Текст книги "Испанский сон"

Автор книги: Феликс Аксельруд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 77 страниц)

– В чем дело? – спросила она.

– Да вот, складываю в уме десять и пятнадцать.

– Нам хватит, – сказала она.

– Правда? Тогда вперед!

Они здорово чувствовали желание друг друга.

Самым сложным для нее оказалось отвадить Его змея от Царевны. У Него был бзик – Он считал неприступность Царевны своей виной. Он считал, что она страдает от этого. Она пыталась Его разубедить; рассказала – более или менее близко к действительности – историю под забором. Услышав историю, Он заплакал и сильно любил ее до самого вечера.

Потом Он стал искать способы ей помочь. Каждые пару недель придумывал все новые способы. Вначале находил каких-то хирургов, сексологов; потом – предлагал усыпить ее, загипнотизировать, чтобы сделать это незаметно для нее… Звал к целителям, к старцам, причем обязательно куда-то далеко – в Индию… в тайгу…

Когда Он в первый раз произнес слово «целитель», ей вдруг стало дико смешно. Она просто потеряла над собой контроль, принялась хохотать, как безумная. Это была натуральная истерика, каких с ней не случалось уже очень давно – несколько лет, не меньше.

Он тревожно спросил:

– Может, тебе водички?

Она с трудом приостановила свой смех.

– Целитель, говоришь… целитель… ой, не могу…

Ее опять разобрало.

– Целитель… ха-ха-ха… делает целым… целеньким…

– Ну?..

– А мне-то… ха-ха-ха… мне-то… наоборот…

Господин грустновато улыбнулся.

– Ну… разве Тебе не смешно…

– Не очень, – признался Он.

– А мне вот…

Она наконец успокоилась. Тогда Он заплакал. Он плакал часто, но только по этому поводу. У нее был простой и верный способ прекращать этот плач. Она начинала раздеваться, и Он сразу же начинал раздеваться тоже, спеша, чтоб не отстать от нее, и слезы Его моментально сохли.

Один раз Он сказал:

– Я знаю, что нужно сделать. Нужно вытеснить память об этом случае из твоего подсознания.

– Ты занялся психологией? – удивилась она.

Он густо покраснел.

– Попалась книжка.

– Как это – попалась?

– Ну, просто. Ехали с коллегой на встречу, вдруг – откуда ни возьмись, пробка. Стоим, ждем. Смотрю – в кармане дверцы книжка. Я и почитал, пока пробка была.

– Что за книжка-то?

– Фрейд…

Она хихикнула. Если в первые дни их любви Он частенько напоминал ей Корнея, то позже она с удивлением обнаружила в Нем некоторые черты медбрата Васи. Два этих совершенно разных человека причудливо переплетались в ее Господине и время от времени неожиданно проявлялись на фоне Его собственных черт, как изображения, зашифрованные в загадочной картинке. Возможно, подумала она, женщинам свойственно искать в каждом партнере следы своих прежних любовников. Возможно, это даже приятно.

– Фрейд имел в виду детские страхи, – сказала она.

– Я так понял, что все равно…

Ей стало смешно.

– Ну, и как же Ты вытеснишь?

– Нужно поехать туда, – сказал он, – в эти самые Починки… найти тех парней…

Ей перестало быть смешно.

– Прекрати.

– Почему? Я устрою… не одни же поедем…

– Пожалуйста. Только не это.

Он психанул.

– Почему? Это же скоты… они тебе жизнь исковеркали! Они должны получить свое! Они…

Он искал слова.

– Они перед тобой землю есть будут!

– Кока, – сказала она, – сейчас я заплачу.

– Нет, – сказал Он, – по этому поводу разрешается плакать только Мне.

