Текст книги "Моя чужая новая жизнь (СИ)"

Автор книги: Anestezya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 53 (всего у книги 90 страниц)

– Не знаю, – Лиза вздохнула. – Я бы хотела остаться с тобой, – ткнулась лбом в плечо и тихо прошептала: – Ты ведь знаешь мою маму, значит, сможешь помочь найти, когда её отпустят с войны. А то что получается? Она вернётся, а дома никого нет…

Уже позже, когда она заснула, Фридхельм неожиданно заявил:

– Я думаю, не стоит оставлять её здесь.

– Не знаю, эта деревня самая близкая к Алексеевке. Не хотелось бы далеко увозить её.

– Надо что-то придумать, чтобы забрать её в Германию.

– И как ты себе это представляешь? – растерялась я.

– Документы можно подделать. Выдадим её за сироту из семьи фольксдойче.

– Ну, допустим, прокатит, а как быть с тем, что мы с тобой живём на фронте?

– Это тоже можно было бы решить, – он вдруг горько, зло усмехнулся. – Но ты же так трясёшься над тем, чтобы не забеременеть.

Блядь, начинается! Кому в здравом уме придёт мысль рожать в самый разгар войны?

– Ты конечно молодец, всё продумал, кроме одного…

Зря я что ли бегала смотреть военники погибших? Дёмина там точно не было. Конечно это не гарантия того, что отец девочки ещё жив, но всё же.

– Отец Лизы возможно ещё жив, и будет её искать. Девочка итак потеряла почти всех, жестоко было бы лишать её последнего шанса расти с кем-то из семьи.

– Да откуда ты знаешь, жив он или нет! – Фридхельм покосился в сторону спальни и уже тише продолжал. – Ты как всегда всё делаешь по-своему.

Ну, а как ещё я должна делать? Я не привыкла заглядывать в рот мужику и кивать словно овца на всё, что тот скажет, и меняться не собираюсь. И так вон приходится постоянно переступать через себя, а в компромиссы я не верю. Это всегда заканчивается тем, что у одного партнёра всё в шоколаде, а другой мучается, подгоняя себя под чьи-то решения. Или вы принимаете друг друга такими как есть, или разбегаетесь на хрен.

Резко распахнув дверь, я прищурилась. На крыльце маячила чья-то фигура. Присмотревшись, я узнала племянницу хозяйки.

– Чего надо? – без особой вежливости спросила я, глядя на растерянную мордаху девицы.

Эта Надька уже давно меня подбешивала. Во-первых, мне не нравилось, как она посматривает на Фридхельма. Уж что-что, а женский интерес я всегда безошибочно могу подметить. Во-вторых, я как-то случайно подслушала её разговор с подружкой в палисаднике, что лишь укрепило мои подозрения.

– Покажи помаду. Что прям настоящая?

– Дура ты, Надька, конечно! И помада, и чулки шёлковые как у этих городских. Приходи сегодня ко мне, может, и тебе кто-нибудь понравится.

– Боязно мне как-то идти. Да и тётка за мной следит, не пускает никуда по вечерам.

– Говорю же, дура ты, у вас вон какой славный солдатик остановился.

– Так он же с этой фифой.

– Ну и что, кто она ему? Жена?

– Да вроде нет… И вообще она странная. Хоть и строит из себя фрау, я думаю, она русская как и мы.

– Да ладно, она же в форме ихней ходит.

– Ну и что? Я как-то услышала, как она ругается, когда споткнулась. Загнула, как наш дядька Мишка, когда напьётся. Фрицы таких слов-то и не знают.

Да ладно, благодаря мне теперь знают. Но каковы красотки! Сидят, сплетничают про меня, да ещё строят планы на моего мужика. Ну да, конечно. Тут же чулки, помада… Каков соблазн, а?

Ну, а самое главное – её внешность. Эта девка была практически моей копией. Разумеется не этой блондинистой молью, а меня настоящей. Нет, конечно я-то однозначно красивее, но типаж тот же. Тёмные кудри, брови и ресницы, которые не нуждаются в тонне косметики, карие глаза и фигура вполне себе ладная. Мысли конечно дурацкие, но я ревниво следила, как на неё реагирует Фридхельм. Ну, а кто бы на моём месте этого на делал? Пусть он любит меня не за внешность, но интересно же, запал бы или нет, будь я другой масти? Скорее всего нет. Какого-то особенного интереса в его глазах я так и не увидела.

