Текст книги "Испанский сон"

Автор книги: Феликс Аксельруд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 46 (всего у книги 77 страниц)

Она опять помолчала.

– Может быть, – предположила Вероника, – тебе нужно было перестать ходить мимо нее?

– Если бы! – воскликнула Ана едва ли не со слезами на глазах. – Однажды ночью я проснулась в холодном поту. Мне привиделось, что Саграда рушится на меня, давит, увлекает в преисподнюю… как Дона Жуана – статуя Командора… а потом я как-то вырвалась, поднялась над землей и увидела печальную, пустую поверхность… Знаете? Земля была безвидна и пуста… и дух Божий носился над водами…

Вероника поежилась.

– Жутковато. Так ты перестала ходить или нет?

– Я подумала, что нужно перестать… но что толку! Загадка храма уже овладела моей душой.

– И ты разгадала ее.

– Да.

В полном молчании Ана опять закурила.

– Предупреждаю: это моя личная мысль… я верю в нее, но никому не навязываю… я даже не хочу, чтобы поверил кто-то еще…

– Ну, не тяни.

– Вдобавок, я могу ошибаться в деталях…

– Зайка!

– Это было страшно давно, – сказала Ана. – Земля была безвидна и пуста… и так далее.

– Ага…

– Был сотворен мир. Затем Бог разделился надвое.

– Ага.

– Я не хочу рассуждать про всяких там падших ангелов, Люциферов… В общем, это не оккультная мысль. Я хочу сказать, что это никакое не учение… никакого отношения к добру и злу… Это просто версия событий.

– Зайка!..

– Поняла… Наблюдая за людьми, Бог спросил Себя, не извратили ли люди Его первоначальный замысел. И Он затруднился ответить на этот вопрос. Тогда Он решил вверить судьбу мира людям.

– Ага.

– Он загадал. Должен быть построен Храм, обобщающий все, что было… короче, Храм, подводящий черту.

– Саграда, – выдохнула Вероника.

– Да, – кивнула Ана, – так шла моя мысль. Это как сколько-то там имен Бога – не слышали? Где-то в Тибете монахи сидят и пишут на бумаге Божьи имена. Как напишут последнее, так и миру конец… А теперь представьте себе, что эти монахи все сделали правильно, а последнее имя не угадали.

– Ага. И тогда – все сначала.

– Что-то вроде. Во всяком случае, Гауди строил так, что… короче, это было бы последнее имя Бога.

– И мир бы погиб.

– Погиб? Я так не сказала; может, все люди разом переселились бы в рай. Я имела в виду конец этого мира, а что за ним – кто знает?

– Понимаю, – задумчиво сказала Вероника. – Такой конец еще надо бы заслужить.

– Ну что ты все пытаешься интерпретировать, – с досадой сказала Ана, – говорю тебе, это непознаваемо. Слушай лучше, что было дальше.

– Как, разве это не все?

– Нет; только половина.

– Ах, вот оно что.

– Все, что я говорила до этого – просто игра воображения, верно?

– Ну…

Вероника пожала плечами.

– А ты как думаешь? – спросила Ана у Марины.

– Если бы вы на этом и остановились, – сказала Марина, – то я бы думала, что это… да, игра воображения. Но я вижу, вы на этом не останавливаетесь?

– В том-то и дело, – подтвердила Ана. – Я не зря упомянула о том, что Бог разделился надвое. Он не смог бесстрастно наблюдать за событиями; одна половина Его стала помогать людям завершить этот мир, другая – стала препятствовать. И начали совершаться странные вещи.

– Например? – в один голос спросили Марина и Вероника.

– Ну, в первую очередь, этот Гауди. Откуда он взялся вообще, вне всяких школ и вне времени? Почему это за тысячи лет, начиная с пирамид, никто не строил дома в форме грибов, что растут на деревьях? Или наклонные колонны по образу ног кузнечика? Ведь это же эпохально; это как изобретение колеса. И безо всякого электрифицированного удовлетворителя; наоборот, как бы в насмешку, лет за сто до него. Он будто показал людям: смотрите, как можно. И – попал под трамвай.

– Как Берлиоз, – мрачно сказала Вероника.

