Текст книги "Золотая планета. Тетралогия (СИ)"

Автор книги: Сергей Кусков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 113 (всего у книги 140 страниц)

  Первая ночь прошла спокойно, даже отоспался, хотя ручаюсь, "великолепная пятерка" вряд ли спала. Королева, наверное, тоже, хотя ей проще – у нее есть на кого скинуть обязанность думать. Так что при ином стечении обстоятельств я даже позлорадствовал бы.

  День тоже прошел так, как рассчитывал – меня никуда не выпускали, не тревожили посещениями. А чего посещать, если и так все ясно, база – одна сплошная система наблюдения. Лишь перед самым обедом (браслет мне оставили, отключив в нем связь и пару других функций, за временем я следил) двери камеры открылись, и в сопровождении наказующих вошла сеньора Рамирес – наша специалист по нейронному ускорению.

  – Ай-яй-яй, Хуан! Как нехорошо! – только и произнесла она, покачав головой. – Пошли!

  Да, пошли, "мозговерт" не ждет. Ему плевать, в камере ты или нет, провинился или вел себя, как паинька. Если пропустишь на нем хоть одно занятие, выбьешься из графика – эффективность процесса упадет, что недопустимо. Мне и так создали достаточно гибкий график, развивая способности черепашьими темпами. Если забросить и их...

  – ...Все в порядке? – участливо спросила она, когда все закончилось, и с меня сняли приборы.

  – Нет. Голова кружится.

  Она кивнула. Ждала подобной реакции?

  – Вы добавили мощности? – удивился я.

  – Ты не рад? – Она искрометно улыбнулась. – Мне казалось, ты сам об этом просил.

  – Да, но добавили вы не тогда, когда просил, а сейчас.

  – Тогда было нельзя. – Она отрицательно покачала головой. – Тогда мы только изучали воздействие на твой мозг, как он справляется с нагрузками. Это было опасно.

  – Судя по всему, справился? – ухмыльнулся я.

  – Скажем так, адаптировался, – мягко сформулировала она. – Нагрузку можно добавить. Теперь дело пойдет быстрее. Хуан, думаю, за год мы нагоним график наших девчонок.

  – Год? – кажется, округлил я глаза. Она довольно улыбнулась.

  – Год. А ты думал, сколько? Или считаешь, наши девочки раскачиваются на аппарате десятилетиями?

  – Нет но...

  – Перед Полигоном они маленькие, Хуан. Им всего по тринадцать – четырнадцать. Мы бережем их, оттого и растягиваем процесс на три-пять лет, – пояснила она тоном доброй воспитательницы. – Твои же тесты показали, организм способен к нагрузкам, и задерживать его развитие искусственно оснований нет.

  Вот даже как? А жить-то становится все интереснее и интереснее! Это что, мое обучение здесь не так уж сильно затянется?

  Получается, да. Они в самом начале дали хорошие нагрузки, от которых я чуть не отдал коньки, два месяца маялся головными болями, но заставили мозг адаптироваться... Чтобы вновь дать большие нагрузки, но теперь уже без боязни навредить. Ай да Рамирес! Ай да королева!

  Больше за день ничего не произошло. Вели меня до "мозговертной" и от нее конвоем из пяти "морпехов", коридор перед нами был заранее очищен – во избежание, соответственно, я даже издалека не мог увидеть никого из обитателей корпуса.

  Ночь по моим подсчетам должна была пройти так же спокойно, как и предыдущая – не делаются большие дела нахрапом. Речь в данный момент идет не о моем наказании (накажут, как же без этого), а о планировании действий после. Я сделал девочкам предложение, от которого они не могут отказаться: даже если захотят, их просто заставят его принять. Заставят встретиться и поговорить со мной. И вот этот раунд, переговоры, станет определяющим. Именно там решится судьба противостояния. Соответственно, прогадать сеньорины не могут: если я проиграю – придется выгонять меня. Либо утилизировать. Что не входит в их планы. И что особо прискорбно, подыграть мне они не могут так же – будет слишком заметно.