– Тётка просила передать, пусть Лиза завтра остаётся у нас, – кисло улыбнулась девица. – Вы же её всё равно нам оставите, так пусть привыкает.

– А нельзя было сказать всё это утром? – не выдержала я. – И вообще завязывала бы ты с этим. Думаешь, я ничего не замечаю? Трешься как кошка у чулана с мясом, бегаешь к нам под надуманными предлогами. Тебе здесь ничего не светит, поняла?

– А чего тогда ты так всполошилась, если уверена, что не светит? – нагло усмехнулась эта дрянь.

– А ну пошла отсюда, – рявкнула я. – И чтоб я тебя здесь не видела. Я сама поговорю с Раисой насчёт Лизы.

– Эрин? – удивлённо спросил Фридхельм, подозрительно оглядывая нас.

Эта паршивка тут же изобразила обиженную няшу. Губки трогательно дрожат, даже слезу пустила.

– Лиза завтра придёт, – он мягко улыбнулся ей.

– Зачем ты ей нагрубила? – дождавшись, пока Надя уйдёт, спросил он.

– Терпеть не могу, когда подслушивают под окнами, – раздражённо ответила я.

– Она тебе не нравится, но эта семья помогает нам с Лизой, – напомнил он. – И вообще, я не узнаю тебя Эрин. Ты ведь была всегда так добра с ними.

Говорить ему о том, что девчонка собралась его охмурить я не стала. А смысл? Он-то не в курсе её планов, а выставлять себя ревнивой дурой сейчас не самое подходящее время. И так вон толком не помирились.

– Это нервы, – вздохнула я. – Слишком многое в последнее время случилось, и я действительно не знаю, как нам быть с Лизой.

– Я понимаю, девочка верит, что её родители живы, и ждёт встречи с ними, но подумай, ведь мы можем дать ей куда больше, чем эта женщина.

– Ты прав, – я не стала спорить. – Нам же не нужно решать что-то прямо сейчас.

Может иногда и стоит пойти на компромисс?

* * *

В то утро я решила, что обидки Фридхельма затянулись и надо что-то в этом плане менять. А то взял привычку ложиться в другой комнате. У Раисы была и спальня, но видимо все дети на печи не помещались, поэтому в гостиной – она же кухня-столовая – тоже стояла довольно внушительная койка. Лиза, дитя деревенской цивилизации, всегда просыпалась раньше меня и, судя по всему, уже убежала играть. Ничего, сейчас соберусь, и пойдём завтракать. Блядь, а это что за выходки? Я столбом застыла на пороге, не веря глазам. Надька склонилась над спящим Фридхельмом и, судя по всему, чуть ли не в трусы к нему уже лезет.

– Я тебе не мешаю, нет? – прошипела я.

– Я вам молока принесла, – тоже шёпотом ответила девица, нагло щуря бесстыжие глазюки.

– Пошла вон, живо, – я готова была вышвырнуть её своими руками.

Фридхельм сонно пробормотал:

– Рени? Кто приходил?

– Никто, – уверенно ответила я и присела рядом. – Пора вставать.

Глядя на это заспанное родное чудо, как ни в чём ни бывало потянулась обнять. Кто-то же должен быть умнее, тем более накосячила я. Хочется целовать его, пока из глаз не пропадёт этот стылый лёд непонятного ожидания, что я видела в последние дни. Ладонями касаюсь его груди, поглаживая тёплую от сна кожу, осторожно спускаюсь ниже. Он выдохнул, притянул меня ближе и приник к моим губам в настойчивом поцелуе. Отлично, лёд тронулся. Я приникла к нему всем телом, заглушая тревоги. Мой, только мой!

– Может, сегодня никто не заметит, что мы немного опоздаем? – мурлыкнула я, чувствуя, как его губы скользнули по шее.

– Мы и так поздно встали, – пробормотал он, нехотя отбрасывая одеяло.

Ну смотри, милый, тебе же теперь мучиться, вон с каким стояком поднялся. Ладно, пусть одевается, я пока схожу за Лизой. В маленьком флигеле было весело – детвора столпилась возле стола, на котором Раиса раскатывала тесто.

– Вот пирожки затеяли делать, вечером вам занесу, – хитро усмехнулась Надька.

– Лиза, идём завтракать, – позвала я.