– Во всяком случае, – заметила Ана, – это же не слишком обыденно? Но погодите; я рановато упомянула трамвай. Я просто хотела сказать, что странным было само появление Гауди. Да кто еще знает, что на самом деле скрывалось в его голове! Художник, к примеру, сам себе командир: раз-два, нарисовал… сейчас не оценили, так через сто лет оценят… А что такое архитектор без стройки? Но строить небывалое не так просто; архитектура – это и большие деньги, и инженерия, и городская среда… Компромисс как бы неизбежен, да? Теперь смотрите. Первый архитектор, взявшийся за Храм, почти сразу же отстраняется от работы. Потом чиновнику, осуществлявшему церковный надзор, снится сон: продолжать будет архитектор с голубыми глазами. Затем Гауди (у которого голубые глаза) является к нему и немедленно утверждается главным. Это нормально? Это – не фантасмагория? Так всегда начинаются эпохальные постройки, да?

– Хм, – сказали Марина и Вероника.

– Подозреваю, что на самом деле странных явлений, благоприятствующих строительству, было гораздо больше; позволительно ли нам знать о них? Если вначале побеждала та половина Бога, которая послала на землю Гауди, а затем возобладала другая Его половина, то не постаралась ли она скрыть следы первой? А ведь случилось именно так! – воскликнула Ана. – Смотрите: идет строительство… и постепенно начинаются странности, направленные как бы в обратную сторону. Гауди концентрируется на одном из фасадов; уже ясно, что такими темпами ему никак не успеть. Что в этом случае должен сделать творец, архитектор? Очевидно, оставить ученикам некий завет, некие общие планы. Однако учеников нет – что тоже странно; я понимаю, когда нет учеников у отшельника, у какого-нибудь Гогена… но архитектор же обречен на контакт с людьми! и наверняка была масса желающих… – но их нет, нет! – и вот, этот злополучный трамвай. Ладно, погоревали; начинается разбор наследия, и никто не может найти генерального плана. Как будто Гауди в один прекрасный момент потерял интерес к тому, чтобы закончить собор. Все, что находят – фрагменты… но потом началась гражданская война, и дом Гауди сгорел вместе со всеми чертежами. Разумеется, копий нигде не было.

Помолчали.

– Теперь завершающая глава моей веры, – сказала Ана. – Я по-прежнему не проповедую вам, просто делюсь соображениями… итак, вначале побеждала та половина Бога, что желала постройки; затем – та, что не желала. Война остановила строительство.

– Но ты говоришь, что сейчас ее строят.

– Да, уже почти полвека… но кто скажет, так ли? Сами испанцы все еще спорят. Спорят и строят. Вряд ли, конечно, нашелся второй Гауди… то есть пока что, мне кажется, вторая половина Бога – та, что хочет сохранить мир – по-прежнему побеждает…

– А если нет?

– Вот и я думаю – а если нет?

– Хорошенькое дельце, – сказала Вероника.

– К тому же, ничего не мешает завтра опять возобладать первой половине… то есть, придет новый Гауди… опять приснится кому-нибудь… порушит бездарную стряпню…

– Еслистряпню.

– Ага. Вот и вся моя мыслишка, девочки.

Марина вздохнула.

– Глянуть бы когда-нибудь хоть глазком, – мечтательно сказала она.

– Подумаешь, мечта недостижимая! – хмыкнула Вероника. – Да в Барселону едва ли не самые дешевые туры… я специально интересовалась! Хочешь, – неожиданно предложила она, – смотаемся вместе… Зайка! ты отпустила бы Марину со мной?

Ана подняла брови.

– А почему ты меня не приглашаешь?

– Тебя? – удивилась Вероника. – Ты ж там жила!

– Ну и что?

Вероника растерялась.

– Но это все равно что уехать куда-нибудь… ну, не знаю – в Израиль… а потом покупать турпутевку в Москву. Смешно, ей-Богу.

– Мне – нет.

– Ну, я не знала… конечно, я начала бы с тебя…

– Да ладно, – грустновато улыбнулась Ана, – понятно все это. Я с удовольствием съездила бы в Испанию; но ехать туда как туристка… после всего… для меня это было бы просто горько…

– Извини меня.

– Не за что. Хочешь, поезжай… обе поезжайте…

– Ты не обиделась бы, правда?

– Правда, – серьезно сказала Ана. – Только рада была бы за вас. Вы бы тогда полнее меня поняли…

– Ну? – спросила Вероника и уставилась на Марину в упор.

