Текст книги "Золотая планета. Тетралогия (СИ)"

Автор книги: Сергей Кусков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 118 (всего у книги 140 страниц)

  – Да, сеньора. Я прошу... Нет, я требую, чтобы вы ввели мораторий на смертную казнь для этих обвиняемых.

  – Сопляк! – рыкнула Гарсия. – Кто ты такой, чтобы что-то требовать?

  Сеньора председатель подняла руку:

  – Подожди, Елена. Требовать не запрещено. Не надо усугублять. – Затем повернулась ко мне. – Продолжай.

  Я кивнул и продолжил с новыми силами:

  – Я требую моратория на исполнение приговора до особого распоряжения королевы. Потому, что...

  И вдруг почувствовал, что задыхаюсь.

  – Потому, что... – Попробовал взять себя в руки, но лишь выдохнул вхолостую. Наконец, нашелся:

  – ...Потому, что какие бы они ни были, они СВОИ, сеньора. А со своими так нельзя. Да, виновны. Да, глупые. Да, сбились с пути. Но это не значит, что мы не можем проявить к ним снисхождения.

  Ропот, вновь поползший было по залу, снова затих.

  – Они запутавшиеся в себе девочки, – продолжил я, – а не опытные злодеи-рецидивисты. Они оступились, да, но не заслужили скотского обращения. Я не прошу их помиловать, просто проявите снисхождение и объявите мораторий. Хотя бы на какое-то время.

  – Какое время? – усмехнулась сеньора Сервантес. Грустно так усмехнулась.

  – За которое, возможно, что-то изменится, – не нашелся я с ответом и сказал первое, что пришло в голову. – Страсти улягутся, а нервы успокоятся. Я не знаю, сеньора, но так нужно поступить. Просто потому, что иначе нельзя.

  Она тяжело вздохнула и опустила голову. Затем подняла глаза и выдавила:

  – Хорошо, Хуан. В случае признания вины и вынесения обвинительного приговора мы рассмотрим вопрос о введении моратория на его исполнение. Просто потму, что они – свои. Думаю, все согласны с таким решением?

  Она вновь обернулась к членам Совета. Несогласных не было.

  – В таком случае, ты свободен.

  Я выждал, пока девочка-технарь снимет с меня отключенные (когда успели?) датчики, вздохнул, нехотя развернулся и все ускоряя и ускоряя шаг, помчался по залу наверх, к выходу, под гробовое молчание сидящих вокруг девчонок.

  Это было не поражение, разгром. Мое шоу не шло ни в какое сравнение с их. Более того, оно было частью их шоу, эдакое представление в представлении. Мораторий? Хороший выход. Был бы, не будь у сеньоры Сервантес такого грустного взгляда, когда она мне отвечала. Для полноты устрашения личного состава осталось совсем немного – расстрелять виновных, вряд ли они примут мораторий. Девчонок может спасти лишь личное вмешательство королевы, которая... Посоветовала Пауле не лезть в дело не своего ума. М-да!

  В этот момент, несмотря на тренировочный режим, дико захотелось закурить. Но люди, которые могли снабдить меня сигаретами, находились на заседании, и ноги понесли меня куда-то, все равно куда. "Я проиграл" – эта была единственная мысль, отдававшаяся в голове набатом.

Глава 4. Предложение от которого сложно отказаться

  – Сидишь?

  Я кивнул и подобрался, указывая на место напротив.

  – Входи.

  Она была не одна. Их оказалось много, около двадцати человек. Вся бригада Белоснежки в полном составе и несколько сочувствующих из других подразделений, включая трех человек из диаспоры. С виноватым видом все расселись вокруг моего стола, за несколькими соседними, а так же по диванчикам и креслам вдоль стен.

  – Мы отчего-то не сомневались, что найдем тебя в библиотеке, – усмехнулась мулатка. Я пожал плечами – мест, где мне хотелось бы быть, осталось не так много.

  – Новости есть?

  Кивок.

  – Все четверо признаны виновными, единогласно. Мораторий не приняли, шестью голосами против пяти.

  Отчего она меня не удивила?

  – Хуан, шестью против пяти! – воскликнула мулатка, обращая на эту цифру особое внимание. – Это же победа!

