Текст книги "Испанский сон"

Автор книги: Феликс Аксельруд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 57 (всего у книги 77 страниц)

– Вряд ли животными, – заметила Ана, помешивая в большой кастрюле похлебку-cocido, – не знаю, насилуют ли друг друга животные, но денег уж точно не вымогают.

– Ну, ты меня поняла.

– Я поняла, – сказала Ана, засыпая в кастрюлю порубленные овощи. – Думаю, ты путаешь психологию и мораль; как бы по-разному не выглядели действия бандюги и занятого пиписькой мальчика, оба они в принципе заняты одним и тем же.

– Как это? – ахнула Вероника.

– Очень просто – оба хотят насладиться… Из той же серии все, как ты выразилась, грязное белье наших душ.

– Ты сравниваешь нас с бандюгой?

– По глубине души – да.

Вероника помолчала.

– Я еще могу допустить глубину страшной, извращенной души какого-нибудь садиста, – брезгливо сказала она, – но если он убивает, чтобы попросту набить брюхо? чтобы спастись? Этак, чего доброго, ты найдешь глубину души и в амебах, поглощающих друг друга!

– Неужели ты веришь, – с удивлением спросила Ана, оборачиваясь от плиты в сторону Вероники, – что бандюги убивают от голода?

– Не всегда; но есть же выражение – голодный бунт.

Ана покачала головой и улыбнулась.

– Даже когда какие-нибудь отчаявшиеся люди сбиваются в толпу и идут убивать, всегда отыскивается кто-то главный, кто их ведет. Они думают, что идут за кусок хлеба, а на самом деле они идут за его власть. Можешь мне поверить; я изучала не только всесильное учение… Власть, деньги, всякие идеи и так далее – лишь разные пути к истинной цели, каковой является… что?

Она вновь отвернулась к плите, зачерпнула ложкой cocido, понюхала, попробовала и, зажмуривши Глазки, издала сладкий стон.

– Вот оно… на-слаж-де-ни-е!

– Сексуальное?

– Ты про cocido? – уточнила Ана. – Вот это уж я не знаю; в психоанализе я – полный ноль.

Со стороны прихожей послышались звуки, и на кухне возник Филипп – шумный, резкий в движениях; бросил озабоченный взгляд в сторону плиты; оценивающе дернул носом; узрев Веронику, махнул рукой; чмокнул Зайку в губы, протянутые навстречу.

– Привет, – сказала Вероника. – Фил!

– Ась?

– Скажи: ты мог бы убить кого-нибудь с голодухи?

– Сейчас – запросто. Что у нас? Пахнет хорошо.

– На первое cocido, а на…

– Можно не продолжать, – сказал Филипп, – иначе я лишусь сил от предстоящего наслаждения.

Вероника и Ана переглянулись.

– Что-то ты больно веселый, – заметила Ана, накрывая на стол. – Нарежь хлеб, Вероника… Выпивал? Ну.

– Это плохо?

– Я так не сказала. Есть новости?

– Новости теперь каждый день.

– Белая полоса?

– Тьфу, тьфу, тьфу! Но сегодня новость особенная.

Ана вопросительно посмотрела на мужа.

– Помнится, как-то мы обсуждали, – начал Филипп, медленно вытягивая из себя слова, – не съездить ли нам кое-куда между делом… не повидаться ли кое с кем для разнообразия… По-моему, речь шла о ребенке. Да, точно. Когда же это было… месяц назад? Или месяц с небольшим? Во всяком случае, до полета Вальда.

Лицо Аны сделалось напряженно внимательным.

– Кажется, разговор был отложен. Или?.. Да, припоминаю, что был отложен из-за недостатка…

На лице Аны отразилось крайнее нетерпение.

– …вот только чего – времени или денег?

Ана трахнула Филиппа кулачком по спине.

– Какой ужас! – воскликнул Филипп. – Вероника, ты присутствуешь при разнузданной семейной сцене.

– Прекрати, – строго сказала Ана. – Когда?

– А когда ты могла бы?

– Завтра.

– Завтра так завтра, – развел руками Филипп.

– Шутник, – разочарованно сказала Ана. – Ну и очень даже неумно… если не сказать больше…

Филипп взял с подоконника телефон и потыкал пальцами в кнопки.

