Текст книги "Золотая планета. Тетралогия (СИ)"

Автор книги: Сергей Кусков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 124 (всего у книги 140 страниц)

  Это произошло на следующий день. Меня вывели хоть и не в наручниках, но под охраной (оружие как забрали вчера, у всего взвода, так никому и не вернули). Поставили рядом с "сорок четвертыми", с другой стороны от помощницы сеньоры Гарсия, зачитавшей вначале указ королевы о помиловании моих противниц, а затем постановление Совета о признании меня виновным в целом ряде нарушений. Список состоял пунктов из десяти, были там не только стрельба по наказующим и попытка организации террористического акта. Что конкретно – не вслушивался, специалистов выкручивать пункты уставов нужным образом здесь хватает, главное – подтекст. А он был и без этого ясен. Наказание за такое здесь одно – смертная казнь, но поскольку я "не местный", следом шел приказ о замене высшей меры вышвыриванием меня в народное хозяйство без права возвращения и апелляции. Естественно, с целым перечнем подписок и запретов на использование полученных здесь навыков.

  Но следом наказующая зачитала последний на тот день документ, о помиловании королевой ввиду "высоких моральных устремлений". Моей целью являлось "спасение товарищей по оружию" и "предотвращение приведения в исполнение приговора, вынесенного без рассмотрения некоторых подробностей, влияющих на оценку преступления", что не может не характеризовать меня с положительной стороны и частично не оправдывать. Изгнание заменялось тридцатью ударами – в назидание. Что я все-таки не прав и так делать нельзя.

  В общем, формулировалось запутанно и непонятно, чувствовался опыт ее величества, юриста и политика со стажем. Но главным, опять-таки, был подтекст, а не слова, а он гласил – меня оставили.

  "Паровозом" никого не назначили, чему я удивился – ждал, что хотя бы на Сирену вину свалят. Но кто-то тут же, моментально, сразу после развода, распустил слух, что "расстрел" планировался Советом изначально, как показательное выступление, элемент начавшейся политики наведения порядка среди личного состава. Что все действия изначально были рассчитаны на "бу-бух" перед строем поверх голов преступниц с последующим отпуском их на волю, и только я, глупый дурачок, этого не понял. Однако, мне простительно, ибо я тут недавно и вообще мальчик, и потому королева помиловала меня лично.

  Одним словом, рот всем заткнули быстро. Да никто особо и не возмущался – слишком запутанной оказалась ситуация, слишком немногим хотелось в ней что-то распутывать.

  Ведь с одной стороны, сорок четвертые, действительно, "шкодили". Причем так, что Камилла, авторитетный хранитель, осталась жива чудом. Перес же пыталась убить мою мать, косвенного члена королевской семьи, зная об этом – то есть, по логике ангелов была не права, а значит, ее смерть вообще не повод к обсуждению. Я – это я, а мать – это мать. Плюс, не стоит забывать их изначального террора в отношении молодежи – здесь ничто никому не забывается и просто так не прощается.

  Да, их подвели к проявлению высокомерия, но вести себя так, как вели они, никто не заставлял. И тем более никто не заставлял пытаться убить Камиллу, не имеющую отношения к нашему противостоянию.

  С другой стороны, офицеры частично манипулировали ими. Самую малость, но без этого не обошлось. Сие не имело бы никакого значения, решай они такой манипуляцией внутрикорпусные вопросы, но они делали это из-за меня, постороннего человека. Да еще "мажора", принца (с дня, когда я признал это перед девочками Белоснежки, этот факт никем более не ставился под сомнение). Потому решение о прилюдном "журении" и выпуске виновных за пределы корпуса всех устраивало, ибо снимало необходимость глубоко копать, кто прав, кто виноват. Да, обе стороны в чем-то неправы, но раз разошлись мирно и без крови, значит все хорошо и не стоит на этом зацикливаться.

  Именно это, нежелание "демоса" разбираться, и было основным фактором того, что шумиха быстро улеглась. Стандартный политический ход, насчитывающих тысячи лет своей истории. А что вы хотели, члены Совета должны быть прежде всего политками, и только после этого командирами!

