождении заложников. Сами понимаете, этого достаточно, чтобы вынести приговор.

Я невозмутимо пожала плечами.

– У меня нет весомых доказательств, что я этого не делала. Так же, как и у вас, что виновна именно я.

– Не думаю, что эта девчонка долго продержится на допросах, – ухмыльнулся Шварц.

Раз «не думает», значит, Катя пока ещё не раскололась. Значит, я могу немного потянуть время, утверждая, что не при делах.

– А вот сообщник девушки оказался не таким стойким. Он рассказал, что встречался с разведчиком. Кто бы это мог быть? Учитывая, что полицай видел в ту ночь, как стрелял мужчина в форме офицера?

– Откуда же мне знать? – я невозмутимо допила кофе. – Вы сами видели, сколько времени я проводила в штабе. Чем в это время занималась моя домработница, не имею ни малейшего понятия.

– Бросьте, Эрин, – снова улыбнулся он. – Вы влипли. Причём крупно. Есть у меня подозрения, что загадочный офицер перебежчик – ваш муж.

– Вы не можете обвинять его, основываясь на одних подозрениях, – отпарировала я.

– Завтра я привезу этого сопляка, и мы проведём очную ставку, – Шварц с вызовом смотрел мне в глаза. – Вот и проверим, подозрения это или нет. Я последний раз предлагаю вам признаться во всём, тогда умрёте без лишних мучений. Мне бы не хотелось причинять вам ненужную боль, всё-таки вы не одна из этих еврейских крыс. Хотя, как выяснилось, и не чистокровная арийка.

– Мне нечего сказать вам, кроме того, что вы ошибаетесь, – уверенно ответила я.

Как же хотелось хотя бы раз бросить в лицо «эпичное» признание, рассказав заодно, какой конец светит их Вермахту, фюреру и тысячелетнему Рейху. Но нет, так нельзя. Этот мудак ни за что не поверит, что Фридхельм ничего не знал, и немало попортит ему крови за связь с предательницей.

– Я всё равно докопаюсь до правды, – Шварц медленно двинулся ко мне.

Я также медленно отступала, пока не уперлась в стену. Масляно заблестевшие глазёнки не оставляли сомнений, что задумал этот мудила. Гадство! Никогда ещё я не чувствовала себя такой беспомощной. Даже когда Хольман пытался меня зажать, я была не так напугана. По крайней мере я могла дать отпор, да и желающих защитить хватало.

– Что, теперь ты уже не такая самоуверенная? – развязно спросил Шварц, прижимая меня к стене.

– Уберите руки, – прошипела я, пытаясь его оттолкнуть.

– А то что? – он с силой толкнул меня на койку.

Вот теперь я почувствовала настоящую панику, пытаясь отбиться от этой туши и понимая, насколько это бесполезно. Шварц с силой заломил мне руки, удерживая над головой, другой лапищей пытаясь задрать юбку.

– Я же предупреждал – со мной лучше не ссориться. Посмотрим, что ты запоёшь, когда тебя поимеет каждый солдат в этой казарме… Тяжесть его тела, боль в заломленных запястьях, мерзкие пошлости, которые он бесстыдно бормотал, довели меня до истерики.

– Отвали от меня, урод! – я продолжала отбиваться как бешеная.

– Что здесь происходит? – Шварц нехотя сдвинулся.

Господи, Вилли, как же ты вовремя! Надо сказать, братец отреагировал зачётно. Резво подскочив к Шварцу, он схватил его за шкирку и отправил в полёт до ближайшей стенки. Пока они переругивались, я сидела словно в прострации. Из этой ловушки нет выхода. Насколько я поняла, выпускать меня отсюда никто не собирается. Ладно, сейчас вмешался Вилли, но Шварц рано или поздно вернётся и выполнит свои угрозы. Я бы, может, смалодушничала и, чтобы избежать насилия, сдала Вайса. В конце концов, кто он мне такой? Но раз этот мудила подозревает Фридхельма, значит, придётся молчать. Чем я думала раньше?