– Сашулькин! – обрадованно сказал он. – Спишь небось? Слушай, а когда ты вообще учишься? Какие каникулы? Ах, вот как… а я и забыл… Нет, не за тем. Если я скажу зачем, ты упадешь. Как же, как же, падали и с диванчиков… А ты угадай. Ну-у, это неинтересно. Это ты как-нибудь самостоятельно, лет через… А то, что решили мы с мамой сделать тебе инспекцию. Мама хотела бы завтречка… ты как – не прочь? Найдешь для нас времечко? Да, это вопрос; но раз каникулы… почему бы не проехаться по дорогам, как в старину…

Он потрепался еще пару минут в том же духе и закончил разговор. Ана набросилась на него с горячими поцелуями. Вероника почувствовала себя лишней, несчастной, брошенной, и тут же усовестилась за свой эгоизм. Ана, завершив изъявление благодарности мужу, вспомнила о ней, глянула в ее сторону и тепло улыбнулась. Что ж, подумала Вероника, разлук в жизни не избежать… Как это романтично – разлука! тоска! Успела бы только Зайка поговорить с Мариной… конечно, успеет: не будет же она без Марины собираться в путешествие.

– Все же, – полюбопытствовала Ана, – на сколько?

– Это нужно подумать, – сказал Филипп.

– Ты меня когда-нибудь точно с ума сведешь.

– Кстати, сегодня в киоске видел книжку под названием «Как свести с ума свою любовницу». Я спросил, нет ли про жену, а они говорят – кончились…

– То есть, ты не знаешь, на сколько мы поедем?

– Но должен же я был вначале согласовать с тобой в принципе! Мало ли что – вдруг бы ты отказалась… оказалась бы занятой, а то и просто сказалась больной…

– Смотри, – пригрозила Ана, – снова получишь.

– Молчу, – поднял руки Филипп.

Трое приступили к обеду.

* * *

«БМВ», скорость, вялое солнышко. Заднее сиденье. «Какой прекрасный нам предстоит маршрут! У меня была мысль повторить тот, девяносто второго года; но потом я подумал – еще столько мест, где нас не было! Смотри: Сарагоса, Теруэль… Тебе нравится слово «Теруэль»? Как звезда, верно? Обрати внимание: во всех гостиницах по два номера. Сашка вечно ноет, что не даем смотреть ящик до утра – вот и пусть смотрит… А мы тем временем как-нибудь в натуре… на своей matrimonial… Ух, берегись! Спрячь ваучер; пусть вообще документы будут у тебя – кто у нас говорит по-испански?»

Снег, брызги из-под колес, веселое мельтешение за окном… Любимая рука на любимом месте. Кажется, на этой бензоколонке раньше было написано «Колеров» – развели парнишку? надо бы спросить у Бориса, что там произошло… Чемоданы, люди, собаки, стены из стекла. «Подержи мой паспорт, дорогая».

Трель. «Да, да. Да. Что-о? Но это невозможно, я уже в очереди на таможню. Отдайте Гонсалесу. Как не получается? Это невозможно! Соедините меня с ним».

Обеспокоенные глаза. Тревожные глаза, такие любимые. «Давай отойдем на минутку. Нет, лучше ты стой, а я сейчас… здесь неудобно; кажется, я сейчас немножко повыражаюсь. Нужно некоторым вправить мозги…» О Боже. Как все-таки гнусно. В каком я дерьме. Вот она стоит… такая маленькая, милая, беззащитная… понимает или нет? А главное, полетит или нет? Сашка, небось, сейчас крутится, тортик печет… неужели обломит ребенка?

«Зайка, нам нужно поговорить. У меня лажа. Это буквально пара дней; они без меня не справятся. Там авария, понимаешь? Да, если бы сел… но я еще не сел, и слава Богу. Зайка, не глупи. Ну не делай ты, ради Бога, из всего трагедию! Я не могу… слышишь? Не могу! А как же ваучер? как же ребенок? Зайка, все твое в этом чемодане; давай переложим… да не надо ничего перекладывать! Лети с этим, езжайте себе в Сарагосу… жаль, черт, Сарагосу не посмотрю; но к Теруэлю уж точно буду на месте, с вещами. Правда! Кто врет? Я вру? Вот те крест! Ладно, давай так: ты полетишь, а если не понравится, сразу вернешься. Что напоминает? Почему напоминает? Дурацкие какие-то разговоры. Зайка, ну почему ты такая? Ну За-а-айка… Вот умничка… Вот молодец. Я знал, что ты… э-э… А вот этого не надо! Держи платочек. Слушай, давай ты поплачешь в воздухе, а? Регистрация заканчивается. Как я тебя люблю! Боже, как я тебя… Зайка, пока. Зайка, целую. Сразу же позвони. Зайка! Возьми-ка мой сотовый. Ну как не мой? чей же еще? Ты просто не видела, это другой стандарт, я его редко… мы что, сейчас будем о телефонах? Номер там, внутри. Бери, говорю; в любой момент буду рядом с вами. Да по нему звонят только в экстренных случаях! Ну, позвонят, так и скажешь: нет его, нет. Все, Зайка. Извините, сейчас очередь дамы. Эй! Зайка! Мой паспорт на всякий случай отдай. Да, у тебя. Куда вы лезете? Вы что, не видите? стоит чемодан. Все, все. Зайка, я здесь. Конечно, я здесь – вдруг еще рейс отменят?»