  Так что отношение ко мне оказалось двояким. С одной стороны я – тот самый мажор, чужак, ради которого велись все эти игры. Персона non-grata. Но с другой, я выступил в защиту девочек, устроил ради этого дебош, нарушив кучу приказов и традиций, и даже (о, боги!) стрелял в наказующих, пытавшихся противостоять. Следовательно, отношение ко мне по определению не может быть однозначным, я в любом случае заслуживаю снисхождения. Это признавали даже пострадавшие по моей вине, что говорить об остальных.

  Что касается самих приказов, которые нарушил...

  ...Вот именно, я не местный, да еще родственник королевы. А что позволено Юпитеру, не позволено быку. Гораздо важнее, что я повел себя как ОДИН ИЗ НИХ, выступив на защиту собственных убийц. Вот это девчонок тронуло.

  Да, это последний немаловажный фактор, который у меня пока не хватает опыта брать в расчет. Это ЖЕНСКОЕ заведение. А женщины – контингент специфический. Они вообще не склонны к анализу, предпочитают ВЕРИТЬ тому, что им говорят, даже если доводимая до них информация немного противоречит логике. Это касается всех женщин, не только местных, просто, как показала практика, местные ничем от остальных не отличаются. Они живут эмоциями, а я создал достаточно эмоциональный фон на Плацу, затмивший логику и первопричину поступков всех противоборствующих сторон. И версию офицеров приняли во многом под влиянием этих эмоций – всем ХОТЕЛОСЬ ее принять. И думать, что все немного не так, женщинам не интересно.

  Еще я сделал для себя дополнительный вывод, что Антонио Второй был совсем не глупым мужиком. Да, для манипулирования корпусом надо разбираться в женской психологии от и до. Но если способен на это, тебе по плечу любые задачи. Хотя, повторюсь, у всего своя цена.

  – ...Хуан?

  Открыл глаза. Катарина. Сидела напротив. Машина покачивалась – куда-то ехали. Долго я дремал? Взгляд на браслет – пятнадцать минут. Музыкантки сидели рядом с отрешенным видом.

  – Это твое прикрытие, – указала она мне на них. Девочки оживились, проявилось это в коллективном переводе на меня трех пар глаз. – Знакомься.

  – Хуан, – помахал я им рукой. Девушки так же скупо представились.

  – Их позиции будут вот здесь. – Катарина взмахнула рукой, уже активированной в режиме перчатки, и передо мной предстал до дыр изученный макет двора, где планировалось предстоящее действо. – Здесь, здесь и здесь, – указала она на точки на крышах, образующих тупой треугольник с вершиной, ориентированной в глухую стену.

  – А тут? – указал я над двором. – Почему бы не стрелять с купола? – Или вас туда не пустят?

  – Кто это нас туда не пустит? – с иронией воскликнула она. – Нет, там будет слишком большое рассеивание, учитывай высоту купола. Плюс, зона охвата. Лучше с трех точек контролировать всю территорию и иметь свободу маневра, чем с одной, но сесть в лужу, если что пойдет не так.

  Я кивнул – логично.

  – Вторая точка может быть вот здесь, а может вот здесь, – указала она на разные места под крышей одного из противоположных высотных домов. – Определимся по месту. – Взгляд на одну из девушек, которая в ответ так же кивнула. – Есть вопросы?

  – Да. – Я перевел глаза на музыканток. – Что это за инструменты? Как называются?

  Все трое расплылись в улыбке.

  – Виолончели, – ответила одна из них, которая в юбке.

  – Мне вот интересно, вы когда-нибудь их в руках держали? В смысле, настоящие?

  Вопрос был из ряда риторических.

  – А-ай!

  – Терпи!

  Я лежал поперек на сдвоенных кроватях Сестренок. Роза вот уже пятнадцать минут втирала мне лечебную мазь в спину. Паулы в каюте не было – ушла на очередные подвиги, остальные же сидели вокруг и давили молчанием. Позавчера я весь оставшийся после аудиенции день бессовестно дрых, вчера было не до разговоров – сильно болела после экзекуции спина, и вот сегодня, похоже, час обсуждения наших проблем, пробил.

