Текст книги "Испанский сон"

Автор книги: Феликс Аксельруд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 77 страниц)

– Я еще буду спать.

– Понимаю. Я просто спрашиваю – когда?

– К обеду. После часа скажу на пейджер водителю.

– Партнер… – Голос в трубке замялся. – Мне сейчас нужны документы, которые ты привез…

– Нет проблем. Присылай кого-нибудь, я передам.

– Но если ты уже заснешь…

– Пусть сошлются на тебя и спросят Марину.

– Марину?..

– Да, здесь есть Марина. Я оставлю ей пакет.

Полонский озадаченно хмыкнул.

– Ну, все?

– Может, позвонишь после разговора?

– Нет, – сказал Филипп. – Приеду, поговорим.

Он нажал на кнопку и стал набирать следующий номер. Помедлил. Подумал. Опустил трубку. Собрался с мыслями. Отпил сока. Закурил.

…Согласно карте, путь к достопримечательностям вел через те самые средневековые ворота старого города, к которым они как бы уже привыкли за обедом…

Он вдруг заметил, что Девы нет на кухне. Как-то она незаметно умеет исчезать. И как-то все вовремя. Пожалуй, первое впечатление неплохое.

Он набрал номер и отрекомендовался голоску секретарши – шустрому, непростому:

– Филипп *ов, компания «ВИП-Системы»… Прошу господина Эскуратова. Ссылка на предварительный разговор наших инженеров с вашим специалистом господином Эстебаном.

– Да, Филипп Эдуардович, мы знаем. Борис Эдуардович ждет вашего звонка. Одну минутку…

В трубке забренчал электронный регтайм ожидания.

– Алло?

– Здравствуйте, Борис Эдуардович.

– Здравствуйте, Филипп Эдуардович. Слушаю вас.

– Напомню: мы уже в общем-то ваши партнеры, обслуживаем вас уже около года, но до настоящего времени наше сотрудничество ограничивалось определенной узкой областью. Это… вы, очевидно, в курсе дела…

– Да. Я понимаю так, что вы не прочь его расширить.

– Точно. И у нас есть что предложить.

– Не сомневаюсь, – голос в трубке улыбнулся, – мне доложили все, что положено… Но вы, насколько я понимаю, тоже… э… осведомлены о нашей ситуации?

– В какой-то мере, – дипломатично выразился Филипп. – Вы имеете в виду финансовый аспект или технический?

– Аспектов, э-э… хватает…

– В какой-то мере, – повторил Филипп. – Во всяком случае, технических аргументов в нашу пользу у меня достаточно.

– Мне все доложили, – тоже повторил собеседник свою фразу, и, судя по тону, нахмурился. – Вы понимаете… мы не в той позиции, чтобы проводить тендеры.

– Понимаю.

– Должны быть очень веские аргументы… в частности, и технические, но не только…

– Понимаю. Э-э…

– Да?

– Я просто хочу сказать, что в этих вещах выбор ориентации – вещь более ответственная, чем многие… все еще думают. Впрочем, кажется, вы не из их числа… В любом случае такие вопросы лучше изучать в спокойной обстановке. С обеих сторон.

– Нельзя нам тянуть, – хмуро сказал Эскуратов.

– Что ж, – отозвался Филипп, – на это тоже есть способы… Обычно на нашем рынке работают как? Приходит маркетер… изучает возможности и нужды… потом внутренние согласования, пакет в целом… потом – спецификации… юристы… Впрочем, вы и сами знаете. Тоже знаете, что все это долго и не для нашего с вами случая. – По реакции собеседника на это «нашего с вами» уже можно было кое-что определить. Реакции не последовало. Однако Филиппа не перебивали, и он непринужденно продолжал: – Итак, в нашем случае можно было бы ускорить этот процесс за счет целого ряда неформальных приемов… например, старого доброго брэйнсторминга… которые на проверенной нами практике дают отличные результаты и позволяют быстро урегулировать массу проблем. И не только технических, кстати, – добавил он значительно.

Собеседник задумался.

