Текст книги "Золотая планета. Тетралогия (СИ)"

Автор книги: Сергей Кусков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 140 страниц)

– А кому он нужен? – Хефе рассмеялся. Я замолчал на полуслове. – По закону будешь сын, остальное лирика, которой интересуются лишь плаксивые женщины, читающие любовные романы и смотрящие мыльные сериалы. Ну так как?

Мне стало жутко: кажется, игра зашла слишком далеко. Настолько, что это больше не игра. Одно мое слово – и я стану сыном и наследником… Господи!..

Тут меня накрыла ударная волна адреналина. Ощущение, что происходящее нереально, что это какая-то шутка, фарс высших сил, несмотря на авторитет и ранг собеседника, все еще оставалось. Растекалось тонкой пленкой на границе сознания и не пускало жуткую реальность внутрь. До этого момента.

Теперь же, после последнего заявления, пленка прорвалась, и я впал в состояние, которое врачи называют словом «паника». Меня затрясло, зубы звонко застучали чечетку, накатила тошнота. Спас дон Виктор, прочевший мое состояние по лицу. Он быстро подошел к бару, спрятанному в сером шкафу, плеснул в стакан какую-то гадость коричневого цвета и протянул мне, лаконично скомандовав:

– Пей!

Ослушаться командного тона я не посмел и тремя глотками осушил протянутую бурду до дна. Скривился.

Крепко. Горько. Противно. Закашлялся, давя в себе рвотный позыв. Ого!

Я превратился в огнедышащего дракона, рот и пищевод которого оказались объяты тошнотворным пламенем. Пришлось приложить все силы, чтобы подавить его.

– Полегчало? – спросил дон Виктор пару минут спустя.

Кивнул. Да, полегчало. Вкус во рту и ощущения в горле не исчезли, меня все еще дергало от них, но притупились. Приступ паники закончился, лишний адреналин из крови ушел, вместо него навалилась апатия.

– Спасибо!

– Не за что. Это коньяк, хороший коньяк. Мне он всегда помогает.

На его столе запел звонок – приятная мелодичная музыка. Сеньор Кампос взял со стола обруч навигатора, надел, опустил вниз вихрь козырька, и сев на место, включил на браслете переключатель связи. На козырьке отзеркалилось изображение человека в форме и уличный пейзаж. Звука я не слышал, только отрывистые реплики дона Виктора.

– Розовая? Та самая? Одна? Просто стоит? Ничего не предпринимать, пусть стоит. Я сказал, пусть стоит, она нам не мешает!

И отключившись, обратился ко мне:

– Кажется, за тобой пожаловала твоя подружка. Ты оказался прав, она держит свое слово.

Я сразу понял, о ком речь. «Розовая». Этим все сказано.

С одной стороны это обрадовало, теперь не нужно блефовать. У меня есть «крыша», самая настоящая, и эта крыша защитит, несмотря на то, что я красиво хлопнул дверью. Но с другой стороны, я не хотел ее видеть, не хотел общаться, разговаривать. Эта гребанная сучка вызывала у меня резкую неприязнь, и осознание, что с нею придется-таки пообщаться сегодня, не вдохновляло.

Но это ничто рядом с возможностью жить дальше, несравнимо, поэтому я постарался задавить эту неприязнь.

– Вот и хорошо, не надо возвращать тебя назад – она тебя и подбросит, – то ли пошутил, то ли серьезно сказал дон Кампос, картинно облегченно вздыхая. Он получил большое удовольствие от моей мимики, пока я думал о Катарине. По его же лицу не пробежало даже намека на тень, он не боялся и не ненавидел ее, или же слишком хорошо владел эмоциями. – Ну что решил, согласен на мое предложение?

Я замотал головой.

– Простите, мне нужно время. Дайте подумать.

– Хорошо, думай. Вот визитка, как надумаешь – звони.

Он протянул мне пластиковую карточку без изысков с обычным выбитым номером и украшенными завитушками буквами. С карточкой Сильвии не сравнить.

– Только не затягивай. Два, три дня, неделя – и дай ответ. Даже если он будет отрицательным.

– Хорошо, сеньор. – Я покорно кивнул. Что ж, придется звонить в любом случае, и это мне не нравилось.

