Текст книги "Моя чужая новая жизнь (СИ)"

Автор книги: Anestezya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 86 (всего у книги 90 страниц)

Глава 67 Покою нет места, зорко ли сердце? Зорка ли память, герой ли я в пьесе?

Вильгельм

Прошло два года с того памятного вечера, когда мы простились с друзьями в Берлине, а войне не видно конца. Сначала это было только ощущение, но теперь я это ясно понимаю. Это миф, что вермахт непобедим. Сейчас даже смешно вспоминать, какими мы были тогда наивными, давая обещание встретиться на Рождество. Я по-прежнему не знаю ничего о Викторе и уже больше года не видел Грету. Пару раз приезжал в госпиталь, но с Чарли удавалось увидеться только мельком. Ещё бы, у них столько раненых.

Лишь Фридхельм по-прежнему со мной. Отец мог им гордиться – он наконец-то повзрослел, и наши стычки по поводу его бунтарства давно в прошлом. Но не могу сказать, что меня это радует. В нём что-то словно надломилось. Я бы многое отдал, чтобы увидеть его прежнюю улыбку. После поражения у Сталинграда в его глазах что-то изменилось. Если раньше я видел его боль, нежелание принять жестокости войны, осуждение, то сейчас всё чаще вижу отстранённо-равнодушное выражение. Словно он сдался, хотя до конца ещё далеко.

Впрочем, я тоже чувствую себя так, словно лично потерпел поражение. Мы потеряли почти всех. Погибли Каспер, Вальтер, Катарина. Кох скорее всего тоже не вернётся на фронт. Конечно, на их место пришли новые солдаты, но я не мог отделаться от мысли, что эти мальчишки тоже обречены на гибель, а я снова не смогу их защитить. Всё чаще в голову приходят крамольные мысли, что нас отправляют на бессмысленную смерть. Ведь тогда в январе было уже ясно, что фельдмаршал попал в окружение. Как можно было стянуть все доступные войска на заведомо провальное сражение? Перед глазами до сих пор стоят жуткие картины. Замёрзшие трупы, лежащие у дороги… Поначалу мы ещё пытались их хоронить, но потом, когда сами едва передвигались, ослабленные голодом и морозом, мы просто плелись мимо, отводя глаза. Я понимаю, что от нас ждут победы любой ценой, но не могу больше отмахиваться от мыслей, что русские имеют право защищать свою землю. Мы нарушали все договоры и конвенции, и пусть я никому в этом никогда не признаюсь, в глубине души всё во мне кипит от возмущения. Файгль сколько угодно может убеждать меня, что это другая война, но чем мы лучше этих дикарей, если позволяем себе бомбить мирные города и расстреливать пленных, сжигать и расстреливать гражданских? Это не значит, что я предательски сбегу с поля боя или сдамся, нет, но кажется, я близок к тому, чтобы разочароваться в тех великих целях, которые нам внушали. Для меня сейчас главное – с наименьшими потерями провести своих людей, но и это вряд ли удастся. Приближается решающая битва, которая решит исход войны, и я уже не знаю, как мне убедить моих парней в том, что мы победим. Пользуясь небольшим затишьем, я всё-таки решил снова навестить Чарли.

– Что с тобой? – встревоженно спросила она, увидев меня в холле. – Ты заболел?

– Нет, – улыбнулся я. – Хотел узнать, как ты.

– У нас были тяжёлые времена, – вздохнула она. – Но думаю, ты и так это знаешь.

– Ты давно была в отпуске?

Вид у неё порядком уставший, что неудивительно с такой нагрузкой. Меня снова кольнула совесть. Она терпит эти лишения из-за меня, а я по-прежнему не решился заговорить о своих чувствах.

– Сейчас не самое удачное время. У нас нехватка медсестёр. Как там Фридхельм?

– Здоров, не ранен, – отчитался я. – В наше время это уже большая удача.

– Эрин ещё не вернулась?

Я покачал головой. Чарли взяла меня под руку, задумчиво сказав:

– Я давно хотела поговорить с тобой. Вильгельм, ты же их командир, сделай что-нибудь. У неё было столько ранений, ещё и эта болезнь. Похлопочи, чтобы её перевели в тыл или хотя бы к нам в госпиталь.

– Ты думаешь, я не пробовал?

