Текст книги "Моя чужая новая жизнь (СИ)"

Автор книги: Anestezya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 90 страниц)

Он лишь молча смотрел на меня, затем кивнул:

– Хорошо.

Мне показалось, или в его глазах промелькнуло что-то похожее на… сожаление? Но гадать, почему он так легко согласился, было некогда. Я заметил на ступеньках лестницы Эрин. Нет, Вильгельм явно что-то недоговаривает, слишком хорошо мне знаком этот злой, настороженный взгляд. Она часто так смотрела на всех нас, когда пряталась под личиной Карла.

– Рени.

Надеюсь, я не перестарался, прижимая её к себе, но мне это сейчас так нужно. Чувствовать её рядом, вдыхать родной запах, зарываясь в мягкие волосы, видеть в её глазах отражение того, что чувствую к ней сам.

– Прости, что не мог приехать раньше. Сейчас никому не дают увольнительных.

– Ничего. Главное, что приехал, – пробормотала она. – А то я уже думала сбежать отсюда.

Никогда не знаешь, серьёзно она говорит или нет, но с расспросами придётся повременить. Я же её знаю. Если не захочет рассказывать что-то, нипочём не признается.

***

На фронте наступило временное затишье. Командиры продумывали очередную стратегию, парни временно маялись от безделья, но я едва замечал эти перемены. Казалось, это сон или сбывшаяся мечта, быть рядом со своей любимой. Нет, конечно элементарных обязанностей с нас никто не снимал, но теперь всё было по-другому. Мы словно отгородились от всего мира, в своём собственном, где не было ни смерти ни войны. Я позволил себе представить, что мы обычная семья. Утром уходим на службу, считая часы до вечера, когда наконец-то останемся вдвоём. Что можно позволить себе долгие разговоры в ночной тишине, просыпаться по утрам и обмениваться неспешными поцелуями и ласками, рискуя опоздать на построение. Порой я испытываю угрызения совести за это безмятежное счастье, в то время как вокруг царит хаос и страдания. Понимаю, что одному Богу известно, сколько нам отмерено этого украденного у войны счастья, но все эти мысли меркнут, когда я просыпаюсь, чувствуя на щеке её сонное дыхание.

Помню как-то приятель в университете говорил, что женщин нужно читать как книги – каждый раз это новая история. Если так, то Эрин для меня как Библия для заблудшего фанатика, я словно не могу надышаться ею. Поначалу я волновался, ведь у меня нет ни малейшего опыта в близости, как впрочем и у неё.

– Рени, – касаюсь губами её приоткрытых губ. – Скажи мне, что ты чувствуешь? – её ладони расслабленно гладят мою спину, лёгкое дыхание щекочет шею, заставляя меня на мгновение зажмуриться от удовольствия. – Тебе не было больно?

Сердце замирает в ожидании ответа. Боюсь услышать, что что-то сделал не так.

– Всё хорошо, – выдыхает она, возвращая мне биение сердца. – Мне нравится… быть с тобой.

– Это правда?

Её признание приводит меня в восторг. Губы прослеживают контур подбородка, язык дразнит ямку между плечом и шеей.

– А что нравится больше?

Она расслабленно улыбается:

– Мне нравится, как ты ласков со мной, как целуешь меня…

– Так? – мои губы рисуют неторопливую линию на её щеке, прикусывают мочку уха. – Или так? – она прерывисто выдыхает, когда я нахожу губами бьющуюся жилку на шее.

– М-м-м, по-моему, ты прекрасно справляешься без подсказок, – она слегка проводит языком по своим губам, и я перехватываю этот вздох своими губами.

– Я хочу узнать тебя всю.

Помнится, как-то она сказала, что всё, что делают в постели любящие друга друга люди – нормально. Моя рука скользит по её вздрагивающему животу, пальцы проникают ниже. Она всё ещё возбуждающе влажная внизу, и я бесстыдно размазываю влагу вдоль её складочек, на пробу лаская чувствительную плоть. Действую скорее интуитивно, ну, и невольно вспоминаю пошлости Шнайдера, который любил иногда похвалиться перед парнями своим богатым опытом. Мне хочется, чтобы она кричала от страсти, забылась в моих руках. Тихие отрывистые стоны подсказывают, что я действую правильно, не прекращая ритмичных движений рукой, жадно целую её рот. Возбуждение накатывает горячей волной, но я, игнорируя напряжённо восставшую плоть, сдвигаюсь ниже. Язык скользит по впадинке между её ключицами, обводит напряжённый сосок. С её губ срывается полувскрик-полустон, пальцы с силой сминают простыню, изящное тело выгибается словно натянутая струна.

