Текст книги "Республика, которую он защищает. Соединенные Штаты в период Реконструкции и Позолоченного века, 1865-1896 (ЛП)"

Автор книги: Ричард Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 73 (всего у книги 80 страниц)

Серебристы проявили не меньший энтузиазм в нападках на золото. Они осуждали золотых республиканцев как членов партии золота и жадности, осуждая «хищную жадность и тираническую власть золота». Золото делало «богатых богаче, а бедных беднее». Оно было валютой монополии. Оно вознаграждало спекуляцию и унижало труд, а благодаря политике облигаций Кливленда загнало нацию в долги, чтобы вознаградить банкиров. Серебро, как альтернатива золоту, было валютой национализма, республиканизма и производящих классов, в то время как золото было валютой британского господства. Аргументы против золота иногда приобретали оттенок антисемитизма, но антисемитизм был языком почти любой дискуссии XIX века о деньгах и банковском деле, и популисты, ведущие критики золотого стандарта, были удивительно терпимы в этом отношении.[2027]2027
  Ritter, 171, 180–84, 191–93; Walter Nugent, The Tolerant Populists: Kansas Populism and Nativism, 2nd ed. (Chicago: University of Chicago Press, 2013), 82–86.


[Закрыть]

В 1895 году книга Уильяма Х. Харви «Финансовая школа Монеты», трактат сторонников серебра, продавалась тиражом пять тысяч экземпляров в день, а организации, выступающие за свободное серебро, бесплатно распространяли еще десятки тысяч. Отчасти в аргументах Харви повторялись старые теории заговора, отчасти – мумбо-джамбо, достойное золотоискателей, но вымышленный молодой Монета легко отвечал как на самые простые, так и на самые заумные вопросы, задаваемые ему чикагскими газетчиками, банкирами и бизнесменами. Уроки Монета, какими бы несовершенными они ни были, говорили о серьезности публичной дискуссии, хотя иллюстрации делали их понятными для тех, кто устал от объяснений. Наиболее показательной критикой золотого стандарта для большинства читателей было то, что он не работает.

Теоретическими рассуждениями можно доказать все, что угодно. Практическое применение теории является доказательством ее силы. Золотой стандарт, приспособленный к дрожащему миру, выжимает из него жизнь. Мужчины страны, опора республики, от крепких рук которых может зависеть жизнь нации, отдают свое имущество кредиторам и нищают. Это наглядное доказательство благотворности монометаллизма.[2028]2028
  Lawrence Goodwyn, Democratic Promise: The Populist Moment in America (New York: Oxford University Press, 1976), 452–53; William H. Harvey, Coins Financial School (Chicago: Coin Publishing, 1894), цитата, 83.


[Закрыть]

III

Когда Дебс спросил «Что делать?», ответ был прост, и популисты, республиканцы и большинство демократов согласились с ним: отречься от Гровера Кливленда и, насколько это возможно, не дать ему нанести еще больший ущерб. Катастрофа администрации Кливленда была настолько полной, что выборы вообще не должны были стать соревнованием. События предыдущих четырех лет, казалось, убили шансы демократов как партии малого правительства. Большинство членов партии Кливленда относились к нему как к ожившему трупу, медленно разлагающемуся в Белом доме. Он был неприятным и досадным напоминанием о днях незадолго до этого, когда партия жила и дышала. Генри Джордж, который агитировал за него, теперь осуждал его как «более опасного для Республики, чем любой из его предшественников». Демократы не могли сместить его, поэтому большинство избегало его. Казалось, что президентские выборы сводятся к тому, чтобы республиканцы заменили Кливленда тем, кого они выберут.[2029]2029
  Кристофер Уильям Ингленд, «Земля и свобода: Henry George, the Single Tax Movement, and the Origins of 20th Century Liberalism» (Ph.D. diss., Georgetown University, 2015), 146; Williams, Years of Decision, 95–96; Daniel Klinghard, The Nationalization of American Political Parties, 1880–1896 (Cambridge: Cambridge University Press, 2010), 181–82; Williams, Realigning America, 63, 67, 71–72, 74, 80.