– Подождите, – испугалась Марина, – о чем вы? Это, между прочим, еще и денежный вопрос; хотя вы и говорите, что это недорого, но я-то знаю, о каких деньгах идет речь; у меня никогда столько не водилось. Да и вообще… весь ваш стиль… посмотрите на нас с вами, госпожа Вероника! Ну какая я вам попутчица?

– Ерунда, – махнула рукой Вероника. – Я поделилась бы с тобой тряпками, у нас близкий размер… а что денег у тебя нет – в это я, извини, не верю.

– Я откровенна с вами, – сказала Марина.

Ана с любопытством слушала их диалог.

– А были бы деньги, – спросила Вероника, – ты бы поехала?

– Не знаю.

– А кто говорил – глянуть хоть глазком?

– Ну, это я так… риторически…

– Риторически, – недовольно передразнила Вероника. – Если дело только в деньгах, значит, нужно их заработать; не знаешь как – я научу. А если дело в чем-то еще, не в деньгах…

– Можно я подумаю? – спросила Марина.

Вероника пожала плечами и отвернулась.

Домой ехали в полном молчании.

Глава XIV

За кактусом. – «Братья Блюз». – О системах наблюдения. —

Безрадостные перспективы. – Проблеск надежд. – Подчеркнуто

демократично. – Проблеск надежд. – Учет архетипа. – В метро

Утром стало окончательно ясно, что каникулы завершились. Вальда разбудил звонок г-на Х., сообщавшего ему координаты лас-вегасского поверенного, некоего мистера Мангольда; он, бесспорно, напрочь заспал бы эту важную информацию, если бы въедливый юрист не потребовал от него записать ее на бумажке и перечитать вслух.

Сделав это, Вальд поднялся на ноги и почувствовал себя на земле неуютно. Вокруг вповалку спали мертвым сном беззаветные энтузиасты воздухоплавания. Башка Вальда болела от выпитого ночью, навыки равновесного хождения растерялись; не отыскивался туалет, и пришлось присесть за большим кактусом, прижавшись к нему как можно плотнее. Сверху, из корзины привязанного к земле шара, вопил привязанный к корзине страус, требуя пищи. Сэнди и Венди куда-то исчезли; мимолетная мысль о них окрепла, разрослась и превратилась в воспоминание о волнующем ночном эпизоде.

…Они – Сэнди и Вальд – сидели по разные стороны маленького костра, влюбленно глядя друг на друга и обмениваясь краткими, незначительными репликами. О, восторг предвкушения! Еще вчера это было не более чем холодной, полушутливой идеей… да даже и не идеей – просто проходной любезностью… а сегодня звездные сферы сжимались вокруг, толкая их в объятия друг к другу, и кусочек звезды, невысокий огонь между ними, превратился в изысканный инструмент сладкой, томительной пытки. Призрачное веселье людей, заключенное между ними и звездными сферами, как бы не касалось их, было лишь фоном их страсти, медленно разогреваемой на костре… до того момента, пока из этой промежуточной сферы не выпала индейская девушка, участница ритуального танца или, точнее, карнавальной пародии на него.

Девушка эта была совсем молода. Тонкое, гибкое тело ее было убрано самым причудливым образом; обнаженная кожа, покрытая чем-то пахучим, фосфоресцировала и сверкала в свете костров; ритмично пританцовывая, девушка улыбнулась Сэнди и Вальду и протянула к ним руки, приглашая обоих к себе. Сэнди и Вальд улыбнулись девушке и улыбнулись друг другу. Им было хорошо. Но девушка не спешила их покинуть. Она придвинулась ближе к Вальду, и он вдруг заметил, что богатое, разноцветное убранство ее тела образует не ткань, но краска; лишь эфемерная, бутафорская юбочка из травы была настоящей – в остальном это юное смуглое тело было полностью обнажено. У Вальда перехватило дух. Он восхищенно глянул на Сэнди, стремясь поделиться с ней своим ощущением… и неожиданно натолкнулся на отчужденный взгляд ее глаз, сузившихся презрительно и враждебно.

