Текст книги "Испанский сон"
Автор книги: Феликс Аксельруд
Жанры:
Контркультура
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 76 (всего у книги 77 страниц)
SEND
Забавно. Никак я не мог представить себе, что буду писать что-то подобное. И это тоже волнует. Парадокс! За окнами перестрелка, а я думаю о крысах, неистово совокупляющихся на объятом пламенем корабле. Или о сексуальной активности умирающего от чахотки… И мой растерянный, спрессованный давлением обстоятельств орган понемножку начинает оживать. Видимо, это непреходяще. Впрочем, что значит – видимо? это совершенно точно непреходяще; как бы они там ни стреляли, не я, так следующий расстегнет ширинку и будет дрочить им назло. Меж тем рука моя уже расстегнула пуговицы (сегодня здесь именно они), коснулась крайней плоти… охватила ее… слегка зажала в себе и, как за шиворот, вытянула за нее наружу мой орган, набухающий парадоксально, а потому неестественно быстро. (Впрочем… естественно, неестественно – кто теперь знает, что есть что!) По мере того, как головка члена самопроизвольно – верьте мне, это так! – высвобождается из плена окружающей его крайней плоти, мои пальцы сжимаются вокруг нее все более жестко и требовательно. Моя рука охватывает член так, что головка упирается в ладонь; подушечки пальцев скользят от основания члена до головки, пока член не встает настолько, что длины пальцев уже начинает не хватать для этого простого, но изысканного движения. Наступает сладкий момент, когда я могу
ничего я уже не могу за дверью шум весьма неестественный это конец подумал я
вернее это и называется coitus interruptus ;-)
меня зовут валентин я люблю тебя
SEND
Ручка двери повернулась; человек, сидевший за клавиатурой, застегнул штаны и повернул голову. Дверь толкнули снаружи. «Заперся, блядь», – раздраженно сказал чей-то голос. Раздался требовательный стук. «Открывайте! Не откроешь – вышибем дверь».
Человек произвел несколько быстрых операций с памятью своего компьютера. В дверь стукнули громче. Человек оглянулся на дверь и застучал по клавишам еще быстрей; он нажимал свою последнюю кнопку, когда дверь затрещала и рухнула.
– Lover29@*.com?
– Он самый…
– Вы арестованы.
Человек встал и протянул руки вперед, предполагая, что на него наденут наручники. Главный из вошедших покосился на эти нелепо протянутые руки и сел на стульчик, предназначенный для посетителей. Другие люди прошли вслед за ним и наполнили маленький кабинет.
– Выездное заседание оперативного суда объявляется открытым, – провозгласил главный. – Слушается дело о сексуальных преступлениях в электронных сетях. Подсудимый, вы признаете себя виновным?
– Вопрос философский, ваша честь. Смотря по какому закону…
– По закону Божию.
Lover29 покачал головой.
– Боюсь, в таком случае он еще более философский.
– Подсудимый не может ответить по существу, – сказал главный. – Согласно презумпции, он признается виновным в использовании электронных сетей для преступной деятельности. Подсудимый приговаривается к смертной казни на месте. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит; судебное заседание объявляется закрытым.
– А последнее слово? – спросил lover29.
– Некогда, – сказал главный и махнул рукой. Люди обнажили оружие. Как споро и радостно оно выпрыгивает из своих тесных чехлов, подумал осужденный. Как завораживающе сверкает, как решительно извергает назначенную субстанцию и сеет ее вокруг… Разноцветный, объемный экран сфокусировался на сцене чужого оргазма – прекрасного, как и всякий оргазм. Калибровка, отметил мозг и стал искать в себе колесико, чтобы восстановить четкость, но не успел – изображение на экране дрогнуло, съежилось, подернулось серым и секунду спустя погасло окончательно.
* * *
– Следующий! – крикнули изнутри.
Молодая женщина, держа в одной руке сумочку, а подмышкой – тяжелое, плоское и не слишком большое в матерчатом чехле, свободной рукой потянула на себя дверь и робко заглянула в комнату.
– Смелее, – любезно сказали оттуда.