Пошла моя маленькая, слава Богу, пошла. Надурил маленькую. Говно я хорошее, конечно… а что еще делать? На воду дуют, обжегшись на молоке. Интересно, поверила? Или сделала вид, что поверила? Похоже, поверила… Есть еще порох в пороховницах! Вот я и опять холостяк.

Похоже, нужно выпить. Похоже, нужно выпить как следует. Вот сейчас, только… Ну, что она застряла? Регистрируйся же побыстрей. Эй, эй, что это она делает? Господи. Вот это номер. «Зайка! Зайка, ты опоздаешь! Ты можешь позвонить позже? регистрация вот-вот…» Идиот! Сентиментальный идиот, зачем я ей дал… Эх, блядь! Блядь!!! Конченый пидерас, как я мог об этом не подумать! Ну, все. Хана. Пропустите даму… вы же видите… «Ну, и что тебе сказали? Вальд! Что он в этом понимает! Дай телефон. Я сейчас ему… Зайка, так нельзя. Слушай, это просто водевиль какой-то. Что значит чувствую? Ты что, экстрасенс? Да, два дня. Да, обещал. А если три? А ребенок? А ваучер? Зайка, ну За-а-айка… Ну и ладно. Ну хорошо же! Нет… тебе показалось… я же твой любящий муж…»

Блядское солнышко, чтоб оно сдохло. «Нет уж, сиди на заднем… переднее – это мое». Блядский снег. Блядские брызги… Точно было «Колеров»; надо спросить у Бориса.

Глава XXVII

Визит мокрой Марины. – Что же произошло? – Вранье Филиппа

в салончике. – В подвале. – Ана поджимает хвостик. —

Тревожные звонки

– Вероника! Алло…

– Ой… Мариночка!

– Кажется, я сейчас где-то в твоих краях. Подумала, вдруг ты как раз свободна…

– Я… да, конечно… Она говорила с тобой?

Марина усмехнулась.

– Я же никогда раньше тебе не звонила.

– Ну да. Значит, мы можем увидеться?

– Ты спала, да?

– Нет, просто это так неожиданно… Они улетели?

– Слушай, это автомат. Давай встретимся у метро и найдем какое-нибудь местечко поспокойней…

– Не надо местечка. Приходи лучше ко мне; еще час-полтора никого не будет. Ты где? Запоминай как идти…

Когда тебе предстоит первый в жизни сеанс психоанализа – пусть даже у тебя дома – поневоле волнуешься и ходишь взад-вперед по комнатам сама не своя. Наверно, нужно переодеться, подумала Вероника. Нужно одеться красиво, чтобы чувствовать себя уверенно; она не должна стесняться, иначе откровенности не бывать. Вероника оделась красиво и посмотрелась в зеркало. Интересно, подумала она, успела ли Зайка рассказать Марине об ее последней выходке, как собиралась? Если так, этот костюм неуместен. Вырядилась, как на блядки… вруша несчастная. Она стала опять переодеваться, и как раз в это время раздался звонок в дверь.

Не успеваю, подумала Вероника, стоя в прозрачном нижнем белье… ну и ладно, вот и решилось само собой. Недолго думая, она сняла с вешалки шелковый халат и открыла Марине одетая точно так же, как во время их разговора по телефону.

Увидев Марину на лестничной площадке, Вероника застыла от ужаса: она забыла обдумать заранее, нужно ли Марину поцеловать. Последний раз они, кажется, целовались в щечку… но кто кого? Уместно ли пациентке целовать психоаналитика? Ведь это как бы своего рода заискивание, как бы выпрашивание ответной ласки… возможен ли после этого полноценный сеанс? Но Марина вправе воспринимать момент встречи как вводный, формальный; если ее не поцеловать, вдруг она подсознательно скажет себе: «Как же так? Последний раз Вероника меня целовала, а сейчас нет; почему бы это? Может, просто забыла, а может…» – да кто знает, что она способна вообразить! Так или иначе, тончайшая ткань их предстоящего общения изначально будет с изъяном.