  – И как ты только со своими шмякодявками после того раза справился?! – в сердцах воскликнула Роза, когда я вновь застонал.

  ...Начну с того, что в этот раз наказующая, приходовавшая меня кнутом, не считала необходимым проявлять такой атавизм, как жалость. Заметка на будущее – нужно стараться не ссориться с ними, ни в коем случае. Ведь сила удара и точный его расчет в палаческом ремесле значат гораздо больше количества самих ударов. Моя же благословенная спутница, нечувствительность, хоть и активировалась, но сознание я так и не потерял. И тридцать ударов показались пятьюдесятью прежних.

  – Ты не представляешь, какой это мощный движущий фактор, любовь! – не мог не схохмить я.

  – Любовь? – в один голос воскликнули обе Сестренки, и, судя по голосу, обе скривились. На соседней кровати многозначительно фыркнула Кассандра.

  – А я всегда считала, что это называется похоть, – глубокомысленно выдала Гюльзар, обычно не щедрая на комментарии.

  – Вопрос терминологии, – не стал спорить я. – Понимаем-то мы под этим словом одно и то же!

  Задумался.

  – Но если так, и вы согласны с моим утверждением, тогда должны понимать, что будь вы... Хм... Скажем так, потенциальными объектами похоти, вел бы я себя с вами совершенно иначе?

  – А ты, значит, не видишь? – ядовито усмехнулась Роза. Она закончила лечебный процесс и принялась закручивать тюбик с мазью. Воздух в каюте сгустился от напряжения – я задевал другую не менее важную струну нашей взводной жизни, сексуальные взаимоотношения. Находящуюся в таком же подвешенном состоянии, как и взаимопонимание.

  – Я вижу классных девчонок, – не стал врать я и повернул голову к коленкам Мии. – Невероятно красивых! Добрых, умных, сексуальных. И не состоящих со мной в кровном родстве.

  ...Которых мне очень, очень-очень хочется! – закончил я на повышенной ноте.

  Мия напряглась, подобрала ноги. Как назло, они были голые, она сидела без формы, "в домашнем", единственная из всех, и благодаря этому мой монолог отдавал эротикой. Тишина вокруг нас зазвенела – даже Роза, потянувшаяся к тумбочке, замерла с тюбиком в руке.

  – Постоянно хочется, – продолжил я тише, ощущая, как горят глаза. С усилием, кривясь от боли, приподнялся. – Вы ведь чувствуете то же самое, да?

  Мог бы и не спрашивать. Маркиза и Кассандра как по команде отвернулись. Сестренки тоже смотрели куда угодно, только не на меня. Значит, тактика верная. Осталось совместить обе проблемы, чтобы разом разрубить Гордиев узел и четко показать позицию, от которой в дальнейшем буду отталкиваться. Так сказать, заново поставить себя в их коллективе.

  – Да, разумеется, то же самое. – Я усмехнулся. – Мия, иди сюда!

  Не откладывая спонтанно принятое решение в долгий ящик, с силой впихнул свое сознание в ускоренный режим, схватил младшую Сестренку и потянул к себе. Быстро, невероятно быстро, совершенно неожиданно. Мия опешила, истинкты ее запоздали, и оказать сопротивление не успела. А затем стало поздно.

  Через секунду она оказалась сидящей у меня в объятиях с крепко-крепко зафиксированными вдоль тела руками. А как вы хотели, девочки, у меня только спина болит, с этой стороны полный порядок!

  – Не надо! Все под контролем! – прошептал я Розе, взявшей мое горло в надежный захват. Та подумала, кивнула и убрала руки. Если до этого напряжение в каюте звенело, то теперь все девчонки сидели с отвиснутыми челюстями, гадая про себя, что происходит.

  Я продолжил театральную составляющую, ослабил хватку, готовый, если что, надежно заблокировать запястья Мии – но нет, пронесло, она себя контролировала. Неровно задышала, повернула голову ко мне. Недоуменно хлопнула ресницами. Судя по лицу, была готова расплакаться, словно маленькая девочка, которую нечаянно обидели – мне даже стало немножко стыдно. В ответ я выпустил ее руки совсем, нежно притянул к себе. Поцеловал в шею.