  – Разве? – Из моей груди вырвалась горькая усмешка. – Не думаю, что "сорок четвертые" с тобой согласятся.

  – Но если бы не твое эмоциональное выступление, этих пяти голосов не было бы вообще! – не сдавалась она.

  – Как и голосования по поводу моратория, – ядовито заметил я.

  – Хуан, ты понимаешь, о чем я, – она недовольно фыркнула. – Ты навязал позицию, которая считалась неприемлемой пяти членам Совета, сукам из сук. Корпус никогда не щадил неудачников, а тут почти половина из них поддержала мораторий. Это победа, поверь!

  – Кто именно голосовал, вам известно? – не стал спорить я. Она кивнула в ответ и начала перечислять, хотя теоретически это была информация не для общего пользования. Интересно, "телеграф" появился одновременно с корпусом, как одна из естественных и неотделимых функций, или раньше? Ну явно не позже!

  С первой названной сеньорой я не был знаком, однако остальные имена мне сказали о многом.

  – Бестия. Норма. Марселла. И... Капитошка, – закончила она.

  – Капитошка? – Кажется, челюсть моя отвисла.

  – А что тут такого? – округлила глаза собеседница. – У нее что, не может быть своего мнения? Меня больше удивляет сеньора министр. Она, член команды королевы, и "за"?..

  Да, меня это тоже удивило. Но не настолько, чтобы раструсить навалившуюся меланхолию. Покачав головой, я задумался и ушел в себя, намекая девочкам, что хорошо, все понял, спасибо за поддержку, они свободны. Но они сделали вид, будто не поняли.

  – Хуан, дальше что? – не выдержала мулатка спустя несколько долгих минут, и фоновый гул разговоров за ее спиной мгновенно стих.

  – Что, "дальше что"?

  – Что будет дальше? – повторилась она. – Что собираешься делать?

  – Делать? – Я усмехнулся. – Хороший вопрос. Не знаю. Могу только предположить, что будет в принципе. А будет одно из двух: либо их завтра расстреляют, либо не расстреляют.

  И глядя на недоуменные мордашки, продолжил:

  – Я тут помозговал, пока сидел, и пришел к выводу, что у них вышла неплохая постановка. И логичным ее завершением была бы амнистия. Личная королевская. Перед самым-самым расстрелом, когда наказующие поднимут винтовки. Если эта афера закончится без крови, это будет красивое решение, а они любят красивые решения.

  – Значит, думаешь, все закончится благополучно? – У Марты-Белоснежки радостно заблестели глаза. И, кажется, не только у нее, но я тут же постарался развеять феерическое настроение.

  – Думаю, нет. Это вероятно, но не факт, что они решат именно так.

  – ???

  – Смотрите сами, – усмехнулся я, – мой проект провален. Мне никогда не стать одним из вас – после пережитого навсегда останусь белой вороной. Уже говорил, я не принц, но это не так важно. Я буду вороной, из-за которой пожертвовали взводом ваших сослуживиц. Какие после этого могут быть перспективы? Кто согласиться доверяться мне, подставлять в бою спину?

  И даже присяга не спасет. После нее останется стена отчуждения похлеще, чем у Паулы.

  – То есть, в корпусе мне не место, – подвел я итог. – А зачем тогда "прокачивать" мою персону именно здесь?

  Девчонки молчали.

  – Далее, мой взвод, моя команда. Девочки испугались, оказались банально не готовы к контакту. А я не смог подобрать к ним ключик. Дошло до того, что я стрелял в них, метал ножи, понимаете? Какие они "свои" после этого? В своих не стреляют!

  У нас нет перспектив, нет будущего, а значит, держать меня ради них так же нет смысла. Второй цели, ради которой сюда запихнули, я не достигнул, команды у меня нет.

  – А "пятнашка"? – задал кто-то вопрос из задних рядов.

  – "Пятнашка" – хранители, стража. – А для ИХ целей мне потребуются не совсем силовики. Скажем так, это должны быть люди с некоторыми уникальными способностями, в том числе паранормальными, и "пятнадцатые" такое не потянут. Да и воспитывать их, подгонять под уровень, слишком долго – маленькие еще.

  Вновь обвел всех глазами.

