Текст книги "Испанский сон"

Автор книги: Феликс Аксельруд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 77 страниц)

Беззвучно закрыться в кабинке было нереальной задачей. Вторично приложив пальчик к губам, Ана хлопнула дверью, грузно протопала в сторону свободной кабинки, открыла дверь и поманила к себе Веронику. Вероника уже поняла тонкий Зайкин замысел и вошла в кабинку неслышно. Ана закрыла дверь на задвижку. Они посмотрели друг на друга, заговорщически улыбнулись и перевели дух.

Часть задуманного была выполнена, но теперь оставалось самое главное. Они продолжали смотреть друг на друга, но улыбка сползла с их лиц, сменилась растерянностью: одно дело смотреть на туалетный секс в кино, другое – … Ана первая сообразила, что нужно делать. Дав знак Веронике, чтобы та не волновалась, она первым делом сунула ей в руки свою сумочку, а затем оторвала от висящего на стене рулона довольно длинный кусок туалетной бумаги.

Крышки унитазов во «Французских Линиях» были сделаны из твердой, тяжелой, белоснежной пластмассы; они были безупречны по форме и состояли из двух половин. Собственно крышкой могла считаться только верхняя, сплошная половина; нижняя же половина была сиденьем с овальным отверстием посредине. Сложив оторванный кусок туалетной бумаги в несколько раз, Ана опустила на унитаз его верхнюю, сплошную крышку и застелила ее бумагой. Затем она немного подумала и переделала свою работу, то есть подняла крышку опять, развернула бумагу и, приподняв сиденье, увила его бумажной лентой так, что отверстие осталось незакрытым. Опустив затем сиденье и сев на него, она подняла левую ногу, сняла с нее туфельку и отдала ее Веронике, после чего поставила ногу в чулке на сиденье. Медленно перенеся на нее вес тела и сохраняя баланс, она подняла правую ногу и повторила все то же самое. Она показала Веронике на крючок, укрепленный над бумажным рулоном. Вероника, постигая очередной замысел подруги, повесила на крючок обе сумочки и обе маленькие Зайкины туфельки. Этап завершился.

Они снова улыбнулись друг другу, как пара цирковых артисток, выполняющих рискованный трюк, и проделали манипуляции с одеждой – одновременно, но по-разному: Ана спустила юбку и трусики, а комбинашечку задрала; Вероника же, бывшая без комбинашки, тоже спустила трусики, а юбку подняла вверх и заткнула краями за пояс. Затем Ана сделала очередное движение пальчиком, будто что-то помешивая в воображаемой большой кастрюле. Вероника не поняла. Ана показала Веронике на ее туфли, естественным образом повернутые в сторону унитаза. Вероника сообразила, что нужно развернуться наоборот. Это означало для нее, что она не сможет целоваться с Зайкой, да и смотреть на нее сможет только через плечо. Она нахмурилась и помотала головой, активно отвергая Зайкину инициативу. Ана подумала и махнула рукой.

Вероника, воодушевленная согласием Зайки, наклонилась над ней и крепко поцеловала ее. Из крайней кабинки донеслась серия разнообразных звуков, и вслед за ними – мощный рев сливного бачка. Ана укусила Веронику за язык; не разъединяя губ, они беззвучно захохотали. Дверь кабинки открылась и хлопнула. Ана оторвала свои губы от Вероникиных и требовательно повторила кругообразное движение пальчиком. На этот раз Вероника подчинилась.

Едва докучная посетительница выполнила водные процедуры и покинула туалет, Вероника снова развернулась лицом к возлюбленной и хищно запустила руку туда, куда хотела уже целые пять минут. Ана сделала то же самое с Вероникой. Сладкий миг наступил! Они целовались и ласкали друг друга одинаковыми движениями пальцев; они без слов договорились ничего больше не затевать. Они проникали друг друга все дальше и дальше. Ура, туалет!

Когда еще более сладкий миг – миг, слаще которого не бывает – пока не взошел, но уже обозначился маленькой звездочкой на общем для них небосклоне, они на секунду синхронно качнулись вбок, и Ана, потеряв равновесие, едва не слетела с пластмассового сиденья. Вероника оторвала губы от губ возлюбленной и спросила трагически громким шепотом:

– Зачем ты подняла эту крышку?

Ана скромно потупилась.