Итак, у меня неделя. Всего неделя. Чтобы все обдумать и принять решение, из-за которого не буду себя корить всю оставшуюся жизнь.

– Я вызвал охрану, они проводят тебя к твоей де ла Фуэнте.

– До свидания, сеньор. – Я встал и вежливо склонил голову. Сидящий передо мной человек легко усмехнулся, одними уголками губ, и в глазах его вновь проступила усталость, которую я видел, когда вошел в беседку.

Уже выходя вместе с одним из охранников в черно-желтой униформе, я обернулся и спросил, на лету поймав мысль:

– Сеньор Кампос, простите, можно вопрос?

– Да? – тот поднял голову от стола, на котором уже лежала завихренная планшетка.

– Вы выяснили, кто мой отец?

Виктор Кампос недоуменно склонил голову набок.

– Ну, вы раскопали обо мне все, что только можно. Там случайно не было информации о том, кто он?

Лицо криминального хефе расплылось в улыбке.

– Понимаю. Нет, не было. Да, есть темная история счета, на который твоей матери поступают деньги, но я не стал ее копать. Мне это не интересно.

– Но хоть примерно можете предположить, это какой-то аристократ?

Он пожал плечами.

– Скорее всего. Какой-то богатый сукин сын. Достаточно богатый, чтобы организовать многоуровневую защиту счета. Очень хорошую, мои люди сходу не смогли взломать ее, а потом я отозвал их, чтобы не получить лишние неприятности. У меня нет в планах ссориться с серьезными людьми из-за вопросов твоего отцовства.

– То есть, вы не станете выяснить, кто высылает деньги, – срезюмировал я.

– Я – нет. Но если тебе это нужно – разберись во всем сам. Встань на ноги, получи опыт и силы, и разберись.

«Что ж, правильно, зачем ему лишние проблемы из-за сына шлюхи, который еще неизвестно, примет ли его предложение? А если и примет, он все равно не сделает этого, из воспитательных побуждений. Да, Шимановский, на этом фронте облом!

Но это наименьшая из проблем. Так, боковой квест. Сейчас перед тобой, друг мой, лежат иные, более глобальные и более важные задачи. Успехов тебе в их решении!

»

На выходе из здания я встретил входящего внутрь Бенито. У меня не было ни сил ни эмоций, чтобы как-то отреагировать на него, потому с кирпичной рожей прошел мимо. Физиономия же Толстого удлинилась, он во все глаза смотрел на меня, как на привидение, а после вышел на улицу и провожал глазами аж до внутреннего шлюза ограды.

Мне было плевать на него. Он – прошлое. Как оказалось, четко спланированное неким мудрым доном в собственных целях, в котором я был марионеткой. Впрочем, как и Бенито.

Теперь внутри шлюза горел свет. Люк внутренней створки опустился, внешняя же представляла собой отъезжающую в сторону дверь. Дверь отъехала, выровняв давление в камере, охранник легонько вытолкнул меня наружу, после чего дверь встала на место, теперь уже за моей спиной.

Передо мной стояла розовая «Эсперанса» во всей своей красе, боковой люк ее напротив места водителя зиял провалом. Меня вновь приглашали, и я вновь не мог отказаться.

* * *

Люк бесшумно поехал вниз, отрезая меня от внешнего мира. Послышалось шипение системы герметизации.

Катарина была одета по гражданке, в кремовую блузку с декольте и зеленую бархатистую юбку почти до колена. Со вкусом, но скромненько, если вспомнить некоторые ее наряды из прошлых наших поездок. Лицо же было доведено до идеала, будто поработал профессиональный визажист: короче, я оторвал ее от важного интимного мероприятия, и вряд ли она этому обстоятельству рада. И то, что зачинателем действа был не я, а громилы сеньора Кампоса, ее, как всякую женщину, вряд ли волнует.

Если по честному, в глубине души я был даже рад такому развитию событий, злорадное существо внутри меня ликовало. Это существо помнило ее крики и удары там, на зеленой линии пятой дорожки, и вряд ли в ближайшее время забудет. Но к сожалению существа, управляло мной не оно, а трезвый, несмотря на коньяк, здравомыслящий человек, и этот человек считал, что нужно наладить испорченные отношения.