И действительно заплакал – как обычно, лишь на первые пятнадцать секунд…

Она никак не могла найти случая открыть Ему Царство. Это был парадокс – Он был введен в Царство, не ведая о Нем ничего. Он вовсе не был дураком; Он бы постиг откровение, но что-то все время ее удерживало. В конце концов она решила, что это должно свершиться само собой, постепенно, и прекратила специально искать удобной возможности. Даже если откровения никогда не произойдет, подумала она, ничего страшного не случится. Отец завещал найти Господина и отдаться Ему, что подразумевало введение Господина в Царство, но должно ли Господину открыть– такого в Завете не было. Видимо, это второстепенно, подумала она. И тут же одернула себя: имеет ли она право толковать Завет как ей вздумается? Но, с другой стороны, Корнею было открыто, Корней был введен – не будучи Господином; Кока – Господин! – введен, но остался в неведении, и хоть бы что… Не стоит, подумала она, множить сущностей сверх необходимого; никакой это не парадокс, а просто житейский факт – явное указание на незначительность самой проблемы.

Со своей стороны, она не очень-то интересовалась Его работой и вообще остальной Его жизнью. Цветная фотография Его жены – веселой, темноволосой, на фоне экзотических пальм – стояла за стеклом в красивой рамочке, и она была довольна, что Он не пытался стыдливо скрыть от нее эту фотографию, составлявшую часть Его жизни. Он чем-то торговал, с кем-то договаривался, встречался, ругался и мирился; такой тип деятельности был хорош для их встреч, потому что не так уж сильно привязывал Его к определенному месту и времени.

Иногда Он уезжал на несколько дней за товаром. Он брал с собой сотовый телефон, по которому она могла дозвониться до Него даже когда Он был далеко. Она редко делала это: во-первых, связь все же была плохой, не всегда Его сотовый был в зоне доступности; а во-вторых, при разговоре она слишком сильно начинала желать Царя – и тем больше, чем дольше оставалось до встречи.

Один раз, пока Его не было, она набрала номер Его домашнего телефона и долго, грустно слушала гудки. Ей понравился изысканный вкус этой грусти. Она повторила свой опыт на следующий день. К ее неудовольствию, после второго гудка трубку подняли, и она услышала незнакомый женский голос. Не туда попала, подумала она, но настроение изменилось, и больше она звонить не стала.

А зря. Хотя, если бы она позвонила, тоже ничего особенного бы не произошло. Она бы сказала Ему при встрече: «Милый, в Твоей квартире как будто кто-то живет?» – «Да, – ответил бы Он, – одна парочка… Пустил вот на время отсутствия – и ребятам добряк, и дом под присмотром…» – «Хочешь, – спросила бы она Его, – я там буду жить без Тебя? Буду убирать… и приготовлю ужин к Твоему возвращению…» – «Ну конечно, – сказал бы Он. – Как-нибудь договоримся…»

Но они не успели бы договориться. Все произошло, как в анекдоте, напомнило ей случившееся годы назад. История ведь повторяется дважды, не так ли? Лязгнул замок, и входная дверь скрипнула. Господин проснулся. Рука Его бросила Царевну. Ужас появился в Его глазах.

– П–дец, – сказал Он. – Жена.

– П–дец? – переспросил задорный голос из прихожей, и женская фигура возникла в комнате. – Ты думаешь? Кому из троих?

– Мне, наверно, – предположил Господин, – ты-то здесь при чем… а уж она – тем более…

– Оденься, придурок, – сказала пришелица, – будем общаться… Так же сейчас положено, да? Морды бить как бы не в моде?

Какой кошмар, подумала она. Такого у нее еще не было… Что ж, через все нужно пройти. С кем-нибудь следующим она вспомнит…

Так она впервые подумала о каком-то другом Господине. Прежде – ни разу не думала. Начиная с момента, когда позвонила Ему, и когда таксофон сработал. Забыла все свои мысли о новой формуле, забыла всю свою информационную пирамиду.

– Какой кошмар, – повторила она вслух. – Такого у меня еще не было.

– А у меня было, – сказала жена Господина. – Через все нужно как бы пройти, разве нет?

Господин вставал, одевался. Мне, наверно, тоже нужно одеться, подумала она. Интересно, подумала, кто мне жена Господина – Госпожа, что ли?

– Как тебя зовут, милая? – спросила ее Госпожа. – Ты же видишь, что нас не представят нас друг другу. Придется как бы самим…

– Марина, – сказала она. – А вас?

– А меня – Котик.