– Зачем? – повторила Вероника в голос. – Она сплошная… на ней было бы удобнее…

– Я могу захотеть пи-пи, – стыдливо сказала Ана.

Веронику охватило желание еще более мощное.

– О, любимая… Сделай это!

– Нет… не надо…

– Сделай, умоляю… Пись-пись… пись-пись!

– Хорошо… сейчас… подожди…

Зажурчала тонкая, милая струйка. Вероника закатила глаза. Это не был оргазм, но это было круче оргазма. Она ласкала пальцами дырочку, в которой рождалась струйка. Теплая влага текла по ее ладони и уходила сквозь пальцы навсегда – как жизнь… может быть, как любовь… Она застонала не от кайфа, но от тщеты попыток удержать неудержимое, и Ана ее поняла.

В тот же момент наружная дверь с изрядным шумом отворилась, и нечто, по звуку весьма объемистое или более чем одно, вторглось в туалет. Любовницы замерли. Вероника по собственной инициативе развернулась, ухитрившись при этом не покинуть рукой мокрого Зайкиного лона. Стук каблуков продефилировал вдоль кабинок и умолк, но ни одна дверь больше не издала звука. Ана и Вероника тесно прижались друг к дружке, наслаждаясь острым ощущением неведомой опасности.

– Блядские туфли, – раздался звонкий молодой голос из-за пределов кабинки. – Ох, ноженьки ноют… Ну-ка, сниму. Хоть в уборной похожу по человечески.

– В туалете не ходят босиком, – сказал другой голос, по звуку постарше. – Грязно же!

– Что ты меня, за дуру считаешь? – обидчиво спросил первый голос. – На вокзале небось не хожу… а тут – глянь, как все чисто вымыто.

Раздался шум воды из-под крана.

– Опять мыло в бутылочках, – продолжал молодой голос, – глянь, синенькое… Спиздим, а?

– Нельзя.

– Все нельзя да нельзя, – недовольно сказал молодой голос. – Ишь какая культурная!

– Заткнись, – сказал старший голос. – Противно слушать. Полчемодана уже напиздила, мало тебе.

– Хуевый магазин, – гневно заявил молодой голос. – Просто жуть какой хуевый!

– Нет, не хуевый!

– Нет, хуевый! Все твои магазины хуевые, и метро твое хуевое, и вся твоя Москва хуевая, поняла? Я только из приличия молчала, а сейчас прямо говорю. Ну, что можно купить в таких магазинах?

– В них не покупают. Смотрят только на красоту…

Щелкнула зажигалка.

– …я говорила тебе, поедем на Кампоамор… или хотя бы на Бутырский рынок…

– Не хочу уже ни на какой рынок, – раздался громкий всхлип, – домой хочу… Да ты что?! Ты куришь, что ли? А ну брось!

– Пошла ты…

– Смотри, приеду – все бабе Наде расскажу!

– Дура, – зло сказал старший голос. – Короче, ссать будешь?

– Не хочу.

– Тогда валим отсюда.

– Погоди, ноги отдохнут…

– Как хочешь. Надоело мне с тобой нянькаться.

Ана неожиданно для Вероники громко, длинно прокашлялась и спустила воду из бачка. Рев бачка смешался с придавленным хохотом двух голосов снаружи; хлопнула входная дверь, хохот удалился, и опять наступила тишина.

– Валим отсюда, – сказала Ана.

– Уже?

– А что? Ссать захотела?

– Как она?

– Как я.

– Боже, как я люблю тебя, – сказала Вероника.

– Это я знаю. Скажи лучше что-нибудь ругательное.

– Ага. Я охуительно тебя люблю.

– Не так.

– Скажи сама.

– Я пиздец как тебя люблю.

– Где же разница? – удивилась Вероника.

– Не знаю, – растерялась Ана. – А что, совсем никакой разницы нет?

– Может, и есть… но совсем маленькая.

– Ладно, – сказала Ана. – Поиграли?

– Да.

– Пошли… тс-с! Иди первая. Жди здесь.

Они выбрались из кабинки.

Они открыли дверь, ведущую в коридор.

* * *

В то самое время, когда Ана и Вероника забавлялись в туалете «Французских Линий», Вальд Падедевский стоял на испытательном полигоне рядом с режиссером из подрядной продюсерской фирмы, г-ном Таррасом Барранко. Вальд наблюдал за репетицией зрелищных мероприятий, и вид у него при этом был мрачнее некуда.