– Рени… – обнимаю её, содрогающуюся в только что пережитой истоме, прижимаю к себе, зарываясь лицом в пушистые волосы.

– Фридхельм, нужно отвезти этих солдат в госпиталь, – Вильгельм протянул мне папку с документами.

– Хорошо.

Я незаметно бросил взгляд на стол, за которым Эрин кропотливо писала что-то в тетрадь. Перехватив мой взгляд, Вильгельм слегка улыбнулся.

– Эрин, ты составила список нужных медикаментов?

– Конечно.

– Проследишь, чтобы всё выдали правильно.

Она недоверчиво вскинула на него глаза. Действительно странно, что Вильгельм больше не старается нас разлучить.

– Так точно, герр обер-лейтенант, – Вильгельм недавно получил повышение.

Ну, хотя бы одним сыном отец может гордиться. Я уже понял, что ни служба в армии, ни успешная учёба не принесёт мне его одобрения или любви. Он даже ни разу не написал мне за этот год.

Я вышел вслед за Вильгельмом на крыльцо.

– Я ведь ещё толком тебя не поздравил.

– Если хочешь, мы могли бы куда-нибудь сходить, – он достал портсигар, протягивая мне. – Файгль говорит, в городе наконец-то открылся довольно приличный ресторан.

Я вспомнил, как Рени всё время сокрушалась, что он никак не решится пригласить Чарли на свидание. Было бы здорово как раньше выбраться куда-нибудь, но разве обязательно это делать вдвоём?

– А ты не хочешь ещё кого-нибудь пригласить? – Вильгельм вроде как непонимающе приподнял брови. – Ту, которая тоже за тебя порадуется.

Он улыбнулся:

– Хорошо, узнай у Чарли, могут ли ей дать завтра выходной.

Едва мы приехали в госпиталь, Рени убежала разыскивать доктора. Заметив сидящих на лавочке медсестёр, я направился к ним.

– Фридхельм! – Чарли радостно улыбнулась, обнимая меня. – Что ты тут делаешь?

– Привёз солдат из нашей части на лечение.

– Ты один? – ясное дело она пытается узнать, не приехал ли Вильгельм.

Может, Рени права, и надо их немного подтолкнуть к заветному разговору? Хотя если Вильгельм ничего не сказал ей до отъезда на фронт, вряд ли так легко передумает. Мне ли не знать каким упрямым бывает мой братец, особенно когда уверен в своей правоте.

– Мы приехали с Эрин, она сейчас получает медикаменты, – Чарли немного сникла. – Вильгельм просил узнать, свободна ли ты завтра вечером? Мы хотели отпраздновать его повышение.

– О… я, – Чарли задумалась. – Наверное, да. Попрошу Хильдегард подменить меня на дежурстве. Пойдём, отдам тебе посылку от мамы. Кстати, надо найти Эрин, у меня есть кое-что и для неё.

– Как ты съездила? Видела Грету и Виктора? – мне показалось или Чарли как-то потерянно отвела глаза?

– Шарлот, тебя зовёт доктор Йен, – окликнула её какая-то медсестра.

– Я тоже пойду, – нужно же ещё перетаскать коробки с лекарствами в машину.

Так мы толком с Чарли и не поговорили. Она успела только торопливо попрощаться и спросить, во сколько мы заедем. Надеюсь, у неё не плохие новости о наших друзьях. Ничего, узнаю всё завтра.

– Как же здорово хоть на денёк вырваться из штаба, – Эрин не торопилась вернуться в машину. Здесь такой красивый парк, можно было бы и задержаться, но слишком суетно. Медсёстры, больные, солдаты. Есть у меня одна идея, где мы можем спокойно побыть вдвоём.

– Интересно, что в той коробке, которую тебе отдала Чарли?

– Всё тебе скажи, – усмехнулась Рени. – Сам увидишь завтра.

Зная, как болезненно она относится к своей внешности, могу предположить, что там всякие штучки вроде духов и помады.