Посетительница зашла. Комната, типа приемной, об одном окне напротив входной двери, вмещала единственный стол, стоявший слева от входа. По обе стороны от окна располагались двери во внутренние помещения; левая из этих дверей, сразу же за столом, была закрыта, а правая – настежь распахнута. За этой правой дверью находился, очевидно, склад; коробок, чехлов и устройств без упаковки было так много, что все они не помещались внутри, и часть их уже заняла дверной проем и пирамидой выпирала в приемную.
– Ну и ну, – покачала головой женщина. – Какая высокая активность населения! Не успеваете вывозить?
– Дело новое, – нейтрально заметил человек за столом. – Что у вас?
– Ноутбук.
– Пристройте где-нибудь там. Марка?
– Compaq.
– Модель?
– Я уж не помню, – искательно улыбнулась женщина. – Но разве вы не будете смотреть сами?
– Смотреть будут специалисты, – хмыкнул человек за столом. – Мое дело записывать, кто что сдает. Паспорт, пожалуйста.
– Паспорт – мой? или ноутбука?
Человек секунду подумал.
– Давайте оба.
Женщина торопливо раскрыла сумочку и протянула человеку документы.
– Так… так… Должность и место работы?
– Старшая медсестра… а вот, кстати говоря, и моя трудовая книжка.
– Смотри-ка, – человек за столом удивился. – Славная трудовая биография! Комсомол, трест общественного питания… Ждановское! Ничего себе… Поликлиника…
Он посмотрел на посетительницу с уважением.
– Среди сдающих технику такие не часты. Все сплошь какие-то мутные менеджеры… эксперты…
Женщина пожала плечами и улыбнулась. В это время дверь против склада, прежде закрытая, внезапно открылась, и из нее вышел большой, властный, уверенный – по виду, начальник.
– Та-ак… Это кто здесь у нас?
– А вот-с, – засуетился тот, что сидел за столом, – работник здравоохранения, медсестра; принесла ноутбук типа «Compaq».
– Личный Compaq медсестры? – вскинул брови начальник.
– Старшеймедсестры, – скромно поправила дама.
– Старшей, значит, – с легкой насмешкой произнес человек. – И для каких же целей вы его использовали?
Посетительница опять улыбнулась.
– Файлы обрабатывала… истории болезни, например. Больничный бюджет – не разбежишься… компьютеры частенько заняты, да и барахлят… А я женщина незамужняя, преданная работе и коллективу; вот и использую свободное время по вечерам.
– Дай-ка документы, – протянул начальник руку к столу. – Та-ак… – Он просмотрел документы, положил их на стол и глянул на посетительницу более внимательно.
– Пройдите ко мне в кабинет.
Он повернулся и пошел обратно в дверь. Женщина послушно двинулась следом.
– Документики, – громко шепнул человек из-за стола. – Возьмите с собой, на всякий пожарный.
Небрежным жестом, не глядя на него, женщина прихватила протянутое и бросила в свою сумку. Она зашла в кабинет и закрыла за собой дверь.
– Файлы, значит, – задумчиво сказал начальник.
– Последнее время мне было не до него, – сказала женщина. – Много раненых… приходится работать буквально сутками. Так в поликлинике и сплю; честно говоря, уже три дня не была дома. Вот сегодня зашла, и то только чтобы забрать ноутбук. Пыль везде…
Человек молчал, листая какие-то бумаги.
– Знаете, – сказала женщина, – когда я после окончания Ждановского училища получила комнату в коммуналке, у одной из соседок, старушки, был кот. А старушка умерла; коммуналка же к тому времени была наполовину расселена, и никто точно не знал, не уехала ли старушка. Я уж не знаю, как могло случиться так, что никто не услышал мяуканья, но только когда пошел запах и взломали дверь, они оба были мертвы – и старушка, и кот.
– Хм, – сказал человек. – Странно.
– Я тоже так думаю, – сказала женщина. – Я понимаю, если бы это была собака; собака ведь очень преданное существо. Но кот! Так или иначе, теперь я подумала – как хорошо, что у меня дома нет кошки или хотя бы комнатных растений; в эти тяжелые дни ухаживать за ними было бы некому.