Я почувствовал раздражение. Впрочем, как и всегда, когда речь заходила о «сестрёнке», отличающейся редким упрямством.

– Это не так-то просто.

– Она так любит Фридхельма, – мягко улыбнулась Чарли. – Что готова пойти на любое безрассудство.

– Ну, положим, я знаю ещё одну безрассудную фройляйн, – осторожно заметил я. – Ты ведь могла служить в госпитале и в Берлине.

– Я… – смутилась Чарли. – В Берлине и так достаточно медсестёр.

Моё сердце забилось быстрее. Может быть, Эрин и права, когда говорит, что жизнь и смерть идут рука об руку и не стоит откладывать на потом важные разговоры.

– Чарли…

Мимо прошли двое солдат, и она отвлеклась, ответив на приветствие. Я почувствовал лёгкий укол ревности. Впрочем, наверняка зря. Здесь столько тяжелораненых, что вряд ли кому-то придёт в голову кадрить хорошенькую медсестру. Чарли тихонько указала на парня с перебинтованной головой.

– Видишь его? Он служит в СС.

– А что тебя удивляет? Они тоже получают ранения.

– Представляешь, он рассказывал мне, что участвовал в зачистке городов от евреев, – в глазах Чарли блеснуло отвращение. – Так спокойно говорил, что они расстреливали гражданское население. Я спросила, были ли там женщины, а он мне: «Ну разумеется, и дети тоже». Мол, это не люди, а крысы, которых надо уничтожать. Ты знал, что такое происходит?

– Да, слышал, – у меня не хватило мужества ответить ей, что я не только слышал, но и видел, а порой даже приходилось оказывать им содействие.

– Самое ужасное, что я выхаживала его, пыталась приободрить, не подозревая что…

У меня упало сердце. Нежная, чувствительная Чарли, разумеется, пришла в ужас от его откровений. Только что бы она сказала, если бы узнала, что я недалеко ушёл от этого солдата? В памяти всплыло, как Штейнбреннер приказал сжечь женщину из огнемёта, как солдаты сгоняли к сараю стариков и детей, а потом закидали его бутылками с горючим. Да, я лично не выполнял этих приказов, но я стоял как косвенный участник «казни». Я представил, как нежность в её глазах постепенно сменяется ужасом и презрением. Возможно, когда закончится война, я расскажу ей, но скорее всего нет. Если даже я переживу войну, и мы каким-то чудом победим, я никому не смогу рассказать правды. Ни матери, ни жене. А мои дети? Будут ли они гордиться таким отцом?

* * *

Мы заслужили эту небольшую передышку. В маленьком городке под Орлом сейчас были размещены большинство уцелевших войск. Генерал ждал новостей из Берлина, и слухи ходили самые разные. Пока что наши удерживали свои позиции у Ленинграда, на Чёрном море и на Украине. Штауффернберг утверждает, что мы всё ещё можем взять реванш. Хотелось бы мне обладать его уверенностью. Впрочем, пока что здесь тоже хватает проблем – подпольщики недавно пытались взорвать железнодорожные пути, повредили наши склады с продовольствием, и уже несколько недель их радист внаглую отправляет новости на русский фронт у нас под носом. Шварц продолжает настаивать, что ему кто-то помогает из наших. Я считаю это чушь. Не могу даже допустить мысли, что в штабе завёлся предатель.

– Герр обер-лейтенант, – подошёл ко мне адъютант генерала. – Вас требует к себе герр Штауффернберг.

Наверняка это связано с тем секретным конвертом, и мы наконец-то узнаем план дальнейших действий. В кабинете уже собрались остальные, вот только генерал был непривычно мрачен.

– Ночью кто-то проник в мой кабинет, – Штауффернберг окинул нас ледяным взглядом. – И вскрыл сейф.

– Но для чего? – не представляю, кто мог совершить подобную диверсию.

– Видимо, чтобы узнать секретный план, – он со злостью бросил на стол вскрытый конверт.

– Если этот диверсант успел передать данные русским, они тут же перегруппируют войска, – мрачно сказал Шварц.

– К счастью, наш фюрер человек осторожный, – генерал позволил себе легкую улыбку. – И предполагал нечто подобное. Мы получим указания о предстоящем сражении непосредственно перед его началом.

– То есть это была пустышка? – недоверчиво переспросил Файгль.