  Сон не шел, и когда неожиданно скрипнула дверь камеры, удивленно подскочил. Да-да, такой здесь анахронизм: кроме плиты гермозатвора и защитных створок, камеры отчего-то имели еще и тяжелые скрипящие двери, запираемые простым механическим ключом. Видно, на случай массового отказа электроники, или захвата недоброжелателями обоих пультов управления: и центрального, и местного, находящегося на территории тюремного блока. Сел, уставился на вошедших сеньор. Две из них, само собой, «морпехи», дежурящие сегодня в тюремном блоке, но две другие... Я поежился.

  – Я вас слушаю, сеньорины и сеньориты! – бодрясь, усмехнулся под нос.

  – Пошли, – произнесла Оливия. Которая Бергер. Та самая высокомерная дрянь, что охраняет старшую принцессу.

  – Зачем? Мне и тут хорошо! – Я не ломался. Просто отвращение к ней во мне так и жило. Не совсем отвращение, скорее неприязнь, но неприязнь стойкая.

  – Комедию не ломай! – недовольно буркнула Мамочка. По лицу ее читалось: устала, вымоталась, а тут этот еще выделывается...

  Пришлось тяжко вздохнуть и встать. С Мамочкой, хранительницей бывшего девятого взвода, того самого, вступившего в бой на Земле, когда покушались на младшую принцессу, спорить не стоит. Они – герои, на хорошем счету, уважаемые люди. Да и ко мне отнеслись неплохо, единственные в этом гадюшнике...

  Девочки пошли впереди, "морпехи" по бокам. Вроде как охраняли, хотя все прекрасно понимали, это лишь дань требования инструкции. Согласно которой же свидание с посторонними лицами заключенному не положены. Я про себя усмехнулся: корпус кишит противоречиями, каждое из которых отчего-то возводится в рамки закона, и все воспринимают это нормально. Где еще такое возможно?

  ...Итак, мое предложение приняли. Приняли с даже большим энтузиазмом, чем я предполагал. С подачи «великолепной пятерки», естественно, к «миротворческому процессу» были привлечены наличествующие силы кадровых хранителей – как инструмента, способного отрезвить девочек сорок четвертого взвода, раскрыть им глаза на то, что они упрямо не хотят видеть. А так же проконтролировать исполнение наших с ними возможных договоренностей.

  Как среди резерва есть "профсоюз", среди хранителей есть собственный совещательно-решательный орган – игра в демократию тут поставлена на широкую ногу. И решения этого органа вещь обязательная, ибо девочки, отрывающиеся от коллектива, рискуют вылететь как минимум в резерв – подставить кого-то из своих при работе с "нулевыми" объектами – пустяки. Так что другие хранители – весомый аргумент, придающий важности мероприятию, но одновременно повышающий градус последствий в случае моего провала.

  Впрочем, о последнем лучше не думать – не для того я бьюсь здесь, чтобы проваливаться. Я ДОЛЖЕН победить, иного пути нет, в противном случае вперед ногами и урна с прахом. Поэтому прямо сейчас, в данный момент, лучше ни о чем не думать и ничего себе не накручивать – будет легче импровизировать.

  Пришли. Большая каморка, одна из вспомогательных библиотек. Наказующие лаконично остались за створками, что расставило точки над "i" в происходящем действии – оно неофициальное, но санкционированное.

  Внутри было людно, человек двадцать – яблоку негде упасть, и система вентиляции не справлялась – ощущалась легкая духота. Большую часть присутствующих я раньше встречал, но попадались и мордашки, виденные впервые. Окинув всех внимательным взглядом, я взмахнул руками, для успокоения совести оставленные одетыми в браслеты, обозначая, что рад всех видеть. Действительно ведь был рад: больше суток в одиночной камере – то еще удовольствие!

  – Привет!

  – Привет...

  – Привет...

  – Доброй ночи...

  Все присутствующие в той или иной степени поприветствовали в ответ, кроме шести представителей сорок четвертого взвода, сидевших за заботливо поставленным в центре помещения "переговорным" столом. Приглашенный жестом Оливии, я сел за него с другой стороны, положил руки перед собой и выдержал большую паузу, давя ею "сорок четвертым" на нервы.

  – Ты хотел встретиться? – не выдержала Звезда, их комвзвода. – Мы встретились. Говори.

  – Нет, это ты говори, – парировал я.

