Текст книги "Моя чужая новая жизнь (СИ)"

Автор книги: Anestezya

сообщить о нарушении

Текущая страница: 62 (всего у книги 90 страниц)

Я здорово рисковала так хамить, но уж слишком странно выглядел его перевод в ряды эсэсманов. Всем же известно, что у них весьма натянутые отношения с Вермахтом. Судя по всему, я попала в точку – Ягера наконец-то перекосило. Ну, а что, только мне огребать плюхи? Теперь, пожалуй, самое время тихонько удалиться.

– Полагаю мы всё выяснили, – я резво поднялась со стула. – К тому же меня уже давно ждут. Желаю вам удачи на новой должности, герр оберстлейтенант.

Ягер медленно встал, загородив мне выход из-за столика, и, уже отбросив все игры, прошипел:

– Со мной выгоднее дружить, чем враждовать. Вы разве в этом ещё не убедились?

Я тоже отбросила притворную вежливость. Злость сейчас перевешивала страх. Нет, ну каков мудак! Думает, он настолько неотразим, что я растекусь карамельной лужицей от его обаяния и сделаю что угодно? Тьфу, аж противно! Ведёт себя как баба. Из тех, что трясут сиськами, рассчитывая раскрутить мужика на айфон или колечко.

– Да, я помню, вы серьёзный противник, – сделав эффектную паузу, я невинно добавила: – Говорят, тот танкист умудрился сбежать… – и не дожидаясь, пока он отойдёт, протиснулась мимо. Сильные пальцы легли на запястье словно кандалы. Ягер без труда удержал меня на месте и склонился ближе, удерживая мой взгляд. В глазах сейчас вместо стылого льда бушевала чистая злость.

– А вы крепкий орешек, Эрин, но к любому сейфу, а тем более человеку можно найти подход. Можете не сомневаться, что последнее слово останется за мной.

* * *

– Ну, как всё прошло? – обеспокоенно спросил Фридхельм, увидев, как я пулей вылетела из бара. – Лучше чем я ожидала, – пробормотала я.

Несмотря на то, что я храбрилась, меня преследовало неуютное ощущение, что эта эпопея с переводом ещё не закончилось. Ягер же вцепился в меня как ебучий бультерьер. А если у него всё-таки получится протащить меня, куда задумал? Это же полное фиаско! Одно дело переводить, а другое – помогать этим упырям завалить свою страну. То, что я делаю тоже, конечно, не есть хорошо с точки зрения патриотизма и морали, но окончательно стать предательницей я не готова. А отыгрывать Штирлица, особенно если в роли Мюллера будет чертов Ягер, я однозначно не потяну.

– Уверена? На тебе лица нет, – Фридхельм приобнял меня и повёл к ближайшей лавочке.

То ли от волнения, то ли из-за жары я чувствовала себя действительно паршиво. Перед глазами плясали знакомые чёрные точки, предвещающие, что обморок где-то близко.

– Давай-ка присядь, а я принесу тебе холодной воды.

Вроде бы немного попустило. Наверное, это аукнулись последствия ранения.

– Вам плохо? – услышала я знакомый голос.

Вот только его и не хватает для полного счастья. Если Фридхельм опять увидит возле меня Тилике, чувствую, проблем не оберёшься.

– Всё хорошо, – постаралась улыбнуться я.

– Я хотел ещё раз извиниться за то недоразумение, – он не спешил уходить, больше того – плюхнулся рядом.

– Облапать чью-то жену вы называете недоразумением? – хмыкнула я. – Не настолько уж мы с вашей дамой и похожи.

– А мне показалось, дело не только в этом, – полувопросительно сказал он, намекая на брата. – Если вы ожидаете услышать водевильную историю, то вынуждена вас разочаровать.

Вот же любопытный кошак. К тому же, там и рассказывать нечего. Конрад ни сном, ни духом не подозревает, какие страсти кипели вокруг него.

– Значит, вам не повезло выйти замуж за ревнивца, – игриво улыбнулся он и, заметив Фридхельма, поднялся. – Хотя, будь вы моей супругой, я бы тоже вас ревновал.

– Что он опять хотел? – спросил Фридхельм, передавая мне бутылку минералки.

– Хотел ещё раз извиниться за тот инцидент, – надеюсь, сейчас не будет вопросов, что я как-то по-особому смотрю.