! – Я настаиваю, чтобы вы прошли со мной, – Вилли распахнул дверь камеры, прожигая неприязненным взглядом майора. – Генерал приказал срочно собраться всем в штабе.

Я знаю, как это решить так, чтобы никто, кроме меня не пострадал. Главное – не тянуть и опередить Шварца. На секунду меня обожгло мыслью, что если я выпилюсь, то вроде как получится, что признаю свою вину. А значит, Фридхельма всё равно затаскают на допросы. Но тут есть маленький бонус. Если Вайс не соврал, моя смерть будет выглядеть естественной. Мало ли, сердце у меня отказало, или Шварц не рассчитал и приложил головушкой об стену.

Я достала злосчастную ампулу. Блядь! Я никогда раньше даже в самые тяжёлые минуты не задумывалась о самоубийстве. Считала, что выход можно придумать всегда. Как же дико осознавать, что сейчас его у меня нет. Я не хочу умирать вот так… Мне бы ещё хоть раз увидеть Фридхельма, попрощаться, поговорить. Но видно не судьба. Нет у меня этого времени, просто нет. Я вдруг осознала, что сейчас живу последние минуты. Что потом не будет уже ничего. Как же, оказывается, тяжело решиться вернуть Богу билет. И чем больше я буду тянуть, тем труднее мне будет это сделать. Ну, хватит уже рефлексировать! Решилась – так действуй…

– Эрин, что это?

Вилли вернулся? Но зачем? Я запоздало сжала кулак, надеясь, что он не дотумкал, что происходит. Впрочем, тормозом он был лишь с Чарли, а вот военную точность и скорость реакций у него не отнять. – Ты что задумала? Совсем рехнулась?

Я намертво сжала пальцы, вяло пытаясь отбиться.

– Отдай немедленно.

Я обмякла, почувствовав, что не осталось больше сил ни на борьбу, ни на слёзы, вообще ни на что.

– Хочешь отобрать у меня возможность безболезненно умереть?

– А о Фридхельме ты подумала? – сердито ответил он, разжав наконец мою ладонь. – Как он переживёт это?

– По-твоему, ему будет легче, если Шварц продолжит трясти из меня признание?

– Мы делаем всё возможное, чтобы вытащить тебя отсюда, – он встряхнул меня за плечи. – А вот если ты наглотаешься яда – признаешь тем самым, что виновна.

Я что, должна сыграть в русскую рулетку? Получится ли у него меня оправдать или нет? Но я-то прекрасно знаю, что стоит только Кате заговорить – и мне уже ничего не поможет. И вообще, с чего это осторожный Вилли вздумал рисковать своей задницей? Неужели действительно верит в мою невиновность?

– А как же твоя карьера? Что, если твои попытки меня спасти окажутся напрасными? – я не решилась признаться, что обвинения против меня вполне могут оказаться доказуемыми.

– Ты когда-то сказала, что главное, чему я должен верить, что ты никогда не предашь Фридхельма, – в его взгляде мелькнуло что-то, чему я не смогла подобрать определения. – Так вот, я тоже люблю своего брата. А значит, буду до последнего защищать свою семью, – он притянул меня в осторожном объятии.

–Спасибо, – почти беззвучно прошептала я.