  Она сделала удивленные глаза.

  – Что я должна говорить?

  – Свои претензии. Почему вы хотите меня уничтожить?

  – Потому, что ты!.. – Она вспыхнула, покраснела, даже подскочила, но выразить толково свои мысли в присутствии уважаемого собрания не смогла. Здесь нужны аргументы, не эмоции, а к такому девочки, видимо, не готовились.

  – Ты уничтожил нашу подругу, – наконец, спокойно сформулировала она, взяв себя в руки. – Сделал ее калекой. Из-за тебя ее вышвырнули в запас.

  Вновь молчание. Что, и это всё? Даже скучно как-то!

  – Дальше, – милостиво разрешил я и придавил взглядом.

  Звезда стушевалась. Посмотрела на Оливию, стоящую с отрешенным видом, но на самом деле внимательно меня слушающую.

  – Затем ты напал и избил Натали, другую нашу подругу, – продолжила она с жаром, вновь собравшись.. – Даже если учесть наше противостояние, что было до, то мы тебя просто били. Ты же отправил ее в лазарет, и ей так же, как и Алессандре, светит комиссия профпригодности.

  – И всё?

  – А мало?

  Я демонстративно закатил глаза.

  – Мало.

  – Достаточно! – отрезала она. – Достаточно для того, чтобы вышвырнуть тебя отсюда!

  С этим было трудно поспорить, но только в ее логике, в ее системе координат. Рассуждать и думать в которых я категорически не хотел.

  – Давайте начнем с того, что это я виновен в том, что из-за меня вас вышвырнули из хранителей, – начал я свою партию, ехидно прищурившись.

  Она попыталась что-то сказать, да и вокруг начался нехороший гул – видно, до этой мысли дошли уже многие, но я останавливающее поднял руки:

  – Не спорьте! Так и есть! Из-за меня!

  Тишина.

  – А перед этим я участвовал в организации покушения на наследную принцессу Лею Веласкес в Дельта-полисе.

  Тишина зазвенела.

  – А еще до этого я подсыпал яд в пищу императору Хуану Карлосу Шестому, последнему представителю династии Веласкес на троне Империи, – не унимался я. – А как раз перед этим вместе с другими сенаторами вонзил свой кинжал в тело Гая Юлия Цезаря. Да-да, вместе с Юнием Брутом и остальными, я тоже был там!

  Молчание. Такого подхода девочки не ждали. Правильно, надо увести их от идеи, что их низвергли ради меня, это опасно, а защищаться здесь можно только одним способом – нападать самому.

  – А еще перед этим мы с Геростратом подожгли храм Артемиды Эфесской, – закончил я издеваться. – Ну, знаете, был такой в древности? Считался Чудом Света. Герострата потом схватили, а я убежал...

  – Я был везде, я плохой, и на меня можно повесить всех собак! – почти выкрикнул я. – Разве не так?

  – Знаешь что произошло на самом деле? – подался я вперед – Сейчас расскажу. Но сначала... Оливия, солнышко, можно вопрос? – обернулся я к давней противнице. – Ты как, после того раза на меня не дуешься? Ну, того, когда я засадил тебе по физиономии?

  – Хуан, давай по делу! – вспыхнула черненькая. Вокруг поднялся возмущенный ропот.

  Помнит. Я про себя довольно потер руки – польстило.

  – А я и есть по делу. Понимаете, – обернулся к главным противницам, – мы с нею дрались. На татами. И я ее чуть не убил. Если бы не Норма, отоварил бы так... Мама бы родная не узнала, точно говорю!

  – Хуан! – повысила голос субъект моего внимания.

  – А осложняющий фактор знаете? На тот момент я не имел НИКАКОЙ подготовки! Только родная гражданская школа единоборств! И Оливия не была пьяна.

  – Хуан! – вновь произнесла Бергер, но точнее было бы "прорычала".

  – Но она о произошедшем забыла, видите? – кивнул я на нее. – Забыла и простила, ибо не видит в нем для себя оскорбления или унижения. Да, проиграла, потерпела поражение – бывает. Но за что мстить?! Мстить-то за что, девочки?

  Я обвел глазами всех присутствующих, которые под моим тяжелым взглядом начинали срочно искать что-то на полу. Усмехнулся.