[Закрыть]

К концу 1895 года стало ясно, что выбор республиканцев, скорее всего, остановится на Уильяме Маккинли. Он вел предвыборную кампанию с 1894 года, когда выступил с 371 речью в трехстах городах и охватил аудиторию примерно в два миллиона человек. Марк Ханна, его менеджер, обзванивал политические долги, организовывал Юг, который, хотя и был твердо демократическим, все же посылал делегатов на республиканский съезд, и терпеливо и усердно работал, чтобы собрать необходимых делегатов. Томас Рид, переизбранный спикером Палаты представителей, казался самым сильным соперником Маккинли, но он не смог сориентироваться между серебряными республиканцами Запада и золотыми жуликами Востока. Говоря о своих шансах на выдвижение, он, как обычно, не удержался от остроумия, когда молчание могло бы сослужить ему лучшую службу: «Республиканцы могут выступить хуже, и они, вероятно, выступят», – сказал он.[2030]2030
  Klinghard, 221–25; H. Wayne Morgan, William McKinley and His America (Kent, OH: Kent State University Press, 2003), 152–59; Williams, Realigning America, 48–49, 159.


[Закрыть]

Марк Ханна, который испытывал отвращение к республиканским боссам только тогда, когда они выступали против него, не мог придумать лучших противников, чем два оставшихся препятствия на пути Маккинли к номинации: Мэтью Куэй из Пенсильвании и «легкий босс» Томас Платт из Нью-Йорка. Куэй был эрудирован, искушен и коррумпирован. Он определял политику как «искусство отбирать деньги у немногих и голоса у многих под предлогом защиты одного от другого». Он брал много денег. Налоги на зарплату служащих, занимающих покровительство, плата за занятие прибыльных должностей, выплаты от банков, в которых хранились государственные средства, проценты от прибыли, получаемой от вложенных банками государственных средств, плата за доступ и многое другое приносили деньги, необходимые для работы сложной республиканской машины. Обычно ему лучше удавалось держать язык за зубами; он славился тем, что «умел молчать на шестнадцати разных языках». Он также был мастером информации. Он знал, что оппоненты и его собственные законодатели не хотят, чтобы он знал, и умел использовать эту информацию. Карты, которые он хранил на отдельных законодателей, были известны как «гробы Куэя». Они могли положить конец карьере. Платт не обладал ни эрудицией, ни харизмой и был почти так же неспособен вести беседу, как произносить речь. Но он был таким же расчетливым и проницательным, как и Куэй. Платту и Куэю нужен был кто угодно, только не Маккинли, которого, как они знали, они не могли контролировать. Когда Рид потерпел поражение, у них не было убедительной альтернативы, а Ханна уже приняла их как врагов. Это была кампания «Маккинли против боссов» и «народ против боссов».[2031]2031
  Гэри Герстл, Свобода и принуждение: The Paradox of American Government from the Founding to the Present (Princeton. NJ: Princeton University Press, 2015), 165, 168–69; Morgan, 153–56; Williams, Realigning America, 48–50, 55–56.


[Закрыть]

Задача Маккинли заключалась в том, чтобы не проиграть, и трудно было представить себе обстоятельства, при которых он мог бы проиграть, если бы был выдвинут. Ужесточение позиции по золотому стандарту изначально создало для него проблему, поскольку он был мягким биметаллистом. Он обещал работать над международным биметаллическим соглашением, сохраняя при этом «наш нынешний стандарт». Но в начале 1896 года, когда его высмеяли за попытку перепрыгнуть через забор, он выступил за золото, не исключив в конечном итоге биметаллизм. Республиканская платформа повторила его позицию: золотой стандарт до тех пор, пока не будет достигнуто международное соглашение о биметаллизме. Хотя золотой стандарт стал рефреном грядущей кампании, Маккинли на самом деле только напевал. В основном его волновали тарифы.[2032]2032
  Williams, Realigning America, 59–61, 139; Herbert David Croly, Marcus Alonzo Hanna: His Life and Work (New York: Macmillan, 1912), 175–89.


[Закрыть]

Катастрофы на Среднем Западе в конце 1880-х и начале 1890-х годов сделали республиканцам прививку от опасностей в этом важнейшем регионе. Они постарались подавить реформы евангелистов, в частности запрет и закон об обязательном изучении английского языка в школах, которые раскололи их базу и стоили им контроля над Верхним Средним Западом. Они использовали депрессию, чтобы сделать демократов грушей для битья, и каждый удар попадал в цель. Они обвиняли демократов в неспособности к управлению, и это, по большому счету, было правдой. Они обвиняли Кливленда в неспособности отреагировать на депрессию и восстановить процветание. Восстановление процветания было не под силу любому президенту, но Кливленд мало что сделал для облегчения страданий нации. Демократы в 1892 году обвиняли республиканцев во враждебности к труду, а тарифы – в том, что они являются инструментом бессердечных работодателей. Республиканцы изменили обвинение на противоположное. Теперь демократы были враждебны к труду, а тариф – путь к процветанию. За пределами городских районов с преобладанием машин и нескольких штатов, таких как Иллинойс, контролируемых демократами-рабочими, было трудно понять, почему рабочие должны голосовать за демократов. Рабочие ненавидели Кливленда за Пулман и его последствия. Дебс, вышедший из Демократической партии, был героем рабочих.[2033]2033
  Теодор Рузвельт, «Вопросы 1896 года», Century (ноябрь 1895 г.): 68–72; Williams, Years of Decision, 95–96; Williams, Realigning America, 42–43; Bensel, 285.


