Текст книги "Испанский сон"

Автор книги: Феликс Аксельруд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 77 страниц)

– А разве тебе не нужен? Мы только что обнаружили у тебя проблему.

– Это не проблема, – рассмеялась Марина, – скорее забавная новость… А еще вероятнее, что это не более чем естественно: вы обе такие красивые, вы все делаете так красиво… Кому же не нравится любоваться красотой?

– Только любоваться?

– Думаю, да. То есть, я хотела бы только любоваться.

Вероника хмыкнула.

– Ты уверена?

– А почему ты спрашиваешь об этом с таким пристрастием? – лукаво осведомилась Марина. – Все еще ревнуешь ко мне Госпожу? Или… уж не хочешь ли ты соблазнить меня – а, Вероника?

Марина улыбалась, глядя на растерянное лицо Вероники. Ну правда, сколько можно играть в поддавки.

– Я пошутила.

– А я думала, нет.

Настала очередь растеряться Марине.

– А если бы я стала соблазнять тебя, – тихо спросила Вероника, и в ее глазах мелькнул опасный огонек, – ты бы… что? Пожаловалась бы?

– Вот еще, – сказала Марина. – Я не предательница.

– Но ты бы могла позволить себя соблазнить?

– Скажем… вряд ли я поддалась бы соблазну.

– А если бы… если бы госпожа тебе приказала, – не отставала Вероника, – стала бы ты со мною спать?

Марина напряглась, припоминая формулу, в которой ей удалось изящно разрешить этот вопрос с Госпожой.

– Стала бы, – сказала она, – но пойми меня, Вероника: я действительно могла бы делать все, что потребовала бы от меня Госпожа, и даже получала бы от этого удовольствие… Однако в некоторых вещах это удовольствие происходило бы не от моих действий, а лишь от того, что я выполняю желание Госпожи.

– Значит, – заключила Вероника, – ты не получила бы настоящегоудовольствия от любовного акта со мной.

– А ты как будто этим разочарована. Мы же просто играем словами, разве нет?

– Сама не знаю, – сказала Вероника. – Во всяком случае, мне очень нравится эта игра. Она щекочет мои нервы… и, ты знаешь, я опять возбудилась… не думай, что я такая уж маньячка, но сегодня поистине фантастический день! и если ты не против, я прямо сейчас поднимусь наверх… и…

– Это же дом твоей подруги, – подняла брови Марина, – как я могу быть против…

– Хочешь со мной? Посмотреть?

– Да. С удовольствием.

– Тогда быстрей…

Они нетерпеливо бросились вверх по лестнице. Вероника на ходу расстегивала на себе одежду, стаскивала с себя юбку, теряла туфли; добравшись до ложа, она была в одних трусах. Она спустила их лишь до колен и сразу же погрузила обе руки в жаждущую их глубину меж бедер; Марина наклонилась над ней, помогая избавиться от докучной принадлежности, и с наслаждением вдохнула острейший запах Вероникиной пизды. Буквально нескольких движений задом, ногами, пальцами хватило Веронике, чтобы кончить столь же бурно, как и в прошлый раз; она закричала громко и радостно, ни на йоту теперь не сдерживая себя, и Марина опять, второй раз за сегодня – права Вероника, фантастический день! – почуяла собственную пизду… и опять решила ей не отказывать.

Впервые в жизни она делала это не перед зеркалом, а перед живым человеком. Она без единого слова сняла с себя непременный передничек и, держа его в пальцах, отставила на расстояние вытянутой руки и бросила на пол. Она расстегнула блузку и сбросила ее с себя, оставшись в глухом лифчике из плотного полотна. Она распустила «конский хвост» и резко развернулась всем телом, отчего ее русые волосы волнообразно взлетели в воздух и, сверкая, разметались по обнаженным плечам. Затем она расстегнула юбку, медленно стащила ее через голову и бросила на кровать рядом с Вероникой, и ее русоволосая, ничем больше не прикрытая пизда сперва краешком высунулась из-под нижнего пояса над чулками телесного цвета, а потом и открылась полностью, предстала во всей своей красе перед взором очарованной Вероники.