* * *

Мы немного прогулялись по набережной, затем поужинали в маленькой кафешке.

– Надеюсь, этот тип понял, что ты не стремишься к карьере разведчицы, – безмятежное настроение в этот вечер окончательно покинуло нас обоих.

– Боюсь, что нет.

Я отодвинула тарелку с так и не съеденной рыбой. Кусок в горло не лезет, когда над головой сгущаются такие тучи.

– Главное, чтобы он не стал пробивать вопрос о переводе без моего согласия.

Фридхельм кивнул, нервно затянувшись сигаретой. Мы оба понимали, что устраивать истерики в стиле «не хочу-не буду» в таких случаях нельзя. А как тогда быть? Податься в бега?

– Вильгельм поговорит с Файглем, тот хорошо знаком с генералом фон Штауффенбергом. В конце концов, кому понравится, что из его полка пытаются перебросить людей в другое подразделение? Только на это и надеюсь, но с другой стороны подозреваю, у Ягера тоже есть серьёзные подвязки. Иначе как бы он смог так быстро добиться повышения, да ещё и перейти в СС?

– О, вот вы где, – к нам подбежала девушка из пляжной компании. – А мы сегодня отмечаем день рождения Софи. Присоединяйтесь.

Я вежливо отказалась, но из бара вышла именинница и распричиталась, что у них там уже «все собрались» и мы обязательно должны зайти хотя бы ненадолго. Все – это развесёлые девицы из двенадцатого номера и мальчики-эсэсманы. Ладно, выпьем по бокалу шампанского за здоровье именинницы, покрутимся полчасика и свалим, а то знаю я их веселье. Затейники из кампашки Тилике, оглядывая игривыми взглядами девчонок, уже придумали новое развлечение.

– Девушки, все сюда, – Тилике загнал девчат в шеренгу, объясняя правила игры.

Очередная угадайка с эротическим подтекстом. Парни с завязанными глазами должны были наощупь угадать, кто им попался. Девчонки смущённо хихикали, но видимо, уже выпили достаточно шампанского, раз согласились на эту авантюру. Бестолково толкались, уворачиваясь от Германа, пока он не ухватил за руку именинницу.

– Так… вы не Ирма, – он быстро коснулся её груди, видимо, сравнивая с подругой блонди. – И не Хельга…

Софи хихикнула, ведь её грудь была явно побольше, чем у той. Он игриво ущипнул её за зад.

– Всё, понял. Вы Софи. Твоя очередь, – он стянул платок и протянул его Тилике.

Тот резво включился в игру, пытаясь ухватить загребущими ручонками одну из разбегающихся девчонок. Я поставила пустой бокал на барную стойку и отошла к Фридхельму, который что-то рассказывал будущему вермахтовцу.

– Похоже, тебе придётся долго бегать, чтобы поймать хоть одну из них, – подшутил Герман. – Есть, – он игриво схватил за талию подругу своей зазнобы и, проведя рукой по волосам девушки, задумчиво протянул. – Хм-м-м… вы не Хельга, – огладил её плечи. – И не Софи, – затем медленно провёл ладонями по груди девушки и расплылся в улыбке. – Вы фрау, у которой ревнивый муж?

– Пойдём? – сделав вид, что не слышала этой провокации, мурлыкнула я, взяв Фридхельма за руку. Он покосился на хихикающую парочку, но кивнул. В саду было свежо. Морской воздух смешивался с запахами цветов.

– Ревнуешь? – спросила я, по-своему истолковав его молчание.

– Я бы может и хотел иногда спрятать тебя от всех, – Фридхельм улыбнулся «фирменной» улыбкой: немного смущённой, немного ироничной. – Ну, а если серьёзно, то я прекрасно понимаю, что у красивой девушки всегда есть поклонники. Я доверяю тебе.

Ну, слава богу, сцены ревности к каждому фонарному столбу мне не грозят.

– И это правильно, – я потянулась, поцеловав его в уголок губ.

Теперь, когда мы женаты, для меня позади даже относительно невинные шалости. Я отмахнулась от воспоминаний о недо-поцелуе со Шнайдером.