  – Ваша подруга – высокомерная дрянь, которая не умеет проигрывать. Она тоже проиграла мне, я оказался сильнее, но она не смогла стерпеть этого. Как же так, поражение от какого-то сосунка? Да еще мальчика? Не бывать этому! И активировала "бабочки".

  И вновь тишина, гробовая.

  – Ее бы списали все равно, поймите, после такого шага она была обречена. Я же... – Я глубоко вздохнул. – У меня начался приступ – теперь вы все знаете, что это такое. Мое генмодифицированное проклятие. Я покалечил ее, да, но во-первых, я ЗАЩИЩАЛСЯ, а во-вторых, она сама этот приступ спровоцировала. Своим вызывающим высокомерием и активацией "бабочек" – прямой угрозе жизни, от которой проснулся мой "дракон".

  – Так что не вешайте на меня вашу подругу, – подвел я предварительный итог. – Она – не моя заслуга. Даже больше скажу, подобный сценарий был запланирован, и был на руку офицерам. Они не могли знать, что я ее покалечу, не могли знать, что наша стычка произойдет именно в этот день, но по их задумке это рано или поздно должно было случиться. Потому, что наша с вами стычка им на руку. Кто скажет, почему?

  "Сорок четверки" покраснели, но смолчали.

  – Потому, что вы – дуры! – выплюнул я.

  – Оливия, звезда моя, – вновь обернулся я к черненькой, – скажи, сколько подразделений за последние дни повесили себе лычки хранителей?

  Та скривилась, но ответила:

  – Три.

  – А сколько хранителей "ушло"?

  – Два! – ответил я за нее. – Два взвода! При этом взвод Афины вот-вот реабилитируют и вернут. Почему тянут – не знаю, но решения об их переводе в резерв не было и нет. Лишь временное отстранение. То есть, – я вновь перевел глаза на "сорок четвертых", – хранителей в данный момент НАБИРАЮТ!

  – Солнце, – вновь обернулся я к главе опергруппы ее высочества инфанты, избрав ее на сегодня девочкой для битья, – скажи, как ведет себя молодое пополнение?

  Вновь обвел глазами всех присутствующих. Кажется, ситуация выровнялась. Все признали правомочность моих аргументов, что они как минимум имеют право на существование, и слушали с предвкушением, ожидая, чего еще выкину.

  – Я не варюсь в вашей каше, но давайте отвечу? Хорошо они себя ведут. Все приказы выполняют, не хорохорятся, не ерепенятся, никого из себя не строят. И здесь, на базе, ведут себя так, будто одни из нас, в смысле них, – обвел я рукой вокруг, имея ввиду резерв. – Никакого высокомерия! Если я не прав, поправь? – повернул я голову к Мамочке.

  Та смотрела с благодушием, ей было откровенно плевать на какие бы то ни было проблемы хранителей, и мою речь она с самого начала слушала с улыбкой.

  – Да нет, все правильно. Хорошо себя ведут.

  Я улыбнулся.

  – Вот видите. Больше скажу, любая из вас... – И принялся тыкать пальцами вокруг, во всех подряд. – ...Вот ты, ты или ты, например. Или ты. Если любая из вас допустит ошибку, или потребует повышенного внимания, или поведет себя по отношению к НЕ-хранителю как-то неправильно, мигом очутится на месте сорок четвертого взвода. Мгновенно, это не будет даже обсуждаться, и никаких шансов на восстановление ей не дадут. Офицеры закрутили гайки, закрутили серьезно, но вы этого не заметили. Даже ты знаешь об этом! – вновь повернулся я к Оливии. – Даже ты в случае чего полетишь с Олимпа вниз! Не так?

  Та нехотя опустила голову.

  – Вот только ее не тронут, и ее камаррадас-героев, умиравших за принцессу – им простят все. Найдут другую работу, но не унизят, – кивнул я на Мамочку, и та тоже опустила голову. – А в остальном все вы – под прицелом. Былой воли, былой демократии и былых привилегий больше нет, вы все отныне – никто. Такие же, как остальные. А самое смешное, что все вы об этом знаете, но вслух говорю отчего-то один только я.