– Да уж не таскали бы вы ребёнка, не дело ей среди солдат крутиться, – вздохнула Раиса. – Я им вон молочка парного налила, да с хлебом.

– Вы не обязаны её кормить, – я прекрасно понимаю, что в такое время зачем ей лишний рот. Раиса подошла ближе и, покосившись на малых, тихо сказала:

– Я ж понимаю, что вам оставить её придётся. Может, пускай потихоньку привыкает?

Не знаю, тётка она вроде добрая, но я ещё ничего не решила, да и сучка-племяшка её мне не нравится. Опять прошмыгнула к двери. Вот куда её понесло? Я достала из сумочки несколько купюр и молча сунула Раисе. Она сначала замялась, но всё-таки взяла и распричиталась:

– Да я ж не из-за денег хочу её оставить. Вдруг всё-таки батька её вернётся с фронта, Алексеевка ведь считай рядом.

Я думала и об этом, так что возможно придётся действительно оставить ей Лизку.

– Ты получше смотри за племянницей, а то вон уже думает, перед кем из немцев раздвинуть ноги, – процедила я.

Тётка была видимо в курсе, в очередной раз разохалась:

– Я её и ругала, и отлупила, да разве ж убедишь её, когда эти сучки подружки хвастаются помадами да шоколадками? Так она девка неплохая и помогает мне. Мой-то как ушёл ещё в сорок первом, так и не появлялся дома. А у меня сами видите пятеро по лавкам…

Может, я бы и спустила на тормозах наглый подкат этой девицы, но снова увидев усмешку в её глазах, почувствовала неконтролируемую ярость. Всегда считала себя скажем так умеренно-ревнивой. То есть паранойей вроде слежки и вычитывания тайком сообщений я не страдала, но и смотреть спокойно на явный беспредел… Нет уж, увольте. Фридхельму я доверяла, а вот ей – нет. Эти якобы невинные взгляды, разговорчики, предлоги, под которыми она норовила просочиться к нам – всё это я видела насквозь. Больше всего бесило то, что она использовала Лизу. Сколько уже раз я слышала «бесхитростное»: «Ой, давайте мне её вещи, я постираю» или «Лизонька недавно такую интересную сказку рассказывала нашим. Вы, пожалуйста, расскажите ещё раз, я тоже запомню».

– Погоди, – я перехватила её за рукав и потянула за угол. – Кажется, я предупреждала тебя, чтобы ты держалась подальше.

– А я что? Я молоко принесла, – нет, я сотру с её мерзких губёшек эту самоуверенную ухмылочку.

– Не терпится лечь в постель к немцу? Так обращайся, я могу это устроить, – меня несло по кочкам. – Ещё раз увижу тебя рядом с ним, окажешься в казарме. Будешь всех подряд ублажать. Кивни, если поняла.

Видимо я была достаточно убедительна. Её губы задрожали, в глазах мелькнул неподдельный страх. Она торопливо кивнула и метнулась к спасительным дверям. Н-да, мысленно вздохнула я. Переступив пару раз через барьер морали, более мелкие подлости даются гораздо легче. Выполнять свою угрозу я бы конечно не стала, но всё же… Это аналогично тому, что я бы в своём времени угрожала сопернице облить её кислотой. В кого я превращаюсь?

– Эрин, вы идёте? – позвал Фридхельм.

Я натянула на губы лучезарную улыбку и подошла к нему.

– Лиза уже позавтракала.

– Ты всё-таки хочешь оставить её здесь? – спросил он.

– Время ещё есть, что-нибудь решим, – наконец-то я вижу в его глазах привычную теплоту.

Раз уж Лизон сегодня ночует у Раисы, пора брать дело по восстановлению личной жизни в свои руки. Уйду из штаба пораньше, схожу в баньку, приведу себя в порядок, и никуда он не денется. Не родился ещё тот мужик, которого я бы не смогла соблазнить.

Глава 42 Как бы мы не сходили с ума – мы с тобой одна вселенная....

– Что вы решили насчёт девочки? – спросил Вильгельм. – Мы же не будем вечно торчать здесь, ребёнку не место на фронте.

А вот объясни это своему братику, которому не терпится стать папашей.

– Возможно мы оставим её здесь, – уклончиво ответила я.

– Я слышал, вы привязались к ней, – встрял Файгль и улыбнулся. – Что ж, каждой женщине присущ материнский инстинкт.