После этого, оттянув руками верхнюю кромку лифчика, она извлекла наружу тяжелые, плотные груди. Она обратила их к влажным зеркалам Вероникиных глаз, поддерживая снизу широко расставленными пальцами левой руки так, что правый сосок оказался между ее ногтями. Она изогнула свой стан, выставляя пизду вперед, ближе к Веронике. Она широко раздвинула ноги. Пальцами правой, свободной руки она раздвинула складки, прежде скрытые треугольником русых кудрявых волос.

Только сейчас, когда пред взором Вероники раскинулся вид темно-розового рельефа, когда ноздри Вероники затрепетали от запаха, покорившего их, лицо Марины начало искажаться, нарушая неприкосновенную прежде печать бесстрастия. Ее глаза потемнели, зрачки расширились; она закусила губу и издала короткий стон. Она оторвала руку от груди и обеими руками, так же, как и Вероника за пять минут до того, впилась в набухшие складки, все шире раздвигая их, все больше выгибаясь навстречу лицу Вероники и жадно пожирая глазами это лицо – свое собственное отражение, достигшее предначертанных ей вершин непристойности и бесстыдства.

Потом она без сил опустилась посреди разбросанного тряпья и, привалившись к кровати спиной, замерла без движения. Глаза ее вновь стали прозрачны. Нога ее зрительницы, милостиво протянутая сзади, тяжело и тепло покоилась у нее на плече; волосы ее светлыми струями ниспадали на эту прелестную, неожиданно столь родную ногу, и губы ее касались пухлых, чувственных пальцев, запечатлевая на них фотографически долгий, исполненный благодарности поцелуй.

* * *

Дорогая! Вряд ли есть смысл разбираться в докучных подробностях проблем связи. В любом случае наша связь несравненно надежнее традиционной почты. Мы уже начинаем считать посланием целый сеанс, а ведь он состоит в среднем не менее чем из десятка отдельных посланий; и до сих пор ничего не пропадало. Собственно, ничего не пропало и в прошлый раз – к сожалению, я не мог отправить Вам ни строчки; «неизъяснимое наслаждение», оставшееся от моих предыдущих строк, каким-то образом уползло в наш почтовый сервер, и больше машина ничего от меня не приняла. Ваши же несколько посланий, полных недоумения и досады, дошли до меня в целости и сохранности. Поверьте, моя досада была не меньше.

Однако Бог с ними, с этими техническими проблемами. Меня больше интересует наш с Вами архипелаг. Мой член (увы, не Ипполит – всего лишь узник на крепкой цепи между чувством и мыслью) в тот раз слегка приуныл от осознанного одиночества. Однако, вдохновленный Вашим мужественным решением кончать во что бы то ни стало, он вновь окреп, воздвигся – и, побуждаемый обеими моими печально свободными руками (одна из которых несомненно чувствовала себя безработной), довольно быстро исторг среднее количество спермы. Этот акт оставил меня смутно неудовлетворенным – как тот, пролетарский (помните?); я будто обманул сам себя. Если еще раз случится такое со связью, я лучше прекращу. Хотя физиологически от этого скорее вред – как и от всякого coitus interruptus.

А Вы?

SEND

А я оказалась умнее, мой милый: я уж давно научилась как следует кончать от наших старых писем. Я просто открыла одно твое старое, но особенно волнующее письмо, вспомнила, как кончала от него, да еще добавила к этому новые ощущения… короче, все вышло ОК.

А еще скажу тебе следующее: ты, как и все мужчины, ужасно капризен. Каких-то несколько месяцев назад ты только в оффлайне со мной и кончал. Забыл, что ли? Как я предложила попробовать онлайновый оргазм, а ты еще с месяц менжевался, разводил свои интеллигентские разговорчики. А потом, когда наконец согласился и понял, что это класс – облом со связью, видишь ли, уже вредит потенции. Эх вы, мужики…

Ладно. Не буду больше тебя критиковать, а то еще начнешь переживать так, что и впрямь не встанет. Давай лучше расскажу о сегодняшнем дне. Я опять посещала секс-шоп. Я подумала, что, может быть, найду там что-нибудь похожее на искусственные челюсти. Мне даже показалось, что я видела такое в свой первый визит, но из-за недостатка соответствующего сексуального опыта просто не обратила внимания на это.