Марина тем временем переступила порог и, опять-таки своим действием ликвидируя трудности Вероники, с улыбкой поцеловала свой палец, а затем легонько коснулась им Вероникиной щеки. Прежде чем Вероника успела осмыслить этот несколько неожиданный способ приветствия, Марина предостерегающе подняла руку и сказала:

– Только не вздумай ко мне прижаться – на улице ни с того ни с сего как ливанет…

– Ты же вся мокрая! – ахнула Вероника.

– Я и говорю.

– Давай ее сюда быстренько.

Счастливая от того, что приветствие прошло удачно, она схватила Маринину куртку из искусственного меха, действительно насквозь промокшую, и надела ее на электрический калорифер. Бедная девочка, подумала она, какое на самом деле носит дерьмо… а здесь заштопано… да как аккуратно… На глазах Вероники выступили слезы. Не меньше часа будет сохнуть; это хорошо…

– Кофе будешь?

– Ага. Вообще-то я не собиралась сегодня начинать; раз уж так вышло, надо бы сперва обсудить всякие общие темы – где, да когда…

– …да почем, – хихикнула Вероника.

– Я говорила тебе, это не главное.

– Тем не менее… Но постой! разве твоя госпожа… впрочем, называть ее госпожой на сеансах вряд ли уместно; я буду называть ее Аной, хорошо?

– Конечно; она и сама велела мне так ее называть…

– А почему же ты называешь ее госпожой?

– Мне так захотелось, и она разрешила. Будем говорить о ней или о тебе?

– Вообще-то обо мне, – замялась Вероника, – но тем самым и о ней тоже… Ты же понимаешь, что у меня за проблемы и какое место в них занимает она.

– Да.

– Так вот, я хотела спросить… Она сказала тебе, какую феньку я отмочила?

– Это насчет якобы психоаналитика?

– Ну. – Вероника почувствовала, что краснеет.

– Подумаешь, – хмыкнула Марина. – Ты же хотела добиться своего?

– Ну.

– Это не пошло ей во вред?

– Нет.

– Так что ж ты дергаешься?

– Я думаю, что в первую очередь навредила сама себе, – виновато сказала Вероника, – а через это и ей… Ты что, уже начала сеанс?

– Я бы не хотела; но ты задала конкретный вопрос…

– Извини. Больше не буду. Э-э… может, нам какое-то время встречаться у нее на квартире? Пока их нет. Там удобно, привычно… ты же все равно будешь приходить?

Марина замялась.

– Видишь ли…

– Что? – насторожилась Вероника и почему-то перестала ощущать себя пациенткой.

– Я как раз хотела тебе сказать… Они не улетели.

– Как?

– Да так. Вернулись домой.

– Что-то с рейсом?

Марина мрачновато покачала головой.

– Такое впечатление, что рейс тут не при чем.

– Погоди-ка. Даже не знаю, что спросить… Значит, они сейчас дома?

– Откуда мне знать.

Вероника встала из-за стола, достала сигареты и нервно закурила. Подняла телефонную трубку. Глянула искоса на Марину. Та опять покачала головой. Вероника подумала и положила трубку на место.

– Ты можешь рассказать, что произошло?

– Конечно… то, что я видела – а видела я всего ничего. Мне кажется, они поругались.

– Хм.

– Я была там, наводила порядок – мы же собирали вещи, пораскидали везде всего… И тут они пришли. Госпожа… Ана увидела меня и сразу же вежливо выставила.

– А почему ты решила, что поругались?

– Я не решила, – уточнила Марина, – просто возникло такое ощущение… Они были не такие, как всегда. Кстати, сейчас я почти уверена, что там что-то случилось.

– Почему?

– Она же не позвонила тебе, верно?

– Да, – тихо сказала Вероника.

– А если бы что-то с рейсом, я думаю, позвонила бы.

Марина немного помолчала и добавила:

– Это не мое дело… как служанки, я имею в виду… но для наших с тобой целей мне хотелось бы знать, что случилось. – Она прямо посмотрела Веронике в глаза. – Я могу на тебя рассчитывать?

– Но я же знаю еще меньше твоего!

– Тебе она скажет. Мне… я не могу у нее спросить.

– Ага. То есть… я звоню, да?