Вот почему Вальд так настойчиво просил, прямо-таки умолял Филиппа провести этот, в общем-то, никчемушный разговор. Это называлось у них кодовым словом «брэйнсторминг». Вообще-то под этим словом разумелся модный в пору их молодости импортный способ коллективного решения проблем. Подавшись в бизнес, Филипп не сразу научился понимать, что разговор с потенциальным заказчиком – это прежде всего разговор с конкретным человеком. Что нужно сделать, чтобы получить хороший заказ? Конечно, узнать заказчика, понять его деловые интересы и так далее, но это только видимый пласт обстоятельств; вслед за ним идет следующий – шкурные интересы директора или группы лиц; но даже если и это идет в расчет и, кажется, никто не будет внакладе, остается еще третий, глубинный пласт – скрытые связи заказчика с государством, с бюджетами, с его партнерами и просто со всяким жульем. Недоработка любого из пластов ставит крест на заказе. Но пока все это выяснишь (что само по себе непросто, дорого и не слишком надежно), ситуация двадцать раз изменится и заказ уплывет сам собой.

Как же быть? Как раздобыть информацию в комплексе? И Филипп, дурачась – тогда они могли позволить себе дурачиться – пару раз предложил номенклатурным собеседничкам организовать современную форму брэйнсторминга для выяснения, как он выражался, «блока проблем». Результат оказался неожиданным. Уяснив смысл забытого слова, оба собеседничка, как сговорившись, решили, что Филипп хитро, благовидно предлагает им неофициально встретиться для обсуждения их личных интересов. Просто одни приглашают в сауну… но ведь в сауну тоже пойдешь не с каждым, особенно теперь… а этот придумал красиво: «брэйнсторминг». Джинсы, воздушные шарики и прочая мишура, и никто не спросит – а чем ты, сволочь, там занимался. Вот так и прошли оба «брэйнсторминга». Заказчики оказались словоохотливыми людьми; блок информации был добыт, а блок проблем был улажен.

То были два первых крупных заказа, после которых «системы» заняли нишу на рынке, а семья Филиппа – квартиру на Киевской. С тех пор двусмысленное словцо стало для него талисманом. Постепенно он перестал затрудняться объяснением термина собеседникам (к чести последних, примерно треть из них все же помнила само слово, а треть из этих даже понимала, что это значит). Посреди трудного разговора всегда наступал некий кризисный момент, решающий дальнейшую судьбу контакта. Нельзя было молчать – это был верный проигрыш; нельзя было атаковать – это был проигрыш весьма вероятный; и вот в такой-то момент на Филиппа находило свыше (может быть, хорошо работала его подготовленная душем или чем еще персональная информационная сеть); тогда он замешивал, как тесто, вдохновенную импровизацию на общие темы, согревал ее непринужденной интонацией, приправлял обязательным «брэйнстормингом», а то и клюковкой впридачу, и получал-таки в итоге согласие собеседника на контакт, хотя для постороннего слушателя его речь звучала бы, вероятно, полной ахинеей.

Не то чтобы он был виртуозом этой техники. Даже в «системах», не говоря уже о более масштабных компаниях, числились настоящие профи, всякие бывшие комсомольцы и комитетчики, для которых доморощенный «брэйнсторминг» звучал, наверно, по-дилетантски. Но эти профи были – все или почти все – продажными тварями. Их можно было использовать для обработки какого-нибудь конкретного чиновника, но им нельзя было доверять слишком много информации о фирме. Поэтому они именно числились, то есть были закреплены за отделом продаж и маркетинга, но работали, как правило, на дому.

Кроме того, посреди любого трудного разговора мог быть задан специальный вопрос, то есть просто технический вопрос – и необязательно было Филиппову собеседнику для этого разбираться в технике. До разговора он мог попросить своего технаря-подчиненного снабдить его тестом-вопросиком, лакмусовой бумажкой, чтобы определить, кто конкретно с ним разговаривает – специалист, или свадебный генерал, или просто бандит при галстуке; и технарь, конечно, указывал ему такой тест, в результате чего время от времени Филипп слышал что-нибудь вроде: «Кстати… а на какой платформе вы предложили бы нам построить виртуальную частную сеть?» – и, внутренне усмехнувшись, мягко отвечал собеседнику так, чтобы собеседник понял, что говорит не просто с крупным, а с очень крупным специалистом и что это само по себе для него великая честь.

