Текст книги "Республика, которую он защищает. Соединенные Штаты в период Реконструкции и Позолоченного века, 1865-1896 (ЛП)"

Автор книги: Ричард Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 80 страниц)

IV

Нападение на Таммани объединило либеральную атаку на местный политический статус-кво, но либералы также организовывались на федеральном уровне против президента Гранта. Сенатор Карл Шурц из Миссури стал особой помехой Гранту, потому что Шурц возглавлял практически все либеральные вопросы в Конгрессе. Ярый свободный торговец и ведущий противник Реконструкции, он также возглавил атаку на политику Гранта в отношении Санто-Доминго и на систему трофеев. Но Шурц не был антииммигрантом. Когда он выиграл выборы в Сенат США в 1868 году, это означало не только личный триумф. Это был знак растущего значения, особенно на Среднем Западе, американцев немецкого происхождения, которые были самой большой группой иммигрантов в Соединенных Штатах в XIX веке. Чикаго, Сент-Луис и Милуоки имели сильный немецко-американский колорит, а сельские районы и маленькие городки от Миннесоты до Миссури и вплоть до Техаса.

В горной местности часто преобладали немецкоговорящие люди, с немецкими газетами и школами. В Миссури они были в основном республиканцами, хотя в соседнем Иллинойсе многие немцы-католики были демократами, но везде им было не по себе от тех республиканцев, которые происходили из евангелистов, выступали за запрет и придерживались нативизма времен антисемитизма. В Миссури действующий сенатор-республиканец Чарльз Дрейк выступал против Шурца. Он выступил с нативистской речью против немецких американцев как «невежественной толпы, которая не понимает английского языка, читает только свои немецкие газеты, а во главе ее стоят продажные и заговорщики». Реакция против Дрейка обеспечила выдвижение Шурца, что, учитывая контроль республиканцев над законодательным собранием, было равносильно избранию.[457]457
  Об этих общинах Среднего Запада и сохранении в них немецкой культуры см. в книге Kathleen Conzen, «Making Their Own America: Теория ассимиляции и немецкий крестьянин-пионер» в Ежегодной серии лекций Немецкого исторического института (Нью-Йорк: BERG, 1990), 17; Hans L. Trefousse, Carl Schurz, a Biography (Knoxville: University of Tennessee Press, 1982), 172–74; Schurz, 3: 298; Kathleen Neils Conzen, Germans in Minnesota (St. Paul: Minnesota Historical Society Press, 2003).


[Закрыть]

К 1871 году Шурц порвал с Грантом, желая «навсегда избавиться от вопросов, связанных с Гражданской войной, чтобы как можно скорее освободить место для новых проблем настоящего и будущего». Как и Э. Л. Годкин из «Нейшн» и Лайман Трумбулл, сенатор от Иллинойса, который помог разработать Тринадцатую поправку, он считал, что политический маятник слишком сильно качнулся в сторону федеральной власти, и был готов отбросить его назад. У них были принципиальные причины выступать против политики Гранта, но многие либералы также проиграли во фракционной борьбе в республиканских партиях своих штатов и стремились вернуть утраченные преимущества. Грант наказал Шурца, предоставив покровительство его врагам в Миссури.[458]458
  Фредерик Бэнкрофт и Уильям А. Даннинг, «A Sketch of Carl Schurz’s Political Career, 1869–1906», в Schurz, Reminiscences, 3: 332; Slap, 122; Foner, 500–501.


[Закрыть]

Попытка Гранта аннексировать Санто-Доминго – современную Доминиканскую Республику – подкрепила либеральные опасения по поводу исполнительной власти, коррупции и растущего присутствия «неполноценных» народов в американской республике; но даже без расовых и идеологических вопросов деятельность личного секретаря Гранта, Орвилла Бэбкока, вызвала бы недоумение. Бэбкок был доверенным сотрудником Гранта и стал его другом. Он владел землей в Санто-Доминго и, что примечательно, без предварительного уведомления государственного секретаря Гранта Гамильтона Фиша заключил договор об аннексии с коррумпированным и находящимся под угрозой исчезновения доминиканским режимом.