– Подожди.

– Почему?

– Твой звонок наверняка покажется ей подозрительным. Ведь ты должна думать, что они улетели.

– Но я скажу, что ты мне… – начала было Вероника и осеклась, столкнувшись с напряженным взглядом Марины. – Понимаю… Ты не должна была мне этого говорить.

– Это тысчитаешь – или онадолжна так считать?

– Конечно, она! – Внезапный холодок в голосе Марины заставил Веронику поежиться; она испугалась, что Марина сейчас встанет да и уйдет. – Нет-нет, ты правильно сделала, что рассказала. Раз они вернулись и она не звонит, значит, там действительно что-то… и я, между нами, вовсе не уверена, что она сама бы мне в этом призналась. Не приди ты ко мне, я бы так и думала, что они в Испании… а тем временем у них бы это прошло, и я бы так ничего и не узнала.

– Все правильно, – кивнула Марина. – Но ты ведь хочешь узнать?

– Боже, – Вероника взялась за голову. – Но как?

– Очень просто, – сказала Марина. – Ты же хотела договориться со мной о сеансе, верно?

– Ну?

– И где бы ты стала меня искать?

– Марина, ты гений! – восхитилась Вероника. – То есть, я думала, что ты там… а ты, кстати, и была там…

– Звони, – улыбнулась Марина.

Вероника, спеша, нажала первейшую кнопку автонабора.

* * *

– Партнер, – сказал Вальд с некоторым раздражением и даже отложил в сторону вилку с ножом, – мне все понятно… но ты мог хотя бы предупредить? Представь себя на моем месте. Звонит твоя жена… вторгается в совещание, между прочим… и с ходу учиняет мне натуральный разнос. Некрасиво!

– За это я уже извинился, – буркнул Филипп. – Сколько можно?

– А твои встречные претензии и вовсе необоснованны. Я что, телепат? Откуда мне знать все это? Если уж ты устроил спектакль… ни слова мне не сказал… ну и расхлебывай сам свои ляпы с телефоном и так далее…

Филипп тоскливо оглядел салончик.

– Я тебе как другу… а ты…

– Ну хорошо. Что я сейчас могу сделать?

– Позвони хоть ей. Скажи, разобрались… ты был не в курсе и так далее.

– Фу, – брезгливо сказал Вальд и вновь принялся за свое остывшее второе. – Лезть в твои семейные дела! последний раз это было…

– Давно, – мрачно согласился Филипп. – Но мы с ней давно не ругались. Я забыл, как это, потерял к этому иммунитет… Хреново мне, понимаешь?

– Зачем ты хотел отправить ее?

Филипп страдальчески воздел глаза к потолку. Зря он вообще пошел в салончик; надо было сказаться больным и просидеть дома день-два, пока молчит Эскуратов…

– Только не ври, – поморщился Вальд.

– Хотел спать с Мариной, – выдавил Филипп.

Вальд состроил удовлетворенную рожу.

– По крайней мере просто и ясно.

– Видишь ли, – принялся объяснять Филипп, все еще надеясь на маленькое чудо, – я как-то не могу изменять жене, когда она здесь. А так она была бы с ребенком, счастлива… ей было бы не до меня…

– Но зачем спектакль-то?

– Если б я прямо предложил ей ехать одной, она бы решила, что у меня снова проблемы.

– Возможно, они и есть, – хмыкнул Вальд. – Неужели ты думаешь, что она теперь поверит каким-то моим объяснениям?

Филипп потерял надежду.

– Ну, не звони… Ты просто спросил, что происходит. Я сказал. Тогда ты спросил, что можешь сделать.

– М-да. Выходит, я разве что могу посочувствовать. Хочешь, вечерком поужинаем где-нибудь? Выпьем… Хочешь, поживи у меня пару дней?

Филипп подумал. Все было плохо. Плохо оставлять Ану одну… да кстати, и Вальда тоже. Ему пришло в голову, что звонок мог быть психологической атакой. Если так, кто-то должен держать их в поле зрения. Кто-то наблюдал за его визитом к Эскуратову… может быть, за сценой в аэропорту… Кто-то может быть доволен.

Может, прямо сейчас рассказать о звонке? Он вздохнул, представив себе, что начнется после этого. Опять Эскуратов… Цыпленок, господин Ли… О работе на пару недель можно забыть… дома кошмар… на выходе – очередная служба безопасности. От прежних удавалось избавиться малой кровью. А теперь?