Вот по этому сочетанию разнообразных причин, несмотря на то, что Филипп был главный инженер и занимался, в общем-то, не добыванием, а выполнением заказов, в компании не было человека, более него пригодного к определенного сорта переговорам. С течением времени, с неуклонным движением вперед таких переговоров становилось все меньше. Но они не исчезли совсем, выплывали опять и опять из непостижимого волнения рынка – вот почему Вальд так настойчиво просил, просто умолял, и вот почему теперешний собеседник Филиппа задумался.

– Хм, – сказал он после паузы, и Филипп понял, что в его голове, верно, уже родилась какая-то организационная идея, но высказать ее в данный момент он не мог или не хотел. – Я вижу, как бы есть над чем подумать… – Он говорил медленно, подбирал слова. Мутный кадр, подумал Филипп. Может, к черту эту затею? – Это займет… э-э… пару дней… Скажем, так: пока я не проработаю вопрос предварительно, мы со своей стороны не будем делать резких движений. Это я вам могу обещать.

– Неплохо для начала, – заметил Филипп, – а как я узнаю?..

– С вами свяжутся, – сказал Эскуратов.

– Хорошо, – сказал Филипп. – Был рад с вами побеседовать.

– Взаимно…

Разговор завершился. Мутный, мутный кадр. Ладно, подумал Филипп; если не врет, значит, продолжение следует, а если врет, то это просто не наш клиент. Он почувствовал, что энергия апельсинового сока израсходована полностью. Каждый такой разговор отнимал у него массу сил; было противно после них, хотелось опять мыться, водку пить – в общем, делать что-нибудь такое, чтобы избавиться от шлейфа гнусных ощущений.

Он встал, потребил порцию водки и задумался о завтраке. Энергетически, полагалось бы… а душа как-то еще не просит… и желудок тоже… Он изучил содержимое холодильника. Может, салатик? Ишь какой симпатичный на вид. Или что-нибудь микроволновое? Съем салатик, решил Филипп. И чайку. И сигаретку за чайком. Все равно сейчас на боковую… до обеда…

Он зевнул, предвкушая сладкое досыпание.

Интересно, подумал он, поедая салатик, Дева – должна его кормить или нет? Как они с Зайкой договаривались? С Аной… Ана! Путь к достопримечательностям вел через те самые средневековые ворота старого города, к которым они как бы уже привыкли за обедом…

Он увидел рядом с собой Деву и полусонно удивился: оказывается, она и появляться умеет в нужное время, не только исчезать…

– Принеси-ка мне в спальню чай, – сказал он. – Крепкий, с лимоном, три куска сахару. И еще. Я приготовлю пакет, на нем будет написано: «Пшебышевский». Приедет человек, спросит тебя, ты должна будешь спросить его, от кого он. Если он назовет эту фамилию, отдашь ему пакет.

– А если не назовет? – спросила Дева.

– Не назовет – значит, не отдашь. Меня не будить. Ты умеешь пользоваться домофоном?

– Да, Ана показала…

Он поджал губы и направился к лестнице. Поднялся, зашел в кабинет, достал здоровенный желтый конверт, запихнул в него пачку привезенных бумаг и заклеил. Написал сверху: «Пшибыльский». Прихватив пакет, пошел в спальню. Чая еще не было. Он разобрал постель, скинул халат на спинку кровати и с наслаждением забрался под одеяло. И моментально заснул.

Даже не услышал, как Дева, буквально через двадцать секунд, тихонько постучала и вошла с чаем в спальню. Постояла рядышком, устанавливая, спит или нет. Полюбовалась спящим – неизвестно пока, Господином или нет. Подумала, оставлять чай или нет. Решила – не оставлять. Забрала пакет и пошла обратно на кухню.

