Текст книги "Моя чужая новая жизнь (СИ)"

Автор книги: Anestezya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 79 (всего у книги 90 страниц)

– Помоги мне.

Бартель подполз ближе.

– Знаешь его? – он кивнул на незнакомое лицо.

– Нет, но какая разница. Давай, потащили.

Крики брата я услышал ещё на лестнице.

– Я сказал, без моего приказа не стрелять! У нас было перемирие, так какого чёрта ты открыла огонь?

Всё ясно. Катарина как всегда действовала исключительно из своих соображений.

– Они собирались сделать тоже самое, просто я их опередила.

– Ещё раз кто-нибудь посмеет нарушить мои приказы – не посмотрю на тяжёлое время и передам под трибунал. Вам понятно?

***

– Быстрее!

Старое здание, приспособленное под полевой госпиталь не выдержало бомбёжки. Виднелась лишь уцелевшая часть. Во дворе столпились раненые, которые ещё могли передвигаться.

– Эрин? – из моего рта вырвался хриплый шёпот.

Повсюду лежали тела, частично погребённые под грудами осыпавшейся штукатурки. В ручьях крови смешались плоть, кости и осколки кирпича. Я отшатнулся, едва не наступив на чью-то ладонь.

– Боже! – вскрикнул позади меня Вальтер.

– Зови сюда всех, кто может держать в руках лопату, – обернулся я. – Нужно вытащить их отсюда.

Я едва узнал Рени. Её бушлат был в крови, встрёпанные волосы, совсем белые от штукатурки, на грязных щеках – дорожки от слёз.

– Фридхельм! – бросилась она ко мне.

– Я так испугался когда не увидел тебя с остальными, – прижать, заглядывая в родные глаза, почувствовать тепло её объятий – только это сейчас придавало мне сил держаться. – Нужно отправить раненых в нормальный госпиталь. Хотя бы самых тяжёлых.

– Это невозможно, мы должны сейчас вернуться обратно.

– Я сама отвезу их, раздобудь машину.

– Нет, – твёрдо отрезал я. – Это слишком опасно.

– Когда начался обстрел, Кох успел вытащить меня, и его зацепило упавшей балкой, – Эрин отстранилась. – Отвезти его в госпиталь – мой долг.

– Ладно, – сдался я. – Пойдём, поищем машину.

Прознав, что в госпиталь отправляется машина, раненые, словно обезумев бросились, пытаясь втиснуться как можно плотнее.

– Лишь бы по дороге не попали под обстрел, – мрачно сказал Каспер, наблюдая за этим бедламом. Я заметил, что рукав его шинели пропитан кровью.

– Поедешь с ней, – сказал я, открывая кабину.

– Да там царапина, – беспечно отмахнулся он.

– Если вы действительно попадёте в засаду, нужен кто-то, кто сможет отстреливаться, так что садись. Каспер – отличный стрелок, мне так будет спокойнее.

***

– Держись, приятель.

Мне с трудом удалось найти место – весь пол был заставлен наспех сколоченными носилками. Я почувствовал, как меня замутило от запаха крови и гноя. Десятки солдат лежали с оторванными руками, гноящимися ранами, торчащими из животов кишками, едва прикрытыми простынями.

– Напиши моей матери, что я… – Вальтер зашёлся в приступе хриплого кашля.

– Где доктор? – я перехватил мальчишку-санитара.

– Он здесь один и не успевает справляться с таким количеством раненых, – пробормотал он.

Я огляделся, надеясь найти хотя бы Эрин. Вальтера зацепило осколком снаряда. Ему нужна срочно на операцию, но в этом бедламе раненые могут пролежать без помощи не один час. До госпиталя сейчас не добраться, а этот военно-полевой не оснащён ни нормальным оборудованием, ни медперсоналом.

– Где этот чёртов доктор? – я обернулся, услышав, как Шнайдер витиевато выругался. Бесцеремонно столкнув с носилок лежащего в беспамятстве солдата, он осторожно уложил на его место Катарину.

– Дай я посмотрю, – Эрин отодвинула его.

Узнав по окровавленному халату доктора, Шнайдер бросился за ним.

– Быстрее! Сделайте что-нибудь, она умирает!

– Они все здесь умрут, – безучастно пробормотал он.

– Думай, что говоришь! – прошипел Шнайдер.

– Говорю как есть, – резко ответил доктор. – Как я должен оперировать в этих условиях? Нет ни хлороформа, ни морфия – ничего! Даже бинтов и йода не хватает.