  Вы же вместо того, чтобы обсуждать такую глобальную новость внимательно наблюдаете за действиями "этого дурачка Ангелито", "проклятого скотину" и вообще "скверного человека, ради опытов над которым вышвырнули целый взвод наших товарищей", не обращая внимания больше ни на что. Вам не кажется это странным?

  И вновь тишина. А что им сказать, этим девочкам? Дуры, все они дуры. Просто в разной степени. Оттого и пришлось привлекать самых авторитетных из хранителей – у тех ума должно быть чуток поболее.

  – Есть такой прием в управлении массовым сознанием, – продолжил я, – отвлечение внимания. Вам всем мастерски отвлекли внимание, заставив сжимать кулаки в злости, что какой-то выскочка, пришлый мальчик, обижает ваших девочек. Вы поносите его, ненавидите, сочувствуете бедному сорок четвертому взводу... А тем временем сеньоры Морган и Тьерри все больше и больше уравнивают ваш статус с остальными и лишают былых привелегий. Красиво, неправда ли? Это старая технология, ей не века даже, тысячелетия. Но оказывается, она до сих пор актуальна. Как в масштабах страны, так и в масштабах маленького тесного коллектива.

  – Вы – тупицы, – вновь обернулся я к противницам. – Не дуры даже, похуже. Вы не поняли главного, что не я цель интриги. Цель – вы. Офицеры решили демонстративно уничтожить один взвод высокомерных сучек, пожертвовать им, чтобы остальные притихли и сели на пятую точку. А я... Я всего лишь орудие вашего истребления. ВАШЕГО, девочки. А не вы – моего.

  Я должен был поставить вас на место, показать ваш взвод с самой неприглядной стороны. Продемонстрировать всем, ПОЧЕМУ они от вас избавились. Вы же, вместо того, чтобы играть роль несправедливо обиженных бедных овечек в первый же день начали унижать маленьких. Что офицерам и требовалось.

  Я подался вперед и зарычал, чувствуя, как глаза мои наливаются кровью:

  – Я никогда не дам в обиду своих девочек, понятно?! Я никогда не брошу своих в беде! Не позволю над ними издеваться! И если надо будет убить – убью! И вашей подруге повезло, что я ее всего лишь покалечил!..

  На мои плечи навалились, но я уже сел на место, как ни в чем не бывало.

  – Ваша подруга Алессандра стала первой жертвой сеньор офицеров, и жертва эта была запланированная. Если бы мы не пересеклись в тот день, это произошло бы позже, они "слили" бы вам информацию, кого стоит пощипать в первую очередь, да на глазах у кого. И всё закрутилось бы, как сейчас, только позже.

  Они же сливают вам информацию обо мне, так? – усмехнулся я. Вокруг раздался ропот, но Оливия шикнула, и девочки замолчали. – Кто-то "очень близкий и доверенный" рассказывает вам интересную информацию о моем прошлом, куда меня можно ударить. Вы же в приступе хронической тупости даже не можете сообразить, откуда этот "доверенный человек" может знать то, что написано в моем ЗАСЕКРЕЧЕННОМ досье. Доступ к которому, кроме королевы, имеют, наверное, всего пять человек. Откуда ему знать о моей матери? О школе? О столовой и разбитом в мертвой зоне камер носе Гниды из банды Бенито Кампоса?

  Я сделал паузу.

  – Неоткуда. Это "слив" чистой воды. Точно так же вам сообщили бы, что: "Девочки, а неплохо было бы поставить на место шмякодявку Мари-Анж из пятнадцатого! Это же здорово! Да на глазах у Чико – вот веселье будет?!"...

  – Мы не знали о твоей школе, – покачала головой Звезда. Видно, задел больное – они или догадывались, или только начали догадываться об этом. – Мы поняли только когда твои девочки об этом рассказали, после. А о матери вообще думали, знают все... Что это не секрет...

  Вновь раздалась волна ропота, некоторые присутствующие начали спорить. Что было мне на руку – в спорах рождается истина.

  – Но выводы вы так и не сделали, – подвел я следующий итог – Конечно, это слишком мелко, обращать внимание на такое. Подумаешь, "слив"! "Карфаген должен быть разрушен"! "Шимановский должен быть уничтожен"! Никакие аргументы рядом с этим не имеют значения. Это должно случиться просто потому, что так надо, иначе ваша гордость и высокомерие не простят подобной слабости. Так, девочки?