* * *

Живут же люди, завистливо думал бывалый бармен, занимаясь ортодоксальным барменским трудом, то есть протиркой коктейльных стаканов, и исподтишка при этом поглядывая в сторону Аны и Вероники. Да-а, думал он, есть же люди… есть же счастливые люди, которые ебут таких. Бля, какие дамы! Даже на блядей не похожи. Не то что те шалавы, которых здесь по вечерам раком не переставишь. Нет, эти только по утрам – делятся, видно, свежими впечатлениями. Уж эти здесь снимать фраеров не будут. Так что зря те два кулика тулятся рядом. Ни хрена у вас не выйдет, злорадно думает бармен, кишка тонка… выложили, мудаки, на стол телефон и книжки электронные. Те, что таких куколок ебут, на стол телефонов не выложат. Тем телефоны поднесут телохранители и еще возле уха поддержат, только глазом моргни. Вот кто живет. Когда-то и он мечтал… и деньги были, и уважение… Бармен был – человек! Ебучая перестройка, все поставила кверху жопой. Был человек, а сейчас – просто чмо, ничем не лучше вечерней шалавы. Ну какие дамочки! Изысканные… утонченные… ебутся, небось, как королевы… одеты неброско, элегантно – сколько же это стоит, мама! притом без понтов, без выебонов… со спокойным достоинством… знают себе цену, сучки… воспитанные…

Хотя одна, правда, все же прокололась разок. Одолжу, кричит, мужика тебе на ночь! Да так громко, бля, на полкофейни… Вот она, блядская натура: мы, значит, думаем, что имеем вас, баб, а вы, значит, нас друг дружке одалживаете. Вот оно как! Уебываешься, значит, за вас… а вы выебываетесь тут, «шеридан» пьете, суки страшные. Я бы вас, блядищ… Я бы вам бутылку этого «шеридана»… Я бы…

Так думал бармен. Официант же Вадик прикидывал, сколько сегодня дамочки оставят ему на чай. Обычно – червончик, по-скромному… а сегодня новость: «шеридан». Сегодня с них причитается… Интересно, «шеридан» – это исключение? Или дамочки, по закону накопления, перешли в иной потребительский класс?

Каждый думал о своем, и в конце тысячелетия это было справедливо. Дама из медицинского учреждения, расположенного напротив, думала о заляпанном чем-то экране своего домашнего ноутбука. Один из ее знакомых где-то совсем в другом месте думал о Вселенной, в которой он был одинок. Девушка Марина Осташкова думала о Царе и Господине. Филипп *ов спал, улыбаясь; если человек способен думать во сне, то он думал об овцах и ослике. Вальд Патрашевский думал о Филиппе и о делах. Вероника думала об Ане. Ана думала о себе.

Рассказ Аны о бизнесе

– Второй акт мелодрамы, – объявила Ана. – Начинается с производственной идиллии на кухне с последующим актом любви под знаменем всесильного учения. Идиллия продолжалась год. Были куплены вещи. Вначале – самые необходимые, которые у нас просто не получалось прежде купить. Потом появился видик, первая ласточка обеспеченной жизни… Стали копить на машину… Была демократия, эйфория; мы быстро поверили, что станем крутыми – очень хотелось поверить – и начали брать уроки тенниса; кстати, если помнишь, мы с тобою впервые встретились именно там.

Меж тем дела в кооперативе пошли хуже. Причина была ясна. Кооператив не делал ничего нового; это был просто заводской сателлит, один из немногих жизнеспособных участков, чей оборот был выделен из общезаводского, чтобы начальничкам было проще откачивать деньги. По мере спада государственных заказов и всяческой помощи завод слабел, и соответственно приходилось кооперативу. Начальнички засуетились, повысили уровень воровства, и ко мне стали поступать бумаги, которые я не хотела подписывать. Начальнички попытались использовать Фила, чтобы меня уломать. Создалась нервная, напряженная обстановка, и я поспешила уволиться, чтобы больше не вредить ни себе, ни Филу. Однако нам этого не простили. При ликвидации кооператива Фил оказался одним из нескольких крайних. Мы легко отделались – даже сохранили видик; но деньги, отложенные на машину, пришлось отдать.

