Текст книги "Золотая планета. Тетралогия (СИ)"

Автор книги: Сергей Кусков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 131 (всего у книги 140 страниц)

  Есть! Ошеломление! А теперь добить, левой-правой, левой-правой.

  Первый противник из второй партии осел. Второй же, подло отпихнутый, пришел в себя и вновь атаковал, но у него больше не было козыря в виде напарника, отвлекающего мое внимание. Я пропустил его мимо себя, немного ускорив движение и изменив траекторию в сторону ближайшей стенки, после чего вновь подло ударил, сзади, боковым в ухо. И когда он по инерции развернулся, засадил ногой в прыжке. Красивый удар, из разряда тех, что можно провести либо недобитому противнику, чтоб добить, либо отличающемуся от тебя классом на порядок. Ну, а теперь, на десерт, кулаком в лицо – не признаю я ножной бой. Удар должен от сердца идти, от души, от плеча.

  Есть, второй осел, и это надолго. Обернулся к менеджеру, мудро воздержавшемуся от участия в драке. Тот стоял ни жив, ни мертв, с выпученными глазами, не зная, что делать. Возможно, вышибалы в заведении еще имелись, но все были рассредоточены и не могли прийти на помощь немедленно. Коварный же я находился прямо перед ним, и, судя по зверским глазам берсерка, щадить не собирался никого.

  Желая развеять последнее заблуждение и навести хоть какой-то мост, я подошел и спокойно произнес:

  – Не возражаете, я у вас тут немного потанцую? С девочками познакомлюсь? Обещаю вести себя прилично! Честно-честно! И ни с кем не драться!

  Тот ошарашено кивнул и попятился, медленно, шаг за шагом. Я же, демонстрируя, что бить точно не буду, развернулся, и, напевая веселую песенку по мотивам доносящейся из зала на первом этаже мелодии, зашагал вперед. Но вдруг сзади раздался звук, который трудно с чем-либо спутать. "У-у-у-и-и-и-и..."!

  Я прыгнул в сторону, на ходу начав разворот, но не успевал, фатально не успевал. Тело сделало только пол-оборота, а ухо уловило уже другой звук, следствие первого – высокое "пи-ри-ри-рим"! А затем "ти-и-и-и-ир"! "Чи-ри-ир"! "Чир"! – звуки выстрелов и царапания игл о бетонопластиковый пол.

  Есть, упал на землю. Вроде жив. Поднял глаза. Точно, жив, и всё уже закончилось. Охранник, вырубленный мною только что первым, сидел на коленях, схватившись за безвольно повисшую плетью руку, из которой вывалился "Abejorro", "Шмель", игольник малой мощности для частной охраны.

  – А-а-ай! Ах ты ж...

  – Не чисто работаешь! – покачала головой стоящая у самого входа Жанка, убирая свой профессиональный сто девятый AEG в кобуру под пиджак. – А если б меня не было?

  – Спасибо!.. – выдавил я. Но это было и всё, что я мог сказать – злость все еще играла, не смотря ни на что. И, обернувшись, продолжил движение в сторону главного зала, предоставляя ей самостоятельно вести переговоры с менеджером по поводу случившегося. Это их работа, разберутся.

* * *

  Музыка оглушила. На сцене пела группа, лабала что-то до ужаса классическое латиноамериканское в современной обработке. Интересная культура у этих латинос, прошли века, а у них та же музыка, те же традиции и обычаи, те же имена, что и тысячу лет назад. Изменилась Европа, колыбель прогресса человечества, пав под натиском «новых варваров» с востока. Ушла в тень Америка, ныне представляющая собой больше североамериканскую латиноамериканскую страну, чем коварную ненавистную совершенно чуждую державу гринго прошлого. Изменилась Россия, вместо патриархальной православной империи с доминирующим славянским этносом прошлого став державой, вобравший в себя все, что только можно – все окружающие этносы, все культуры и религии. И только латинос как плясали под свои зажигательные мелодии, так и пляшут до сих пор. И сам черт им не страшен.

  Первым делом я подошел, естественно, к бару.