[Закрыть]

По другую сторону Миссисипи разгневанные западные фермеры представляли предстоящие выборы как выбор между популистами и республиканцами. У фермеров Запада и Юга, производящих хлопок и пшеницу, были причины для гнева и отчаяния. Цены на хлопок в Джорджии в 1894 году были меньше половины от максимума 1881 года, а цены на пшеницу на Среднем Западе и Западе упали на две трети от послевоенного максимума, даже несмотря на рост стоимости сельскохозяйственных кредитов. Однако успех республиканцев в 1894 году и их собственное антимонопольное крыло к востоку от Миссури и на Западном побережье давали Великой старой партии, как стали называть себя республиканцы, основания для оптимизма. У демократов оставался только Юг, и даже там восстание популистов, хотя и не принесло пока реальных успехов, но, как, например, в Северной Каролине, показало признаки угрозы демократическому контролю.[2034]2034
  Роберт Клеппер, «Экономические основы аграрных протестных движений в Соединенных Штатах, 1870–1900», Журнал экономической истории 34, № 1 (1974): 283–85; Klepper, The Economic Bases for Agrarian Protest Movements in the United States, 1870–1900, Dissertations in American Economic History (New York: Arno Press, 1978), 73–74, 82–83; Charles Postel, The Populist Vision (New York: Oxford University Press, 2007), 104, M. Elizabeth Sanders, Roots of Reform: Farmers, Workers, and the American State, 1877–1917 (Chicago: University of Chicago Press, 1999), 101–4.


[Закрыть]

Популисты понимали, что им необходимо расширить свою базу за пределы того ядра, которое пришло к ним от Альянса фермеров. В некоторых местах они показали признаки того, что им это удалось. В 1894 году Уильям У’Рен объединил Орегонский фермерский альянс, Гранж, Портлендский федеральный профсоюз, Портлендский центральный совет труда и Рыцарей труда для создания Объединенного комитета по прямому законодательству. Комитет осудил законодательную власть как «представителей монополистических классов». У’Рен вел тяжелую жизнь, работая чернорабочим, посещая вечернюю школу, чтобы стать юристом, и некоторое время работая редактором в Тин-Купе, штат Колорадо. Уже будучи астматиком, он заболел туберкулезом. Врачи отправили его на Гавайи, где, как он вспоминал, «я отправился в Гонолулу, чтобы умереть», но вместо этого он прочитал книгу Джорджа «Прогресс и бедность» и поклялся жить, чтобы добиться введения единого налога и политической демократии. К 1894 году он был секретарем Орегонской популистской партии и выступал за прямое законодательство: инициативу, референдум и отзыв.[2035]2035
  Роберт Д. Джонстон, Радикальный средний класс: Populist Democracy and the Question of Capitalism in Progressive Era Portland, Oregon (Princeton, NJ: Princeton University Press, 2003), 122–25, 129–30.


[Закрыть]

Юджин Дебс был настоящей «дикой картой» для популистов; он объявил себя популистом в 1896 году и начал национальное ораторское турне. Его программа была расплывчатой. Он считал технологические изменения и растущую безработицу неизбежными, и ни профсоюзы, ни забастовки не могли найти решение. Основными проблемами оставались сама система оплаты труда, контроль корпораций над ресурсами и растущее неравенство. Избирательные бюллетени были средством достижения цели, но как будет выглядеть эта цель, оставалось туманным, поскольку Дебс продолжал отвергать социализм, одобряя неуловимое кооперативное содружество, которое не смогли обеспечить ни Рыцари, ни Союз фермеров. Похоже, что у Дебса не было убедительного ответа на свой собственный вопрос «Что делать?». Тем не менее, фракция популистов «середины пути», которая хотела остаться независимой партией, а не объединиться с демократами, чтобы остановить возрождающихся республиканцев, приняла Дебса как свою большую надежду.[2036]2036
  Сальваторе, 155–57.


[Закрыть]

Поскольку Ханна обеспечил делегатов для Маккинли и основательно подорвал оппозицию внутри партии, съезд республиканцев в июне оказался столь же нелицеприятным, как и предполагал Ханна. Двадцать три западных серебряных республиканца стали единственным драматическим событием, со слезами на глазах выйдя за планку по золотому стандарту под насмешки массы делегатов, включая Ханну. На стене зала съезда в Сент-Луисе висел большой транспарант: «Республиканство – это процветание». Он объявлял тему предвыборной кампании Маккинли. Кандидат был «передовым агентом процветания» и гарантировал рабочим «полное ведро обеда».[2037]2037
  Williams, Realigning America, 59–64.