Мне пофиг, почему он это делает – из страха что я потяну его за собой, если всплывёт неприятная правда, или из-за любви к брату. Главное, он преодолел свои принципы, ведь защищать человека, в котором сомневаешься, куда более сложно, чем рубиться за того, в кого безусловно веришь. Время тянулось медленно, словно резина. Желающих меня посетить больше не нашлось, и с одной стороны я этому радовалась, а с другой – ломала голову, что сейчас происходит в штабе. Если бы было всё так радужно, как говорил Вилли, меня бы уже выпустили. Ведь так? Но если всё так плохо, тогда Шварц уже давно должен был вернуться по мою душу. Когда стемнело, дверь открылась, и меня снова отвели в «комнату для дам», затем принесли ужин. Вполне кстати приличный, сомневаюсь, что русских пленных кормят так же. На таком стрессе есть естественно не хотелось, но я заставила себя съесть немного каши и бутерброд с сыром. Ладно, в конце концов отсутствие плохих новостей – вполне неплохо. Моя жизнь сейчас висит на волоске и зависит от того, сколько Катя сможет продержаться, но даже если она и будет молчать, ещё остаются вещдоки в виде моих отпечатков. Вайса они сроду не смогут вычислить, значит… Значит, рано или поздно мне светит расстрел. Как же я устала бояться, устала следить за каждым словом, притворно улыбаться всяким мерзавцам вроде Штейнбреннера. Может, и к лучшему, если это наконец закончится…

Только жаль, если Фридхельм узнает обо мне правду вот так. Я в сто пятьсотый раз пожалела, что в своё время не открылась ему. Не заслуживает он узнать с чужих слов, что его любимая оказалась фальшивой насквозь. Я надеюсь, он сможет верить единственной правде, которую я смогла ему дать, – что люблю его.

Я проснулась от скрежета ключа в замочной скважине. Кого это принесло среди ночи? Мелькнула безумная мысль, что это Фридхельм пришёл за мной. Вот только вряд ли мы сможем далеко убежать под перекрёстным огнём русских и немцев, которые объявят на нас охоту.

– Эрин? – вот уж кого не ожидала увидеть, так это Вайса.

– Не переживайте, гауптман, я вас не сдала, – криво усмехнулась я.

– Я знаю.

Следом за ним вошла Катя. Бедняге досталось побольше, чем мне. Щёку девушки «украшал» здоровенный синяк, правая рука перемотана.

– Как ты?

– Я им ничего не сказала, – вымученно улыбнулась она разбитыми губами.

Так, стоп, но если она сейчас стоит здесь, значит, Вайс…

– Я больше не могу оставаться в штабе, тем более мы должны передать новости на фронт, – подтвердил он мои догадки.

– Пришли попрощаться? – хмыкнула я.

– Тебе тоже нельзя здесь оставаться.

Я снова ощутила укол совести, глядя в глаза Кати, в которых по-прежнему была какая-то детская доверчивость. Неужели они действительно пришли, чтобы спасти меня? Вот так, без особых на то оснований поверили, что я своя? Впрочем, я как раз-таки никогда не была доверчивой.

– Серьёзно? Вы вернётесь как герой-разведчик и отважная радистка. А в качестве кого появлюсь я?

Вайс посмотрел мне в глаза сканирующим расчётливым взглядом, в котором мелькнуло что-то нечитаемое.

– Эрин, я же обещал, что к вам проявят снисходительность. Тем более ваши знания немецкого всегда пригодятся на фронте.

Начать новую, правильную жизнь? Пару лет назад я бы с радостью ухватилась за такую возможность. Где же вы раньше были, товарищ разведчик? Сейчас я уже не верю, что советские бойцы примут меня как свою, или что какой-нибудь особист вроде Громова закроет глаза на то, что я болталась в армии Вермахта.

Я прикинула – если откроется, что предатель Вайс, с меня по идее должны будут снять обвинения. А если я, очертя голову, кинусь бежать куда глаза глядят, это подтвердит мою виновность. И тогда они примутся за Фридхельма. Конечно, я рискую, если останусь, мало ли, вдруг что-то пойдёт не так, но мне не привыкать рисковать.

– Так что вы решили? Нужно поторопиться, – Вайс торопливо оглянулся, прислушиваясь.

– Я остаюсь, – пробормотала я, с удивлением почувствовав, что где-то в глубине души немного сожалею о своём решении.

Всё-таки мы были неплохой командой. Странной, конечно, но как оказалось, вполне надёжной.