  – Что сеньор желает? – профессионально улыбнулся мне человек за стойкой. Он не знал, что произошло у входа, знать об этом не его работа, но судя по тому, что меня пустили в таком состоянии, сделал вывод о принадлежности к людям небедным. Просто "замороченным" очередным молодежным движением, оттого такие явно диссонирующие с окружающим небритость и куртка.

  – Выпить, – коротко сформулировал я.

  Внимательно оглядев с ног до головы, подметив во мне каждую деталь, он исчез, а через минуту поставил на стойку белесый мутный напиток. Я попробовал. М-да, крепко, но ароматно. Какой-то коктейль, кажется, со вкусом аниса. От водки и марсианского пойла отличается, как небо от земли, при том, что крепость не намного ниже.

  – Повтори, – попросил я, мигом опрокинув содержимое. Бармен улыбнулся и моментально исполнил требуемое. Вот за это я и люблю профессионалов – сами все видят и понимают, что нужно человеку, ни о чем не спрашивая

  – Я еще подойду, сказал я, забирая карточку, с которой, во избежание, тут же расплатился за пойло, осматривая зал, с какой бы стороны начать охоту. Ибо то, что я собирался делать, иначе не назовешь – самая настоящая охота.

  Я бродил по залу, борясь с ослепляющим действием световой аппаратуры, и одновременно с алкоголем в крови. После встряски у входа немного расслабился, и опьянение снова начало отвоевывать сантиметр за сантиметром пространства моего тела; выпитый же у стойки напиток только ускорил процесс. Выбирал я придирчиво; как, по каким критериям – не могу ответить, это что-то внутреннее – интуиция, усиленная полученными не так давно знаниями и точным расчетом. Та сеньорита не понравилась тем, та – этим. Эта слишком вульгарна, эта – законченная стерва. Та явно сама ведет охоту, и держаться от нее надо подальше, а вон та не одна, с парнем, к ней лучше не подходить.

  Пару раз объектом охоты становился я сам. Один раз подошла девочка-профи, занимающаяся разводом "клиентов" с последующей обчисткой, один раз тупая шавка, ищущая приключений на переднее место. Последних тут было много, невероятно много, но выглядел я слишком уж... нестандартно, и подойти рискнула только она. Видно, совсем уж отчаялась. Первую же, которая профи, я послал, переведя на испанский одну из Тимуровых коронных фраз: "Девочка, рамсы не путай!" Отстала без вопросов!

  Еще, хоть я и был нетрезв, заметил одну важную особенность. Я и раньше любил наблюдать за людьми, делать выводы относительно них, оценивать, но то, что получалось сейчас, можно назвать одним словом – высший пилотаж. Я не просто оценивал всех по различным малозначащим признакам, я чувствовал каждого человека насквозь – все, что творится в душе. Этот – подонок, этот – работяга, выбрался отдохнуть впервые за незнамо сколько времени. Тот на распальцовке, пускает пыль в глаза двум милашкам, которых тактично обжимает, предвкушая грядущую ночь любви с не совсем стандартным соотношением участвующих, не понимая, что обе они его разводят и в душе смеются. Как понимал, что разводят? Если скажу, по глазам, не опишу той гаммы чувств, что возникла, когда смотрел на них. Я просвечивал словно рентген, и каждая черточка лица говорила о людях куда больше, чем все органы чувств обычного человека вместе взятые. Я был всевидящ и всезнающ, и мне начинало это нравиться.

  Нет, злость на Катарину и корпус оставалась слишком сильна, чтобы отдать им должное и мысленно сказать "спасибо". Но даже в таком состоянии не мог не отметить их заслуг в моих возможностях. Прежний я никогда бы не прошел даже через охрану, которая, скорее всего, завернула бы на входе и трезвого. Прежний я никогда бы не справился с одним из мордоворотов, не говоря о четырех. Было дело, вырубил охранника дона Кампоса, но то просто счастливый случай, стечение обстоятельств, не стоит себя переоценивать. И это только что касается охраны, а как насчет происходящего здесь, в зале? Как оценить то, что я читаю людей, как голограммы на козырьке визора? Особенно девчонок, безошибочно определяя, кто они такие и с чем их едят?