Ему стало почти физически больно от этого внезапного столкновения. Он отвел свой взгляд в сторону юной танцовщицы… а та улыбнулась еще шире, еще неистовей завертела обнаженными бедрами и воздела к звездам тонкие руки, будто требуя от них благословения на свой варварский акт. И Вальд понял, что эти звезды были ее звездами; Сэнди была для них пришелицей из иных миров. Когда он, собравшись с духом, опять посмотрел сквозь огонь, по ту сторону костра уже никого не было. Тогда девушка опустилась на Вальда и полностью овладела им; уже не было для него ни звезд, ни костра, ни страсти, ни нежности – он, весь превратившийся в фаллос, ощущал лишь неимоверную сладость трения каждого крошечного участка своей кожи о теплый, влажный, упруго пульсирующий, кажущийся бесконечным туннель.

А затем сферы сжались еще плотнее, обволакивая Вальда темною пеленой; как ни старался он теперь, под кактусом, припомнить какое-нибудь из последующих событий, ему это не удавалось – на память приходили лишь виски и барбекью. Чувствуя себя от этого еще более угнетенно, Вальд натянул штаны и собрался было покормить кричащего страуса, но замеченное краем глаза движение заставило его резко повернуться. Край глаза не обманул его: со стороны города к нему приближались два человека, одетые в точности как братья Блюз (или, по совпадению, Лещенко и Винокур в номере «Мы с тобою так похожи»), то есть в черные костюмы, черные шляпы и черные очки. Конечно же, один из них был выше, а другой, соответственно, толще. Оба они вынули из карманов электронные блокноты, и Вальд приготовился к худшему.

– Мистер Паниковски? – вежливо осведомился более толстый из черных людей, предварительно сверившись со своим блокнотом.

– Он самый.

– Здравствуйте, как поживаете?

– Спасибо, хорошо; а вы?

– Ну и мы тоже.

Помолчали.

– С кем имею честь? – осторожно спросил Вальд.

– Федеральная Таможенная Служба, – ответил высокий, и оба чиновника, как по команде, щелкнули значками в обложках из кожезаменителя.

– М-да.

– Поступила информация, что вы незаконно ввезли на территорию Соединенных Штатов животное, – сказал высокий человек и, сверившись с блокнотом, добавил: – Страус, из ratites, предположительно выше 36 дюймов и тяжелее 30 фунтов, цель ввоза не установлена.

– Не отрицаю, – сказал Вальд, – но почему на территорию? Он и шага по земле не ступил. Вчера уже был один, из Службы Здоровья… в результате бедняга так и сидит наверху в коробе. Слышите, как орет?

– Он наверняка болен, – озабоченно сказал высокий толстому. – Не запросить ли подкрепление для принятия экстренных мер?

– Он не болен, – поспешил объяснить Вальд, – просто хочет, извините, жрать… Давайте я его прямо сейчас покормлю, и он тут же угомонится.

Люди переглянулись.

– Ну, о’кей.

Вальд с трудом вскарабкался в корзину и покормил несчастное животное. Ему очень не хотелось возвращаться на землю, но черные люди настойчиво ждали внизу.

– Вот видите, – сказал он, спускаясь. – Замолчал.

– Вам необходимо в течение 24 часов покинуть территорию Соединенных Штатов, – сказал толстый человек.

– Из-за страуса?

– Да.

– Но ведь он не на территории.

– Еще как на территории, – сказал высокий. – Территория, между прочим, простирается аж на 50 миль ввысь; а уж дальше – нейтральный космос.

Вальд опечалился.

– Почему же в таком случае, – спросил он, хватаясь за соломинку, – меня не остановили ранее, при первом пересечении сухопутных границ?

Чиновники переглянулись.

– А черт его знает, мистер Пеньковски, – сказал высокий человек, – может, просто не заметили.

– Разве так бывает?

– Все бывает, – внушительно сказал толстый.

– Говорят же, к примеру, что в 1987 году некий немец до вашей столицы долетел незамеченным, – прибавил к тому высокий, – да и сел в даунтауне близ стен Кремля.

– Разумеется, мы этому не верим, – снисходительно поправил толстый своего товарища, – но сам факт появления подобных слухов говорит о том, что армейские системы наблюдения весьма несовершенны.

Припомнивши про себя, что же такое могло приключиться в 1987 году, Вальд опечалился еще больше.

– Как вас зовут, джентльмены? – спросил он.

– Это не относится к делу, – сказал толстый. – Зовите меня – мистер Х, а моего спутника – мистер Y.