  – Котенок, прости меня. Я не хотел в тебя стрелять. Но по-другому не мог, понимаешь?

  Вот оно, прозвучало. Глаза девчонок, непонимающе уставленные на меня, ошарашено выкатились.

  – Я был не прав, – продолжил я. – И если бы была возможность не стрелять, я бы не выстрелил. Веришь?

  Мия молчала.

  – Гюльзар, прости меня тоже, – повернулся я к восточной красавице. – Понимаю, вы должны были убить тех девочек. Прежде всего ради меня, чтобы защитить. А я... Ножом...

  Маркиза так же смутилась и опустила голову.

  – Она сама собиралась просить прощения, – произнесла Кассандра похоронным голосом, первой понимая, что я задумал. – За то, что не посоветовались с тобой. Что решили за тебя, не оставив права выбора.

  Я покачал головой.

  – Дело не в выборе. Дело в том, что у каждого из нас своя правда. Вы правы по-своему, я считаю, что по-своему. Наша проблема, что мы не можем понять друг друга, допустить, что правы обе стороны. Допустить существование обеих правд, а не только собственной. Но, девчонки, это не должно стоять между нами. Это конфликт, да, но он не должен перерастать в выстрелы и метание ножей.

  – Хуан, я... – Мия попыталась что-то сказать, но не смогла сформулировать. Я же лишь еще крепче прислонил ее к груди. Тем временем Роза обошла кровати и села напротив, внимательно глядя то мне в глаза, то на сестру.

  – Чико, я не понимаю...

  – И не надо. – Я протянул руку, провел тыльной стороной пальцев ей по лицу. – Давайте не будем понимать. Просто договоримся, как будет, как должно быть, и поедем дальше. Вы дороги мне, все вы. Я не хочу вас терять или менять на другой взвод. И дело совсем не в том, что вы красивые и вас хочется. – Повернул Мию, посмотрел ей в лицо, улыбнулся. Провел рукой ей по плечу.

  – Сильно болит?

  Она покачала головой.

  – Не очень. Почти прошло. Не то, что твоя спина.

  – Моя спина мне за другое. А тут...

  В этот момент Мия засмеялась. Это был истерический смех, но с ним из нее начало выходить все скопившееся напряжение. Обстановка вокруг нас так же начала терять накал. Да, я прав, они просто заблудившиеся девочки, не знающие, что делать с внезапно свалившимся на их головы мальчиком. Только и всего. Я вновь притянул ее к себе, гладя по волосам, как котенка.

  – Мия, Розита, давайте остановимся на том, что вы – мои сестры. Вы красивые, и я вас... Очень хочу! – Вздох. – Но не хочу утонуть в этом безумии. Понимаете? А это будет безумие, наши отношения. Ежедневное, ежечасное безумие! Или мы напарники, или любовники – третьего не дано! – отрезал я.

  Роза опустила голову, закусив губы. Но на лице ее читалось облегчение.

  – Ты что скажешь, малышка? – поднял я подбородок обнимаемой девушки.

  Та фыркнула.

  – А обнимать сестер ТАК, – повела она плечом, на котором покоилась моя рука, – можно?

  – Таких, как вы – можно! – потрепал я ее волосы. Кажется, определились и с ее ролью. Если она была "младшенькой" только для Розиты, то теперь, с моей подачи, станет таковою для всех. И это здорово – иметь младшую "неразумную" сестренку!

  – Ну что прощаешь?

  – Куда ж я денусь! – расплылась в улыбке моя новоиспеченная "младшенькая сестренка". Справа от меня с огромным облегчением выдохнула Кассандра.

  Я отпустил девушку, она тут же по-детски отползла за спину сестры.

  – А ты? Ты прощаешь? – повернулся я к восточной красавице.

  Та тоже кивнула, не поднимая глаз. Есть, и этот рубеж прошли. С Маркизой мы поговорим позже, наедине, более обстоятельно. Когда мы вдвоем, она всегда более разговорчива, чем в чьем-либо присутствии. И тогда уже окончательно расставим все точки.