  Да, все это уроки Катарины, Лопес, Рамирес, Гонзалес, Очень Важной Сеньоры, и, конечно, Нормы. А так же всех остальных моих учителей и тренеров, в той или иной степени. С невероятным практикумом в уникальной среде – обществе королевских амазонок. Девочек, отличающихся интеллектом, характером, силой, волей и претензиями к жизни. Местные стервочки никто по сравнению с той же Жанкой или Камиллой, школьницы, хотя видел я тут и опытных респектабельных сеньорин, прошедших огонь и воду. При том, что и Жанка, и Камилла – покладистые овечки по сравнению с некоторыми тамошними волчицами.

  Корпус – школа, школа жизни, и именно там, в клубе, я, наконец, понял, что она не прошла для меня даром. Меня многому научили, и я могу свободно пользоваться этими знаниями не только для нужд ее королевского величества, но и для своих собственных. И осознание этого стало главной эйфорией того вечера, на мгновение даже затмившей мою ненависть.

  Эту девочку заметил издалека. Она двигалась... Плавно, изящно, как кошка. Хищница. Пантера. Хотя движения ее носили не профессиональный характер – танцевать она явно не училась – но получалось восхитительно. Подошел ближе, включил все доступные новоприобретенные способы оценки.

  ...Нет, почему не стерва? Стерва, конечно! Все они стервы. Но вменяемая, адекватная, а таких не много. Я чувствовал в ней что-то правильное, какой-то стержень, отсутствующий у подавляющего большинства окружающих сеньорин, что сразу выгодно отличало ее и притягивало, как магнит. Да, она стреляла глазами в мальчиков, как и другие, но и тут я чувствовал, что это не взгляд прожженной до мозга костей шлюхи.

  Это был именно мой вариант, интуиция кричала, буквально вопила об этом, а я никогда не мог устоять натиску этой сеньоры. А еще эта девочка была красивой, восхитительно красивой! Жесткая смуглая брюнетка-латинос с шикарными густыми волосами, спускающимися ниже лопаток, с редкими для латинос чертами лица. Видно, есть в жилах еще чья-то кровь в количестве, дающем красоту, но не забирающем расовые черты. И это мне так же нравилось.

  На ней было синее платье, гармонирующее с цветом волос, переливающееся из оттенка в оттенок, сияющее в свете клубного ультрафиолета. Не слишком жесткое, чтоб казаться вульгарным, но и не слишком длинное, чтоб выглядеть скромницей – эдакая золотая середина. И танцевала она так же – с одной стороны ее движения отдавали сумасшедшим эротизмом, заводили с полоборота, но с другой в них не было фальши охотящейся на самцов шлюхи. В танце она принадлежала себе, наслаждалась эффектом самой себя, не ставя перед собой никаких дополнительных целей. И главное, ей катастрофически не хватало партнера.

  – Привет! – спустился я ей как снег на голову, перехватывая после очередного па. – Ты здесь самая красивая!

  – Правда? – она опешила, отстранилась, но руку ее я не выпустил, намекая, что не просто так, что собираюсь вести, и ее мнение меня не особо интересует. Однако, двигался я плавно, школа танцев давала о себе знать, и она решила попробовать – какой-никакой кабальеро лучше его отсутствия.

  – Да. Я тут всех обошел, осмотрел. Ты – лучшая. А в красоте я разбираюсь, можешь поверить!

  Она верила. И любая на ее месте поверила бы. Во всяком случае, это был убойный комплемент, который мало какую сеньориту на ее месте оставит равнодушной.

  Итак, первый удар я нанес, слегка ошеломил, теперь включить обаяние и не выходить из образа нагловатого жесткого... Нет, не мачо. На мачо ведутся одни шлюхи, а я собирался не просто трахнуть, а покорить сей экземпляр. И включил образ царя вселенной – спокойного, все знающего и умеющего сеньора, которому по плечу любой вопрос и любая проблема. Мечта любой сеньорины, а не мужчина! И она поплыла, поддалась на магию, я видел это по ее хлопающим ресницам и смятению в душе.