– А меня это не ебёт! Ты сейчас же пойдёшь со мной и сделаешь всё, что от тебя зависит, – Шнайдер вцепился в отвороты его халата.

– А ну убери руки, иначе живо пойдёшь под трибунал, – поморщился мужчина.

– Шнайдер, – тихо окликнула Эрин. – Ей уже не помочь.

Доктор высвободился и всё же подошёл к Вальтеру. Быстро осмотрел жуткую рану – у бедняги был разворочен живот – и покачал головой.

Вальтер тихо бормотал:

– Всё, о чём я молил Бога, это вернуться домой. Обнять маму и Эльзу…

– Так всё и будет, – Эрин успокаивающе погладила его по руке.

– Мне страшно, – он вцепился в её пальцы, словно утопающий ищущий спасения. – Посиди со мной…

Я вышел на улицу. Шнайдер ожесточенно чиркал одну спичку за другой, пытаясь подкурить, но ледяной ветер тут же гасил огонь. Я молча протянул ему зажигалку. Не могу считать нас даже приятелями, но сейчас я чувствовал, как острая жалость теснила грудь.

Они с Катариной не выставляли свои отношения. Парни втихаря посмеивались, что грозная фрау любому мужчине предпочла свою любимую винтовку, а Рени порой ехидно утверждала что Шнайдер способен любить только себя, но… Его ожесточённый взгляд и сжатые губы сейчас говорили куда больше, чем любые слёзы.

– Чего уставился? – мрачно буркнул он. – Я не девочка, в утешении не нуждаюсь.

Я молча взял лопату, которые валялись во внутреннем дворе здания – умерших не успевали хоронить. По грубо сколоченным крестам я сообразил, где находилось импровизированное кладбище. Тяжёлый снег поддавался с трудом.

– Иди, я сам справлюсь, – пробормотал Шнайдер, остервенело работая лопатой.

– Будешь до утра долбить мёрзлую землю, – хмыкнул я.

– Как хочешь.

Мы с трудом выкопали яму достаточной глубины, и я отошёл поискать брезент или мешковину. Погибших было столько, что, естественно, их хоронили не в гробах, а порой даже в безымянных могилах. Надеюсь, когда война закончится, мы сможем хотя бы частично забрать их останки в Германию.

– Вот чем заканчиваются любовные истории на войне, – Шнайдер со злостью посмотрел на меня. – Все эти ваши сопливые обещания вечно быть вместе ничего не стоят здесь.

* * *

Файгль положил трубку и какое-то время стоял, глядя остановившимся взглядом перед собой.

– Звонил генерал Штауффенберг. Фельдмаршал Паулюс доложил, что на многих участках фронт разорван. Связь поддерживается только с частями шести дивизий. На северном и южном фронте отмечено разложение дисциплины. Единое управление войсками невозможно. Для спасения оставшихся в живых людей он просит дать разрешение на капитуляцию.

– Что это значит? – недоверчиво спросил Вильгельм.

– Генерал просит, чтобы мы не поддавались панике и продолжали удерживать свои позиции.

– Ну да, называется денег нет, но вы держитесь, – со злой иронией хмыкнула Эрин.

Вильгельм недовольно покосился на неё.

– Неужели вы не видите, что это конец? Можете расстрелять меня за паникёрство, но подумайте сами. Румыны разбиты, итальянцы тоже нас кинули. У нас кончается всё: еда, боеприпасы. Да, мать его, даже йод и бинты. Русским скоро даже не потребуется особо напрягаться – всё сделают голод и мороз.

– Что ты хочешь сказать? – резко повернулся к ней Файгль.

– Не сегодня-завтра Паулюс подпишет капитуляцию, и у нас остаётся два пути: или сгинуть в плену, или бессмысленно сдохнуть, обороняя проигранные позиции.

– Если я отдам приказ отступать, нас всех расстреляют за дезертирство, – устало вздохнул Файгль. – Так что, Эрин, боюсь нам предстоит сдохнуть в любом случае.

– Да кто расстреляет? Сейчас на фронте полный бедлам, тем более я же не предлагаю бежать куда глаза глядят. Можно отступить куда-то в пригород и ждать указаний генерала. Сейчас Германии нужны живые солдаты, так что можно попробовать рискнуть.

– Для этого нужно как-то выбраться из города, а наше положение сейчас, увы, больше всего напоминает осаду.