Начальник перестал перелистывать. Его палец пропутешествовал сверху вниз по раскрытой странице и уперся в какую-то строку.
– Скажите, – спросил он, подняв взгляд на женщину и не отрывая пальца от строки, – вы были подключены к Интернету?
– К Интернету? – переспросила женщина с интонацией не вполне безупречной. Будто она хотела спросить человека, что такое Интернет, но потом подумала, что из уст владелицы ноутбука «Compaq» такой вопрос прозвучал бы странно. – Нет… а что? Надо было подключиться, да?
– Дайте-ка мне еще разок ваши бумаги.
Женщина полезла в сумку, достала документы и с некоторой досадой протянула их начальнику.
– Я не ошибся, – сказал человек. – Зачем же обманывать? Вот у меня список пользователей; ясно написано, что именно вы были подключены… значит, я должен взять с вас объяснение. Однако если б вы сразу сознались, я бы задал вам всего один вопрос, то есть с какой целью вы были подключены; а раз так, теперь уже два вопроса: во-первых, зачем были подключены, а во-вторых, почему попытались утаить информацию. Садитесь вот здесь.
Женщина рассмеялась.
– Ах, как я устала! Все в голове перепуталось; вы даже не можете вообразить, что такое сутками ухаживать за ранеными. – Она отложила сумочку, подняла руки, сложила их на затылке и сладко потянулась всем телом, улыбаясь и глядя прямо в глаза отнюдь не смущенного этим начальника. – Как приятно хоть минутку поговорить со здоровым мужчиной, у которого все как бы на месте… или нет? Мне кажется, у вас небольшой остеохондроз; во всяком случае, когда вы выпрямляетесь, по вашему лицу – кстати, очень выразительному – пробегает легкий след тщательно скрываемой боли. Разрешите, я посмотрю?
Говоря так и не дожидаясь ответа, она обходила кругом стол и, остановившись за спиною мужчины, притронулась пальцами к его шейным позвонкам. Он слегка вздрогнул, не слишком довольно повернул голову и сделал слабый протестующий жест. Женщина положила ладонь на его голову, бесцеремонным движением парикмахера повернула ее обратно и, просунув пальцы под воротничок, резко нажала на один из позвонков, в то же время особым способом нажав также и на голову мужчины. Тихий хруст послышался со стороны позвонков; человек в кресле дернулся, выпрямился и тут же поднял на женщину взгляд одновременно радостный и недоверчивый.
Меж тем она продолжала свои действия. Она приподняла сзади его пиджак и проникла ладонью за брючный пояс. Она нащупала его крестец. Она несколько раз обошла вокруг крестца пальцами. Затем она сдвинула ладонь вверх и опять возвратила ее к крестцу, но уже под трусами. Она уперла пальцы в крестец и сползла ими ниже, в мягкие области, куда никто никогда не проникал. Она снизу ощупала нижний торец позвоночника, и мужчина слегка приподнялся на кресле, облегчая дальнейшее продвижение удивительных пальцев вперед.
Когда недлинные, хорошо обработанные ногти скользнули в область нечастых, упругих волос, мужчина не выдержал. Он отъехал на кресельных роликах в сторону, вместе с тем энергично разворачивая кресло так, что женщина потеряла равновесие и размашисто села к нему на колени. Теперь уж его руки стали действовать; он схватил женщину снизу за задницу и, притянув к себе подол ее юбки, погрузил обе руки в межбедерное пространство. Он вскочил на ноги, своим задом отбросив кресло к стене. Она оперлась о стол передней поверхностью своих бедер и нащупала пальцами его вздувшийся член. Быстро, на ощупь, как это может сделать только медсестра, она расстегивала все то, что требовало немедленного освобождения, в то время как он задирал кверху юбку, тащил книзу трусики и, раздвигая бедра запястьями, запускал между ними все глубже свои скрюченные от напряжения пальцы, проникал, хватал, мял.
– Как тебя звать, красавица? – свистящим, прерывистым шепотом выдохнул он ей в ухо, перемещая уже свои руки выше по ее ягодицам, бедрам, талии, животу и освобождая от них направление, подготовленное для иной, более глубокой атаки.