Жду сутки, решил Филипп. Это неправильно, невыносимо; если Эскуратов не скажет ничего конкретного, рассказываю о звонке.

Он не доел. Встал, суховато попрощался, сослался на головную боль (которая, похоже, действительно начиналась), пошел к себе. Сделал пару звонков. Принял таблетку. Вызвал машину – задрипанную «газель» общего пользования, в которой он предпочитал ездить на объект.

Хорошо бы встретиться невзначай с Эскуратовым. Специально нельзя… несолидно… а невзначай – почему бы и нет. Состроить маленькую диверсию, что ли… ну, не диверсию – просто узелок небольших проблем… узелок, который должен будет развязывать Эскуратов…

Мокрый снег хлюпал под шинами и стучал по днищу. Занятый мыслями, Филипп даже не заметил, что «газелью» управляет неизвестный ему человек. Он обратил на это внимание только когда машина свернула с трассы и остановилась в глухом, незнакомом дворе. Дверца «газели» открылась; двое качков в коже взяли Филиппа под руки, пока он спускался на землю, и продолжали крепко держать, когда он оказался на земле. Его руки завели за спину, и он услышал и почувствовал, как на запястьях защелкиваются браслеты. Ступени, мелькнуло в голове… бесконечные ступени, ведущие вниз…

Двое подвели Филиппа к «волге», стоявшей рядом. Крышка багажника открылась перед ним. Он дернулся и сразу же ощутимо получил по шее. Ему ничего не оставалось, как послушно выполнять чью-то волю. Он перелез через борт багажника. Он содрогнулся, вообразив предстоящую свою позу с браслетами за спиной. Он подумал, не стоит ли попросить хотя бы перемкнуть браслеты, и решил, что не стоит. Его повалили, причинив резкую боль суставам, и крышка багажника захлопнулась над ним.

* * *

Через пару часов, избитый, лишенный сигарет, документов, телефона и всего прочего, что было при нем, он трясся от холода в подвале какого-то деревенского дома. Наручники сняли. Он испытывал теперь не столько страх, сколько злобу – и, конечно, страшно хотелось курить, и вдобавок было очень, очень холодно.

Филипп понимал, что его могли избить значительно сильней; вероятно, все происшедшее было как бы для острастки. Первый раз в жизни с ним так обошлись. Никогда его не возили в багажнике, тем более с наручниками за спиной; кажется, на него вообще никогда не надевали наручников. Он не сомневался, что это связано со звонком – какое-либо совпадение было слишком невероятным.

Значит, Эскуратов не успел. Или не захотел. Или… нет, слишком много гипотез; да и зачем они, если через какое-то время его выволокут наверх и поставят перед конкретным вопросом. Забавно, подумал он; Зайке даже не придет в голову звонить в милицию – решит небось, что я укрываюсь где-нибудь от ее гнева. Может, в том-то и был смысл звонка, чтобы я ее сплавил? Тогда почему не взялись за Вальда вместо меня? Зараза, как холодно! разве так положено – морить холодом? Новый такой прием?

Сейчас, по идее, заставят звонить. И что я должен сказать? Вальд, плати? Но я бы на месте Вальда не стал платить, а устроил бы разборку. Впрочем, какую разборку, если он не знает о звонке? Может, как раз сейчас ему и звонят? Уж наверно он мне намекнет, звонили ему или нет. А если не звонили? Нужно ли вообще вспоминать о звонке? Разве можно вообразить, чтобы человека запихивали в багажник, не пытаясь вначале получить свое по-хорошему? Я не должен звонить… то есть, позвонят-то они, а я не должен разговаривать с Вальдом; должен требовать встречи с их главными…

Видимо, они хотят, чтобы Вальд встречался с их главными, догадался Филипп; я лишь доказательство серьезности намерений. Ну конечно: позвонили, предупредили… я их не принял всерьез… теперь давай-ка, Вальдемар Эдуардович, обсудим вопросик. Но это же долго. Что – все время так и буду здесь сидеть?

Вряд ли время в таких случаях на похитителей. Если с другого боку… откуда взялся новый шофер? Так просто, что ли, взять и сменить шофера? Неужели не было более легкого способа меня украсть? Ерунда. А что, если они и не хотели более легкого? Смотри, *ов, что мы можем. Мы можем все! Мы уже внедрили своих людей в твою фирму. Зря, зря ты не поверил старшему хакеру! он и впрямь увидел нечто, над чем тебе стоило бы задуматься. Думай быстрее, *ов, объясняй своему партнеру, что мы не хухры-мухры, что собрались не шутки шутить.