– По-моему, ты свернул не туда, – Эрин чуть нахмурилась, что-то вспоминая. – Точно, мы должны были свернуть чуть дальше. Там ещё такое здоровенное дерево было.

– Кажется, кто-то не хотел слишком быстро возвращаться к надоевшим бумагам.

По пути в госпиталь я заметил в стороне от основной дороги небольшой пруд. Он чем-то напомнил мне тот, в котором мы с Вильгельмом частенько купались в детстве, когда приезжали к бабушке. Деревянные мостки, несколько плакучих ив и густые заросли камыша – всё это навевало умиротворение.

– Здесь правда красиво, – Рени присела, попробовав рукой воду. – Но купаться пожалуй ещё рано.

– Значит, просто поваляемся, – я опустился на траву. – Иди сюда.

– Э-эм, не думаю, что это хорошая идея. Кто знает, сколько в этой траве клещей?

– Никогда об этом не задумывался.

Вильгельм раньше шутил, мол где я встречу девушку, которая будет с таким же увлечением читать всё, что попадётся под руку, но Рени, пожалуй, переплюнула меня в этом.

– Тебя послушать, так всё опасно. Нельзя пить воду в ней микробы, мыши переносчики заразы. Теперь вот клещи, – я решил её немного подразнить. – Не надоело всего бояться?

– Вот знаешь, ни разу не смешно, если тебя цапнет такая тварь. Они переносят такую болячку, после которой мозги на всю жизнь останутся набекрень, – Эрин осторожно присела рядом.

– Откуда ты всё это знаешь?

Я бы понял, если бы она собиралась поступать в медицинский институт, но представить школьницу, запоем читающую серьёзные научные труды, как-то сложновато. В её глазах тенью мелькнуло смятение, словно я задел неприятную тему.

– Когда умерла мама и бабушка, я делала всё возможное, чтобы отец поменьше обращал на меня внимание, – медленно, нехотя всё же ответила она. – Вот и читала всё, что было в семейной библиотеке. В том числе медицинские книги, оставленные дядей.

– Прости, – первый раз вижу, чтобы человек так неохотно рассказывал о себе.

Невольно вспомнились те загадочные, непонятные стихи. В конце концов у всех есть свои личные тайны, и если Эрин хочет забыть о своём прошлом, это её право, но я должен узнать одну вещь.

– Он тебя… обижал?

Домашнее насилие зачастую встречается даже в тех семьях, которые с виду кажутся благополучными. Грета сбежала из дома едва ей стукнуло семнадцать, предпочитая жить в крошечной комнате над баром, чем с отцом, который периодически напивался и поднимал на неё руку.

– Нет, ничего такого, – Эрин правильно поняла мои опасения. – Всё дело в том, что маму он любил, а вот меня… нет. Сам знаешь, нет ничего хуже, когда тебя воспитывают лишь из чувства долга.

Я подвинулся поудобнее, укладываясь головой на её колени. Эрин притихла, ласково ероша волосы на моём затылке. Расслабившись от этой нехитрой ласки, я прикрыл глаза.

– Помнишь ту речку?

– Ещё бы не помнить. Не пойди я тогда у тебя на поводу, узнал бы намного раньше, что ты не Карл, – сейчас я уже могу с улыбкой вспоминать, как страдал, чувствуя непонятное влечение к мальчишке. – О чём ты думаешь? – я заметил её, словно погруженный в себя взгляд.

– Да так, – Рени неуверенно улыбнулась. – Нам же когда-нибудь положен отпуск?

– Вообще да, а что?

– Ну, домой я вряд ли вернусь, так почему бы не попутешествовать?

– А куда бы ты хотела поехать? Нам конечно вряд дадут одновременно отпуск, но мало ли?

– Что толку мечтать? Ты ведь захочешь съездить домой, – домой-то я конечно съездить хотел, но глупо было бы торчать там несколько недель, только ради матери.

– Ну, раз мы мечтаем, то дома я бы пробыл пару дней, а потом мы бы могли съездить на море.

– Море это хорошо, но у меня есть идея получше, – Эрин полезла в сумку, доставая какой-то журнал. – Смотри.

– Что это? Похоже на какую-то больницу.

– Ну да, это санаторий для туберкулёзников, – Эрин нетерпеливо перевернула страницы. – Зато посмотри, где он. В Альпах!

– Ты хочешь поехать туда?