– Котик? – переспросила Марина. Слава Царю… всего лишь Котик, а вовсе не Госпожа.

– Да. Так он меня называет. Ведь ты, я вижу, как бы любишь его?

– Да, – сказала Марина с некоторым вызовом.

– Ну, тогда для тебя только это имя и должно иметь смысл, – рассудила Котик. – Какая разница, что написано в моем паспорте?

– Вы правы, – сказала Марина.

– А как он тебя зовет?

«Царевна», – чуть не сказала она.

– Марина.

– Нет, я имею в виду животное.

– Животное?

– Ну да: зайчик, цыпленок… Обычно у него эти двое. По масти ты больше как бы цыпленок… но вот комплекция… Впрочем, мне отсюда не видно.

Котик повернулась к Господину, который оделся тем временем. Он вообще умел одеваться быстро. Раздевались они примерно с одной скоростью, а вот в одевании Марина всегда отставала от Господина.

– Дорогой, ты не предложишь мне сесть? – попросила Котик. – Я понимаю, что в своем собственном доме я могла бы не спрашивать, но… поскольку мы как бы не одни…

– Это обязательно нужно? – спросил Господин.

– Что – сесть? Я просто с дороги…

– Нет, вот все это.

– Ну, как же без этого, дорогой… Тебе, я чувствую, было здесь так хорошо… Почему же тогда твой Котик не может получить хотя бы немножечко удовольствия?

Господин преувеличенно вежливо пододвинул к Котику стул, и она села. Прямо к постели лицом. Две женщины впервые прямо посмотрели друг на друга. Она ничего, подумала Марина. Почти как на фотографии. Хоть и старше. И усталая. И несчастная – но она держится изо всех сил, и свет ночника помогает ей в этом. Она не отвернется, подумала Марина. Хочет видеть, как я буду отсюда вылезать, стесняясь, пряча взгляд, кутаясь в простыне… А вот фигу тебе, Котик. Удовольствия захотела, Котик? Получи удовольствие…

Она отбросила простыню и встала в среднем темпе – достаточно медленно, чтобы не выглядеть суетливой, но достаточно быстро, чтобы не казаться смешной. Ее вещи, как всегда после их быстрых раздеваний, были разбросаны по всей комнате, и это было удачно. Это давало возможность обоснованно ходить взад-вперед перед Котиком, собирая одежду и заодно демонстрируя ей свое тело. Ну как, Котик? Нравится? Смотри, какая я сбоку… и спереди…

– Да, – заметила Котик, – я угадала правильно; на цыпленка ты не похожа.

Господин не выдержал. Подошел, набросил на нее все-таки простыню. Она удивленно глянула на Него.

– Зачем это? Ты же знаешь, как я одеваюсь…

Он посмотрел на нее тоскливым взглядом побитого пса, виноватого, выпрашивающего невозможное прощение. Ей стало жаль Его.

– Котик, – спросила она, – можно я воспользуюсь душем?

– Ты же не спрашивала у меня, можно ли тебе воспользоваться моим мужем, – сказала Котик, – в таком случае почему спрашиваешь про душ?

– Потому что вас раньше здесь не было, – по-простому сказала Марина.

– Меня? – переспросила Котик и хихикнула.

Здорово она все же держится, подумала Марина.

– Извините, – сказала она. – Я ляпнула какую-то глупость. Я вообще не очень умна.

– Это может быть, – с готовностью согласилась Котик, – но значит, у тебя есть другие достоинства…

– Правда? – живо спросила Марина. – А зачем же тогда Он накрыл меня простыней?

Господин захохотал.

– Вам с ней нужно подружиться и сценарии писать, – сказал Он непонятно кому из них, – знаешь… сценарии таких комедийных сериалов… Все переводные, а русских-то нет еще! Кучу бабок заработали бы.

– Я привезла с собой много бабок, дорогой, – кротко сказала Котик.

– Можно мне в душ? – спросила Марина.

Котик воззрилась на нее, будто удивляясь, почему она еще здесь.

– Значит, можно, – заключила Марина.