Ну и ладно. И буду сидеть. Подумаешь, холодно. Небось герои-комсомольцы не то терпели. Да что комсомольцы… вон сколько народу в чеченском плену… Во всяком случае, холод бодрит. И это лучше, чем паяльная лампа… или просто паяльник… или даже утюг… Правильно я понимаю – если меня увезли, значит, Зайка уже как бы избавлена? Вот бы знать! Вот бы знать…

* * *

– Вальд, привет. Это я, Аня.

– Вот удивительно. Я как раз тебя набирал.

– А интересно, зачем?

– А ты зачем?

– Но я же первая спросила.

– Зато ты же и позвонила; если бы я не сказал тебе, что я тебя набирал, ты бы просто изложила мне дело.

– Хитрый ты. Дело!.. Банальные заботы скандальной жены. Или, если хочешь, ревнивой… я просто хотела удостовериться, что мой благоверный в порядке… поскольку его сотовый молчит.

– Ну да, – сказал Вальд, соображая. – Что ты имеешь в виду под словом «в порядке»?

– Если он в объятиях какой-нибудь утешительницы, ты все равно мне не скажешь, верно?

– Это удар ниже пояса.

– Неужели? Обычный риторический вопрос… Могу я сказать ему пару слов?

– По-моему, он невменяем, – соврал Вальд. – Давай лучше я скажу тебе, зачем звонил.

– Ну?

– Хотел вас помирить. Произошло недоразумение.

– Это уж точно.

– Видишь ли…

– Не надо, Вальд. Ты поможешь мне погрузить его в машину?

– В смысле?

– Я хочу его забрать.

– Ну, это уж ни в какие ворота…

– Я поверила, что произошло недоразумение. Ты же этого хотел? Я ощущаю себя виноватой. Отдаю должное твоему такту и так далее… но пусть он завтра проснется в любимой спаленке, и я подам ему кофе вместе с таблеткой, снимающей похмельный синдром.

– А если он в объятиях утешительницы?

– Тогда я бы вытащила его из этих объятий.

– М-да, – сказал Вальд. – Наверно, я должен сказать тебе правду.

– Настоящую?

– Ну да. Дело в том, что его у меня нет.

Ана помолчала.

– Где же он?

– Я думал, дома.

– Его нет.

– Я это понял.

– Вальд, – голос Аны сделался тревожен, – что происходит… кто-нибудь мне может объяснить?

– Как я понимаю, вы поругались… и он куда-то закатился с горя – понятия не имею, куда.

– С ним ничего не могло случиться?

Вальд задумался. На память ему пришли две рожи в «Империале». Если так, то… при чем здесь Фил? Но ведь рожи смотрели на Фила тоже.

– Не знаю, – сказал он наконец. – Во всяком случае, по моргам звонить преждевременно.

– Откуда ты это знаешь?

– Просто мы уже долго живем на свете, – рассудил Вальд, – и никто еще ни разу не умирал.

– Не смешно.

– Давай-ка я сделаю пару звонков. Будешь дома?

– Ага.

– Я перезвоню.

– Вальд!

– Ну?

– Обязательно, ладно?

– Да, да.

Он повесил трубку и стал соображать. Какие пару звонков? Кому? Может, Эскуратов знает что-нибудь? Кажется, Фил к нему собирался… Да: взял «газель». Ну-ка… Занято. А так? Хм. Подождем.

Он услышал трель своей сотовой трубки.

– Да?

– Вальдемар Эдуардович?

– Да, да.

– Вы сейчас случайно не дома?

– Кто это?

– Не хотелось бы по сотовому.

– Черт! Я дома.

Зазвонил телефон.

– Вальдемар Эдуардович, это опять я.

– Кто «я»?

– Иван Иваныч. Разве г-н *ов вам не говорил?

– Нет.

– Странно. Ну что ж… Тогда придется вас соединить с г-ном *овым.

– Эй! – В трубке послышалась стандартная электронная музыка. Затем музыка оборвалась, и послышалась какая-то возня. Отдаленный голос сказал: «Говорите». Другой голос: «Что говорить?» – «Все равно что, лишь бы он понял, что это вы». – «Разве вы в таких случаях не даете инструкций?» Вальд узнал голос Фила. «Мы даем по голове… когда выебываются». – «Можно по печени», – сказал еще один голос. «Можно», – согласился тот. – Алло, алло! – неожиданно громко крикнул Фил в трубку. – Вальд?