  – Но это ведь не все, Хуан, да? – язвительно бросила наша комвзвода, поднялась, и, нервно кусая губы, принялась мерить шагами спальную каюты. – Мы можем "поехать дальше". Можем "принять чужую правду", точнее, возможность ее наличия. Но дело с мертвой точки не сдвинется. Неправда ли?

  Я молчал, пытаясь прочувствовать, что именно творится у нее внутри.

  – И в следующий раз ты точно так же будешь стрелять в меня и Мию, когда мы попытаемся тебя арестовать. Не понимаю тебя, что мы решили? До чего договорились?

  – Ты сделала все правильно, Патрисия, – улыбнулся я ей. Мягко, насколько мог.

  – Я не просила называть меня Патрисией! – вспылила итальянка, но это был лишь повод выпустить эмоции.

  – А я буду тебя так называть! – крикнул я в ответ и выдавил победный оскал. – Хотя бы среди своих. Как и ее – Гюльзар, – кивнул на сидящую на дальней кровати Маркизу. – Не знаю, девочки, от какого прошлого вы прячетесь, но здесь, во взводе, все маски будут сорваны, а стены разрушены. ВСЕ стены! – вновь повысил голос. – Всегда! И если кто-то не хочет этого – предлагаю высказаться. После чего, скорее всего, расстаться. Стен между своими быть не должно; если они есть – то никакие мы не "свои"!

  Вот так. Жестко, четко, по делу. И чтобы все поняли, я – член взвода, и участвую в создании внутренних связывающих традиций наравне со всеми. И даже ставлю условия.

  Обе напарницы, объекты наезда, отвернулись. Кассандра сложила руки на груди оперлась о дверцу встроенного в стену шкафа. Задумалась. Да ладно, девочка, до потери власти тебе еще ой-как далеко, а до этого момента мы обязательно станем друзьями. Ты же чувствуешь это.

  Чувствовала. И убедившись, я перешел в наступление, решая самую серьезную из накопившихся в наших отношениях проблем.

  – Прости, Патрисия, – продолжил я почти шепотом, без эмоций. – Я должен извиниться перед тобой. Я взвалил на тебя эту грязь – метание между приказом и совестью. Мне жаль.

  Кассандра молчала. Ободренный, я продолжил.

  – Ты выполняла приказ, но суть приказа – нарушение единства взвода, твоей семьи. Ты могла бы сказать себе: "Он вел себя как плохой мальчик, мы обязаны были сделать это". Но понимаешь, что я в чем-то был прав. И обвинив меня, автоматически признаешь, что вы вновь лишали меня возможности выбора. Как там, в сто шестнадцатой, – кивок на Гюльзар. – Это ты чувствуешь, Патрисия? Это не дает тебе покоя?

  Итальянка молчала.

  – Это все из-за меня. Я подвел тебя к этой черте, и мне жаль. Поверь. Просто прости меня, и все-таки давай именно "проедем", будем жить дальше, словно этого не было. Ты была права, я не прав, и это не должно стоять между нами.

  – Не получится, – покачала она головой. – Не получится "проехать", я уже сказала. А что будет в следующий раз? А вдруг они прикажут стрелять в тебя на поражение?

  – Но ты признаешь, что без меня девочек могли расстрелять? Там, в ТОЙ реальности?

  Она кивнула. Да, это был единственный фактор, который мешал примирению. Не признавай это она, моя выходка теряла бы всякий смысл, я превращался бы для нее в обычного хулигана – выпендрежника.

  – Я просто не мог иначе, – вырвалось у меня. – И это не повторится.

  – Где гарантия, что не повторится? – выдавила она злобный оскал. – Откуда ты можешь гарантировать такое?

  – Оттуда, что я планировал делать все так, чтобы никто не пострадал, – парировал я. – Просто Мия попала под маховик, только и всего. Арестуй вы меня – я сказал бы вам "спасибо".

  – Сказал бы, Патрисия! – закричал я. Девчонки вздрогнули, вжимая головы в плечи. – Так и есть! Потому, что в той ситуации ТЫ была права! Ты, а не я! Ты выполняла приказ, исполняла долг! А долг выше чести, выше наших внутривзводных условностей!