  – Тогда что? Правильно, ничего. Гораздо больших успехов достигну на "гражданке". "Мозговерт" прошел, самую сложную его часть, драться и стрелять умею. Организовать несколько занятий на нейронном ускорителе вне этих стен, найти грамотных инструкторов, подобрать толковую команду и спокойно ваять из меня то, что и собирались изначально. Что проще? Как вариант, запихнуть меня в военное училище – отличный выход!

  В зале вновь поднялся шепот, переходящий в ропот. Я продолжил:

  – Корпус мне не нужен, понимаете? Они хотели на меня посмотреть и посмотрели, хотели "прокачать" первичные навыки, организовать курс молодого бойца – сделали это. И теперь с легким сердцем уберут. А девочек расстреляют, ибо сами видите, гайки закручены, личному составу указали место, остался последний штрих – чтобы не было прецедентов.

  – А что, нельзя оставить тебя после расстрела? – задала вопрос одна из девочек лет восемнадцати-двадцати, самая младшая из присутствующих. В ее сторону тут же обернулось несколько иронично скривившихся мордашек.

  – Сколько по-твоему ЧАСОВ после этого я проживу? – фыркнул я. Она не смутилась.

  – Но ты же был против! И все это видели! Ты защищал их! – возмущалась она, и возмущалась искренне. Я лишь горько усмехнулся.

  – Поверь, после привода приговора в исполнение это не будет играть никакой роли. Их кровь ляжет на меня, как на первопричину всего действа.

  – Мы с тобой, Хуан! – выкрикнул кто-то, вновь поднялся ободряющий ропот. Марта-Белоснежка пересела поближе, на мой диван, и сжала руку.

  – Хуан, не бойся! Мы попытаемся защитить тебя! Чего бы это ни стоило! Поговорим с остальными, объясним ситуацию...

  Я даже не стал отвечать. Лишь глубокомысленно скривился. Она поняла, убрала руку и опустила голову.

  – Все равно, не переживай. Иди с легким сердцем. Мы знаем, что к чему, и всегда будем помнить. А потом, через время, если тебе понадобится помощь...

  – Не надо мне никакой помощи! – взорвался я и вскочил. – Вы хороните их! Хороните раньше времени! А я не могу так! Я еще не сдался, буду бороться!

  – Их приговорил совет офицеров в полном составе! – тоже вскочила и заорала Марта в ответ. – Да, мы похоронили! Потому, что знаем, что это такое! Ты тут полгода, а мы с тринадцати лет, и видели побольше тебя!

  Повисла зловещая пауза. Наконец, сообразив, что так только хуже, она продолжила тише, опускаясь на место:

  – Если их приговорили – их расстреляют, и им плевать на твою борьбу.

  Я опустился следом. Обхватил колени, до боли сжав кулаки. Начался приступ, мой вечный спутник, однако сейчас он ничем, совершенно ничем не мог помочь. Кажется, я даже рычал, но, слава богу, ни на кого не набросился.

  Минут через пять отпустило. Девчонки не вмешивались, не трогали, лишь молча наблюдали с вытаращенными глазами.

  – Все в порядке? – участливо спросила Белоснежка, когда я опустил ноги и бессильно откинулся на спинку.

  – Да, уже лучше. Извини, ты права. Я маленький выпендристый мальчик, так и не научившийся проигрывать.

  Она молчала, чувствуя, что надо дать выговориться.

  – Понимаешь, я, действительно, Веласкес, – понесло вдруг меня. Никогда в жизни не позволял себе такого, и, наверное, не позволю. Но это были именно СВОИ девочки. Те, кто пришел поддержать в трудную минуту ради того, чтобы именно поддержать, а не позлорадствовать или за чем-то другим. Хотя для большинства из них я никто – не служил с ними, не ходил в наряды, не стоял в карауле. Само собой, не участвовал в боевых операциях. А со взводом мулатки даже успел немного поцапаться. Но именно они пришли сюда, тогда как другие, более близкие, нет.

  – Приступы у меня были всегда, сколько себя помню, – продолжил я. – В детстве, конечно, не такие сильные, но мама из-за меня помучалась. В школе тоже, но школа в рабочем районе это не серьезно. Однако, я даже на учете нигде не стоял, понимаете? Кто-то могущественный всячески ограждал меня от лишних неприятностей из-за наследственности.