Н-да, занятный сегодня выдался денёк. Давненько у меня не было такого напряга. А тут ещё это… Вспомнив недавний приступ слабости, я заподозрила неладное. Операция операцией, но риск незапланированного залёта никто не отменял. Раздолбайство, конечно, предохраняться методом «прерванного акта», а что делать, если острый дефицит презиков? Я-то думала, что хоть в столице вдоволь разживёмся резинками. Наивная… Меня слали подальше уже не в одной аптеке. Ну да, у них же чем больше киндеров родит баба, тем лучше! И аборты, оказывается, под официальным запретом. Блин, а чем тогда предохраняются девчонки в борделях? Я кое-что прикинула в уме, подсчитывая дни цикла. Который, мать его, всё ещё был нестабильным! Да нет, вроде бы не должно, «те дни» были совсем недавно…

– Ты такая молчаливая… – Фридхельм остановился, испытующе глядя на меня.

– Пытаюсь забыть, что наговорил Ягер, – что, кстати, тоже было правдой. – Я мог бы тебе помочь.

Он ласково притянул меня ближе, увлекая в сторону от освещённой дорожки. Нежно коснулся моих губ, постепенно углубляя поцелуй. Что ж, это всегда помогало забыть ненужную хрень. Обнимаю его за плечи, сминая ткань рубашки, в то время как он скользит языком по моим губам. Надеюсь, нас никто не увидит. Успеваю подумать об этом, прежде чем Фридхельм прижал меня к дереву.

– Что ты делаешь? – вяло протестую, когда он через шёлк платья сдвигает чашечки бюстгальтера. – Помогаю тебе отвлечься, – его ладони легонько обхватывают грудь, дразняще касаясь сосков. – Кажется, кто-то недавно был шокирован подобным зрелищем, – взываю к его совести.

Не то чтобы я была совсем против разврата, просто… Это же Фридхельм! Который до сих пор краснеет, случайно увидев чьи-то поцелуи.

– Забыла, как дразнила меня тогда в ресторане? – усмехнулся он, задирая подол моего платья и пальцами поддевая край трусиков.

– Надо же, какой ты оказывается злопамятный, – с трудом удерживаюсь от стона, когда он вталкивает в меня один палец, другим обводит клитор и смотрит так, словно хочет прочитать малейшие оттенки эмоций в моих глазах.

– Угум, – мурлычет он, продолжая неторопливо двигать рукой.

Нетерпеливо ёрзаю, подаваясь ему навстречу, и он без слов понимает, чего я хочу, добавляя второй палец и начиная двигаться чуть жёстче, сильнее. Он накрывает мои губы поцелуем, толкаясь языком в таком же темпе, в котором его пальцы входят в меня. Все мысли словно выжгло, меня сейчас даже не заботит, что нас действительно могут увидеть.

Он сгибает пальцы, раздвигает их внутри меня, задевая нужные чувствительные точки, и я могу лишь беспомощно стонать в его губы, чувствуя, как удовольствие рассыпается по коже сотнями горячих сладких иголочек.

– Не боишься, что я отомщу? – пробормотала я, всё ещё цепляясь за его плечи, чтобы не запутаться в собственных ватных сейчас ногах и не навернуться с каблуков.

– Не-а, – улыбается он, поправляя на мне платье.

Мы постарались незаметно от развесёлой компании прошмыгнуть через холл. Я смотрю, они тоже время зря не теряют. Именинницу уже целовал под жасминовым кустом паренёк из их компании, а Тилике по ходу продолжает путать баб. Если я не ошибаюсь, сосётся он сейчас не с блонди, а с её подруженькой. Ладно, не буду включать ханжу. Особенно после того, чем мы только что занимались.

– Рени… – Фридхельм захлопнул дверь и нетерпеливо прижал меня, обжигая горячими поцелуями шею, расстёгивая пуговички на платье, сминая мешающую ткань.

Похоже, наше маленькое приключение завело не только меня. Пора и мне его удивить в этом плане. Я потянула его рубашку, путаясь в пуговицах, одновременно помогая ему снять моё платье. Наша одежда в очередной раз осела у кровати небрежно сброшенной кучей. Фридхельм потянул меня, увлекая на постель. Я склонилась над ним, покрывая его шею, грудь лёгкими поцелуями и постепенно спускаясь ниже.