Она прихватила свою одежду и пошла в душ. Интересно, о чем они сейчас там говорят. Сразу ссорятся – или на потом? Под душем мандраж ее полностью исчез, растворился в приятной водичке.

Душ не дал ей заметить, как Котик зашла. Она просто услышала голос из-за клеенчатой занавески:

– Дорогая, ты не могла бы…

Она отдернула часть занавески, стараясь не наплескать на Котика. А может, подумала, наплескать?

– Ты не могла бы, – попросила Котик, – показать мне, чем ты здесь пользовалась? Кроме самого душа.

Что ж, подумала Марина, на ее месте я бы тоже могла вести себя подобным образом. Почему бы и нет.

– Я трогала мыло, – стала перечислять она, – зеленый «Пантин»… Губкой пользовалась этой, – она показала, – а полотенцем вон тем, пестреньким… Кажется, больше ничем. Шапочкой не пользовалась, кремы у меня свои, затычки тоже… Да, зубная щетка еще – я ее унесу.

Она выключила душ, отдернула занавеску полностью, дотянулась до полотенца и стала вытираться. Котик не уходила, поглядывала на полотенце с выражением брезгливой ревности.

– Вы хотите спросить, – догадалась Марина, – нужно ли вам выбрасывать полотенце?

Котик хмыкнула.

– С полотенцем я как бы разберусь… а вот с мужем… Ты можешь честно сказать, – спросила она злым, но неожиданно нормальным тоном, без всякого ерничанья, – мне можно с ним после тебя? Все равно же, если что… уж будь уверена, я тебя разыщу…

Марина тоже разозлилась. Она прекратила вытираться, уперла руки в бока и наклонилась через борт ванны, приблизив свое лицо почти вплотную к лицу Котика.

– Дорогая, – внятно сказала она, – чтоб ты знала, у меня с твоим Кокой ничего не было. Понимаешь? Просто вообще ничего.

– Понимаю, – сказала Котик. – Просто вообще ничего. Просто вы спали вместе голые… но это же ничего не значит? Это как бы не в счет?

Она с ненавистью смотрела на Марину круглыми, наглыми, густо накрашенными глазами. Марину понесло.

– Я, – сказала она, – дорогая! я дев-ствен-ни-ца!.. и, если очень хочешь, я даже разрешу тебе вставить палец в мою пизду, чтобы это проверить. Прямо сейчас.

Котик обалдело моргнула.

– Чтобы ты успокоилась, – добавила Марина, чуть-чуть и сама успокоившись. – Чтоб не выбрасывала ни полотенчико, ни своего бесценного Коку.

– Годится, – внезапно сказала Котик. – Но если ты врешь, учти, я сразу же дам тебе по башке.

Она переключила водопроводный кран и стала демонстративно тщательно мыть руки над раковиной. Да, подумала Марина, это уже не похоже ни на анекдот, ни даже на историю в виде фарса.

Котик домыла руки и вытерла их о край пестрого полотенца, которое так и оставалось зажатым в руке Марины и свешивалось вдоль ее влажноватого бедра.

– Ну?

Котик вперилась в Марину взглядом недоверчиво-требовательным. Под этим взглядом Марине стало слегка не по себе, как будто она была не вполне уверена в анатомическом статусе Царевны.

Еще поцарапает мне там что-нибудь… Она присела, разводя ноги и ругая себя за детскую выходку.

Палец Котика мягко и нерешительно уткнулся в выход ее мочеиспускательного канала, и она поняла, что и Котику происходящее не очень-то – тоже, наверно, ругает уже себя, что согласилась. Да и весь ее грозный вид – похоже, просто защита, как у безобидной мухи-музыкантика, раскрашенной под осу… Бедная Котик, на что только ни готова, чтоб не обмануться в своем Коке. Но держится… умеет владеть собой… Она нащупала пальцами кисть Котика, взяла палец Котика в свои и подвела его к нужному месту. Нажала даже слегка этим пальцем… нажала еще и сильней, посмотрела на Котика торжествующе… и вдруг расхохоталась – не совсем так же истерично, как недавно насчет целителя, но достаточно нервно и, видимо, заразительно, потому что Котик вырвала свой палец у нее из руки и тут же расхохоталась тоже.