– Я не могу так, – возразил Вальд. – Дело в том, что мистер Х. – это мой штатный юрист; неизбежно возникнет путаница.

Люди переглянулись.

– Ну тогда я буду мистер Y, а он – мистер Z, – милостиво согласился толстый; – однако позвольте вас тоже называть мистером П., а то у вас очень сложное имя.

Вальд развел руками в знак согласия.

– Мистер Y, мистер Z! – сказал он затем насколько мог проникновенно. – Вы же понимаете, что мы прибыли сюда по воле ветров, не преследуя никаких противоправных целей. – Он вдохновился. – Произошел, можно сказать, форс-мажор. Носимые туда-сюда по безбрежному воздушному океану, а когда и вздымаемые смерчами выше облаков…

– Не нужно, мистер П., – мягко прервал мистер Y поэтичную речь Вальда, – мы с вами знаем, что это вранье. Во-первых, вас может замучить совесть; во-вторых, оно и ни к чему, так как вы имеете право хранить молчание.

– Сдается мне, что вы не таможня, – сказал Вальд растерянно. – Кто вы, откуда?

– Это не относится к делу.

– Вы хотите арестовать меня, да?

– Скажите, – спросил мистер Z, – вам знаком некий, э-э… мистер Алонсо Гонсалес?

– Да, – сказал Вальд упавшим голосом.

– Это служащий вашей фирмы, не так ли?

– Так.

Чиновники переглянулись.

– Вам повезло, – сказал мистер Y, – у вас нашлись влиятельные доброжелатели. С учетом международной обстановки… а также того, что один служащий все той же иностранной корпорации уже томится в федеральной тюрьме…

– Как, – недоуменно вскричал Вальд, – еще недавно он был всего лишь в полицейском участке!

– Никто не осуждал его, мистер П.; он в изоляторе временного содержания. Но если вы не заберете его с рук на руки и не покинете Штаты в течение 24 часов…

– Так вы отпускаете нас? – спросил Вальд, окончательно сбитый с толку.

– Вот и мы все про то же; но вы не даете и слова сказать.

Вальд приободрился, но затем опять погрустнел.

– Во-первых, до Лас-Вегаса еще нужно добраться, – сказал он, – во-вторых, у меня в Неваде еще одно дельце… Боюсь, не уложиться мне в 24 часа.

Чиновники снова переглянулись.

– Дельцем в Неваде вы называете посещение вашего лас-вегасского поверенного? – уточнил мистер Z.

Вальд сверился со своими записями.

– Да… но откуда вы знаете?

Мистер Y и мистер Z молчали.

– Вы прослушивали мои разговоры, – догадался Вальд, – теперь это очевидно. Так это был ваш вертолет? Ваш, признайтесь?

Чиновники опять, в который раз переглянулись.

– Наш, не наш… – уклончиво сказал мистер Z. – Это к делу не относится.

– Короче, – жестко сказал мистер Y. – До Лас-Вегаса вы доберетесь в сопровождении специального вертолета. Мистера Гонсалеса доставят к месту вашей посадки; туда же рекомендовано прибыть вашему поверенному. Начиная с момента посадки, вы будете находиться под постоянным наблюдением одного из нас. Вам будет запрещено: удаляться от места посадки далее чем на 200 футов, вступать в какие бы то ни было новые контакты, а также любым образом ссылаться на настоящий разговор. Вам будет предоставлена возможность выполнить имеющиеся у вас деловые обязательства перед американскими заказчиками – надеюсь, вы понимаете, кого я имею в виду. Сразу же после этого вы и мистер Гонсалес будете депортированы через Лос-Анджелес. Если у вас есть возражения против чего-либо из сказанного, вы будете немедленно подвергнуты аресту. Если у вас есть вопросы, задавайте сейчас.

– Как это гнусно звучит – депортированы, – заметил Вальд. – Ни разу в жизни меня не депортировали. Будет консул, да?

– Дипломатия здесь не при чем, – сказал толстяк. – Наши власти просто проявляют к вам дружественное отношение, не хотят раздувать инцидент.

– А что будет с Сидом и страусом?

– Мистер Кампоамор на законных правах приглашен гостем города Альбукерка; что же касается животного, то здесь две новости: одна хорошая, а другая плохая.