Не заладилось с самого утра. Вулкан брызгал в воздух не мощными протуберанцами, как положено, а жалкими искорками, похожими на бенгальский огонь; дыма и летящих ввысь камней вообще не было. Лава, обратно, по количеству и температуре пошла на рекорд. Это стало ясно сразу же, как только она перевалила через кромку кратера и, бурля и пузырясь, ринулась вниз по склону.

– Спасайте резину! – закричал Вальд, видя, что лава вот-вот доберется до автомашин.

Но было уже поздно, да и незачем. Лава моментально расплавила асфальт и с громким чмоканьем провалилась в канализацию. Вслед за ней рухнули две автомашины. Дымящийся, шипящий асфальтовый овраг разверзся в сторону загона для зверей; ограда загона покосилась и рухнула. Звери снесли ее остатки и с громкими воплями понеслись по полигону. Люди, с Вальдом во главе, отбежали подальше от вулкана и ожидали конца извержения, стоя на бетонной бровке и исступленно матерясь.

– Что скажете? – спросил Вальд г-на Барранко.

– Это не вулкан, а дерьмо, – сказал Таррас.

– Это я и сам вижу, – сказал Вальд. – Что будем делать?

– Можно обратиться к фирмачам, – предложил Таррас. – Отличный вулкан есть в Лас-Вегасе; шотландцы делали… или швейцарцы… У меня где-то был телефончик. Позвонить?

– Сколько это займет?

– По времени – недельки две-три, а по деньгам…

Барранко начал почесывать репу.

– Скорее всего, – сказал он, – они возьмут фунтами стерлингов.

Вальд полез во внутренний карман куртки, нащупал там посреди жвачки, мелких радиодеталей, чьих-то визитных карточек и прочего хлама свой потрепанный загранпаспорт и извлек его наружу. Раскрыв его, он с неудовольствием обнаружил, что последняя американская виза уже истекла.

– Так, – сказал он и набрал на сотовом телефоне номер своей секретарши. – Аллочка? Прочитай мне список сотрудников, у которых на сегодня есть действующая американская виза.

– Номер один, – сказала Аллочка, – Алонсо Гонсалес, начальник проекта номер двадцать пять.

– Должность неверна, исправь... Дальше.

– Это все.

– Хм.

Вальд немного подумал, отстраненно наблюдая сверху, как монтажники в яме крепят к его провалившемуся «круизёру» стропы автокрана.

– О’кей, – сказал он. – Найди нашего транспортного агента, закажи Гонсалесу билет в Лас-Вегас и обратно. Поняла?

– Лас-Вегас, штат Невада – или Лас-Вегас, штат Нью-Мексико?

– Вулкан в каком?

– В Неваде.

– То-то же.

– А на какое число билет?

– На сегодня. Назад – на завтра.

– Поняла.

– Выполняй. И дай мне Гонсалеса.

Аллочка отключилась. В трубке появился Гонсалес.

– ¿Oiga?

– Короче, Гонсалес, – сказал Вальд. – Летишь в Лас-Вегас, Невада. По деньгам – в бухгалтерию, по билету – к Алле. Одна нога здесь, другая там.

– Понял, – сказал Гонсалес. – Цель поездки?

– Изучить вулкан, что близ «Миража». Всесторонне.

– Температуру лавы замерять?

– Я сказал – всесторонне.

– Понял, – сказал Гонсалес. – Приступаю.

Он отключился.

– Что дальше по программе? – спросил Вальд.

– Пуск диких зверей, – сказал Таррас Барранко, – но он уже как бы выполнен.

– Мне не нравится, – сказал Вальд. – Хаотично, неизысканно. Где взяли зверей?

– Где берут зверей? – пожал плечами Таррас. – В зоопарке, конечно… не в джунглях же…

– Надо было в цирке.

– То были бы не дикие. Эффект не тот.

Вальд поморщился.

– Дальше.

– Воздушные шары.

– Запускай.

Барранко снял шляпу и, вращая ею над головой, закричал:

– Геть, геть!.. Шарам – на старт!

Шары надулись и поднялись над землей; стало видно, насколько они красивы. Самый большой шар, вращаясь, являл взору написанные гигантскими разноцветными буквами слова «ВИП-Системы» и «Цельный Бензин».