– Привет, – буркнул этот человек, не вкладывая в приветствие никаких эмоций.

В ответ получил равнодушное молчание. Она даже не взглянула в мою сторону, рассматривая дорогу впереди. Это мы что, гордые или обидчивые? Или ставим наглеца в моем лице на место? Фиг тебе, детка! Не выйдет! Не хотела бы – не приехала! А раз приехала – будешь делать работу до конца, что хочешь передо мной тут ломай!

– Если скажу, что рад тебя видеть, я совру, – спокойно сказал я, найдя, как сформулировать то, что в данный момент испытывал. – Но если скажу, что не рад – тоже совру. И что мне говорить?

– Пристегнись, – лаконично бросила она и завела двигатель.

– Что?

– Пристегнись, говорю!

Мотор взревел. Я пристегнулся, и через секунду машина сорвалась с места, вдавливая меня в спинку сидения. Ого!

Мы ехали быстро, очень быстро, игнорируя пост гвардии и телодвижения гвардейцев перед шлюзом выезда из купола. А на магнитке, когда туда спустились и перестроились в крайний левый, спидометр «Эсперансы» зашкалил за пятисотенную отметку. Кажется, Катарина в ударе.

Я всегда считал, что люблю быстро ездить, люблю гонки, но как оказалось, это не так. Когда мы остановились минут через десять, я буквально вывалился наружу, хватая ртом воздух и давя в себе тошноту.

Отпустило, обед на траву не вывалил, но тошнота ушла не совсем, как и дрожание рук, а цветом лица в этот момент я, наверное, мог поспорить с зеленеющим перед лицом газоном.

Кстати о газонах. Вправо и влево от нас тянулся самый настоящий газон с самой настоящей живой травой. Чуть дальше влево виднелась круглая парковочная площадка, вокруг которой компактно раскинулись цветники с белыми и темно-синими цветами, составляющими вместе узорный рисунок. Красиво! Парковочная зона примыкала к дороге, по которой мы и приехали, которая упиралась в шлюз в большой бетонной стене в полусотне метров перед нами.

При следующем акцентировании внимания я увидел перед шлюзом двух лениво вышагивающих стражей в черных доспехах с «кайманами» на плечах и двух людей в тканевой форме неопределенно-зеленого цвета с петличками и шевронами императорской гвардии, неспешно идущих к нам.

– Проверьте его, – бросила им Катарина, когда они подошли, с пренебрежением крупного начальника к мелкому клерку или даже посыльному. Такого тона от нее не ожидал, сотрудники императорской гвардии ассоциировались у меня как таинственные и страшные бойцы невидимого фронта государства, которых все должны бояться и под заинтересованно-равнодушным взглядом которых мелко дрожать.

ИГэшники молча склонили головы в знак согласия, один из них кивнул мне – пошли. Я поднялся с четверенек и направился следом, перебарывая оставшиеся в желудке спазмы. Лихо она раскомандовалась!

Один из гвардейцев шел чуть спереди, другой чуть сзади от меня, типа конвоя, и я чувствовал себя мягко говоря неуютно. Да, у меня не было причин для паники, не было поводов «быковать», неподчиняться, я доверял Катарине и не ждал подвоха, но при этом остро чувствовал, что если попробую повести себя неадекватно, меня тут же скрутят. Скрутят, но приказ сеньоры майора выполнят.

Шлюзовая створка открылась, мы вошли в темное помещение, освещенное лишь дежурным светом. Внутри было еще более неуютно, чем в машине – откуда-то взялось давящее чувство, будто что-то хотело расплющить меня по полу и стенам. Вновь открылась створка, на сей раз небольшая и сбоку, наподобие комнаты проверки в Восточных воротах. Понятно, тут то же самое, меня будут проверять на жучки. А почему сюда, а не туда? Дворец большой, эти ворота ближе?

Я вошел. Люк сзади беззвучно встал на место. Ощущение глухой давящей массы стало невыносимым. И когда я чуть не зашелся в приступе клаустрофобии, наконец, загорелся яркий свет.