  "Сорок четверки" угрюмо молчали.

  – А на самом деле вы с каждым днем, с каждой проведенной против меня акцией все дальше и дальше продвигались к цели сеньоринв офицеров, показному уничтожению вас, как проблемного взвода.

  – И они уничтожат вас, поверьте! – воскликнул я. – Если не одумаетесь. Или если ваши... Теперь уже окончательно бывшие напарницы вас не вразумят, – окинул я взглядом библиотеку, задержавшись глазами на Оливии. Бергер стояла вся в напряжении, кусала губы и о чем-то напряженно размышляла.

  – Думайте, сеньорины, думайте. – Я демонстративно поднялся. – Пока мне не вынесут приговор, у вас есть время. Я не хочу с вами воевать. За Натали прошу прощения – действительно, сорвался – слишком вы меня к тому моменту достали. Но в остальном, если между нами все будет хорошо, я ни пальцем, ни жестом не сделаю вам плохого. Обещаю!

  Возле двери еще раз обернулся и оглядел всех, остановился взглядом на Звезде.

  – Если же не внемлете и все же захотите меня уничтожить... Я буду воевать. Не отбиваться, не защищаться, а воевать. Поверьте, я могу, я изобретательный – спросите об этом Бенито Кампоса. Он тоже выходил против меня один на один с пятнадцатью друзьями. – Я выдавил хищную улыбку. – А после вас кончат офицеры, как крыс или тараканов, без сомнений и жалости. Adios!

  Я развернулся и вышел под гробовое молчание. Да уж, ночь у девочек будет бессонная – теперь им есть о чем поговорить и над чем подумать.

   "Вот и пускай думают!– сделал резюме внутренний голос. – Оно полезно..."

  Впервые я был с этим camarrado на сто процентов согласен.

* * *

  – Сильно болит?

  Я отрицательно покачал головой.

  – Эх, Хуан! – сеньора сокрушенно вздохнула. – Я не понимаю, как после такого ходить, не то, что лежать! Предупреждаю сразу, если ты и в этот раз устроишь то же, что в прошлый, ко мне можешь не обращаться. Напишу рапорт о комиссовании. Как невменяемого и неадекватного, нарушающего предписания.

  – Вы имеете в виду...

  – Твоих девочек, – не зло рассмеялась она. – Подшефных. Понимаю, молодость, гормоны, желание постичь неизведанное, но не СРАЗУ же после экзекуции?

  Я обреченно покачал головой.

  – Об этом что, все-все знают? Мне казалось...

  – А разве здесь можно что-то скрыть?

  Конечно, глупый вопрос. Та моя ночь с обеими "крестницами" притчей во яцытцех не стала, но не говорить об этом и не знать – разные вещи. Не говорили потому, что это мое заслуженное право, делать с подшефными что хочу: здесь нет никаких интриг, а значит и интереса окружающих. Даже взаимоотношения внутри нашего, тринадцатого взвода для всех интереснее – кого я из девчонок первую, когда и что будет после этого. Но с чисто медицинской точки зрения та ночь для всех стала фурором: действительно, с ТАКОЙ спиной вытворять то, что мы вытворяли?..

  – Ай!.. – я вздрогнул и даже подскочил. Это она специально, для убедительности своих слов.

  – Сиди-сиди! – прикрикнула дежурная в подтверждение. – Сейчас пройдет. Я уже обколола, через полминуты подействует.

  – Зато потом, когда отходить начнет, будет весело!.. Пробурчал я сквозь зубы ни к кому конкретно не обращаясь.

  – А как ты хотел? Кнут не плетка, штука серьезная. Тут иначе нельзя.

  В этот раз мне вновь повезло, я потерял сознание то ли на тридцать девятом, то ли на сороковом ударе. В нирвану вогнать себя удалось достаточно быстро, и если честно, с каждым разом получалось все легче и легче, но боль я ощущал даже сквозь пелену отрешения. То же, что происходило после... В общем, снова моя спина представляла собой месиво, снова мне дали день на приход в себя, освободив от нагрузок, снова заморозили спину обезбаливающим, покрыв ее толстым слоем заживляющей мази.