[Закрыть]

Именно этот предвыборный плакат заставил Теодора Рузвельта сказать, что республиканцы рекламировали Уильяма Маккинли как патентованное лекарство во время предвыборной кампании 1896 года. Маккинли был проводником процветания, и, несмотря на все свои неудачи, республиканцы цеплялись за свою идентичность как партии процветания, возлагая ответственность за депрессию 1890-х годов на демократов. Любезно предоставлено Домом Маккинли, Найлс, Огайо.

Если и были какие-то сомнения по поводу линии атаки республиканцев в 1896 году, то Джозеф Форакер устранил их, выдвинув кандидатуру Маккинли. Форакер был врагом Ханны и Маккинли в Огайо, но Маккинли согласился выдвинуть его кандидатуру в Сенат в обмен на поддержку Форакера. Выдвинув кандидатуру Маккинли, он символизировал единство республиканцев; в ходе кампании республиканцев демократам достался бы Гровер Кливленд, чья администрация была «одним потрясающим бедствием». Он добился равенства, которого никто не желал: пострадали все, богатые и бедные, демократы и республиканцы, северяне и южане, справедливые и несправедливые. Форакер провозгласил положительный момент: «В противовес этому страшному наказанию мы можем отметить один великий благословенный компенсационный результат. Она уничтожила демократическую партию. Гордые колонны, триумфально пронесшиеся по стране в 1892 году, в 1896-м оказались разбитыми и безнадежными».[2038]2038
  Croly, 138–39; Williams, Realigning America, 63.


[Закрыть]

Демократы казались разбитыми и безнадежными, пока не произошло нечто удивительное. Ведущим претендентом на демократическую номинацию – довольно сомнительный приз – стал сенатор Ричард Блэнд, которого метко назвали «серебряным». Демократические диссиденты – теперь большинство в партии – ухватились за серебро, не в последнюю очередь потому, что оно отдаляло демократов от Кливленда. На съездах штатов Кливленд использовал свое влияние, чтобы попытаться удержать партию на золоте. Ему это не удалось. Делегаты на съездах осуждали его. Но Бланд, «бесхитростный, как ребенок», по словам одного из соратников, не сделал ничего, чтобы обеспечить номинацию. Он ждал звонка, который никак не приходил. Серебристы разделились на множество кандидатов, и Уильям Дженнингс Брайан, молодой политик из Небраски, увидел свою возможность.[2039]2039
  Майкл Казин, Благочестивый герой: жизнь Уильяма Дженнингса Брайана (Нью-Йорк: Anchor Books, 2007), 53; Уильямс, Перестройка Америки, 68–69, 72–76.


[Закрыть]

Брайан стал ведущим представителем интересов серебра в 1893 году, когда он выступил против успешной попытки Кливленда отменить Закон Шермана о покупке серебра. Тогда он относился к серебру с классовой точки зрения, и он продолжал это делать. «Демократическая партия, – утверждал он в 1896 году, – не может служить Богу и Мамоне; она не может служить плутократии и в то же время защищать права масс». Брайан хотел объединить разрозненные силы свободных серебряников – республиканцев и популистов, а также демократов – и стал излюбленным оратором в серебряных клубах по всей стране. Его главным оружием был голос, «глубокий и мощный, музыкальный» и «чистый, как соборный колокол». Мало кто из тех, кто его слышал, забывал о нем и его силе. Он управлял каденциями, как актер, и мог проецировать их так, что его жена сообщила, что однажды прекрасно слышала его, хотя сидела в гостиничном номере в трех кварталах от места его выступления. Его поведение соответствовало его речи; оно излучало силу, молодость и бодрость. Когда он цитировал Священное Писание, он обращался к евангелистам; когда он обличал неравенство и несправедливость, он захватывал антимонополистов; и даже его противники, такие как Уильям Аллен Уайт, редактор Канзасской республиканской газеты, находили его «великолепную серьезность» «гипнотической».[2040]2040
  Klinghard, 184–85; Kazin, 48–49, 52–53.