– Конечно.

– Отрадно слышать, что наши планы не пострадают, – пробормотал я.

– Что вы несёте, обер-лейтенант? – рявкнул Штауффернберг. – Кто-то проник в штаб и выкрал эти данные у нас под носом! Часовые бы не пропустили никого постороннего, значит, среди нас есть предатель.

– Такого просто не может быть, – твёрдо сказал Фридхельм. – Здесь все хотят лишь одного – победы великой Германии.

– Ну да, – задумчиво протянул Шварц. – Почти все.

– Разрешите обратиться, герр майор, – в дверях возник солдат. – По вашему приказу мы продолжаем допрашивать схваченного полицая.

– Он заговорил? – лениво уточнил Шварц.

– Да. И вы должны сами это услышать.

– Доброе утро, – в кабинет вошёл Вайс и окинул нас внимательным взглядом. – Что-то случилось?

– Генерал подозревает, что среди нас есть предатель, – коротко пояснил Файгль. – Ночью кто-то проник в его кабинет и вскрыл сейф с секретными документами.

– Они пропали? – невозмутимо уточнил гауптман.

– Нет и это довольно странно.

– Не вижу ничего странного.

Я нахмурился, услышав голос Ирмы. Ни к чему журналистке, которая вхожа к министру пропаганды, знать о наших промахах.

– Странно, ведь если кто-то хотел их выкрасть, почему они на месте? – Вайс неторопливо подкурил сигарету.

– Потому что у заговорщиков не было цели их красть, – Ирма положила на стол свой фотоаппарат. – Они их сфотографировали.

– Что ж, вполне может быть, – проворчал генерал. – Только это никак не облегчит нам задачу поймать предателя.

– Ну почему же? – проворковала она. – Я могу вам помочь в этом. У меня есть кое-какие подозрения.

– Одних подозрений мало.

Я заметил, как побледнел Фридхельм, и почувствовал, как внутри разливается холодом страх. Нет, я не верю, что Эрин настолько лжива, чтобы столько времени притворяться, а потом нас предать.

– Я вам не говорила, что у меня вчера пропал фотоаппарат? – невозмутимо продолжала Ирма. – Я точно помню, что положила его на стол в общем кабинете, а вечером не смогла найти.

– Но похоже, вы его всё же нашли, – заметил Файгль.

– Нашла брошенным в кустах во дворе штаба. И в нём не было плёнки.

– Хм-м, это действительно странно, – помрачнел генерал.

– Осталось только найти подозреваемого и проверить, есть ли на фотоаппарате его отпечатки, – сказала Ирма.

– Ну и кого мы должны подозревать? – рявкнул Штауффернберг. – Я не хочу даже думать, что кто-то из присутствующих здесь может оказаться предателем.

– Однако это так и есть, – продолжала девушка. – Никого постороннего бы в штаб просто не пропустили.

– Кажется, я знаю, кто мог взять ваш фотоаппарат, Ирма, – Шварц резко прошёл к своему столу.

– Кто же? – спросил Вайс.

– Генерал, мне неприятно сообщать вам подобное, но я настоятельно прошу вас отдать приказ задержать фрау Винтер.

– Вы с ума сошли? – вскинулся Фридхельм. – При чём здесь моя жена?

– При всём уважении к вам, майор, я тоже не понимаю, – нахмурился Штауффернберг. – На каких основаниях я должен задерживать её?

– Скорее всего, загадочный диверсант – она. Мальчишка только что раскололся, что радист, которого мы все ищем, гораздо ближе чем вы думаете.

– Хватит говорить загадками, давайте по существу, – генерал налил в стакан воды из графина и жадно сделал несколько глотков.

– Радистка – это домработница, которой так благоволит фрау Винтер. Уж её-то, думаю, вы позволите арестовать?

Штауффернберг кивнул.

– А что насчёт фрау Винтер? – коварно уточнил Шварц.

– Герр генерал, это абсурд, – горячо заговорил Фридхельм. – Моя жена не может быть замешана ни в каких заговорах. За что её арестовывать? За то, что девушка, которую мы взяли на работу, оказалась подпольщицей? А вы уверены в своей домработнице?

– Дело не только в этом, – вмешался Шварц. – Фрау Винтер постоянно отпускала её в деревню. Спрашивается, для чего?