– Ты же смотрел документы, – так же тихо, низко, со сводящей с ума хрипотцою ответила она, поворачивая к нему голову, накладывая свои руки на его и подтягивая их к тем местам, где тоже набухло, и ныло, и требовало. – Сожми здесь сильнее. Ну? Ну!
– Я забыл…
– Зови меня Оленькой, – сказала она сквозь зубы, сведенные мучительно сладкой судорогой. – Оленькой, – повторила она уже расцепив зубы, обмирая от глубины нижнего вторжения и пытаясь понять, что за слезы – стыда или радости – текут у нее по лицу.
* * *
Они проснулись разом, будто от синхронного внутреннего толчка. Они осознали себя накануне нового тысячелетия, в туннеле, в реальности; они оба с тревогой подумали, что толчок мог бы быть внешним. Они вместе потянулись к кнопке, и руки их столкнулись в темноте и схватились одна за другую.
– Ты что? – спросил он шепотом. – А если мы уже…
– Поняла, – сказала она, почему-то шепотом тоже, и полезла за фонарем.
– Слышишь? – спросил он. – Не свистит.
– Ага.
Она нашла наконец фонарик и пустила луч вверх. Темный свод, такой же, как и в начале пути, перемещался назад не быстрей человеческого шага. Двое переглянулись при свете фонарика.
– Сейчас глянем вперед, а там все то же, – сказал он. – Немножко не дотянули… километров пятьсот.
– Не каркай, – сказала она неуверенно. – Кто будет смотреть?
– А кто у нас впередсмотрящий?
– Не знаю. Давай вместе, а?
– Давай. По счету «три». Раз, два…
– Стой! – сказала она. – Давай договоримся так: если там рельсы, не хныкать. Может, пятьсот – а может, всего пять. Ты ж понимаешь, расчет не может быть точным ну прямо до сантиметра.
– Ага, – сказал он. – Будем смотреть?
– Ну. Раз, два… три!
Они посмотрели.
Рельсы уходили вперед, и конца им не было.
– Но мы же еще не остановились, – сказала она, чувствуя комок в горле и легкую нервную дрожь. – Вспомни: разве мы разогнались так уж быстро?
– А я думаю, – сказал он, – что за столько лет смазка в колесах могла и загустеть.
– И что?
– Ничего.
– Ты пессимист, – сказала она с неудовольствием и погасила фонарь.
– Опять экономия? – хмыкнул он.
– Просто я хочу в туалет. Подвинься.
Она использовала унитаз и уступила место товарищу. А чего я ждала, подумалось ей. Наверно, я ждала, что мы подъедем так, как поезда подъезжают к вокзалам. Тихонько подъедем, и – р-раз!
– Слушай-ка, – сказал Игорь в темноте. – А ведь там, в конце, должна стоять испанская вагонетка.
– Да, – с удивлением согласилась она. – Я как-то об этом не думала.
– Интересно, она такая же – или нет?
– Конечно, нет: на ней же двигатель, тормоз…
– Ну, я имел в виду, где ее сделали. К примеру, если бы я был Jefe, – предположил он, – я бы сделал ее на своих заводах; но он мог и сказать Сталину: сделай-ка мне заодно. Главное ведь все-таки не двигатель и тем более не тормоз, – добавил он внушительно, – главное в этом ходовая часть.
– Не знаю, – сказала Мария. – Он не успел рассказать мне об этом, а я сама не догадалась спросить. Я полностью сосредоточилась на расположении станций, так как это было гораздо важней.
– По-моему, мы едва не остановились, – сказал Игорь. – Зажги фонарь.
Мария включила фонарь.
Они посмотрели вперед, и у обоих дух захватило. Впереди, в черном пространстве над рельсами, громоздилось нечто. Оно было так велико, что полностью перекрывало собой туннель. Оно было похоже на пробку в туннеле. Они переглянулись и прочли друг у друга на лице единственную тревожную мысль: удастся ли пролезть между туннельной стеной и краями внезапной преграды.