Во время Гражданской войны Санто-Доминго был аннексирован Испанией, что стало частью усилий возрождающейся Испании по укреплению своего американского присутствия и частью более масштабной европейской интервенции в Америку, центральным элементом которой было вторжение в Мексику и утверждение Максимилиана I в качестве императора. Как и в Мексике, оккупация привела к восстанию, которое началось в 1863 году. Его подпитывали испанский расизм и страх перед возвращением рабства. Сочувствующие американцы присылали оружие. В 1865 году испанцы отступили.[459]459
  Энн Эллер, «Гражданская война в Доминиканской Республике, рабство и испанская аннексия, 1844–1865 гг»., в книге «Гражданские войны в Америке: Соединенные Штаты, Латинская Америка, Европа и кризис 1860-х годов», ред. Don H. Doyle (Chapel Hill: University of North Carolina Press, 2017), 8, 14–15, 17–21.


[Закрыть]

Несмотря на популярность идеи восстановления независимости Санто-Доминго, новый президент, Буэнавентура Баэс, начал тайные переговоры с Бэбкоком в 1869 году. Режим провел сомнительный плебисцит, чтобы утвердить договор, который Грант представил в Сенат в 1870 году. Бэбкок заручился поддержкой других американцев, вложивших деньги в доминиканские земли, и военно-морского флота США, который хотел иметь базу в Карибском бассейне. Договор казался странной новой формой филистерства в эпоху антисемитизма. Если первоначальные филистеры пытались расширить рабство южан, то сторонниками аннексии Санто-Доминго были северяне, включая Фредерика Дугласа, и чернокожие южане. Они оправдывали аннексию как способ предоставить землю освобожденным людям. Бывшие рабы якобы станут американскими колонистами и носителями американских институтов, тем самым ослабив рабство на Кубе и в Пуэрто-Рико.[460]460
  Summers, 220–26; McFeely, 338–41; Eller, 21–22; Foner, 494–95.


[Закрыть]

Оппозиция создала маловероятную коалицию. Либеральные оппоненты Гранта рассматривали договор Санто-Доминго как признак безрассудного желания администрации продолжать присоединять к республике чернокожие народы и коррумпированности политического процесса. Шурц, убежденный, что англосаксы не могут процветать в тропической стране и что результатом станет гибель республики, возглавил оппозицию в Сенате. Он осудил применение Грантом силы, направив военно-морской корабль для защиты действующего правительства страны без разрешения конгресса. Чарльз Самнер, председатель влиятельного сенатского комитета по международным отношениям и едва ли не либерал, также выступил против договора. Он считал, что он ставит под угрозу независимость соседнего Гаити, единственной черной республики в полушарии. Голосование в Сенате завершилось со счетом 28–28, что никак не соответствовало необходимому большинству в две трети голосов. Грант повторил попытку и снова потерпел неудачу.[461]461
  Slap, 117–19; Foner, 496.


[Закрыть]

Грант был солдатом, склонным рассматривать оппозицию как неподчинение и нелояльность. Он пошел на беспрецедентный шаг – посетил Самнера у него дома и попросил его поддержки. Он думал, что получил ее, и его реакция на то, что он расценил как предательство, имела долгосрочные последствия. Самнер отточил свой острый язык на южных рабовладельцах и обрушил его на Гранта. Он приравнял Гранта к президентам Пирсу, Бьюкенену и Джонсону, трио, которое для большинства республиканцев было равносильно галерее изгоев. Грант убедил республиканцев лишить Самнера председательства и передал партийное покровительство своим друзьям, так называемым «сталеварам»: сенаторам Конклингу из Нью-Йорка и Мортону из Индианы, а также представителю Бенджамину Батлеру из Массачусетса. Они использовали патронаж для создания мощных государственных машин. Зарождающиеся либеральные республиканцы отвергали их всех.[462]462
  McFeely, 340–46, 351–52; Summers, 225–27; Foner, 496.