Мы стали безработными и, по закону марксизма, унылыми. Вместо любовно-производственных сюжетов на кухне теперь разыгрывались фальшивые сцены взаимного утешения. Уроки тенниса прекратились; мы уже вдвоем прятали глаза друг от друга, стыдясь хлипкости нашей быстрой мечты; крах надстройки казался неминуемым, и он бы, наверно, случился, если бы не подоспело очередное экономическое чудо, то есть сумасшедший бум электрифицированных самоудовлетворителей.

Это было именно чудо. В конце тысячелетия вдруг оказалось, что насущные цели, которые веками требовали массы времени, денег, человеческих сил, достигаются легко и просто; изощренная техника, требовавшая специальной подготовки, вдруг оказалась доступна каждому. Естественно, у нее сразу же нашлось немало врагов. Одни, пожилые чиновники-импотенты, видя в ней (и не зря) очередной фактор своей скорой ненужности, продолжали прежние песни о тлетворном влиянии Запада – идеологическая борьба, напомню, еще не была закончена бесповоротно! Другие, интеллигентные, писали философские статьи о глобальном нашествии бездуховности, пытались по-научному предостеречь.

Но джинн был уже выпущен из бутылки. Конечно, для большинства обычных людей самоудовлетворители поначалу были лишь чем-то новеньким, интригующим, лишь забавой, которой можно было посвятить много ночей подряд, не опасаясь, как в прежние времена, быть обвиненными в антисоциальном поведении и подрыве устоев – несмотря на рост мешков под глазами, на скрюченные ноющие пальцы поутру, уже одно это предрешило бы феноменальный успех новой, революционной техники. Но вдобавок, одновременно с общим подъемом «железного занавеса» столь же быстро выяснилось, что на тлетворном Западе самоудовлетворители уже не только служат средством индивидуального или олигархического потребления, но и открывают неслыханные прежде формы общения людей. После массового осознания этого факта судьба российского самоудовлетворения стала совершенно понятной.

Итак, новая техника хлынула в страну лавинообразно; но чем больше ее становилось, тем больше спрос опережал предложение. Лихорадка рыночных ниш… Слыхала ли ты такие термины – «желтая сборка», «белая сборка»? Кто первым допер, что удовлетворители нужно собирать прямо в Москве, тот стал богатым человеком. Бессистемно блуждая по рынку труда, Фил встрял в крошечную сборочную шарашку, в которой работал его приятель-однокурсник Вальд Потемковский. Шарашка занимала помещение бывшего буфета в маленьком отраслевом институте; в ней пахло прошлогодней тухлятиной, канифолью, мышиным дерьмом – чем угодно, только, слава Богу, не начальничками. Еще один однокурсник, к тому времени американский гражданин, нашел необыкновенно дешевых азиатских производителей… и пошло-поехало.

Американец комплектовал в Штатах партии тайваньских деталей, добавлял кое-что американское и отправлял самолетом в Москву. Буфетная шарашка собирала красивые и, кстати, не такие уж плохие удовлетворители, а потом продавала их по ценам, вышибающим любого конкурента. На так называемых валютных аукционах – очередной экзотике – шарашкин банк покупал доллары и отправлял их американцу. Через полгода заманчивое, опасно-недоступное прежде слово «доллар» стало обиходным в семье; Фил уже гордо именовался главным инженером, а детали начали поступать в шарашку морскими контейнерами. Институт нищал, а шарашка каждый месяц отхватывала у него по комнате и по нескольку лучших работников. Руководство, тоже, видно, кое-что имевшее с бизнеса, помалкивало, пока группа обойденных шарашкой и потому озлобленных сотрудников не устроила громкий скандал, требуя изгнать «новых русских» из института.