  А потом была частная школа. Чтобы попасть туда с моим заболеванием... – Я глубоко вздохнул. – Сами понимаете, кто там учится и какой там контроль. Но я попал, и это вновь нигде не всплыло – вновь кто-то прикрыл. Ресурсов моей мамы на такое не хватит – нет у нее никаких ресурсов!

  – А еще кто-то нам деньги подкидывал, – из груди вырвался смешок. – Всегда, всю мою жизнь. Понемногу, совсем по чуть-чуть, но каждый месяц. И я всегда знал, чтобы ни случилось, этот таинственный некто вытащит из любой передряги.

  Нет, ситуаций, необходимости для этого не было, не поймите неправильно, – оговорился я. – Все, что со мной случалось, я всегда разруливал сам. Даже когда с другом загремели в "кутузку" за драку с марсианами. Но где-то на уровне подсознания спокойно лез на рожон, зная, что тылы у меня прикрытые, вытащат. Я не безрассудно смелый, как говорит Жанка, "рубаха-парень", просто я обладал информацией, которой не обладали мои потенциальные противники.

  То же произошло и в школе. Когда прижало, я заставил маму связаться с этими родственничками и решить проблему с отчислением. Как это произошло, кто какие струнки задел – не знаю, но сами подумайте, королевы просто так в проблемные школы с бухты-барахты не срываются. Да, попиарилась она там хорошо, и ее реформа очки заработала, получила зеленый свет, но на уровне главы государства такие дела за одну ночь не делаются, согласитесь?

  Девчонки кивали. Молча слушали и кивали. Я же подвел итог:

  – Таким образом, все мои проблемы всегда решались, и я всегда знал, что они решатся. Единственный раз, когда этого не произошло, я совершил безумство – пришел к вам вербоваться. Безумство, да, но вновь сработало, и больше чем уверен, таинственные струны в момент рассмотрения дела о моем принятии где-то беззвучно звенели. Не берут к вам мальчиков, хоть семи пядей во лбу! А меня взяли.

  С этим девчонки согласились, закивали – дескать, наконец, признал то, что они "и так давно знали". Да уж, наконец-то!

  – А сегодня я проиграл, понимаете? Всухую. И за спиной нет никого могущественного, кто поможет, вытащит, возьмет часть проблем на себя. Сегодня я сполна расплатился за самоуверенность всех минувших лет. Но самое страшное, завтра за нее расплатятся девчонки.

  – Ты не виноват в этом, они ведь сами хотели убить тебя, – попыталась возразить Белоснежка, но я покачал головой.

  – Они запутались. Всего лишь. Они не злые, Марта. Вот Толстый – да, злой. И его дружки. С ними я выходил драться совсем с другим сердцем. А это... Дурочки! Просто дурочки, которых подвели к черте! Во многом, кстати, из-за необходимости протестировать мою персону на соответствие ИХ стандартам. Так что как ни крути, косвенно вина все равно ляжет на меня. Нет, Марта, я не могу так.

  – Ты не виноват, Хуан, – попыталась возразить она, но наша беседа была грубым образом прервана. Сзади Марты, со стороны входа в библиотеку, вошли двое с... Скажем так, взволнованным решительным видом. Все перевели глаза на гостей.

  – Добрый вечер, – кивнул я. Кто-то из девчонок за столом освободил им место, как вестникам важных новостей. Я выжидательно прищурился.

  – Хуан, – смущаясь, начала Жанка, – мы тут это...

  – Девочки на побегушках, – сформулировал я то, что она стеснялась сказать. Жанка кивнула.

  – Что-то вроде. Мы все следили за процессом, и... Я это...

  – Давай к сути, – хмыкнул я. Не хватало еще ставить ее в неловкое положение.

  – Вот. – Она кивнула напарнице из своего взвода и та протянула мне пластиковый конверт. Я открыл его, вытащил на свет лист бумаги с подписями и печатями.

  – Что это? – вытянулась Марта. Я усмехнулся.

  – То, о чем мы говорили. Пропуск. На выход с вещами. На шесть утра завтрашнего дня. Обязательно при всех отдавать было?

  Жанка пожала плечами.