Дверь открылась. Привлеченный их хохотом, в ванную заглянул Господин.

– Подружились?

Они перестали смеяться.

– Да, – сказала Марина. – Как бы.

Поглядев на Котика, она добавила:

– Но сценария, кажется, писать не будем.

– Да если бы и написали, – хмыкнула Котик, снова вполне боевая, – его вряд ли поставили бы…

Уже в прихожей Марина подумала, что не знает, как быть теперь с Господином. Искать нового – или?.. С Кокой было так хорошо, она не хотела опять искать. Может быть, Котик опять надолго уедет… но как же это произошло, что она явилась домой – а Господин не знал заранее?

Этому могло быть одно-единственное объяснение. Котик – разведчица, не иначе. Да и видно по ней – крепкая, конкретная, отчаянная… умеет себя держать… даже в такой неожиданной ситуации… Числится поваром в каком-нибудь далеком посольстве – так же у них? – а по ночам стучит телеграфным ключом, передает что положено. Понятно теперь, почему Кока не мог ничего сказать о ней… кроме того, что повар… да и почему свалилась как снег на голову, тоже понятно…

Все же для верности она решила спросить:

– Котик, а на прощанье – кем ты работаешь?

– А тебе-то что?

– Ничего. Тебе трудно сказать?

– Да нет, – пожала плечами Котик, – если это тебе уж так интересно – работаю челноком, таскаю кожу из Турции… а ты кем?

– Медсестрой, – сказала Марина. – То есть как кожу? Тогда ты часто должна здесь бывать.

Котик поджала губы.

– Как видишь, не так уж часто, раз Кока нашел время и для тебя.

– Ясно, – сказала Марина.

Видно, разочарование слишком явно отразилось на ее лице, потому что Котик спросила:

– А ты думала, я – кто?

– Не знаю. Он сказал мне, ты повар.

– Что же, он не наврал. По специальности я как бы действительно повар. Работала поваром, да.

– Он наврал, – тихо сказала Марина. – Прощайте.

Она шла к метро, и ей было грустно. Получалось, что в тот раз она не ошиблась номером, правильно попала к Нему домой, и это именно Котик подошла к телефону. Он все врал; не ездил Он ни за каким товаром – товаром, небось, и была эта самая кожа: она привозила кожу, а Он ее продавал. Она понимала, зачем Он сделал это. Он несомненно любил ее, и любил сильно, не хотел для нее моральных неудобств: одно дело, если жена далеко и надолго, а совсем другое – сегодня там, завтра здесь.

Жаль. Кока был хорошим Господином. Теперь искать нового. Маленькое утешение, подумала она, но все-таки: Господина можно сменить, и она знает, как это сделать. Любой Господин – это Тот, кого можно сменить. Только Отец был Тем, кого сменить невозможно.

* * *

Нужно, подумала она, пересмотреть отношение к жене как явлению объективной реальности. Она по-прежнему не желала сама становиться чьей-то женой; по-прежнему не желала связываться с холостым человеком; но таких сцен, какая случилась с Котиком, она не хотела тоже. Мало того, что всякий такой эпизод и сам по себе неприятен; самое неприятное – это то, что он в любой момент может лишить ее Господина. Даже если такой эпизод фактически не произойдет, но лишь будет возможен, уже это одно должно заставлять ее постоянно мучиться предчувствием и тревогами и, конечно же, отравит всякое наслаждение жизнью.

Надлежало выработать позицию. Когда появилась Котик, у нее мелькнула счастливая мысль о Госпоже; слово, таким образом, было найдено легко и естественно. Госпожа!.. Отец ничего не сказал о Ней. Но ведь Отец ничего не сказал также и о том, как искать Господина. Незначительность откровения; праздник Дня Господина; сама ее формула, наконец – все это было продуктом ее собственной деятельности. Это были вторичные, творчески развитые ею детали нового Завета; теперь к ним должна добавиться Госпожа.