  Глубоко вздохнул, сбрасывая накал в голосе.

  – Ты поступила правильно. Единственно верно. Ты должна, обязана была исполнить приказ, нравится тебе это или не нравится. И благодаря тебе, только тебе, вы с девчонками всего лишь под замком и без оружия. Заупрямься ты – и вас вышвырнули бы в народное хозяйство, всех пятерых, как ненадежных, плевав, какие отношения нас связывают. Мне бы ничего не было, для Паулы это не смертельно, а вас бы просто вышвырнули.

  – А теперь не вышвырнут? – скривилась она.

  – Теперь – нет. Вы лояльны, и лояльность эта выше нашего единства. Это тест, Патрисия, который вы прошли. Помурыжат, естественно, отказ Гюльзар так просто не спишешь, но всё успокоится.

  – А почему бы не вышвырнуть ее одну? – Итальянка кивнула на дальнюю кровать.

  Я пожал плечами.

  – Она слишком хороший снайпер. Нет, что-нибудь придумают, будут наблюдать, но оставят. А Паула вообще неподсудна – родственница королевы.

  – Так что ты спасла взвод, – подытожил я, добавив в голос максимум теплоты. – Когда я, пусть и невольно, пытался его развалить. И я повторяю, я прошу у тебя прощения. Прости...

  Встал, подошел к ней. Обнял.

  – Ты – настоящий командир. Думаешь обо всех. А я...

  Она прижалась к моей груди, улыбнулась. И, кажется, только после этой фразы начала успокаиваться по-настоящему.

  – Ты и правда так считаешь?

  Я кивнул.

  – Хуан, сейчас это был только тест, для всех нас. Но может настать день, когда тесты кончатся. Например, когда королева Фрейя прикажет арестовать тебя. Всерьез. Мне и девчонкам. Что тогда?

  Я провел рукой по ее волосам.

  – Думаю, ты сделаешь правильный выбор. Каким бы он ни был.

  Отстранился.

  – Ты все сделаешь правильно, я уверен.

  – Я боюсь, Хуан. – Она опустила голову.

  – Не бойся. – Я вновь выдавил улыбку. – Не забивай голову лишним мусором. Мы живем не завтра, мы живем сегодня. А сегодня надо решать лишь сегодняшние задачи.

  Она скупо улыбнулась.

  – И все-таки, я бы выстрелила в тебя позавчера, понимаешь? Где гарантия, что не выстрелю ТОГДА?

  Я приподнял ее подбородок, посмотрел прямо в глаза.

  – Никаких гарантий. Но если это произойдет, ты сделаешь ПРАВИЛЬНЫЙ выбор. Поверь мне. И никогда не будешь раскаиваться.

  Она поняла. Все, что я хотел ей сказать. Сама подалась вперед и легонько, по-сестрински обняла. Я чувствовал ее смятение, борьбу внутри, но эта борьба постепенно сходила на нет, отпуская из оков неопределенности и неверия самой себе.

  Наконец, когда она окончательно успокоилась, я услышал ее слова:

  – "Пятнашек" не вернули. Хочешь, мы найдем тебе на вечер девочку вместо "крестниц"?

  – ??? – Я подался назад, не зная, что сказать на такое в ответ.

  – Да тут каждая вторая мечтает с тобой переспать! – словно объясняя элементарные всем известные вещи развела она руками. – Это не сложно. Или у вас отношения с Мартой? Или не с Мартой? – глаза ее лукаво прищурились.

  Такого громового раската смеха каюта номер тринадцать не слышала еще никогда. Кажется, я принял правильное решение, и остаток моего "курса молодого бойца" скучным не будет.

  ...Ну вот он, мой внутривзводный Рубикон, примирение. Первый, самый напряженный этап. Это не конец, нет, дорога к полному пониманию займет у нас немало времени, и торной назвать ее будет сложно. Но начало положено.

  – Итак, объект выехал, – вновь вывела меня из состояния то ли полусна, то ли созерцания Катарина. – Будет около дома минут через тридцать. Итоговый прогон. Хуан?