– Эрин… божемойчтоты…

Как по мне, сложно не догадаться, даже если ты полный профан в сексе. Фридхельм чуть вздрогнул, когда я осторожно обхватила губами его плоть. Я не ласкала так откровенно никого уже давно, но это даже лучше. Приходится всё время помнить, что я не должна выглядеть чересчур искушённой в плане секса. Его тихие стоны, стоило только насадиться глубже или приласкать вздутые на стволе венки языком, губами, пальцами, подстёгивали продолжать. От его прерывистых вздохов, расфокусированного словно у одурманенного белладонной взгляда меня тоже повело. Я понимаю, что он не избалован подобным, но на меня так реагировали впервые. Так открыто и настолько чувственно. Его руки аккуратно легли мне на затылок. В этом жесте не было желания контролировать или управлять. Он лишь ласково сомкнул пальцы. Медленно провожу языком, играя с ним, дразня лёгкими прикосновениями, затем плотнее сжимаю губы, начиная двигаться в неспешном ритме. Фридхельм глухо стонет, напрягается, пытаясь не толкаться на всю длину. Пальцы, поглаживающие мои волосы, слегка дрожат.

– Хочу тебя, – ласковые сильные руки ложатся на плечи, мягко перемещая выше.

Горячее твёрдое тело прижимается сверху, и я забываю обо всём. Мир снова вращается вокруг нас двоих, погружая в чувственный морок. Лёгкий запах его одеколона, гладкая разгорячённая кожа, нежное прикосновение губ, чуть хрипловатые стоны. Влажное дыхание на моей шее, сбитый шёпот: «Моя… люблю…» Жадные поцелуи. Руки сильные, сжимающие в нерасторжимом объятии, стискивающие гладящие именно там и так как надо. Член то вбивающийся, то скользящий медленно и осторожно. Мы словно читаем желания друг друга, впитываем близость каждой клеточкой тела.

* * *

Утро выдалось весёлым. Через стенку было прекрасно слышны разборки наших соседок. Блонди, похоже, спалила вчерашние шалости подружки и теперь вопила как умалишённая:

– Как ты могла, Ирма? Мы же подруги!

– Нечего строить из себя оскорблённую супругу, – ответила та. – Он уедет и не вспомнит ни тебя, ни меня!

Тоже, кстати, верно, так что любитесь во все тяжкие, лишь бы всем было хорошо.

– Чем сегодня займёмся? – Фридхельм лениво потёрся щекой о моё плечо, сонно щурясь.

– Ну, учитывая, что завтра нам предстоит объяснение с твоими родителями и сборы на фронт… – я задумалась. – Будем до одури купаться и валяться, греясь на солнышке, а вечером видно будет.

– Сегодня будет идти «Антоний и Клеопатра», – подбежала к нам Софи. – Вы идёте?

Ой, не-е-е, не фанат я исторического гротеска, но Фридхельм, похоже, не против сходить в киношку.

– Ладно, – скрепя сердце, согласилась я, уже представляя, как буду зевать в кинозале.

Может я конечно всё ещё мыслю стандартами двадцать первого века, но не могу без улыбки смотреть, с каким детским восторгом здесь народ взирает на простенькое кинцо.

– Какой ужас! – рыдала подружка Софи над драматичным и всем известным финалом киноистории. – Они умерли, держась за руки…

– Ну, а что ещё им было делать? – пожал плечами её друг. – Она же была императрицей, вот и предпочла смерть бесчестию. Да и Антонию деваться было некуда, после того, как просрал столько сражений.

– Нет, это потому что они не могли жить друг без друга, – всхлипнула Софи. – Как это ужасно… сунуть руки в кувшин со змеями…

– Когда не видишь смысла жить без человека, это, наверное, не так уж и страшно.

Меня всегда поражала жертвенность книжных и экранных героев. Я бы сроду не стала выпиливаться из-за мужика. Фридхельм шёл какой-то притихший. Мы, не сговариваясь, отбились от дружной компании, свернув на набережную. Заходящее солнце медленно тонуло в толще воды, на причале мирно расселись поздние рыбаки. Как легко привыкнуть к безмятежности этих ленивых дней и как же не хотелось возвращаться. Почему чтобы оценить элементарное – мирное небо, безопасность тех, кого любишь, – человечеству постоянно требуется развязать очередную кровавую бойню?

– Марк Антоний поступил как настоящий эгоист, – вдруг сказал он. – Он должен был убедить её, что жизнь не кончается из-за проигранных сражений. Они же могли уехать и жить!Пусть и скрываясь.