Ага, только не мне. Я по-прежнему сомневалась, стоит ли брать на себя такую ответственность как ребёнок, да ещё и чужой.

– Вы могли бы забрать её в Германию, – продолжал он. – Сколько ей лет? Пять?

– Шесть, – машинально поправила я.

– Вполне можно использовать для легкой работы, – я мысленно охренела – он что предлагает мне увезти её в качестве рабыни? – Дайте знать, если что-то решите, я помогу оформить документы.

Чёрт, если Фридхельм прознает про эту «горящую акцию», опять начнёт уговаривать меня валить в отставку методом ухода в декрет. В принципе сама мысль не такая уж плохая, явно лучше той, что он придумал с поддельными документами. Разумеется использовать ребёнка в качестве бесправной служанки я бы не стала. И кстати, после войны Лиза как угнанная будет потом ещё до старости получать приличное пособие.

Но это конечно вряд ли, декрет по-прежнему вызывал во мне волну протеста. Вообще сейчас главное – помириться с Фридхельмом. Смывшись под любимым предлогом мигрени, я шустро направилась в баню. Опять нужно что-то решать со шмотками, я же не могу постоянно ходить в форме. Сарафаном деревенским что ли разжиться? В конце концов я напялила комбинашку, которая при желании могла бы сойти за мини-платье. В моё время такие когда-то были на пике моды. Так, теперь будем укладывать волосы. И наконец, самое сложное – накраситься.

– Лиза? – заметив в зеркале чужое отражение, я едва не ткнула себе в глаз карандашом. – Что ты здесь делаешь? Опять поссорилась с Петькой?

– Не, забежала взять куклу, – девочка подошла ближе и восхищённо воззрилась на меня. – Ты такая красивая.

– Правда? – надеюсь что так, мне сегодня это пригодится.

– Я тоже хочу быть такой, когда вырасту, – вздохнула Лиза.

Надо отдать должное, малышка никогда не рылась в моей косметике и такое терпение должно быть вознаграждено.

– Иди сюда, – поманила я.

Конечно делать профессиональный макияж ребёнку я не буду, но что в этом возрасте нужно для счастья?

– Щекотно, – хихикнула она, когда я провела пуховкой по её щёчкам. – А помаду можно?

– Можно, только осторожно, – я символически мазнула по её губам и для верности растушевала пальцем. – Ну, а теперь давай сделаем тебе причёску.

У девочки были шикарные русые кудри, которые идеально подходили для объёмной косы. Ну вот, настоящая красавица, правда в застиранном ситцевом платье «привет из сороковых». Ничего, что-нибудь и с этим придумаем.

– Мы как сёстры, да? – хихикнула Лиза.

– А то, – я позволила себе подурачиться, строя манерные рожицы перед зеркалом.

Блин, ну какая из меня мать, только и могу что научить ребёнка краситься и эффектно вертеться перед зеркалом. В эти времена ей потребуются совсем другие умения, чтобы выживать.

– Мама всегда говорила мне, что внешность это не важно, – вдруг сникла Лиза.

Ну нет, я никогда не соглашусь с этим. Сейчас война, и людям ни до чего, но ведь потом долгие годы будет тоже самое. Вот эта вот совковая серость «будь как все». Бр-р-р, жуть какая…

– Мама конечно права, нужно в первую очередь учиться и не бояться никакого труда, но быть красивой тоже важно. В жизни нас ждёт достаточно испытаний, и поверь, даже удары судьбы легче переносить, когда ты хорошо выглядишь.

Ну, а что? Моим главным аргументом, даже в самые безденежные времена, когда я на последние деньги покупала красивое бельё, было: а вдруг меня собьёт автобус, и все увидят заношенные труселя?

Лиза потянулась меня обнять, и я услышала робкий шепот:

– А можно мне ещё и духи? От тебя всегда так хорошо пахнет.

Конечно можно, маленькая кокетка. Я без возражений намазала её ландышевой рапсодией.

– Лиза? – ласково окликнул её Фридхельм. – Там кое-кто спрашивает, ты вернёшься?

– Точно, меня же Петька ждёт, – спохватилась девочка. – Пусть только попробует сказать, что я некрасивая.

Лиза убежала, но Фридхельм по-прежнему стоял, привалившись к дверному косяку, и смотрел на меня нечитаемым взглядом.

– Может, куда-нибудь пройдёмся? – невинно предложила я.