– Начните с плохой, – сказал Вальд, моля Бога, чтобы не сбылось его наихудшее предчувствие.

– Почему-то всегда начинают с плохой, – заметил мистер Z. – Дело в том, что животное должно быть уничтожено.

– Я так и знал, – сказал Вальд. – Какая же, в таком случае, хорошая новость? Отсрочка приговора на сто лет?

– К сожалению, отсрочка невозможна-с; хорошая же новость в том, что уничтожение будет совершено самым гуманным способом.

– Это в любом случае останется хладнокровным убийством! – гневно заявил Вальд. – Вы издеваетесь над понятием гуманности, как и вообще весь ваш якобы цивилизованный, а на деле бездушный и расчетливый мир. Я категорически против; пусть ко мне будет применено насилие, но я не дам в обиду своего пернатого друга.

– Но, мистер П. …

– Нет и нет; даже слушать не буду.

Чиновники насупились.

– Мы должны посоветоваться, – сказал мистер Z.

Они отошли к ближайшему кактусу и стали негромко переговариваться. Затем мистер Y отошел в сторону и, отвернувшись от мистера Z, стал демонстративно оглядывать воздушный шар. Мистер Z поманил Вальда пальцем к себе. Вальд подошел к кактусу.

– Не желаете ли закурить? – спросил мистер Z.

Вальд с благодарностью принял сигарету.

– Хорошая погодка, – сказал мистер Z.

– Ну, – подтвердил Вальд.

– Как-то раз был у меня похожий случай, – сказал мистер Z, ковыряя красную землю носком лакированной туфли. – Сваливается тоже с неба воздушный шар… а на нем тоже животное, понимаешь…

– Страус? – спросил Вальд.

– Ну, не совсем… уж не помню, какое животное.

– А-а.

– Да это неважно. Важно, что перспективы животного были примерно такие же, как и в вашем случае; я разъяснил эти перспективы владельцу.

– Ага.

– Владелец выслушал меня и не произнес ни слова. Когда я покинул его, чтобы привести в действие исполнительный механизм, он поместил животное в автомашину и дунул себе прямиком в Мексику… между прочим, часов семь-восемь в оба конца, если не превышать скорости.

– Ага. А что, в Мексике не существует аналогичных ограничений на ввоз?

– Не знаю, – пожал плечами мистер Z, – но это же Мексика! К примеру, он мог провезти свой груз контрабандой… или дать взятку таможенному чиновнику…

– Какой ужас.

– Не говорите. Так или иначе, животного я больше не видел.

– Простите… а как вы узнали, что он отвез животное в Мексику?

– Он мне сам в этом признался. Потом.

– Но, в таком случае, вы должны были строго наказать этого человека.

– Конечно, должен был! Я и хотел его наказать… однако, подумав, счел это нецелесообразным по моральным соображениям, а также учитывая, что его груз уже не представлял опасности для моей страны.

– Ага. Мистер Z, вы богаты наличными?

Чиновник нисколько не удивился вопросу Вальда и сверился с содержимым своего бумажника.

– Как ни странно, да. Хотите одолжить?

– Вы угадали.

– Мне кажется, – предположил мистер Z, – что вам нужно примерно двенадцать сотен долларов.

– Вот совпадение! – удивился Вальд. – Я почему-то тоже подумал именно об этой сумме.

– Извольте. У меня тут еще завалялась лишняя карта штата Нью-Мексико; вам случайно не нужна?

– Спасибо, мистер Z.

Толстый чиновник перестал любоваться шаром и осторожно приблизился.

– Мистер П., как у нас дела?

– Да ничего. Помаленьку.

– На сколько назначить вертолет сопровождения?

– Простите, – расхрабрился Вальд, – на случай, если ветры не будут благоприятствовать, не дадите ли запасных 24 часа?

– Разумная предусмотрительность, – похвалил мистер Y. – Думаю, при наличии указанного обстоятельства вопрос может быть решен в вашу пользу.

Вальд послюнил и поднял вверх палец.

– Черт возьми, ни ветерка, – сказал он. – Я думаю, есть смысл стартовать вечером. Назначьте вертолет на восемь; если повезет, к утру будем в Вегасе.

– О’кей.

Мистер Z занес данные в свой блокнот, сверился с хронометром и сказал:

– Эвакуационная команда прибудет через час.