– Нравится? – спросил Барранко.

– Куда ни шло, – сказал Вальд и снова поморщился, на сей раз от натужного воя автокрана, тщетно пытавшегося вытащить из ямы несчастный «круизёр».

– Между прочим, – похвастался Таррас, – на расписанном шаре сам Сид Кампоамор… точнее, Франсиско Кампоамор по прозвищу Сид, – поправился он, сверяясь с бумажкой, – лучший и знаменитейший воздухоплаватель Содружества… или Сообщества… в общем, Союза. Трудновато было залучить – везде-то он пролетом; можно сказать, подвернулась оказия.

– Ага. А почему они не летят?

– Не знаю, – сказал Таррас и двинулся по направлению к шарам разбираться.

Все ждали. Время шло.

К Вальду подошел начальник автокрана.

– Не тянет, шеф, – сказал он, недоуменно разводя руки в стороны.

– Что не тянет?

– Машину не можем поднять. Нехватает мощи.

Вальд почесал репу и сложил ладони рупором.

– Геть, геть! – крикнул он Таррасу. – Тащи шары сюда. Есть работенка.

Таррас стал переговариваться с воздухоплавателями. Через пару минут из корзины расписанного шара навстречу Таррасу выпала веревочная лестница. Таррас неуклюже вскарабкался в корзину; шар отделился от общего массива и, едва заметно покачиваясь, медленно поплыл над землей по направлению к Вальду.

– Стой так, – скомандовал Вальд. – Майна помалу.

Шар слегка снизился. Барранко, перегнувшись через обтянутый красным бархатом борт корзины, торжественно возгласил:

– Вальдемар Эдуардович, разрешите представить вам сеньора нашего Сида Кампоамора. Сид, это Вальдемар, наш заказчик и спонсор. Ура, товарищи!

Он радостно потряс воздетыми кулаками. Маститый воздухоплаватель, похожий на Сальвадора Дали в молодости, показался рядом с Таррасом и сделал приветственный жест. Вальд посмотрел на него и почувствовал в себе особое внутреннее движение. Оно было смутно знакомым – нечто похожее он пережил когда-то на выходе самолета времен перестройки и гласности, на входе маленького аляскинского аэропорта.

На сей раз его поразил конкретный человек. Вернее, его внешность. И даже не столько внешность, сколько выражение его лица, в особенности его глаз. Вальд вздрогнул. Он осознал необыкновенную притягательность воздухоплавателя – если бы это была женщина, подумал он, это была бы женщина моей жизни. Может быть, подумал он, так рождается голубизна? Может быть… но только не в данном случае: ничего сексуального не таилось для Вальда в глазах Сида Кампоамора – лишь облака, острова, далекие страны; лишь неведомые глубины одинокой души; лишь отражение своего досадного, нудного бытия, отражение жалкое и нелепое, как в комнате смеха.

– Слышал о вас, – соврал Вальд.

Сид самодовольно подкрутил усы и поклонился.

– Вам сильно повезло, – сказал он по-русски весело и без малейшего акцента, – я как раз испытываю новейший нагреватель собственной конструкции, подъемная сила которого должна побить все рекорды. Он настолько велик, что не поместился, как заведено, над корзиной; пришлось поступиться частью грузопассажирского отделения. Как видите, – показал он куда-то вовнутрь корзины, обращаясь, вероятно, к стоящему рядом с ним Таррасу, – здесь есть специальная лебедка для поднятия грузов свыше тонны; теперь понимаете, насколько уникален шанс? Не знаю больше ни одного случая, когда в корзине была бы установлена лебедка, кроме разве что…

Он осекся и скромно потупился.

– Кроме чего? – спросил Вальд.

– Вам не может быть это интересно, – враз поблекшим голосом сказал Сид. – Простите меня; я увлекся своим. Это бывает… Во всяком случае, мне приятно испытать аппарат для сугубо практических надобностей.

– Раз так… кидай конец! – скомандовал Вальд.

Посреди днища корзины открылся квадратный лючок. Из лючка выпал конец с большим металлическим крюком.

– Цепляй! – отмахнул Вальд монтажникам.

Монтажники споро спустились в яму и зацепили конец за «круизёра».