  – На этот счет распоряжений не было. Сказали просто, отдать.

  Интересно все присутствующие застыли с раскрытыми ртами, или только я?

  – То, о чем я только что говорил, – обратился я к сидящей рядом мулатке. – Меня забирают, девочек расстреливают.

  – Хуан, мы это... – вновь попробовала что-то сказать Жанка, но я не дал.

  – Я все понимаю. От вас мало что зависит. А что дальше делать они не сказали?

  Она отрицательно покачала головой.

  – Нет. Велели передать и все. Внизу подпись королевы, бумажка действительная.

  – Вижу, – задумался я. – И что, королева, ничего не сказала? Не просила передать?

  – Нет. – Покачивание головы.

  – Что будешь делать? – пришла в себя Белоснежка.

  – Ничего.

  – То есть, как? – не поняла она. А с нею и все присутствующие, включая хранителей.

  – Вот так. – Я пожал плечами.

  – Но это же приказ королевы!

  – Это УВОЛЬНИТЕЛЬНАЯ с подписью королевы, – не согласился я. – А если останусь? – спросил я у них. Теперь плечами пожала Жанка.

  – У меня никаких инструкций нет. Сказали, попробовать тебя уговорить, но ты вроде и так не маленький, должен сам понимать. Их расстреливать будут, твое присутствие там... Мягко говоря...

  – Да уж! – Из моей груди вновь вырвался вздох. – Пропуска на вход, после этого, естественно, нет, – обратился я скорее сам к себе, но окружающие подумали, что к ним. Жанка уткнулась в столешницу.

  – Ты же понимаешь...

  – Я остаюсь, – жестко заявил я, демонстративно вложил пропуск обратно в конверт, перегнулся через стол и придвинул его к "русской принцессе". – Так и передайте.

  – Хуан!.. – Жанка замерла с открытым ртом – такой глупости не ждала.

  – Я все сказал, свободны.

  Сам не знаю, откуда во мне взялись силы, но состояние отрешенности, в котором находился, вдруг резко сменилось новой песнью борьбы. Я шел против, как шел не раз и не два до этого. Как обычно, как всегда. Да, за моей спиной больше нет таинственных сил, но я НЕ УМЕЮ сдаваться.

  – То есть, так и передать?.. – все еще надеясь, что неправильно поняла, спросила Жанка. Я кивнул.

  – Да, так и передай.

  Из ее груди вырвался обреченный вздох, они переглянулись с напарницей, молча встали и вышли.

  – А не делаешь ли ты ошибку? – сформулировала вопрос, читающийся у всех на лицах, Белоснежка. Я отрицательно покачал головой.

  – Мне надо пройтись. Будете сидеть, ждать новостей? – Пальцы активировали перед лицом козырек визора и вывели меню связи. Девчонки начали вразнобой кивать.

  – Конечно! – вновь за всех ответила мулатка. Кажется, сегодня ночью спать не будут многие.

  Пальцы тем временем вызвали службу коротких сообщений и на завихренном мини-планшете отбили вопрос: "Можно на минутку?"

  Ответ пришел почти сразу, секунд через десять.

  "Заходи".

  Когда я вышел в межсекционный коридор, меня догнал еще один персонаж текущего действа, но, в отличие от неопытной и разрывающейся меж двух огней, Жанки, обладающий и полномочиями, и желанием их использовать.

  – Стой!

  Обернулся. Она догнала меня, и, схватив за грудки, прижала к стене. Во всяком случае, попыталась.

  – Ты что делаешь, muchacho? Покрасоваться перед девочками захотелось, какой ты крутой и несогласный?

  Я с силой отпихнул ее, приводя этим в себя.

  – Отвали! Тебе какое дело?

  – Это я должна была уговорить тебя воспользоваться пропуском. Но убедила, что я – не лучшая кандидатура.

  – Хоть здесь у тебя мозги работают! – усмехнулся я ей. Оливия, а это была она, не смутилась.

  – Язви. Только сейчас ты возьмешь ЭТО, а завтра с утра воспользуешься им. Предварительно собрав вещи. Что не унесешь – передадут потом девчонки Кассандры. Все ясно?

  Я отрицательно покачал головой.

  – Я остаюсь.