Моему взору открылось небольшое помещение с голыми металлическими стенами, стоящий в углу стол, заставленный с электронными приборами непонятного назначения, пульт контроля, наподобие игровых сетевых станций с эффектом полного погружения, а также кресло, похожее на те, что стоят в кабинетах у врачей-стоматологов, только снабженное ремнями и захватами. Жуткое кресло стояло в центре комнаты, за ним виднелся столик поменьше и на нем лежали самого отвратного вида медицинские инструменты, среди которых я узнал скальпели, зажимы и ножницы.

– Садись, указал рукой на кресло направляющий.

Мне стало плохо. Тошнота от плохой дороги сменилась другой тошнотой, более сильной, волна страха подкатила к горлу, и я почувствовал, как кровь бьет в виски.

– Не бойся, это не для тебя! – усмехнулся второй ИГэшник, что шел сзади, проследив за моим взглядом. Первый же прошел к станции и лег в нее, надев шлем и закутавшись в коконе виртуальной реальности.

– А для кого? – выдавил я, пытаясь не стучать зубами.

– Первый раз у нас? Не бойся, это только на вид страшно. – Второй гвардеец рассмеялся. – Ничего с тобой не случится, проверим на жучки и все.

– А это? – я указал на инструменты.

– А это, брат… Где только жучки не прячутся!

Мой собеседник был расслаблен, а перед тем, как броситься на кого-то так не расслабляются. Или когда ждут нападения сами. Меня воспринимали, как «своего», человека, связанного с дворцовой охраной и не ждали подвоха. Возможно, он слишком хорошо владел собой, все-таки работник спецслужбы, но своей интуиции я доверял, а та говорила, что бояться мне нечего.

Я сел. Гвардеец тут же нацепил на меня множество проводов и датчиков, на одежду, лоб, запястья, щиколотки – везде, куда достал. Даже в волосы какую-то ерунду вставил. Никаких ощущений не последовало, как и комментариев. Его напарник сзади задвигал руками, что-то делая в виртуале, затем произнес несколько непонятных слов, которые я не запомнил, после чего скомандовал:

– Выключи браслет.

Я повиновался.

– И навигатор.

– Еще активная электроника с собой есть? – спросил второй.

– Нет, – раздалось сзади.

Вот даже у них как? Классно!

Навигатор, старый, не подарок Бэль, красовался на мне последние два дня больше для галочки – я почти не пользовался им. За две недели как-то отвык, полагаясь на глаза и уши, а не козырьки с виртуалом, зеркала и камеры. Прибор пыхтел на мне в режиме ожидания, и не включенный, и не выключенный, и, догадываясь, что работники платы и отвертки сейчас сделают, я потянулся к дуге и перекрутил колесико в сторону полного выключения.

– Все, теперь можно.

Это не мне, это напарнику.

Свет над нами мигнул. Больше я ничего не почувствовал.

– Больше ничего нет, – раздался голос сзади.

– Свободен, парень! – обрадовал рядом стоящий. Он быстро снял с меня все провода и приборы, и через какую-то минуту я уже стоял на ногах.

– Что, и всё? Больше ничего не надо?

– Да, гуляй. Ты чист, как младенец. Пока чист… – поправился он и снова рассмеялся.

– А это было… Это электромагнитная пушка была, да?

– Да. Скверная штука, правда? В радиусе ста метров всю электронику выжигает начисто! Вот только беда, жучки не все ей поддаются. Но твои поддались, не дрейфь!

– Да я не дрейфлю!..

Меня пробил озноб. Жучки. Сколько их на мне? Чьи они? Ну, или чьи они были?

Те, которых сожгли сейчас – однозначно подарок людей сеньора Кампоса. Когда на меня успели их нацепить – даже не представляю, может сейчас, может и раньше. Но есть еще и «дворцовые», или «ангельские». Те, благодаря которым Катарина примчалась буквально через двадцать минут после того, как меня доставили в дом Виктора Кампоса. И что скверно, вряд ли эти ребята уничтожили последние, все ж свое, родное, почти на одну контору работают…

Второй чекист открыл входную створку и вывел меня вначале в шлюзовую камеру, затем наружу. Катарина стояла в ожидающей позе, скрестив руки на груди и облокотив зад о передний капот машины. Увидев меня, она пальцем кивнула за спину, на открытый люк салона. Я понятливо последовал приказу. Следом вышел первый чекист и протянул ей листок бумаги. Та внимательно пробежала его глазами, после чего расписалась. Через несколько секунд моя мучительница уже сидела рядом, закрывая люк со своей стороны и пристегиваясь.