SEND

Сам понимаешь, за несколько дней ни сам магазин, ни его ассортимент не могли существенно измениться. (Разве что двухголовых раскупили – именно тех, что понравились мне.) Девушка меня узнала и поздоровалась со мной, однако слегка настороженно. Подумала небось, не пришла ли я возвращать Ипполита. А я еще раз похвалила себя за то, что обработала Его так хорошо.

И, представь себе, мне даже не потребовалось опять рассматривать все подряд полки – я тут же увидела несколько отличных ртов. Вот что значит подготовленность! Рты были в основном, кажется, женские; вообще-то, как я убедилась, определить пол отдельно взятого рта не так-то легко. Некоторые рты были электрифицированные, некоторые механические, а еще был рот, одновременно согревающийся, сосущий, увлажняющийся изнутри и притом всего на двух маленьких батарейках; если бы он был сделан не в континентальном Китае, а хотя бы в Малайзии, я бы точно не удержалась, чтоб его не купить.

Решив в таких обстоятельствах не торопиться с выбором, я осмотрела зал. Посетителей было совсем немного, и конечно же, я сразу узнала среди них ту самую парочку, которую видела в прошлый раз – я говорю не о супругах, а о двух девочках дискотечного возраста. Они стояли, тесно прижавшись друг к дружке, и держались за руки. Они смотрели на те двухголовые члены, которые еще оставались в продаже. Тут до меня и дошло, что это любовницы; наверно, я могла бы это заметить и в тот раз, но внимание мое тогда было поглощено совсем другими вещами.

Как ни странно, я впервые в жизни видела живых лесбиянок, притом таких молоденьких. И одно дело, когда они в постели, а совсем другое – когда вот так, в быту. Они показались мне такими трогательными, беззащитными… ну, как Ипполит, когда я Его выбирала. Они как бы вдвоем противостояли ужасному окружающему миру. Никогда обычная парочка – разнополая, я имею в виду – не вызывала во мне таких чувств… даже самая трогательная, даже старик со старушкой.

Да, подумала я; видно, в этом что-то есть… Никогда я не ощущала в себе никакого гомосексуального импульса. Никогда не завидовала описанной поэтами высоте таких отношений, никогда не стремилась испытать. А вот тут, глядя на этих девиц, почему-то призадумалась… да и даже не глядя – застеснялась дальше глядеть. Стыдно мне стало, будто подглядываю. Хотя тоже странно – столько раз в жизни подглядывала… В общем, я побыстрее вышла из магазина – даже рот не купила; не то забыла, не то расхотелось покупать.

Дура я, да?

Не пиши мне сейчас; пусть это будет в оффлайне. Как в старину. Напиши мне длинное письмо со всякими рассуждениями, как в старину. Я сегодня не хочу заниматься сексом ни с кем – ни с тобой, ни с собой, ни с Ипполитом. Посмотрю телевизор да и лягу спать.

Какая скотская жизнь! Что бы я делала без тебя, мой цыпленок? Мне взгрустнулось. Только не надо меня утешать; если твое письмо будет еще более грустным – пусть. Может быть, нужно поплакать. Я давно не плакала – а ведь это тоже типа воздержания, а значит, неправильно и вредно. Я целую тебя.

SEND

Глава XII

Воздушные приключения. – Неравный бой. – О приготовлении

меч-рыбы. – Тайный воздушный маневр. – Как правильно называть

Лас-Вегас. – Finir la comedia. – Трюк братьев Бонж. —

Горячий прием. – Каково быть 36 дюймов росту

Много, очень много мог бы порассказать Вальд о своем замечательном, небывалом путешествии. О том, например, как они попали в жесточайший шторм; неба не было видно, и снасти скрипели под высоченными волнами. Посреди горячих молитв Вальд в отчаянии звал Сида, но Труба отвечала молчанием, казавшимся гробовым. Вальд уж поверил, что его спутника смыло волной с гладкой крыши, уж приготовился было оплакать его, даже вспомнил кусочек заупокойной мессы… но когда стихия отступила, Труба неожиданно ожила. Сид, оказывается, проявил незаурядную ловкость, посреди шторма залез в «круизёр», да так и отсиделся в его комфортабельном салоне. Внутри прочной автомашины он чувствовал себя в полной безопасности, в то время как Вальд со страусом, беззащитные, промокли до нитки. Вот смеху-то было!