– Не так, – заметил Сид, наблюдающий за процессом сверху из корзины, как пастор с кафедры.

– Больно ты умный, – сказали монтажники.

– Я же не командую концами автокрана, – резонно возразил воздухоплаватель. – Что же касается аппаратов легче воздуха…

– Ну, так спустись и сам покажи, – сказали снизу.

Сид с сомнением посмотрел на Тарраса.

– Mira, – предупредил он, – остаешься в корзине за старшего. Рукояти управления – вот.

Он быстро, как паук, спустился из корзины в яму и стал крепить машину правильно.

– Ну-ка, – сказал он, – попробуем. Вира, автокран!

Автокран взревел.

– Включай лебедку! – закричал Сид из ямы.

Барранко справился с управлением, и шар медленно пополз вниз. Корзина сравнялась с уровнем асфальта и замерла.

– Теперь подбавь-ка газку, – скомандовал Сид.

Ничего не происходило. Таррас, как полоумный, метался по корзине, не в силах найти нужную рукоять.

– ¡Joder! – воздел руки воздухоплаватель. – Там же написано: «Вира»! Сейчас сделаю сам.

Он взобрался на крышу «круизёра» и потянулся было к веревочной лесенке… но в тот же момент вулкан, курившийся все это время мирной, тоненькой струйкой дыма, взорвался с неимоверным грохотом и треском. Большинство людей, столпившихся вокруг ямы в асфальте, присело от ужаса. Таррас Барранко с перепугу выпрыгнул из корзины; Вальд по той же причине, наоборот, в нее вскочил – корзина казалась ближайшим убежищем от нового потока лавы. Действуя совершенно бессознательно, Вальд моментом нашел рукоять газа и рванул ее вверх. Вначале медленно, но ускоряясь на глазах, шар взмыл в воздух, с невероятной силой таща за собой корзину, «круизёр» и даже слегка приподнимая перед автокрана. Снизу неслись душераздирающие вопли Тарраса, застигнутого огненным потоком и обреченного на страшную гибель, какую не пожелаешь и врагу.

– Руби концы! – закричали монтажники и тут же исполнили собственный приказ. Автокран тяжко грохнулся обратно на землю. Воздушный шар, освобожденный от бремени автокрана, радостно взлетал вертикально вверх. Последним, что Вальд увидел на земле совершенно отчетливо, были люди, разбегающиеся от бешеных выплесков лавы. Дальше мелкие предметы внизу начали сливаться. Шар попал в восходящую от вулкана струю горячего воздуха; он все быстрей и быстрей набирал высоту.

Глава V

Наблюдения Вальда. – Галлюцинации. – В отчаянии. – В

«Гостином Дворе». – Инициатива Гонсалеса. – Даешь Лас-Вегас! —

Несчастный воздухоплаватель. – Труба – Восславим Господа

Вальд летел. Какое-то время он чесал репу, соображая, что же теперь делать. Похожая ситуация встречалась ему в детстве, в книжке про Незнайку, но это было слишком давно – он уже не помнил, как поступают в подобных случаях. Он повернул рукоять газа в сторону надписи «Майна», но то ли поворачивал слишком слабо, то ли при этом нужно было делать что-то еще – шар продолжал набирать высоту и при этом явно смещался в юго-западном направлении.

Вальд поневоле залюбовался открывшейся его глазам панорамой. Все недавние достижения столичного градостроительства проплывали под ним – причудливый городок Манежной площади, затем гигантский сверкающий купол белоснежного Храма; какое-то время он летел над рекой, минуя металлическую мачту со стоящим под ней Петром Первым и загодя восхищаясь прекрасным видом обновленного стадиона в Лужниках. Глаз Вальда безошибочно выхватывал из необозримой перспективы величественные символы времени: по одну руку – новенькое здание Счетной Палаты на Зубовской площади, по другую – комплексы Сбербанка и Газпрома; пролетая мимо Юго-Западной, он едва не залюбовался голубыми стеклянными многогранниками центра «Зенит», но вовремя вспомнил, что центр этот является незавершенным долгостроем, и скрепя сердце отказался от своего намерения.

Миновав район Теплого Стана, Вальд покинул территорию Москвы. Здесь он сообразил, что шар поднимается все выше и выше, и забеспокоился. Он схватился за бархатный борт корзины и закричал:

– Эй, кто-нибудь!