[Закрыть]

Демократический съезд в Чикаго оказался столь же хаотичным, сколь и срежиссированным республиканским съездом. Битвы за платформу и рассадку конкурирующих делегаций привели к предсказуемому поражению «золотоискателей», но они настояли на дебатах по поводу доклада меньшинства, одобряющего золотой стандарт. Демократы собрались в огромном чикагском Колизее, который занимал пять с половиной акров и больше подходил для проведения шоу «Дикий Запад Буффало Билла» (что и произошло), чем для съезда, где выступающих было трудно услышать из-за его размеров и плохой акустики. Согласно договоренности о дебатах по докладу меньшинства, первым выступил сенатор Бен Тиллман, причастный к расправе над чернокожими республиканцами в Гамбурге, штат Южная Каролина, горький и нераскаявшийся расист, а также антимонополист и сребролюбец. За ним последовали три «золотых жука» от демократов, а последним выступил Уильям Дженнингс Брайан.[2041]2041
  Williams, Realigning America, 78–80; Kazin, 56–57.


[Закрыть]

Зрители ожидали драмы, и они ее получили. Тиллман предсказуемо нападал на золото и монополию, но он также безрассудно атаковал Северо-Восток и защищал сецессию. Его выступление вызвало шипение и грозило сбить темп серебристов. К счастью, три «золотых жука» были нудными, а их доктрина – непопулярной. Уильям Дженнингс Брайан воспользовался моментом и произнес одну из самых знаменитых речей в американской истории. По его словам, он пришел, чтобы выступить «в защиту дела, столь же святого, как дело свободы, – дела человечества». Он завладел аудиторией и не отпускал ее. Он годами противостоял золотым стандартам аргументов, и его оппоненты представляли ему обычные мишени, но ему было неинтересно приводить аргументы. Он был заинтересован в том, чтобы мобилизовать съезд на действия. Он требовал равенства между американцами из маленьких городков, фермерами и мелкими бизнесменами и прекращения фаворитизма по отношению к «нескольким финансовым магнатам, которые в подсобке загоняют деньги в угол всего мира». Аудитория поддержала его. Он потребовал бесплатного серебра в качестве декларации независимости от британской финансовой власти.[2042]2042
  Уильямс, Перестройка Америки, 83–85; Казин, 59–61; Уильям Дженнингс Брайан, «Речь о золотом кресте», Проект социальной истории Америки/Центр медиа и обучения (Центр выпускников, CUNY) и Центр Роя Розенцвейга по истории и новым медиа (Джордж Мейсон), http://historymatters.gmu.edu/d/5354/.


[Закрыть]

Затем наступила торжественная часть. Брайан шагнул вперед, к аудитории. «Имея за спиной производящие массы этой нации и всего мира, поддерживаемые коммерческими интересами, интересами трудящихся и тружеников повсюду», – затем, отступив назад, он вытянул руки в стороны от своего тела и произнес последнюю фразу, – «мы ответим на их требование золотого стандарта, сказав им: „Вы не должны возлагать на чело труда этот терновый венец, вы не должны распинать человечество на золотом кресте“». Он и раньше употреблял эту фразу, но никогда – в такой христоподобной позе, в какой он ее произнес и держал. Сначала стояла полная тишина, а затем зал взорвался, как сообщила газета New York World, «холмами и долинами кричащих мужчин и женщин». Делегаты выдвинули Брайана на пятом туре голосования. Золотые демократы сняли свою кандидатуру; они выдвинули свой собственный билет, который Ханна тайно субсидировал, чтобы оттянуть голоса у Брайана. Они стали эквивалентом западных серебряных республиканцев, которые поддержали Брайана.[2043]2043
  Williams, Realigning America, 85–90; Kazin, 61–63.


[Закрыть]

Популисты были важнее серебряных республиканцев и золотых демократов; если бы они выдвинули отдельный билет, то обрекли бы Брайана на гибель, разделив голоса западных и южных антимонополистов. Популисты средней руки, особенно сильные на Юге, были готовы пойти именно на это, утверждая, что свободное серебро само по себе – лишь панацея, а не решение кризиса, стоящего перед страной. Демократы, за исключением осуждения Верховного суда за признание подоходного налога неконституционным, не приняли широкий спектр реформ – национализацию железных дорог и телеграфа, систему подказначейства, избирательную реформу и многое другое – на которых настаивали популисты. Сторонники среднего пути хотели, чтобы популисты сохранили сильную антимонопольную программу и продолжили строить движение и партию. Они надеялись привлечь Юджина Дебса в качестве своего кандидата, но тот отказался, и когда Брайан был выдвинут, Дебс поддержал его. Среди популистов фьюженисты выступали против «середняков» и были удивлены и обрадованы выдвижением Брайана и принятием демократами идеи свободного серебра. Они рассматривали эти выборы как большой шанс для антимонопольного движения и были готовы принять бесплатное серебро и риторическую преданность Брайана производящим классам как эквивалент полублата. Придя к власти, они могли приступить к другим реформам.[2044]2044
  Классическое, хотя и довольно грубое, представление о расколе среди популистов принадлежит Лоуренсу Гудвину. Он противопоставляет «теневое движение», в котором доминировали искатели должностей, культуре «кооперативного движения» истинных аграрных популистов. Goodwyn, 426–36, 461–62; Williams, Realigning America, 110–14.