– Два. Всего два. И те скорее всего поставлены для проформы – несерьезные какие-то.

– Они видели тебя и не захотели рисковать, подставляться. Они знают, кто ты такая, – выложил я оперативную информацию. – Что ты – действительный офицер корпуса, а никакая не гонщица с прикрытием.

– Возможно, – неопределенно покачала она головой. – Но все равно нужно быть предельно аккуратными. Поехали, герой!

* * *

– Почему герой?

Машина ехала не спеша, по поверхности, не сбегая в подземку. Местами встречались небольшие заторы, пробки, которые мы старались объехать, но как я понял, спешить нам больше некуда, потому Катарина и не пыталась. Она все время молчала, и я не выдержал первый.

– А как тебя еще назвать? – зло усмехнулась она. – Разве не герой? Все девчонки два дня только о тебе и говорят! «Он то, он сё, он такой, сякой разэдакий!». Как вирус какой-то! «Пятнашка» тебя вообще уже заочно приняла, даже набралась наглости подойти к Мишель и попросить, чтобы зачислили тебя именно в их звено, когда зачислят! Наглые стервы!

– «Пятнашка»? – я хотел спросить: «А это возможно, что меня зачислят?», но в последний момент передумал. Несолидно. Сама скажет.

– Пятнадцатое звено. Те, кто давал позавчера перед тобой показательные выступления. А та девочка, что упала, чуть ли не замуж за тебя собралась. Лежит в лазарете и такое про тебя треплет, уши вянут! Ты у нас чуть ли не ангел небесный!

Катарина ехидно захихикала. Мне весело не было.

– И как она там?

– Нормально. Два перелома, как я и говорила, ничего сложного. Заживет, как на собаке.

– Ты не говорила. Я не слышал.

– Может быть. Но это не значит, что ситуация не была под контролем.

Молчание. Ну, вот он, момент истины, разнос за содеянное. Я внутренне напрягся, готовясь.

Точно, угадал.

– Нас там было трое, команданте добрая душа! – начала орать она, выпуская пар. – Три человека, два тренера и я, прошедшие огонь и воду! Мы разбираемся в травмах не хуже хирургов и травматологов! Я участвовала почти в сотне боевых операций, в прямом смысле боевых, как и они! И там убивали, и мы, и нас, и мои напарницы получали ранения! И мы перевязывали их, и кости по кусочкам складывали!

– Где ж это вы так повоевали, в мирное-то время? – съязвил я, хотя чувствовал, что не прав. Но молчать, когда на меня орут…

– Да куда нас только не кидали!.. – Катарина сбавила обороты. – И на Марс, и на Луну отправляли. Да и на Венере подонков хватает. Форму ДБшную на нас цепляют, и в бой. Как простые солдаты. Или армейскую. Кстати, армейская форма мне больше нравится, сидит лучше.

Пауза.

– Но не об этом речь. Медицина у нас отдельный курс, на несколько лет. Один из самых главных, важнее, чем владение некоторыми видами оружия. Причем как теория, так и практика – по больницам на два месяца всех распихивают, по госпиталям, чтобы зачеты как все получали, как медработники. Мы, ветераны, вообще можем работать фельдшерами и хирургами в отдаленных провинциях, где нет или мало настоящих врачей. И будем неплохими врачами и фельдшерами!

Она вновь распаляла сама себя, постепенно повышая голос, я же тихонько наматывал на ус обрывки фраз, понимая, что почти ничего не знал про корпус. Все оказывается гораздо сложнее, чем казалось раньше. Боевые операции, медицина на уровне медработников…

– У нас всё время всё находилось под контролем, каждая мелочь! Ты только разевал рот от неожиданности, что она споткнулась, а мы втроем уже сосчитали, сколько раз она перевернулась и сколько ударилась в падении, определили степень повреждений! Ее жизнь была вне опасности! Ей ничего не угрожало, сердобольный мой друг! Два болезненных, но пустячных перелома, только и всего! Потерпела бы! И тут твой поступок…

– Такие крутые, блин! – я грязно выругался по-русски. – А что ж тогда ничего не сделали, раз все видели и определили? Вы же понимали, что бежать дальше она не сможет, чего ж сидели и ждали? «Время не вышло, время не вышло…» Спокойненько, без напрягов, поднялись, пошли, вынесли, помогли. Делов-то!