Их вагонетка, такая маленькая в сравнении с тем, что ждало впереди, подъезжала все ближе. Фонарик Марии высвечивал в преграде какие-то будто неровности, и Игорь достал свой фонарик и присоединился лучом. Два луча проявили огромный портрет, в размер туннеля плывущий навстречу. Человек среднего возраста, лысоватый, по лицу склонный к полноте, смотрел на них взглядом цепким, требовательным и беспощадным.
Мария расхохоталась.
– Это Jefe, – сказала она сквозь смех царевичу, тоже вмиг развеселившемуся – их смех резко отражался от стен. – Боже, какая прелесть! А наш-то, смотри, ничего такого не повесил… ну конечно! Аскет был!
– Этот повесил не потому, – сказал Игорь, отсмеявшись. – Он просто был уверен, что ему эта штука не понадобится; хотел встретить врага как бы лицом к лицу.
– Не надо! – возразила Мария. – Они оба были уверены, что не понадобится.
Вагонетка подошла почти вплотную к портрету. Теперь обоих волновало – а что там, за ним. Вдруг портрет нарисован на чем-то более основательном, чем фанера или что-нибудь вроде того.
Вагонетка мягко ткнулась фарой в портрет. Пару секунд не происходило ничего; затем из-за портрета послышался негромкий металлический лязг, и кажущееся огромным сооружение подалось назад под этим слабым ударом.
– Пора выгребаться, – сказала Мария и стала выбрасывать наружу мешки.
Они вылезли из вагонетки, мысленно попрощались с ней, такой сейчас милой и трогательной, ставшей частью их прежней жизни, и налегли на портрет. Опять послышался лязг, и портрет явственно откатился. Туннель вдруг кончился; свет, показавшийся им очень ярким, упал на них со всех сторон. Они шагнули вслед за портретом и ощутили себя в открытом пространстве.
Они отошли от рельсов, осматривая зал, оказавшийся длинным и представлявший собой странный гибрид вокзала с часовней. Посреди противоположной от рельсов стены висел Спаситель в окружении небольших фигурок святых, трудноразличимых на расстоянии; два ряда кресел, обращенных лицом к Нему, располагались параллельно рельсовому пути между двумя толстыми колоннами в центре зала; а на оставшейся части пути, расположенной за портретом до самого конца зала, стоял целый поезд из маленьких крытых вагончиков. Неяркий свет со стен и колонн струился к белому потолку и, отражаясь от него, мягко заливал помещение.
– Да-а, – произнес Игорек. – Что-то не кажется мне, что так уж никто об этом не знает.
Мария молчала, остро ощущая себя в Испании. Сделав шаг к противоположной стене, она коснулась пальцами своего лба и далее призадумалась. В конце концов она перекрестилась дважды: вначале справа налево, затем в обратную сторону.
– Ты же понимаешь, – пробормотала она, обращаясь к Спасителю. – Ты простишь.
– Эй, – спохватился Игорь, – нужно закрепить вагонетку, да поживее.
– Зачем?
– Ты не понимаешь зачем?
Мария посмотрела на него и пожала плечами.
– Если сейчас мы отпустим ее, – объяснил Игорь, – она покатается взад-вперед, а потом встанет где-то посередине. Да не где-то, а в точке высшей скорости… А вдруг когда-нибудь… кто-нибудь типа нас, с другой станции…
Мария вздрогнула, вообразив эту картину.
– Ты прав. Но как же ее закрепить?
– Подержи ее, – попросил Игорь. – Я найду.
Мария вернулась в туннель, показавшийся необычайно узким, вновь враждебным, чужим; вагонетка уже успела откатиться метров на десять. Мария едва ли не с трудом заставила себя снова зайти вглубь туннеля, настигла беглянку, с внутренним облегчением подкатила ее назад.
Игорь тем временем показался из-за портрета, волоча за собой по мраморному полу что-то изрядно тяжелое. Это был большой бронзовый крест на кубическом каменном постаменте. Мария нахмурилась.
– Что ты хочешь сделать? – спросила она.
– Подпереть сзади, – сказал царевич.
– Другого ничего не нашел?
– Это очень надежно, – сказал царевич. – Ты думаешь, я разорил храм? Не беспокойся; он из поезда.