Но Господин Кока оставил ей в наследство не только слово. Наверняка сам того не желая, Он подал ей блестящую мысль: подружиться. Ведь это классическая ситуация: любовница – лучшая подруга жены. Впрочем – неслась мысль дальше – не подруга; подруга – не то. Она не должна быть подругой. Она не имеет права быть подругой Госпожи; хотя Госпожа и вторична, но Она… впрочем, почему Она? Раз вторична, пусть будет она. Итак, она жена Господина; она заведомо выше подруги. Подруга – это, например, Ольга. Марина могла позволить себе подшутить над ней или даже поучить ее в чем-то; могла обмануть ее в своих интересах – не сильно, конечно… так, слегка… С Госпожой это было бы невозможно.

Значит, Госпожа должна знать об ее отношениях с Господином? Без сомнения, наилучший, но скорее всего, несбыточный вариант… Объявление в газете: «Искусная в сексе девственница ищет супружескую пару для совместных утех». Масса предложений. Постепенно находится примерно то, что нужно. Все довольны? Но ей же не пара нужна; ей нужен только Царь, а придется иметь дело и с Царицей. Ее опыт с женщиной исчерпывался пальцем Котика; этот единственный контакт, собственно, даже не был сексуальным и не оставил в ней никаких следов. Ей не хотелось Царицы. Да и сколько продлятся эти утехи? Вряд ли газетные парочки ищут чего-либо, кроме новизны. Жалкое, игрушечное Царство… В один прекрасный момент она обнаружит, что Господа завели новую забаву – какого-нибудь мальчика, или искусственный член, или сенбернара… Нет, это не для нее.

Она опять обратилась к классике, вспоминала примеры треугольных историй – не выдуманные сюжеты, а факты: Элюар, Гала, Дали… Маяковский и Брики… Змей, все время двое мужчин, одна женщина. А наоборот? Мало читала, что-то на ум не идет… Да и эти-то были какие-то зыбкие, хилые… кто такая была эта Лиля, дала ли она Маяковскому вообще? Трудно сказать… зато Гала уж точно ушла от Элюара…

Не годилось все это. Не в помощь была ни газета, ни история; было ясно, что Госпоже Госпожово (или Госпожево? – вопрос для Ольги), а их с Господином тайна должна остаться тайной для двоих. Но вариант «Котик» должен быть исключен. Значит ли это, что ей в первую очередь нужно строить отношения с Госпожой? Проиграем сюжет. Она облюбовывает себе Господина, но знакомится с Госпожой. Именно Госпожа приведет ее в дом, и… Да, но ведь все ее кандидаты знают ее. Еще как знают… Госпожа приводит ее и говорит: «Познакомься, милый, это…» – «Знаю, – говорит милый, – уже имел честь…» Да еще краснеет при этом, вспоминая, какую именно честь имел. Госпожа, конечно, тут же настороже… Отпадает. Обратный сюжет: она облюбовывает себе Господина, является в дом с Ним и знакомится с Госпожой… м-м, как можно скорее… Хило. В качестве кого представит ее Господин? В качестве друга, что ли? Стоит Госпоже быть чуть-чуть поревнивей – вариант «Котик» тут как тут. Возвращаемся к первому сюжету.

У нее, в конце концов, формула. Она уже не нуждается в испытательном знакомстве с Господином. Она может определить Господина заочно. Итак, снова: она облюбовывает себе Господина, но знакомится с Госпожой. Госпожа приводит ее и говорит: «Познакомься, милый, это…» Кто – это? Неважно, детали; главное, познакомиться с Госпожой, оказать ей услуги, явиться в дом далеко не сразу и так далее. Раз Госпожа довольна знакомством, то и милый будет доволен… по крайней мере до того, пока у него – у Него – глаза на лоб не полезут. Да. Мужики попадаются разные. При штатной селекции Он бы, может, и пассивных фильтров-то не прошел, не говоря уже о двойной воронке, а так будет просто вынужден свыкнуться с Царством… иначе скандал: Мариночка больше в дом ни ногой – почему, милый? Ясно, что Он не сможет сказать, почему… значит, стерпится-слюбится… в крайнем случае – что ж… домов в Москве хватает… да что она все о плохом? А может, глаза на лоб отчего и полезут, так лишь от кайфа? Ведь это же тоже вполне реальный поворот. Даже более реальный… По-любому – все хорошо, просто отлично.