  – Я хочу танцевать с тобой! – озвучил я намерения, закрепляя успех. – Я танцую только с самой красивой девушкой, а здесь это ты! – После чего закрутил ее, прижав в итоге к себе, перехватил другой рукой и легкостью, изяществом раскрутил в другую сторону. Бахвальство, конечно, но в небольших дозах оно идет только на пользу. – Ты ведь не против? – закончил я, повесив на лицо улыбку Роберто Альенде, секс-символа прошлого поколения, по которому до сих пор убиваются многие совершенно взрослые состоявшиеся сеньорины.

  – Не против. – Она оценила меня правильно и приняла игру, стрельнув глазами. Глазки ее загорелись ехидным и для кого-то определенно пакостным огнем, и мысленно засчитал себе очко – просто так подцепить такую красавицу, и увести ее у кого-то – совершенно разные вещи, с совершенно разным уровнем эндорфинов в крови.

  – Ты красиво двигаешься, – снова раскрутил я ее, но на сей раз она не отдала инициативу, а пошла в наступление, еще более походя на дикую кошку. Спинка выгнута, ручки, словно лапки, только когтей не хватает, и взгляд соответствующий, вызывающий. – Хищная! Грациозная! Опасная! Можно, я буду называть тебя Пантерой? – Я перехватил ее и опрокинул назад. Встретился с нею глазами. Получился короткий, но емкий зрительный контакт. Так, теперь поднять, перехватить за руку и назад, от себя. – Ну, так что?

  – Меня так никто не называл. – Ей нравилось, она буквально млела от удовольствия. Пошла в атаку, закружилась. Я поддержал ее, но в результате движения ее тело оказалось в моих объятиях, а губы в нескольких миллиметрах от моих. Так, дорогуша, опасность, на грани фола – вот во что я тебе предлагаю поиграть. Ты согласна?

  Да, она была согласна. Глазки ее заискрились, и вновь отстранившись, она начала наш танец-игру, пересыщенную энергетикой.

  – Называй! – благосклонно прошептали ее губы, когда она, вновь сделав круг, оказалась в моих объятиях.

  – А не боишься? – усмехнулся я. Она поняла, о чем я.

  – Не боюсь.

  – Тогда, поехали? – процитировал я своего кумира и вновь закрутил ее.

  Что ж, девочка собиралась устроить здесь такое, что в аду чертям должно было стать жарко. И, видно, у нее были на то свои причины. Я же походил на роль эдакого таинственного незнакомца из женских романов, неожиданно появляющегося, как правило на балу, от которого все героини как минимум до утра теряют голову. И она собиралась побыть таковой героиней, и тоже минимум до утра – а чем она хуже других?

  Но не мне судить. Более того, в тот момент мне нужна была именно такая сеньорина – свободная, раскованная, дергающая судьбу за хвост и достаточно безумная, чтобы соревноваться с моим собственным безумием. Вместе мы полетели, будто на крыльях ветра.

  Это была борьба, наш танец. Битва. Но главная интрига битвы заключалась в ее полной непредсказуемости. Да уж, бедные черти!

* * *

  Дальше меня накрыло. Внешне это проявилось не заметно, силы, не дававшие ощущать опьянение, работали и здесь, но соображать перестал. Я продолжал танцевать, бороться с Пантерой языком, древним, как сам мир, но совершенно не помню этот отрезок времени. Возможно, качался, движения мои не были такими ловкими, как в нормальном состоянии, но и того, что выдавали инстинкты, усиленные приобретенными способностями, хватало.

  Следующий момент, который помню, словно кадр, вырванный из контекста небытия, это ощущение ее восхитительного тела. Мы зажимались за колонной: я прижимал ее к мрамору отделки и целовал, руки путешествовали по всему ее телу, сама она, обхватив меня ногами, не уступала, обдавая горячим дыханием. Помню вкус ее губ – теплых, страстных; она постоянно фолила кусала меня, но мне это безумно нравилось.

  Затем провал. Следующее воспоминание – мы с нею на лестнице. Маленькой узкой полутемной, ведущей на второй этаж и к туалетам. Она наклонилась вперед, обняв перила, я же, пристроившись сзади и задрав платье... Скажем так, любил ее. Она стонала, пребывая где-то далеко-далеко, я же испытывал ощущение тупого счастья – это когда в голове нет ни одной мысли, кроме того, как тебе хорошо. Мимо ходили люди, что-то говорили, кто-то посмеивался, но было плевать – нам они не мешали.