Вдвоем они перенесли крест вдоль вагонетки и поставили сразу за ней между рельсами. Мария слегка катнула вагонетку назад, испытывая прочность заслона. Вагонетка достигла бортом креста и толкнула его. Крест накренился. Нижняя часть вагонетки мертво уперлась в приподнявшийся каменный куб.
– Ты видишь, – сказал Игорь.
– Да, – признала Мария. – Это хорошо: пусть стоит здесь и ограждает от нечистой силы, если попытается проникнуть с той стороны.
Они опять, на сей раз окончательно, вышли из туннеля и пересекли зал. Из зала вел единственный ход; туда-то они и пошли. Вначале они шли по длинному коридору. Затем поднялись по нескольким лестничным пролетам. На верхней площадки этой лестницы они уперлись в обычную деревянную дверь со старым английским замком.
Игорь повернул рукоять замка, и дверь отворилась.
– Если мы выйдем, – сказала Мария, – она захлопнется. Назад пути нет.
Игорь посмотрел на нее с удивлением.
– Куда назад?
– Это я так, – смутилась Марина.
– Пошли, – сказал он, слегка подтолкнул ее к выходу и захлопнул за ними дверь.
Они взобрались по небольшой лесенке, подняли над собой нетяжелую крышку и вылезли наверх, как из погреба, затем толкнули еще одну дверь, шагнули вперед и очутились в необыкновенном пространстве. Они будто оказались внутри гигантской, каменной, поставленной вертикально трубы. Они стояли в самом ее основании; другой конец трубы терялся в недостижимой выси. Труба была дырчатой, словно флейта; там и сям рассветное солнце запускало вовнутрь камня веселые лучи, заставляя его оживать и наполняя добротой и легкостью. Винтовая лестница лепилась к внутренним стенкам трубы, кое-где заслоняя лучи, а в иных местах отражая их, преломляя, рассеивая, превращая в мельчайшие радужные блики.
– Здесь везде закрыто, – недоуменно сказал Игорь, осмотревшись вокруг. – Разве что… по этой лестнице?
– Да. Пошли.
– Ты знаешь, куда она ведет?
– К солнцу, – сказала Мария. – Я покажу тебе.
Они двинулись вверх. Сердце Марии пело; ее настроение передалось и царевичу. Они оставили позади страшный день, но сейчас ей не хотелось думать об этом. Они шли легко, минуя виток за витком; они улыбнулись друг другу, неожиданно узрев на стене слева от них письменные свидетельства неистребимого русского духа. Они добрались до первого из отверстий и выглянули наружу.
Балкончик изумительной, причудливой формы пригласил их к себе; они ощутили себя бабочками на раскрытом тюльпане. Огромный город, еще не проснувшийся, лежал под ними насколько достигал взгляд. Они смотрели во все глаза – особенно отрок, для которого это было полным сюрпризом; но и княгиня, прекрасно знавшая, куда они идут и что увидят, была тоже немало возбуждена удивительным, чарующим зрелищем.
– Смотри, – потянул ее за руку Игорь, указывая куда-то наверх.
Она задрала голову и увидела то, чего не могла ожидать. Огромный, разноцветный воздушный шар висел рядом с башней, будто зацепившись корзиною за верхнюю смотровую площадку. Неужто ему разрешили пришвартоваться, подумала она; этого не может быть – такой дернет разок, да и башня завалится. У нее перехватило дух и голова закружилась; она ухватилась за камень, чтоб не потерять равновесия, и шагнула назад, вовнутрь башни.
– Идем, – сказала она. – Давай до него доберемся.
Они снова двинулись вверх, спеша, чтобы шар не улетел, хотя находящиеся в корзине наверняка еще крепко спали. Они махом проскочили еще несколько подобных балкончиков. Они неотвратимо приближались к верхушке башни.
– А вдруг там закрыто? – спросил царевич.
– Крикнем с балкончика, – сказала Мария. – Попросим их взять нас оттуда.
– Ты думаешь, они нас возьмут? Кто мы им?
– Дурачок, – ласково улыбнулась она. – Это испанцы… такие душевные люди…
Но выход на площадку оказался открыт – двери вообще не было, это был просто проем в стене, такой же, как и у балкончиков, только побольше. Они выбрались на площадку. Они опять полюбовались городом. Затем подошли к той стороне, где воздушный шар был ближе всего, и полюбовались самим шаром. Затем через перила площадки заглянули в корзину, которая была немножко ниже уровня ограждения.