– Почему нет? Тихая маленькая страна, соблюдающая нейтралитет. Вкуснейший сыр и шоколад, горный воздух. Короче, рай.

– Ты же сейчас не об отпуске говоришь да? – я так понимаю, сейчас снова услышу очередное предложение бросить всё и сбежать.

– Ну как сказать, – усмехнулась она. – Можно поехать для начала в отпуск… а потом просто не вернуться.

– Рени, я знаю, ты устала, но ведь всегда можно перевестись хотя бы в госпиталь.

– Да не хочу я в чёртов госпиталь! – от её хорошего настроения не осталось и следа. – Я просто не понимаю тебя. Ты же сам не хотел участвовать в этой войне и прекрасно видишь, к чему всё идёт.

– Да, не хотел, но дезертиром быть тоже не хочу, – податься в бега теперь, когда у нас всё хорошо и можно надеяться, что после войны мы сможем жить как обычные люди? – К тому же не всё так ужасно, как ты говоришь. Сейчас обстановка на фронте немного стабилизировалась. Сама слышала, мы взяли контроль над Чёрным морем, на очереди Кавказ.

– А если я права? Представь, что через пару лет будет не за что сражаться?

Если бы не был так в ней уверен, решил бы, что она знает секретные планы русских. Она говорит о нашем проигрыше так, словно это неотвратимо.

– Если такое случится, обещаю, что отвезу тебя в безопасное место.

Я готов пообещать ей что угодно, лишь бы она успокоилась и не поддавалась панике. Конечно я сдержу своё слово, если потребуется, но надеюсь, до такого не дойдёт.

* * *

– Рени, ты готова? – Вильгельм уже заходил, предупредив, что через пятнадцать минут мы выезжаем, а она до сих пор крутится перед зеркалом. – Ты и так красивая, зачем тебе вся эта косметика?

– Да что ты говоришь, – раздражённо отозвалась она. – Как тут не пользоваться косметикой, когда боженька одарил ресницами как у альбиноса?

– По-моему, ты преувеличиваешь, – она яростно швырнула на стол какой-то тюбик.

– Преувеличиваю?! Если я не буду краситься, люди даже не догадаются, что у меня есть эти гребаные ресницы.

– Всё же поторопись, – я решил не маячить, раз она не в духе. – Жду тебя во дворе.

– Долго она ещё? – недовольно спросил Вильгельм. – Нельзя заставлять Чарли ждать.

– Будто ты не знаешь, как девушкам важно выглядеть красивыми, – примирительно ответил я, вспоминая, что Грету мы обычно ждали не меньше часа.

Ну, ничего себе! Я конечно считал, что Рени красива и без всяких женских ухищрений, но надо отдать должное – сейчас она выглядела просто потрясающе. Только эта красота была теперь другой – опасной, соблазняющей. Изящное чёрное платье выгодно подчёркивало изгибы её фигуры, подведённые глаза и красная помада делали её старше.

– Что-то не так? – она чуть насмешливо улыбнулась.

– Я… гм… не ожидал, что моя девушка, оказывается, кинозвезда, – благодаря туфлям на каблуке мы временно почти сравнялись в росте.

– Мы едем? – Вильгельм нетерпеливо открыл водительскую дверь.

***

– Какое роскошное место, – Чарли с интересом оглядела просторный зал. Мы уже привыкли к аскетично обставленным русским избам, но этот ресторан был чем-то похож на один из наших. Мраморные колонны в холле, хрустальные люстры, бархатные портьеры и шёлковые скатерти.

– Скорее всего, это бывший банкетный зал для элиты их партии, – заметил Вильгельм.

Официант проводил нас за столик.

– Интересно, здесь только русская кухня? – Чарли раскрыла меню.

– Даже если так, ты не будешь разочарована, – улыбнулась Эрин.

– Мы с Вильгельмом как закалённые солдаты будем рады, если еда будет просто горячая.

– Вы готовы сделать заказ? – на этот раз к нам подошла молодая женщина, судя по акценту из местных.

Хотелось привычной еды. Вроде той, что готовила мама, так что Вильгельм попросил принести шницели с картошкой и салат.

– Их водка слишком крепкая, я заказал нам вина, – улыбнулся он. – А пока откроем шампанское.

– За тебя, – я отсалютовал бокалом. – Надеюсь, твоя карьера и дальше пойдёт в гору.