– Да проверяли мы! Тебя проверяли! – заорала она в ответ. Так громко и резко, что я инстинктивно втянул голову в плечи. – Тебя и пятнадцатый взвод, у кого какие нервы! Ей ничего не угрожало, полежала бы, отдохнула, а вот посмотреть на вашу реакцию очень даже стоило!

– Посмотрели? – ехидно оскалился я. – И как?

– У тебя выдержка ни к черту, – вымученно вздохнула она. – Надо заняться ею. Отдельно. И с ними нужно еще работать. Почти хорошо, но в бой посылать их пока рано.

– А в чем прикол? Ради чего это всё? Ладно, я – гражданский, но они обученные и преданные девочки, за что их так, «проверять»?

– Дурак ты, Хуанито, вот и весь сказ, – подвела итог Катарина. – Ты куда пришел? В оранжерею, цветочки поливать? Или в корпус королевских телохранителей? А что делают телохранители? Что обязаны делать, в идеале?

Правильно, умирать!

А как мы научим их умирать, отдавать жизнь вместо кого-то, если будем трястись над каждой их царапиной? Они – мясо, их жизнь ничего не стоит, и они должны осознать это в полной мере, Хуан. Они должны, обязаны рисковать, и ни в коем случае не дорожить жизнью! Или ты думаешь это просто так, что набор идет только из приютских сирот? Думаешь, мало обычных девчонок пытается попасть к нам на отборы? Да сколько угодно! Завал полнейший! Документы подделывают и приходят, типа сироты, пороги службы вербовки обивают!

Но нет, нет и еще раз нет, только сироты, и лучше с криминальным прошлым. Воровки, бродяжки, дети алкоголиков, побирушки. У нас хватит сил сломать их и вырастить новый стержень, огромные конкурсы позволяют отсеять почти всех, кто не подойдет, и оставить достаточное количество. На это уходит несколько лет, но это отработанная методика и мы можем себе ее позволить. Зато бывшие бродяжки знают, что они пыль, мусор, и что хорошего в жизни, кроме корпуса, у них ничего не будет. Они должны презирать жизнь, презирать ее ценность, только тогда мы будем уверены, что они станут под пули, закрыв собой нулевой объект. Только так, Хуан. Комнатные цветочки не смогут принять это, они знают такие вещи, как «ценность жизни», «естественные права человека», «права гражданина» и прочую лабуду. Их можно сломать морально, заставить выполнять приказы, заставить думать по требуемому шаблону, но их нельзя заставить забыть, что жизнь ценна сама по себе.

И тут ты со своей аптечкой и жалостью…

Какое-то время ехали молча. Да, о таком положении вещей я не думал. Как все жестоко!

– Но зачем так сложно? Ведь на гражданке работают сотни телохранителей, и они без вашей костоломной подготовки становятся под пули, когда надо.

– Мы лучшие, Хуан. И если мы выпускаем бойца, мы уверены, что это – боец. Такой, который нужен нам, а не олигархам на гражданке.

Мы не просто бойцы, пойми, мы ангелы-хранители, хранящие Корону. Всемогущие, безгрешные, не делающие ошибок и не думающие о себе. Вот это и пытался вложить в идею корпуса Антонио Второй, создавая себе игрушку, только ради нее и создал нас. А не ради смазливых девочек в коротких юбчонках, которые должны были бы с оружием в руках везде ходить вокруг него.

Вздох.

– Ну, и ради них тоже, частично. Приятно ведь молоденьких девочек вокруг себя таскать? Но согласись, потрахать их император мог и так, из-за одних понтов не стоит организовывать подобную структуру. Очень капризную, сложную и невероятно дорогую.

Тут я был с нею согласен.

– Понимаю.

– Ни черта ты не понимаешь!