Мария увидела в ней всего одного человека, сладчайше использующего по назначению спальный мешок. Конечно, подумалось ей, в ранний час спать естественно; но будь я на его месте – то есть, на вот такой высоте – я бы, наверно, не упускала возможности всякий новый день любоваться рассветом.
Она рассмотрела спящего насколько могла. Он был темноволос, загорел и усат; он показался ей похожим на Сальвадора Дали в дни своей молодости. Сосредоточившись, она попыталась уловить запах мужчины. Конечно, это удалось бы, ведь он был совсем недалеко – метра полтора-два до корзины, да столько же внутри нее, – но нагревательная установка, работавшая на холостых, теплыми струями прихватывала воздух вокруг корзины, тянула его вверх и таким образом создавала заслон, не дававший запахам изнутри прорваться к Марии.
Было похоже, что в корзине лишь один этот человек; впрочем, большая часть корзины плетеным бортом ее скрывалась от взора. Если там есть и другие люди, но их не вижу, подумала Мария, все равно что их нет; во всяком случае, это уважительная причина, чтоб не считаться с их интересами. С этой мыслью она сложила ладони рупором и закричала:
–
¡Oye, amigo!
Человек пошевелился, проснулся, сел и сказал:
– Ась?
– Oye, говорю, – повторила Мария, несколько стушевавшись. – Видите ли, уже рассвет; я подумала – вдруг вы проспали; бывает ведь, что будильники не звонят. А то вы могли и просто забыть завести будильник с вечера, особенно если были сильно утомлены, перегружены впечатлениями, да и нетрезвы, если на то пошло (не думайте, я вовсе не осуждаю этого, разумеется если оно еще не успело превратиться в систему). Ну – мне продолжать вас будить или убраться куда подальше?
Человек посмотрел на часы.
– Рановато, – сказал он. – Как тебя зовут?
– Мария, – сказала Мария, – а вот это Игорь. Вообще-то, – добавила она, помявшись, – мы особы в некотором роде титулованные… но этикет я в данном случае оставила бы на потом. Я бы хотела непринужденной беседы; а какая уж непринужденность с этими титулами! Ты не обидишься, если я буду обращаться к тебе на «ты»? У вас, испанцев, это ведь запросто; даже сам король считает естественным, чтобы его друзья – например, виолончелист Ростропович – обращались к нему на «ты». Вот и графиня Солеарес разрешает мне «тыкать»… а как, кстати, тебя зовут?
– Мое имя Франсиско, – отвечал человек, несколько озадаченный обрушившимся на него потоком слов и кажущийся еще слегка сонным, – да-с, Франсиско Кампоамор… но друзья зовут меня Сидом.
– Боже, – ужаснулась Мария. – И я так фамильярно, даже бесцеремонно с тобой разговариваю! Игорек, смотри на этого человека во все глаза, запомни его: это великий Сид Кампоамор, тот самый воздухоплаватель, что обессмертил две дружественные Ордену фирмы, а именно «ВИП-Системы» и «Цельный Бензин».
– Ну… обессмертил – это сильно сказано, – отозвался явно польщенный Сид, – но какой-то резонанс был, это так. Зачем же ты все-таки меня разбудила, Мария?
– Затем, – сказала Мария, – что мы хотим к тебе.
Сид поджал губы.
– Я не занимаюсь прогулочным бизнесом.
Мария посмотрела на царевича и увидела его умоляющие глаза. Она глубоко вздохнула.
– Сид, – шепнула она, – возьми нас к себе в друзья.
– В настоящие? – спросил Сид.
– А разве бывают другие? – удивилась Мария.
– Это долгий разговор, – отозвался Сид. – Вы специально из-за этого сюда поднимались?
– Ах, Сид! – с чувством воскликнула Мария. – Если бы ты узнал, сколько мы пережили невзгод, чтобы добраться сюда, ты бы не раз прослезился!
– Воздухоплаватель, – неожиданно произнес Игорь, – возьми нас, прошу.