– Это нам с тобой так видится, – улыбнулась я. – А они считали, что другого выхода нет.

Между прочим, не они одни. Ваш Адик тоже вскроется, когда поймёт, что настал капут.

– Если всё… закончится плохо, я хочу, чтобы ты продолжала жить, несмотря ни на что, – он требовательно смотрел мне в глаза. – Пообещай мне.

Да твою же! Я даже думать не хочу о том, что «всё закончится плохо», а тем более о том, что буду делать в таком случае.

– Перестань нагнетать, – хмуро ответила я.

Осознание, что романтическая идиллия заканчивается и предстоит возвращение на фронт, тяжёлым грузом давило изнутри.

– В нашем случае приходится жить сегодняшним днём, и сегодня всё хорошо. Вот и не порти.

– Я не могу не думать о том, если ты… останешься одна.

– А я не могу и не хочу думать об этом! – резче, чем хотелось, ответила я. – Что ты хочешь от меня услышать? Ты всё, что у меня сейчас есть, вот и обещай, что я не останусь одна.

И вообще, с моей «везучестью», может, это он останется один. Хотела бы я, чтобы он перешагнул через боль потери и жил дальше? Наверное, то есть, конечно, да. Дурацкий разговор, дурацкие мысли. Я вспомнила давнюю примету и полезла за кошельком.

– Что ты делаешь?

– Мама всегда говорила, что, если хочешь вернуться в место, где тебе было хорошо, нужно бросить монетку, – я швырнула в воду, наверное, всю мелочь, что нашлась.

Будто от этого что-то зависит. Я же прекрасно понимаю, что, возможно, мы никогда больше не вернёмся сюда. Тут не надо быть внучкой Ванги, чтобы понять, что будет чудом, если мы переживём эту войну. И если да, то хороший вопрос, куда нас занесёт нелёгкая.

– Мы обязательно вернёмся сюда, – Фридхельм сжал мою ладонь.

Я медленно кивнула. Глупо строить планы, понимая, что в любой момент можешь погибнуть, но если лишить себя даже надежды, тогда для чего же вообще жить?

Глава 49 Берлинские каникулы

Вильгельм

Я возвращался домой со смешанными чувствами. С одной стороны безумно хотелось на пару недель окунуться в мирную жизнь, а с другой… Раньше я, бывало, слышал, что война меняет человека, и не верил. Разве это возможно, если воюешь за интересы родной страны и поступаешь согласно своим принципам? А теперь ощутил это в полной мере. Мать обнимала меня, не подозревая, что я расстреливал пленных, вопреки всем Уставам и Конвенциям. Дети на улице восхищённо провожали взглядом отважного офицера, который стоял и бездействовал, когда таких же детей в далёкой деревне сгоняли в амбар, чтобы сжечь заживо. Я постоянно слышу от Файгля, что это другая война, но теперь понимаю, что пройдя её, мы тоже станем другими. И те, кто ждёт нас дома, никогда не узнают, чего стоила Германии эта борьба с коммунизмом.

Но как бы там ни было, я рад оказаться дома. Я даже махнул рукой на то, что Эрин опять подбросила проблем. Я рассчитывал, что она помирится со своим отцом, но вместо этого – пожалуйста, живёт теперь в нашей квартире. На мой взгляд это женские капризы. Отношения Фридхельма с отцом тоже не безоблачны, но он же не уходит при этом из дома, а эта вредина категорично завила, что не поедет домой, и, естественно, Фридхельм не мог допустить, чтобы она отправилась в гостиницу. Оно-то ничего страшного. Раз уж они задумали жениться, рано или поздно пришлось бы представить её родителям, но неплохо было бы сначала их подготовить, а не вот так – как снег на голову огорошить известиями. К тому же, зная острый язычок Эрин, я всё время чувствовал себя как на иголках, опасаясь, что она что-нибудь ляпнет отцу. Тот и так был не в восторге, узнав, что его невесткой станет сирота из маленького городка на окраине страны. Когда-нибудь эта девчонка запутается в своих легендах. Главное, чтобы это не привело к непоправимым последствиям.

– Мне нужно с тобой поговорить, – однажды заявил отец, вернувшись с очередного партийного собрания.

Я даже знаю о чём. Он либо предложит мне вступить в партию, либо начнёт как всегда придираться к Фридхельму. Я уже слышал несколько стычек между ними.