Или как на них налетел гигантский орел, из тех, что гнездятся на башнях Атлантиды – единственном, что осталось от древней цивилизации над водой и что неизменно принималось спутниками-шпионами за пару оторванных штормом буйков из-за их круглой формы. Вальд пришел в ужас, завидев чудовище. Из рассказов Сида он уже знал, что гигантские орлы просто так не нападают. Приблизившись к шару, орел издал громогласный, низкий крик, развернулся к корзине когтями и попытался схватить страуса. Злополучный страус, со своей длинной шеей и несуразной башкой, видимо, так походил на орлиного детеныша, что даже зоркая птица ошиблась. Меж тем вихрь, создаваемый огромными орлиными крыльями, резко толкнул шар вперед; орел промахнулся и пошел на второй заход с еще более громким и злобным клекотом. Вальд разозлился. Забыв о страхе, он схватил сделанный из титана баллон и что есть силы шмякнул им по когтистой лапе, вновь нависшей над перепуганным страусом. Орел, не ожидавший отпора, поджал лапу и отстал ровно на секунду – но этого Вальду хватило, чтобы, оценив обстановку, набросить на страуса спальный мешок. Приблизившись вновь, гигантская тварь уже не увидела своей цели – и понемножку скисла, отстала… Это была самка, подумал Вальд, орлица; все, что ей нужно было – это птенец. То-то теперь должна горевать бедняжка… так или иначе, им несказанно повезло.

А еще позже внезапный смерч, родившийся в глубинах Бермудского треугольника, поднял шар высоко-высоко, а потом снова сбросил его чуть ли не в пучину и долго тащил этот несчастный шар, напрочь обледенелый, так низко, что «круизёр», казалось со стороны, мчится по сверкающей водной глади, ровной, как международное шоссе. А когда на колеса начала наматываться саргассовая поросль, когда на горизонте грозно воздвиглись коралловые рифы и уже казалось, что автокатастрофы не миновать, из мутных глубин навстречу конструкции выпрыгнула меч-рыба и, вращаясь штопором в воздухе, нацелилась протаранить воздушный шар. И несдобровать бы смельчакам… но опять подфартило: ледяной панцирь как раз подтаял под тропическим солнышком, и колеса «круизёра», словно шасси взлетающего самолета, оторвались от гладкой поверхности; пришелица из глубин промахнулась, как и орел до нее – вместо мягкой оболочки шара угодила в струю жарчайшего воздуха, да так и сготовилась там. Вот это были кадры! А какая была вкуснятина! Воздухоплаватели угостили меч-рыбой Сэнди и Венди. Репортеры, сопровождавшие шар внутри больших и маленьких вертолетов в надежде, что хоть что-то отломится, пуще меч-рыбы сгорали от зависти к GNN International, так ловко и своевременно заключившим эксклюзивный контракт.

А еще мог бы Вальд рассказать о не очень страшном, но очень странном событии, случившимся чуть ли не сразу после их с Сидом первого интервью. Мог бы рассказать, но вряд ли стал бы рассказывать, так как событие это было уж до неприличия странным; он и Сиду-то о нем не рассказал. Вальд был настолько озадачен, что первое время и думать не мог ни о чем ином; только шторм, разыгравшийся в тот же день, перебил эти становящиеся уже навязчивыми мысли. После шторма же, в свете вновь обретенного солнышка, недавняя тайна поблекла, перестала волновать; хорошенько еще раз подумавши, Вальд решил, что случившееся просто привиделось ему – ведь, как известно, люди видят только то, что хотят увидеть. И он успокоился – вплоть до того момента, пока не раскрыл в лимузине окно и не увидел в нем… впрочем, все по порядку, иначе неинтересно. Тем более что самое-то необыкновенное испытание было у Вальда еще впереди – случилось оно на восьмой или даже десятый день путешествия, после прямого эфира.