[Закрыть]

Южная Каролина, «кольцо Твида», беспорядки в Нью-Йорке и Санто-Доминго раздули огонь либерального восстания; единственным источником либерального возмущения, который еще не был заметен в газетах, была вездесущая коррупция в самой администрации Гранта, о которой пока знали только инсайдеры. Правительство, которое всего за несколько лет до этого воображало, что переделает республику, начало прогибаться под тяжестью тысячи казнокрадств. В 1871 году Уайтлоу Рид, еще один бывший аболиционист, разочаровавшийся в Реконструкции и демократии, был управляющим редактором газеты «Нью-Йорк Трибьюн» Хораса Грили. Он писал в частном порядке: «Все администрации, я полагаю, в большей или меньшей степени коррумпированы; конечно, о глубине коррупции, которой достигла эта, пока едва ли подозревают даже ее враги».[463]463
  Дэвид М. Джордан, Роско Конклинг из Нью-Йорка: Voice in the Senate (Ithaca, NY: Cornell University Press, 1971), 221.


[Закрыть]

Насколько много знал Рид, неизвестно, но, как оказалось, знать было нужно очень многое. Самый известный из скандалов, «Кольцо виски», разгорелся к 1870 году, когда генерал Джон А. Макдональд, начальник управления внутренних доходов в Сент-Луисе, организовал ранее беспорядочную коррупцию агентов внутренних доходов в централизованную операцию, охватывающую Новый Орлеан, Чикаго, Пеорию, Милуоки и Индианаполис. «Кольцо виски» процветало за счет того, что не взимало налог с каждого галлона дистиллированных спиртных напитков; вместо этого оно выдавало налоговые марки в обмен на взятки. Когда виски должен был облагаться налогом в 2 доллара за галлон, а продавался по 1,25 доллара за галлон, не нужно было быть продвинутым математиком, чтобы догадаться, что что-то не так. Агенты не оставляли себе все деньги; они возвращали 40 процентов прибыли высшим правительственным чиновникам, включая Бэбкока. Остальные доходы шли на финансирование Республиканской партии. Эта сеть похитила миллионы из казны и была окончательно пресечена только после того, как Бенджамин Бристоу стал секретарем казначейства в 1874 году и начал кампанию против нее, которая продолжалась до 1876 года.[464]464
  Марк В. Саммерс, Эпоха хороших краж (Нью-Йорк: Оксфорд Юниверсити Пресс, 1993), 91–98, 103–4, 184–91, 267–69; Джордан, 221–23.


[Закрыть]

Не все скандалы были столь прибыльными, но способность безделушек и мелочей проникать на высокие посты была, пожалуй, еще более показательной и тревожной. В военном министерстве жена нового секретаря Уильяма Белкнапа с ведома мужа устроила так, что Калеб Марш получил назначение на должность индейского торговца в форте Силл на Индейской территории в обмен на возвращение ей половины прибыли. Затем действующий торговец согласился платить Маршу 12 000 долларов в год, чтобы тот оставил ему пост, а Марш, будучи человеком слова, выплатил половину жене Белкнапа. Когда она умерла, Белкнап женился на ее сестре. Марш продолжал платить Белкнапу, который передал старую сумму отката своей новой жене. Так продолжалось несколько лет. Только когда Палата представителей начала выдвигать требования об импичменте, Белкнап подал в отставку.[465]465
  Jordan, 222–23; Summers, Era of Good Stealings, 133–34, 261–63.


[Закрыть]

Грант упорно защищал вопиюще виновных, но проблемы выходили за рамки Гранта. Привязка мотива прибыли к государственной службе в растущей и индустриализирующейся стране неизбежно затягивала страну в болото коррупции, и при Гранте она там погрязла.

Либералы не знали подробностей, но они уже были убеждены в гнилости системы наживы. В 1869 году, во время прихода к власти первой администрации Гранта, Генри Адамс опубликовал в North American Review статью, в которой осуждал «голодную армию политических авантюристов», съехавшихся в Вашингтон в поисках примерно пятидесяти трех тысяч федеральных должностей, большинство из которых переходило из рук в руки при каждой новой администрации. Почти половина этих рабочих мест приходилась на почтовое ведомство, а второе место занимало министерство финансов. Адамс и другие либералы считали, что такая система наживы насмехается над правильным управлением и Конституцией. Соискатели должностей привлекали внимание избранных чиновников, получали работу, для которой не имели квалификации, и подпитывали коррупцию, стремясь извлечь выгоду из своих должностей. Конгресс, присвоив себе право назначать должностных лиц, работающих в исполнительной власти, право, на которое у него не было конституционных полномочий, нарушил конституционное разделение силы.[466]466
  Генри Брукс Адамс, «Реформа гражданской службы», North American Review 109, № 225 (1869): 445; Hoogenboom, 1–2.