– Что ж, – притворно вздохнул Вальд. – А можно еще один вопрос?

– Валяйте.

– Кто эти мои таинственные доброжелатели?

Чиновники переглянулись в последний раз.

– Этот вопрос, – сказал мистер Y, – выходит за пределы нашей компетенции.

– А какая вам разница? – спросил мистер Z.

– И впрямь, никакой, – согласился Вальд. – Спасибо за все, джентльмены! Было очень приятно с вами познакомиться.

– Взаимно, мистер П.

Чиновники повернулись и пошли прочь.

Глядя им вслед, Вальд вспомнил о странном случае, имевшем место после первого интервью – том самом загадочном происшествии, в котором он даже Сиду не решился признаться. Уж не в нем ли таился секрет неизвестного доброжелателя? Сходится, нет? Не понять…

Вальд стоял и смотрел на две уменьшающиеся фигурки, пока они не скрылись посреди кактусов. Потом он хлопнул себя по лбу и кинулся будить Сида.

* * *

– Нет, вы слышали? – сказала Ана. – Зря наши ноженьки исходили столько пассажей! Вальд Примаковский достиг таких успехов в Америке, что здесь они за ненадобностью отменили все свои пышные торжества.

– Как? – ахнула Вероника. – Все-все?

– Ну, почти. Осталось какое-то скромное мероприятие в «Империале».

– Ага. Но даже и для него…

– Это не то, что ты думаешь, – покачала Ана головой. – Фил специально предупредил меня, чтобы я выглядела подчеркнуто демократично.

Вероника оскорбленно хмыкнула.

– У меня есть идея, – сказала Ана. – Почему бы мне не одеться по-молодежному?

– Что ты имеешь в виду?

– В черную кожу, со всякими блестящими штуками… Это будет и подчеркнуто, и демократично.

– Зайка, ты гений, – восхитилась Вероника. – Что значит нестандартное мышление! Только вот…

– Что?

– Где мы возьмем нужный прикид?

– Я думала, в тех же пассажах…

– Не скажи. Я невзначай там посматривала туда, сюда; обратила внимание и на кожу. Видно, до кризиса все путевое раскупили, а новых поставок нет – в результате ассортимент скуден, модели претенциозны, да и вообще все это с Малой Арнаутской улицы. Ты уже не в Барселоне, подружка.

– Ты права, – со вздохом признала Ана.

Подруги задумались.

– Простите, – неожиданно спросила Марина, – правильно ли я поняла, что вы бы хотели купить молодежное кожаное изделие?

– Да, только импортное и приличное.

– Видите ли, у меня есть одна знакомая, – сообщила Марина, – она челнок, возит кожу из Турции.

– Из самой Турции? – удивилась Ана.

– Вот это да! – расширила глаза Вероника.

Они переглянулись с видом благоговения.

– Вот, оказывается, в чем зарыта собака! – сказала Вероника, постучала себя пальцем по лбу, а потом подняла его вверх. – Из Турции! ну конечно же! Правда, не знаю как насчет подчеркнуто, но уж насчет демократично…

– Да, – потрясенно отозвалась Ана. – Как же мы раньше-то не доперли?

Марина немного помолчала.

– Думаю, в основном это дешевенькие плащи и куртки, то есть товары для массового потребителя, – продолжала она затем как ни в чем ни бывало, будто бы и не замечая неприкрытой и даже где-то оскорбительной иронии старших собеседниц. – Ясно, что это не про вас, Госпожа. Но может ведь быть, что наряду с этим ширпотребом… скажем, для определенного круга заказчиков… она возит те самые вещи, которые вам нужны; а не возит она, так возят какие-нибудь ее коллеги. Я бы даже больше сказала: в дорогих салонах вовсе не настоящие демократические изделия, а так… авторские идеи, неизвестно еще удачные или нет; челноки же, если такое возят вообще, уж будьте уверены – именно то, в чем ходят на дискотеки.

Ана и Вероника опять переглянулись.

– Извини, – сказала Госпожа. – Мы действительно не подумали о таком варианте. Ты не могла бы узнать?

– Сию же минуту.

Марина подошла и телефону и набрала номер, все еще живший в памяти ее пальцев. Голос, ответивший ей, принадлежал Котику. И то неплохо, подумала она.

– Да?

– Котик, это Марина.

– Девственница?