  – Дурак! – закричала она. – Думаешь, они не знают, что ты хочешь сделать? Да, они дадут тебе выпендриться, устроить дебош перед казнью, но они ГОТОВЫ к этому! Тебя скрутят и вышвырнут! Ничего ты не добьешься, только усугубишь!

  – Показав, что не хочу казни?

  – Показав лицемерие! Как делаешь вид, что не хочешь казни тех, кто пытался убить тебя и твою мать! И что тебя все-таки надо грохнуть, не только из чистой мести, а чтоб неповадно было!

  На такое я и ответить ничего не смог.

  – Лив, можно тебя так называть? – вспомнил я обращение к ней, когда приходил в себя на татами. – Лив, тебе до этого какое дело?

  Она замялась. Я уставился ей в лицо и выжидательно молчал. И она сдалась.

  – Мы все-таки будем работать вместе, в любом случае, при любом сценарии. Не спрашивай меня подробности, я не могу отвечать, но ты...

  – ...Избран, как подушка для ее высочества инфанты. Или ее сестры, если с первой не получится. Не красней, я уже давно догадался.

  Она вздохнула с видимым облегчением.

  – Когда всё образуется, они продолжат. Что это будет, не знаю, честно. Ходят слухи о королевском флотском училище, но это только слухи. А потом мы продолжим, приступим к основной фазе.

  – А где гарантия, что они не грохнут меня... Там? После?

  – Ты не будешь маячить на глазах, не будешь пытаться быть одним из них. Будешь ТАМ. А там – это там. В конце концов, "сорок четвертые" пытались убить тебя. Эмоции схлынут и всё нормализуется, войдет в русло. А если останешься, только усугубишь, и закончится это плохо.

  Она сделала паузу.

  – Я не могу говорить, Хуан, но ты важен. Ты даже не догадываешься, насколько. Не надо рисковать. Это глупый риск, из такого дерьма тебе не выплыть.

  Из моей груди вырвался смешок.

  – Почему просто пропуск? Не приказ?

  Оливия покачала головой.

  – Не знаю. Говорят, ОНА не хочет неволить. Юридически ты как бы уйдешь сам, а это для ваших будущих отношений важно.

  Пауза.

  – Хуан, не спрашивай, там наверху разброд. Лея давит на офицеров, гнет свою линию насчет тебя, а они не хотят этого исполнять. Но и сами ничего предложить не могут. Могу сказать только, что она до сих пор верила в тебя, что ты выкрутишься. До последнего. Даже когда убили Рыбу. А теперь подписала тебе пропуск. Не глупи, Хуан. В шесть буду ждать тебя за гермозатвором шлюза главного входа, подброшу до дома, тогда и поговорим обо всем, что попытаюсь нарыть за сегодняшнюю ночь. Но сейчас просто поверь мне, как врагу – враг всегда объективнее друга – уходи. Не делай глупостей.

  Ее рука силой вложила пластиковый конверт в мою ладонь, другой рукой сжала ее.

  – До утра!

  И пошла по коридору в обратном направлении. На душе играли кошки, царапая аргументом: "Враг всегда объективнее друга". Да уж, точно! Предстоящий разговор с Мишель тет-а-тет приобретал все большую и большую важность.

* * *

  Гермозатвор поднялся, я вошел. И тут же попал под перекрестье взглядов аж пяти пар глаз – всех сеньор «решающих». М-да, главное вовремя! Стол по давней традиции хозяйки кабинета был уставлен всевозможными сладкими яствами, в середине его возвышался горячий фарфоровый чайник, а из чашек шел невообразимый букет ароматов, причем из всех разный.

  – Доброй ночи! – вежливо склонил я голову. Мишель, сидящая во главе стола, кивнула на другой его конец.

  – Ты хотел поговорить?

  Я кивнул. Сел. Выдержал паузу.

  – Почему вы не ввели мораторий? – решил начать я со "свойской" претензии. А что, обстановка душевная, располагает...

  Брови всех присутствующих удивленно взметнулись вверх – не ожидали такой наглости. Однако я был не тем человеком, которого они могли просто так послать куда подальше. Я – ИХ проект, и все прекрасно это понимали.