[Закрыть]

Шурц стал главным либеральным республиканцем, выступавшим за реформу государственной службы, хотя изначально он не был приверженцем этой идеи. Его брат получил выгодное назначение на должность сборщика налогов в порту Чикаго, и Шурц добивался других назначений для своих избирателей. Когда ему не удалось получить ожидаемую долю покровительства, он устал от бесконечных очередей соискателей должностей, которые отнимали у него время. Он считал весь этот процесс неприличным. Томас Аллен Дженкес, республиканец из Род-Айленда, начал крестовый поход за реформу государственной службы в 1864 году, но Шурц сделал это своей проблемой.[467]467
  Адамс, «Реформа государственной службы», 445; Хугенбум, 1–69.


[Закрыть]

Реформа государственной службы предполагала нечто большее, чем просто честное управление. Она была частью более масштабной антидемократической инициативы либералов, которая предусматривала ограничение избирательного права и ограничение полномочий выборных должностных лиц. Либеральные реформаторы верили в ограниченное правительство, но они также стремились сделать это правительство более дисциплинированным, более эффективным, более централизованным и менее демократичным. Они выступали против местной демократии и связанного с ней политического патронажа, а также против передачи полномочий корпорациям и другим частным структурам.

Гранту пришлось хотя бы на словах поддерживать реформу государственной службы, и в 1871 году он принял рекомендацию Комиссии по гражданской службе о проведении конкурсных экзаменов. Результаты оказались минимальными, потому что пришлось разрабатывать особые правила и экзамены для каждого департамента, потому что в некоторых департаментах возникло сопротивление, а противники реформы гражданской службы в Конгрессе сократили или заблокировали ассигнования для комиссии. Для либералов реформа государственной службы стала еще одним примером того, как Грант оказывал лишь символическую поддержку реформам. В итоге в марте 1875 года от конкурсных экзаменов пришлось полностью отказаться.[468]468
  Там же, 85–134.


[Закрыть]

К 1872 году либералы, которые когда-то возлагали надежды на администрацию Гранта, презирали президента. Спустя полвека их разочарование все еще не прошло бесследно. Генри Адамс писал, что «прогресс эволюции от президента Вашингтона до президента Гранта был достаточным доказательством, чтобы расстроить Дарвина». В 1871 году Адамс был менее ироничен и отстранен, написав Шурцу, что «между биллем Форса, делом о законном тендере, Сан-Доминго и Таммани я не вижу больше возможности конституционного правительства». Позже Адамс утверждал, что администрация Гранта «не была даже разумно американской» и не имела американских идей. Великий иронист совершенно неиронично свел «американское» к либеральному и свел республиканцев к ленивому предательству и политике дрейфа, которая позволила слишком многим из тех политик, которые были введены во время войны, сохраниться, а проблемам, возникшим после войны, – загноиться.[469]469
  Пощечина, 125; Adams, The Education of Henry Adams, цитаты, 247, 262–63, 266–67.


[Закрыть]

Либеральные республиканцы сплели свой особый кокон из надежд и страхов, чтобы укрыть в нем куколку новой партии. Среди нитей надежды были свержение Твида и коалиции, которая его добилась, первые успехи реформы государственной службы, поражение попыток Гранта аннексировать Санто-Доминго и кажущееся доминирование либерализма среди образованных и благовоспитанных северян. Но преобладали нити страха.