Стояла тихая техасская ночь; шар тащился не быстрее полусотни узлов, и Вальд, донельзя утомленный телевизионщиками, вырубился прямо посреди вечерней молитвы. Истинно, Спаситель испытывал его! Проснувшись во тьме со смутным ощущением невыполненного долга, Вальд выглянул наружу и вдруг увидел внизу, совсем рядом, какие-то костры. По его вечерним расчетам, до Невады было еще часов десять, а то и все одиннадцать… и уж если даже он и проспал столько, вокруг должен был стоять белый день. Вальда обуял ужас, больший, чем при встрече с меч-рыбой и даже с гигантским орлом – половина контрактной суммы была под угрозой.

Шар не двигался вообще; более того, он явно снижался. Растерявшись, Вальд не сразу угадал причину такой напасти. Потом он сообразил, что костры внизу прямо указывают на чей-то злой умысел… чей же? Ответ мог быть лишь один: коварные телевизионщики решили таким образом уменьшить свой расход. Небось прицепили к шару какие-нибудь грузы, покамест он спал… Вот она, Божья кара! Вальд разглядел меж костров несколько человеческих фигурок, а на горизонте – ночные огни не очень далекого, совсем не маленького города. Он прислушался, стараясь услыхать какой-нибудь намек об источнике злого умысла. И услышал – тихую команду Сида… и тихий ответ тех, среди костров… Сид – предатель? Сид, кого он назначил первейшим наследником! Вальд не поверил своим ушам.

Тем не менее тайный воздушный маневр продолжался, и Вальд решил поймать Сида с поличным. Улучив момент, когда Сид начал очередной сеанс связи, он тихонько вытянул Трубу из лючка. Приникши глазами к квадратной дыре, как в первый день путешествия, он внимательно рассмотрел действия Сида. Никаких грузов, никаких механизмов; стоя на крыше «круизёра», как на капитанском мостике, Сид просто отдавал команды людям внизу, а они, похоже, передавали его команды кому-то, кто был еще выше. И тут Вальд прозрел окончательно. Не иначе как другой воздушный шар, может быть, еще больше того, чем на котором они летели, парил сверху над ними и своей тяжестью понемногу прижимал их к земле. Только такой ловкий и опытный воздухоплаватель, как Сид, мог придумать такое… Но почему? Как он мог?

– Сид! – громко крикнул Вальд прямо в лючок. – За что такое предательство?

Сид вздрогнул, присел на «круизёре» и закрыл голову руками, будто боясь, что Вальд запустит в него сверху какой-нибудь тяжестью. Через несколько секунд он понял, что этого не случится, и опасливо глянул наверх.

– Какое предательство, Вальдемар?

– Почему мы спускаемся?

– Э-э…

Сид задумался. Вальд заметил, что в отсутствие его команд шар перестал снижаться. До земли оставалось метров пятьдесят.

– Мы же летим в Лас-Вегас, верно? – спросил Сид.

– Сид! прошу тебя, не фантазируй.

– Но, Вальдемар, здесь нет места фантазии, – убедительно сказал Сид. – Просто отсюда до Лас-Вегаса рукой подать; я и решил заглянуть к друзьям по дороге.

– Как это рукой подать?

– Час-полтора лету. Кстати, Лас-Вегас – название искаженное; этот город является последним поселением испанцев в Северной Америке и потому полностью называется Nuestra Señora de los Dolores de Las Vegas.

– А что там за город? – показал Вальд, не заботясь о том, что Сид не увидит его жеста.

Сид опять задумался.

– Эй! – позвал его Вальд.

– Не могу врать своему единственному настоящему другу, – произнес Сид упавшим голосом, – это Альбукерк.

– Альбукерк, значит! – саркастически воскликнул Вальд. – Вот про какой Лас-Вегас ты говоришь! Про тот, что в штате Нью-Мексико!

– Я намеревался сделать это тихонько, не тревожа тебя, – развел Сид руками, – но раз уж ты все равно проснулся, то милости прошу на нашу встречу старых друзей! Я представлю тебя всем-всем… там и девочки есть… обещали даже горячее барбекью… Вальдемар, это будет масса незабываемых ощущений!

– Сид, ты забыл – у нас контракт, мы не можем делать здесь останавливаться… Слава Богу, что я проснулся! ты едва не лишил меня половины дохода.