  – Зачем? – усмехнулась Мишель, моя теоретически любовница, принимая правила игры. – Смысл? Ну, введем. Повесим большой дамоклов меч, и над ними, и над тобой. Проблема же этим не решится.

  – Но проблема...

  – Хуан, – вежливо, но жестко отрезала сеньора Гарсия. – Они напали на тебя, и более того, напали на твою знакомую Афину, полноправную представительницу этого заведения. Которая выжила только благодаря случайности. Если мы простим, спустим это, создадим нехороший прецедент. Мы и так поступаем с ее взводом не очень порядочно, не стоит нагнетать атмосферу. А потом и другие недовольные подтянутся.

  – То есть, они будут расстреляны в любом случае, – констатировал я. Она кивнула.

  – Так надо. А все твои изыскания по их спасению, во-первых, глупы, во-вторых, непонятны.

  – Это чувство вины, – покровительственно улыбнулась ее высочество. От нее веяло добродушием – было видно, приняли сеньоры по чашечке не только чая. Однако, "не чая" совсем чуть-чуть, лишь ослабить напряжение после такого эмоционального мероприятия, как прошедший трибунал. – Косвенно он считает себя причастным, их "слили" для его тестирования. Вот и нервничает.

  Сеньорины повесили на лица улыбки разной степени ироничности. К горлу подступил ком.

  – Хуан, – вздохнув, начала увещевать Сирена, – ты не прав. Мы использовали лишь их слабости, недостатки. Которые при работе и статусе хранителя недопустимы. Понимаешь? – Я отрицательно покачал головой. – Не важно, кто они, не важно, что сделали мы, важно, как они в итоге себя повели. А повели недопустимым образом. И ты здесь совершенно ни при чем.

  – С ними можно было работать, – продолжил гнуть я свою линию. – Изначально, подтягивая к вашим требованиям, а не толкая к проступку. Здесь же столько психологов!..

  – А зачем? – вновь улыбнулась сеньора Гарсия. – Смысл? А как же естественный отбор? Как же показательные выступления для остальных? Где тогда возьмем наглядный пример для молодежи?

  Mierda! Нашел с кем о гуманизме говорить! Я уткнулся в столешницу.

  – Ты наливай, наливай себе! – кивнула Мишель. – Не стесняйся. Конфеты бери, варение... А может, чего покрепче, пару капель? Пока инструкторы не видят? – И лукаво подмигнула.

  Не будь ситуация так раскалена, я бы рассмеялся, честное слово!

  Поднял глаза, вновь окинул присутствующих цепким взглядом. Кажется, не так я и не угадал с тактикой – они действительно были свои, просто пока я не дорос до их круга. Сеньоры смотрели на меня без злобы, с интересом, и было видно, с удовольствием посидели бы и потрепались "за жизнь", как взрослые мудрые тетушки с неразумным племянником. В том числе и с "парой капель". Возможно, в будущем нам придется тесно работать с каждой из них, с каждой мы будем на "ты" и почти с каждой со временем примем эти пресловутые "пару капель". Но не сейчас. Сейчас даже чай не полезет в горло.

  – Спасибо, не голоден, – покачал я головой. – А меня теперь куда? После их казни? Во флотское училище?

  Они вопросительно переглянулись.

  – Пока это не решенный вопрос, – вздохнула Сирена. – Будет видно. Но на завтрашнем мероприятии тебе присутствовать не рекомендуется – не обостряй. И так все на взводе. Тебе передали пропуск?

  Я достал из внутреннего кармана конверт и положил перед собой на стол.

  – Вот и хорошо, – удовлетворенно кивнула она. – Прямо к шести подходи к шлюзу, тебя будут ждать.

  – А как же мои здесь успехи? – горько усмехнулся я. – Я ведь многого достиг! Бросить все это?

  – Хуан, ты большой мальчик, – мило улыбнулась сеньора Гарсия, – и все понимаешь. Тебе не надо было мешать своим девочкам выполнить свою работу. За этот глупый порыв тебе теперь придется расплачиваться. И как это исправить мы думали, не знаем.