  – Если честно, Хуан, – продолжила дежурный медик, добродушная сеньора с веселыми глазами, отдирая от спины очередные окровавленные ошметки бинтов, – я поражена скоростью твоей регенерации. На моей памяти ни у кого ничего так быстро не заживало, хотя химии в крови у девочек будь-здоров! Но поверь, ночь любви излишня даже при твоих особенностях.

  – Да все я понимаю, сеньора! – Я снова вздохнул. – Меня, если честно, совсем другая рана беспокоит. – Демонстративно дотронулся рукой до правой щеки, где под глазом сиял, наливаясь фиолетовым, большой фонарь, оставленный Катариной в момент моего выхода из камеры, когда меня вели на Плац, зачитывать приговор. Ведшие меня наказующие сделали вид, что ничего не заметили, и Катарины там не было, но я не в обиде – заслужил. – Это куда серьезнее!

  Даже спиной почувствовал, как напряглась дежурная. Добродушие ее как рукой сняло.

  – Как ваше личное мнение, ее вернут?

  – Личное? – Она слишком сильно потянула за очередной лоскут бинта, я вскрикнул. – Не знаю. Могут вернуть, могут не вернуть. Но мне кажется, ты знал, что делал.

  – Еще вчера я был в этом уверен, сеньора. Что ее вернут. Но сегодня... Этот общий негативный настрой...

  – А ты не слушай чужих настроев, Ангелито! – отрезала она, подавшись вперед, заглянув мне в лицо. – Это твоя женщина, и ты должен ее защитить! И всё. А сделать это ты можешь. По крайней мере, ты так думал когда шел к ней за оружием, а значит, на чем-то твоя уверенность была основана. Вот и реализуй ее, эту уверенность! А остальные...

  Она озадаченно помолчала.

  – Им положено, понимаешь? Положено брюзжать. Ты все-таки чужак, и из-за тебя из корпуса уходит уже вторая сеньора. Они не могут иначе. Но раз ты начал это – закончи. Тогда все разговоры прекратятся сами собой, а ты докажешь, что у тебя все изначально было под контролем.

  – А если поддамся общей панике, заражусь ею... – продолжил я то, что недосказала она. Сеньора за спиной улыбнулась, я это почувствовал.

  – Вот я и говорю, не обращай внимания. Она твоя, как и пятнадцатый взвод, потому санкций никто к тебе не применит, ограничатся брюзжанием. Но только пока не явишь слабину, дескать, у тебя ничего рассчитано и просчитано не было.

  – Спасибо, сеньора, – вырвалось у меня. – За поддержку. И уверенность.

  Она усмехнулась.

  – А для чего ж еще нужны старшие? Главное верни ее. Верни, Хуан, иначе жить тебе здесь будет...

  – Ай! – Я снова вскрикнул. На то она и медик, чтоб знать, как сделать больно даже замороженной спине.

  Итак, философия проста, делай, что планировал, показывая всем, какой ты непрошибаемый, и все получится. Сеньора уверена, что я решу вопрос, если захочу, и вот от этого «если» предостерегала. Но проблема в том, что я, действительно, поддался всеобщему настрою и далеко не так был уверен, что офицеры сделают, как я думал. Они могут запросто «прокатить» Катарину, плевав на меня и мои оценки.

  Да, Лока Идальга теоретически принадлежит к партии Мишель, и ее замена на саму Мишель для партии королевы вроде как... Никак. Однако, наша гонщица всегда выступает соло, к какой бы группировке не принадлежала, слишком своевольная и независимая. А значит, более привлекательная в глазах сеньоры Морган, которая, откровенно говоря, побаивается бывшую напарницу по взводу. Но там, наверху, как всегда все может решиться иначе, совсем не так, как я думаю.

  Створки разъехались, я вошел. "Читальная", главный зал библиотеки, в отличие от вечера идеально пустая. С утра физические занятия у всех, даже у кадровых ангелочков – им тоже нужно держать форму, а среди увольняшек заниматься теоретическими предметами в одиннадцать утра дураков нет. Ну, не сразу после окончания сезона сессий, лавинообразно, словно стихийное бедствие проносящегося по этой обители дважды в год, зимой и летом.