– Как – едва? – удивился Сид. – Ты хочешь сказать, что не дашь мне спуститься и провести ночь в теплой компании?

– Конечно, не дам.

–¡Vaya, vaya! – тоскливо возопил Сид. – Вальдемар! ты представляешь себе, что значит Альбукерк для воздухоплавателя? Это же мой дом, моя Мекка! Как я мог позволить шару миновать его стороной?

– Франсиско Кампоамор, – рыкнул Вальд, – добром прошу, прекращай эти испанские штучки! Хватит с меня и одного Гонсалеса. У нас дела; давай подниматься.

– Ах, вот как! Начались национальные выпады…

– Какие, к черту, выпады! Чисто денежный вопрос…

– Значит, денежный вопрос! Но ты сам предлагал мне половину дохода; вообрази, что я хочу именно так распорядиться своей половиной. Съел? А теперь будь ласков, не мешай; это очень сложный и ответственный маневр.

Вальд заскрежетал зубами от отчаяния.

– Сид, – простонал он, – я сейчас убью себя и страуса, и наша кровь падет на тебя.

Сид безнадежно махнул рукой.

– Так уж и быть, – презрительно сказал он, – придется мне раньше времени finir la comedia, а то и впрямь что-нибудь учинишь… Ты помешался на деньгах, Вальдемар; я устроил тебе проверку, и ты оказался слабачком. Увы… ты не годишься во всемирное сообщество воздухоплавателей…

– Давай в дороге подискутируем, о’кей? А сейчас, пожалуйста, скажи, чтобы увели этот шар сверху.

– Не могу, Вальдемар, – театрально вздохнул Сид и опять развел руки в стороны, – компания GNN International пообещала нам за эту посадку сто семьдесят пять тысяч в дополнение к оговоренной тобой сумме контракта. Такой трюк проделали братья Бонж на озере Тахо в 1995 году – у них тоже заело какую-то рукоять – но то был дневной маневр, вдобавок управляемый с помощью сотового телефона; я же, как ты видишь, отважился сделать это ночью и безо всяких технических средств. Или, может, ты хочешь отказаться от денег и девочек, а заодно и от барбекью – если, конечно, мои друзья выполнят свое обещание, в чем лично я не сомневаюсь?

Только тут Вальд заметил вокруг множество телеоператоров наизготовку. Враз вспыхнули направленные на оба шара ярчайшие прожектора. Со стороны костров раздался марш в исполнении духового оркестра. Вальд почесал репу.

– Сид, ты уел меня, – признался он, – и мне стыдно. Ты оказался поистине высок во всем. Я понимаю, что уже не могу претендовать на гордое звание твоего друга; но, может быть, ты подскажешь мне, что делать, чтобы вернуть хотя бы малую толику твоего расположения?

– Да ладно, – опять махнул рукой Сид, – я отходчив. (Говорят, что испанцы злобны и мстительны; но в действительности это ошибка – таковы португальцы.) Итак, ты по-прежнему мой друг; можешь наблюдать за посадкой – сейчас как раз самый интересный момент.

– Но, Сид! – вскричал Вальд. – Последний вопрос… если ты не ответишь мне сейчас, я сгорю от любопытства! Как ты ухитрился организовать все это и даже договориться с GNN, не имея никаких средств связи?

– Ты забыл, что у тебя в джипе тоже есть телефон.

Вальд хлопнул себя по лбу, пораженный.

– А теперь не мешай, – мягко сказал Сид и начал во весь голос управлять ответственным делом посадки. Только сейчас Вальд понял, насколько Сид велик. Уж конечно, такой не мог вытерпеть дилетантских сует вокруг джипа в асфальтовой яме! Сотни, тысячи дружелюбных концов, посланных снизу маленькими катапультами, салютом пронзили воздух вокруг корзины; Сид безошибочно выбрал из них лишь несколько и крепко ухватился за них обеими руками. Темнота, и так разрезанная уже лучами прожекторов, съежилась, испарилась под множеством фотовспышек, слившихся в один большой свет. Ликующий вопль вырвался из глоток встречающих; бейсбольные шапочки и прочие попавшие под руку предметы туалета взлетели в лучах, и на фоне общего шума уж не было слышно ни криков испуганного страуса, ни натужного скрипа вкопанных в землю лебедок, ни тем более слабого лязга, изданного многострадальным «круизёром» при соприкосновении его колес с незнакомой поверхностью штата Нью-Мексико.