Бенджамин Батлер дал им наглядный урок того, как трудно воплотить свои принципы в избирательной политике. Убежденные в том, что «опасные» классы представляют угрозу для собственности, порядка и правления «лучших классов», либералы были потрясены готовностью стойких республиканских политиков угождать избирателям. В 1871 году французские рабочие захватили власть, сформировали Парижскую коммуну и стали править Парижем после франко-прусской войны. Они напугали либералов, создав революционный символ, который не будет вытеснен до большевистской революции. Батлер восхвалял коммуну. В Массачусетсе все плохое в Республиканской партии казалось воплощенным в Батлере, который выглядел как пузатый, растрепанный пират и был мастером машинной политики. Он ловко использовал патронажные назначения на военно-морских верфях Массачусетса, в таможенных и почтовых отделениях, чтобы создать мощную политическую организацию. Не слишком успешный, но тем не менее известный генерал, он выступал в Конгрессе в качестве защитника ветеранов. Понимая растущее значение голосов ирландских католиков, он отстаивал их интересы и поддерживал фениев. Хотя сам он был богат, он поддерживал рабочих и профсоюзы. Он считал, что женщины должны голосовать. Чем больше дело возмущало респектабельное либеральное мнение, тем больше вероятность того, что Батлер примет его.[470]470
  Фонер, 491; Уильям Д. Маллам, «Батлеризм в Массачусетсе», New England Quarterly 33, № 2 (1960): 186–203.


[Закрыть]

Хуже того, Батлер унизил браминов-либералов, бросивших ему вызов. Ричард Генри Дана-младший, автор романа «Два года до мачты», видный адвокат из Массачусетса и член одной из ведущих семей Бостона, выдвинул свою кандидатуру в Конгресс в 1868 году из-за того, что Батлер выступал за погашение военных облигаций гринбеками. Батлер ответил атакой, в которой ключевыми вопросами стали класс и демократия. Как пишет Чарльз Фрэнсис Адамс в биографии Даны, которую он написал позже, Батлер нападал на «личные привычки и особенности своего оппонента, его происхождение и предполагаемые аристократические наклонности, его снаряжение, его перчатки и его одежду».

Нападки, по признанию Адамса, были показательны. На выборах с тремя участниками Дана получил всего восемнадцать сотен голосов из более чем двадцати тысяч поданных. Батлер победил с большим отрывом.[471]471
  Чарльз Фрэнсис Адамс, Ричард Генри Дана: биография, пересмотренная. 3rd ed. (Boston: Houghton Mifflin, 1891), 2: 347–48.


[Закрыть]

V

Либералы в 1872 году были уверены, что знают, что нужно сделать для реформирования американской системы управления. Поражение Таммани подтолкнуло их к мысли, что их политический момент настал. Поскольку другие либералы писали практически все, что читали либералы, они жили в своего рода эхо-камере, в которой они принимали свои собственные голоса за голос Америки. В 1872 году Уильям Дин Хоуэллс объявил в журнале Atlantic Monthly о возникновении «движения – пока еще слишком рано называть его партией». Объясняя возникновение этого движения, Хоуэллс ссылался на скандалы в муниципальных органах власти и неудачи администрации Гранта.[472]472
  W. Д. Хоуэллс, «Политика», Atlantic Monthly, январь 1872 г., 124–28; Коэн, 110–12.


[Закрыть]

Проблема эпохи, по мнению Хоуэллса, заключалась в том, чтобы приспособить идеал свободы к необходимости порядка. Решение движения заключалось в том, чтобы отделить «администрацию» от демократии, чтобы «провести реформы в механизме политики и администрации» и «выработать порядок из хаоса, правительство из анархии». Перечисление необходимых реформ Хоуэллсом было похоже на манифест либерализма Позолоченного века: отмена тарифов, реформа государственной службы, возвращение к золотому стандарту, ограничение демократии путем ограничения избирательного права, замена выборных должностных лиц назначаемыми и предотвращение любого расширения избирательного права для женщин.[473]473
  Там же.