Я сидел, пытаясь переварить то, что услышал. Эрин так уверенно говорила, что фельдмаршал сдастся. Разгром румынской армии уже не был секретом, но вот то, что итальянские союзники нарушили договорённости, я первый раз слышу. Не нужно быть военным тактиком, чтобы понять, что нас загнали в котёл, который станет могилой, но то что предлагает Эрин – это безумие. А с другой стороны, сколько мы сможем продержаться, учитывая, что провизии осталось максимум на пару дней, и то если расходовать очень экономно.

– Опять этот мальчишка, – раздражённо прошипел Шнайдер, перезаряжая винтовку.

– Не стреляй, он же совсем ребёнок, – вскинулась Эрин.

– Дети должны сидеть дома, а не бродить по улицам, где идут бои.

– Подожди, по-моему, у него для нас послание, – я заметил, что он сжимал в руке какую-то бумажку.

– Ладно, чёрт с тобой, – Шнайдер отложил винтовку и кивнул Бартелю. – Прикрой меня. Вернулся он быстро, притащив мальчишку за шкирку как щенка.

– Это для нас? – мальчик кивнул.

– Что ж, посмотрим, – ультиматум был отпечатан и даже переведён на немецкий.

– Дай взглянуть, – Вильгельм подошёл ближе.

«Запутавшись в своих безумных планах, Гитлер требует взять Сталинград. Несколько миллионов немцев погибло, море крови пролито, а он продолжает требовать от вас невозможного. Вы уже месяц под Сталинградом и чего добились? Погибнут ещё десятки тысяч ваших товарищей, а Сталинград был и останется советским. Никогда русский народ не станет на колени перед захватчиком. Посмотрите, солдаты, сколько вас осталось в роте, в батальоне, в полку? Сдайтесь, пока не поздно. Всему личному составу сдавшихся войск мы сохраним военную форму, знаки различия и ордена, личные вещи, ценности, а высшему офицерскому составу и холодное оружие. При отклонении вами нашего предложения о капитуляции предупреждаем, что войска Красной Армии и Красного Воздушного флота будут вынуждены вести дело на уничтожение окружённых германских войск, а за их уничтожение вы будете нести ответственность».

– Выбрось эту мерзость, – поморщился Вильгельм.

– Что ты с ним сделаешь? – спросила Эрин.

– Ничего, – отмахнулся брат. – Дам подзатыльник и отправлю обратно.

– Подожди, – Эрин присела на корточки, пристально глядя мальчику в глаза. – Как ты смог незаметно пробраться сюда? На улицах ведь неспокойно.

– Тебе какое дело? – насупился он. – Лучше скажи, что мне передать своим.

– Канализация, – довольно усмехнулась Эрин, потрогав влажное пятно на его ватнике. – Я уверена, мелкий преспокойно разгуливает именно по этим катакомбам.

– Да какая нам разница, как он добрался сюда? – проворчал Шнайдер.

– Система охватывает и весь город и по-любому ведёт в какой-нибудь овраг или балку, которые находятся за городом. – насмешливо прищурилась Рени. – Мне продолжать или сами догадаетесь?

– Ты хочешь сказать… – недоверчиво протянул Бартель.

– Да ну нахрен, – выругался Шнайдер. – Я не собираюсь плавать по уши в дерьме.

– Ну, во-первых, скорее всего там нет дерьма, это ливневка для отвода дождевых вод, а во-вторых, идиот, чтобы спасти свою задницу, можно даже и в дерьмо нырнуть.

– Допустим, мы могли бы рискнуть, – осторожно сказал Файгль. – Но как вы уговорите мелкого паршивца показать нам дорогу? Нам даже подкупить его нечем.

Мы с Вильгельмом переглянулись, подумав об одном. Рени промолчала, понимая, что других вариантов уговорить мальчишку нет.

– Ну и чего ты стоишь, Винтер? – Шнайдер с вызовом смотрел мне в глаза. – Из нас только вы с Эрин знаете русский. Или ты предпочитаешь, чтобы она пригрозила разнести пацану башку, если он откажется нас провести?

Так я и знал, что мальчишке нельзя доверять! Вроде бы совсем ребёнок, но разве мало было примеров, как эти дети сражались против нас, проявляя мужество не меньшее чем полноценные бойцы. В лучшем случае он просто сбежал, чтобы вернуться к своим, а в худшем…

– Разделимся на группы и проверим всё, – распорядился Файгль. – Здесь столько тоннелей, какой-то наверняка выведет нас отсюда.