  Снова провал, и снова вспышка. Здоровенный тип в форме охранника что-то усердно мне втолковывающий. Что – я не понимал, зато чувствовал его страх. Не знаю, что наговорили администрации про меня девчонки, но тип боялся не столько не справиться со мной физически, сколько последствий того, что скрутит вашего покорного слугу в бараний рог и вышвырнет. Какие последуют санкции. Тогда я еще не понимал, это пришло гораздо позже, что для обывателей ангелочки не могут охранять абы кого. Для всех, кто в курсе, кто они, а после инцидента внизу администрация вряд ли не в курсе, я автоматически превращался в члена королевской семьи, пускай и неизвестного широкой публике.

  Затем его лицо исчезло, вместо него возникла физиономия менеджера – того самого, которого я видел внизу. Этот не боялся, наоборот, чувствовал себя в родной стихии, повесив на лицо рабочее-сосредоточенное выражение. Он был эмоционален, давил аргументами, уговаривал, однако, это не помогло – я так и не понял, чего он хочет.

  Потом была Пантера, вначале тоже попытавшаяся объяснить что-то словами, но затем молча меня куда-то потащившая. В руках у нее блестела карта-ключ от номера, одного из тех, что располагаются над любым уважающим себя ночным клубом (или под, где как) и сдаются разгоряченным парочкам. В ушах звенели последние брошенные ею слова: "Подарок от заведения!".

  Снова вспышка. Она, снявшая платье, видимо, чтобы я в горячке не разорвал его в клочья, набрасывается на меня. Я рычу, издаю совсем уж животные звуки, швыряя ее на подушки и подминая под себя. Вновь борьба, и эта борьба так же вечна, как язык танцев. Пантера рычит, кричит, кусается, царапается, стонет. Выгибается дугой, словно настоящая кошка. Ей тоже нравится, она сходит с ума от этой борьбы. И вот он пик, оргазм – крик, которому позавидует любая порноактрисса. Только настоящий, не наигранный. Искренний. И вновь провал.

  ..Мы лежали на кровати. Я обнимал эту девушку, гладил ее бедра, живот, ласкал груди. Какая же она красивая! Ее головка доверчиво покоилась на моей руке, рука же обнимала мою шею. Нам было хорошо и ничто на Венере не имело значения. Не нужно было даже ничего говорить – все и так понятно без слов.

  – Как тебя зовут? – ее голос в полутьме. В другой ситуации я бы как минимум улыбнулся, но сейчас просто ответил, чуть больше развернув ее к себе, проводя пальцами по лицу, будто пытаясь запомнить его черты

  – Это так важно?

  Ее глаза, спокойные, умиротворенные, любопытные. Я поцеловал их. Она ответила, подавшись вперед. Но я еще не был готов к подвигам. Да, она возбуждает, будит во мне самые животные инстинкты, я постоянно хочу ее, но не так же быстро! Надо же хоть немного отдохнуть! Она тоже поняла это, отстранилась, усмехнулась.

  – Должна же я как-то называть тебя, таинственный незнакомец?

  – Называй меня Хуан, улыбнулся я. – Или Ангелито.

  – Ангелито? – Ее бровки взлетели вверх.

  – Это прозвище, – пояснил я. – Рабочий псевдоним, под которым меня знают в банде.

  Она понимающе кивнула.

  – Не скажешь, из какой ты банды?

  – А вот это точно тебе лучше не знать! – улыбнулся я. Она рассмеялась, легко и непринужденно, все понимая.

  – Это точно. Здесь соглашусь. А как меня зовут, не спросишь, Ангелито?

  Я отрицательно покачал головой.

  – Зачем? Оставайся Пантерой. Так интереснее.

  По ее мимике я понял, что она не привыкла к подобному обращению, но игра ей нравилась.

  – Ну что, ты отдохнула? – поднялся я на кровати, сел. Она приподнялась на локте.

  – Отдых? Что такое отдых? А ты хочешь что-то предложить?