– Это было поощрением за хорошую службу, – спокойно ответил Фридхельм. – К тому же не было запрещено.

– Позвольте хотя бы допросить её, – не сдавался Шварц. – Узнать, что она делала вчера вечером в штабе.

– Я сам побеседую с ней, – сдался генерал.

– И кстати, последний раз я видела фотоаппарат у неё в руках, – вмешалась Ирма.

– Эрин не стала бы брать твой фотоаппарат! – резко ответил Фридхельм. – И она после обеда ушла домой.

– Она куда-нибудь выходила потом? – спросил генерал.

– Нет, – покачал головой Фридхельм.

Я не отводил взгляда от его лица. Чёрт, я знаю своего брата. Он лжёт. Или чего-то недоговаривает. Что за чертовщина сейчас происходит?

– Вы не можете этого знать, – усмехнулся Шварц. – Вечером мы все были на приёме у штурмбаннфюрера.

– Вы уверены, что Эрин вечером была в штабе? – пора вмешаться и мне.

– Часовой видел, как в здание входила какая-то женщина, – подтвердил майор.

– А может, это была ты? – прищурился Фридхельм, глядя на Ирму. – Ты ведь утверждаешь, что потеряла фотоаппарат. Вспомни, ты приходила сюда?

– Нет, – медленно покачала она головой. – Я вернулась домой и подумала, что забыла его здесь, но не стала возвращаться, решила забрать утром.

Генерал долго молчал, напряжённо обдумывая услышанное.

– Позвольте мне разобраться в этой ситуации, – осторожно вмешался я. – Нужно тщательно всё проверить прежде, чем предъявлять такие обвинения.

– Конечно, разберемся, – кивнул он. – А до выяснения обстоятельств я вынужден отдать приказ задержать фрау Винтер.

– Что?! – рванулся Фридхельм.

Я быстро перехватил его за плечо. Не хватало ещё, чтобы его отправили в штрафбат за нарушение Устава.

– Но так нельзя.

– Успокойтесь, лейтенант, – сурово отрезал Штауффернберг. – Я буду очень рад, если выяснится, что ваша жена не виновна в этом позорном предательстве.

– Позвольте мне самому привезти её.

– Нет, – покачал головой генерал. – В таких случаях лучше оставлять личное, так сказать, за дверью.

Шварц вышел, чтобы отдать приказ, а я почувствовал, как дрожит от напряжения рука брата под моей ладонью. Нужно срочно привести его в чувства. Я решительно потянул его на крыльцо.

– Пусти меня, – сердито вывернулся он. – Неужели ты думаешь, что я позволю им притащить её сюда как какую-то преступницу?! Или тебе всё равно, что с ней будет?!

Пусть считает меня трусом, но сейчас главное не позволить ему наделать глупостей и испортить себе карьеру.

– Пусти, я сказал!

– Успокойся! – я резко встряхнул его. – Мы обязательно разберёмся, что происходит, но если ты будешь бросаться на генерала – угодишь в соседнюю камеру. Этого хочешь?

Его взгляд стад чуть осмысленнее.

– Предлагаешь спокойно наблюдать, как Шварц будет избивать её на допросах?

– Об этом пока не идёт и речи, – я постарался успокоить его.

Хотя внутри продолжал грызть червячок сомнения. Если Эрин действительно что-то натворила, вряд ли ей можно помочь. Генерал поступит по законам военного времени, тем более предательство должно караться без всякой жалости. Я же прекрасно знаю Эрин. Она действительно много раз пыталась спасти этих людей. Да, но предать… Если так, у неё обязательно должен был быть сообщник. Я попытался припомнить все странности, которые могли произойти за эти дни. Кроме ревности к Ирме и неприязни к Шварцу, я ничего подозрительного не заметил. Я должен побеседовать с солдатом, который якобы видел её вчера вечером в штабе.

– Вы вчера были на дежурстве?

– Так точно, герр обер-лейтенант.

– Вы уверены, что видели вечером здесь фрау Винтер? Может быть, вы перепутали её с фройляйн Бреннер?

– Это точно была не она. Фройляйн Бреннер намного выше, хотя я не могу утверждать, что это была фрау Винтер. Дело в том, что я не видел лица.

Уже кое-что. Хотя кто из посторонних бы мог сюда проникнуть?