– Давай.

– Тогда немного помоги мне, – я упорхнула в спальню и достала чулки. – У меня лак ещё не высох, так что придётся тебе.

Я немного приврала, лак высох давно, но как говорится, на войне все средства хороши. Фридхельм наклонился, раскатывая тонкую ткань по моей лодыжке. Я давно приметила, что на чулки у него фетиш, и бессовестно сейчас этим пользовалась. К тому времени, когда он нацепил меня второй чулок, взгляд уже знакомо поплыл.

– Ты кое-что забыл.

Да-да, осталось самое сладкое – закрепить подвязки. Он прерывисто выдохнул и провёл ладонями по моим бёдрам, приподнимая шёлковую ткань. Ну и выдержка. Я же вижу, пальцы чуть ли не дрожат. Начав расстёгивать пуговицы его рубашки, я потянулась, касаясь губами чувствительного местечка за ухом.

– Может, никуда не пойдём?

– Рени, – вздохнул он, мягко отстраняя меня. – Секс проблем не решает.

– Да какие проблемы? Мы же вроде всё решили! Больше никакой самодеятельности, так? Или я чего-то ещё не знаю?

– Зачем ты угрожала этой девушке? – отлично, эта сучка уже успела на меня нажаловаться. – Я сначала не поверил, но вижу, ты прекрасно понимаешь, о чём идёт речь.

– Разумеется я бы так с ней не поступила, – процедила я. – Но она же не понимает по-хорошему. Втемяшила в голову тебя соблазнить, а я что должна спокойно за этим наблюдать?

– Так это ревность? Этим ты будешь оправдывать свою жестокость? – уголки его губ дёрнулись в злой усмешке. – Тогда я должен был давно избить Конрада.

– У нас ничего не было, кроме невинных разговоров, а эта девка чуть ли не лапала тебя, пока ты спал! – не осталась в долгу я.

– Ну да, ты же у нас всё делаешь правильно, даже то, что решаешь за меня! Неужели ты думаешь, я сам бы не разобрался с этой девицей? Или не доверяешь, считая, что я таскался бы с ней по кустам, а потом приходил как ни в чём ни бывало к тебе?

– Конечно нет. Мы что будем ссориться из-за этой дуры? Согласна, я перегнула.

– Дело не только в ней, – Фридхельм снова смотрел на меня как в прошлый раз – горько, отчуждённо. – Я всё чаще задумываюсь, кто я для тебя?

– Что значит кто? Любимый человек.

– Да? А вот я уже не уверен. Ты творишь не пойми что за моей спиной, прикрываешься надуманными предлогами, чтобы не расписываться, и детей ты тоже не хочешь.

Ты посмотри на него, не уверен он. А ради кого я торчу здесь, рискуя поехать кукушечкой?

– Бедненький, как ты только со мной вообще живёшь!

– Этот же вопрос я могу задать и тебе, – тихо сказал он. – Если ты мне не доверяешь, если даже не уверена, что хочешь прожить вместе всю жизнь.

– А ты значит, делал вид, что всё хорошо, а теперь устраиваешь истерики на ровном месте? – это было конечно не так, но я не желала сейчас быть справедливой.

– Мне и было с тобой хорошо, но это тянется уже давно. Мне иногда кажется, что для тебя это всё не всерьёз.

– Любовь – не теорема! Её не надо доказывать. Либо ты её чувствуешь, либо нет. И если сейчас во мне сомневаешься, дальше будет только хуже.

– Я смотрю, ты уже всё за нас решила, – Фридхельм порылся в ранце, доставая сигареты и не глядя на меня, вышел из комнаты.

Это что он меня сейчас бросил? Да и пожалуйста! Я со злостью сдёрнула с вешалки первую попавшуюся блузку. Торопливо натянула юбку и влезла в туфли. Оставаться и ждать, до чего мы ещё договоримся, я не собиралась, так что, хлопнув дверью, гордо учесала куда глаза глядят, а глаза глядели не так уж далеко. Заглянув в столовку, я убедилась, что продукты на ужин уже притащили, и быстренько прошуровала коробки. Быть того не может, чтобы эти ребята не припасли себе бухлишка. Та-а-ак, что это у нас? Шнапс? Дрянь конечно, но сойдёт. Теперь надо найти тихое местечко, где меня никто не побеспокоит.