Она в сердцах махнула на меня рукой. Еще несколько кварталов проехали молча.

– Вы за мной следили?

Она кивнула.

– После инцидента с Бенито я настояла на том, чтобы ты был взят под особый контроль. Мишель поддержала без вопросов. И тебя поставили в список охраняемых объектов.

– Это как?

– Как-как! Как объект, которого мы охраняем, как еще! – вновь воскликнула она, намекая на мою непроходимую тупость. Я скрипнул зубами. – Мы же не только Лею охраняем и ее детей. У нас в списке объектов больше тридцати человек. К некоторым, вроде членов королевской семьи, прямой ветви, приставлены группы, некоторыми занимается только дворцовая стража, а мы лишь сверяемся, некоторых пасут безопасники Алисы. Но в случае чего реагируем мы, и постоянно с этими структурами синхронизируемся.

Так и тебя поставили на мониторинг, «снабдив» несколькими жучками. Не пытайся, не найдешь, – усмехнулась она, видя, как я начал себя ощупывать.

– Спасибо! – я недовольно хмыкнул. – И на что ориентированы жучки? Координаты? Прослушка? Видеообзор?

– Всё.

Я закашлялся.

– То есть как «всё»?

– Ты тупой, не знаешь, как это «всё»?

Я непроизвольно сжал кулаки

– Вообще-то знаю! И что, вы следили, как я ем, купаюсь, в туалет хожу?

– Нет, мы следили за твоими координатами, периодически проверяя аудио и видеовыходы, на всякий случай. И когда твои координаты начали удаляться от школы в сторону дома одного из ключевых криминальных авторитетов планеты, и видео, и аудио были включены.

Да, можешь не спрашивать, я слышала всё, что сказал тебе Виктор Кампос.

– И как тебе то, что он сказал?

Она равнодушно пожала плечами.

– Он слишком романтизировал преступный мир. Поверь, в нем нет ничего такого, за что стоило бы к нему тянуться. Это мир грязи, подлости и жестокости.

– Это клан, Хуанито, – подобрала она слова после небольшой паузы. – Клан, который занимается тем, чем неприлично заниматься приличным людям. Им, преступным кланам, достались отбросы, объедки пиршества, которыми не могут позволить себе заниматься достойные люди, контролирующие жизнь планеты. Проституция. НЕЗАКОННАЯ проституция, – уточнила она и ухмыльнулась, вкладывая весь отвратительный смысл в это слово. Ведь осталось не так много вещей, которые были бы незаконными на Венере, этой цитадели разврата по земным меркам. – Работорговля. Наркота. Торговля редкостями. И, разумеется, контроль над трущобами, который никто не сможет осуществить лучше структуры, работающей «снизу».

Как видишь, мафия Венеры – это сборище грязи, в которой нормальный человек не может не утонуть.

Она помолчала.

– Да, там крутятся большие деньги, достаточно большие даже по меркам планеты, здесь Кампос не наврал. Но нужны ли они такой ценой? Да и выйти из бизнеса, чтобы спокойно потратить их, проведя остаток жизни где-нибудь на Ямайке или Гаити невозможно. Это до конца жизни, Хуан. И маловероятно, что жизнь окончится в постели от старости.

Я непроизвольно сглотнул подступивший ком. Я все еще находился под впечатлением от обаяния этого человека, Виктора Кампоса, довольно харизматичного сукиного сына (тьфу, прицепилось), поэтому не мог рассуждать здраво. Пока не мог. И слова Катарины вылились, как отрезвляющий душ.

– Еще в одном он прав, – продолжила она. – «Семья» – это власть. Естественным путем ты так высоко не взлетишь. И если не боишься обагрить руки чужой кровью, а совесть чужим страданием, можешь смело принимать предложение.

Я усмехнулся.

– Я почему-то ждал от тебя чего-то подобного, именно этих слов.

– Это не слова, это факты, мой дорогой. К нам ты не вернешься, ты для этого слишком красиво хлопнул дверью, но жить по-старому, являясь отбивной для кого-то, как в прямом, так и в переносном значении слова, не захочешь. Это шанс для тебя, малыш! Хороший шанс! В жизни такие выпадают редко!