– И вы не задержали её? Даже не потрудились выяснить, кто разгуливает по штабу? – разозлился я. Так ещё чего доброго они в следующий раз проморгают партизанов, которые заложат взрывчатку или подожгут здание.

– Я подумал, что это могла быть уборщица, – промямлил парень.

Что ж, тоже верно. Надо будет приберечь этот аргумент в защиту Эрин. Я вернулся в кабинет как раз вовремя. Похоже, там разгорались очередные дебаты.

– Генерал, я лично побеседовал с часовыми, – отчитался я. – Они действительно видели здесь женщину, но никто не утверждает, что это фрау Винтер. Это могла быть уборщица.

– Могла, – вздохнул тот. – Но к сожалению, я пока не могу выпустить Эрин. У нас имеются новые факты её возможной виновности.

– Какие? – я почувствовал, как у меня упало сердце.

Неужели она действительно столько времени притворялась, а на самом деле хладнокровно продумывала план, как погубить всех нас?

– Один из полицаев, охранявших заложников, выжил и сообщил нам весьма интересные факты, – ядовито процедил Шварц. – В них стрелял мужчина в нашей форме, судя по всему, немец, а с ним была женщина.

– Он запомнил, как она выглядела?

– Нет, но он уверен, что дамочка – блондинка. А ещё она говорит и по-русски, и по-немецки. Он сам слышал, как она приказала открыть ворота, чтобы офицер мог допросить заключённого.

– Вы с ума сошли! – вскипел Фридхельм. – Мало ли в городе блондинок, да к тому же многие русские говорят по-немецки. Вы бы лучше занялись поисками загадочного офицера, пока он не передал русским все наши планы.

– Не переживайте лейтенант, займёмся, – отпарировал майор. – Но я не думаю что этот офицер кто-то из нас. Ваша жена вполне могла найти сообщника на стороне, это кто-то из подпольщиков.

– У вас нет никаких доказательств! – Фридхельм бросился к нему, хватая за отвороты мундира.

– Довольно! – прорычал генерал. – Лейтенант Винтер, последний раз говорю вам, успокойтесь, или я буду вынужден принять меры!

– Вы разве не видите, что обвинения майора – полный абсурд? Эрин связалась с подпольщиками и передала им секретные данные? Большего бреда нельзя и придумать.

– Я пообещал, что буду разбираться, – проворчал Штауффернберг. – Но у меня тоже возникло несколько вопросов. В тот вечер, когда освободили заложников, ваша жена немного опоздала на приём, если я не ошибаюсь. Как вы это объясните?

– Она чересчур долго собиралась, – спокойно ответил Фридхельм. – Хотела выглядеть безупречно. Видите ли, ей не очень приятно, что Ирма Бреннер оказывает мне знаки внимания. Вряд ли женская ревность тянет на преступление.

– Достаточно, – прервал его генерал. – Возвращайтесь к своим обязанностям.

– Позвольте мне хотя бы увидеть её.

– Я подумаю.

Выйдя из каинита, Фридхельм угрожающе шагнул к Шварцу.

– Это дело поручили вам?

– Да, – самодовольно ухмыльнулся тот.

– Если я узнаю, что вы хотя бы пальцем её тронули… – прошипел брат.

– Остыньте, Винтер, – резко осадил его майор. – А то я решу, что в заговоре участвовала не только ваша жена. И уж поверьте, с вами я точно церемониться не буду.

– Эрин невиновна!

– А это мы скоро выясним.

– Достаточно, – вмешался я. – Фридхельм, иди в казарму, отбери парней для патрулирования железной дороги. А вы, майор, всё же помните, что пока виновность Эрин не доказана, вам запрещено применять свои обычные методы допроса.

* * *

– Лейтенант Винтер, вы можете пройти в камеру, – дружелюбно улыбнулся Шварц.

Фридхельм недоверчиво вскинул глаза.

– Ну же, помнится, вы утром так рвались увидеть свою жену. Передумали?

– Нет, – торопливо поднялся он.

Я настороженно проследил взглядом, как Шварц вышел за ним в коридор. Нутром почувствовав опасность, я вышел следом.

– Что происходит?

– Не вмешивайтесь, обер-лейтенант, – холодно ответил он. – Или вы настолько наивны, что думаете, я не прослежу, о чём они будут говорить?