– Я так за тебя рада, – просияла Чарли. – За нашу скорую победу.

– Поздравляю, – сдержанно улыбнулась Эрин.

Я уже давно понял, что ей претят тосты за фюрера и нашу победу. Ну, откуда такая уверенность, что мы проиграем? И как она не боится, что это заметит кто-то ещё?

– Представляю, как обрадуется герр Рейнхард, он так гордится тобой, – Чарли заметила мою усмешку и торопливо добавила: – То есть он ждёт с победой вас обоих…

– Чарли, не надо, – я мягко перебил её. – Я уже взрослый мальчик и не стану плакать из-за неодобрения папочки, – она огорчённо смотрела на меня, не понимая, что мне уже давно плевать на его мнение. – Расскажи лучше, как ты съездила? Виделась с Гретой и Виктором?

– У Греты всё хорошо, – Чарли облегчённо улыбнулась. – Она у нас теперь звезда радио, да вы наверное не раз её слышали. А Виктор… Грета сказала, что помогла ему оформить документы, и он уехал в Америку. Я хотела увидеть фрау Рашель, но в их квартире живут уже другие люди.

– Что это значит? – нахмурился Вильгельм. – А куда делась его семья? Уехали с ним?

– Вряд ли, – потупилась Чарли. – Женщина, что со мной говорила, намекнула, что их забрали в лагерь.

Повисла напряжённая пауза. Напрямую осуждать действия фюрера никто бы не осмелился. Дикость какая-то, ладно здесь этих людей объявили врагами и угрозой нашему благополучию, но ведь родители Виктора уважаемые граждане, у его отца было лучшее ателье в Берлине.

– Чарли, что нового в вашей больничке? – нарушила молчание Эрин.

– О, всё хорошо, – она с благодарностью посмотрела на неё. – Правда Хильдегард опять грустит после неудачного романа.

– Ничего, она быстро утешится, – усмехнулась Эрин. – Уже стольким подняла «боевой дух», что удивляюсь, как мы до сих пор не выиграли войну.

– Не будь такой злюкой, – ласково упрекнула её Чарли. – Ей просто не везёт.

И тут я почувствовал, как моего бедра коснулась чья-то ладонь. Хотя чего тут гадать – это явно не Вильгельм. Чёрт, Рени, что ты делаешь? Её пальчики дразняще скользнули выше, погладив складку штанов, как раз у набухающего члена.

– Фридхельм, что с тобой? – видя, что я поперхнулся вином, брат обеспокоенно постучал по спине.

– Всё… хорошо.

Нет, ну вот как ей удаётся сидеть с таким невозмутимым выражением лица? А если Чарли или Вильгельм заметят, где сейчас её рука? В её глазах сейчас, как выражалась моя бабушка, плясали чертята. Я бы даже сказал, здоровенные такие черти с вилами.

– Ешь, пока не остыло, – лукаво улыбнулась она, потягивая шампанское.

Легко сказать «ешь», а что мне теперь делать с этим восстанием в штанах? Я всегда был нежен с ней, да и думаю, что не мог бы заниматься любовью по-другому, но тут вот прямо захотелось утащить её в укромный уголок и настойчиво потребовать продолжения.

– Так что там её красавец-гауптман, упорхнул и адреса не оставил? – весело спросила Эрин.

– Ой, там же такая история. Он уехал, не закончив лечение, – Чарли отложила вилку. – И всё из-за пленного русского. Представляете, тяжело раненый солдат умудрился сбежать.

– Правда? Интересно как?

– Один из караульных отлучился буквально на пару минут, так русский перерезал его товарищу горло и переоделся в его форму. Где он только умудрился раздобыть скальпель? Девушку санитарку, которая за ним ухаживала, постоянно таскали на допросы, а потом кажется расстреляли. Во всяком случае я её больше не вижу.

– Это ужасно, – Вильгельм налил всем ещё вина. – А этот Ягер ещё привлекал к допросам и тебя.

– Эрин! – воскликнула Чарли. – Слава богу он на тебя не напал.

– Да ладно вам, хорош разводить панику, – отмахнулась она. – Как видите, со мной всё в порядке.

– Фройляйн Шарлотта, какая приятная неожиданность!

Я обернулся. Какой-то солдат приветливо улыбался Чарли.

– Добрый вечер, Макс, как ваша рука?