Значит, что – опять к первичному контингенту?

Значит, так…

* * *

Для ускорения очередного этапа своей деятельности она вынуждена была купить еще один компьютер и установить его на работе. Так как у нее не было своего кабинета, Ольга разрешила ей установить компьютер в кабинете старшей медсестры. Это потребовало некоторых изменений в расстановке мебели. Чтобы компьютер не стоял на полу, пришлось внести еще один стол, а поскольку работать стоя было утомительно, потребовался еще и стул, то есть пришлось создать целое рабочее место. Кроме того, из-за недостатка пространства в кабинете пришлось вынести в коридор один из шкафов. Пришлось также перевесить на другую стену диплом Ждановского училища, так как, по случайности располагаясь прямо над новым рабочим местом, он мог навести несведущего посетителя на нежелательную мысль, будто именно сидящая под ним Марина является старшей медсестрой и обладательницей диплома.

Все эти мероприятия, конечно, не могли не стеснить Ольгу и вызвали в Марине угрызения совести. Поколебавшись, она решила прямо высказать Ольге накопившееся у нее на душе. Ольга подумала и сказала:

– Само по себе твое вселение в мой кабинет стесняет меня вовсе не так сильно, как тебе кажется. Мы уже давно с тобой близки – зная мою ярко выраженную гетеросексуальную ориентацию, ты понимаешь, что я употребляю это выражение в смысле, далеком от всякого секса – и у меня практически нет от тебя тайн; больше того, в минуту душевной невзгоды, когда хочется с кем-то потрепаться часок-другой, мне не придется отдавать распоряжение, чтобы тебя разыскали и привели ко мне, потому что ты и так будешь под боком.

Марина восприняла логику Ольги разумом, но душа ее по-прежнему была неспокойна.

– Я понимаю, что ты говоришь разумные вещи, – сказала она, – но на душе все равно кошки скребут.

– Что же, – сказала Ольга, закурив, – раз уж ты чувствуешь внутренний дискомфорт, у меня есть следующее предложение. Я давно хотела овладеть компьютерной техникой, но не знала с чего начать, в то время как сейчас вокруг все только об этом и говорят – быть компьютерно неграмотной становится попросту неприличным. Поскольку ты меня обскакала (а в силу твоей молодости так и должно было быть), будет полезным, если ты возьмешь меня на буксир, как отстающую, и покажешь мне между делом то да сё. Это полностью скомпенсировало бы любые мои лишения и неудобства, даже если таковые существуют только в твоем воображении. Заметь, – добавила она, – что я пустила тебя сюда без всяких предварительных условий; ты сама подняла этот деликатный вопрос.

– Договорились, – сказала Марина. – Видишь? Компьютер состоит из системного блока, клавиатуры и монитора. С чего начнем?

– Это уж тебе решать, подружка. Единственное, о чем попрошу – это когда я не буду чего-то понимать (а я не в ладах с техникой и буду многого не понимать, особенно попервоначалу), чтобы ты не кричала на меня или иным излишне активным способом не выражала свою досаду.

– Нет проблем, – сказала Марина. – Ты могла и раньше заметить, что, несмотря на наши близкие отношения, я соблюдаю правила субординации.

– Дело не только и не столько в субординации, – пояснила Ольга. – Я опасаюсь, что случаи острой, активной критики, особенно повторяющиеся, а также доходящие до рукоприкладства, приведут к формированию у меня устойчивого состояния униженности, вины и т.п., что, в свою очередь, неминуемо повлечет за собой активизацию моего мазохистского комплекса с расширительной проекцией его на тебя. И мы обе рискуем в один прекрасный момент оказаться в ситуации мучительного морального выбора. Разве это то, что нам нужно?

– Разумеется, нет, – согласилась Марина.

– То-то же.