[Закрыть]

Популисты собрались в конце июля в Сент-Луисе после съездов обеих основных партий. Делегаты популистов отличались от делегатов других съездов. Среди них было больше женщин. Многие делегаты были бедны, некоторые настолько, что спали в парках и шли пешком до места проведения съезда, чтобы сэкономить на проезде в троллейбусе. Некоторые были без обуви; другие снимали обувь на съезде, чтобы сэкономить кожу. Они были солдатами дела, которое для них было гораздо важнее, чем одни выборы.[2045]2045
  Williams, Realigning America, 114.


[Закрыть]

Выдвижение Брайана оказало давление на линии разлома Популистской партии; неудивительно, что она распалась. Сплавщики были прагматиками, но то, что на Западе казалось прагматизмом, на Юге выглядело самоубийством или еще хуже. На Западе популисты с самого начала своего существования в каждом штате выстраивали сплав. Слияние приносило успех и должности; чистота, конечно, обеспечивала энтузиазм и голоса, но часто не приводила популистов к власти, поскольку голоса антимонополистов были разделены между партиями. Не имея собственного сильного кандидата, популисты в любом случае перетянули бы избирателей к Брайану, так почему бы не поддержать его? На Юге, однако, все было иначе. Там популисты определили себя в оппозиции к демократам, которые стремились подавить их и лишить избирательных прав. Когда же они объединились, то это произошло с республиканцами. Горький раскол между популистами и бурбонскими демократами и последовавшее за этим насилие не позволили вернуться назад. Том Уотсон, с которым демократы неоднократно прибегали к мошенничеству, чтобы вывести его из игры, не одобрял слияния. Демократы «говорят, что мы должны объединиться, но их идея объединения заключается в том, что мы играем в мелюзгу, а они в форель; мы играем в июньского жука, а они в утку; мы играем в Иону, а они в кита».[2046]2046
  Goodwyn, 458–59, 465–69; Postel, 271–74; Williams, Realigning America, 113–14.


[Закрыть]

Популисты контролировали съезд популистов, но не настолько, чтобы предотвратить его окончание в полной неразберихе. Фьюженисты добились выдвижения Брайана, но сторонники середины пути настаивали на выдвижении Тома Уотсона в вице-президенты. Уотсон сначала отклонил, а затем принял эту кандидатуру. Брайан настаивал на том, чтобы популисты взяли весь демократический билет, включая кандидата в вице-президенты Артура Сьюолла, или сняли его собственное имя с номинации. Популисты отказались признать или зачитать послание Брайана съезду; съезд номинировал его, несмотря на его отзыв. Председатель Демократической партии Джеймс К. Джонс сказал популистам: «Мистер Сьюолл, конечно, останется в билете, а мистер Уотсон может делать, что хочет». Брайан получил поддержку популистов, но это позволило республиканцам представить его как лидера того, что было похоже на политическую версию Армии Кокси: собрание радикалов, анархистов, чудаков и фанатиков.[2047]2047
  Sanders, 140; Williams, Realigning America, 116–19; Goodwyn, 477–92.


[Закрыть]

К середине прошлого века Фрэнсис Уиллард проводила большую часть времени в Англии. Она дистанцировалась от Партии запрета, которая отказалась от своей платформы широких реформ и стала партией одного вопроса. Она не заняла никакой позиции на выборах 1896 года, вместо этого высказав добрые слова в адрес обоих кандидатов. Ее собственные амбиции по созданию широкой коалиции реформ не оправдались.[2048]2048
  О ее международных усилиях см. Tyrrell, 106–7; Bordin, 221–37.