Нам нужно выбраться из этого города, иначе будет слишком поздно. Эрин права – не сегодня-завтра русские нас добьют. Нам не продержаться без боеприпасов и еды. Так что отступление однозначно лучше чем сдаться в плен.

– Я пойду туда, – Вильгельм кивнул на тёмный провал, в котором слышалось слабое журчание воды. – А вы проверьте вот этот.

Я с досадой подумал, что, чтобы проверить все эти лабиринты, уйдёт слишком много времени. Нужна карта. К тому же не хотелось оставлять Эрин на зелёных новобранцев, но выбора сейчас нет.

– Жди нас здесь, – я отдал Эрин свой фонарик. – Стреляй в любого, кто попробует сюда сунуться. Она неуверенно кивнула.

– Пообещай, что вернёшься за мной.

Мы оба понимали, что, может, видим сейчас друг друга в последний раз, но отчего-то казалось, что именно это наивное обещание сохранит нас для новой встречи.

– Я всегда возвращаюсь, так будет и на этот раз.

В тоннеле было, как ни странно, намного теплее чем наверху, лишь противный запах сырости наполнял лёгкие. В тусклом свете фонаря он казался бесконечным, да ещё добавляло напряжения, что в любой момент из-за какого-нибудь угла на нас могли напасть русские. Услышав резкий шорох, Шнайдер без раздумий пальнул наугад в темноту.

– Ну ты и придурок, – проворчал Бартель, освещая испуганную крысу, которая поспешила убраться подальше. – Ещё и промазал.

– Можно подумать, ты бы стал её жрать, – огрызнулся Шнайдер.

– А может, и стал бы. По-моему, будет не хуже, чем варево из дохлой вороны, которое нам досталось вчера.

– Тише, – шикнул я.

Мне показалось, кто-то стрелял позади нас.

– Возвращаемся.

– Но нам нужно найти выход из этих чёртовых катакомб, – вспылил Шнайдер.

Я снова услышал щелчок, от которого внутри ледяной волной разливался страх. Там что-то случилось. Мальчишки могли проморгать появление русских. Я должен убедиться, что Эрин в порядке.

– Продолжайте искать, – я повернул обратно.

Выстрелы не прекращались, и моё сердце заныло от тревоги. Я пустился бежать, молясь, чтобы она осталась жива, а перед глазами словно в насмешку всплывала надпись со стены: «В Сталинграде Бога нет».

– Рени?

Руки предательски задрожали, когда я увидел в неровном свете безжизненные тела. Оба мальчишки мертвы, чуть дальше я заметил характерные для русских ватники.

– Они появились словно ниоткуда, – всхлипнула Эрин. – Мне пришлось в него выстрелить…

Я осторожно разжал её пальцы, забирая пистолет, и обнял.

– Тш-ш, ты всё сделала правильно…

– Я убила его, понимаешь? – её плечи тряслись от рыданий. – Они появились так внезапно, Карла застрелили сразу…

– Ну всё, хватит, – я слегка встряхнул её. – Ты не могла поступить по-другому, иначе бы убили тебя.

– Как же я ненавижу эту фразу, – коротко, зло рассмеялась она. – Под неё так легко подогнать любую мерзость. Но знаешь, Фридхельм, в том-то и дело, что у нас всегда был выбор. И у тебя, и у меня. Но мы оба предпочли идти более лёгким на тот момент путём.

– Даже если и так, сейчас главное – выжить и выбраться отсюда.

– Выбраться? Чтобы нас отправили в очередную мясорубку?

– Сейчас рано что-либо загадывать, но я обещал тебе, что придумаю что-нибудь, – даже для того, чтобы дезертировать, нужно вырваться из этой могилы, в которой мы оказались.

– Что здесь случилось? – я обернулся, увидев Вильгельма.

Оценив картину, он тихо выругался.

– Мы нашли выход, который ведёт в овраг. Забирай остальных и поторопитесь, а я пойду за гауптманом.

В его отряде тоже не хватало пары человек – скорее всего всего эти выходы тщательно охранялись. Значит, нам придётся пробиваться с боем.

* * *

Я старался не смотреть на лица новобранцев. Видел в них добродушную улыбку Коха и насмешливый взгляд Каспера. В их глазах больше не горел патриотизм, лишь плескались отчаяние и паника. Я должен бы испытывать сочувствие – мальчишки, вчерашние школьники. Когда-то я сам был таким же. Вот только мне кажется, я уже мало что могу чувствовать. Как по мне, лучше умереть, чем позволить, чтобы тебя использовали как пушечное мясо, в угоду политике. Если бы не Рени… Сердце сжалось от острой боли. Ей не место в этих развалинах. Кребс раздал чуть тёплое варево – подозреваю, что снова пришлось пустить в суп один из лошадиных трупов.