Чёрт, как же мне предупредить брата? Если Эрин действительно вляпалась в какую-нибудь историю, их разговор может окончательно её погубить. А заодно и Фридхельма. Словно прочитав мои опасения, Шварц насмешливо усмехнулся.

– Вернитесь в кабинет.

Вот же мерзавец! Смотрит с таким превосходством, словно я уже стою перед военным судом. Я вышел на крыльцо и подкурил очередную сигарету. Все мысли сейчас о том, что происходит там, в камере. Если Эрин всё-таки предала нас, как она поведёт себя? Скорее всего признается во всем Фридхельму в надежде, что он её спасёт. А уж Шварц не преминет воспользоваться тем, что услышал. Я могу лишиться не только карьеры, но и брата. Сердце тоскливо заныло при мысли, что Эрин расстреляют. Даже не от страха за её жизнь – мы все рискуем здесь, – но вот то, что она столько времени лгала мне, ему – это уже больно. Я ведь окончательно поверил ей тогда, что она никогда не предаст, что любит Фридхельма. Могла она освободить этих заложников? Вполне. Я вспомнил, как она спрятала ту девочку в подвале, как она постоянно пыталась смягчить приговор для мальчишек, попавшихся с поличным. Но тут хотя бы понятно, что она действовала из милосердия. А вот чем объяснить кражу секретной информации? Так может поступить человек, который стоит на противоположной стороне, наш враг. Я вспомнил её сбивчивый рассказ, что она пыталась бежать в Швецию. А что если она солгала? Если она всё-таки собиралась остаться в Союзе и считает себя русской? Тогда в её душе должно быть царит настоящий ад – она предала их, когда согласилась служить Вермахту. И теперь предаёт нас, пытаясь помочь им. Как офицер Вермахта я должен не вмешиваться и предоставить её своей судьбе. Предательство должно быть наказано по законам военного времени. Но вот как человек… Её смерть сломает жизнь моего брата, разве я смогу сидеть сложа руки?

Я вернулся в кабинет – Шварц уже был там. Чёрт, и ведь не спросишь, что ему удалось там узнать. Перехватив мой взгляд, он вопросительно поднял брови, мол, ну попробуй меня спросить.

– А где гауптман Вайс? – отвернулся я.

– Кажется, он поехал на станцию, чтобы проследить за отправкой техники, – ответил Файгль. – Что-то случилось, майор?

Шварц с недовольной миной прошёл к буфету и налил себе коньяка.

– Вы что-то узнали?

– Пока ничего, – пробормотал он. – Или она крепкий орешек и искусно притворяется, или…

– Я тоже склонен считать, что Эрин невиновна, – сказал гауптман. – Вы просто не представляете через сколько мы вместе прошли.

– И тем не менее в этом штабе есть предатель, – мрачно ответил Шварц.

– О чём идёт речь, господа? – жизнерадостно спросила Ирма.

– Простите, но эта информация вас не касается, – я задумчиво окинул её взглядом.

Эрин говорила, что эта девушка без ума от Фридхельма. Могла ли она попытаться убрать свою соперницу? Что-то в этой истории с фотоаппаратом не сходится. Если Эрин взяла его, то почему она сразу не объявила о пропаже?

– Ирма, когда вы заметили пропажу своего фотоаппарата?

– Я была здесь до обеда, потом отправилась в кафе, зашла в кино, – медленно вспоминала она. – Уже дома я поняла, что его нет, но решила, что оставила его в штабе. Я понимаю, почему вы это спрашиваете, но согласитесь, если бы так было, я бы нашла свой фотоаппарат на столе, а не брошенным в кустах, правда?

– Вы правы, – Шварц учтиво ей улыбнулся. – С фотоаппарата сняли отпечатки и, если фрау Винтер его действительно брала, это подтвердится.

Фридхельм резко развернулся и вышел из кабинета. Как бы не натворил глупостей. Я пошёл следом за ним, но похоже Ирма меня опередила.

– Милый, я понимаю, каково тебе сейчас, – она сочувственно коснулась его руки.

– Понимаешь? Вряд ли, – мрачно усмехнулся он. – Мою жену арестовали, а я уверен, она невиновна.

– Не волнуйся, генерал обязательно разберётся, – мягко ответила девушка.

Даже я почувствовал фальшь в её словах. Утром она так уверенно обвиняла Эрин.