Надо бы, кстати, заправиться, подумал Вальд; не каждый день выпадает халявка попользоваться хорошим бензином… а мысль уж неслась дальше – почему бы вообще не задать здесь «круизёру» техобслуживание? Особенно если GNN International любезно примет расходы на свой счет… Да что там техобслуживание, перебивал сам себя Вальд, начиная уже делать приветственные жесты и улыбаться в ответ на множество окруживших его улыбок… купить надо новый джип… и дело с концом…

– Дамы и господа! – раздался из-под корзины усиленный микрофоном голос, и Вальд, снова глянув в лючок, увидел толстого, седовласого, очень внушительного спикера, взобравшегося на «круизёр» и дружески положившего руку к Сиду на плечо. Все равно новый автомобиль покупать, подумал Вальд и, махнувши рукой, прислушался к речи. – Как все вы помните, – говорил этот важный человек, – в самом начале 1998 года любители воздухоплавания из Гречаной Балки, Россия, с огромным энтузиазмом встретили у себя великого Стива Фоссетта в его героической попытке беспосадочного кругосветного перелета. Сейчас пришло время нашего вызова!

Человек потряс в воздухе своим большим кулаком, и толпа восторженно взревела.

– Этой ночью мы собрались, – громогласно продолжал спикер, – чтобы поприветствовать близ Альбукерка русских гостей – Сида Кампоамора, нашего большого общего друга, и Вальдемара Пуласки, который очень скоро станет нашим другом, разрази меня гром!

Толпа взорвалась аплодисментами.

– Хотя, – продолжал спикер, – перелет этих смелых парней и не является кругосветным, тем не менее они припасли для нас кое-что остренькое! Во-первых, это фантастическая посадка, свидетелями которой нам посчастливилось быть только что. Во-вторых, это «Лэнд-Крузер» – правда, сильно подержанный и, прямо скажем, в отвратительном состоянии, но кому теперь придет в голову ездить на этом будущем экспонате какого-то счастливого музея? Бьюсь об заклад, что на любом аукционе мистеру Полоски за него пару новых дадут. Наконец, здесь еще страус Ники… покажись, крошка!..

При этих словах седовласого спикера страус, втихаря поощряемый Вальдом, высунул шею из-за борта корзины, а затем, увидев, что земля рядом, осмелел и перетащил было одну из своих длинных ног через борт с явным намерением прыгнуть. Тотчас в скопившейся вокруг «круизёра» толпе возникло движение; толпа расступилась, и по образовавшемуся проходу проследовал человечек в очках – маленький, невзрачный, кротовьего вида.

Вальд сердцем почуял неладное.

– Как житель славного города Альбукерка, – негромко сказал человечек, – я безгранично рад замечательному прибытию мистера Кампоамора и мистера Палецки-с… и я бы добавил еще много драматических слов, не боясь нарушить прерогативу уважаемого мистера председателя. Однако – и при этом сердце мое разрывается! – как должностное лицо Инспекционной Службы Здоровья Животных и Растений, я вынужден несколько омрачить столь радостно начавшееся торжество. Ибо крошка Ники, как я погляжу, явно превышает 36 дюймов по росту и 30 фунтов по весу… а потому, согласно Разделу 93.105 (с) Кодекса Федеральных Предписаний, он может быть впущен в нашу страну исключительно через штат Нью-Йорк, поскольку, к великому сожалению, только на его территории расположена парочка уполномоченных таможен. Надеюсь, – поднял человечек к воздухоплавателям свой подслеповатый чиновничий взгляд, – вы забронировали местечко для месячного карантина поближе к Альбукерку? И еще… деликатный вопрос… не снес ли Ники по дороге яиц? Если так, то общий срок карантина может несколько удлиниться…

В толпе поднялся глухой ропот.

– А ты закрой глаза на 36 дюймов, – мрачновато посоветовал председатель. – Сделай вид, будто он меньше.