– Мы не можем допустить, чтобы большевики подняли революции по всему миру, как когда-то грозились. Нужно покончить с этой красной чумой раз и навсегда. На вас возложена ответственная и важная миссия.

– Не переживай отец, – в глазах Фридхельма вместо открытого вызова мелькнула не менее очевидная ирония. – Мы прекрасно справляемся. Разрушаем их города, сжигаем деревни, убиваем всех, даже женщин с детьми.

– А как ты хотел, чистоплюй? Победа невозможна без жертв. – тут же вспылил отец. – Одну войну мы уже проиграли!

– И это нас ничему не научило, раз мы ввязались в следующую!

– Если я узнаю, что ты повёл себя как трус…

– К чему такая секретность? – улыбнулся я.

– Я хочу узнать, не доставляет ли Фридхельм проблем, – серьёзно спросил он.

– Конечно, нет, – никогда в жизни я не признаюсь о тех первых месяцах. – Он достойный солдат Вермахта.

– Меня беспокоит, что он позволяет себе достаточно вольные высказывания, и эта девица, по-моему, полностью разделяет его взгляды.

Знал бы отец, что я порой тоже согласен с ними, но, конечно, я не буду с ним спорить. Он привык надеться, что я всегда и во всём оправдаю его ожидания. Толку от того, что Фридхельм постоянно бунтует? Отца тоже можно понять. Он не понаслышке знает, что такое война. В битве при Вердене он потерял всех однополчан, чудом выжив после газовой атаки. Для него будет ударом, если мы и на этот раз проиграем. Да и мне не приходит в голову отказаться от своего долга. Назад уже нет пути. – Эрин ещё очень молода, ей приходилось видеть немало действительно жестоких вещей, а Фридхельм… Чтобы он ни говорил, он выполнит свой долг, – перехватив скептический взгляд отца, я улыбнулся:

– Это я говорю тебе как его командир. Можешь не сомневаться.

Кто бы ещё избавил от периодических сомнений меня. В таких случаях обычно помогает дружеский разговор, но Виктор уехал, да и не стал бы я обсуждать с ним такое. Школьные приятели, скорее всего, на фронте, но можно проверить, вдруг кто-то тоже в отпуске. С Эрнестом Кельном мы вместе поступали на юридический, к тому же живёт он в соседнем доме.

Мне не повезло. Он уехал на фронт буквально неделю назад. Я решил пройтись, возможно, посидеть где-нибудь, выпить пива.

– Вильгельм! – я повернулся, чтобы посмотреть, кто окликнул меня. – А я с трудом узнал тебя в форме!

– Я бы тебя тоже не узнал, – точно, Чарли же рассказывала, что Рудольф получил звание креслейтера.

– Давно приехал? – спросил Бехтер.

– Пару дней назад. Вот, хотел увидеть хоть кого-то из наших.

– Эрнест и Бруно с зимы торчат на восточном фронте, Людвиг пропал в Африке, а Хайни у нас теперь важная птица – бригадефюрер. Слушай, пойдём где-нибудь посидим, или ты торопишься?

– Пойдём.

Разумеется, откровенничать с ним я не собирался. Это было просто. Я спрашивал последние новости, ничего не рассказывая о себе, кроме заученного: «Ситуация на фронте под контролем, к Рождеству мы разобьём русских». После пары кружек пива я решил закругляться. Мы и в школе-то с ним особо не дружили, но Рудольф неожиданно спросил:

– Какие у тебя планы на вечер? – я пожал плечами. – Ну, если какая-нибудь красотка не заставит тебя передумать, приходи ко мне. Мы с друзьями собираемся каждый четверг. Приходи, я тебя познакомлю с нужными людьми.

– Постараюсь.

Опыт общения с «коллегами» из СС у меня уже был, но пересилило любопытство. Они же здесь в Берлине живут словно в другом мире. Разве можно сравнивать тех, кто изуверски пытает людей в застенках гестапо и тех, которые стоят насмерть на передовой?

Бехтер переехал из нашего квартала в более престижный, где, видимо, получил новую квартиру. Дверь открыла молоденькая девушка в униформе горничной. Из присутствующих мужчин я узнал лишь бригадефюрера – Хайни учился в параллельном классе. Увидев меня, он приветственно поднял бокал с коньяком:

– О, а вот и наш фронтовик. Проходи.