Тихое место я нашла под старым мостом. Сюда точно никто не додумается припереться. Как раз и настроение подходящее. «Ты неси меня, река…» Нет, это же надо было быть такой дурой? Размечталась, понимаешь ли, что у меня в кои-то веки идиллия на личном фронте. А, нет, показалось. Ревность, скандалы, истерики… Всё как я люблю. Нет, ни хрена, не в том я уже возрасте, чтобы топтаться по очередному кругу. Я ведь и до аварии хотела нормальных, здоровых отношений. И ведь всё было хорошо. Ага, вот мне урок. Не связываться больше с ботанами. С брутальными самцами по крайней мере сразу всё понятно – бабник он, или ревнивый как Отелло, или просто безмозглый кретин. А этот же казался нормальным. Нет, ну каков тихушник! Если бы не эта прошмандовка, я бы может и не узнала, что у него в башке творится. В любви моей он видите ли сомневается. Вот я нехорошая, замуж не спешу! Мальчик, окстись мы встречаемся-то всего полгода. В моё время это вообще не срок, чтобы бежать в Загс. Детей я видите ли не хочу! А ты подумал, каково мне будет торчать с мелким и трястись от страха, вернёшься ли ты с фронта? И вообще сравнил хер с палочкой. Конрад руки никогда не распускал, а если бы я ушла в штаб пораньше, неизвестно чем бы у них дело кончилось, пока бы он проснулся и въехал что к чему.

Я сделала очередной глоток уже не такого противного шнапса. Ух ты, я что почти приговорила бутылку? Ничего, иногда можно, а то в последнее время жизнь так и бьёт разводным ключом, и не только по голове, но и в другие места тоже. Как там пел Рома Зверь: «Надо сразу уходить, чтоб никто не привыкал…» Осталось только «уйти красиво». А уходить я не хочу-у-у… Я же действительно люблю этого малолетнего идиота. Хотя какой он идиот? С его точки зрения всё правильно. С хера ли тянуть со свадьбой, раз уж мы уже живём вместе? И бабы в это время считают нормой рожать мужикам наследников на постоянной основе. Как ни крути он чувствует, что со мной что-то не то. Как же я теперь ему расскажу, что мой обман был куда более серьёзнее, чем он думает? А никак. Буду и дальше молчать. На двух стульях не усидишь. Рисковать всем из-за людей, которые априори уже всё равно погибли, я больше не буду. Наверное…

А может, ну его всё? Дождусь увольнительной и сяду на первый попавшийся поезд, а там видно будет. Бабла у меня скопилось за эти месяцы прилично, а куда его особо тратить? Искать меня конечно будут, но если я избавлюсь от документов, попробую что-нибудь наврать и получу новые в той же Польше или Австрии… А может рвану на нейтралку. Швейцария по-прежнему манила безопасным будущим. Если Фридхельм надумал меня бросить, я однозначно здесь не останусь и умолять его передумать тоже не буду. А если не решил, то как нам быть-то? Я вообще-то чужие мысли читать не умею. Почему он нормально не поговорил со мной? Нет, блин, вывалил всё в одну кучу, да ещё и пытается воспитывать отлучением от секса. Бесит, когда так делают! Даже не поуговаривал толком, я бы может и согласилась на «замуж». А то: «Да, дорогая, как скажешь», – а потом вот такое! Да нет, не виноват он, это всё я. Как говорится разочаровываю быстро, качественно, с гарантией. У мальчика первая любовь, и он естественно ждёт, что всё будет в лучших традициях жанра: свадьба, дети, жить «долго и счастливо».

Ну, как объяснить ему, что мне не семнадцать и я всю сознательную жизнь привыкла всё решать сама? Что я эгоистичная стервозина и всегда в первую очередь думаю о своём комфорте? Что в конце концов идёт война, и у меня в отличие от него нет ни малейших сомнений, что Германии капут? Может, нам действительно не вариант быть вместе… Слишком многое нас разделяет: разные эпохи, менталитет, мои тайны, которые я вряд ли ему открою. Да, я люблю его, но я никогда не разделяла этого пафоса: «Не могу без него жить». Все без всех могут.

Ничего себе как темно. Мне казалось, не так уж долго я сижу здесь. Надо бы уже наверное завязывать со шнапсом. Но прежде чем являться домой, нужно определиться, что я ему скажу, а для этого я ещё не остыла. Решения, принятые в гневе, обычно никогда не бывают верными.