Конечно, он не ожидал, что кто-нибудь ответит ему. Тем более сразу двое… Однако именно так и случилось; он услышал два разных звука, перекрывших ровное гудение установки для нагревания воздуха. Один из этих звуков доносился снизу, откуда-то из-под корзины, и походил на голос Сида Кампоамора, воздухоплавателя. Голос этот был утробен, слова протяжны и неразличимы. Галлюцинация, подумал Вальд. И есть отчего: невероятное впечатление от этого Сида… катастрофа на полигоне… лихорадка и недосып последних дней…

Ему стало жутко; но другие звуки, которые он услышал прямо из-за своей спины, были еще страшнее. Звуки эти вообще не были человеческими. Некто сзади нечленораздельно кряхтел, как пришелец из видео. Только не это, подумал Вальд. Это уже чересчур. Он покрутил головой, стараясь избавиться хотя бы от одной из двух галлюцинаций, и это частично удалось: голос Сида умолк, в то время как кряхтенье за спиной даже усилилось и приобрело интонации некой угрозы. Тогда Вальд резко обернулся и увидел перед собой странное. Карикатурная, как бы сплющенная голова на очень длинной и тонкой шее выглядывала из-за нагревательной установки и, слегка наклонившись, смотрела на Вальда немигающим взглядом блестящих выпуклых глаз.

– Вот как, – сказал Вальд, не зная, что и думать.

Голова уже не издавала звуков. Вальд зажмурился и, собрав остатки мужества, заглянул за установку. То, что он увидел, слегка его успокоило. Это был всего лишь приличных размеров страус – конечно же, как и сам Вальд, заскочивший в корзину во время взрыва вулкана. Видимо, единственной целью страуса было привлечь внимание человека; едва Вальд обернулся, страус счел эту задачу выполненной и замолчал. Грустноватый взгляд его говорил: «Ну вот, теперь ты видишь, что влип не один. Давай, соображай, как будем выкручиваться».

Вальд, впрочем, и без напоминания уже серьезно озаботился вопросом посадки. Для начала он осмотрелся в корзине, центральную часть которой занимала нагревательная установка, а оставшееся пространство – множество баллонов и всяческие ящики и мешки. Вальд кратко обследовал содержимое емкостей; вытянув шею, страус внимательно и молчаливо следил за всеми его действиями. Кроме оборудования и инструментов, предназначенных для собственно воздухоплавания, в ящиках и мешках обнаружилась теплая одежда и даже немалый запас продовольствия. Вальд нашел отвертку и открутил с ее помощью несколько болтов, держащих крышку нагревательной установки. Снять крышку оказалось невозможным – ее держало еще что-то изнутри. Вальд отогнул крышку в сторону и заглянул вовнутрь. Он увидел такое количество трубочек и проводов, что ему расхотелось пытаться далее. Он прикрутил обратно болты, положил на место отвертку, сел на ящик и задумался.

Теперь ему вспомнилось, как закончился полет Незнайки. Шар просто остыл и спустился самостоятельно. Значит, следовало ждать, пока в рабочем баллоне не кончится газ. Сколько ждать – час, неделю? Где-то здесь, подумал Вальд, должен быть парашют. Наверняка есть. Может, даже не один. Но, во-первых, он никогда прежде не прыгал с парашютом, и делать это без какой-либо практики казалось еще более опасным, чем продолжать полет, а во-вторых, как же быть со страусом? Этично ли оставлять в корзине ни в чем не виновное живое существо? Он ощутил угрызения совести и представил себя на месте страуса. Сидишь себе в зоопарке, горя не знаешь… и тут тебя сдергивают с насиженного, везут к огнедышащему вулкану… в тебе просыпается первобытный ужас… с находчивостью, не меньшей, чем у генерального директора «ВИП-Систем», ты запрыгиваешь в корзину… и на тебе… Ну почему ты не орел, подумал Вальд, с досадой глядя на страуса. Был бы орел – добрался бы до земли своим ходом… Да что орел, курица и та могла бы спланировать. Вальд осторожно приблизился к страусу и, обследовав его крылья, понял, что они явно не годились ни для какого планирования. Страус проявил беспокойство и предостерегающе закряхтел.