– Благодаря вашей заботе я в полном здравии.

Я заметил, как недовольно смотрит Вильгельм на этого парня. Хотя не вижу проблемы. Просто благодарный пациент, ведь Чарли ко всем относится с искренней теплотой.

– Я немного волновался, ведь вы не ответили на моё письмо.

– Я уезжала ненадолго домой, – чуть смутившись, ответила Чарли.

– Простите, вы здесь с друзьями, – наткнувшись на неприязненный взгляд Вильгельма, бедняга предпочёл ретироваться. – Не буду мешать.

– Похоже, кое-кто не прочь ещё раз оказаться на больничной койке? – поддразнивающе спросила Рени.

Чарли покраснела и с преувеличенным интересом сосредоточила внимание на шницеле.

– Да ладно тебе смущаться, ты же девушка свободная, почему бы не закрутить роман с этим красавчиком? – вот нравится ей провоцировать Вильгельма, который при этих словах напряжённо подобрался, а мне опять придётся быть буфером между ними.

– Давайте сменим тему, – резковато сказал брат.

– Простите, – девушка-официантка, неловко споткнувшись, едва не выронила поднос и теперь испуганно смотрела на Эрин. – Я не хотела… простите…

– Успокойся, ничего страшного, – Рени коснулась рукава платья. – Это всего лишь пара капель воды.

Девушка торопливо отошла. Эрин тоже поднялась, улыбнувшись мне:

– Сейчас вернусь.

– Помнишь Рудольфа Бехтера из седьмого дома? Угадай, кто он теперь?

– Хм-м, не знаю, – Вильгельм задумался, вспоминая. – В школе он был тщедушным противным ябедой.

– А теперь весь из себя важный крейслейтер.

– Ну надо же, – усмехнулся брат. – Хотя знаешь, я не удивлён, что он умудрился удачно пристроиться.

По их взглядам я видел, что поговорить они хотят не о Рудольфе, и решил ненадолго оставить их вдвоём. Да и Рени что-то долго нет.

– Пойду подышу воздухом.

Искать, где здесь дамская комната, я не стал, решил подождать Эрин в холле.

– Решил оставить нашу парочку наедине? – я обернулся, услышав стук каблучков.

– Вдруг Вильгельм всё-таки решится поговорить с ней о чём-то ещё, кроме детских воспоминаний?

– Скорее Чарли решится признаться первой, – улыбнулась Рени.

– Иди сюда, – я потянул её в сторону. – Я весь вечер хочу тебя поцеловать.

– А знаешь, что я мечтаю сделать, когда мы вернёмся? – никогда раньше не знал, что голосом оказывается тоже можно соблазнять. – Снять эти туфли, – от этого мурлыкающего тона в голове сразу замелькали неприличные картинки. – Оказывается, я успела отвыкнуть от каблуков…

Да сколько же можно безнаказанно меня дразнить? Хочется схватить покрепче, смять губами сладкий рот. Вместо этого медленно притягиваю её ближе, зарываясь пальцами в шелковистую копну волос на затылке, запрокидываю голову назад, открывая моим губам тонкую шейку. Чувствую, как бьется её пульс, губами почти касаюсь её губ:

– И это всё? Хочешь снять лишь туфли?

– Остальное ты должен снять сам.

Рени чуть сдвинулась, и я заметил мелькнувшее в вырезе декольте чёрное кружево. Я почувствовал себя мальчишкой, которому предстоит распаковать рождественский подарок. Представив, как соблазнительно смотрится на её коже красивое бельё, снова ощутил, как горячая волна наливается приятной тяжестью в паху.

– Ты издеваешься, да?

Я постарался взять себя в руки, чтобы не начать прелюдию прямо здесь. Она же как назло податливо прижалась ближе, жарко прошептав:

– Где ты припарковал машину?

– Но… как мы…

– Включи фантазию.

Чёрт, нас же могут увидеть. Да и как объяснить Вильгельму, куда мы запропастились?

– Пойдём , – я сжал её ладонь.

Но до выхода мы не дошли – из зала послышались выстрелы. Стреляли бездумно, словно кто-то решился разрядить всю обойму.

– Вильгельм! – я рванулся обратно.

В зале царил хаос. Женщины оглушительно визжали, офицеры суетливо бежали к выходу. Я увидел, как мимо провели девушку-официантку, которая облила Эрин водой.