– Ну, ты даёшь, Майер, парни все на ушах стоят, Винтер носится по деревне как угорелый, а ты значит, спокойненько тут бухаешь.

Блядь, ну конечно, кого бы ещё сюда принесло как не моего «лучшего врага»? Шнайдер, увидев почти пустую бутылку, присвистнул.

– М-м-м, как всё запущено.

– Свалил бы ты. И так тошно, – пробормотала я, но куда там, этот гад плюхнулся рядом и усмехнулся, доставая фляжку.

– Да ладно тебе, смотри, что у меня есть.

– Я тебе что – алкашка? – окрысилась я. – Сказано же, хочу побыть одна.

– Ну, тогда мне придётся сообщить обер-лейтенанту о твоём местонахождении, – ухмыльнулся этот козёл.

Меня сейчас это мало волновало, а должно бы. Если Вилли поднимет шухер, что я испарилась, доказывай потом, что не дезертир.

– Делай, что хочешь, – отмахнулась я, поднимаясь с травы.

– Да погоди ты, – Шнайдер потянул меня за руку, и от неожиданности я плюхнулась обратно.

– Если ты думаешь, я настолько пьяна, что не смогу тебе врезать, ты ошибся, – на всякий случай предупредила я, хотя он сразу же отпустил мою ладонь.

– Да успокойся, не собираюсь я тебя трогать, – скривился он. – И вообще что это с тобой? Вылакала сама бутылку, сбежала от своего любимого хлюпика.

– Тебе-то какое дело?

Да что не так с этими спичками? Какие-то противопожарные, хрен зажжёшь.

– Дай сюда, – не выдержал Шнайдер и, отобрав коробок, чиркнул спичкой. – Конечно, это не моё дело, но уже все поняли, что между вами кошка пробежала.

– Как пробежала, так и убежит, – хмыкнула я, глубокие затяжки, заполняющие таким вредным никотином лёгкие, привычно успокаивали. – Все парочки периодически ссорятся, так что всё нормально.

– Ну, не знаю, – Шнайдер глотнул из фляжки. – Если ты и дальше будешь так себя вести, хорошим это не кончится.

– В смысле? – я похолодела, представив, что он пошёл по стопам Хольмана и что-то нарыл на меня.

– Ты же подвесила его яйца вместо серёжек, а баба не должна быть круче мужика. Вот что ты творишь? То гонки устраиваешь, то пытаешься сама разобраться со всякими ублюдками. Небось, так и не сказала ему, что Хольман тебя достаёт. Допрыгалась?

– Я и про тебя ему не говорила. Считаешь, надо?

– А хоть бы и сказала, – ухмыльнулся Шнайдер. – Мы бы по-мужски разобрались. Будешь? – он протянул мне фляжку, в которой оказался вполне неплохой коньяк.

– Так что мой совет – веди себя как нормальная баба, если не хочешь, чтоб он сбежал, а то я слышал, у тебя появилась соперница.

– Чего? – я едва не поперхнулась коньяком.

Неужели Фридхельм всё-таки повёлся на эту дрянь?

– Брюнеточка, что живёт рядом с вами, – охотно пояснил Шнайдер. – Прибежала сегодня к казарме, лопотала что-то нашему рыцарю, даже слезу пустила. Так он устроил допрос, не приставали ли мы к бедной девушке.

Ну, кто бы сомневался, что она выставила всё ещё хуже чем есть. И откуда только берутся такие интриганки в советских сёлах? Но увы сейчас главная проблема не в ней, а во мне.

– Спасибо за совет, которого я не просила.

Дружеских посиделок не выйдет. Как ни тяни, а домой возвращаться надо. Только сначала бы не помешало немного протрезветь. Я легко, как мне показалось, поднялась с травы и побрела к речке и с удовольствием плеснула в лицо холодной водой. Ну вот, уже лучше.

– Эй, ты что там топиться собралась? – окликнул Шнайдер.

– Ага, щас, размечтался.

Надеясь, что меня не штормит аки моряка, впервые ступившего на сушу после долгих месяцев плавания, я продефилировала мимо него. Шнайдер тут же увязался следом.

– Обиделась? Я между прочим дело говорю, никакому мужику не понравится, если его баба творит, что хочет.

– Ах ты шовинист, – возмутилась я.

– Кто? – скривился Шнайдер.