– То есть ты все-таки думаешь, что я приму его предложение? – усмехнулся я.

Она пожала плечами.

– Мне все равно. Я защищаю тебя от него, пока тебе угрожает опасность. Потому, что во многом она угрожает из-за моих плохо обдуманных поступков. Это позиция корпуса – мы не бросаем своих. До всего остального мне нет дела.

– Не бросаете? – заметил я, вкладывая в голос всю возможную желчь. Она усмехнулась и кивнула.

– Да. Мы можем прессовать своих, в воспитательных и любых других целях. Мы наказываем за проступки, очень строго, невероятно строго! Но все это внутри, не вынося сор за порог бело-розового здания. В большом же мире своих мы не бросаем и вытаскиваем из любой передряги. Это тоже один из столпов, на которых держится корпус телохранителей. И пока он стоит, незыблемо и нерушимо, у нас будут конкурсы по двести-триста человек на место.

Я задумался, откинувшись на спинку. Да, все не так просто.

Какие у меня есть факты?

С одной стороны бесчеловечное отношение, унижение, неуставщина, жуткий прессинг. Но с другой – защита своих. «Мы накажем за проступок, но сделаем это мы сами». Что-то в таком духе. И то, что я еду с ней в машине – подтверждение этого лозунга. Меня не бросят.

Я все еще могу вернуться?

Не знаю. Она оговорилась, что за меня просили. То есть, если бы такой возможности не существовало в принципе, они бы не просили. Значит, существует. Но…

Дальше я подумать не успел, она словно прочла мысли:

– Хорошо, давай перейдем к официальной части. Я хотела оставить это на вечер, заехать к тебе в гости, но раз такие события…

Я подобрался.

– Сегодня утром мы, наконец, собрали совет офицеров по поводу твоей проблемы. В малом составе, кого нашли, но его решения законны. Пятью голосами против двух ты признан невиновным.

– Невиновным в чем? – я чуть не рассмеялся, поскольку вины за собой как-то не ощущал.

– В невыполнении приказа. Тебе приказали сидеть и не вмешиваться, ты его нарушил. Там было еще и про технику безопасности, про доспех и его отсутствие, но это признали фактором, не стоящим внимания.

Я, признаться, немного обалдел от такой наглости.

– А можно поинтересоваться, почему? Вы, приказы, устав, жесткач такой, и вдруг – невиновен… Кого другого бы вы за такое расстреляли!

Она согласилась

– Да, кого другого из своих, принятых и принявших присягу. Но ты не один из нас, ты даже не «мелочь», не новобранец, и не обязан подчиняться приказам, идущим в разрез со своей совестью. К тому же, ты не бросил оружие, а это очень важный фактор.

Пауза.

– Короче, ты имеешь полное право явиться для прохождения последнего, итогового теста, по результатам которого после приезда Леи будет принято решение о твоем зачислении. Это окончательно и обсуждению не подлежит.

– То есть… – я даже не знал, что на это сказать. – Я могу…

– Один единственный тест, – перебила она. – Сложный, с риском выйти из него вперед ногами, но по-другому у нас не принято. Пройдешь – зачислен. Не пройдешь – adios. Вот и всё.

– А что за тест? – я начал приходить в себя.

– Скажем так, тебе надо будет пройти полосу, но сложность ее будет заключаться не в препятствиях, а в том, что некоторые плохие парни будут пытаться тебя убить. Естественно, не живые, но тебе от этого будет не легче. Большего сказать не имею права.

– Понятно.

На самом деле понятно ничего не было. Но какие вопросы задавать – я не знал. Неожиданный поворот!

И еще я поразился, как права оказалась мама. Они позвонили-таки! Ну, не совсем позвонили, но если бы не дон Виктор, то связались бы со мной вечером. Сказав, что «простили»…

De puta madre!!!

– Конечно, я понимаю, что мои слова для тебя ничто не значат, – продолжила вдруг Катарина со слащавой ухмылкой наевшейся сметаны кошки. – Так, отдушина, дескать, «я был прав и идите вы все». Но это моя работа – сообщить. Я ее делаю и потом отчитаюсь. Я рада, что ты не придешь, честно! Тебе у нас не место! Мир? – Она протянула ладонь.