– Что случилось? – слава богу, Чарли и Вильгельм не пострадали.

– Она… она вышла в зал и начала стрелять куда придётся… пока не кончились патроны, – Чарли дрожащей рукой указала на неподвижно лежащий труп.

У мужчины была прострелена голова. Ещё двое, похоже, были ранены.

– Ну, всё, всё, успокойся, – Вильгельм нежно обнял её, поглаживая напряжённо вздрагивающие плечи.

– Я должна их перевязать, – Чарли торопливо отёрла слёзы и повернулась ко мне. – Принеси из машины аптечку.

***

Возвращались все подавленные. В машине царило напряжённое молчание.

– Я не понимаю, почему она сделала это, – пробормотала Чарли. – Ведь мы же даём им работу. Насколько я знаю, в госпитале этих девушек никто не притесняет.

– А вы бы смирились, если бы кто-то пришёл на вашу землю и начал наводить там свои порядки? – резко спросила Эрин.

Я промолчал. Сам же когда-то говорил парням, что русские быстро научатся от нас жестокости.

– И тем не менее им придётся смириться, – жёстко отрезал Вильгельм. – Если бы не их партизаны, которые исподтишка устраивают диверсии и поддерживают в остальных напрасную веру в победу, мы бы уже загнали в угол этих коммунистов.

– У этой женщины скорее всего война отняла семью, терять ей нечего, – уже спокойнее сказала Рени.

– Тебе её жаль, да? – обернулся Вильгельм. – А почему ты не жалеешь тех, кто погиб сегодня? У них тоже были семьи. Это означает, что я сейчас могу приехать в село и расстрелять пару десятков русских, чтобы за них отомстить?

– Ну всё, хватит, – я успокаивающе сжал руку Эрин, зная, что она сейчас может сгоряча наговорить такого, о чём потом пожалеет.

Так хорошо начавшийся вечер был безнадёжно испорчен.

– Вот чем ты думаешь, когда начинаешь спорить с Вильгельмом? – я задержался на крыльце, доставая сигареты.

– Но ты ведь понимаешь, что я права, – она пристально посмотрела мне в глаза. – Как вы можете всерьёз считать, что русские обязаны покорно сдаться?

– Это война, – я в сердцах отбросил пустой коробок спичек. – И как бы я к ней ни относился, я всё равно буду предан своей стране.

Эрин молча смотрела на меня, и почему-то от её взгляда становилось не по себе.

– Что-то слишком часто ты проявляешь лояльность к русским, – я знал, что сейчас возможно говорю лишнее, но слишком переволновался, а тут ещё она снова забывает об осторожности и говорит всё, что думает. – На чьей ты стороне, Эрин?

– Ты сам видел, как меня принимают на той стороне, – с горькой насмешкой ответила она. – Но я не могу равнодушно смотреть на то, что мы делаем с ними. Ты видно уже забыл, как легко тот ублюдок стрелял в затылок десятилетней девочке или как солдаты Штейнбреннера развлекались в Ершово…

– Не забыл! – я последовал за ней в дом.

Деревянные балки и беленые стены лишний раз напомнили, что мы затеряны чёрт знает где, и как бы ни старались отгородиться от неприглядной действительности, война продолжается. На какой-то миг наше счастье показалось мне временным, украденным.

– Но в первую очередь я думаю о тебе. Однажды я не смогу помочь, если ты снова влипнешь куда-то по неосторожности, – я вспомнил, как она застрелила того полицая.

– Ты предлагаешь мне сделать как Вильгельм и остальные? Не думать ни о чём, закрыть глаза, заткнуть уши? – Рени медленно подошла ближе, заглядывая в глаза. – Ты и сам готов так делать?

– Ты прекрасно знаешь, что нет, – не обязательно же становиться кровожадным чудовищем, но тяжело сочувствовать таким, как эта девица, что застрелила сегодня двоих человек. – Но раз уж ты осталась, постарайся так явно не выражать своё мнение по поводу войны.

– Хорошо, – она смотрела на меня нечитаемым взглядом.

Я чувствовал, что не смогу сейчас уснуть, да и всякое романтическое настроение тоже пропало напрочь. Вильгельм недавно отдал мне бутылку неплохого коньяка, осталось только вспомнить, куда я её дел.

– Ложись спать, я немного ещё посижу во дворе.