– Это же просто невозможно есть, – растерянно пробормотал какой-то парень.

– Заткнись и жри, – огрызнулся Шнайдер. – А нет – так давай сюда миску.

– Я знаю, что это ужасно, но нам надо что-то есть.

Пальцы Эрин чуть дрогнули, и она едва не выронила ложку.

– Не могу, – она отставила миску.

И долго она протянет на сухарях с суррогатным кофе? Будь мы в деревне, я бы забрал для неё даже последнюю курицу, но здесь раздобыть продукты невозможно.

– Я поставил в караул Шнайдера и Кребса, так что можешь несколько часов поспать, – Вильгельм протянул мне портсигар – сигареты тоже приходилось экономить.

– Как ты? – прошептал я, прижимая Эрин ближе.

От одеяла, в которое мы кутались, разило нафталином и ещё чем-то мерзким, но на фронте быстро учишься не обращать внимание на подобное.

– Паршиво, – пробормотала она.

До сих пор переживала гибель Каспера. Меня кольнуло леденящим страхом. Я привык считать, что она сильная и держится несмотря ни на что, но ведь всему есть предел. За эти недели мы пережили настоящий ад, и сложно надеяться на лучшее.

– Рени, я понимаю, что ты чувствуешь, но нельзя терять надежду, – я беспомощно смотрел в её глаза, в которых сейчас была безысходность.

– Неужели ты не понимаешь, что происходит? – тихо, отчаянно зашептала она. – Мы теряем на этой войне себя. Нет никакой надежды. Всё вокруг уродливое, жестокое, страшное. И мы тоже стали такими – жестокими.

– Рени…

– Знаешь, что я чувствовала, пока мы добирались сюда? Когда видела горы замёрзших трупов? Что хочу бежать отсюда куда угодно и больше ничего. Не осталось ни веры, ни сочувствия, мы как животные, ведомые инстинктом выжить любой ценой. Я так устала лгать, устала приспосабливаться! Я не хочу больше так, не хочу…

Я понимал, что она хочет сказать. Вчера, перед тем как похоронить убитых, мы не погнушались снять с них тёплые вещи. Если раньше я чувствовал ужас при виде искорёженных тел, то сейчас лишь облегчение от того, что не я лежу в этой мёрзлой земле.

– Ты должна быть сильной ради меня, ради нас. Если сорвёшься – мы потеряем всё. Сейчас даже за такие разговоры могут отдать под трибунал. Пусть это звучит цинично, но главное – выжить, иначе всё, о чём мы мечтали, пойдёт прахом.

– Я давно уже ни о чём не мечтаю, – её голос звучал надтреснуто, безжизненно. – Я будто шла по дороге, долгой, трудной, тернистой, а потом бац – и в стену упёрлась лбом! И не прошибёшь! И всё зря! И некуда идти, и назад уже никак, и вперёд просто некуда, потому что стена! И даже не стена, хуже. Болото какое-то зловонное… А я не хочу так больше, понимаешь? Не хочу в эту дрянь, гадость.

Мне тоже страшно и я не хочу в это болото. Наверное, мы уже никогда не станем прежними. Когда убиваешь бездумно, словно животное, преследуя лишь одну цель – либо ты, либо тебя – это не забудется никогда, сколько бы ни прошло времени. Но я должен быть сильнее. Рени осталась здесь ради меня, и я до последнего буду оберегать её.

– Но я не смогу без тебя, ты нужна мне, вместе мы справимся с чем угодно. Мне нужен твой свет, иначе я не смогу сохранить его в себе.

– Я не знаю, остался ли он ещё во мне.

Мы примкнули к остаткам армии Штауффенберга. Потеряв больше половины людей, морально разбитые.

– Видела бы меня сейчас матушка, – проныл Бартель.

Выглядел он действительно несуразно. Укутанный в какую-то мешковину, разваливающиеся сапоги подвязаны дерюгой… Впрочем, мы все выглядели примерно так же, нацепив на себя для тепла всё, что можно было найти в развалинах и чужих избах, с обветренными лицами, покрытыми болячками от обморожений руками.

– Можно подумать, ты один такой красавчик, – фыркнул Шнайдер.