Вальд в отчаянии выглянул из-за борта корзины. Птицы и облака шныряли вокруг него; из особенно плотного облака неожиданно вынырнул воздушный лайнер, и мимо Вальда на большой скорости пронеслась шеренга прильнувших к иллюминаторам лиц, глядящих на него с изумлением и завистью. Последним из них было лицо Алонсо Гонсалеса, который одновременно тыкал пальцем в стекло и что-то пытался объяснить соседям по самолету.

Шар, подхваченный новым потоком горячего воздуха, выбрался из облаков и резко рванул на запад. Краткое явление Гонсалеса слегка отрезвило Вальда и отняло у него остатки надежд на скорое спасение. Он понял, что помощи ждать неоткуда; единственное, что оставалось – это ждать, пока не кончится газ. Ему надоело смотреть и беспокоиться. Страшная усталость последних дней, часов и минут разом навалилась на Вальда; он вытащил из мешка что-то вроде плащ-палатки, завернулся в это, прибился под теплый страусиный бок и заснул.

* * *

В тот самый момент, когда воздушный шар с Вальдом на борту стремительно покидал испытательный полигон, Ана и Вероника покинули туалет «Французских Линий». За дверью, ведущей в коридор, никого не было. Они посмотрели друг на друга и расхохотались так же дружно, как двое до них. При этом Вероника слегка дрожала, и Ана заметила это.

– Ты почему дрожишь?

– Не знаю. От нервности. Знаешь, я боялась.

– Чего?

– Когда те двое зашли, я подумала, это Марина нас ищет.

Ана хихикнула.

– А если и так, то что?

– Сама не знаю.

– Ну, вот видишь. Глупенькая… Да Марина и не стала бы нас искать; она делает только то, что ей позволено.

– Ты уже так хорошо ее изучила?

– Да.

– Хм. А что она делает в эту минуту?

– Сидит за столиком и ждет нас.

– Посмотрим…

Едва они вновь очутились под Эйфелевой башней, Марина, как солдатик, встала из-за стола и замерла, ожидая распоряжений. Ана со сдержанным торжеством посмотрела на Веронику. Вероника развела руками и неожиданно объявила:

– У меня второе дыхание; я хочу еще в один магазин.

– В какой? – удивилась Ана.

– В любой. Просто хочу, чтобы ты еще что-нибудь померила. В «Гостиный Двор» – зайдем?

Ана подозрительно посмотрела на нее, пытаясь угадать, что она задумала, но так и не угадала. Ей стало любопытно. Они, по-прежнему втроем, зашли в первый попавшийся бутик. Вероника, отвергая помощь услужливых продавщиц, сняла с вешалки первое попавшееся платье и потащила Ану в примерочную кабинку. Здесь стало ясно, зачем ей захотелось еще.

По заведенному с утра протоколу, Марина получила в руки одежду Госпожи. Часть этой одежды она повесила в кабинке, а пальто продолжала держать в руках; все по тому же протоколу Вероника теперь должна была помочь Зайке надеть примеряемое платье. Но Вероника не спешила с этим. Вместо того, глядя на Зайку, стоявшую в комбинашке лицом к зеркалу, спиной к ней, она плотоядно облизнулась и сказала Марине:

– Дорогуша, нам с тобой здесь тесновато… Не могла бы ты?..

Нисколько не удивившись, Марина вышла из кабинки и осталась снаружи с пальтишком в руках. Выходя, она – кто знает, умышленно или нет? – оставила за собой довольно широкий просвет между полотняной занавеской и стенкой кабинки. Этот просвет был значительно шире, чем тот, что некогда изменил ее жизнь; она рассудила, что если Вероника захочет, она закроет просвет самостоятельно.

Но Вероника, похоже, даже не заметила никакого просвета. Оставшись с Зайкой наедине, она жадно схватила руками Зайкину попку, в полупрозрачных покровах такую соблазнительную, и попка подалась ей навстречу. Зайка схватилась руками за зеркало и уставилась в отражения их лиц. Она выпятила попку навстречу рукам Вероники, насколько только могла, и медленно повела попкой в разные стороны. Вероника тихонько взвыла от восторга. Руки ее поехали по двум шелковым выпуклостям; они раздвигали, сжимали, гладили, доставляли наслаждение и наслаждались сами.