[Закрыть]

Выдвижение Брайана и искренняя приверженность демократов к свободному серебру удивили Ханну, который специализировался на том, чтобы не удивляться. Он планировал взять отпуск, а затем бороться на выборах за тарифы и процветание. Он рассчитывал победить «без особых усилий». Вместо этого он столкнулся с крестовым походом и Демократической партией, которая отреклась от своего собственного президента. Чтобы побороть Брайана, он лично возглавил кампанию и мобилизовал ресурсы, с которыми демократы не могли сравниться. Маккинли, в свою очередь, признал, что не сможет соперничать с Брайаном на сцене, и отказался от попыток. Он убедил Ханну вести кампанию у крыльца, чтобы делегации республиканцев приходили к кандидату. Хотя его тактика отличалась, его кампания обращалась к избирателям так же непосредственно, как и кампания Брайана. По оценкам, три тысячи делегаций и 750 000 человек приехали в Кантон, штат Огайо, чтобы увидеть Маккинли. Ханна направил корпус из четырнадцати сотен ораторов, оплатив их расходы и направив их в штаты, наиболее подверженные опасности перейти к Брайану. Республиканцы наводнили страну литературой; только из Чикаго они разослали по почте сто миллионов документов. Республиканцы выпустили около 275 отдельных брошюр на множестве языков, так как республиканцы нацелились на голоса иммигрантов. В них снова и снова звучала одна и та же тема: Маккинли был «агентом процветания». Как заметил Теодор Рузвельт, «Ханна рекламировала Маккинли, как будто он был патентованным лекарством».[2049]2049
  Кроли, 209–11, 213–18; Казин, 68; Клингхард, 228–29; Уильямс, Перестройка Америки, 129–39.


[Закрыть]

Это была одна сторона Теодора Рузвельта, наблюдательная, язвительная и проницательная, но он никогда не мог полностью побороть свою склонность смешивать проницательность и истеричность. Он, как и многие другие республиканцы, осуждал Брайана и популистов как социальных революционеров, а чтобы остановить их «подрывную деятельность», предлагал поставить двенадцать их лидеров к стене и «застрелить». Брайаниты, конечно, могли сравниться с ним по риторике. Любимой песней делегатов съезда популистов была «Мы перестреляем золотых жуков, всех до одного». Были, конечно, и прагматичные оценки шансов и проблем, и продолжающееся движение в сторону массовых образовательных кампаний, а не старых местных «армейских» кампаний, и опора на корпоративные деньги и крупных доноров. Но очень часто обе кампании скатывались к своего рода истерии.[2050]2050
  Williams, Realigning America, 115; Postel, 269.


[Закрыть]

У двух партий были реальные и серьезные разногласия. Каждая из сторон была способна признать, что выборы имеют большую цену. Демократическое индустриальное общество пробудилось, чтобы разобраться в себе по-новому. Брайан изложил свою позицию в одном из менее часто цитируемых разделов своей речи «Золотой крест»: «Есть две идеи о правительстве. Есть те, кто считает, что если просто законодательно обеспечить процветание обеспеченных людей, то их процветание перекинется на тех, кто ниже. Демократическая идея заключается в том, что если вы принимаете законы, чтобы сделать массы процветающими, их процветание найдет свой путь вверх и через каждый класс, который на него опирается». На самом деле это не было демократической идеей, о чем может свидетельствовать Кливленд, но Брайан предложил сделать ее демократической идеей.[2051]2051
  Брайан, «Речь о золотом кресте».


[Закрыть]

В ответ Маккинли обвинил Брайана в том, что тот ведет классовую кампанию, что он и делал, и утверждал, что такие разногласия неамериканские, что явно не так, иначе с чего бы Брайану иметь такую привлекательность? Маккинли не предложил в ответ ничего грандиозного или захватывающего; да ему и не нужно было этого делать. Брайан должен был выбраться из глубокой ямы, которую Кливленд вырыл для демократов. Маккинли оставалось только напомнить американцам о мире, существовавшем до Кливленда. У многих не было столь приятных воспоминаний о том мире, который Беллами изобразил в «Взгляде назад», но по сравнению с депрессией он казался достаточно радужным. Маккинли выступал за «финансовую честь», процветание и протекционизм и презирал любые разговоры о неравенстве или классовых различиях. Интересы капитала и труда, работодателя и наемного работника были одинаковыми.[2052]2052
  Williams, Realigning America, 140–41; Morgan, 178–79.


[Закрыть]

Усилия Ханны по противодействию Брайану и распространению идей республиканцев требовали денег, много денег. Ханна установил для банков ставку в 0,25% от их капитала. Компания Standard Oil перечислила 250 000 долларов. Проверенные счета Республиканского комитета по проведению избирательной кампании показали, что сумма взносов составила 3,5 миллиона долларов, а по народным оценкам – гораздо больше. Из них около 3 миллионов долларов поступило из Нью-Йорка. В 1892 году Республиканский комитет собрал 1,5 миллиона долларов. За исключением New York Journal Уильяма Рэндольфа Херста и St. Louis Post-Dispatch, ни одна крупная северо-восточная или среднезападная газета, даже Pulitzer’s World, не поддержала Брайана. Херст поносил и издевался над Ханной как над бизнесменом, оплачивающим Республиканскую партию, искушая Ханну подать в суд за клевету. Ханна не стал этого делать, понимая, что именно этого и добивался Херст. Но Херст, поддерживая отстающих, высмеивая богатых и влиятельных, откровенно и увлекательно рассказывая, взял у Пулитцера его же учебник и обошел его в газетных войнах Нью-Йорка.[2053]2053
  Кроли, 218–22, 224–25; Моррис, Пулитцер, 326–28; Казин, 72.