Сид почесал репу.
– Знаете ли, – сказал он задумчиво, – никогда я не брал женщин в друзья, а уж подростков тем более; однако что-то словно подталкивает меня к этому иррациональному и даже нелепому поступку. Как бы мне каяться не пришлось! Vale, – продолжал он, выбираясь из спального мешка, покачивая головою и взмахивая рукой, – alea jacta est! Сумеете перепрыгнуть в корзину?
– Почему бы и нет, – отозвалась Мария. – Главное не смотреть вниз; здесь всего-то метра полтора-два, не более.
Она взобралась на перила и прыгнула с них ласточкой, как это делают пловцы в воду. Сид протянул руки ей навстречу; она почти горизонтально падала на него. Он поймал ее в свои объятия и немедленно потерял равновесие; оба с размаху сели на его спальный мешок. Корзина качнулась, точь-в-точь как лодка на плаву, в которую прыгают. Сид и Мария улыбнулись друг другу и встали, чтобы принять еще одного.
Тот нерешительно мялся все еще на площадке.
– Ну, что же ты, – огорчилась Мария. – Смелей!
Он перелез через перила и прыгнул, оттолкнувшись от края. Прыжок, однако, у него вышел слабее, чем ожидалось бы от парнишки его возраста и комплекции. Он не смог впрыгнуть вовнутрь корзины, но крепко вцепился в ее обтянутый бархатом борт; Сид с Марией поспешили на выручку и немедленно втянули его в корзину.
– Я сказала: не смотри вниз, – отчитала его Мария по всей строгости. – А ты? Я точно видела; в последний момент ты все-таки посмотрел.
– Не ругай меня, – попросил отрок, косясь на Сида.
– Ладно уж, – смягчилась Мария. – Сид! – сказала она, осматриваясь внутри корзины. – Куда мы полетим?
– В путешествие, – сказал Сид.
– Правда? – спросила Мария. – В каких необычных экипажах нам доводится путешествовать… и это так прекрасно! так напоено романтикой и мечтой!
Сид ничего не ответил. Он жестом поманил к себе Игоря и показал ему, что и как держать. Он отцепился от башни и перевел нагревательную установку в рабочий режим. Шар двинулся. Мария посмотрела на землю, на солнце и на голубой атлас, объединивший их. Она посмотрела на Сида, поглощенного любимым делом и от этого особенно мужественного и красивого. Она почувствовала, что у нее кружится голова. Странно, подумала она; всю жизнь мой вестибулярный аппарат был в полном порядке.
Наверное, это другая жизнь, подумала она.
Глава XL
Путь наверх. – «Храм открыт». – Полоса отчуждения. – Древо
Жизни. – Эскапада г-на Х. – Об опасности старых замков. —
Девственная природа. – Gloria. – О пользе воды
Объезжая зигзагами груды вывороченного асфальта, Вальд проехался под мостом, свернул направо и еще раз направо, наверх, мимо площади Свободной России. В нетерпеливом ожидании левой стрелки, поглядывая по сторонам, он обратил внимание на бронзовую скульптуру перед зданием мэрии. Почему-то он прежде не замечал здесь этой скульптуры; не слишком высокая – метров, наверно, семи – и полускрытая от него витком спирального пандуса, она поражала количеством деталей, прежде всего человеческих фигур, которых было наверняка не менее нескольких сотен. Странная композиция, подумалось Вальду, совсем нетипичная для Москвы последнего времени… Конечно, ее полагалось бы рассмотреть вблизи и в подробностях, но не сейчас, не сегодня, и Вальд задал себе вопрос – успеет ли он?
Бросив досадливый взгляд на стрелку, он внезапно заметил, что светофор не работает. В обычное время здесь из-за этого создался бы жуткий затор, но сейчас его джип был едва не единственной машиной на перекрестке. Поразливали тосола, посетовал он, виляя среди красноватых луж между Белым Домом и зданием мэрии… и вдруг понял, что это кровь. Он замедлился, проехал два светофора, тоже не работающих, свернул в Конюшковский переулок и остановился перед закрытым шлагбаумом. Группа вооруженных людей подошла к «круизёру».