– Наверняка я ещё и блох подцепил, – он сдвинул шапку, пытаясь почесаться.

– Тише, – я заметил Файгля и Вильгельма, выходивших из штаба.

Сейчас решится, кто мы – дезертиры или всё ещё нужные для Родины солдаты.

– Парни, нам выделяют эту избу, – Вильгельм указал на небольшой домик.

– А пожрать нам чего-нибудь дадут?

– Баня есть? – Рени как всегда больше волновали вопросы гигиены.

Вильгельм кивнул.

– Отправляйтесь мыться, затем вам выдадут паёк.

Это был словно рай. После всего попасть в жарко натопленную баню и наконец-то смыть с себя грязь этих недель. Мы торопливо стирали вещи в корытах, снова и снова намыливаясь и наслаждаясь ощущением чистоты.

– Наконец-то я избавлюсь от этой бороды, – Шнайдер не изменял своим привычкам.

– Ребята, живём! – Шварц с трудом втащил несколько больших коробок.

– Ни хрена себе… – Шнайдер недоверчиво смотрел, как тот доставал настоящее богатство: банки с сардинами, ветчину, бисквиты, голландский сыр, плитки шоколада. – Даже есть чем промочить горло. Действительно роскошь. Вино, похоже, французское.

– Откуда это у них? – спросил Бартель. – Мы, значит, последний месяц жрали всякую падаль вроде лошадей и ворон, а они тут жируют.

– Прекрати, – я тоже был неприятно удивлён, как шикарно жили чиновники вермахта, но такие мысли среди солдат допускать нельзя. – Скорее всего, наладились линии снабжения.

– Я говорил, фюрер о нас заботится, – с гордостью сказал один из мальчишек.

– Ну и чем интересно это резать? – проворчал Шнайдер, пытаясь справиться с огромным куском бекона. – Мало того, что он мёрзлый, так ещё и ножи тупые.

– Пойди, попроси у взрывников динамит.

Я подошёл, чтобы забрать кое-что к ужину. Увидев банку с джемом, я тоже бросил её в рюкзак. Эрин порадуется сладостям.

– Что значит, ты не голодна? – я встревоженно оглянулся.

Рени укуталась чуть ли ни с головой в одеяло и равнодушно окинула взглядом наш ужин.

– Съешь хоть немного.

– Хорошо, – она нехотя подошла к столу.

– Ты не больна?

Что-то не нравится мне это всё. Жуёт без аппетита, бледная, вялая.

– Я просто жутко намёрзлась за эти дни и устала, – она допила чай и медленно побрела обратно в кровать.

Ну конечно я идиот. После такого, что мы пережили, любой бы чувствовал себя больным. Я нежно пригладил её влажные после купания волосы.

– Отдыхай, теперь всё будет хорошо.

***

– Меня беспокоит, что уже трое из наших слегли с непонятной хворью.

Вильгельм тяжело вздохнул.

– Может, простыли?

Я покачал головой. Не обязательно быть медиком, чтобы понять, что это не простуда или банальное переохлаждение.

– У них лихорадка и рвота. А ещё они жёлтые как лимоны.

– Хочешь сказать, инфекция?

– Скорее всего.

– Я подумаю, как отправить их в госпиталь, – сейчас у нас почти нет техники, да и топливо на исходе.

– А где Эрин? – я же помню, она с утра собиралась прийти в штаб.

– Была где-то здесь.

Я вышел на улицу, собираясь найти её и отчитать – нужно беречь себя и лишний раз не выходить на такой мороз. Впрочем, долго искать не пришлось. Эрин была во дворе. С ней явно было что-то не то. Стояла, привалившись к стене. Такое ощущение, что вот-вот упадёт в обморок.

– Что с тобой? – мне показалось, что её кожа отливала нездоровой желтизной.

– Я… я не знаю, – она тяжело опёрлась на мою руку.

– Рени! – я едва успел подхватить обмякшее тело.

Благо, наша квартира была практически рядом. Я осторожно положил её на кровать и размотал шерстяной платок. Да она же вся горела!

– Что с ней, заболела? – обеспокоенно спросил Вильгельм.

– Я же говорю, нужно ехать в госпиталь.

– Я посмотрю, что можно сделать.

Знаю я его. Осторожный, не желающий конфликтовать с начальством Вильгельм будет тянуть с отправкой ещё не один день. Я схватил его за рукав и притянув ближе, прорычал:

– Ты сейчас же найдёшь мне машину, даже если для этого потребуется угнать её у самого генерала, ясно?