– Так, с Хайни ты знаком, это Эрик, – Бехтер кивнул на светловолосого мужчину, который скупо улыбнулся вместо приветствия. – Это Гейни, а это мой школьный товарищ Вильгельм.

Я заметил, что стол у них ломился от изысканных закусок: икра, гусиная печень, сыры всевозможных видов, апельсины.

– Угощайся, – добродушно улыбнулся Рудольф. – Вас же на фронте небось держат в чёрном теле.

– Вообще-то, нет, армия Вермахта прекрасно снабжена продовольствием, – возразил я.

– Да-да, я знаю, – ухмыльнулся Хайни. – Сам проболтался четыре месяца под Украиной, но такого там точно не бывает, правда? – он зачерпнул ложкой икру из вазочки.

Девушка аккуратно расставляла передо мной приборы, что меня смутило. Я привык сам обслуживать себя за столом. Да и мама никогда не прибегала к помощи прислуги. Девушка нечаянно задела вилку, и та со звоном упала на пол.

– Простите, – испуганно пробормотала она.

– Ничего страш…

Я не успел договорить. Рудольф резко поднялся и, подойдя к ней, с силой ударил по щеке.

– Неужели ты настолько тупа, что не справляешься даже с самой простой работой?

– Простите, – снова ответила она. – Я сейчас принесу новые приборы.

– Быстрее, – прикрикнул он. – И почему до сих пор не подано горячее?

– Брось, это всего лишь упавшая вилка.

Впрочем, я уже заподозрил, что дело не в этом. Немку бы он не посмел ударить за пустяковую оплошность.

– Эта девка должна мне ноги целовать за то, что не прозябает в лагере, откуда я её вытащил, – поморщился Бехтер.

Эрик усмехнулся:

– Действительно, Рудольф, ни к чему так нервничать. Ты в любой момент можешь её заменить. Только скажи, я подберу тебе кого-нибудь из свежей партии. Их постоянно привозят к нам сотнями.

Они говорили об угнанных в концлагерь людях, словно о неодушевленных предметах. Подумаешь, стул сломался. Идёшь в магазин и покупаешь новый.

– Ты не знал, что заключенных можно забирать из лагеря для работы? – удивился Бехтер. – Многие давно уже этим пользуются. Хорошо берут на фермы, на заводы, а тем, кого как вот эту, – он кивнул на девушку, – забирают на лёгкую работу, вообще, считай, повезло.

– Давайте выпьем за нашу скорую победу, – предложил Хайн. – Вино, конечно, у французов кислятина, но ты можешь выбрать, что хочешь.

На столе стояла батарея бутылок: вино, коньяк, даже русская водка. Напиваться в незнакомой компании не хотелось, поэтому я остановился на «Бардо».

– За Великий Рейх!

– За фюрера!

– Вот, кстати, расскажи нам, как продвигаются дела на фронте, – Хайн, чуть прищурившись, смотрел на меня.

Он что, не знает, о таком строжайше запрещено болтать. Да нет, скорее всего, знает и проверяет меня.

– Мы делаем всё для победы и скоро докажем русским, что Рейх непобедим, – ответил я.

– Надо признать, русские действительно проявили себя как хитрые и коварные твари, – хмыкнул Эрик.

– Ну, не скажи, – Хайни отложил на тарелку куриную ножку. – Не забывай, Эрик, что я тоже был на фронте. Стоит только начать выдирать им ногти или прижигать нежные места, раскалываются как миленькие, поверь.

– Не все, – я вспомнил партизанку, которая так и не сказала ничего Штейнбреннеру. – Некоторые проявляют стойкость и мужество, причём даже девушки.

– Мне тоже попадались такие, – согласился Эрик. – Помню, одному мальчишке пришлось переломать все пальцы, выдавить глаза, а этот паршивец всё не признавался.

– Давайте сменим тему, – Гейни выглядел так, словно его вот-вот вырвет.

Совсем ещё мальчишка, а уже обершарфюрер. Наверняка, пристроил на должность какой-нибудь родственник. Что, неужели он ни разу не сталкивался с подобным в своём лагере?

Раздался резкий звонок в дверь. Бехтер оживился:

– А вот и наши девушки, – он поднялся, чтобы встретить их. – Знакомьтесь, друзья. Ева, Мари, Лина.