  Как же я обожаю этот бесстыжий огонек в женских глазках! Бесстыжий... И совершенно честный. Ей нравилось, безумно нравилось происходящее, и для нее оно было в диковинку – она не привыкла вести себя вот так: дерзко, нагло, развратно, совершенно без тормозов. Серая тихая домашняя мышка, дорвавшаяся до свободы, обнажившая свою истинную сущность. Как же я обожаю серых мышек!

  – Говорят, хорошее красное вино помогает потенции... – многозначительно произнес я.

  – Помогает, – согласилась она. – На время.

  – Нам хватит. А тут как раз такой симпатичный барчик...

  Я встал, открыл номерной бар. Действительно, выбор богатый – под стать уровню самого номера, достойного, чтобы приютить на несколько часов кого-нибудь из аристократов. Бар вряд ли входит в стоимость "подарка", но ее величество оплатит, не думаю, что для нее это такие уж большие деньги.

  Автоштопор и бокалы стояли тут же, наготове, и я без усилий разлил напиток вишневого цвета по бокалам. Протянул один из них ей.

  – За встречу?

  Мы чокнулись, она пригубила.

  – За встречу!

  – Хуан, расскажи о себе?

  Мы сидели в ванной. Да, это классный, великолепный номер: огромная комната с кроватью-космодромом, увенчанной балдахином с занавесками, с пластиковой, но очень хорошо сделанной под старину под дерево мебелью, большим баром, кухней и невероятной розовой ванной с джакузи в форме сердечка. Эту ванную мы в данный момент изучали, пробуя, каково это, жить красивой жизнью. По ее глазам, которыми она смотрела на утекающую воду, я понял, что она тоже отдыхает в таких условиях в первый раз. И хоть всячески крепится, ей не по себе. Это радовало – от девочки одного с тобой круга хотя бы знаешь, что ожидать. Гораздо сложнее с богатыми – они привыкли не обращать внимания на важные для тебя вещи, просто не представляю, что бы было, будь она аристократкой, как некоторые.

  ...И, mama Mia, как же забавляло, как она смотрела на безумное с ее точки зрения количество бесценной воды, используемой только для того, чтобы красиво потрахаться!

  – Зачем? – вяло ответил я, расслабленный после последнего секса. И ни на что не способный, кроме созерцания потолка, стен и ее грудей, выделяющихся под гладью воды. Кажется, на некоторые вещи можно смотреть до бесконечности, и месяцы общих душевых с самыми разнообразными представительницами слабого пола эту охоту не отобьют.

  – У тебя что-то произошло. Что-то серьезное, – сосредоточенно произнесла она, выводя своим тоном из состояния ленивой созерцательности. – И ты пытаешься забыться. Только вот пошел не самым мудрым путем. Напиться и учудить что-то эдакое... – Пантера покачала головой. – Это неправильно, Хуан.

  – А как правильно? – Она предпочитала называть меня по имени, не приветствуя "рабочий псевдоним" как таковой, в принципе. Именно из-за "рабочести". И если честно, мне такая позиция тоже нравилась.

  – В каждом конкретном случае по-разному, – пожала она плечами. – Но сказать как, не зная причину, увы, я не могу.

  – Ты психолог? – Я усмехнулся. Она покачала головой.

  – Нет, хирург. Военный. Будущий.

  – Будущий?

  – Военно-медицинская академия. Третий курс. – Довольная улыбка. Видно, девочка гордилась этим, считая достижением. И еще, видно, учится она хорошо, как и должна учиться настоящая пай-девочка.. – Осталось полтора года, затем два года практики и защита. Так что считай, я врач! – Она засмеялась. – А врач – он и есть врач, должен не только лечить, но и чувствовать пациента, воздействовать на него психологически. Ибо если человека не успокоить, не вселить уверенность, что все будет хорошо, все твое лечение не стоит ломаного центаво.

  – Значит, ты меня в данный момент прощупываешь, – я покачал головой. – Допустим. А как же то, что ты -девушка? Девушка – военный хирург? Я еще пойму, просто хирург, но ВОЕННЫЙ?

  Ее брови нахмурились.

  – Я вообще хотела идти на гинекологию. Но у меня грант, и выбирать не пришлось. Меня поставили перед фактом: иду я туда-то и туда-то.