– Если нужна дружеская поддержка, ты можешь в любое время поговорить со мной, – она снова сжала его руку. – Приходи в любое время.

Я старался незаметно приглядывать за Фридхельмом. Он занимался рутинными делами, ровно отвечал Шварцу, но я знаю своего брата. Напряжённая складка между бровей и упрямый взгляд говорили о том, что он что-то задумал.

– Ты что, следишь за мной? – грубовато спросил он, когда я прошёл за ним на склад.

– Конечно нет, – улыбнулся я. – Просто подумал, что ты не хочешь быть сегодня вечером один, – я кивнул на бутылку вина в его руке. – И это не выход.

Фридхельм испытующе посмотрел на меня и вдруг спросил:

– Ответь честно, ты тоже считаешь, что Эрин замешана в этом предательстве?

Прямота вопроса и его взгляд, который он не отводил от моих глаз, застали врасплох. Я должен его успокоить, но также понимал, что не могу ему лгать.

– Даже если Эрин не связана с подпольем, подумай сам – она в тот вечер здорово опоздала. А мы оба знаем, как она относится к казням гражданских.

Фридхельм не ответил, лишь нервно затянулся.

– Ты же понимаешь, что я в любом случае буду её защищать?

Я кивнул.

– Я уверен, что Ирма лжёт. Эрин говорила, она предлагала ей деньги и угрожала раскрыть её происхождение, если она не уедет.

– Думаешь, Ирма настолько в тебя влюблена, что готова пойти на такое безрассудство? – я скептически улыбнулся.

– А это я и хочу проверить. Но мне нужна твоя помощь.

– Ты решил её подпоить? Или добиться признания под дулом пистолета?

– Я пойду к ней, а ты постараешься подслушать наш разговор, – тихо сказал Фридхельм, по-прежнему глядя мне в глаза. – И если она признается, что подставила Эрин, подтвердишь её слова генералу.

– Ты рехнулся, – нервно усмехнулся я. – Ну хорошо, даже если Ирма в чём-то таком и признается, генерал нам не поверит. Ведь мы заинтересованы в освобождении Эрин.

– Тогда попроси Файгля пойти с нами, – предложил он. – Уж в его-то словах никто сомневаться не будет?

– Фридхельм… а что будет, если ты ошибаешься?

Я не стал говорить о своих подозрениях, только поссоримся, но я не могу слепо доверять Эрин. Слишком много в её биографии тёмных пятен, и я хорошо знаю, какой изворотливой она может быть.

– Я знаю, почему ты так говоришь… – он устало потёр переносицу. – И нельзя сказать, что я никогда не задумывался о…

Порой мне кажется, что его любовь так слепа, что он продолжал бы любить её, даже окажись она тайным агентом Сталина.

– Рени была вместе со мной в плену у русских, и я видел, как её готовы были расстрелять вместе со мной. Она не может быть на их стороне, это исключено, понимаешь?! Разве способна предать та, которая готова за тебя умереть? Ты вспомни, она же тащила меня через лес, раненого.

Я вздохнул. Будем надеяться, что эта любовь перевешивает принципы, которые мы все давно уже отбросили.

– Хорошо, я поговорю с гауптманом.

Файгль на удивление быстро согласился, когда я обрисовал ему столь необычную просьбу.

– Если это поможет рассеять эти нелепые подозрения, рассчитывайте на меня.

– Вы действительно верите, что Эрин невиновна?

– Ну разумеется, – он удивлённо посмотрел на меня. – Конечно, её доброта некоторым кажется… излишней, но я считаю, что женщина даже на войне должна оставаться женщиной. Кроме того, если бы она была заодно с русскими, мы бы это давно поняли. Элементарная логика, Вильгельм.

Мы подошли к дому, где жила Ирма.

– Ты уверен, что её квартира на первом этаже? – спросил я. – А что будешь делать, если окно закрыто?

– Тогда ей придётся его открыть, – усмехнулся Фридхельм и неловким движением перевернул бутылку так, что большая часть вина пролилась на китель. – Ну как, я выгляжу достаточно пьяным?

– Вполне, – поморщился Файгль. – У меня даже голова закружилась от этого амбре.