  Посреди прохода между креслами заднего салона "Эспаньолы" вновь активировалась голограмма двора элитного охраняемого дома, где должна пройти операция. Я подался вперед.

  – Первое. Я должен попасть внутрь, используя это. – Достал из кармана и повертел между пальцами пластиковый электронный ключ – отмычку к любой специально не защищенной системе планеты. – Если охрана завернет меня, несмотря на наличие пропуска – получить указание о дальнейших действиях на месте. – Она кивнула. Да, так. Что за действия – не уточняла, но, видно, план на этот случай разработан. – Но перед этим пытаться любой ценой прорваться во двор мирно, используя любые словесные аргументы.

  – Дальше.

  – Дальше выждать момент появления машины клиента. После того, как он ее покинет, но перед тем, как войдет внутрь подъезда, подобраться к нему на расстояние удара и всадить в горло "скорбящего ангела" – хлопок по внутреннему карману моей "босяцкой" куртки. – Планируемая численность охранников: два-три человека – внешнее кольцо, три-четыре – внутреннее; два-три – резерв. На обезвреживание охраны не отвлекаться, она – задача прикрытия, – кивнул я на "виолончелисток", которые так же кивнули головами в ответ.

  – Все верно. Клиент?

  Я активировал режим перчатки собственного навигатора и вскинул руку, завихряя визор с огромной четкой голограммой цели с разных ракурсов.

  – Гильермо Максимиано Торетте, 2398 года рождения. Команданте, сфера влияния – Северо-Западная часть Альфы. Легальный бизнес – посреднические и строительные компании, реальный – проституция, наркоторговля. В молодости срок за мелкий разбой. Три обвинения в организации нелегальных публичных домов, одно – в организации покушения на служащего департамента безопасности, одно – организация нелегальной детской проституции. По всем обвинениям оправдан. Женат. Дочь, шесть лет. Предположительно владеет техникой восточных единоборств на любительском уровне. Категория опасности – "D"

  Катарина кивнула.

  – Охрана?

  – Частное охранное агентство "Ферзь". Ветераны обычных армейских контрактов, прошедшие специальное обучение. Предположительно, особыми навыками не обладают. Уровень подготовки оценен как средний, категория опасности – "C", достаточная для нейтрализации своими силами. Вооружение...

  – Хорошо, – оборвала она. Улыбнулась. – Ну как, Шимановский, боишься?

  Я мысленно поежился.

  – Нет.

  Задумался. Добавил:

  – Выполнять задание не боюсь. Боюсь крови. Факта совершить убийство. Но ведь именно на это меня и будут тестировать, так?

  – Так, – вновь кивнула она. Девочки, сидящие напротив, загадочно улыбнулись. – Это нормально, Хуан, – потрепала она меня по плечу. – Все через это проходят. И все первый раз боятся. Но жизнь такая штука, что без этого никак. Особенно тем, кто пытается навести в этом бардаке хоть какой-то порядок.

* * *

  Прошло уже несколько дней после экзекуции, спина почти зажила, и секрет такой быстрой регенерации стоит искать не только в моей модификации. Наконец, проявилась «химия», колоть которую мне начали с первого дня.

  Вообще, к раскачке организма здесь изначально подошли с умом. Еще Антонио Второй вел разработки препаратов, более-менее безвредных для организма, способствующих этому. Целый НИИ вкалывал на его исследования, параллельно разработкам для армии и спецподразделений.

  Королева Аделина продолжила это дело, так же организовав отдельную исследовательскую группу в составе департамента экстремальной медицины. За столетие той была разработана и внедрена неплохая методика, которой позавидует любое силовое ведомство.

  Начинают процесс в раннем возрасте, в момент поступления, с небольших дозировок, как бы "натаскивая" организм на препараты. Со временем дозировку некоторых повышают, некоторых, наоборот, понижают, добавляют биохимические "ингибиторы", нейтрализующие негативные последствия отдельных веществ на внутренние органы. И так год за годом, согласно графику. Самое главное – четко следовать инструкции – ни грамма больше, ни грамма меньше. Как и с "мозговертом": любая передозировка, любая недодозировка – и вся тщательно выстраиваемая система развития организма рухнет.