Я просидел на крыльце чуть ли не до рассвета. Злился я больше на себя, ведь ещё полгода назад я так же как и Рени верил, что путём насилия ничего решать нельзя. Теперь же я просто хочу, чтобы всё это быстрее закончилось и мы могли вернуться к прежней жизни. Возможно, это было опрометчивое решение – оставить Рени на фронте. Какой бы сильной она ни была, рано или поздно любой сломается, ежедневно сталкиваясь с жесткостью и понимая, что по-другому нельзя. Я уже понимаю, что отправил бы на расстрел любого русского, если бы это угрожало её жизни.

Всё-таки я был слишком резок с ней. Можно сказать, почти обвинил в том, что она из-за своего происхождения втайне поддерживает русских, хотя прекрасно знаю, что дело не в этом. Опыта, как мириться с девушкой, у меня не было, поэтому я могу лишь надеяться, что она меня простит. Рени конечно давно уже спала. Поколебавшись, я опустился рядом, чувствуя, как скрипят пружины старой кровати. Не удержавшись, провёл ладонью по её плечу, спине, медленно убирая рассыпавшиеся волосы, обнажая её шею.

– Рени, – виновато выдыхаю в затылок и осторожно целую её за ушком. – Прости… я не хотел… вот так…

Хочется шептать ей на ухо какие-то глупости, чтобы простила, откликнулась, обернулась, но на ум ничего не идёт. Её запах пьянит, мысли в голове расплываются. Хочется прикасаться к ней бесконечно, целовать её всю. Снова чувствую себя эгоистом, но мне так нужно забыть обо всём, хотя бы ненадолго. Невесомо провожу кончиками пальцев по её щеке. Она такая красивая. Мягкие губы по-детски приоткрыты, словно дразнят, зовут поцеловать. Поправляя сползшее одеяло, ловлю себя на мысли, что хочется окончательно стянуть его. Покрыть поцелуями каждый дюйм её кожи. Рука тянется сама, всё-таки убирая это чёртово одеяло. Рени чуть вздрагивает, когда я осторожно притягиваю её к себе, и прижимается ближе. Упругая грудь дразняще касается моей кожи. Не могу удержаться, накрываю мягкий холмик ладонью, к другому тянутся губы. Жадно впитываю сладость гладкой кожи и чуть вздрагиваю, когда её ладони ложатся мне на плечи, невесомо гладят мою разгорячённую кожу. Услышав её тихий прерывистый вдох, поднимаю лицо. Уже не спит, сонно моргает ресницами.

– Ты меня разбудил, чтобы извиниться? – сонно улыбается Рени.

Вот хитрюга, получается, она не спит уже довольно давно. Тонкие пальчики скользят на затылок, ероша волосы, прижимают лицо к обнажённой коже ближе, жарче… Негромкий стон распаляет сильнее. Ей нравится всё, что я делаю с ней. Каждое касание воспламеняет всё больше. Опускаю руку ниже, осторожно прикасаясь к женскому естеству, не могу удержаться и чуть прикусываю нежную кожу шеи, скольжу языком ниже, вдыхая запах её рассыпавшихся по подушке волос. Она подаётся навстречу моим рукам, моим губам. Сжимаю ладонями её округлые бедра и погружаюсь в вожделенную тесноту её лона, ловлю губами её прерывистый вдох, обводя языком её губы. Её бёдра приподнимаются навстречу моим движениям, и я забываю обо всём. Хочется раствориться в касаниях нежных ладоней. Руки опускаются вниз, гладят упругие ягодицы, с каждым движением прижимают к горящему телу ближе, теснее. Участившееся дыхание и тихие стоны Рени ласкают слух, горячими волнами расходятся по телу, бьют в низ живота. Наши движения сливаются в одно – ритмично, плавно. Меня накрывает волна эйфории, едва успеваю в последний момент отстраниться, помня о том, что детьми нам обзаводиться ещё рано. Переворачиваюсь на спину, прижимая к себе расслабленную Рени и пытаюсь успокоить сердцебиение.

– Я знаю, что должен уговорить тебя уехать, но не могу. Ты так нужна мне.

Её пальчики рассеянно чертят невидимые линии на моей груди, перемещаются на живот, и уже засыпая, я слышу:

– Давай больше не ссориться. Кто знает, сколько нам осталось.