Фридхельм скрылся в подъезде, а мы переместились к освещённому окну. Чувствую себя полным идиотом. Я понимаю, Фридхельм ищет любую возможность спасти Рени, но скорее всего мы не услышим ничего стоящего. Я нервно щёлкнул зажигалкой, подкуривая уже не помню какую по счёту сигарету. Пока что не слышно ничего, кроме приглушенных голосов.

– Нужно подойти ближе, – пробормотал Файгль.

Глупая затея. Я прислушался. Ну так и есть – разговор смело можно считать личным.

– Фридхельм, мне так жаль, ты не заслуживаешь ещё и этого. Скажи, я как-то могу тебе помочь?

– Думаю тебе не стоит поддерживать со мной близкую дружбу. Ведь если докажут, что Эрин виновна, это коснётся и меня.

– О, я так не думаю. Твой командир подтвердит, что ты никогда бы не запятнал себя предательством. Да и я замолвлю словечко.

– Дело не в этом. Я ведь не оставлю Эрин, буду стараться вытащить её.

Послышался звон бутылки о стекло, затем он продолжил.

– Знаешь, я одного не могу понять – зачем ей это понадобилось? Я должен во всём разобраться, выяснить, с кем она связалась.

– Как ни печально это звучит, милый, но тебе не следует лезть в это дело, если хочешь, чтобы генерал поверил, что ты не был с ней в сговоре. Предоставь всё майору.

– Я был бы ужасным мужем, если бы оставил свою жену в беде. Ты меня знаешь, я не могу по-другому…

– Фридхельм! – испуганно вскрикнула Ирма. – Ты же натворишь глупостей, и тогда никто не сможет тебе помочь.

– Да наплевать, – пьяно усмехнулся он.

– Ладно, давай сделаем так. Я постараюсь помочь, но прошу тебя, сохраняй благоразумие.

– Как ты можешь помочь? Сама же говорила, что твой фотоаппарат был украден. И мы оба знаем, что на нём найдут отпечатки Эрин, потому что в то утро она взяла его с моего стола.

– Я могу сказать, что вспомнила, что Эрин ушла домой первой и стало быть не брала его.

– Но разве я могу просить тебя о таком? – спросил Фридхельм. – Это же будет лжесвидетельство.

– Ради тебя я готова на всё, милый.

– Правда?

– Ну конечно. Я же говорила, всё будет хорошо. Эрин выпустят за недостаточностью улик, вы разведётесь, и мы…

– Мы что? Ирма, кажется, я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.

– Но, милый что же тут непонятного? – рассмеялась она. – Даже если Эрин оправдают, вряд ли ей стоит оставаться в армии вермахта. Я давно говорила, что вы неподходящие друг другу люди, а вот мы с тобой…

– Ирма, ты сейчас несёшь чушь, – перебил её Фридхельм. – Я люблю Эрин и не собираюсь разводиться.

– Правда любишь? Говоришь, готов на всё, чтобы её спасти? – игриво спросила девушка. – Ну тогда, думаю, женитьба на мне – небольшая цена за её жизнь и свободу, верно?

Что-то я ничего уже не понимаю. Она пытается его шантажировать? Готова лжесвидетельствовать, чтобы получить его или действительно наврала, что Эрин причастна к краже?

– Не было никакой кражи, верно? – совершенно трезвым голосом спросил Фридхельм. – Ты попыталась подставить её, сыграв на том, что Шварц подозревал нашу домработницу?

– Даже если так, то что? Я жду твой ответ, милый. И учти, если ты думаешь меня обмануть, у тебя ничего не выйдет. Твоей Эрин в любом случае придётся уехать, я отправила запрос в Берлин, чтобы побольше разузнать о её отце.

Отлично. Этого нам ещё не хватает для полного счастья. Я ведь до сих пор не знаю, правду ли о нём говорила Эрин.

– Ей нечего скрывать, – твёрдо ответил Фридхельм.

– Правда? – насмешливо уточнила она. – Тогда почему вы скрывали от генерала её русское происхождение?

Файгль вопросительно посмотрел на меня.

– Ну да, пришлось придумать более приличную версию, откуда она знает русский, – пробормотал я. – Вы же помните, с кем нам приходилось иметь дело.

– Я ненавижу лгать, – Файгль поджал губы, но видимо, тоже вспомнил Штейбреннера. – Но понимаю, почему вы не хотели рисковать.