  Годам к двадцати процесс собственно раскачки завершается, организм выходит на заданный уровень, и до тридцати лет задача биохимиков – лишь его поддержка. В тридцать же дозировки сводят на ноль, но, опять-таки, согласно алгоритму, чтобы не навредить. Некоторые из используемых препаратов... Мягко говоря нельзя просто так взять и бросить. И лишь к тридцати пяти вся эта гадость из организма выходит. Теоретически.

  Последствия, естественно, есть, как же без них. Мало кто из ангелов доживает до глубокой старости. Но я видел их ветеранов – совершенно не похожи на бывших спортсменов и отошедших от дел сотрудников секретных подразделений. На тех отсутствие "допинга" сказывается гораздо быстрее и гораздо сильнее – старые, дряхлые, поголовно больные, в том числе и психическими расстройствами. Там "рулит" скорость – бойца или спортсмена подготовить нужно быстро, плевав на то, что будет с ним дальше. Выводить же из "раскаченного" состояния... Вообще пустой перевод средств. Во всяком случае, в спорте. Плюс, никто не будет тратиться на человека, попадание которого "в основной состав" не гарантировано, то есть отдача вложенных средств от которого под вопросом. Капитализм!

  В корпусе же огромные деньги выбрасываются "на ветер" – процесс растягивают как только можно, лишь бы не навредить. И все это зная, что не каждая из девчонок станет в итоге ангелом.

  Этим корпус и покупает, отношением к людям. Оно проявляется не только в биохимии – во многих сферах, в мелочах. Именно поэтому так велики сюда конкурсы при отборе, именно поэтому такой огромный авторитет имеют здесь королева и старшие офицеры. Они боги – гнобят, когда нужно, но когда нужно защищают ото всех невзгод, делают из приютских замухрыжек уважаемых и уважающих себя людей. Корпус на самом деле семья, кто бы что о нем не говорил.

  Единственный видимый недостаток курса – полный запрет на естественную репродуктивную функцию. Пять лет – минимум, который допускается для выхода препаратов из крови, но иногда и он недостаточен. Потому по линии женского врача молодняку здесь поголовно ставят блокираторы – чтоб "в подоле" не принесли, окончательно снимают которые уже со взрослых теток, уходящих на покой. Иначе ребенок гарантированно будет иметь умственные или психические отклонения, что ее величеству совсем не нужно.

  С другой стороны, это положительный момент. Трахайся с кем хочешь сколько хочешь, последствий не будет – самое то в жарком ангельском возрасте (особенно восемнадцать – двадцать пять лет). Для меня, кстати, момент не менее положительный, ибо "общаясь" с местными, мне так же не нужно думать о последствиях – всё стерильно.

  А еще, как донесла сорока на хвосте (не стоит недооценивать местный "телеграф" и извечную женскую жажду делиться со всем светом не предназначенной для этого информацией), когда их высочества находились на территории базы, им тоже поставили блокираторы, личным приказом ее величества. И ее же приказом следят, чтобы те всегда были на месте. Как человек, которого готовят для работы именно с этими девушками, я взял информацию на заметку, несмотря на то, что высказал девочкам, как это нехорошо, совать нос в чужое личное белье. А все-таки мудрое у нас ее величество!..

  Относительно меня и репродуктивной функции медики сказать затруднились – плотно воздействие этой методики на мальчиков не изучалось. Но сразу негативных последствий не обещали, а потомство заводить посоветовали не раньше, чем пройду полный курс вывода этой гадости из организма, плюс три-шесть месяцев сверху – мало ли. Я, в общем, и не собирался, да и не для того меня готовят, но на всякий случай на заметку взял.

  Хм... Так вот, как я уже сказал, мои раны начали заживать быстрее, и только сейчас, спустя почти полгода, я это почувствовал. Говорят, скорость и выносливость под действием препаратов тоже повысились, но это, к сожалению, определить трудно – идет наложение с эффектом нейронного ускорения. Еще говорят, многих этот курс спасал от смерти, когда раненые, которые гарантированно должны были отбросить копыта, по всем законам физиологии, выживали, дожидаясь помощи. И знаете, мне это начало это нравиться.