  – Комиссия ДО? (z) – Кривая усмешка.

  – Если бы! Сами военные. Они входили в состав комиссии, и их слово, похоже, обсуждению не подлежало. ДО-шники только кивали им и молча подписывали все бумаги.

  – А ты? Пыталась? Объяснила позицию? Что девушка и все такое?

  – Конечно, а как же! – Вздох. – Мне ответили, что военно-медицинская – предел мечтаний любого будущего врача, туда берут только лучших из лучших, и они не понимают сути претензий. А когда пригрозила, что все равно подам документы в другое учебное заведение, мне открыто, в лицо, сказали, что в таком случае больше никто никуда меня не возьмет. И со своим грантом я смогу лишь сходить в туалет. Догадайся, зачем.

  Я присвистнул.

  – Жестоко.

  – Я тоже так думала. Но знаешь, они сказали, что я не пожалею, и оказались правы. Я не жалею. Теперь, сейчас. Правда, для этого понадобилось два года, но это, правда, здорово.

  – Здорово быть ВОЕННЫМ врачом? – округлил я глаза. – Хирургом? Хрупкой девушке?

  – Ну, не такая я и хрупкая! – довольно улыбнулась она. – Выдержу. Ведь главное в армии – это свобода, Хуан! – с энтузиазмом воскликнула она, глаза ее загорелись. – Независимость!

  – Независимость от чего? От личной жизни и свободного времени?

  – От такой жизни, как у меня, – зло парировала, будто выплюнула. – Я устала, ты не поверишь, как сильно я от нее устала. И контракт станет избавлением. Какие-то полтора года – и уже начнется практика. А там и полноценный военный контракт. А если повезет – то и флотский.

  Я молчал, чувствуя, что смогу, наконец-таки побыть лекарем души. Просто слушая.

  – На мне сестра и родители, – начала она свою исповедь. – Отец – инвалид, получил увечье на шахте, вот уже много-много лет не может найти нормальную работу. Мать... – Вздох. – Она пытается, но этого мало. Нас двое, я и сестра, а она одна. И еще отец... – Снова вздох. – А еще столько вопросов! Столько проблем! Их не решить так просто, Хуан. И как только я подпишу контракт, выдерну их оттуда, из всех передряг. Так что это стоит того.

  – Плохой район? – усмехнулся я под нос, задумавшись. Точно.

  – Хуже некуда. Северный Боливарес. Бывал там?

  Я присвистнул.

  – Ты понимаешь, что, возможно, придется летать на корабле по шесть-восемь месяцев? А то и больше? Или служить на Меркурии, в условиях пониженной гравитации? Или вообще за орбитой Юпитера?

  – А что тебе не нравится в кораблях и пониженной гравитации? – мило улыбнулась она, и я понял, что продолжать не стоит. Я не прав. Не за тем ли самым я сам пересек порог бело-розового здания с колоннами? Не мне ее судить, и тем более не мне давать советы. К тому же, она живет в самом что ни на есть бандитском анклаве, в отличие от моего более-менее спокойного района космонавтов, на ней сестра и родители. Каждый выживает, как умеет.

  – Они будут в безопасности, Хуан, – расплылась в улыбке Пантера. – Через три года. И этот шанс я не упущу.

  И вообще, не переводи тему. Я первая спросила, что с тобой не так, а ты выудил из меня всю подноготную. Так не честно.

  Я загадочно улыбнулся. Девочка, ты даже не представляешь, что будешь способна сделать и сказать, если я начну испытывать на тебе вложенные навыки. Пока ведь использую только то, что въелась, что на уровне подсознания, автоматизма. Но если речь пойдет о науке...

  – Я убил человека, – произнес я, понимая, что эта девушка не сможет навредить мне сим знанием. – Это было испытание кровью. Знаешь, что это такое?

  Пантера нахмурилась, кивнула. Да, знала. Специфика жизни девочки из трущоб.

  – Я ненавижу их. Ненавижу так... Даже слов нет, чтобы описать, как! Но понимаю, что без них я – никто. Они уже защитили меня, от конкурирующей банды, и теперь... В общем...