[Закрыть]

Брайан противопоставил деньгам, литературе, газетам и суррогатам республиканцев свое лучшее оружие – ораторское искусство. Аппарат Демократической партии, контролируемый Кливлендом до съезда, был в полном беспорядке. Брайан попытался мобилизовать серебряные клубы на свою поддержку и обратиться с предвыборной кампанией непосредственно к народу. Он не мог быть везде, но, похоже, был. Он совершил четыре длительные поездки по железной дороге, первую из которых он совершил при отъезде из Чикаго, выступая на обратном пути в Небраске. Вторая и третья поездки, длившиеся со 2 августа по 31 октября с трехдневным перерывом между ними, были эпическими. В первой он проехал от Линкольна до Нью-Йорка и обратно. Он произнес 145 речей, в среднем по пять в день. Вторая поездка, с 11 сентября по 31 октября, длилась более пятидесяти дней и охватила верхний Юг, Средний Запад и Среднюю границу с заездом в Новую Англию. Она показала, насколько важен был Средний Запад для выборов. Если Брайану удастся затронуть там антимонополистические настроения, он сможет победить.[2054]2054
  Williams, Realigning America, 107–9; Nathan Sanderson, «William Jennings Bryan’s Railroad Campaign in 1896», Railroads and the Making of Modern America, http:// railroads.unl.edu/views/item/bryan_speech; Klinghard, 186–87; Jeffrey Ostler, Prairie Populism: The Fate of Agrarian Radicalism in Kansas, Nebraska, and Iowa, 1880–1892 (Lawrence: University Press of Kansas, 1993), 175–76, 178–79.


[Закрыть]

В конце лета победа демократов на Среднем Западе казалась возможной, поскольку и рабочие, и фермеры с энтузиазмом относились к Брайану и серебру. Республиканцы были обеспокоены. Однако на Среднем Западе демократам предстояло преодолеть крутой подъем, и наследие Кливленда было для них неподъемным грузом. Республиканцы отказались от поддержки полного запрета и поддержали лицензирование и местное право выбора. Освободившись от этого бремени, они смогли сосредоточить свои атаки на демократах и депрессии. Демократы в Айове, столкнувшись с глубоко непопулярной администрацией Кливленда, не могли позволить себе отречься от президента, поскольку зависели от него в плане национального патронажа. В результате у Брайана было всего несколько месяцев, чтобы реанимировать глубоко расколотую и непопулярную партию.[2055]2055
  Williams, Realigning America, 97–99; Peter H. Argersinger, Representation and Inequality in Late Nineteenth-Century America: The Politics of Apportionment (New York: Cambridge University Press, 2015), 195–96; Ostler, 176; Paul Kleppner, Continuity and Change in Electoral Politics, 1893–1928 (Westport, CT: Greenwood Press, 1987), 78–81.


[Закрыть]

Ханна спешно распространял литературу и ораторов на Среднем Западе, укрепляя связь между демократами и депрессией и подчеркивая опасность, которую представляло собой бесплатное серебро для наемных работников. Сторонники серебра утверждали, что инфляция и более легкие деньги принесут процветание и рабочие места; республиканцы подчеркивали, что инфляция приведет к снижению заработной платы рабочих. Дефляция нанесла серьезный ущерб экономике, однако она была одной из немногих гарантий для квалифицированных работников. До тех пор пока они могли предотвратить сокращение заработной платы, их зарплата росла в реальном выражении. Этого было недостаточно, но зачем отказываться от одного из немногих видов оружия, которым они располагали? В тех относительно редких случаях, когда Брайан выступал перед аудиторией рабочего класса на Востоке и Среднем Западе, он не делал акцент на бесплатном серебре. Евангелическая риторика Брайана хорошо работала среди фермеров и американцев из небольших городков, но вызывала тревогу среди рабочих-католиков и евреев. Городские демократы из рабочего класса не покинули партию, но Брайану нужно было больше. Ему нужно было, чтобы они откликнулись на него так же, как они откликнулись на Генри Джорджа. Но не было никаких признаков того, что это произошло.[2056]2056
  Williams, Realigning America, 134–36, 153; Kazin, 69.


[Закрыть]