Таким образом был решен технологический вопрос; теперь она могла вводить и обрабатывать данные, что называется, с ходу. Информацию, накопившуюся к концу ее смены, она копировала на дискету, а потом вводила ее в свой домашний компьютер и продолжала работу уже на нем. Через какое-то время ей пришло в голову, что вместо того, чтобы таскать дискеты взад-вперед, она могла бы установить между своими двумя компьютерами электросвязь; она изучила принципы такой связи, купила пару модемов и подключила компьютеры вначале к телефонной сети, а затем и к сети Интернет, быстро входящей в моду вслед за собственно компьютеризацией. Она зарегистрировала себе электронный почтовый ящик на одном из общественных серверов, которые к тому времени уже расплодились, как грибы, и предлагали такую услугу всем желающим совершенно бесплатно. Но самое главное, через Интернет она получила возможность подключаться к базам данных, уже собранных кем-то до нее; это было очень удобно – в отношении по крайней мере части того, что ей было необходимо, она уже могла не обзванивать многих людей, а просто зацепиться компьютером за одну из таких баз и, как клоп, сосать оттуда нужную ей информацию.

Не все базы были открыты для свободного доступа. За одни нужно было платить – впрочем, плата была невысока, и она иногда оформляла подписку; другие по статусу предназначались для специального, ограниченного круга пользователей – возможно, каких-то высокопоставленных чиновников или секретных агентов; как-то раз, совершенно случайно забредя на одну из таких баз, она поняла, что почему-то именно они представляют для нее наибольшую ценность. Мучаясь вопросом, как бы туда попасть, она услышала по радио передачу о хакерах, то есть людях, которые профессионально занимаются взломом закрытых сетей из корысти или удали. Она посетила парочку юридических серверов и установила, что, хотя это и преступление, но наказать за него сложно из-за несовершенства действующих законов.

Тогда она разместила в сетях объявление: «Привлекательная девушка ищет хакера на разовую работу». Через несколько дней ее электронный почтовый ящик был забит разноязычными предложениями. Чтобы понять их смысл, ей пришлось наскоро изучить несколько иностранных языков; несмотря на то, что она очень старалась, на это ушло не менее месяца – и каково же было ее разочарование, когда все предложения, кроме одного, оказались скабрезными, а иногда и просто глупыми шутками.

Единственное обещающее предложение было написано хоть и латинскими буквами, но по-русски. Неведомый хакер предлагал ей честный обмен: один взлом за один минет по электронной почте. Единственным условием честного обмена был ее добровольный отказ использовать для минета одни и те же словесные конструкции, банально копируя их от раза к разу. Она не была уверена, хватит ли ей изобретательности, и спросила претендента, не будет ли ей разрешено на случай дефицита слов исполнить свою обязанность в натуре, но хакер с сожалением отвечал, что живет в калифорнийской глуши, а потому такой вариант трудноисполним из-за большой удаленности. Скрепя сердце и думая, что на несколько раз ее уж точно должно хватить, она вынуждена была согласиться.

Хакер, настоящего имени которого она так никогда и не узнала, сделал все как обещал, и она вознаградила его как только умела. Исполняя свой долг, она думала, что электронный секс тоже по-своему был бы неплох, если бы не приходилось писать латинскими буквами, отчего ее словесные конструкции лишались всякого смака, становились какими-то искусственными, безлико-стерильными; она не верила, что ее партнер испытает от этого оргазм, не была внутренне удовлетворена – она привыкла делать любую работу на совесть – и почувствовала облегчение, когда их сотрудничество наконец завершилось.

Так или иначе, результат был налицо, то есть она была внедрена в списки привилегированных пользователей и получила все требуемые пароли. Опасаясь, что через какое-то время хозяева взломанных баз ее вычислят или сменят пароль, она быстренько перекачала на свой компьютер все нужные ей массивы. Пришлось, правда, настрелять по знакомым еще с десяток «винтов», так как один ее диск оказался недостаточно емким для всей информации; после этого, пользуясь полученными от хакера инструкциями, она уничтожила следы своего пребывания в каждой из баз, затем, уже не спеша, выбрала среди карт размещения ракет на Луне, миллиарда банковских счетов и прочего подобного хлама только то, что ей действительно требовалось – все это опять влезло на единственный диск – и, наконец, тщательно прочистив «винты», с благодарностью вернула их владельцам.