– Шовинисты – тупые альфа-самцы, которые считают, если у них между ног болтается член, это делает их лучше женщин. А я за равноправие и кому не нравится – это их проблемы.

– И в чём заключается твоё равноправие? – скептически спросил Шнайдер.

– Может, это тебя удивит, но женщины существуют не только, чтобы рожать вам детей и херачить на кухне. Мы ещё можем и работать, и учиться, и вообще практически всё можем.

– Угум, работать, – согласно закивал он.– Да кто же спорит? Работайте на здоровье. Есть больницы, ателье, школы. Но хочешь сказать, здесь ты с нами на равных? Не смеши. Честно, не понимаю, почему ты хотя бы не переведёшься в госпиталь.

Правильно, не поймёшь. Для этого надо вот так по-дурацки как я влюбиться в кого-то. – Действительно из-за Винтера?

– Ну, не из-за тебя же, – съязвила я.

– Не зарекайся, – ухмыльнулся он.

– Зараза…

Проклятые колдобины! Ну всё, так и есть, каблуку хана. Хоть ноги не переломала и то хлеб. Шнайдер лишь покачал головой, мол, ну ты подруга и нажралась.

– Только попробуй как-то прокомментировать, – раздражённо прошипела я.

Он то понятное дело ни при чём, но я сегодня несчастная и злая. Увязался, так пусть терпит.

– А чего тут комментировать? – усмехнулся он. – Ты и трезвая вечно куда-то натыкаешься, а сейчас вообще еле на ногах стоишь.

То что я сейчас стою, обнимая дерево, ещё ни о чём не говорит. Я может набираюсь, так сказать, моральных сил, чтобы ещё полкилометра топать практически босиком. Не на ручки же к нему проситься.

– Хотела я тебя поблагодарить за то, что врезал тогда Хольману, а теперь не буду.

Я уже и не уверена, что он вмешался из благородных порывов.

– И не надо, – усмехнулся он. – Что мне делать с твоим спасибо?

А чего интересно ты ожидал? Оплату натурой?

– И всё-таки я не понимаю, – не зря говорят, что алкоголь развязывает языки. – Ты же меня терпеть не можешь. Чего тогда кинулся как берсерк на этого придурка?

– Ты преувеличиваешь, – он подвинулся чуть ближе и чуть ли не мурлыкнул. – Не так уж сильно я тебя и ненавижу.

– Да что ты говоришь, – недоверчиво хмыкнула я.

По ходу я пьяна в хлам, ибо в обычно насмешливом взгляде этой озабоченной скотины мне померещилось более серьёзное выражение. Представить, что мы сможем нормально по-дружески общаться, было как-то сложновато, но не зря же говорят в народе, что худой мир лучше доброй ссоры.

– Любой на моём месте поступил бы так же, – ты, друг мой, видимо забыл, как сам творил почти то же самое. – А кроме того я не позволю всяким кретинам лапать тебя.

Я промолчала о широте его морали – мало ли, вдруг совесть у человека проснулась – и почти расслабилась, чего, как выяснилось, делать не стоило. Почувствовав его ладонь на затылке, я едва успела протестующе шикнуть, как этот маньяк уже жадно прижался к моим губам. А я вместо того, чтобы двинуть коленкой куда следует, растерянно зависла. Чёрт его знает, как так получилось. Может, потому что в этот раз он действовал без явной агрессии, может, мне по старой памяти хотелось ощутить рядом именно такого наглого, уверенного в себе альфача. Его губы уверенно изучали мой рот, вынуждая поддаться этому напору, а когда я осознала, что поцелуй из одностороннего превратился в обоюдный, рванулась изо всех сил.

– Ну, чего ты всполошилась, всё же хорошо, – пробормотал Шнайдер, вжимая меня в несчастное дерево.

– Тормози говорю.

Если он думает, что я настолько пьяная, что ничего не соображаю, то очень ошибается. Главное, чтобы ему стоп-кран не сорвало как в прошлый раз.

– Пусти же меня, ну!

Шнайдер немного отстранился, глядя на меня, словно вахтовик на стриптизёршу, и тяжело дыша.

– Малышка, ну, что не так? Ты же хотела…

– Да что я хотела?! Ты как всегда набросился без предупреждения. Может, я и не среагировала сразу, так вот говорю сейчас. Отвали! И нечего пользоваться ситуацией, тебе всё равно ничего не обломится!