  Четверо, всего лишь. Звезда, Сандра, Мамочка и Бергер. Без лишнего акцентирования внимания и помпезности, но представительно. Итак, что девочки решили?

  Я сел за указанный ими стол, они расселись вокруг так, чтобы комвзвода "сорок четвертых" оказалась напротив. Оливия кивнула и та начала:

  – Ангелито, мы тебя выслушали и твою точку зрения понимаем.

  Начало хорошее, но не обнадеживающее.

  – Мы понимаем, почему ты поступил так, как поступил, и что у тебя не было выбора, – продолжила она. Красноречивый взгляд на Оливию, брови которой в ответ выразительно выгнулись. – Мы не держим на тебя зла и в дальнейшем прессовать тебя не будем.

  Сандра при этих словах опустила глаза в пол, рассматривая что-то под столешницей. Оливия нахмурилась еще больше. Ага, так они и "понимают". Заставили девочек "понимать", те, у кого соображай варит лучше. Однако, для меня важен результат их переговоров, а не то, как они к нему шли.

  – Но, никаких извинений, никаких признаний неправоты ты не получишь – все было как было, и мы ни в чем не раскаиваемся, – закончила Звезда свою часть.

  Я выдохнул с облегчением. До последнего ждал, что они что-нибудь выкинут, но, видать, обошлось. Впрочем, и у Оливии, и у Мамочки вид был такой, что скажи девочки что не по плану, прикончили бы их на месте, честное слово. Однако, слова сказаны, политес соблюден.

  – Я как-то и не ждал этого, – усмехнулся я, но без иронии, стараясь сдерживать себя. Не сейчас – слишком многое на кону. Звезда так же с облегчением кивнула – видно, ждала, что буду вновь выделываться и чего-то требовать Видно те, кто знаком со мной подольше, напугали.

  – Предлагаю сделать вид, что ничего не произошло и не происходило, – подвела итог она. – Мы будем не замечать тебя, ты же не задевай нас.

  – И все будет хорошо? – перевел я вопросительный взгляд на Сандру, и даже подался чуть вперед.

  Сандра молчала, пыхтела, но, наконец, нехотя выдавила:

  – Да, все будет хорошо. Мы не будем задевать тебя и твоих девочек.

  А глазки-то не подняла. Но в обстановке официоза (а происходящее, несмотря на малочисленность действующих лиц, все-таки официальное мероприятие) и этого вполне достаточно. Тот из нас, кто нарушит произнесенные обещания, будет назначен виновным и понесет наказание в виде лишения поддержки... Как минимум хранителей. А для такого маленького, но грозного коллектива поддержка тех, кто рядом, один из основополагающих факторов существования.

  Как мне нашептал "телеграф", Сандра – лучшая подруга Алессандры, которая Рыба. Или была лучшей подругой – даже не знаю, как правильнее. Да и с Натали у них отношения тесные. Ей есть за что меня ненавидеть особо, даже идя этой ненавистью в пику интересов остального взвода. На памятном собрании хранителей, после моего ухода она до последнего пыталась доказать всем, что со мной надо все-таки разделаться, что я чужак и опасен. И даже завербовала несколько таких же радикально настроенных сторонниц. Но к счастью, остальным удалось задавить ее, объяснить, что она не права. Эмоции это хорошо, но не всегда, иногда все-таки нужно думать головой, даже если очень не хочется.

  Итак, мне дали шанс. Не простили, нет, не стали считать НЕчужаком. Я не стал кому-то ближе, никого ни в чем не убедил. Просто мне дали понять, что дают возможность всего этого достигнуть, а не покинуть бело-розовое здание в определенном направлении. Что будет дальше – посмотрим, но пока я получил кредит доверия с частичной индульгенцией, и теперь все будет зависеть от того, как поведу себя в дальнейшем. Ибо Сандра и ее сторонники хоть и не будут действовать против меня открыто, но вести тихую, подковерную войну им никто запретить не в состоянии. Так что год, отмерянный мне сеньорой Рамирес, однозначно окажется веселым и очень опасным. В прямом смысле этого слова.