– Что ж… как истинный патриот города Альбукерка! В таком случае, годится еще таможенный пункт в Майами, штат Флорида.

– А в Альбукерке? – зло спросил председатель.

– Увы. В Альбукерке такого пункта нет.

– Ну, что ж, – с тяжким вздохом во всеуслышанье подытожил Вальд, – значит, не след тебе, Ники, гулять по американской территории. Не вышел ты рылом, Ники. Прав, тысячу раз прав Алонсо Гонсалес – хваленая демократия обернулась дерьмом! Сиди себе, Ники, теперь в лукошке и не рыпайся.

– Эй, мистер Попеску, – сказали двое из толпы, – насчет демократии поосторожней; мы у себя на Юге не любим этаких оголтелых публичных высказываний.

– Но я же не публично, – тут же нашелся Вальд, – я только страусу. У меня уйма свидетелей.

– Ну, тогда другое дело.

Уныние овладело толпой. Люди стали медленно расходиться; председатель подумал и слез с джипа, оставив Сида опять в одиночестве. Прожектора гасли, телеоператоры собирали манатки. Музыканты духового оркестра укладывали инструменты в чехлы. Торжества не вышло. Надо бы поинтересоваться насчет ста семидесяти пяти тысяч… а то еще не заплатят, тревожно подумал Вальд. Вокруг корзины осталась небольшая группа друзей Сида – истинных, далеких от рекламной шумихи энтузиастов воздухоплавания.

– Э-эх! – бодро вскричал Сид, наконец-то спрыгивая с крыши «круизёра» на твердую, хотя и не слишком гостеприимную землю и выделывая на ней народные испанские коленца. – Ну, сейчас и повеселимся! Гуляй, братва!

К нему подбежали верные Сэнди и Венди, запыхавшиеся и счастливые. Он утонул в их жарких объятиях. Вокруг захлопали немногочисленные бутылки шампанского. Кажись, все-таки заплатят, подумал Вальд. Он привязал страуса веревкой за ногу, сунул ему пакетик концентрированной еды и, отводя взгляд от печальных глаз своего пернатого спутника, полез через отделанный бархатом борт наружу.

Глава XIII

Нежный укор Вероники. – О сериалах. – Ана рассказывает. —

Опасный подъем. – О национальных чертах. – Как спасали

Филиппа. – Подсчет капуччино. – Тест. – О голубоглазом

архитекторе. – Последнее имя Бога. – Денежный вопрос

Три женщины сидели в уютном баре «Петровского Пассажа» и тихо беседовали. Они опять не смогли купить никакого платья, но это, кажется, не сказалось на их настроении, которое в течение всего дня продолжало быть превосходным.

– Зайка, – с нежным укором сказала Вероника, – почему бы тебе все-таки не продолжить свой рассказ… тот самый, который в прошлый раз был так неожиданно прерван? Напомню: ты собиралась рассказать уж не знаю о чем из не знаю какого сериала… Но в это время явился Филипп… и ты…

– И мы, – поправила Ана.

Они, все втроем, сдержанно посмеялись, вспоминая недавний пизод. Каждая из них, однако, смеялась слегка по-своему – над своим – одновременно задавая себе вопрос, хорошо ли это. Ана первая возвратилась в их маленькое сообщество и вновь объединила его, начав свой рассказ.

Рассказ Аны о Саграде Фамилии

– Кстати, – сказала Ана, – я уж однажды задумывалась, что за сериал должен быть теперь… Марина! надеюсь, ты помнишь наш уговор? я обращаю рассказ к Веронике… Итак, если считать мою последнюю, душевую серию некой вставой – пизодом, нарушающим логическую целостность предшествующего сериала, – я должна бы вернуться в гладкое, последовательное течение моих прежних рассказов и попытаться воспроизвести наше путешествие таким же последовательным образом. Однако из этого, боюсь, ничего хорошего не выйдет. Я перечислю длинную цепь дорог, забегаловок и гостиниц; добавлю описание видов природы и рукотворных красот… и что получится? В лучшем случае – какие-то записки туриста, да и то второразрядные; я же не профессиональный репортер. Вдобавок, лучше один раз увидеть… а ты, дорогая, уже видела хотя бы наши фотографии…