Шарашка раскололась. Одна партия, возглавляемая генеральным директором, считала, что нужно уступить, затаиться и перейти к закулисной политике с целью стакнуться с вышестоящей инстанцией, ликвидировать институт-паразит и прибрать к рукам все его здание. Другая – партия главного инженера – предлагала переезжать на временное место, брать в банке кредит, увеличивать обороты и вкладываться в солидное долговременное помещение. В то время было модным словечко «консенсус»; так вот, партиям не удалось добиться консенсуса. Как мы увидим дальше, пострадали все.

Вместе с главным инженером Филиппом *овым из шарашки ушли лучшие специалисты, Вальд Помяловский в их числе; он-то, имея уже определенный деловой опыт и кое-какие сбережения, и выступил одним из двух учредителей новой фирмы. Вторым был, естественно, *ов. Еще более, чем жажда наживы, им руководила моральная ответственность за судьбы людей, покинувших здание института (замечу, несмотря на то, что сам он ради нового бизнеса сразу же влез в долги, в то время как его подопечные не вложили в дело ни копеечки). Фирму назвали «ВИП-Системы». Почему «ВИП»? Ну, видишь ли… первоначальным замыслом было «ВИФ», то есть «Вальд и Фил»; «П» было идеей Фила: Вальд и Philip, Вальд и Партнер… во всяком случае, аббревиатура звонкая и респектабельная сама по себе; добавленные «системы» долженствовали завершить сугубое общее благозвучие.

Развод был более или менее цивилизованным. В результате недолгих переговоров активы шарашки были пропорционально поделены, причем «ВИП-Системы» забрали с собой товар на складе – я выражаюсь бухгалтерским языком – в обмен на оборотные средства, то есть попросту деньги, оставшиеся у директорской партии. Судьба последней забавна и, мне кажется, заслуживает короткого рассказа. Эта часть шарашки, как уже ясно, осталась в институте и погасила конфликт, пригласив на освободившиеся рабочие места бывших озлобленных работников института, которые были, конечно, просто профнепригодными. Формально их брали по совместительству, то есть часть времени они как бы продолжали работать на институт, создавая выгодную для руководства института красивую картинку дружбы бюджета и коммерции. Фактически же эти люди так и продолжали бездельничать, только уже не на одной работе, а сразу на двух. Интриги в высшей инстанции не удались, поскольку акции институтского руководства лишь поднялись в результате столь удачного решения конфликта; тогда директор шарашки, рассчитывая использовать люмпенов-совместителей в качестве пятой колонны, повел против руководства открытую борьбу в стенах самого института. Уже некогда и некому было следить за рынком и за качеством продукции. Ставка на люмпенов тоже не оправдала себя, так как одни из этих людей боялись, что шарашка, овладев позициями, выгонит их из двух мест одновременно; другие же, более осведомленные, поняли, что дни шарашкины сочтены и что хорошо бы остаться хотя бы в институте. Директорская шарашка тихо умерла с уходом последней группы мало-мальски компетентных работников, которые, оценив ситуацию, с повинной головой явились к Филу и в красочных деталях поведали ему все вышесказанное.

Прости мне такое подробное отвлечение – наверно, я должна была собраться с духом, а может, просто хотела оттянуть самую грустную часть моего рассказа… Итак, директорская партия проиграла; однако Фила, увы, тоже нельзя назвать победителем. «ВИП-Системы» сумели справиться с техническими проблемами, то есть нашли помещение и даже удержали большинство клиентов, но, как я уже упомянула, денег у них не было, а запасы деталей быстро уменьшались. Срочно нужны были новые поставки, и Фил со Вальдом побежали по банкам, пытаясь добыть кредит. Банки видели, что дело хорошее и надежное, однако по правилам требовался залог; кое-кто соглашался взять в залог остатки товара, но этого было очень мало. В директорской партии остались хитрованы, беспринципные дельцы, без которых, однако, любой бизнес как суп без соли; такие люди нашли бы подходы к банку, нарисовали баланс, заложили контракты, наконец, вообще обошлись бы без залога, но Филу все эти фокусы были не по зубам. Наконец, когда фирма уже готова была разбегаться, Вальд нашел маленький банк, согласившийся дать немного денег под залог не менее чем двух квартир… [1]1
  В этом месте своего рассказа Ана начала запинаться, так как у нее стало перехватывать горло.