  "Своим девочкам свою работу". Кулаки мои непроизвольно сжались. Самое прискорбное, сеньоры были искренни, и честно не понимали моего поведения. Для них уничтожение проблемных "сотрудников" дело обыденное, и такое желание вытащить из петли тех, кто пытался убить и меня, и близкого мне человека, вещь мягко говоря не укладывающаяся в их норму. Как и попытка не дать собственному взводу решить проблему.

  – Неужели вы не понимаете, что так нельзя? – начал я старую песню, ни на что в общем, не надеясь. И закономерно был перебит:

  – Это называется юношеский максимализм, – покровительственно улыбнулась Сирена. – Ты подрастешь и все поймешь. А пока положись на старших – поверь, так будет лучше.

  Действительно, она права. Действительно, максимализм и так будет лучше. В ее системе координат. Но я не в ее системе, и от этого все проблемы.

  – Мне нужна связь с королевой, – выдавил я, чувствуя, как захлестывает волна протеста против чуждых мне ценностей. Пока еще чуждых. – Я понимаю, что не принял присягу, но ввиду серьезности ситуации прошу сделать исключение.

  Разговор с королевой – это самое мудрое, что я придумал, сидя в библиотеке, пока заседание трибунала шло к концу. Надежда оставалась только на то, что она не такая, что ее удастся переубедить. Все-таки не стоит недооценивать влияние сеньора. Однако, надежда эта была сродни соломинке, за которую хватается утопающий.

  Сеньоры вновь переглянулись, сказав друг другу что-то одними глазами, после чего Мишель вздохнула, и, активировав перед лицом вихрь, выбрала один из пунктов меню. Стена сбоку от меня подернулась рябью, но изображение пока не появилось.

  – Ты еще у себя? – обратилась она к неведомому мне собеседнику. Ответ шел ей непосредственно в уши. – Нет, все хорошо. Тут с тобой хочет поговорить один наш общий знакомый... И мы думаем, разговор пойдет ему на пользу. А кто ж еще! Да, соединяю.

  Через секунду передо мной во всю стену предстало изображение ее величества, сидящей за своим рабочим столом в строгом деловом костюме. Вид у нее был усталый, замученный, лоб пересекла морщинка, а под глазами прописались круги – к разговорам с посторонними она явно не готовилась. Обратная связь включилась одновременно, потому, что увидев меня, ее величество расплылась в улыбке.

  – Здравствуй, здравствуй, Хуан! Чем-то могу помочь?

  – Да, ваше величество. – Я кивнул. – Вы знаете, сегодня был...

  – Трибунал? – Она хмыкнула, откинулась на спинку кресла, готовясь внимательно слушать. – Да, я следила за его ходом. И внимательно выслушала твое выступление. Браво, очень эмоционально. Меня тронуло.

  Сказано было без тени ехидства, просто как констатация.

  – Тогда вы все знаете и должны меня понять, – чуть подался вперед я. – Ваше величество, введите, пожалуйста, мораторий на их казнь. Хотя бы на время.

  – А что изменится после этого времени? – она тоже задала вопрос, на который я так и не смог найти ответа. Чувствовал, что надо подождать хотя бы несколько дней, но объяснить свои ощущения не мог. Оттого лишь виновато опустил голову.

  – То есть, я должна просто так, без веских причин, ввести мораторий на исполнение приговора, – добавила она в голос сталь, – вынесенного советом офицеров в полном составе? Ты хочешь попросить меня об этом?

  – Да, ваше величество... – Я был готов провалиться сквозь землю.

  – Зачем? – Она усмехнулась. – Эти девочки совершили преступление, их приговорили. Отсрочкой, а тем более амнистией я уроню авторитет тех, кто вынес этот приговор, поставлю его под сомнение. А это недопустимо, Хуан. Как человек, которому придется заниматься политикой, ты должен был понять это прежде, чем пытаться установить со мной связь.

  – Меня убьют, – с жаром воскликнул я, вскидывая голову. – Кто-нибудь из местных. Посчитает, что их кровь на моих руках!..

  – Я знаю. – Она кивнула. – И мы сделали все возможное, чтобы от этого уйти.

  Повисла пауза, во время которой ее взгляд пригвоздил меня, а сам я снова чуть не провалился.

  – То есть, по твоей логике, – вновь продолжила давить она, – я должна создать прецедент ради тебя? Ради человека, не захотевшего решать проблемы, когда их можно было решить?