– Да.

– Меня… в общем…

– Я уже понял. Ты как?

– Лицо вроде цело… Здесь нехватает зеркала.

– Ясно. Что хотят?

– Не знаю. Вообще-то… если это рекуррентно…

Голос пресекся. «Хватит», – распорядился кто-то издалека, и мутная звуковая картина исчезла. В трубке раздался короткий одинокий гудок.

– Эй, – позвал Вальд, – как вас там!

– Иван Иваныч. Я на линии. Жаль, что Филипп Эдуардович не успел вам рассказать… придется, видно, повторить все сначала. Не возражаете, если я вкратце? Получая подряд «Цельного Бензина», вы кое-кого обидели; теперь надо платить.

– Никого мы не обижали, – сказал Вальд.

– Вот и Филипп Эдуардович заявил мне то же самое… а сейчас он сидит в каком-нибудь темном подвале – я сам не видел, могу лишь предполагать… и, наверно, уже не стал бы заявлять так огульно. А знаете, почему он сидит?

– Почему?

– Потому что он даже не спросил меня о сумме.

– Вы хотите сказать, – уточнил Вальд, – что если я не спрошу вас о сумме, то меня тоже посадят в подвал?

– Просто он не принял мой звонок всерьез; решил, видно, что его кто-то разыгрывает… Вы в более выгодном положении – одной гипотезой меньше.

– Да, но… поскольку все сказанное для меня новость… я тоже должен кое-что выяснить.

– Бесспорно, Вальдемар Эдуардович; я очень вас понимаю. Только выясняйте не слишком долго, пожалуйста: во-первых, Филипп Эдуардович может простудиться, а во-вторых, если в течение суток вы тоже не спросите о сумме, то первый из пальцев Филиппа Эдуардовича будет отправлен его жене.

Вальд вздрогнул.

– Вы поняли? – спросил голос.

– Да. Как я с вами свяжусь?

– Я буду набирать ваш сотовый каждые шесть часов; постарайтесь быть в зоне досягаемости. Кстати, – добавил голос, помедлив, – я уже говорил Филиппу Эдуардовичу… в телефонии мы не слабее вас, поэтому не тратьте время на всякие определители.

– Ясно, – сказал Вальд.

– До связи, Вальдемар Эдуардович.

Голос исчез. O tempora, подумал Вальд, o mores. И откуда только берутся такие? Ведь это образованный, как бы интеллигентный человек. Разбираешься в связи? Деньги нужны? Ну и воруй себе понемножку из банковских сетей, покупай по несуществующим кредитным картам… Противоестественно, когда такой говорит о пальце. Профанация каких-то неписаных, но подразумеваемых цеховых правил… Предательство. Позор.

Вальд нажал кнопку.

– Да?

– Аня, это я. Он нашелся.

– Слава Богу…

– Рано радуешься, – буркнул Вальд. – Плохи дела.

– Что с ним?

– Пока ничего. Его… в общем, он хрен знает где.

– Так. Так. Что будем делать?

– Вначале успокойся.

– Я спокойна.

– Я позвонил тебе просто чтобы сказать. Просто как обещал. Ничего не вздумай делать.

– Как… я не могу ничего… я имею право!

– Хочешь получить палец в посылке? – мрачно спросил Вальд. – Вот твои права, дорогая.

Он услышал в трубке сдержанный плач.

– Короче. Собери на всякий случай какой-нибудь чемодан и сиди у себя как мышка. Если кто… или что… ничего не знаешь, ничего такого… поругалась с мужем и переживаешь. Поняла?

– Да. Вальд!

– Ну?

– Можно я буду звонить тебе?

– Аня…

– Все, все… Но ты мне сразу дашь знать?

– Да.

– Я буду молиться.

– Давай.

Он положил трубку и задумался. Молиться – тоже, наверно, не последнее дело… Pater noster, qui es in caelis; sanctificetur nomen tuum; adveniat reginum tuum; fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra. Panem nostrum quotidianum da nobis nodie; et dimitte nobis debita nostra, sicut et nos dimittimus debitoribus nostris; et ne nos inducas in tentationem; sed libera nos a malo. Amen. Нужно сходить в церковь. Интересно, а здесь что бы предпринял Сид?

У меня столько денег, подумал он, что я мог бы нанять маленькую армию. Я мог бы заставить их выдать мне этого Иван Иваныча; я бы поставил его на колени и заставил землю жрать. Он не видел подвала, в котором сейчас Фил? Он бы его увидел.