Марина, прекрасно видя все происходящее в кабинке сквозь широкий просвет, подошла на полшага ближе к просвету – ясно зачем: чтобы заслонить собою просвет от нежелательного постороннего любопытства. И тут-то открылось, что Вероника очень даже заметила просвет. Не отрывая своих жадных рук от сладких Зайкиных ягодиц, она слегка повернула голову и искоса, исподлобья посмотрела сквозь просвет на Марину. «Ты поняла? – спрашивал ее темный, заносчивый взгляд. – Ты видишь, кто здесь хозяин? Не отдам! – объявлял этот взгляд. – Смотри, как мне можно, – говорил взгляд, – смотри, как тебе нельзя».

А из-за занавеси, из обыденного, общедоступного пространства, навстречу этому взгляду стремился другой – серьезный, внимательный, все понимающий взгляд, если что и говорящий, то лишь: «Я и не собираюсь…»

* * *

Вальд проснулся от очередного тревожного звука; на этот раз звук исходил, кажется, откуда-то из глубин его существа. Он открыл глаза и увидел синее небо и яркое солнце. Он зажмурился и откинул то, чем был укрыт, одновременно воссоздавая в памяти недавние события и устанавливая источник нового звука: сотовый телефон. Конечно же. Как он мог забыть? Вот он, путь к спасению – телефон, который все это время так и оставался у него в кармане.

Вальд с величайшей бережностью извлек наружу телефон и, спеша, нажал кнопку.

– Да!

– Я бы тебя не дергал… Дал бы поспать…

Конечно, это был Филипп *ов. Кто же еще, подумал Вальд, как не ближайший друг и компаньон – Партнер! – вечно ухитряется ставить его в самые идиотские ситуации… Впрочем, мысленно поправился он, нужно быть справедливым: это как раз один из тех редких случаев, когда Фил вроде бы не при чем. Вроде бы. Он посмотрел на часы. Выходило, что он проспал почти сутки. Давно так не спал, подумал Вальд. Вот что значит по-настоящему свежий воздух…

– Говори.

– Ты вообще где?

– Не знаю, – честно сказал Вальд и прислушался к звуку нагревательной установки. Звук был по-прежнему ровен и силен. Путешествие продолжалось. Вальд приподнялся и осмотрелся в корзине. Страус спал рядышком, спрятав голову под рудиментарным крылом – размеров крыла только и хватало чтобы укрыть собой его голову. Вальд встал на ноги и выглянул из корзины. Вокруг была сплошная синева; вверху она была бесконечной, внизу – сверкающей.

– Вероятно, – предположил Вальд, – мы над одним из южных морей.

– Мы? – переспросил Филипп.

– Ну да: я и страус.

– Хм, – сказал Филипп. – Там тепло?

– Кажется, да. На высоте не очень понятно.

– Хм, – повторил Филипп. – У нас проблема.

– У меня тоже, – вздохнул Вальд.

– Личная?

– Как сказать.

Филипп помолчал.

– Я понимаю, что ты устал за последние дни, – сказал он, – но раз уж ты все это заварил, отдай хотя бы инструкции. Я имею в виду Алонсо Гонсалеса. Соединить вас?

Вальд пришел в себя окончательно.

– Какого черта? – заорал он. – Что за новости?

– Вообще-то Гонсалес был как бы при деле, – невозмутимо сказал Филипп. – И его начальником являюсь как бы я… А в результате он уже пропустил обратный вылет. Партнер, тебе не стоило посылать его в Америку.

– Давай его сюда, – скомандовал Вальд, томимый плохими предчувствиями. Было так хорошо… как бывает только в детстве… и тут…

В трубке пощелкало.

– ¿Oiga?

– Здравствуй, Гонсалес, – мягко сказал Вальд.

– О, это вы, сеньор генеральный директор… Я как-то даже слегка опешил… Позволю себе поприветствовать сеньора. Кстати, не вас ли я видел на таком…

– Говорят, у тебя проблема.

– Что вы, сеньор! – вскричал Гонсалес. – Какая может быть проблема! Но я не успел спросить – не вас ли я видел в полете на таком красивом, большом монгольфьере? Вопрос, впрочем, риторический; у меня стопроцентное зрение, и я уверен, что это были именно вы. Я поневоле залюбовался! Жаль только, мои попутчики не поверили, когда я гордо сказал, что имею честь работать в возглавляемой вами эмпресе…