[Закрыть]…А кто должен был… заложить? Кто бы… согласился? Учредители… то есть, тот же Вальд Пошехонский… и мы…

[2]2
  Здесь Ана заплакала и продолжала через минуту.


[Закрыть]

Ты помнишь нашу старую квартиру, в которую мы съехались после свадебных обменов и которую, как я говорила тебе, мы продали перед моим отъездом в Испанию? Так вот: не продали мы ее. Я сразу почувствовала неладное с этой затеей. Оформляем документы, а у меня кошки скребут на душе. Пришли от нотариуса… тоска такая накатила… Фил счастлив – дело выгорает! – а я реву, прощаюсь со своей квартирой… он, бедолажка, решил, что это я от радости, с нежностями полез… Конечно, я могла бы воспрепятствовать. И очень даже просто. Но он так хотел этот кредит. Он сны видел про кредит, глаза его горели, он источал энергию; это был лидер – никогда раньше он не был лидером! – и я не смогла. Я малодушно гнала прочь черные мысли о квартире, наслаждаясь новым Филом и своим к нему каждодневно обновляющимся чувством. Надстройка оторвалась от базиса и понеслась ввысь. К солнцу. Как Икар.

Ты уж, конечно, угадываешь, что произошло; да, мы потеряли обе квартиры, их просто отняли у нас, не вернули ни одной… Как, спрашиваешь, это было сделано? Подло и мастерски. Подробности? Изволь… О, проклятые жулики! У «систем» появилось несколько новых клиентов, розничных торговцев-программистов, симпатичных, разговорчивых… согласились на высокие цены, но – в рассрочку… даже частичную: половина вперед, остальное – с продажи… Не могут же подвести сразу все, верно? ВИП уже знали рынок, это да; но они не знали, что скрытая, серая, неприметная личность в банке тайно дирижирует их счетом – по тогдашним правилам, их единственным счетом! – и еще за несколько дней до возврата кредита они были спокойны, так как на счете уже скопилась изрядная сумма, служащие банка вежливо улыбались, да и клиенты вот-вот должны были заплатить, просто со дня на день. Эти дни шли… и клиенты, в общем, платили… правда, меньше, чем обещали, но ведь это обычное дело, житейское, каждый норовит заплатить чуть позже, а клиентами, как ты сама понимаешь, не бросаются…

Невдомек было Филу со Вальдом, что серый человек, поглядывая на растущую колонку цифр, уже накопил в секретном ящике своего стола силу для удара в спину «системам». Чтобы заблаговременно и красиво начать выплату кредита, ВИП направили в банк поручение снять накопившиеся деньги, пустить их в частичный расчет; но на следующий день они увидели, что поручение осталось неисполненным, так как в тот же день – вот незадача! – на счет «систем» поступило сразу несколько платежных требований.

Да, дорогая, в то время были такие финансовые инструменты – сейчас их нет; получив такое требование, банк должен был автоматически удовлетворить его, списав деньги со счета клиента безакцептно, то есть без согласия клиента и даже без его предварительного уведомления. По таким требованиям снимались деньги в бюджеты и фонды, за электричество и телефон, и даже любой поставщик в принципе мог этим воспользоваться. Требования направлялись только в банк; сам же клиент знакомился с ними только при посещении банка – и уже, так сказать, по факту списания.