[Закрыть]

Многие либералы были убеждены, что Республиканская партия потеряла надежду. Неприязнь к позиции Гранта и «сталеваров» по вопросам свободной торговли и золотого стандарта заставила их потерять веру в эффективность Республиканской партии как проводника laissez-faire. Они были правы. Основная часть партии не была предана идее laissez-faire. Не будучи противниками регулирования со стороны экспертов, либералы считали, что регулирование со стороны демократических законодательных органов хуже, чем отсутствие регулирования вообще. Они осуждали коррупцию в администрации Гранта и ее патронажные связи с могущественными республиканскими организациями штатов. Не имея возможности победить Гранта в рамках Республиканской партии, весной 1872 года эти либералы решили выдвинуть собственного кандидата.[474]474
  Brian Balogh, A Government out of Sight: The Mystery of National Authority in Nineteenth-Century America (Cambridge: Cambridge University Press, 2009), 314; Hoogenboom, 84–87; Foner, 488, 499–500.


[Закрыть]

Группа либералов, в основном интеллектуалов и журналистов из Северо-Восточного региона с примесью диссидентствующих политиков-республиканцев, возлагала свои надежды на выдвижение Чарльза Фрэнсиса Адамса-старшего. Только с генеалогической точки зрения он был идеальным кандидатом. Он был сыном и внуком президентов, с безупречной репутацией борца с рабством. Партия свободной почвы выдвинула его на пост вице-президента в 1848 году, и он был избран конгрессменом-республиканцем от Массачусетса. Он был министром Линкольна в Англии и служил специальным посланником и переговорщиком при Гранте. Его сыновья, в частности Генри и Чарльз Фрэнсис-младший, были ведущими либералами. Он ответил на заинтересованность в выдвижении его кандидатуры от либеральных республиканцев письмом, которое можно с большой натяжкой назвать путаным, а с меньшей – противоречивым, высокомерным и глупым. Он был ужасным кандидатом, чьи сторонники неправильно распорядились своей попыткой выдвинуть его, но либеральным республиканцам удалось найти кандидата еще хуже.[475]475
  Slap, 132–63; Edward Chalfant, Better in Darkness: A Biography of Henry Adams: Его вторая жизнь, 1862–1891 (Hamden, CT: Archon Books, 1994), 262–65.


[Закрыть]

На съезде в Цинциннати в мае 1872 года была выдвинута кандидатура Горация Грили, поборника свободного труда и других реформаторских идей. Годкин считал его «тщеславным, невежественным, полуразвалившимся, упрямым старым существом». Выдвижение его кандидатуры было «очень серьезным и опасным делом». Партия либералов выдвинула кандидата, который выступал против ключевого либерального постулата – свободной торговли. Но это была проблема новой партии в целом. Каждая конкретная позиция либеральной политики действовала как магнит, притягивая к себе приверженцев, которые не обязательно принимали другие политические позиции. Только либеральные идеологи принимали все позиции.[476]476
  Годкин – Карлу Шурцу, 19 мая 1872 г., в Godkin, The Gilded Age Letters of E. L. Godkin, 186–87; Hoogenboom, 84, 112–16; Michael E. McGerr, The Decline of Popular Politics: The American North, 1865–1928 (New York: Oxford University Press, 1986), 60.


[Закрыть]

Грили был человеком, сформировавшимся в Америке эпохи антисемитизма, и он тосковал по миру самодостаточности и сотрудничества, по социальной мобильности, основанной на независимости мелкого землевладения. Он отказывался принимать новые условия, с которыми сталкивались эти старые идеалы. Он не хотел принимать постоянный рабочий класс, получающий заработную плату.[477]477
  Тучинский, 178–79.


[Закрыть] Не желая принимать идею классовой борьбы, он, тем не менее, осознавал ухудшающееся состояние труда, поэтому он принял защитный тариф, который был анафемой для либералов, как способ защиты заработной платы. Парадоксально, но именно его неприятие социальных конфликтов позволило многим его позициям пересечься с позициями либералов. Он также выступал против забастовок, отказался принять закон о восьмичасовом рабочем дне, призывал к примирению между бывшими конфедератами и юнионистами и отвергал Реконструкцию. Вместе с поддержкой золотого стандарта это сделало его достаточно либеральным, чтобы выиграть номинацию.[478]478
  Шлеп, 141–56; Тучинский, 184–86, 210, 228–35.