  – Ты не хочешь возвращаться, но у тебя нет выбора, – произнесла она. Я кивнул. Да уж, точно, врач! Самый настоящий лекарь!

  – Не переживай, Хуан, – продолжила она с улыбкой и мягкостью в голосе. – Ты не первый. И не последний. Нужно принять это. Просто принять.

  – Но я их...

  – Хуан, от нас в этой жизни мало что зависит, – продолжила она, и мне становилось легче от одного звука ее голоса. – Мы должны идти тем путем, который уготовил всевышний. А на этом пути мало достойных людей, поверь.

  – Верю, – качнул я головой.

  – Надо уметь уживаться, уметь работать с теми, что есть. Находить общий язык. Искать компромиссы с собой и с совестью. Искать выходы. Ненавидеть может каждый, не каждый может понять и сделать так, чтобы эта ненависть шла на пользу.

  – Они жестокие, – попробовал найти аргументы я, понимая, что те рушатся прямо у меня на языке, еще не воплотившись в звук. – Для них жизнь человека – ничто.

  – Но для тебя ведь все не так, правда? – она вновь улыбнулась. – Главное, кто ты, кем ты остаешься после общения с ними. Если подстроишься, изменишься, станешь, как они – это одно. Если подчинишь, изменишь сам, или хотя бы просто научишься использовать их жестокость во благо – это другое.

  И еще, Хуанито. Они были и будут, независимо от тебя и твоих желаний. Они просто есть. Потому или ты принимаешь это, или уходишь. Но так, как уходить тебе некуда, ты прошел испытание кровью, то дорога у тебя только одна. – Она показала на вены на запястьях, но я в тот момент подумал о веревке и потолке. – Потому, что они сделают это гораздо болезненней. Я встречалась с разными мальчиками, в том числе плохими, а сейчас мой парень вообще из эскадрона – знаю, что говорю.

  – Так что взрослей, Хуан, – подвела она итог. – И решай для себя, как ты будешь это принимать, на каких условиях. Совесть не абсолют, с нею можно договориться, и я больше скажу, нужно. Иначе в этой жизни дорога будет только одна.

  А теперь иди ко мне, я соскучилась... – томно выгнулась она, и я почувствовал, что соскучился тоже. – Там вроде еще осталось вино, неправда ли?..

* * *

  Мне было хорошо, хорошо душой. И так хорошо не было никогда.

  Мы разговаривали. О чем, что именно обсуждали – не помню, но я все больше и больше успокаивался. Злость и безудержная ярость, что гнели меня последние несколько дней, уходили, будто их и не было. Один раз заговорили на скользкие темы, и я было сорвался, но произошло чудо – Пантера уперла руки в бока и заорала на меня. Кричала не голосом, интонацией, с напором. И я вдруг пришел в себя, ощутив пустоту, тряску рук и горький привкус во рту, как обычно бывает после приступа.

  Такого со мной никогда не происходило. Ярость берсерка бывала сильной, бывала не очень; иногда я мог с нею справиться, удержаться, иногда для этого требовались внешние факторы, как то скручивание или укол успокаивающих препаратов. Но никогда, НИКОГДА приступ берсеркизма не проходил от простого крика хрупкой девушки.

  Время шло, покинуть эту таинственную обитель никто из нас не торопился, и события в памяти постепенно размывались – мы перестали ощущать происходящее. К тому же, в номере было много выпивки, не пить ее причин никто из нас не видел, сдерживающие ранее тормоза не работали, и мне хватало одной капли, чтобы развезло до беспамятства. Потому дальнейшее пребывание в номере превратилось в сладостный бред, из которого я периодически вываливался, но вскоре проваливался вновь.

  Секс и ласки сменялись долгими разговорами по душам, переходящими в социально-философские диспуты. Разговоры – сном. Сон – сексом. Несколько раз мы заказывали в номер еды – одним сексом сыт не будешь, и еще вина. Крепче ничего не пили, но, повторюсь, мне хватало и этого. Моя компанейро не единожды порывалась уйти, но я всякий раз останавливал, и она оставалась, будто опасаясь той жизни, что ждала за гермозатвором. Убегала от нее. И мы вновь занимались любовью, купались, пили, ели и разговаривали.