Итак, требования пришли почти в один день, как будтопредварительно были кем-то бережно накоплены – не то чтобы «системы» совсем их не ждали, но не все сразу и не в последний момент… Увидев выписку из банка, ВИП забеспокоились, самолично поехали по клиентам. «Завтра»… «вот-вот»… «бухгалтер ушла в налоговую»… На следующий день кое-какие деньги поступили, но тут же подоспели и новые требования; очередная выписка была еще хуже. ВИП бросились в банк. Служащие были так вежливы… Продлить кредит? Нет проблем, зайдите к вице-президенту… правда, в данный момент он в отъезде, но в среду непременно вернется… или в четверг…

Запахло жареным. ВИП начали лихорадочно искать деньги у друзей, у поставщика-американца… слишком много и слишком поздно… Срок кредита истек… еще парочка требований… потом – пошлый спектакль в банке: озабоченный вице-президент, неприступный главбух, некстати захворавший юрист, заместитель которого не может решить проблему… Это были самые тягостные дни, когда мне все уже было ясно, я уже думала, куда что вывозить, а эти двое сидели на кухне, строили какие-то планы… кого-то дождаться… кого-то сводить в ресторан…

Квартиры быстро дорожали в то время. Я посчитала: кому-то ловкому наша квартира досталась за четверть рыночной цены. Как и Вальда, впрочем; но Вальд был один, ему было проще; и у него была лишь оставшаяся после развода крохотная квартирка черт-те где, а у нас… ты же помнишь?.. Почему не сказала тебе? Ну… потому что тогда мы еще не были с тобой так близки и вообще редко виделись… Я и маме не сказала… Трудно сказать, почему; наверное, стыдно было… впрочем, нет: я не жалею об этом, а значит, нечего было и стыдиться; все было сделано правильно, и если чего-то и жаль, то не квартиры и тем более не денег, а только нас самих… надежд этих обманутых… Сашеньку… Нет! Я опять неправа. Не жаль ничего этого. Все, все было правильно, иначе не было бы того, что есть сейчас. Жаль, что Фил унижался какое-то время перед подонками – вот без этого уж точно можно было бы обойтись.

Потому что дальше он вел себя как настоящий мужчина. Я горжусь им! Мы съехали с квартиры, выкрутились кое-как с жильем, зато деньги остались в обороте. Когда до Фила наконец дошло, как с ним поступили, он был просто вне себя; пару дней я просто боялась за него, как бы он что-нибудь не выкинул… ходить пыталась вместе с ним… в итоге все это, к счастью, вылилось в неистовый трудовой порыв, и фирма медленно, но верно пошла в гору. Фил работал как сумасшедший, а я занималась какой-то нескончаемой бытовухой… полочки, чемоданы, тараканы, краны текущие… а еще, помню, носила ему еду на работу. Фил победил. Иначе быть не могло – он был неудержим; его прозвали «Бешеным Филом» на фирме. «Системы» получили пару крупных заказов, и мы взяли квартирку на Киевской… ну, ее-то ты помнишь получше.

Тем временем рынок удовлетворителей менялся, переходил к крупным компаниям, и ВИП методично перебрались в многообещающую нишу сетевых технологий. Они съездили в Калифорнию, расширили связи; вернувшись, купили по машине, обновили кадровый состав и, наконец, осуществляя старинную мечту, сняли в аренду целый этаж добротного, удобного здания в хорошем районе. Однако теперь у Фила была новая мечта.

Даже две мечты; это был какой-то комплекс, связанный с тем, что случилось в банке. Во-первых, он пожелал заиметь (построить, купить, оборудовать…) отличную квартиру в двух уровнях, со многими комнатами, зимним садом, кухней «Бош» и так далее – короче, именно ту квартиру, в которой мы сейчас живем, и это прекрасно. Вторая же мечта… Я не знала о ней. Он вбил себе в голову, что должен найти человека, который обобрал нас с помощью банка, и… в общем, я даже не знаю, что он хотел с ним сделать, но уж во всяком случае не меньше чем сам поимел от него.

А на моем горизонте появилась – Испания…

* * *

Согласно карте, путь к достопримечательностям вел через те самые средневековые ворота старого города, к которым они как бы уже привыкли за обедом…

Воспоминание заело. Он помотал головой, ускоренно прокручивая память; в глазах зарябило, фрагменты слились в сплошной трудноразличимый ряд. Он прикрыл глаза и резко затормозил где попало, остановился совсем, передвинул иглу проигрывателя, включил «play» на первом же случайном эпизоде.