[Закрыть]

Многим старым союзникам Грили по борьбе с рабством он казался колеблющимся стариком в море в новом и запутанном мире. Фредерик Дуглас осуждал отказ Грили от борьбы чернокожих за свободу и экономическую независимость и его стремление к примирению с белым Югом. Грили был «неопределенным человеком; непоследовательным человеком; человеком, которого вы не знаете сегодня и не можете предположить, что он будет делать завтра, что он будет говорить завтра, какие принципы он будет отстаивать, какие меры он предложит». Радикал Чарльз Самнер сначала отказался присоединиться к либералам, так как ненавидел Чарльза Фрэнсиса Адамса, но в итоге поддержал Грили, потому что еще больше ненавидел Гранта.[479]479
  «Vote The Regular Republican Ticket», New York Times, July 25, 1872, in Frederick Douglass, The Frederick Douglass Papers: Series One, Speeches, Debates, and Interviews (New Haven, CT: Yale University Press, 1979), 4: 321; Slap, 134; Summers, 307–8.


[Закрыть]

Самнер покинул республиканцев, поскольку многие либералы возвращались в ряды республиканцев. Годкин отказался поддержать Грили. Хоуэллс, который оставался республиканцем, считал партию Грили по сути старыми демократами. Грили предлагал Югу права штатов и признание превосходства белых под видом амнистии и примирения. Юг не получил бы всего, чего хотели консервативные Бурбоны, но он получил бы довольно много. Сама угроза выдвижения кандидатуры Грили заставила республиканцев снизить тарифы на 10% и одобрить Акт об амнистии, который в практических целях отменял ограничения для бывших конфедератов, наложенные Четырнадцатой поправкой. Демократы также выдвинули кандидатуру Грили. На практике многие демократы на Юге не могли голосовать за человека, который был «нераскаявшимся врагом Юга на протяжении всей жизни», несмотря на преимущества, которые он им предлагал.[480]480
  Slap, 183, 190–97; Foner, 502–3, 506; W. D. Howells to Franklin Sanborn, Aug. 25, 1872, Howells, Selected Letters, 1: 399–400.


[Закрыть]

Противоречия либерально-республиканского и демократического альянса, продолжающаяся личная популярность Гранта и сохраняющаяся секционная лояльность времен Гражданской войны оказались слишком тяжелыми для Грили. В 1872 году голоса на Юге за демократических кандидатов упали по сравнению с 1868 годом, и это были наименее жестокие выборы на Юге во время Реконструкции. Республиканцы фактически вернули себе некоторые южные штаты, которые демократы выкупили. На Севере регулярные республиканцы энергично размахивали кровавой рубашкой, чтобы привлечь своих избирателей. Ограничение избирательного права, запреты и нападки на ирландцев не были политикой, привлекательной для демократической базы Севера, которая была так же без энтузиазма настроена по отношению к Грили, как и демократы Юга. Явка избирателей резко упала. Республиканцы вновь получили большинство в две трети голосов в обеих палатах Конгресса. Грили не получил ни одного голоса выборщиков к северу от линии Мейсона-Диксона. Грант набрал 55 процентов голосов избирателей. До конца века ни один кандидат в президенты не получал большего процента. «Я был самым избитым человеком, когда-либо баллотировавшимся на этот высокий пост», – писал Грили. «И на меня обрушились такие жестокие нападки, что я едва ли знаю, куда я баллотировался – в президенты или в тюрьму». Через месяц Грили умер.

Либеральный Нью-Йорк скорбел; на время старые разногласия были забыты. Генри Уорд Бичер произнес надгробную речь, а Изабелла Бичер, сестра Генри, сидела в церкви рядом с Элизабет Тилтон. Либералы больше никогда не попытаются создать отдельную партию, хотя они и не собирались уходить.[481]481
  Michael F. Holt, By One Vote: The Disputed Presidential Election of 1876 (Lawrence: University Press of Kansas, 2008), 1–9; Summers, 309–21; Foner, 509–10; Debby Applegate, The Most Famous Man in America: The Biography of Henry Ward Beecher (New York: Doubleday, 2006), 424–25.


[Закрыть]