– Как хотите, – Вайс коротко кивнул Кате. – У нас нет времени.

– Стойте.

Получается, они передадут на фронт неверную информацию. Но ведь история должна идти своим чередом. Я не раз уже задумывалась, влияет ли на что-то моё появление? Кого-то я спасла, кто-то погиб по моей вине. Но что, если я нарушу ход истории, умолчав о правильном направлении? Я не хочу гибели «своих» немцев, но также я не желаю победы Германии. Это будет настоящий трэш.

– В конверте был неверный план, – торопливо, словно боясь передумать, сказала я. – Настоящее сражение планируется под Курском.

– Откуда вы это знаете? – развернулся Вайс. – Пытаетесь в последний момент запутать следы?

– Неужели вы думали, что всё будет так просто? – вот будет весело, если они мне не поверят. – У меня нет причин вас обманывать. Если бы я топила за нацистов, я бы никогда не оказалась здесь.

– Но почему же тогда вы отказываетесь бежать? – он пристально посмотрел мне в глаза.

– Вы когда-нибудь любили, герр гауптман?

Хотя, какой он на хер гауптман? Но его настоящего звания я так и не знаю.

– Если нет, то вряд меня поймёте.

***

Я нервно поёжилась. Интересно, как быстро немцы обнаружат побег? И действительно ли прокатит версия, что я не при делах, раз Вайс себя выдал? Но с другой стороны бежать, оставив Фридхельма расхлёбывать эту кашу я тоже не смогла бы. Будь что будет.

– Дедушка, а почему на войне были предатели?

– Как тебе сказать, Аришенька… Не все люди сильные. Те, кто слабы, думают в первую очередь о себе.

– Это как Алёна, которая, когда мы поссорились с Наташей, стала дружить с ней, а не со мной, потому что у Наташки есть Барби?

– Не совсем, – улыбается дедушка. – Но в общем-то, похоже. Только те, кто предавали своих товарищей на фронте, не понимали, что предают и себя тоже. Ведь враг после победы не пощадит и их.

Дедушка погладил по голове маленькую меня и, обернувшись, посмотрел полным укора взглядом.

– Прости, – я почувствовала, как горький комок слёз мешает сделать вдох. – Прости меня…

– Тш-ш-ш, всё хорошо, – сквозь сон я почувствовала бережное объятие. – Я здесь, с тобой.

– Фридхельм… – я моргнула, пытаясь отогнать остатки сна. – Что?..

Я не смогла закончить вопрос – пришёл он меня освободить или же попрощаться навсегда.

– Предателем, которого все ищут, оказался Вайс, – Фридхельм успокаивающе погладил меня по волосам. – Ночью он застрелил часовых и помог сбежать радистке.

– Я же говорила, что невиновна, – я судорожно всхлипнула, чувствуя, как отпускает нервное напряжение.

– Я в этом и не сомневался, – он крепче прижал меня. – Пойдём скорее отсюда.

– Не так быстро, – лениво процедил Шварц.

– Майор, вы не имеете права удерживать её, – резко сказал Вилли. – Генерал полностью согласился с тем, что Эрин невиновна.

– Но задать пару вопросов я имею право, – уперся он. – Если фрау Винтер не поддерживала отношений с подпольщиками, почему же тогда они открыли дверь её камеры?

– А у вас что, на каждой двери подписано, кто из заключённых за ней находится? – язвительно спросила я. – Вайс искал эту девушку, вот и ломился во все двери подряд.

– Ну хорошо, допустим, так, – скептически протянул Шварц. – Но, получается, «гауптман» просто заглянул к вам и всё?

– А что он должен был, по-вашему, сделать? Застрелить меня?

– Почему бы и нет? Вы ведь для него враг.

– Благородство никому не чуждо, – с намёком ответила я.

– Всё-таки странно, что он бросил дверь открытой, – не унимался майор.

– Времени в обрез, кто бы стал в такой ситуации запирать обратно дверь?