Я старался не пялиться на них слишком откровенно, но наверняка выглядел со стороны словно зелёный юнец. Яркие платья, кокетливо уложенные локоны, подкрашенные помадой губы – как давно я не видел всего этого. Эрин не в счёт. Она, конечно, выглядит ухоженнее женщин в оккупированных деревнях, но по вполне понятным причинам я не позволял себе задерживать лишний взгляд на её декольте. Эрик поднялся, чтобы поставить новую пластинку.

– О-о-о, это же моя любимая певица, – восторженно пропищала, кажется, Ева.

Похоже, Грета теперь кумир для многих девушек. Рудольф игриво потянул за руку её подругу, приглашая потанцевать, Эрику томно улыбалась хорошенькая брюнетка, медленно потягивая шампанское.

– А вам нравится эта песня? – спросила меня Ева, подсаживаясь ближе.

– Да, – улыбнулся я в ответ.

– Я каждый день включаю радио только ради неё, – восторженно продолжала она.

Я чувствовал себя немного смущённо. Можно сказать, уже разучился непринуждённо беседовать с девушками. С Чарли, конечно, такой проблемы не было, но во-первых, мы с ней близки с детства, во-вторых… Я как-то не собирался заводить в отпуске романы.

– Рудольф, мне пора, – я тихонько вышел в коридор, но он, оставив свою даму, вышел следом.

– Да брось, ещё детское время. Или тебя кто-то ждёт?

– Нет, – жаль я не обладаю умением Эрин на ходу сочинять легенды, иногда бы это не помешало.

– Ну, тогда в чём проблема? Или тебе не понравились девушки? Вы вроде неплохо общались с Евой.

– Я думаю, не стоит заводить отношения, ведь через пару недель я уеду на фронт.

– О, святая наивность, – рассмеялся он. – Ева, да и остальные девчонки придерживаются достаточно свободных взглядов.

– Хочешь сказать, они проститутки?

– Строго говоря, они не шлюхи, я бы не стал приглашать к своим друзьям всяких дешёвок, но если вы поладите, она не будет требовать с тебя обещание жениться перед тем, как лечь в постель. Не нравится Ева – я уступлю тебе Мари. Она француженка и действительно знает толк в любовных утехах. В конце концов, что ты видел на фронте, кроме этих русских дикарок?

– Я никогда не спал с ними, – я хотел сказать, что не стал бы пользоваться беспомощным положением женщин в оккупированных деревнях, но он понял меня по-своему.

– Да брось, что я не понимаю? Ясное дело, что они расово неполноценные, но когда месяцами торчишь без нормальных баб, можно позволить себе маленькие слабости. Главное, не заделать ребёнка какой-нибудь русской корове. Пойдём, Ева уже высматривает, куда ты подевался.

Я подумал, что Рудольф ничем не отличается от солдат Штейбреннера. Те тоже презирают русских, но когда припрёт, оказывается, прекрасно забывают о принципах чистоты крови. И тут же в памяти всплыл неприятный эпизод.

Однажды я вернулся немного навеселе. Честно говоря не слегка, мы тогда основательно набрались с гауптманом, отмечая рождение его сына. Услышав в комнате шорох, я, чертыхнувшись, расстегнул застёжку ольстры, но это оказалась хозяйка. Я и забыл, что утром просил её принести чистое постельное бельё. Молодая женщина, закончив перестилать постель, смущённо улыбнулась и торопливо шагнула мимо меня.

– Спасибо, – я коснулся её руки, но она не отшатнулась в испуге.

Женщина была молода, примерно моя ровесница, и по-своему красива. Странно, почему славян считают неполноценной расой? У них ведь такие же светлые волосы и голубые глаза, как у арийцев. Алкоголь и возбуждение от близости женского тела сделали своё дело. Я медленно притянул её за талию и коснулся губами нежной кожи в вырезе кофты. Не встретив сопротивления, я подтолкнул её кровати, осторожно стал расстёгивать пуговицы на её кофте. Её руки мягко упирались в мои плечи, не отталкивая, но и не лаская. Взглянув ей в глаза, я увидел мелькнувшую растерянность и сразу же отстранился. Она попыталась улыбнуться и сама продолжила расстёгивать кофту, но я лишь покачал головой: