Текст книги "Республика, которую он защищает. Соединенные Штаты в период Реконструкции и Позолоченного века, 1865-1896 (ЛП)"

Автор книги: Ричард Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 80 страниц)

Задуманная как памятник американскому прогрессу и гармонии, выставка не могла избежать конфликтов в стране, которая ее проводила. Она предоставила множество доказательств американских достижений, даже когда нация боролась за то, кого считать американцами.

Часть II. Стремление к процветанию

9. Годы насилия

В 1876 и 1877 годах страна содрогнулась и раскололась. Спустя всего десятилетие после поражения Конфедерации политический кризис заставил трезвомыслящих людей заговорить о возобновлении гражданской войны, а классовые противоречия, долгое время считавшиеся чуждыми системе свободного труда, стали настолько глубокими и широкими, что люди проводили параллели с Парижской коммуной.

Столетний юбилей нации пришелся на год президентских выборов, а значит, выставка завершилась, когда предвыборная кампания достигла своего апогея. В 1875 году республиканцы начали закладывать основу для одного из самых маловероятных возвращений в американской политической истории. Они пересматривали свою непопулярную экономическую программу, а католическая иерархия и нераскаявшиеся бывшие конфедераты предоставили республиканцам возможность оживить свою базу.

Акт о возврате к платежам драгметаллами от 1875 года стал шатким центральным элементом попытки республиканцев возродить экономику. Как заявляли его противники, это была «мера с лицом Януса», предусматривавшая выпуск как дробных серебряных монет – десятицентовиков, четвертаков и полудолларов, так и большего количества банкнот, наряду с меньшим пропорциональным сокращением гринбеков. Таким образом, она потенциально расширяла валюту и одновременно обеспечивала погашение гринбеков золотом 1 января 1879 года. Таким образом, это также была мера по созданию твердых денег. Поскольку законопроект не предусматривал ни расширения денежной массы, ни приобретения золота, необходимого для погашения банкнот и гринбеков, его двусмысленность была его достоинством. Грант подписал его.[767]767
  Сэмюэл ДеКанио, «Государственная автономия и американское политическое развитие: Как массовая демократия способствовала государственной власти», Studies in American Political Development 19 (Fall 2005): 121–25; Michael F. Holt, By One Vote: The Disputed Presidential Election of 1876 (Lawrence: University Press of Kansas, 2008), 23–25.


[Закрыть]

Подпись Гранта не сделала закон популярным. Его презирали не только сторонники фиатной валюты, которые, по частному признанию сторонников законопроекта, составляли большинство избирателей, но и многие консервативные бизнесмены. Они считали, что он дает слишком много власти в руки секретаря казначейства. Законопроект грозил стать альбатросом на шее республиканцев и стоил им Среднего Запада.[768]768
  Holt, 23–25.


[Закрыть]

Резерфорд Б. Хейс предложил республиканцам способ отвлечь внимание избирателей от Закона о возобновлении выплаты специй, подарив демократам своего собственного вульгарного римского альбатроса. Он использовал антикатолицизм, чтобы побороть золотой стандарт в Огайо, когда баллотировался на пост губернатора в 1875 году; та же тактика могла сработать и на президентских выборах. Победа на губернаторских выборах позволила ему стать темной лошадкой в борьбе за президентскую номинацию от республиканцев.[769]769
  ДеКанио, 123–35; Холт, 60, 65, 139–44.


[Закрыть]

Уильям Дин Хоуэллс, к тому времени влиятельный редактор газеты Atlantic, многое привил к своим республиканским корням из Огайо, но никогда полностью от них не отказывался. Жена Хоуэллса, Элинор, была родственницей жены Хейса, Люси, и владелец «Атлантик» предоставил Хоуэллсу месячный отпуск для написания одной из предвыборных биографий кандидата, которая читается как книга, написанная человеком, получившим месячный отпуск для написания книги. В 1870-х годах Хоуэллс все еще приправлял свои романы романтизмом, и это было хорошо, поскольку биография кандидата не должна была бросать вызов своему объекту. Хоуэллс создал пешеходного Хейса, который, вероятно, отражал ту личность, которую хотел видеть новый президент.[770]770
  Кеннет Шуйлер Линн, Уильям Дин Хоуэллс: An American Life (New York: Harcourt Brace Jovanovich, 1971), 195–96; William Alexander, William Dean Howells: Реалист как гуманист (Нью-Йорк: Б. Франклин, 1981), 1–2.


[Закрыть]

Джеймс Г. Блейн был кандидатом от республиканцев. Многие республиканцы любили его. Роберт Ингерсолл, ведущий атеист страны и самый красноречивый оратор, назвал его «рыцарем с плюмажем», который «метнул свое блестящее копье против наглого лба каждого предателя своей страны…».

Столько же ненавидели его как оппортуниста и коррупционера. Его связь с железнодорожной коррупцией и Томом Скоттом, а затем инсульт привели к тому, что он оступился и потерял темп. Это создало возможность для Хейса, как губернатора штата, критически важного для шансов республиканцев.[771]771
  ДеКанио, 134; Холт, 75–77, 87–88.


[Закрыть]

Демократы выдвинули либерала Сэмюэля Тилдена из Нью-Йорка, который получил пост губернатора в результате ошеломительного голосования демократов в 1874 году. Победа в Нью-Йорке была для них столь же важна, как и победа в Огайо для республиканцев. Юрист, чья работа на железных дорогах сделала его богатым, Тилден, как и Хейс, был интеллектуалом и хорошо начитан. Он следовал ортодоксальной позиции демократов, желая примирения между Севером и Югом. Человек с твердыми деньгами, чей либерализм проистекал из демократических традиций прав штатов, Тилден придерживался демократических взглядов, но это не делало его демократом. Хотя ранее он тесно сотрудничал с Твидом, которому он помог сместить его. Он попытался отодвинуть Таммани на второй план в нью-йоркской политике, назначив комиссию Тилдена, видным членом которой был Э. Л. Годкин. Комиссия рекомендовала ввести имущественный ценз для избирателей на муниципальных выборах в Нью-Йорке, что лишило бы права голоса до 69% избирателей города. В последовавшей за этим шумихе Тилден отступил, но Таммани его возненавидела. Холодный в душе, ипохондрик, отказавшийся от учебы в Йельском университете из-за того, что его не устраивало питание в колледже, и пожизненный холостяк, Тилден не был склонен к политике. Деньги и организацию он заменил обычным общением.[772]772
  Holt, 96–112; James J. Connolly, An Elusive Unity: Urban Democracy and Machine Politics in Industrializing America (Ithaca, NY: Cornell University Press, 2010), 49–52.


[Закрыть]

Демократы постарались уменьшить их уязвимость. Католическая церковь была грозным бременем, особенно перед лицом злобных антиклерикальных карикатур Томаса Наста. Демократы в Палате представителей попытались отстранить ее от участия в выборах, приняв беззубую конституционную поправку против помощи сектантским школам и заблокировав сенатский вариант Блейна. Тилден не мог эффективно атаковать монетарную политику Гранта, не потеряв при этом демократов Среднего Запада с мягкими деньгами; демократы попытались обойти этот вопрос, выдвинув Томаса Хендрикса, человека с мягкими деньгами, на пост вице-президента. Республиканцы нападали на непоследовательность позиции демократов, которая, если честно, была едва ли менее последовательной, чем их собственная. Получив контроль над Конгрессом в 1875 году, демократы также создали себе проблемы, которых можно было избежать. Они уволили сотрудников Конгресса, многие из которых были инвалидами из числа ветеранов Союза, и заменили их инвалидами из числа ветеранов Конфедерации. Республиканцы и так собирались размахивать окровавленной рубашкой, но демократам не пришлось ее им вручать.[773]773
  Холт, 68, 70, 102–18.


[Закрыть]

Республиканцы, как и предполагали проницательные демократы, выступили против «Папы и Джеффа Дэвиса». Республиканцы размахивали окровавленной рубашкой и нападали на то, что, как они утверждали, было католическим наступлением на школы. Хейс, вполне искренне, опасался возвращения демократов к власти как аннулирования конституционных и правовых изменений, последовавших за войной. Вопрос стоял так: «Должны ли бывшие повстанцы получить правительство?». Репортер Джеймс Гарфилд из Огайо, один из главных сторонников Хейса, предупреждал в широко переиздаваемом памфлете, что в условиях, когда Юг жаждет отменить результаты Реконструкции, Север должен сохранить память о войне и поддержать «весь смысл… революции, через которую мы прошли и продолжаем проходить». Север выиграл войну, но, поскольку Юг оспаривал мир, северяне «никогда не могли ослабить бдительность, пока идеи, за которые они боролись, не воплотятся в устойчивые формы индивидуальной жизни». Хейс выступал за «мир» на Юге, но только если южане согласятся защищать права чернокожих граждан и Конституцию – «те части, которые являются новыми, не меньше, чем те, которые являются старыми». Для пущей убедительности республиканец осудил Тилдена как орудие железных дорог и пообещал реформу государственной службы. Тилден, в свою очередь, осудил коррупцию республиканцев и также пообещал реформу государственной службы. Он обвинял республиканцев в депрессии и утверждал, что экономические проблемы страны вызваны высокими налогами. Демократы выступали против Реконструкции и осуждали военное вмешательство на Юге. Ни Тилден, ни Хейс не обещали ничего сделать для безработных.[774]774
  Holt, 70, 129–56; Eric Foner, Reconstruction: America’s Unfinished Revolution, 1863–1877 (New York: Harper & Row, 1988), 567–68; Charles W. Calhoun, Conceiving a New Republic: The Republican Party and the Southern Question, 1869–1900 (Lawrence: University Press of Kansas, 2006), 98–103.


[Закрыть]

Грант, действующий президент, колебался по поводу Юга. Тилден и демократы цинично рассчитали, что резня чернокожего населения на Юге сыграет им на руку, заставив республиканцев направить федеральные войска в пострадавшие штаты и тем самым возмутив электорат Севера, который все больше выступал против такого военного вмешательства. Грант опасался, что они правы. Когда он все-таки отправил войска в Южную Каролину, многие демократы посчитали выборы выигранными. Хотя не многие из них симпатизировали чернокожим, северные избиратели отреагировали не так, как надеялись демократы. Томас Наст, чьи ранние послевоенные политические карикатуры прославляли гражданские и политические права чернокожих, к 1876 году изменил свое направление. Возможно, его самая известная карикатура – без Санта-Клауса – устанавливала эквивалентность между ирландским иммигрантским Севером и чернокожим Югом. И те, и другие были «невежественными избирателями»; и те, и другие были бременем для демократии.[775]775
  Holt, 150–51.


[Закрыть]

День выборов 1876 года стал первой в истории Америки попыткой создать единый день, в который все избиратели страны могли бы проголосовать: вторник после первого понедельника ноября в четные годы. Из-за некоторых положений конституции штата попытка не увенчалась полным успехом, но была близка к этому. Демократы жестоко подавляли чернокожих избирателей в некоторых районах Юга, но среди белых избирателей выборы 1876 года показали самый высокий уровень участия в голосовании за всю историю Америки.[776]776
  Там же, 150–51, 166–67, 169.


[Закрыть]

Эта знаменитая карикатура Томаса Наста отражает антидемократический поворот либералов, подобных Насту, против избирательного права чернокожих и иммигрантов. Наст приравнивает их к «Невежественному голосу». Harper’s Weekly, 9 декабря 1876 г. Библиотека Конгресса США, LC-USZ62–57340.

Хейс выставил демократов, особенно католиков и южан, врагами однородного гражданства. Одержав победу над сектантскими школами, он получил пост губернатора Огайо и номинацию от республиканцев, а затем поспорил, что у лошади хватит выносливости, чтобы донести его до Белого дома. Хейс выдвинул себя кандидатом на всеобщее бесплатное государственное образование, без государственной помощи сектантским школам. Он заявил, что правительство не имеет права вмешиваться в дела религиозных сект, но «столь же верно, что религиозные секты не должны вмешиваться в деятельность правительства или политических партий».[777]777
  Уильям Дин Хоуэллс, Очерк жизни и характера Резерфорда Б. Хейса (Нью-Йорк: Hurd and Houghton, 1876), 152; Резерфорд Б. Хейс, «Инаугурационная речь Резерфорда Б. Хейса», 5 марта 1877 года, в проекте «Авалон»: Документы в области права, истории и дипломатии, юридический факультет Йельского университета, юридическая библиотека Лилиан Голдман, http://avalon.law.yale.edu/19th_century/hayes.asp.


[Закрыть]

Хейс выдвинул свою кандидатуру еще по двум вопросам: денежный вопрос, которого он не смог избежать, и государственная служба. Он выступал за «честные деньги», что означало возврат к золотому стандарту. В стране, переживающей серьезную дефляцию цен, он беспокоился об инфляции; в стране, где должники впадали в отчаяние, он отстаивал интересы кредиторов. Реформу государственной службы он тоже проводил из принципиальных и моральных соображений, но на кону стояли и практические интересы. Право назначения, которым по Конституции обладал президент, перешло к Конгрессу, создав систему патронажа, которая превратила занятие должности в награду «за заслуги перед партийными лидерами». Это, хотя он и не говорил об этом, способствовало укреплению власти государственных машин, таких как машина Роско Конклинга в Нью-Йорке.[778]778
  Howells, 121–24.


[Закрыть]

Демократы-южане, оставшиеся дома в 1872 году, пришли на избирательные участки в 1876 году. Демократы также увеличили общее число голосов на Севере, особенно в четырех северных штатах, где победил Тилден: Нью-Йорке, Индиане, Нью-Джерси и Коннектикуте. Хейс взял Огайо и весь Средний Запад, за исключением Индианы, но Тилден взял Нью-Йорк, а его подавляющее преимущество на белом Юге принесло ему примерно на 250 000 голосов больше, чем Хейсу. В ночь выборов Хейс лег спать, будучи уверенным, что проиграл, поскольку у Тилдена уже было 184 из 185 голосов выборщиков, необходимых для победы.[779]779
  Holt, 152–76.


[Закрыть]

В течение следующей недели Хейс продолжал думать, что его победили, но его оперативники продолжали работать. Они понимали, что выборы сведутся к спорным голосам в южных штатах, все еще находящихся под властью республиканцев: Южной Каролине, Луизиане и Флориде. Они были полны решимости победить в этих штатах, где голоса были поданы, но еще не утверждены «возвращающими комиссиями», отвечающими за подтверждение результатов выборов. В борьбе за голоса выборщиков в этих штатах на поверхность всплыло все то, что скрывалось за коррупцией, неудачами и разочарованиями американской политики в течение предыдущего десятилетия. Демократы использовали мошенничество, насилие и принуждение, чтобы подавить голоса чернокожих, а республиканцы использовали собственные махинации и контроль над комиссиями по подсчету голосов, чтобы переиграть демократов. Даже демократы согласились с тем, что Хейс победил в Южной Каролине на коррумпированных и жестоких выборах, где количество поданных голосов превышало количество взрослых мужчин. С Флоридой и Луизианой все было гораздо сложнее. Во Флориде сначала вмешались суды, а затем новое демократическое законодательное собрание, что привело к трем различным подсчетам: один – за Хейса, два – за Тилдена. В Луизиане глава избирательной комиссии, углядев главный шанс, попытался продать результаты тому, кто больше заплатит, но, хотя есть некоторые свидетельства того, что обе стороны покусились, они не клюнули. Попытка провалилась. Оба штата отдали свои голоса выборщиков Хейсу.[780]780
  Holt, 165–73.


[Закрыть]

Когда Хейс одержал победу во Флориде, Южной Каролине и Луизиане, он, казалось бы, вырвал победу у Тилдена, но демократы оспорили и признали недействительным одного из выборщиков в Орегоне, в результате чего кандидаты оказались в тупике, имея по 184 голоса в Коллегии выборщиков. После того как 6 декабря Коллегия собралась для голосования, Конгресс должен был еще собраться и подсчитать голоса. В этот момент спор приобрел невероятно сложный характер из-за туманной формулировки Двенадцатой поправки. Она предусматривала подсчет голосов выборщиков, а также правовой и конституционный статус совместных правил Конгресса, которые позволяли оспаривать результаты голосования выборщиков. Были ли эти правила конституционными? Действовали ли они вообще, если Сенат отменил их, а Палата представителей – нет? Решит ли исход выборов председатель Сената, представитель Мичигана Томас Ферри, подсчитав голоса, и в этом случае победит Хейс? Или же выборы будут переданы в Палату представителей демократов, где победит Тилден?[781]781
  Там же, 204–10; Foner, 575–79; Blight, 135–39.


[Закрыть]

На фоне угроз насилия дела в стране застопорились. Джордж Макклеллан, демократ и первый командующий Потомакской армией, замышлял заговор, собирая войска для похода на Вашингтон, и союзники Тилдена призывали кандидата к решительным действиям. Эти же союзники не считали его способным на решительные действия. Даже Джон Бигелоу, доверенное лицо Тилдена, считал, что «человек, которого каждое утро и вечер в течение часа или около того должен оттирать человек, который каждое утро должен брать клистир, чтобы проехать… как можно ожидать, что такой человек будет [требовать президентства] и окажется, возможно, в конце концов в тюрьме?». Но кандидат, не желавший угрожать сопротивлением в декабре, по мере развития кризиса становился все более решительным.[782]782
  Грегори П. Даунс, «Мексиканизация американской политики: Транснациональный путь Соединенных Штатов от гражданской войны к стабилизации», Американское историческое обозрение (2012): 399–402, цитата 402. Полные описания кризиса можно найти в Calhoun, 105–36; Holt, 204–43.


[Закрыть]

Том Скотт, который никогда не избегал грязи, если это было выгодно, вмешался в ситуацию. Он хотел получить дополнительную федеральную помощь для Техасской и Тихоокеанской железной дороги и обещал обеспечить голоса южных демократов для Хейса в обмен на обещание поддержать субсидии для этой железной дороги. Неясно, были ли у него голоса. Хейс так не считал и не давал никаких обещаний. Что еще более важно, газетчики и лоббисты – иногда эти два понятия были синонимами – обещали обеспечить голоса южан, если Хейс поклянется не использовать федеральные войска или маршалов для обеспечения соблюдения федеральных законов о гражданских правах и избирательных правах.[783]783
  Аллан Пескин, «Был ли компромисс 1877 года?». Journal of American History 60, № 1 (1973); Michael Les Benedict, «Southern Democrats in the Crisis of 1876–1877: A Reconsideration of Reunion and Reaction», Journal of Southern History 46, no. 4 (1980): 489–524.


[Закрыть]

Переговоры сошли на нет, поскольку обе стороны, понимая, что республиканский Сенат может завести в тупик демократическую Палату представителей и наоборот, пытались создать Федеральную избирательную комиссию из представителей Верховного суда, Сената и Палаты представителей, чтобы разрешить кризис. Каждая сторона торговалась, делала ставки, и ставка свелась к одному человеку: Джозеф Брэдли, помощник судьи Верховного суда. Все знали, как проголосуют остальные члены комиссии. Спор развернулся вокруг партийной лояльности. Каждая сторона отказалась от своих принципов. Республиканцы отстаивали права штатов: голоса избирателей, справедливо или несправедливо решенные, ратифицировались штатами. Конгресс не может их оспаривать. Демократы утверждали, что Конгресс имеет право и полномочия заглянуть под результаты голосования и убедиться в их честности и справедливости. Дебаты можно свести к одной простой фразе из Позолоченного века. «Мошенничество порочит все», – утверждал демократ Джеремайя Блэк. «Нет, не порочит», – ответил судья Верховного суда республиканец Стэнли Мэтьюс.[784]784
  Холт, 209–32, цитата 228; Калхун, 214–36.


[Закрыть]

Судья Брэдли голосовал с республиканцами по всем спорным вопросам. У Хейса было 185 голосов выборщиков. Демократы все еще могли заблокировать его, отказавшись созвать совместную сессию Палаты представителей, необходимую для ратификации результатов, но теперь декабрьский компромисс вернулся без Техаса и Тихого океана. Хейс не стал бы проводить в жизнь законы о гражданских правах на Юге; он не стал бы вводить федеральные войска; он бросил бы освобожденных людей на обещания южных демократов признать их политическое и гражданское равноправие. Демократы сохранили свое большинство в Палате представителей. Республиканцы сохранили Сенат.[785]785
  Holt, 233–43.


[Закрыть]

1 марта 1877 года Резерфорд Б. Хейс отправился на поезде из Колумбуса (штат Огайо) в Вашингтон. Президентская партия ехала в личном вагоне Тома Скотта. До инаугурации оставались считанные дни, но никто не был уверен, что Хейса приведут к присяге. Пока он находился в поезде, ему сообщили, что обе палаты пришли к согласию по результатам выборов, и его избрание стало официальным. 5 марта 1877 года состоялась инаугурация Хейса. Грант покидал свой пост под тенью, которая сформировала его показательное, странное, вызывающее жалость к себе и очень человечное последнее послание о положении дел в стране: «Разумно предположить, что ошибки в суждениях [sic] имели место», – сказал он, но утверждал, что его мотивы были чисты.[786]786
  Charles Richard Williams, ed., Diary and Letters of Rutherford Birchard Hayes, Nineteenth President of the United States ([Columbus]: Ohio State Archaeological and Historical Society, 1922), 3: 424–26; Holt, 241–43; Foner, 580–83; William S. McFeely, Grant: A Biography (New York: Norton, 1981), 441–44; Ari Arthur Hoogenboom, Rutherford B. Hayes: Warrior and President (Lawrence: University Press of Kansas, 1995), 295.


[Закрыть]

I

Если когда-либо американский президент попадал со сковородки в огонь, то это был Резерфорд Б. Хейс. Другие выборы были сопряжены с ожесточенными спорами, но ни одни со времен выборов 1824 года не угрожали разорвать конституционную ткань так, как выборы 1876 года. Избрание Линкольна разрушило Союз, но никто не сомневался в том, что Линкольн был избран президентом. Многие демократы и некоторые республиканцы сомневались в легитимности Хейса, даже когда он вступил в должность. Конклинг, ненавидевший Хейса, называл его «Его мошенничество» и «Рутерфроуд Б. Хейс».[787]787
  Дэвид М. Джордан, Роско Конклинг из Нью-Йорка: Voice in the Senate (Ithaca, NY: Cornell University Press, 1971), 280.


[Закрыть]

За спиной Хейса зияли раны Реконструкции, вокруг него появились признаки затяжной депрессии, а впереди его ждал год потрясений и широкомасштабного насилия на Севере и Западе. Это были не те плоды, которых республиканцы ожидали от своей политики в 1865 году.

Хейс разочаровал Скотта, не обеспечив ему новую субсидию для Техасской и Тихоокеанской железной дороги, но не настолько, насколько он разочаровал освобожденных людей. Хейс убедил Гранта не выводить все войска с Юга, потому что не хотел нарушать принцип федерального верховенства и право центрального правительства вмешиваться в дела штатов в рамках закона. Он считал, что войска дадут ему рычаг для переговоров с демократами по поводу Юга.[788]788
  Хугенбум, 295, 306.


[Закрыть]

Хейсу нужны были рычаги влияния в Южной Каролине и Луизиане. Результаты выборов были оспорены в обоих штатах, и те же самые комиссии, которые отдали голоса выборщиков в этих штатах Хейсу, также постановили, что губернаторы-республиканцы – Дэниел Чемберлен в Южной Каролине и на выборах победил Стивен Паккард в Луизиане. Поскольку демократы отказались признать их легитимность, власть губернаторов распространялась не далее непосредственной близости от здания штата, где их защищали федеральные войска. По логике вещей, Хейс был вынужден поддержать губернаторов. Как сказал Блейн, если «Паккард не является законным губернатором», то «у президента Хейса нет титула».[789]789
  Hoogenboom, 304–15; Calhoun, 139–40.


[Закрыть]

Хейс, как и Грант до него, умиротворял своих врагов и разочаровывал друзей. Хейс не вел себя так, будто отказывается от Реконструкции. В своей инаугурационной речи он повторил ноты, затронутые Хоуэллсом в его предвыборной биографии, и во весь голос одобрил цель республиканцев – создание однородного населения.

Наше правительство называют правительством белого человека. Это не так. Оно не является правительством какого-либо класса, секты, национальности или расы. Это правительство, основанное на согласии управляемых, и мистер Брумолл из Пенсильвании поэтому правильно называет его «правительством управляемых». Это не правительство коренных жителей или иностранцев, богатых или бедных, белых или цветных – это правительство свободных людей. И когда цветные люди стали гражданами, солдатами и свободными людьми благодаря нашему согласию и голосам, мы были лишены права отказывать им в избирательном праве.[790]790
  Хоуэллс, 145.


[Закрыть]

Основой государственных дел оставалось «постоянное умиротворение страны на таких принципах и с помощью таких мер, которые обеспечат полную защиту всех ее граждан в свободном пользовании их конституционными правами». Произошла революция в системе труда, в результате которой «4 000 000 человек перешли из состояния рабства в состояние гражданства», и Юг понес экономические издержки этой революции. Юг оставался нищим, и «неоценимое благословение мудрого, честного и мирного местного самоуправления не было использовано в полной мере». Национальное правительство сохраняло «моральное обязательство» «использовать свою конституционную власть и влияние для утверждения прав освобожденного им народа и защищать его в осуществлении этих прав, когда они нарушаются и подвергаются нападкам». К этому он добавил, что «материальное развитие этой части страны… в настоящее время нуждается и заслуживает внимательной заботы со стороны национального правительства в справедливых пределах, предписанных Конституцией и разумной государственной экономией».[791]791
  Хейс, «Инаугурационная речь Резерфорда Б. Хейса».


[Закрыть]

Хейс говорил, но не делал. Получив обещания от демократов, в том числе от сенатора Мэтью Батлера, что они будут уважать гражданские права чернокожих, Хейс в марте вывел войска с Юга.

В результате этого губернаторство Чемберлена фактически прекратилось. Его решение вызвало одобрение как белых южан, так и северных либералов. В Луизиане федеральная комиссия провела переговоры по урегулированию, которые привели к тем же результатам. Ни в одном из штатов демократы не сдержали своих обещаний. Один вольноотпущенник из Южной Каролины увидел надпись на стене: «Я – незащищенный свободный человек… Боже, спаси цветной народ». Амос Акерман, бывший генеральный прокурор Гранта, считал, что новый президент поощряет «беззаконие, позволяя беззаконникам действовать по своему усмотрению».[792]792
  Hoogenboom, 305–15; Hans L. Trefousse, Rutherford B. Hayes (New York: Times Books, 2002), 91–92; Blight, 87–94, 135–39; Calhoun, 140–53.


[Закрыть]

Чернокожий Генри Адамс понимал, что соглашение с демократами означает, что все потеряно. В 1877 году комитет, который он помог организовать в Шривпорте, направил Хейсу петицию, в которой сообщил президенту то, что тот не хотел слышать: «цветное население Юга было лишено… права голоса, права занимать должности и привилегии получать образование без каких-либо препятствий». Их «угнетали, убивали и лишали прав из-за нашей расы и цвета кожи». Адамс опасался, что солдаты Союза напрасно проливали свою кровь.[793]793
  Отборочный комитет Сената США, «Отчет и показания Отборочного комитета Сената США по расследованию причин переселения негров из южных штатов в северные» (Вашингтон, округ Колумбия: ГПУ США, 1880), 2: 156–57; Steven Hahn, A Nation under Our Feet: Black Political Struggles in the Rural South, from Slavery to the Great Migration (Cambridge, MA: Belknap Press of Harvard University Press, 2003), 319–20.


[Закрыть]

Хейс считал, что закрепил успехи Реконструкции, и грелся в одобрении, которое многие северяне давали его политике примирения. Вместо того чтобы сохранить черную Республиканскую партию, только что победившую на выборах, Хейс представлял себе белую уиггистскую Республиканскую партию на примирившемся Юге. Такая партия была химерой. Фредерик Дуглас утверждал, что говорил об этом Хейсу в долгой беседе в Колумбусе, но Хейс пошел лишь на символические уступки черным республиканцам, которых он бросил. Он назначил Дугласа маршалом округа Колумбия, по сути, главным федеральным правоохранителем в столице, подчиняющимся непосредственно генеральному прокурору.[794]794
  Марк В. Саммерс, The Ordeal of the Reunion: A New History of Reconstruction (Chapel Hill: University of North Carolina Press, 2014), 385–88; Hoogenboom, 306; David W. Blight, Frederick Douglass (New York: Simon & Schuster, forthcoming), chap. 26; Michael Perman, The Road to Redemption: Southern Politics, 1869–1879 (Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1984), 264–70; William McFeely, Frederick Douglass (New York: W.W. Norton, 1991), 289–93.


[Закрыть]

Историки обычно утверждают, что Реконструкция умерла в 1877 году, но это не совсем так. Освобожденные люди не прекратили политической деятельности, и республиканцы продолжали пытаться добиться избирательного права для чернокожих на Юге. Реконструкция умирала долго. Ее смертельный бой начался, когда демократы захватили Палату представителей в 1873 году, но смерть наступила не сразу. Когда демократы контролировали Палату представителей, стало гораздо труднее проводить в жизнь существующие законы о гражданских правах и невозможно принимать новые, но спорадические попытки реанимировать пациента продолжались до 1880-х годов. Республиканцы, руководствуясь как принципами, так и собственными интересами, по-прежнему были полны решимости добиваться избирательного права для чернокожих.

У Хейса, избранного меньшинством голосов на спорных выборах, в 1877 году была плохая рука, но он усугубил ситуацию, неправильно разыграв ее. Он считал, что только те правительства, которые поддерживают «неприкосновенные права всех», представляют собой «истинное самоуправление», и хотел заставить Юг соблюдать Четырнадцатую и Пятнадцатую поправки. Но контроль демократов над Палатой представителей ограничил его возможности. Палата представителей отказалась выделять средства на армию после 1 июля 1877 года; в любом случае, армия была небольшой – двадцать пять тысяч человек – и была полностью занята на Западе, с опаской наблюдая за индейцами и мексиканской революцией, которая усугубляла проблемы на южной границе.[795]795
  Hoogenboom, 304–5; Calhoun, 161–66.


[Закрыть]

Хейс, как и Грант до него, просчитался в своей попытке примирить Юг. Он полагал, что южане будут уважать избирательное право чернокожих. Его стойкие враги, как оказалось, справедливо, никогда не доверяли Югу. Все большие территории Юга теряли право голоса для чернокожих. После 1877 года федеральные войска до конца девятнадцатого века ни разу не были направлены для защиты конституционных прав чернокожих граждан.[796]796
  Holt, 210–36, 580–83; Foner, 105–36; Calhoun, 149–52; Wesley Hiers, «Party Matters: Расовая замкнутость в Соединенных Штатах XIX века», История социальных наук 37, № 2 (2013): 255–308.


[Закрыть]

Реконструкция не была обречена на провал. Республиканцы упустили свою возможность принести процветание простым белым и чернокожим людям. Коррупция республиканских правительств и высокие налоги для мелких землевладельцев были не просто клеветой демократов, это были провалы республиканцев. Это, в сочетании с неспособностью противостоять террору, что могло бы сделать правительство, положило конец республиканскому правлению на Юге. Когда республиканцы предпринимали силовые действия против террора, они побеждали. Решение не делать этого убило их партию в переносном и буквальном смысле. Разрушение защитных механизмов, предусмотренных поправками к Реконструкции, также не было неизбежным. Необдуманные назначения Гранта в Верховный суд привели к решениям, лишь немногим менее разрушительным, чем «Дред Скотт». Вновь окрепший Юг означал, что голоса демократов Севера были сосредоточены в ключевых штатах – Нью-Йорке, Нью-Джерси, Коннектикуте и Индиане – демократы достигли паритета с республиканцами.

В национальном масштабе демократы вернулись как партия «нет», определяемая их оппозицией тарифу, Реконструкции и интервенционистскому федеральному правительству, созданному республиканцами. Они воспользовались готовностью Хейса к компромиссу, лишая чернокожих избирателей права голоса, когда это было необходимо, и контролируя их голоса, когда это было возможно, укрепляя тем самым «твердый Юг». Партизанская борьба за Реконструкцию переместилась с Юга в Вашингтон, где возрождающиеся демократы сражались с республиканцами в разделенном федеральном правительстве.

Сдержанность Хейса и Гранта ознаменовала ослабление власти радикалов и нежелание партии определять себя в терминах Реконструкции. «Кровавая рубашка» сработала в 1876 году, но со временем ее эффективность снизилась. Не только подавление чернокожих граждан на Юге, но и двусмысленность свободного труда в индустриальном обществе подточили былую силу свободы договора и свободного труда. В результате у республиканцев осталась программа, основанная на процветании, что было не слишком полезно в разгар депрессии.

Противостояние, которого республиканцы добились в 1876 году, было гораздо лучше, чем они могли ожидать. После десяти лет правления республиканцев их результаты вполне могли привести к полному отстранению от власти. Нация находилась в состоянии экономической депрессии и не смогла преодолеть старые разногласия. Индейская проблема не желала уходить; политический компромисс и решение Реконструкции Юга оказались не более чем струпьями на гноящейся ране; демократы Юга чесали эти струпья, надеясь еще больше ослабить республиканцев. Прежде всего, новая индустриальная республика разразилась конфликтами, беспорядками, страхом и гневом. Рабочие – в основном иммигранты – демонстрировали свою силу, чтобы разрушить нацию; их мишенью часто становились железнодорожные корпорации, которые большинству американцев казались столь же необходимыми, сколь и опасными. 1877 год превратился в череду жестоких столкновений.