– Пока да; вижу, ты еще помнишь меня?

– Похоже, я буду помнить тебя вечно, – буркнула Котик. – А вот ты – могла бы наконец забыть этот телефон?

– У меня к тебе дело.

– Опять вопрос?

– Нет… то есть да… скажи, ты по-прежнему работаешь челноком? Меня интересует кожа.

Котик недоверчиво хмыкнула.

– Кожи как бы на каждом углу полно.

– Меня интересует не такая.

– Хм. Какая же?

– Ну представь себе, – сказала Марина, покосившись на Госпожу, – что я надумала стать дорогой проституткой.

Ана с Вероникой зашлись в тихом хохоте.

– Это я очень легко могу себе представить, – сказала Котик, – но почему же именно дорогой?

– Потому что шмотки нужны приличные, – разозлилась Марина.

– А-а, тогда поняла. Твой размер?

– Нет.

– Так бы сразу и сказала. А какой?

– S.

Котик надолго замолчала.

– Эй, – забеспокоилась Марина, – ты где?

– Не ори. Думаю.

– Мне нужно быстро, – сказала Марина.

– Ну, приезжай.

– Когда?

– Завтра. В три.

– Завтра я днем в больнице. Я работаю – помнишь?

– Ну да. Ты передала Ольге мой привет?

– Да, – соврала Марина.

– А она передала мне?

– Нет, – сказала Марина, – но это потому, что я не собиралась тебе звонить. Если бы она знала, что я тебе еще позвоню, то наверняка передала бы. Она очень хорошо к тебе относится… как, впрочем, и я, – заметила она, подумав, что Котик сыграла немалую роль в создании ее нынешнего счастливого бытия. – Может, – скромно добавила она, – и ты когда-нибудь по отношению ко мне разлупишься; время – лучший лекарь.

– Держи карман шире, – проворчала Котик, однако тон ее все же заметно смягчился. – Мы говорим о делах; эмоции здесь как бы не имеют значения. Приезжай прямо сейчас, сходим кое-куда по соседству.

– Минуточку, – сказала Марина и закрыла трубку рукой. – Госпожа, я могу ехать прямо сейчас?

Ана растерялась.

– Но я полагала, нам нужно ехать вместе…

– Это не тот контингент, – решительно возразила Марина. – Я примерно поняла, что требуется; вначале сама посмотрю, чтобы вы не тащились черт-те куда, а уж если там действительно что-то есть, то назначу стрелку и вам с госпожой Вероникой.

– Что же, очень разумно, – одобрила Ана.

– Буду через час, – сказала Марина Котику.

– Учти, – сказала Котик, – жду ровно час; не одна ты у меня такая. Опоздаешь – пеняй на себя.

– Ага, – сказала Марина и повесила трубку.

– Не тот контингент! – с одобрительной ноткой передразнила Вероника. – Ну ты и масть, Мариночка!

– Извините, – сказала Марина обеим, – я допустила в разговоре фривольности; но, видите ли, при использовании второй сигнальной системы – с другими системами по телефону не очень-то! – необходимо учитывать поведенческий архетип перципиента-индуктора. Ежели хочешь добиться своего, с одним приходится говорить так, с другим этак… Однако мне пора бежать.

– Ты позвонишь?

– Если не возражаете, я еще приеду.

И она побежала по предвечерним улицам, счастливая, что может удружить Госпоже, и вообще счастливая от всего, что происходит. На нужную ей станцию метро можно было дойти по свежему воздуху, но, проходя мимо Арбатской, она подумала, что может сэкономить минуту-другую, если срежет угол под землей. Она спустилась вниз и заторопилась по переходу, ведущему к Боровицкой.

Идти ей было недалеко, и она уже подходила к станции, когда подле какой-то латунной, ребристой двери в стене перехода мужчина, одетый во все черное, загородил ей путь. Она сделала шаг в сторону, чтоб обойти его, но кто-то другой зашел сзади, сбоку, взял ее под руку и развернул лицом к латунной двери. Она и пикнуть не успела, как дверь отворилась и поглотила ее, увлекаемую неведомыми пленителями. Дверь мягко захлопнулась за спиною, и Марина очутилась в полутьме, в начале коридора, показавшегося ей бесконечно длинным. Ее крепко держали под руки; она дернулась раз-другой – и поняла, что вырваться невозможно.